Квир-теории

Глава восьмидесятая БЕЛЫЕ РЫЦАРИ Краткое содержание: Брайан должен выступать, а Джастин должен держать себя в руках. Лондон, июль 2002 года. Джастин Часть первая Да, это было глупо. Но я не жалею, что сделал это. Совсем не жалею. Потому что мне НУЖНО было заставить Брайана УВИДЕТЬ, что он с собой делает. И если это был единственный выход, то я не жалею о том, что сделал. На самом деле, я не собирался реально нюхать наркотик, пока не сделал этого. Думал, что он остановит меня, прежде чем я зайду так далеко. Но Брайан, очевидно, тоже испытывал меня. Проверяя, как далеко смогу зайти. А это означало, что мне придется идти до конца. Мне пришлось. И теперь я знаю, каково это. Ужасные спазмы в животе. Страх. И удивительная эйфория, блаженство, ощущение, что ты никогда не чувствовал ничего подобного раньше, и не хочешь, чтобы это закончилось. Так что теперь я действительно понимаю, насколько это, блядь, опасно. Как соблазнительно. Прямо как сам Брайан. Он — наркотик, по крайней мере для меня. И мне не нужна еще одна зависимость. Но за этот короткий миг я понял, как это происходит с людьми. Как дурь берет верх и становится важнее всего остального. И как трудно будет от нее отделаться. И именно поэтому я еще больше решил быть вредителем, помехой, личным помощником. Что говорит Брайан? Маленький питбуль. В первый раз, когда он назвал меня так, я подумал, что это оскорбление. Но это не так. Именно таким я и должен быть. Держать и никогда не отпускать. И растерзать любого, кто попытается приблизиться к нему. Думаю, что сделаю футболку, на которой будет написано именно это — Питбуль Брайана! Он бы над этим смеялся до упаду! Сейчас мне намного лучше. Проснувшись, я чувствовал себя дерьмово, но когда Брайан наконец отвез меня на рынок Портобелло, я был на седьмом небе. Было все, чего не было в том паршивом дне с Роуэном. Даже когда он усадил меня и сказал, ЧТО сделает, если я еще раз попробую проделать такой трюк с наркотиками. Он угрожал отобрать у меня браслет и вернуть сердечный амулет. Вот тогда-то я и понял, что он абсолютно серьезен. Потому что он не снимал ожерелье даже когда играл свои сцены в «Хаммерсмите», сказал мне, что в гардеробе персонажа не предполагается что-то не соответствующее характеру Джеймса Хаммерсмита, который довольно жесткий парень, чтобы носить нечто подобное. Он говорил что-то о парадоксальной природе персонажа и сопоставлении романтической эмблемы сердца с зависимостью и панковским снаряжением, или что-то в этом роде. — И они купились, — сказал Брайан, — удивительно, какую чушь примут от актера, если он скажет, что это часть его характера! Но суть в том, что я его не снимал! Поэтому, когда Брайан пригрозил, что вернет его мне, я понял, какое значение все это имеет для него самого. И он был убийственно серьезен. Накануне я потратил много времени, прокручивая в голове все брайанизмы. Лечил его молчанием, намеренно избегая разговоров. Я боялся, что если буду продолжать в том же духе, то потеряю решимость. Что упаду в обморок, как какой-нибудь маленький педик, который не может справиться с тем, что должен быть жестким. Кто не может сделать то, что должно быть сделано. И я его напугал. Но потом сказал все, что боялся сказать. Повторил все те дерьмовые реплики, которые извергал он. Пытался показать ему, что все это большая жирная ложь! Что он снова и снова нарушал эти дурацкие правила. Что он заботился о людях. Даже любил. И делал этот «романтический жест» многими разными способами, которые не имеют ничего общего с букетами глупых цветов или свечами и лунным светом. Но это РЕАЛЬНЫЕ вещи. Помощь каждому человеку, с которым он близок, когда ему действительно нужна помощь. Погашение ипотеки Деб. Создание трастового фонда для Гаса. Передача своих родительских прав, чтобы заставить Линдси и Мел снова сойтись. Помощь Майклу с покупкой магазина. Спасение моей жизни, помимо многих других вещей, которыми я ему обязан. Столкновение всех, кого он когда-либо любил, с гребаного обрыва. И поэтому я немного подтолкнул себя. Но ничто не пугало его так сильно, как принятый мною наркотик. Не знаю, кого это задело сильнее, меня или его. И мне стало так блядски плохо, а потом так охуенно здорово. Одно за другим. Это было нереально. Но даже если бы я не пообещал Брайану, не думаю, что стал бы снова принимать эту дурь. Было слишком ужасно, и слишком чудесно. Это напомнило мне о болеутоляющих, которые давали в больнице. Я как бы просто парил над болью, и мне было все равно, и я верил, что могу остаться там навсегда. Но я не хотел оставаться в таком состоянии вечно. Я хотел убраться к черту из этого наркотического тумана, из этой гребаной больницы и найти Брайана! Так что это чувство я не хочу повторять. Никогда. Когда мы вернулись в номер после нашей великолепной прогулки по рынку Портобелло, сразу занялись любовью. Знаю, что Брайан, вероятно, думает, что мы просто трахались, трахались и трахались, как кролики. И это верно. Но дело было не только в этом. Я знаю разницу. Чувствую разницу. Замечаю разницу на лице Брайана. Это было не менее яростно, или жестко, или потно, или удовлетворительно, чем любой другой сверх-топовый сеанс, когда Брайан остервенело вколачивался в мою задницу. Но, тем не менее, все было совсем по-другому. Как будто он что-то потерял и отчаянно пытался найти это где-то во мне. Как будто хотел поглотить меня собой так, чтобы было не два человека, а