Квир-теории

Глава девяносто седьмая ВЕТЕР ИДИОТИЗМА Краткое содержание: Рон и Брайан, за границей и дома. Сентябрь 2002 года. Рон «Я наткнулся на гадалку, Которая сказала мне остерегаться удара молнии. Теперь я не знаю ни покоя, ни сна. Я давно забыл, что это такое. Одинокий солдат, распятый на кресте, Из дверей товарного вагона клубится дым. Ты даже представить себе не могла, что такое возможно. Проигрывая каждое сражение, В конце концов он победил в этих войнах. Я проснулся на обочине дороги, Размышляя о том, как всё может обернуться. Моему воображению предстал образ твоей гнедой кобылицы, Заставляя меня увидеть звёзды. Ты причиняешь боль тем, кого я люблю больше всего, И прикрываешь правду ложью. Однажды ты окажешься в канаве, Мухи будут жужжать вокруг твоих глаз, На твоём седле будет кровь. Ветер идиотизма Клонит к земле цветы на твоей могиле, Колышет занавески на окне твоей комнаты. Ветер идиотизма Поднимается каждый раз, когда ты открываешь рот. Детка, ты идиотка. Удивительно, как ты ещё не разучилась самостоятельно дышать. Я не говорю Брайану, что собираюсь встретиться с ним в Лондоне. Просто покидаю Венецию под влиянием момента, звоню Джимми из аэропорта прямо перед отъездом. Конечно, он пытается отговорить меня. — Рон, дай парню немного гребаного пространства! — Пространство? У него было целое лето «пространства»! Ему не нужно пространство! Нам нужно поскорее покончить с делами. — Что это за дела, Рон? Продвижение фильма или ваши «отношения»? Потому что если это последнее, будь честен с самим собой. Все кончено, черт возьми. Просто отпусти это. — Пошел ты, Джимми. — Я не собираюсь спорить с тобой из-за плохой телефонной линии, Рон. Я просто говорю тебе — что бы ты ни делал, ты навредишь нашему фильму. МОЕМУ фильму! И ты сделаешь это, слишком сильно нажимая на Брайана. Потому что если ты толкнешь его слишком сильно, если ты толкнешь его к краю, он оттолкнет тебя. А если это случится и он отправится в поход до того, как вся реклама будет сделана, нам крышка, Рон! Если он захочет вернуться к тебе, он это сделает. Но ты не можешь заставить его! — Ты не совсем беспристрастный наблюдатель, Джим. У тебя есть своя собственная повестка дня, когда дело касается Брайана! Да, я достаточно хорошо знаю чувства Джимми. И Тесс тоже. Вот почему их брак в глубоком дерьме. Слышу, как он вздыхает на другом конце. — Делай, что хочешь, если ты никого не слушаешь. Только не говори, что я тебя, блядь, не предупреждал, что у тебя будут неприятности! Я вылетаю в Лондон и направляюсь прямо в «Дорчестер». Не то чтобы я пытался поймать Брайана или что-то в этом роде. Я не пытался. Нисколько. Но он все равно один. Стучу в дверь его номера, и он открывает ее. Брайан молча смотрит на меня, как будто ждет, и впускает. — Понятно, — говорит он почти про себя, — я не могу сбежать даже на минуту, не так ли? — Брайан… сбежать от чего? От меня? Это Судьба! Это не то, от чего можно убежать. Ты и так это знаешь! И он пристально смотрит на меня. В конце концов, он выглядит прекрасно. Приятно видеть, что он привел себя в порядок. Побрился и подстригся, даже надел приличную одежду, просто оставаясь в своей комнате. Никаких следов тех лохмотьев, которые он носил в Лос-Анджелесе, Дориану, по крайней мере, это удалось, даже если это было только для фильма. Этот проклятый фильм Дориана. Я не спрашиваю об этом, и Брайан не дает никакой информации добровольно, но знаю, что он почти закончил свою постпродакшн-работу. У меня есть свои источники, и они говорят мне, что ее было не так уж много. Подозреваю, что все