Квир-теории

Глава сто пятая СТЕЛЮЩИЙСЯ ТУМАН Краткое содержание: Брайан приезжает в Лондон, и его встречает Дориан. Лондон, октябрь 2002 года. Брайан Часть первая Перелет из Лос-Анджелеса в Лондон кажется самым длинным путешествием в мире. Может быть, потому, что все, что вам действительно нужно делать в самолете — это сидеть и думать, а это никогда не бывает хорошей идеей. Я обеспокоен. Слишком много думать всегда было моей проблемой. Или слишком мало думать. Я просто не могу найти золотую середину. Я пытаюсь уснуть. Стараюсь смотреть фильмы или слушать музыку. Пытаюсь перестать думать о том, в каком беспорядке находится моя жизнь. К тому же, стараюсь избегать своих старых друзей — пить и трахаться со стюардом, и, к моему удивлению, мне это удается. К тому времени, как мы пролетим над Лондоном, я почти сойду с ума, но, по крайней мере, я трезв. Было бы так, блядь, легко просто вырубить себя. Тогда не пришлось бы думать о том, что я сделал с Роном. И что сказал Рон. Что я уничтожил его, и что я уничтожу Джастина тоже. Может быть, не сейчас, но в конце концов. И я верю в это. Потому что это правда. Такая гребаная правда. И я не могу выбросить это из головы. Я всегда считал, что плохо отношусь к Джастину. С тех пор, как он встретил меня, с ним не случалось ничего, кроме плохих вещей, начиная с его отчуждения от отца, заканчивая тем, что его избили и искалечили руку, и в довершение, его невинная задница оказалась на волшебной видеокассете Рона. Пиздец, и это все моя вина! Я снова и снова пытался оттолкнуть его, но он отказывался уйти. Потому что «на меня запал» — вот что он всегда говорит! И сейчас… Я должен перестать думать об этом, иначе мне придется напиться, чтобы не сойти с ума. К сожалению, нам придется еще час кружить над Хитроу. Слишком много тумана на земле. Я прошу у стюардессы гребаный парашют, говоря ей, что я скорее рискну попасть в цель в кратчайшие сроки, чем просижу в этой летающей тюрьме еще одну минуту! Но она только смеется и считает меня очень забавным. Все стюардессы в Первом классе думают, что я бунтарь. Другим пассажирам, которые не в восторге от того, что их игнорируют, я не очень нравлюсь. Наконец мы приземляемся, и я вздыхаю с облегчением. Мне нужно прогуляться, подышать свежим воздухом — все, что угодно, только не сидеть и не думать! — Мистер Кинни, — говорит стюардесса, которая «заявила на меня права», — не могли бы вы остаться на своем месте, пока все остальные пассажиры не выйдут? Я смотрю на нее с тревогой. — Почему? Какого хрена я должен здесь задерживаться? — я оглядываюсь в поисках окна, из которого можно было бы выпрыгнуть. — Вы ТАКОЙ забавный! — смеется она. — Мистер Кинни, пожалуйста, подождите, пока VIP-представитель не поднимется на борт, чтобы сопроводить вас через таможню. Итак, я сижу. В то время как все остальные гребаные люди в самолете проходят мимо меня. И каждый из них внимательно и долго смотрит. Как будто они ищут кого-то другого. Только не меня. Кого-то знаменитого. Я чувствую себя как полный урод. Теперь я понимаю, почему Джимми надевает солнцезащитные очки в самолетах. Наконец в самолет заходит очень чопорный мужчина в сером костюме от Сэвил-Роу. — Мистер Кинни, я готов вести вас и вашу свиту. Я оглядываюсь. Я, блядь, сижу, совершенно один. — Моя свита? — А, — говорит чиновник. — Никакой свиты. А как насчет вашего Личного помощника? Мой Личный Помощник в Питтсбурге, готовится к промежуточным экзаменам. — У меня его нет. Если только я не прячу его под сиденьем. Вместо этого я встаю и вытаскиваю свою ручную кладь. Стюардесса протягивает мне мою кожаную куртку, которую она повесила, когда я садился в самолет. — Значит… только вы, мистер