только один. И мы были соединены вместе не только его членом или нашими ртами, но и чем-то большим. Не могу этого объяснить. Но это было так. *** Все время, пока Брайан собирается на концерт, он напевает. Это звучит так обыденно и нормально, но я уже давно не слышал, чтобы он это делал. Думаю, это означает, что он ни о чем не беспокоится, не одержим и не волнуется. Это лучший звук, который я слышал за долгое время. Машина студии забирает нас и везет в театр в той части Лондона, где я раньше не бывал. Хаммерсмит — это район в Вест-Энде, который не слишком моден, поэтому и был выбран для фильма. — Идея Дориана в социальных неравенствах, — говорит Брайан. У Брайана сегодня своя гримерка, и я испытываю облегчение. Делить ее с ребятами из группы — это нехорошо. Там слишком много этого мачо-дерьма, и, естественно, парни пьют и курят косяки, и, когда меня нет рядом, очевидно, и другое дерьмо. Тем не менее, когда нас заводят в комнату, Хелен, обесцвеченная блондинка, и ее рыжеволосая подруга, чье имя я никогда не улавливаю, сидят там, как хозяева. — Вон! — говорит Брайан, ставя сумку. Он обнимает меня одной рукой, что не слишком хорошо сочетается с его новыми «поклонниками». — Реально… просто уйдите на все четыре стороны, хорошо? Но Хелен не хочет уходить. — Разве мы не едем в Кэмден посмотреть на Бал «канониров»? Там парни из старой группы Чарли? Мы говорили об этом в четверг вечером. — Нет, Хелен, — говорит Брайан, — может, ТЫ и пойдешь, но я пригласил своего парня на ужин после того, как мы здесь закончим. — Ты ведь не серьезно относишься к этому маленькому мальчику, правда, Брай? Ты ведь шутишь, правда? Хелен стоит, уперев руки в бока. Может быть, она думает, что выглядит сексуально или что-то в этом роде, но она выглядит жутко и отчаянно. — Я серьезно отношусь к нему, Хелен, — говорит Брайан, все еще обнимая меня, — и так уже два года. И я был бы вам очень признателен, если бы вы убрали отсюда свои изрядно потрепанные задницы, чтобы мы могли немного побыть наедине. Подруга пытается уговорить ее уйти, но Хелен не понимает намека. Она все еще стоит на месте, как будто Брайан вот-вот передумает и скажет МНЕ, чтобы я прогулялся. — Знаешь, Хелен, — продолжает Брайан, — маленький мальчик мог бы дать тебе довольно продвинутый курс по искусству сосания члена. Потому что, честно говоря, твоей технике не хватает воображения. Просто дружеский совет, чтобы помочь следующему педику, на которого ты попытаешься натянуть это дерьмо. И эти слова отправляют двух женщин за дверь, в то время как мы с Брайаном смеемся как сумасшедшие. — Это была прекрасная расплата за то, как она обошлась со мной той ночью, Брайан. Спасибо, что поставил ее на место. — Будем надеяться, что отныне она будет держаться подальше. Я стараюсь помочь Брайану подготовиться, как хороший личный помощник. Подхожу к двери и прошу кого-нибудь принести еще воды в бутылках. Один из ассистентов говорит мне, что гримеры придут после того, как закончат с сэром Кеннетом, у которого какие-то сцены за кулисами перед началом концерта. Тем временем Брайан раздевается и надевает халат, который принес в сумке. Я развешиваю его одежду для сцены: кожаные штаны и черную рубашку без рукавов и джинсы. — Думаю, у нас есть время, чтобы ты продемонстрировал технику, о которой я рассказывал Хелен. Очень жаль, что она не смогла задержаться, чтобы поймать несколько подсказок, — говорит Брайан, одаривая меня грязной ухмылкой. И я только рад поработать над своей техникой здесь, в гримерной. Я сам чувствую себя фанатом. Приятно думать, что кто-то может войти в любую секунду без стука. Брайан так возбужден, естественно, что моя техника не требует долгого времени, чтобы окупиться. — Это значит, что позже я буду ТЕБЕ должен, — говорит он, целуя меня. Он глубоко втягивает мой язык в рот. И в этот момент в дверь стучат гримеры, прерывая момент. — Иди и найди свое место. Вероятно, я не увижу тебя до окончания шоу, так что будь умницей. И он снова целует меня, на этот раз перед гримером и его помощником, которые выглядят немного удивленными, но изо всех сил стараются вести себя беззаботно. — Пока, — говорит он. — Пока, — отвечаю я и выхожу из раздевалки. И тут же натыкаюсь на Роуэна. — Что ТЫ здесь делаешь? — Жду, когда ты выйдешь. И вообще, что ты там делал? — Не твое дело, Роуэн, — отвечаю я. Он ухмыляется. — Пошли! Нам нужно кое-что снять. — Нет, не нужно. Мы закончили в «Раундхаусе». — Кажется, нет. Мне позвонили сегодня и вызвали сюда. Мы снимаем еще что-то. — Блядь! — говорю я. — Какого хрена? Но Роуэн берет меня за руку и тянет за собой. Я вижу Ника, помощника режиссера, с несколькими людьми из съемочной группы. — Вот ты где. А теперь пойдем. — В чем дело, Ник? — говорю я помощнику директора Дориана. Это тот самый парень, который руководил нашей короткой сценой в клубе. — Идея Дориана. Мостик от концерта в «Раундхаусе» к большому концерту. Используя вас двоих. — Но… — Вот, — говорит Ник, снимая с меня замшевую куртку и расстегивая голубую рубашку, — это выглядит слишком современно. Надень это. Он натягивает мне на голову грязный, слишком большой свитер для регби. И ведет нас к выходу из театра. Там установлена камера, направленная на очередь людей, ожидающих входа. Ник передвигает некоторыех из них, перестраивая линию. Затем он помещает нас с Роуэном в небольшую нишу рядом с театром. Прямо над нами горит маленький уличный фонарь. Он