это было лишь уловкой, чтобы вернуть Брайана в Лондон. Ну, теперь Я здесь, так что Дориан может забыть ЭТО дерьмо! Брайан странно подавлен. Он такой тихий, что на него не похоже. Не такой угрюмый, раздраженный тихий, как тогда, когда я видел его в последний раз в Лос-Анджелесе, а просто… тихий. Задумчивый, я полагаю, это подходящее слово. Или подавленный. Как будто он на самом деле не здесь, а где-то в другом месте. Сидит и смотрит вниз или в никуда. Теребит маленький сердечный амулет на цепочке. А он совсем как та гребаная татуировка! Да, он где-то в другом месте. Но я все это изменю. Оглядываюсь в поисках каких-нибудь лекарств, особенно таблеток или порошка от депрессии. Это могло повлиять на его настроение. Но ничего не нахожу. И глаза у него ясные, не мутные и не расфокусированные, как бывает, когда он под кайфом. Они кристально чисты. Красивые. И слишком грустные. Я уговариваю Брайана пойти со мной на ужин. Он в основном живет на обслуживание номеров, и не так уж много. И снова худеет, и это меня беспокоит. Ему нужно набраться сил для грядущего публичного натиска. И нужно немного взбодриться. У него есть все, чего можно, блядь, ждать с нетерпением! Он невероятен в «Олимпийце», и журналисты собираются съесть его с ложечки, особенно женщины. Этот гребаный мир станет его устрицей, а он ведет себя так, будто это конец его жизни! Я этого не понимаю. Заказываю столик в тайском ресторане, который, как мне сказали, лучший в Лондоне. Все будет как в старые добрые времена, когда мы обедали в том маленьком ресторанчике в Нью-Йорке. Он это запомнит. Как новое начало. Он любит тайскую кухню, поэтому наверняка будет есть много, для Брайана. Он действительно надевает один из своих новых костюмов от Prada. Какое облегчение видеть его в чем-то другом, кроме паршивых джинсов и футболки. Костюм мерцает на нем, как голубой туман. Он больше всего походит на кинозвезду. И это Я создал его! Не могу в это поверить, но это правда. Он такое же мое собственное изобретение, как и сам «Олимпиец» — и оба до охуения совершенны! Я не мог бы чувствовать себя счастливее. Мы идем по вестибюлю «Дорчестера», направляясь к машине, когда Брайан вдруг останавливается как вкопанный, вытаращив глаза. К нему подходит женщина. Сорокалетняя, с выцветшими рыжими волосами и веснушчатой шеей, в потрепанном грязно-коричневм твидовом костюме. Когда Брайан видит, что она приближается, он буквально упирается, как та чертова скаковая лошадь, которую мы с Джимми купили, которая шарахается каждый раз, когда видит гребаные стартовые ворота. Как будто он заглядывает во врата Ада! — Брайан, — говорит она, дотрагиваясь до его руки. — Фиона, — шепчет он и делает шаг назад, чуть не сбивая меня с ног. — Я должна поговорить с тобой. Пожалуйста! В водянисто-голубых глазах женщины появилось слегка безумное выражение. И тот фанатичный блеск. Интересно, не религиозная ли она чокнутая, с которой он познакомился этим летом? Может быть, одна из тех, кто вбил ему в голову некоторые из тех странных мыслей, которые он извергал, когда вернулся в Лос-Анджелес. Но эта женщина… она вызывает у меня очень плохое предчувствие… особенно когда смотрит прямо на меня и отшатывается, как будто увидела змею. Она снова тянет Брайана за рукав. — Брайан! Пожалуйста, поговори со мной! Это очень важно! — Уходи, Фиона. Я не хочу тебя видеть и не хочу с тобой разговаривать. Просто оставь меня в покое. — Брайан, где мальчик? Где Джастин? — лицо у него каменное, но голос резкий. — Его здесь нет, Фиона. Он УЕХАЛ. Так что оставь. Не заставляй меня думать о нем