Кинни? — я пожимаю плечами. — Что ж, тогда… Продолжим? — я киваю и следую за парнем из самолета по длинному коридору. — И каков ваш транспорт, мистер Кинни? Я хмурюсь. — Будь я проклят, если знаю. — Тогда как вы собираетесь добраться до своего отеля? Я снова пожимаю плечами. — Блядь, я не знаю. Похоже, я мало что знаю. VIP-представитель кажется раздраженным. — Видите ли, мистер Кинни, Личный Помощник должен знать такие вещи. Он бы все устроил. Если бы у вас был Личный помощник, у нас бы не было… небольшой путаницы. — Верно, — говорю я, — а если бы у моей тети был девятидюймовый член, она была бы моим дядей. Но у нее его нет, поэтому она моя тетя. Вот как-то так. — Гм, правильно, — отвечает чопорный представитель. Он ведет меня к стойке эмиграции, где просматривают ваш паспорт и все ваши документы. Но на этот раз я здесь не для того, чтобы работать, я здесь только для того, чтобы присутствовать на премьере «Хаммерсмита», так что это не займет слишком много времени. Затем мы забираем мои сумки, и я отправляюсь на таможню, где стараюсь выглядеть как можно более невинно. Я действительно был бы идиотом, если бы попытался ввезти в страну что-либо незаконное в этот момент моей жизни, особенно после того небольшого недоразумения с полицией летом. Это действительно означало бы желание полностью покончить с собой. А в Лондоне есть гораздо более приятные способы самоуничтожения. Некоторые из них я рассмотрю во время своего пребывания здесь но чуть позже. Мой новый приятель берет меня за локоть и подталкивает вперед. Думаю, у него есть что-то на уме о нас двоих, и ему не терпится приступить к этому! Это может быть интересно. Но вместо этого он говорит: — Вот тут все становится немного запутанным, мистер Кинни. — Запутанным? В смысле? — Это, — говорит он, указывая вперед. Я вижу толпу людей, ожидающих за дверями в Таможенную зону. Вижу, как некоторые из них смотрят в нашу сторону и показывают пальцем. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, на кого они указывают. — Ну и что? — говорю я, теряя терпение. Я просто хочу найти такси и добраться до города до следующего года. — Они ждут ВАС, мистер Кинни. — Меня? — говорю я. — Кто меня ждет? Парень смотрит на меня так, словно я самый тупой человек на Земле, и, возможно, так оно и есть. — Пресса, например. Фотографы из таблоидов. И целая стая самок, в основном подростков. Они ВСЕ уже заметили меня, и кричат, и прыгают вверх-вниз! — Господи, — говорю я. — Это именно то, что мне нужно! Теперь я более чем немного обеспокоен. Издалека девушки выглядят довольно безобидно, но я помню, что еще во времена Битломании с парней срывали одежду и вырывали волосы такие «безобидные» молодые существа! — Что, черт возьми, мне теперь делать? — Вам придется пройти мимо них, или через них. У меня здесь охрана. Вы уверены, что вас никто не встречает, мистер Кинни? Я снова смотрю через стекло и вижу еще больше этих прыгающих подростков. А я-то думал, что некоторые из голливудских звездочек — плохие ребята, если они не путешествуют с маленькой армией! — Может быть… Может быть, меня кто-то ждет. Если вы свяжетесь с мистером Дорианом Фолко… Вы могли бы это сделать? — Конечно, — говорит мой приятель, — все, что угодно. Через несколько минут я слышу голоса. И тут появляется Дориан. Он выглядит элегантно в своем безупречном костюме от Prada, в то время как я выгляжу бродягой в выцветших джинсах и старой кожаной куртке. Но Дориан широко улыбается. Эта сцена в аэропорту — кошмар для меня, но золотая жила рекламы для его картины. Гребаные режиссеры — они все одинаковые! — Брайан, — говорит Дориан, обнимая меня, — какое внимание ты получаешь уже сегодня! Я