поворачивает нас, перемещает на дюйм или два, смотрит в камеру, потом снова перемещает. — Ник, а что мы должны делать? Я не понимаю. — Просто… э-э… немного поразвлечься. Вот чего хочет Дориан. Я буду двигать камеру вперед, следуя за линией, ожидающих попасть внурь, и тогда мы поймаем вас. Я подам сигнал. — Ник… — И чтобы все выглядело хорошо. Роуэн смотрит на меня и наклоняет голову. — Блядь, — говорю я. Слава Богу, Брайан в театре. Так мы и делаем. Ник делает пару дублей, а Роуэн «ведет себя как сумасшедший». Я, наконец, отстраняюсь, когда он засовывает свой язык мне в рот. Я все еще чувствую язык Брайана там, и не хочу, чтобы слюнявый язык Роуэна конкурировал с воспоминанием. — Перестань, Роуэн. Камера этого не видит. — Он сказал, обними его, и я это делаю! Мы делаем еще один дубль, а потом Ник объявляет, что все кончено. Он возвращает мне рубашку и пиджак. Начинает моросить мелкий дождик, и я дрожу, когда снимаю футболку для регби на тротуаре под театральным шатром и надеваю свою собственную одежду. Затем мы с Роуэном следуем за Ником внутрь, и я нахожу свое место ближе к передней части и в стороне. Хьюи уже сидит там. — А где сэр Кен? — спрашиваю я его. — Где-то наверху. Громкая музыка режет уши. — А Тони? Хьюи пожимает плечами. — Он не смог прийти сегодня. Хьюи смотрит на Роуэна. Я видел, как они обменялись взглядами. Может быть, они сойдутся. Они были бы хорошей парой достойной друг друга! Дориан выходит перед началом шоу и рассказывает о съемках. Толпа — это отчасти панки и отчасти фанаты «Cure» из 1980-х. В ответ на речь Дориана раздается свист и несколько громких комментариев, но все это прекращается, когда на сцену выходит группа Чарли Уэстона. Это почти тот же сет, что они играли в «Раундхаусе», но Брайан в ударе. И он не пьян, не под кайфом, ничего такого. Он просто свободен и летает. И это здорово. Совсем не так, как в ту ночь, когда он был как маньяк, катаясь на каком-то истерическом кайфе. Это контролируется. Это соблазнительно. Он точно знает, что делает, и после первых двух песен публика в восторге. Они любят его и орут. Встают со своих мест и пытаются протиснуться к сцене. Охранники толкают их назад, пытаясь заставить сесть. А Дориан продолжает снимать. Это как раз то, что ему нужно. Сет не такой уж длинный, в конце концов, это всего лишь вступительный акт, но насыщенный. Они заканчивают этой жуткой песней «Белый свет/Белый жар», которая заканчивается фидбэками и шумом. Очень по-панковски, наверное, но от этого у меня мурашки бегут по коже. Брайан сорвал с себя рубашку, его голая грудь блестит от пота, и только отблеск красного там, где ожерелье с сердечком ловит свет. Сегодня мы далеко, а не впереди, так что я знаю, что Брайан не сможет увидеть меня сегодня. Но это ничего, потому что он знает, что я там. Наблюдать за главной группой, «The Cure», интересно, но для меня это антикульминация. Я знаком с некоторыми песнями, потому что Брайан был ее большим поклонником, но все, о чем могу думать, это вернуться к нему, когда все закончится. После этого мне приходится пробиваться обратно в гримерную Брайана. У меня есть пропуск за кулисы, но и у многих других тоже, и охрана довольно серьезная из-за съемок и всего оборудования вокруг. Роуэн хочет пойти со мной за кулисы, но я говорю ему, что это запрещено. Последнее, что нужно Брайану, увидеть как я вхожу в дверь, а Роуэн следует за мной по пятам. Я замечаю сэра Кена и Хьюи, стоящих рядом с Дорианом. Дориан выглядит очень счастливым. Так и должно быть… Брайан несомненно всех взорвал, и я знаю, что у них есть отличные кадры. — Джастин! — Сэр Кеннет зовет меня. — Ты закончил свою маленькую сцену на улице? — Да. хватило пары дублей. Ник схватил меня и утащил. Я даже не знал, что мы собираемся что-то снимать, пока не увидел Роуэна, стоящего у раздевалки! — Вообще-то это моя вина, — говорит Дориан, — я велел своему помощнику позвонить тебе вчера в то же время, когда он связался с другим мальчиком, у нас был его номер в телефонном справочнике. Но этот осел забыл. Но я знал, что ты все равно будешь здесь с Брайаном, так что ничего страшного, — Дориан делает длинную затяжку тонкой европейской сигаретой, — это пустяк, но я думаю, что это будет довольно эффективно. — Держу пари, ты рад, что все музыкальные сцены закончены, — говорю я Дориану. Я знаю, что рад, что они закончились. Это означает, что Брайан закончил работать с группой. Все остальные сцены с сэром Кеном. Дориан смотрит на меня и улыбается. — Ты даже не представляешь! Эта рок-сцена не моя среда, это точно. Но это был настоящий опыт. Честно говоря, если мне никогда не придется иметь дело с этим чертовым Чарли Уэстоном, я снова буду счастливым человеком. От него одни неприятности. — Согласен, — добавляю я. И Дориан снова улыбается мне. И это не фальшивая улыбка, как у Джерри Милтона. Сначала Дориан мне совсем не понравился. Он немного странный, его манеры очень формальны, и он всегда делает эти ехидные комментарии и замечания. Кроме того, мне не нравится, что он положил глаз на Брайана, но что в этом нового? Но он не напорист и хорошо ко мне относится. Думаю, он хороший режиссер. Мне не терпится увидеть готовый фильм. — А где твой партнер? — шутит сэр Кеннет. Он обнимает Хьюи, который снова фальшиво улыбается. Вообще-то Хьюи и Джерри Милтону следовало бы встречаться. Если они еще этого не сделали. — Вы имеете в виду Роуэна? — Да, другой мальчик, тот, что