сейчас, иначе я не смогу сделать то, что должен. Так что не заставляй меня думать. Ни о чем! — Но Брайан… — Послушайте, леди, — говорю я, протискиваясь между ними, — просто отойдите! Он явно не хочет с вами разговаривать, кем бы вы ни были! — Брайан, — снова начинает она, — мне приснился сон… — Да? Как и Мартину Лютеру Кингу, и посмотри, что с ним случилось, — с неожиданной горечью отвечает Брайан. — Брайан, я ДОЛЖНА тебя предупредить! Это жизненно важно! — она смотрит прямо на меня. — Этот человек… Я ДОЛЖНА предупредить тебя о нем! Сейчас же! Теперь это уже слишком. — Я же сказал вам отойти, леди, или я вызову полицию. Я начинаю отталкивать ее, но Брайан удерживает мою руку. — Фиона, пожалуйста, просто уйди, — тихо говорит он, — ты не можешь сказать мне ничего такого, чего бы я уже не знал. Мне нечего сказать. Я уже знаю свою гребаную Судьбу, так что просто позволь этому случиться, хорошо? Позволь мне исполнить ее и сделать то, что я должен сделать. Тогда, может быть, у меня появится шанс. Не раньше, — он поворачивается и идет обратно к лифтам. — Но ты ЖЕ НЕ знаешь, Брайан! НЕ ЗНАЕШЬ! Не делай неправильный выбор, не выбирай неправильный конец! Умоляю тебя! Я пытаюсь предупредить тебя! Но он не оборачивается и не смотрит на нее. Он просто стоит у лифта, подперев голову рукой. Затем Фиона, или как там ее зовут, поворачивается и смотрит на меня. Ее голубые глаза пугают. Это единственное слово. Жуткие. — Я знаю, кто ты, — говорит она, — ТО, ЧТО ты есть — во ВСЕХ потоках. И я знаю, что ты сделаешь. Что ты думаешь, что ДОЛЖЕН сделать! Но я говорю тебе сейчас — еще НЕ поздно изменить ход ТВОЕЙ Судьбы. Еще не поздно исправить то, что ты уже сделал, и исправить то, что ты сделаешь, — она касается моей руки, и я чувствую, как разряд проходит через меня, как статическое электричество от ковра, — отпусти его по собственной воле. Сделай это сейчас! Тогда ты сможешь спасти себя. Ты можешь спасти его. Но сделай это скорее, пока оно не стало неумолимым. Это мое предупреждение вам обоим. — Что ты за хрень такая? Ты какая-то сумасшедшая ведьма? — усмехаюсь я. — Я не верю в это дерьмо. Ты можешь напугать Брайана этим фокусом-покусом. Он впечатлителен и суеверен. В конце концов, он же гребаный ирландец! Но ты не можешь навесить МНЕ это дерьмо! Я не верю в вуду и не верю в ТЕБЯ! Фиона смотрит на меня, не мигая. — Вы думаете, что знаете все, мистер Розенблюм. Но ты ничего не знаешь. Ты не знаешь Брайана. Ты даже себя не знаешь. Отпусти его. Это мое предупреждение. Если только ты не хочешь, чтобы это закончилось трагедией. — Какой трагедией? Ты сошла с ума! Отвали! Или я позвоню управляющему и попрошу вышвырнуть тебя вон! Но она поворачивается на месте и неторопливо выходит из вестибюля. Вон из отеля. Из этого мира, насколько я знаю. Я больше никогда ее не увижу. Еще один гребаный псих. Брайан все еще стоит у лифта, спиной к вестибюлю и только что разыгравшейся маленькой мелодраме. — Теперь мы можем идти ужинать. Эта женщина — сумасшедшая сука. В мире много сумасшедших, это точно. Верно, Брайан? — Я не голоден, — говорит он. И когда дверь лифта открывается, Брайан возвращается в номер. Блядь! И он отказывается выходить из комнаты, пока мы не выписываемся из «Дорчестера», чтобы вернуться в Венецию и закончить там кинофестиваль. *** «Кто-то имеет на меня зуб И вбрасывает в прессу небылицы обо мне. Кто бы это ни был, я бы хотел, чтобы он поскорей угомонился, Но одному богу известно, когда это закончится. Пишут, что я убил парня по фамилии Грей И сбежал с его женой в Италию, Что она получила в