вздыхаю. — Зачем, Дориан? Почему здесь пресса? Я имею в виду, что меня даже не арестовали — пока! — Брайан, плакаты с надписью «Хаммерсмит» расклеены по всему городу. Ты не сможешь войти в Метро, не увидев СВОЕГО лица. Не говоря уже о том, что твой голос звучит по всем радиостанциям. — Блядь! — я совершенно забыл об этом. — И ты задаешься вопросом, почему тебя ожидает большой и громкий контингент? Ты звезда, Брайан. Дориан обнимает меня и успокаивающе похлопывает. — И тебе это нравится, Дориан. Ты обожаешь всю эту шумиху вокруг «Хаммерсмита»! — Не могу сказать, что я недоволен, — признается Дориан. Парень по связям практически обмочился. Ему не терпится вывезти нас из своего аэропорта. — Джентльмены? — настаивает он. — Если вы позволите? — Меня за дверью ждет машина, — говорит Дориан. Он поворачивается и совещается с моим приятелем и еще одним человеком в форме службы безопасности. Потом они забирают мои сумки. Я также передаю им свою ручную кладь, и они отправляются к машине, пока мы с Дорианом ждем. — Итак, — говорит Дориан, — я так понимаю, что в Лос-Анджелесе было немного тише, чем здесь. — Не совсем… тихо, но уверен, что там не было ничего подобного. — Просто подожди. Это произойдет. Конечно, в Лос-Анджелесе больше привыкли к знаменитостям. — Да ладно тебе! В Лос-Анджелесе я почти не появляюсь на экране радара. Дориан поднимает брови. — Подумай еще раз, Брайан. Истерия просто еще не началась. «Олимпиец» еще не вышел. Считай это своей генеральной репетицией. — Господи, — это все, что я могу сказать. Охрана проталкивается сквозь толпу, а нас с Дорианом толкают за ними. Фотографы злятся, потому что не получают нужных снимков. Они хотят, чтобы я стоял на месте для четкого кадра, который они смогут назвать «Брайан Кинни прибывает в Хитроу на премьеру «Хаммерсмита», но я совсем не в состоянии сотрудничать с ними, и нас всех продолжают толкать визжащие девушки! Это то, что действительно меня пугает. Эти подростки! Они кричат: «Брайан! Мы любим ТЕБЯ!», как будто они на рок-концерте. Они хотят, чтобы я остановился и раздал автографы. Но безопасность просто проталкивает нас сквозь толпу. А по другую сторону барьера безопасности ждет очень знакомый классический черный «Роллс-ройс» и Кенрой Смит. — Добро пожаловать в Лондон, мистер Кинни! — Я рад тебя видеть, парень! — говорю я, хлопая его по спине. — С каких это пор ты водишь машину для Дориана? — Я всегда к ВАШИМ услугам, мистер Кинни, — официально отвечает он, открывая дверцу «Роллс-ройса». — Зови меня Брайан, помнишь? — Мне нравится твой приветственный комитет, Брайан, — смеется Кенрой, подмигивая мне. Позади нас фотографы перегруппировываются, пытаясь сделать несколько приличных снимков, но ребята из службы безопасности Хитроу держат их за барьером. Я неохотно поворачиваюсь и машу им рукой. Затем ныряю в «Роллс-ройс». — Я подумал, что будет проще, если мистер Смит будет дежурить, пока ты в городе, Брайан, — говорит Дориан, садясь на заднее сиденье рядом со мной. — Значит, я не буду бродить по округе, попадая в неприятности? — отвечаю я, когда мы отъезжаем от тротуара. — Я просто пытаюсь облегчить твое пребывание, — говорит Дориан. И мы направляемся в город. Лондон выглядит так же. Может быть, даже круче. И листья меняются. На самом деле, это красиво. Я всегда любил осень. Цвета. Вся эта печальная аура. А Лондон осенью выглядит особенно меланхолично. Это идеальное место, чтобы чувствовать себя подавленным. Идеальное место, чтобы обдумать отношения, прошлые, настоящие и будущие, которые обречены на провал. Идеальное место для меня. — Итак, Брайан, — начинает Дориан, — я… слышал, что вы с Роном расстались. Снова. Я закатываю глаза. — Господи, слухи