заменил Хью. — Надеюсь, по дороге домой, — отвечаю я, — на самом деле он просто знакомый. Он работает в «Чаттертоне». — Понимаю. Ну, я уверен, что вы оба были очень хороши. Жаль только, что Хьюи не чувствовал себя комфортно, чтобы сделать это, — сэр Кен улыбается Хьюи. А я чувствую себя немного неловко. — Я должен бежать, — говорит Дориан, указывая на кого-то, только что вышедшего из-за кулис, — у меня еще много дел, прежде чем я смогу покинуть это место. До понедельника, Кен. Хьюи. Джастин. И Дориан поспешно убегает, чтобы наорать на какого-нибудь подчиненного. — Мне нужно найти Брайана, — говорю я, нетерпеливо спеша в раздевалку. — По-моему, он пригласил тебя поужинать сегодня вечером, — говорит сэр Кен, прежде чем я отодвигаюсь, — Кенрой Смит ждет снаружи с машиной, чтобы отвезти нас в «Вонг». Довольно изысканная тайская и французская кухня фьюжн. Как я понимаю, Брайан любит тайскую кухню? — О, — это меня удивляет. Брайан ничего не говорил об этом раньше. Я думал, что мы будем только вдвоем, — да, он любит тайскую кухню. Хорошо. Я посмотрю, готов ли он. Продолжаю пробираться сквозь толпу. Там много фанатов «The Cure», у которых большие раздевалки дальше. Плюс фанатки, съемочная группа и вообще не понятно кто, все пытаются попасть в ту или иную гримерную. А охрана все время останавливает меня, проверяет пропуск. Должно быть, я выгляжу как одержимый фанат или что-то в этом роде. Наконец я добираюсь до комнаты и толкаю дверь. Она не поддается. Я стучу по ней, потом еще. Открывает мерзкая подружка Хелен ДеМарр. — Только не ТЫ! — говорит она. — Да, Я! — отвечаю я и протискиваюсь внутрь, прежде чем она успевает закрыть передо мной дверь. Гримерная Брайана битком набита людьми — большинство из них члены группы. Лицом к лицу с Чарли Уэстоном посреди комнаты стоит Брайан, одетый только в ботинки и узкие кожаные штаны — он сорвал с себя черный жилет во время съемок. У них что-то вроде спора. Брайан, который примерно на пять дюймов выше, на пятнадцать лет моложе и имеет бицепсы, которые больше, чем шея Чарли, пытается НЕ ударить парня. Я это точно могу сказать. Но Чарли, который то ли пьян, то ли под кайфом, то ли и то и другое вместе, по-видимому, думает, что сможет убедить Брайана. Чарли действительно бредит. — ТЫ, блядь, СКАЗАЛ, что ты в этом замешан, Брайан! ТЫ, блядь, ОБЕЩАЛ! — Я ЭТОГО не делал, Чарли! — А теперь ты хочешь оставить нам хрен? Это все, Брай? Да ты просто гребаный МУДАК! — Я никогда не давал тебе никаких обещаний, Чарли. Ты услышал то, что хотел услышать! Что ты себе нафантазировал! — Ты согласился, Брай! — Ты ебанулся, Чарли! Потому что если ты думаешь, что я сяду в автобус и буду таскать свою задницу по всей Англии и Континенту, чтобы удовлетворить ТВОИ фантазии о рок-звездах, то это неебический пиздец! Я никогда не говорил, что сделаю что-то подобное! — Ты, мать твою, СДЕЛАЛ ЭТО, ублюдок! — Я ЭТОГО не делал, Чарли! Я АКТЕР! Меня наняли играть роль. На самом деле я не твой чертов фронтмен. Я играл РОЛЬ! — ТЫ ЖЕ ОБЕЩАЛ! У меня уже все концерты расписаны, Брайан! — Чушь собачья, Чарли. Двое других участников группы, Дэви и Том, пытаются схватить Чарли и оттащить его в угол, но он отталкивает их. И, конечно же, Хелен ДеМарр и ее подруга там же. Но глаза Хелен не обращены на маленькую драму, разыгравшуюся посреди комнаты. Она пристально смотрит на меня. Смотрит так, что если бы ее глаза были лазерными лучами, то я уе был бы обгоревшей кучей на полу. — Сегодня вечером мы встречаемся в «Кэмдене» с моими товарищами по прежним временам! Ты сказал, что пойдешь с нами и все обсудишь! А теперь ты мне еще и загоняешь? Это все, Брай? Это МОЙ большой шанс снова оказаться на ТОП-ВЕРШИНЕ! Брайан только качает головой. — Ты действительно бредишь, Чарли! Этот ФИЛЬМ — ваш шанс! Ваша работа в этом фильме — это то, что поможет вашей карьере, а не гастроли по барам и клубам. Посмотри на картину в целом, Чарли. Чарли затуманен, но он не собирается отказываться от этого. И мне кажется, я понимаю его отчаяние. Брайан говорит, что он много лет боролся, пытаясь вернуть успех, который у него был в музыке двадцать лет назад, но неудачно. И Брайан — великолепный, сексуальный и в этих охуенных кожаных штанах — определенно будет ключом к тому, чтобы привлечь внимание аудитории. Но только только через МОЙ труп! Брайан больше никогда не будет иметь ничего общего с этими парнями! — Я думал, что могу рассчитывать на тебя, Брай! — Чарли кричит, теряя контроль. — Но ты никогда не можешь рассчитывать на гребаного ПИДОРА, это точно! — объявляет он своей орде. — Он скорее уйдет и сядет на бархатную подушку со своим ебаным бумбоем*, чем сделает мужскую работу! Чарли поворачивается, чтобы ударить МЕНЯ! К счастью, я вне его пьяной досягаемости. Но Брайан уже через секунду стоит между нами и держит Чарли за руку. — Этого ДОСТАТОЧНО, — он стряхивает Чарли, как большая собака стряхивает блоху, — все вон отсюда! СЕЙЧАС ЖЕ! И бОльшая часть свиты направляется к двери. Брайан опускается в кресло, и я сажусь рядом. — Блядь, — только и говорит он. Один из участников группы, Дэви, басист, остается. Самый спокойный член группы и самый уравновешенный. Он ведет себя трезво, когда все остальные, включая Хелен и ее подругу, уходят, он остается и жестом приглашает Брайана поговорить с ним. — Подожди минутку, Джастин. Дай мне поговорить с Дэви. Они оживленно беседуют у двери, и Брайан несколько раз качает