наследство миллион баксов, А когда умрёт, этот миллион достанется мне. Ну что тут поделаешь, если мне так повезло. Я всё время на виду, И люди просто разучились мыслить самостоятельно. Их головы полны больших идей, Забиты фантазиями и искажёнными фактами. Вчера даже ты не удержалась чтобы спросить, Где со мной приключилась эта история. Я поверить не мог, что после стольких лет Ты так и не смогла получше меня узнать, Милая леди. Ветер идиотизма Поднимается каждый раз, когда ты шевелишь губами, И несётся по просёлкам, уходящим на юг. Ветер идиотизма Поднимается каждый раз, когда ты раскрываешь рот. Детка, ты идиотка. Удивительно, как ты ещё не разучилась самостоятельно дышать.» Кинофестиваль в Торонто проходит даже лучше, чем в Венеции. Трейлер и клиповая катушка пользуются большим спросом. Все, с кем я разговариваю, хотят увидеть готовый фильм. Прямо СЕЙЧАС! Сарафанное радио не могло сработать лучше. Я договорился о нескольких интервью с Брайаном. Он выглядит фантастически. Чистый, ухоженный и одетый на миллион долларов, в один из своих простых костюмов от Armani. И он обращается со всеми репортерами и кинокритиками как профессионал. Блядь, он и есть профессионал. Но не счастливый. После одного изнурительного дневного сеанса мы направляемся на прием, который студия устраивает в одном из отелей. Нахожу столик, и мы садимся. Брайан не в очень хорошем настроении. С тех пор в Лондоне он просто в панике. С тех самых пор, как эта глупая ведьма столкнулась с ним в «Дорчестере». И ему уже надоели репортеры. Отвечать на одни и те же вопросы снова и снова. Мне нужно поставить его на место. И быстро. — Послушай, Брайан, вся эта шумиха вокруг рекламы, интервью и прочего дерьма… только начало. И ты знаешь правила. Будь вежливым. Будь очаровательным. Отвечай на гребаные вопросы и не будь умником. Он свирепо смотрит на меня. — Если я услышу, как еще один гребаный идиот спросит меня, каково это — целоваться с парнем в фильме, я, наверное, закричу. И разве не это заставляет чувствовать себя жутко? И что я скажу своей девушке? К черту это дерьмо! Пожалуй, я лучше выпрыгну из окна! — Привыкай к этому, Брайан. Ты здесь, чтобы целоваться с этими людьми, как и я. Прямо как Джимми! Так играют в эту игру, и ты это знаешь, — я придвигаю свой стул поближе к нему, но он отворачивается, — ты отлично справляешься! Репортеры, блядью любят тебя, особенно женщины! Это должно быть проще простого! Это самая легкая часть! Это те люди, которые помогут тебе стать звездой! — Вот именно. Я не уверен, что это то, кем я хочу быть, — Брайан смотрит на свои руки и растопыривает пальцы, словно собирается за что-то ухватиться, — гребаная кинозвезда? Если это то, что нужно… я просто не знаю. Знаешь, Рон. Все это большая ложь, а я большой лжец. Почему я не могу сказать гребаную правду? Ты в Голливуде. Все в городе знают, что ты педик. И знают, что я тоже один из них, если у них есть хотя бы половина мозга. Они знают, с кем я живу уже почти год. Разве не об этом идет речь в «Олимпийце»? Человек, который отказывается скрывать, кто он? — А что было с Бобби, Брайан? Он получил пулю в голову. Он держится за голову, как будто она болит. — Но это же кино, Рон. — Будь реалистом, Брайан. Не испорти нашу большую возможность только потому, что ты в плохом настроении. Или разозлился на меня. — Дело НЕ в этом, Рон! Ты же знаешь! — Брайан откидывается назад, скрестив руки. — Ну-ну. Нам здесь не нужен кондиционер, потому что температура только что упала градусов на двадцать, — говорит Джерри Бакстер, подходя к нам с фальшивой улыбкой