распространяются быстро! Это случилось только вчера! «Брайан, голубые сплетни распространяются быстрее, чем интернет, и гораздо надежнее», — я вспоминаю одну из любимых фраз Эммета Ханикатта. — Думаю, то, что говорят, правда. Позвони, телеграфируй и скажи королеве! — Именно так, — отвечает Дориан, — так, ты собираешься рассказать мне, что произошло? — Ты уже знаешь все, что тебе нужно знать, Дориан. Ты знаешь, что Рон делал с Хьюи? Что ж, он делал это и со мной тоже. Но я положил этому конец. Бесповоротно. Это звучит так просто, когда ты говоришь другому человеку, далеко от дома. Так просто. Так почему же все было не так просто? Дориан качает головой. — Я так и думал. Шантаж. Я знал, что должна быть причина, по которой ты вернулся к нему после того, как вы с Джастином казались такими счастливыми вместе, когда были здесь летом. А как насчет мальчика? — Он все еще в Питтсбурге. Все еще учится. И именно там он собирается остаться. Подальше от всего этого дерьма, — говорю я, — и подальше от меня на некоторое время. Дориан хмурится. — А почему подальше от ТЕБЯ, Брайан? «Потому что я гей-Криптонит, и не хочу, чтобы Джастин стал еще одной жертвой», — хочу кричать я! Но вместо этого говорю: — Потому что для него лучше быть подальше от меня. Для него лучше быть настолько независимым, насколько это возможно. И мне лучше не… не слишком эмоционально увлекаться сейчас. Дориан бросает на меня недоверчивый взгляд. — Полная чушь! Ты так «эмоционально увлечен» Джастином, как я никогда не видел у мужчин! Почему ты наказываешь себя, произнося такую чушь вслух? Надеюсь, ты не говоришь этого мальчику? — Нет, Дориан, но мне нужно держаться подальше от… от Джастина. И от Рона. И от всего этого бардака в Лос-Анджелесе для моего собственного спокойствия! Отношения с Роном закончились довольно неприятной сценой. Я даже… привлек своего адвоката. — Неужели до этого действительно дошло? — Дориан вздыхает. — Это прискорбно. — Я пытался избежать этого, но не смог. Рон продолжал вести себя так, словно собирался отпустить меня, и я надеялась, что это так и будет. Тогда все может просто исчезнуть и быть забыто. Может быть, тогда мы даже сможем быть… дружелюбными друг к другу. Или, по крайней мере, не пытаться постоянно друг друга убить. Но с Роном все или ничего. Дориан коротко смеется. — Я мог бы сказать тебе это и раньше! — Ну, да, я знаю. Я… надеялся, что дело не дойдет до… угроз. Но так как основной метод Рона — это угрозы и шантаж, к этому все и сводилось. — И у тебя было что-то на него, я полагаю? Дориан умирает от желания узнать каждую деталь, но ведет себя спокойно. Я киваю. — Кое-что похуже того, что было у него. Я не могу об этом говорить. Это… слишком личное. — Очевидно! — фыркает Дориан. — На самом деле это печально. Рон — талантливый человек. И его фильм будет огромным ударом. По крайней мере, критически. — Тебе не кажется, что будет кассовый провал, Дориан? — Это трудно понять. Тема… спорная, давай посмотрим правде в глаза. Ее очень трудно продать, как говорится. Он может в конечном итоге вернуть свои инвестиции, но реальная важность «Олимпийца» в том, что он выйдет на арену критиков. И в Сезон Наград. — А как насчет «Хаммерсмита»? Теперь Дориан по-настоящему улыбается. — Вот ЭТО поистине потрясающе, Брайан! Вести о фильме астрономические! Мы открываем в два раза больше экранов, чем изначально планировали. И надеемся превзойти бюджет фильма еще до Нового года. Конечно, «Хаммерсмит» был сделан на британском бюджете, который далеко не соответствует стоимости «Олимпийца». Но студия очень довольна. Сэр Кен на седьмом небе от счастья и перспективы попасть в цель! — Конечно, у него часть прибыли от картины! Есть