головой. Наконец Дэви уходит, а Брайан возвращается и садится. — Тебе это не понравится, Джастин, но я должен пойти и поговорить с парнями. До сегодняшнего вечера я так и не объяснил им, что не согласен с их планами, а теперь они думают, что я их обманул. Я должен положить этому конец сегодня же. — Ты имеешь в виду, пойти куда-нибудь и повеселиться с группой, — говорю я бесцветным голосом. — Нет, ПОГОВОРИТЬ с группой. Я встречусь с тобой, сэром Кеном и Хьюи в ресторане. Брайан снимает кожаные штаны и надевает джинсы. Я беру их и вешаю на вешалку. — Но, Брайан, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой. Тогда мы сможем встретиться с сэром Кеном и Хьюи в ресторане вместе. Он натягивает футболку и застегивает поверх нее шелковистую красную рубашку. — Со мной все будет в порядке, Джастин. Я контролирую ситуацию и планирую оставаться таким, — он делает глоток эвианской воды из бутылки, — это самое крепкое, что я пил за два последних дня. И я имею в виду именно это. — Я знаю Брайана, но… — Ты мне не доверяешь, Джастин? — говорит он, моргая. — Ты поедешь с сэром Кеном и Хью. Встретимся там и пообедаем. Эй, ты знаешь, что Роберт Смит зашел поздороваться перед тем, как мы вышли на сцену? Подожди, пока я расскажу Майки! Он продолжает, упоминая парня из «The Cure». И мое сердце замирает, потому что я теряю его из виду. Снова. Брайан запихивает халат и кое-какие мелочи в сумку. — Вот. Возьми это, — он рассеянно похлопывает меня по плечу. Затем выталкивает меня из раздевалки навстречу сэру Кену и Хьюи. Мысленно он уже где-то в другом месте. А меня нигде нет. Мы идем к «Роллс-ройсу». — Где мистер Кинни? — спрашивает Кенрой, открывая нам дверь. — Он приедет позже, — говорит сэр Кен, садясь рядом с Хьюи. Кенрой ловит мой взгляд. Кажется, он смотрит на меня с жалостью. Мне приходится отвернуться от него. Он везет нас троих в ресторан, расположенный в шикарном отеле недалеко от Гайд-парка. С сэром Кеннетом обращаются как с королем, и он заказывает вино и закуски, пока мы ждем. Наконец заказывает ужин на троих. Они с Хьюи едят. Брайан все еще не приходит. Я, конечно, почти ничего не ем. Сэр Кен поддерживает шквал разговоров, время от времени вмешивается Хьюи, чтобы скрыть тот факт, что мы все ждем кого-то, кто, очевидно, никогда не появится. Но мы ждем, и каждый раз, когда кто-то появляется в дверях, я почти встаю, чтобы посмотреть, кто это. Мы ждем, пока не закрывется ресторан. — Я думаю, ты должен вернуться домой вместе с нами, дорогой, — ласково говорит сэр Кен, — можешь остаться у нас, пока за тобой не приедет Брайан. Все лучше, чем сидеть в одиночестве в гостиничном номере. Но мне плевать, где я сейчас нахожусь. Идет сильный дождь, и я прижимаюсь лицом к холодному окну «Роллс-ройса», удивляясь и волнуясь, пока мы едем к дому сэра Кеннета в Челси. Часть вторая Краткое содержание: Рон и Джастин разделены океаном, но они оба слышат одни и те же новости. Лондон, июль 2002 года. Джастин Дом сэра Кеннета похож на маленькую шкатулку с драгоценностями. Каждая деталь идеально подобрана и расставлена. Это идеальное убежище. Идеальное место, чтобы сидеть и любоваться прекрасными вещами, которые он собрал. Там так тоскливо, что я не могу этого вынести. Все, чего я хочу, это лечь в постель и натянуть одеяло на голову. Но сэр Кен велел Хьюи налить в маленькие стаканчики ликер, по вкусу напоминающий лакрицу, который мы пьем у него в гостиной. Он включает классическую музыку. Контраст между этим местом и «Хаммерсмит-Аполлоном», или «Раундхаусом» не мог быть более резким. По крайней мере, для меня это неприятно. Наконец сэр Кен, кажется, понимает, что я не слушаю, и он ведет меня наверх, в маленькую гостевую комнату. Она похожа на комнату моей сестры Молли — сплошные занавески в цветочек от Лоры Эшли, покрывало и наволочки. Я чувствую себя так, словно присутствую на собственных похоронах и окружен букетами цветов, которые, как мне казалось, я хотел получить от Брайана. Теперь они вызывают у меня тошноту. Но я благодарю сэра Кена. Он был так добр ко мне. Понимаю, что это жалость, я вижу ее на его лице, точно так же, как видел ее на лице Кенроя Смита. И на лице Хьюи тоже, хотя его взгляд говорит еще: «Я же тебе говорил». Я закрываю дверь и делаю глубокий вдох, ставлю кожаную сумку Брайана, и почти открываю ее, чтобы достать его халат и надеть, но останавливаю себя. Не хочу этого делать — пока. Раздеваюсь до трусов и футболки и ложусь в постель. Чувствую, что меня поглощает мягкий матрас и все эти цветы. И я просто долго лежу, глядя на розы на обоях и занавесках, шевелящихся у открытого окна, в то время как в доме царит полная тишина. Потом открывается дверь, и входит Хьюи. На нем красное кимоно, расшитое китайскими драконами. — Ты спишь? — А ты как думаешь? — говорю я. А Хьюи приходит и ложится ко мне в постель. — Я и не думал, что ты уснешь. Подвинься. — Что ты делаешь, Хью? — Ничего. Кенни вырубился. Он хихикает. За ужином Хьюи выпил много вина и три маленьких бокала ликера. Он протягивает руку и ощупывает мою промежность. — Отвали, Хьюи. Убирайся отсюда. Я не в настроении, и не стал бы этого делать, даже если бы был. — Нет? Это заставит тебя забыть о своих проблемах. Хьюи нежно гладит мой член. — Я не хочу сейчас забывать о своих проблемах. Я хочу думать о них и купаться в них. — Я же говорил тебе, что твой парень — невероятная шлюха. Ты просто не хочешь об этом слышать. — Ты