на лице. — Может быть, это, блядь, из-за ТЕБЯ, Джерри, — я сегодня не в настроении слушать ЕГО дерьмо. — Очень смешно, Рон, — затем Джерри переключает свое внимание на Брайана, — итак, похоже, ты привел себя в порядок. Наконец решил, с какой стороны твоего хлеба было масло? — Пошел на хуй, Джерри, — говорит Брайан, его шерсть встает дыбом. — О, обидчивый. Очень обидчивый, — Джерри выпил пару стаканчиков и находится в своем типичном придурковатом состоянии, — в чем дело, милая? У тебя начались месячные? — В один прекрасный день я тебя на хуй уничтожу, Джерри. Брайан встает, словно ищет, что бы бросить или разбить. Он выглядит мрачным и опасным. Все за соседними столиками оборачиваются, предвкушая, что происходит что-то «интересное». Брайан останавливается и оглядывается по сторонам, понимая, какое внимание уже привлекли его действия. Затем отодвигает стул и уходит. Джерри самодовольно смотрит ему вслед. — Спасибо, Джерри, — говорю я, — большое спасибо. Ты знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы привести Брайана в порядок? — В порядок? Не то слово, Рон. — Заткнись на хрен, Джерри! Я только что заставил его привести себя в порядок. Приехать сюда и сотрудничать. По крайней мере, притвориться, что он может находиться со мной в одной комнате больше пяти гребаных минут! И тебе удалось разрушить все это ровно за одну минуту. Спасибо. Я очень, очень ценю это. — Эй, Рон, если ты не можешь держать эту суку под контролем, это не моя проблема. Совсем не моя проблема. — Нет, Джерри, ты прав. Это моя проблема. Но ты не облегчаешь мне задачу. Я знаю, ты ненавидишь Брайана, потому что они с Дианой близкие друзья, но дело не в том, чтобы быть с НИМ милым. Все дело в том, чтобы помочь мне. — Я здесь не для того, чтобы «помогать» тебе. Я здесь, чтобы делать свое дело для своих клиентов. И ты не один из них! Если ты не можешь поддерживать своего мальчика в хорошем настроении, то найди кого-нибудь, кто СМОЖЕТ. — Пошел ты на хуй, Джерри. — Не интересно, Рон, — и Джерри смеется. Он любит смеяться над своими не смешными «шутками». Я встаю и выхожу из-за стола. Нахожу Брайана в баре, где он пьет «Джим Бим». — Сейчас не время падать с повозки, Брайан. — Эта «повозка» уехала со станции в Лондоне, Рон, и ты это знаешь! Кроме того, с тех пор как я вернулся из Питтсбурга, ты только и делаешь, что пытаешься навязать мне выпивку. Я думал, ты будешь доволен, если я соглашусь. Он ставит стакан и жестом просит бармена наполнить его. — Конечно, я недоволен! Не хочу видеть, как ты оскорбляешь себя. Я хочу, чтобы ты просто вел себя как ты! — А что это за «я», Рон? «Я» — Кинозвезда? Или «я» — Голливудская жена? Или Шлюха-Преступник? Или тот, кто любит… — он замолкает и залпом выпивает рюмку, — выбирай сам, потому что сам, черт возьми, больше не знаю, кто я. Он со стуком ставит стакан на стойку. — Брайан, — говорю я, — все будет хорошо, как только мы вернемся в Лос-Анджелес, ты сможешь лучше расслабиться там, когда не будешь носиться из города в город. У тебя будет время подготовиться к пресс-джанкетам и премьере в ноябре. Ты сможешь собраться с мыслями. — Правильно. Соберу мои гребаные мысли. МОИ мысли. Верно, — и он делает еще один заказ, — как только выпью еще одну. *** «Гравитация притянула нас к земле, И удар судьбы разлучил нас. Ты приручила меня, словно льва в клетке, Но сердцу не прикажешь. Теперь всё встало вверх ногами, По сути, колёса перестали крутится. Что было хорошо, теперь стало плохо, Что было плохо, стало хорошо. Когда ты достигнешь вершины, ты поймёшь, Что ты на самом дне. Мы