причины радоваться! — И во многом этот успех связан с тобой, Брайан. Саундтрек находится в высокой ротации на двух основных поп-станциях в Лондоне и является отличным оружием. Мы уже заключили зарубежные дистрибьюторские сделки по всему миру, в основном из-за ажиотажа, который генерируют предварительные просмотры. И исходя из предположения, что «Олимпиец» тоже откроется хорошо. То, что ты снимаешься в двух хитовых фильмах одновременно, может только помочь им обоим в прокате! — А все эти девочки-подростки в аэропорту? Дориан поднимает бровь. — Ты еще не совсем Кумир подростков, Брайан, но у тебя может быть своя доля «крикунов» на премьере! Видишь? Прямо как у Джеймса Хаммерсмита! — Гм, не СОВСЕМ как у Джеймса Хаммерсмита! Никаких фанаток, пожалуйста! — Ты достаточно близок к нашей цели. Кенрой открывает стеклянную перегородку. — Вы сказали «Дорчестер», мистер Фолко? — Да, мистер Смит. Вот где у тебя есть оговорки, не так ли, Брайан? — Ага, — отвечаю я, — Рон сделал их. Я чувствую себя беспокойно, думая о том времени, когда я в последний раз был в этом отеле. — Знаешь, Дориан, если это не доставит тебе особых хлопот, я бы предпочел НЕ селиться в «Дорчестере». У меня такое чувство, что он будет кишеть прессой и всевозможными людьми, которых я предпочел бы избегать. Я думаю о встрече с Марком Гераси там, в баре. И эта женщина Фиона, стоящая передо мной и Роном в вестибюле. Нет, «Дорчестер» сейчас не для меня. — В самом деле? Где бы ты предпочел поселиться? — Дориан достает мобильный телефон. — Мне позвонить в «Чаттертон» и спросить, есть ли у них свободная комната? Я уверен, что они будут так же осторожны, как обычно. — Нет, — говорю я, — только Не «Чаттертон»! — мысль о том, чтобы жить там без Джастина, угнетает меня даже больше. — Как ты думаешь, если это не будет слишком навязчиво, я мог бы остановиться у тебя? Может быть, только на первые несколько дней? Думаю, что я бы чувствовал себя более расслабленным в доме, а не в отеле. Дориан странно смотрит на меня, но потом говорит: — Я бы предложил тебе свое гостеприимство раньше, но не хотел, чтобы ты думал, что у меня есть скрытый мотив для приглашения. И я предположил, что ты захочешь уединиться в отеле. — Поверь мне, Дориан, отель не такой уж приватный, особенно если все знают, что ты там. — Как, например, мистер Розенблюм? — Как и любой другой. — Тогда я был бы очень рад оказать тебе услугу, Брайан. Действительно, очень рад, — Дориан наклоняется к перегородке, — мистер Смит, отвезите нас в Блумсбери, будьте любезны. А потом он откидывается на спинку сиденья и улыбается мне. — Ну, Брайан, так действительно лучше. И он протягивает руку и кладет ее мне на ногу. *** Это был не напрасный вывод, что я окажусь в постели с Дорианом. Я имею в виду, что это даже не было темой для дискуссии. Мы оба знали, когда я попросил разрешения остаться в его доме. На самом деле это не было моей целью, когда я хотел остаться здесь. Дом Дориана находится на тихой улице в тихой части города, вдали от шума и суеты, и это как раз то, что я ищу. Но второе было неизбежно, я думаю. В этом Рон был прав. Вероятно, мы трахнулись бы еще прошлым летом, если бы со мной не было Джастина. И, блядь, это реально снимает большую часть скрытой напряженности ситуации, и большую часть моего собственного напряжения. Это еще одна проблема. Потому что у меня чертовски много напряжения, от которого нужно освободиться. И Дориан более чем готов помочь мне снять столько напряжения, сколько я смогу. К тому же, Дориан ничего не ждет. Он не путает случайный трах ни с чем, кроме того, что это такое. Он не собирается заказывать кольца для обязательств или нанимать киллера, чтобы