прав, не хочу. Особенно от тебя. — Но тот, другой, очень милый. Он симпатичный. Он твой новый парень? — Если ты имеешь в виду Роуэна, то нет. Он мне даже не друг. И Брайан ВСЕ ЕЩЕ мой парень! — Ну, мне нравится этот Роуэн. Мне нравятся его рыжие волосы. Это значит, что он страстный. Хьюи прижимается ко мне. Его рот пахнет лакрицей. — Откуда мне знать. Может, тебе стоит попробовать, Хью? Пока ОН трахает, а ТЫ сосешь, вы, ребята, должны отлично ладить. — А что в этом плохого? Звучит довольно мило. Действительно, очень мило. Он продолжает тереть мой член, но он такой вялый, каким я его и не помню. Наконец Хьюи сдается, к моему облегчению. Он переворачивается на другой бок и через несколько минут засыпает. Теперь я жалею, что не выпил еще пару стаканов ликера, чтобы вот так провалиться в обморок. Но в конце концов я засыпаю, наблюдая, как цветастые занавески мягко колышутся на ночном ветру. *** Рон В Нью-Йорке чудесное лето. Но я не получаю от этого удовольствия, потому что все, что я делаю, это ползаю от одного придурка к другому, пытаясь заставить КОГО-НИБУДЬ сделать рекламу моему фильму. Чертовы отечественные экспоненты. Иностранные дистрибьюторы. Рекламщики, зарабатывающие на студии, которые базируются в Нью-Йорке. Потому что «Олимпиец» закончен, а время уходит впустую! Они должны привести свои задницы в движение из-за МОЕГО фильма! А потом обрушивается чертово НЕБО! Мой контакт в Лондоне выслеживает меня на раннем воскресном завтраке с некоторыми руководителями студии. Как обычно, он скулит и жалуется. И не без оснований. Потому что это худшая из возможных новостей — Брайан в тюрьме. Похоже на обвинение в употреблении наркотиках и нападении, мой контакт не все понял. — Ты чертовски БЕСПОЛЕЗЕН, ты это ЗНАЕШЬ? И он ворчит, что это не ЕГО вина. Это не ЕГО работа — следить за Брайаном, чтобы убедиться, что он не попадет в беду, о нет. И он прав. Это НЕ его работа. Это чертова работа ДЖАСТИНА! Говорю руководителям студии, что мне пора. Они понимают, что я волнуюсь из-за чего-то. Я тащу свою задницу оттуда в какое-нибудь место, где смогу думать. Но сначала я позвоню и сяду в ближайший «Конкорд», который вылетает из этого города. И это сегодня вечером. Потом я возвращаюсь в отель, собираю вещи и звоню этому гребаному парню. Этому проклятому Джастину. Звоню ему на мобильный, молясь, чтобы он не был настолько глуп, чтобы оставить его в багаже или где-нибудь потерять. Но нет, он отвечает. Похоже, он только что плакал. Он ДОЛЖЕН плакать! Потому что, когда я доберусь до Лондона, я убью этого парня. КЛЯНУСЬ Богом, черт возьми! А потом я вытащу Брайана из тюрьмы и отвезу его домой. Обратно в Лос-Анджелес, где смогу присматривать за ним. Назад в мой дом. Где ему, блядь, самое место! *** Джастин — Джастин. Я слышу, как Брайан зовет меня издалека. В конце концов, он пришел за мной. Или я пришел за ним. Но он так далеко… — Джастин. Проснись, милый мальчик. Открываю глаза и вижу, что надо мной стоит сэр Кен. Смотрю на кровать рядом с собой, но Хьюи, слава Богу, уже давно нет. — Что происходит? Я смотрю на часы, уже полдень. Интересно, почему сэр Кен позволил мне спать так долго? И… где Брайан? — Вставай и одевайся, дорогой. Мы поедем в «Чаттертон», как только ты оденешься и соберешь свои вещи. Я хочу, чтобы ты какое-то время пожил у меня. Я сажусь. — Здесь? Что вы имеете в виду? — Ты можешь остаться в этой комнате, если не возражаешь. Здесь тебе будет хорошо. Сэр Кеннет подходит к окну и смотрит на улицу. Он разглаживает занавески. Потом подходит и стоит у кровати, улыбаясь мне, как больному. Я знаю этот взгляд с тех пор, как лежал в больнице. — Но почему я должен оставаться здесь? — внезапно мне становится страшно. Я хватаю сэра Кена за руку. — Что случилось? Почему я должен оставаться здесь? Он колеблется. Что-то не так! У меня ужасное предчувствие. — Что случилось с Брайаном?! — я почти кричу. — СКАЖИТЕ МНЕ! — С ним все в порядке. С ним ничего не случилось. Он просто… Ненавижу этот жалостливый взгляд сэра Кена. — СКАЖИТЕ МНЕ, прежде чем я, блядь, начну кричать! — Его арестовали, Джастин. Он пытался связаться с тобой в «Чаттертоне» вчера поздно вечером из полицейского участка, когда ему разрешили позвонить, но когда никто не ответил, он позвонил Дориану. После того, как Дориан позвонил мне сегодня утром, я связался со своим адвокатом, сэром Майлзом Хэдли, и он сейчас едет в полицейский участок в Кэмдене. Надеюсь, у сэра Майлза получится уладить неприятности, и Брайан будет дома в целости и сохранности, прежде чем мы это узнаем. Сэр Кеннет говорит так спокойно и отстраненно, когда сообщает эту разрушительную новость. Я сижу неподвижно несколько мгновений, слишком потрясенный, чтобы двигаться. Я не могу принять все это. — Тогда почему я должен взять свою одежду и остаться здесь? — спрашиваю я. — Еесли адвокат собирается так быстро все уладить? Мое сердце бешено колотится. Я пытаюсь представить… Но не хочу думать о том, за что его могли арестовать. — Просто из предосторожности, мой дорогой, — говорит сэр Кен, — мы бы не хотели, чтобы пресса получила твое фото… или что-нибудь еще. — Пресса? Что вы имеете в виду? — Они уже звонили сюда, искали информацию. Когда они узнают, где он остановился, они будут повсюду в отеле, или ждать снаружи. Так что лучше тебе пока остаться здесь. — И, блядь, СПРЯТАТЬСЯ? — я встаю и тянусь за брюками. — Я хочу немедленно отправиться в полицейский