вернулись в Лос-Анджелес меньше суток назад, а неприятности уже начались. Я прихожу домой с неприятной встречи в студии и иду на кухню. Кармел ждет меня. — Что ТЕПЕРЬ? Это был долгий день, и я не готов к еще большему дерьму. — У него там какой-то человек! Я замираю. — У Брайана? Какой человек? Где? — В бильярдной. У него какие-то приборы. Я не знаю, что происходит, мистер Рон. Этот мальчишка ничего мне не говорит! Я проталкиваюсь мимо нее и иду к бассейну. Дверь бильярдной открыта, и Брайан внутри, рядом с дверью. Он курит косяк и одет в свои 501-е**, и больше ничего. Наблюдает, как другой мужчина, лет тридцати пяти, рыжеволосый, в спортивной рубашке и рабочих штанах, упаковывает какое-то электронное оборудование в большой кожаный футляр. — Какого хрена здесь происходит? Брайан небрежно смотрит на меня. — Ты рано, — он делает затяжку и задерживает дым. — Так какого хрена? Кто этот парень? — Это… как тебя зовут? — он протягивает мужчине косяк, и тот затягивается. — Билл, привет. Как дела? — парень встает и протягивает руку. Я не собираюсь ее пожимать! Он пожимает плечами и возвращает Брайану косяк. Затем продолжает собирать свое снаряжение. — Билл — друг Юджина, Рон. Помнишь, Юджин Маески? Он представил мне Билла в «Шомполе». Мне сказали, что Билл завсегдатай «Шомпола». — «Шомпол»? — Это кожаный бар на Санта-Монике, — говорит незнакомец, — бывал там когда-нибудь? — Нет, никогда, — как будто я зря потрачу время на такое погружение. — Тебе надо сходить. Среда — Вечер Униформы. У тебя есть форма? Этот парень смотрит на меня так, будто я тоже какой-то кожаный урод. — Нет, — отвечаю я ледяным тоном. — Очень жаль. Парень снова пожимает плечами и опускается на колени, закрывая свой кожаный кейс. — Билл делал для меня небольшую проверку, — говорит Брайан, — ты сказал, что все в порядке. Просто на случай, если какой-нибудь псих решит прослушать наш бильярдный клуб. Можешь ли ты представить себе кого-то, кто сделал бы такое? — Ага, — говорит Билл, — вокруг полно больных. Может быть, это таблоиды. Если бы они пытались получить информацию, чтобы «вытащить» тебя, Брайан, возможно, именно так они и поступили бы. — В ЭТОМ ты прав, Билл. Некоторые люди не остановятся ни перед чем, чтобы получить то, что они хотят. Разве не так, Рон? — Брайан пристально смотрит на меня, его глаза начинают проясняться от травы. Я молча продолжаю смотреть на него. И на другого мужчину. Парень с электроникой. Который только что проверил домик у бассейна на наличие камер и жучков. Дерьмо. — Во всяком случае, Рон, ты будешь счастлив узнать, что ты чист как кристалл. Брайан, ты хочешь, чтобы я проверил еще что-нибудь перед отъездом? Где-нибудь в доме? — Не-а. Думаю, что этого достаточно. Хорошая работа, Билл, — Брайан улыбается ему. Это больше, чем Я получаю в последнее время. — Электронная безопасность — это мое дело. Если вы когда-нибудь захотите провести капитальный ремонт вашей главной системы дома, я могу снабдить вас всеми последними прибамбасами. И для тебя особая сделка. Понимаешь, о чем я? — парень улыбается. — Мы должны подумать об этом, — безмятежно говорит Брайан, — но это возможно. Нам может понадобиться дополнительная охрана по дороге. — Никогда нельзя быть слишком осторожным, понимаешь? — Да, — говорит Брайан, — никогда нельзя быть слишком осторожным. Он разговаривает с парнем, но смотрит прямо на меня! — В любом случае, я здесь закончил, — парень сидит на корточках рядом со своим снаряжением, как будто ждет оплаты, — Брайан? — Ой. Верно. Конечно, — и Брайан начинает расстегивать джинсы, — ты ведь