убрать меня, когда я решу уйти. Есть что-то хорошее, что можно сказать о том, кто ничего от тебя не ждет. Нет никакого давления, чтобы соответствовать чему-либо. Ни твоя репутация, ни чей-то другой образ тебя, ни твоя собственная история неудач. Это как с чистого листа — нет ни прошлого, ни будущего. Тебе нужно думать только о настоящем. И после тех недель в Лос-Анджелесе это чертовское облегчение. Но, как ни странно, я также понимаю, что не хотел бы продолжать в том же духе бесконечно. На самом деле, мысль о том, чтобы снова вернуться к той жизни, так же угнетает, как мысль о том, что придется вернуться к Рону. Я пытаюсь вспомнить, что чувствовал все эти годы до того, как появился Джастин, когда я ничего не делал, кроме бессмысленного траха, и не могу. Потому что я ничего не чувствовал. Совсем ничего. Как будто все мое прошлое — это эмоциональная Черная Дыра. Завтра премьера «Хаммерсмита», и я начинаю нервничать. Дориан, как обычно, совершенно невозмутимый. Это моя третья ночь в городе, и мы идем ужинать в «Айви», а затем в частный клуб, принадлежащий Дориану. Клуб для меня слишком «британский». Все молодые официанты одеты как школьники, и там происходит много порки. Совсем не моя сцена. И эта школьная форма — мне было очень неловко. Я все время представлял себе, как Джастин невинно надевает форму Академии Сент-Джеймс, и я везу его в школу. А эти ребята получают от этого удовольствие, которое я считаю жутким и больным. Просто еще одна вещь, которая «неправильна» относительно меня и Джастина, я думаю. После того, как мы покидаем клуб, все, чего я действительно хочу — это вернуться в дом и лечь спать. Но у меня есть определенная обязанность развлекать моего хозяина. — Брайан, у меня к тебе вопрос. Просто из любопытства, — спрашивает меня Дориан после. Он один из тех парней, которые любят поговорить после оргазма. Я предпочитаю тех, кто просто падает в обморок от усталости. Или вытаскивает свою задницу из постели и идет домой. Но поскольку это ЕГО дом, это не вариант, — почему ты не взял с собой Джастина? Когда так очевидно, что ты постоянно думаешь о нем? — Это действительно очевидно? — спрашиваю я. И трудно не думать после того, как весь вечер смотрел на эту школьную форму. — Прости, Дориан. Мне не хочется говорить Дориану, что я сейчас не в настроении для большого, глубокого разговора. Но невозможно заткнуть моего болтливого хозяина. Особенно когда я только что закончил с ним трахаться. — Не за что извиняться, Брайан. Абсолютно, — говорит Дориан. Я им не пренебрегал, даже думая о ком-то другом, я всегда доставляю качественный товар. Может, я и думал о Джастине, но мой член определенно был с Дорианом. — Если бы я не знал тебя уже достаточно хорошо, то уверен, что это никогда бы не пришло мне в голову. Но, поскольку я знаю тебя, я должен спросить — почему ты просто не взял его сюда с собой? Для меня это не имеет смысла. Как я могу объяснить это Дориану? Как я могу даже рационализировать это для себя? — Он сейчас в середине семестра. Конечно, я хотел бы вытащить его и привести сюда. Но не хочу мешать его образованию еще больше, чем уже помешал. И кажется, что всегда то, что мешает связано со мной. Я не могу постоянно просить Джастина бросить все… чтобы мне не было чертовски одиноко, когда я буду где-то далеко! — Почему бы и нет? — как ни в чем не бывало отвечает Дориан. — Потому что это было бы совершенно эгоистично! Я и так уже достаточная сволочь и без того ставлю потребности моего члена выше потребности Джастина делать свою школьную работу! Дориан закуривает сигарету и предлагает мне. Я немного сократил количество сигарет, но трудно бросить полностью в Англии, где все курят, как в