участок! Если вы не отвезете меня, я позвоню Кенрою Смиту. Если ОН не отвезет меня, я вызову чертово такси! Я отталкиваю сэра Кена с дороги и достаю мобильник из своей новой замшевой куртки, которую Брайан купил мне, когда на прошлой неделе водил в «Харрод». Набираю цифры и слышу, как что-то звенит в сумке Брайана на полу рядом с кроватью. Сэр Кен лезет в него и достает телефон Брайана. — Блядь! БЛЯДЬ! — хнычу я. Потом сажусь на край кровати и плачу по-настоящему. — В любом случае звонить ему было бесполезно, дорогой. Они бы забрали его телефон, когда… — Когда его посадили в тюрьму? В камеру? Это все? — Джастин… я уверен, что с ним все будет в порядке. Брайан большой мальчик, он вполне может о себе позаботиться. — Правильно! Он может позаботиться о себе просто великолепно! Вот почему он в гребаной ТЮРЬМЕ! — меня уже трясет. — Вчера вечером он не позволил мне пойти с ним. О нет! Он мне не позволил. Я должен был НАСТОЯТЬ на том, чтобы пойти с ним! Разве вы НЕ ПОНИМАЕТЕ, сэр Кен? ЭТО моя работа! Заботиться о Брайане… Сэр Кен трогает меня за руку. — Дорогой мой, это дело только Брайана. Возможно, отказавшись взять тебя с собой, он спас тебя от невозможной ситуации. От… — От НЕГО? Спас меня от САМОГО СЕБЯ? Какая чушь, сэр Кен! Я должен заботиться о нем здесь! Но все ТАК заняты «защитой» меня! Я не нуждаюсь в защите! Я не нуждаюсь в защите! Я не гребаный младенец! Звонит мой сотовый, и я хватаю его, думая, что Брайан каким-то образом нашел способ позвонить мне. — Джастин! — рявкает на меня чей-то голос. — Ты меня слышишь? Я в Нью-Йорке. Мое сердце уходит в пятки. — Да, Рон. Я тебя слышу. — Так мы договаривались или нет? — Нет! Мы никогда не договаривались, Рон! Никогда! — О да! — кричит он из-за океана. — Помнишь наш маленький разговор в Калифорнии, Джастин? Помнишь? — Да, — шепчу я. Как, черт возьми, я мог забыть ту ночь? — Я же сказал, что ОТПУЩУ тебя в Лондон с Брайаном. Что я дам вам обоим немного пространства. Но чтобы ТЫ взял на себя хоть какую-то ответственность! Ты должен был следить за НИМ! Обуздать его склонность к саморазрушению, помнишь? Никакого обмана, верно? Держать его подальше от клубов и бань, помнишь? Не позволять вещам выйти из-под контроля! И держать его подальше от выпивки и блядских ТЯЖЕЛЫХ НАРКОТИКОВ! — Я пытался… Правда пытался… — Я же ГОВОРИЛ тебе, что наркотики там легко достать. Но самое главное, ты не должен был позволить Брайану попасть в беду! Правда, Джастин? Неужели я прошу слишком многого даже от ТЕБЯ? — Мне очень жаль! Прости! — это все, что я могу выдавить. Сэр Кен кладет руку мне на плечо. Он видит, что я дрожу. — Как я могу остановить Брайана? Как можно вообще остановить Брайана? Я хочу добавить, что и ты никогда не смог бы, но я боюсь. Все еще боюсь Рона. — Очевидно, ты даже не пытался. — ПЫТАЛСЯ! Но эти парни в группе! Они наполнили его всевозможными идеями. Льстили ему. И давали ему наркотики. Веселились с ним! А я не мог быть с ним каждую минуту, особенно когда они репетировали или снимали! — А следовало бы! Это было ТВОЕ место! И он повторяет все, что я уже сказал себе сам. Все! Что это все моя вина. Что я виноват в том, что не смог защитить Брайана. Потому что Рон прав — я чертов неудачник! — Мы должны найти ему адвоката. — Поверенный сэра Кена сейчас там, — говорю я. — А ты где? — В Челси. В доме сэра Кеннета. — Ты знаешь, что было при нем, когда его арестовали? Есть какие-нибудь зацепки? — Не знаю, Рон. Он был в порядке, когда я видел его после шоу. Он даже не выпил! Клянусь! Должно быть, это было потом… когда он ушел с группой! С Чарли Уэстоном! Голос Рона немного успокаивается. Но я знаю, что он все еще злится. Все еще обвиняет меня. Знаю, потому что сам виню себя! — Хорошо, Джастин. Расскажи мне самое худшее. ЕСТЬ ли обвинение в употреблении наркотиков? Я смотрю на сэра Кена. — Думаю, да… — Ты ТАК ДУМАЕШЬ? — Да, есть. — А что он употреблял? И не говори мне, что не знаешь. Потому что ты ЗНАЕШЬ. Так скажи мне! — Траву, — говорю я тоненьким голоском. — Что? Говори, мать твою, Джастин! — Героин! Окей? Он его нюхал. Наступает минута молчания. — Я должен УБИТЬ вас обоих, — тяжело вздыхает он, — ТЫ позволил этому случиться. И ты знаешь, что он наркоман. Ты же ЗНАЕШЬ! — Это НЕ ТАК. Не совсем… — О ДА, Джастин. С тех пор, как ему исполнилось шестнадцать! На самом деле он никогда не прекращал, только приостанавливался на некоторое время. Пока не сорвется СНОВА! И ЭТО ВСЕГДА начинается снова. Всегда. — Но… это было так давно, — говорю я. — Четырнадцать лет назад или на прошлой неделе… Брайан никогда не прекращал употреблять наркотики, какими бы они ни были. Или пить. Или злоупотреблять собой бесчисленными способами. Трах, блядь! Это одно и то же, черт возьми! Все та же саморазрушительная, беспечная вещь… — голос Рона звучит грубо, устало. — Но Брайан всегда справлялся… — Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь? Ты должен знать, Джастин. Мы все знаем! Но все всегда боялись вызвать его на это. Сделать с этим что-нибудь. В том-то и дело. Мы боимся, что потеряем его окончательно. А теперь… — Тогда как же я мог что-то сделать, Рон? Один? Я… не могу… Я имею в виду… — Ты, наверное, делаешь это с ним. Не так ли, Джастин? — в его голосе звучит обвинение. Знание. — Я… Я… — я не могу ответить ему честно, когда думаю о том, как нюхал эту дорожку Белого китайца в гостиничном номере. — Значит, так оно и есть. Хорошо, что ТЕБЯ тоже