не возражаешь, если Рон посмотрит? Парень подползает к Брайану и гладит его ширинку, пока тот расстегивает ее. — Я не возражаю, если он не возражает, — затем он стягивает джинсы Брайана до самого низа, — эй. Это праведная татуировка, чувак. — Это довольно мило, правда? — он разговаривает с парнем, но все еще смотрит на меня. Прямо мне в глаза. — Отличная работа. Ты это здесь сделал? — Нет. На Востоке, — Брайан делает паузу, — я немного тороплюсь, Билл. Если ты не возражаешь. — Нет, вовсе нет. Это одно удовольствие. И вот тогда я убираюсь оттуда к чертовой матери. *** «Я больше не могу переносить твоё присутствие, Я даже не могу прикасаться к книгам, которые ты читала. Каждый раз, когда я крадусь мимо твоей двери, Я будто сам не свой. По шоссе, по железной дороге, Я до исступления Следовал за тобой под звёздным небом, Преследуемый воспоминаниями о тебе, И всей этой шумихой вокруг тебя.» В субботу утром я просыпаюсь с таким чувством, будто меня ударили по голове. То, что мы с Джимми и Тесс отправились на эту гнусную вечеринку в доме Фредди Вайнштейна, меня совершенно выбило из колеи. Вечеринка должна была состояться в честь Джимми. Шанс для него погреться во внимании крупных шишек индустрии. Но они с Тесс ссорились в лимузине по дороге к Фредди и снова по дороге домой. И Джимми напился. Он был так пьян, что все время падал на меня, спрашивая, какого хрена нет Брайана! Их ворчание друг на друга только напомнило мне о ссоре с Брайаном перед моим отъездом. Он вообще отказался идти на вечеринку. Точка. Это последняя капля. Нам нужно поговорить. Установить несколько правил. Он совсем не выполняет свою часть сделки, и мне это надоело. Я думал об этом на вечеринке, когда начал пить. И даже не знаю, сколько я выпил, но это было больше, чем я могу выдержать. У Кармел и Марии выходные, они в Сан-Диего на какой-то семейной свадьбе, так что завтрак еще не готов. Но Брайан, очевидно, встал и приготовил кофе. Странно, что он встал так рано. Черт, я удивлен, что сам встал так рано, но кто может спать с гребаным похмельем? Это то, к чему я просто не привык. Он сидит у бассейна и курит очередной косяк. Теперь, когда он дома, он не так уж много пьет, но компенсирует это регулярным употреблением наркотиков. Не знаю, от кого он получает эти вещи, но когда я выслежу их, убью на хуй, черт возьми! Просто мне повезло, если он покупает у местных старшеклассников. Или даже у парня, который стрижет траву! Но давайте посмотрим правде в глаза, он может купить где угодно. И он берет за правило постоянно курить, когда я к нему подхожу. И это не было частью гребаной сделки! Нет, он никогда мне не отказывает, просто сначала ему надо накуриться! Это блядски ясно! — Брайан? Хочешь кофе? Но у него во рту косяк, поэтому он просто пожимает плечами. — Если хочешь кофе, так и скажи. А если хочешь насыпать в него целый мешок сахара, тебе придется сделать это самому. — С меня хватит кофе. Одну минуту, — Брайан кладет косяк в пепельницу, — эй, Юджин! Хочешь еще кофе? И тут я замечаю другую гребаную чашку, стоящую на столе! Этот гребаный фотограф с козлиной бородкой, Юджин Маески, выходит из бильярдной, как будто он у себя дома. Под мышкой у него портфель, а на лице самодовольное выражение. — Определенно! Еще кофе! — он садится и смотрит на меня. — А сливки есть? — Я не чертова горничная! Возьмите их сами! — Да, Юджин. Он не горничная, — говорит Брайан, — он хозяин здешнего Дома. Он не обслуживает гостей. А так как Кармел и Мария уже улетели, тебе придется взять их самому. И посмотрим, сможешь ли ты раздобыть какой-нибудь тост или что-нибудь в этом роде. — Нет проблем, — говорит он ласково, — взгляни на эти материалы, Рон. Это фотографии, которые я сделал здесь, в доме, пока ты был в Европе. Помнишь? Жаль, что ты не смог остаться на съемку. Было жарко! И материалы фантастические, — и он неторопливо входит в дом. Я наклоняюсь к Брайану. — Какого хрена ОН здесь делает? Разве он не пришел немного, блядь, рановато? Я пытаюсь быть спокойным. Пытаюсь. Действительно чертовски стараюсь! Брайан кивает. — Он пришел вчера вечером, чтобы показать мне гранки с прошлой недели. Он позвонил, и я сказал, что все в порядке. Ты был на той вечеринке с Джимми и Тесс, и я подумал, что ты не будешь возражать. Взгляни на них. Они не так уж плохи. Брайан снова берет косяк. Открывает портфолио и начинает его листать. Я не хочу доставлять ни одному из них удовольствие, глядя на эти чертовы фотографии, но признаюсь, мне так любопытно, что ничего не могу с собой поделать. И смотрю через плечо Брайана на корректуру. — Господи Иисусе! Брайан! — с таким же успехом Юджин мог бы забыть «GQ», потому что эти кадры слишком похабны даже для «Blue Boy»! — И где, черт возьми, вы собираетесь их публиковать? — Это всего лишь пробные съемки, Рон. — Если бы студия когда-нибудь увидела эти фотографии, они бы совершенно взбесились! — Тогда им лучше их не видеть, — говорит Брайан, — а что? Тебе они не нравятся? — он издевается надо мной. — А как насчет тех, что в бассейне? Хороший эффект света и воды, не правда ли? — Очень артистично, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — О, я совсем забыл. Тебе нравятся твои фильмы с чуть большим количеством действия. Как движущиеся картинки. Как видео. Только они не такие уж артистичные, правда? — Ты лучше следи за тем, что, блядь, делаешь, Брайан. Он затягивается косяком. — Почему? Какую часть Сделки я не выполнил? Ты установил параметры. Я даю интервью, выступаю с тобой и веду себя как хороший мальчик, не так ли? Ты ничего не говорил о том, что нельзя делать фотосессий. На самом деле, я думал, что ты хочешь, чтобы я занимался этим дерьмом. — Дерьмо — это правильно! Вот что ЭТО такое! И этот скользкий Юджин… Не могу поверить, что ты позволил ему остаться здесь! Брайан только пожимает плечами. — А какая разница? Мне все равно, когда я достаточно пьян. Но сейчас это должно быть для тебя совершенно очевидно, — он смотрит прямо на меня, — верно, Рон? — Брайан… Я… Но Юджин выходит из дома, перебивая. Кто-то ВСЕГДА перебивает! Но это НЕ будет продолжаться. Этого НЕ БУДЕТ! Этого не может быть. И Брайан должен это понимать. Просто это займет больше времени. Гораздо больше времени. Но это Судьба. Так и должно быть. Это единственный ответ на все. Единственный ответ, в конце концов. «Это был последний раз, когда меня обвели вокруг пальца, И теперь, наконец, я свободен. Я поцеловал воющего зверя, прощаясь на границе, Которая разделила нас с тобой. Тебе не дано узнать моих страданий, Как и боли, которую я превозмогаю, А мне не дано узнать то же самое о тебе, Узнать твою святость или твою любовь, И это так огорчает меня. Ветер идиотизма Раздувает наши застёгнутые пальто, Шелестит нашими письмами. Ветер идиотизма Сдувает пыль с наших полок. Детка, мы идиоты. Это чудо, что нас хотя бы не нужно кормить с ложечки.» (Боб Дилан «Ветер идиотизма» из альбома «Кровь на рельсах»)* *Перевод взят с сайта https://en.lyrsense.com/ **Модель мужских джинсов — посадка на талии, классический крой в бедрах, прямые к низу штанины, 100% хлопок, неэластичный деним, застежка на пуговицы, модель с пятью карманами.