не поймали. Мои поздравления. — А я НЕ употребляю, Рон! Нет… на самом деле. Я не знаю, что сказать. Память о моей, к счастью, неудачной экскурсии в героиновую страну сверлит мою голову. — Старое клише, Джастин. Никогда не бывает только одного наркомана. Их всегда ДВОЕ. Вот так все и происходит. Потому что ТЫ не хочешь остаться позади. Но теперь так и будет, если только ты не придумаешь, как попасть в гребаную британскую тюрьму! И он бросает трубку. Должно быть, я сидел, оглушенный, очень долго. В конце концов сэр Кен забирает у меня мобильник, достает из кармана большой белый льняной платок и вытирает слезы, заливающие мое лицо. И он ничего не говорит. Потому что ему нечего сказать. *** Рон Я звоню Джимми в Калифорнию и сообщаю новости. — Господи Иисусе, Рон! Я могу сесть в самолет и утром быть в Нью-Йорке! Он что-то кричит в трубку. — Не беспокойся, Джимми, я еду в Лондон. Сегодня вечером. — Я тоже приеду в Лондон… Встретимся там! Я почти вижу, как Джимми прыгает вверх-вниз, как сгусток неуместной истерической энергии. Он невозможен. Я хочу, чтобы Джимми просто перестал так нелепо влюбляться в Брайана, потому что это начинает меня раздражать. — Джимми, какой в этом смысл? Если ТЫ появишься в Лондоне, гребаная пресса устроит настоящий праздник! Ты только усугубишь ситуацию, привлекая внимание к происходящему. Если я смогу добраться туда и вытащить его из тюрьмы и из страны с наименьшим возможным шумом — это моя гребаная цель! Это немного успокаивает Джимми, и я кладу трубку. Но я-то ничуть не успокоился. Я готов убить на хрен любого, кто косо на меня посмотрит. Выписываюсь из «Плазы», сажусь в лимузин до аэропорта, и всю дорогу стискиваю зубы. Ненавижу сидеть в самолете или в машине, но НИЧЕГО не могу с этим поделать. Высшая степень импотенции. И только когда я уже на «Конкорде» и у меня есть возможность подумать немного рационально, мне приходит в голову, что я, возможно, не смогу вытащить Брайана из этого так легко. Понятия не имею насколько серьезные обвинения действительно есть, или доказательства. Каковы были обстоятельства. И этот маленький засранец ничем не помог, когда я позвонил ему в Лондон. Он прятался в доме сэра Кеннета Филдинга. Конечно, он был в истерике. Сказал, что это он во ВСЕМ виноват! И он ДОЛЖЕН быть в истерике. И это все его вина. Потому что какой, блядь, смысл отпускать его в Лондон с Брайаном, если он не собирается его тормозить? Держать Брайана в узде. Не дать ему сорваться с гребаного края! Блядь! ВОТ что получаю за то, что я хороший парень! *** Джастин Кенрой Смит отвез меня в «Чаттертон». Он советует сэру Кеннету, что будет лучше, если он не поедет. Его присутствие сразу же насторожило бы прессу, и они тут же набросились бы на нас. Сэр Кен соглашается, и я рад. Он чудесный, услужливый и все такое, но его доброта сводит меня с ума от страха. Как будто он готовит меня к худшему. Я чувствую себя лучше с прямым отношением Кенроя. Он весь деловой, и это помогает мне быть более собранным. Он говорит мне, что делать, когда мы доберемся до отеля: выйти из машины, подняться по ступенькам и входить через парадную дверь, ни на кого не смотреть и ни с кем не разговаривать. Просто подняться в комнату. Он пойдет прямо за мной. Мы так и делаем. На тротуаре стоят люди, похожие на репортеров, и несколько фотографов. Они окидывают меня взглядом, когда я выхожу из «Роллс-ройса», но меня не узнают, и я пытаюсь беззаботно войти в отель, а затем подняться на лифте на третий этаж. Когда вхожу в номер, я почти теряюсь, потому что он выглядит точно так же, как и тогда, когда мы уходили. Одежда Брайана висит на диване и свалена в кучу на стуле, мои кроссовки валяются рядом с кроватью. Вытаскиваю чемодан и начинаю бросать в него кое-что из одежды. Не всю мою одежду, потому что это будет только на день или два, верно? Так ЧТО мне не ПОНАДОБИТСЯ вся моя одежда. Я знаю, что не понадобится! Кенрой Смит ходит по комнате, наводя порядок. Он даже развешивает кое-что из одежды Брайана. Я останавливаюсь и оглядываюсь. — Кенрой. — Да, Джастин? — Этот… флакон. Что я… тот, в котором был наркотик. Он лежал здесь, на столе. Прямо здесь, — я указываю на кофейный столик, — он ИСЧЕЗ! Куда он делся? Кто-то был здесь… что-то искал! — Я так не думаю, Джастин. На двери висела табличка «Не беспокоить». Даже горничная не пришла застелить постель. Он оглядывается по сторонам, словно размышляя. — Тогда где же он? Я встаю на четвереньки, заглядываю под диван и осматриваю пол. — Джастин, встань, — он поднимает меня на ноги, — не думаю, что он здесь. — Тогда где? — Когда я был здесь на днях… когда Брайан хотел, чтобы я отвез тебя в больницу. Ты помнишь? — Да? — Брайан хотел взять пузырек с собой в больницу. Он держал его в руке. Думаю, он положил его в карман. — У него в кармане, — я пытаюсь думать, — у него в джинсах? Это были те же самые джинсы, которые Брайан носил вчера! Те же, что были на нем прошлой ночью… когда его арестовали! Я тяжело опускаюсь на диван. — О, Боже. О, БОЖЕ! — и этот пузырек был у него в кармане. — Надо было проверить его карманы! Эти джинсы были у меня в руках, когда он одевался! БЛЯДЬ! — Джастин, откуда ты мог знать? Мы даже не уверены, что он был у него в кармане. — Так И ЕСТЬ! Я знаю, что это так. Он был ЗДЕСЬ, а теперь его нет. И я точно знаю, что Брайан забрал у меня флакон и положил его в карман. А теперь полиция схватила его с этим флаконом. *Мальчик-гей