трубе. Я беру ее. Да, есть что-то в том, чтобы выкурить сигарету после секса, что кажется правильным. — Меня поражает, — продолжает Дориан, — как буквально американцы воспринимают слово «образование», будто единственное место, где человек учится — это классная комната, и единственный человек, у которого он учится — это школьный учитель. Если подумать, путешествуя по миру со своим возлюбленным, встречаясь с интересными людьми, изучаешь то, что мир может предложить — это само по себе образование. Возможно, образование другого рода, но не менее ценное, особенно для начинающего молодого художника. — Но если он отстает в учебе, Дориан, тогда… Он останавливает меня. — Я только хочу сказать, Брайан, что есть много способов учиться. И то, чему ТЫ должны научить своего мальчик, то, чему ты, на самом деле, уже научил его, как хорошему, так и плохому, скорее всего, станет уроком, который он запомнит наиболее отчетливо в своей жизни. Гораздо лучше, чем все, что он мог бы почерпнуть на уроке истории искусств или в его художественной студии. Ты забываешь, Брайан, что я тоже был студентом-искусствоведом. Я начал свою карьеру в качестве сценографа и учился в школе дизайна. Но мои настоящие знания были приобретены в жизни. — Теперь тебе легко говорить! — Я просто предлагаю свой собственный опыт в качестве примера. Например, когда мне было четырнадцать, я был соблазнен другом моего отца… — Господи! Дориан! Я действительно не хочу слышать подробности сексуальной одиссеи Дориана. По крайней мере, не в этот час ночи. И все же… может быть горячо. Дориан лет на семь-восемь старше меня, но выглядит моложе. Может быть, это потому, что он невысокий, с тонкими чертами лица и огромными темными глазами. Его отец был итальянцем, а мать — француженкой. Должно быть, в четырнадцать лет он был настоящим красавчиком. — Брайан, пожалуйста, оставь на пять минут свой пуританский облик. Думаешь, что ты настолько «свободен», потому что много трахаешься, но твоя собственная вина за это выдает тебя как типичного американца! Во всяком случае, я встретил Саймона в Милане, на съемках одного из фильмов моего отца. Я был в гостях на каникулах, а он работал над сценарием для отца. Ему было сорок семь, и он соблазнил меня почти сразу. И я был очень рад, что меня соблазнили. — Что сделал твой старик, когда узнал? Я представляю, что бы мой папаша сделал с этим тренером, если бы знал об инциденте в душе. И что он сделал бы со мной. — На самом деле ничего, — Дориан выпускает в воздух кольцо дыма, — он отправил меня обратно в школу-интернат здесь, в Англии. Через несколько дней я вылез из окна и отправился в Лондон, где счастливо прожил с Саймоном несколько месяцев, прежде чем отец вернулся в Англию, выследил меня, и заставил вернуться в школу. Но за те месяцы, проведенные с Саймоном, я довольно много узнал об искусстве написания сценария. Конечно, я узнал еще больше об искусстве содомии, но это просто сослужило хорошую службу в школе. Знаешь, британские государственные школы практически изобрели гомосексуализм. — Дориан, эти европейские истории о «взрослении» ТАК информативны! И к тому же неприличны! Я не знаю то ли быть должным образом шокированным, то ли ревновать. Думаю, ревность была бы ближе к истине. — Почему ты так говоришь? Это мое очень приятное воспоминание. Я все еще вижу старого Саймона периодически. Но могу заверить тебя, что ничто из того, что я, возможно, пропустил в учебе за те месяцы, когда меня не было в школе, не было столь ценным, как то, что я узнал от Саймона. — Прекрасная история, Дориан, — говорю я с сарказмом. — Так И ЕСТЬ, Брайан. Уверяю тебя, — рука Дориана находит мой член под ирландскими льняными простынями. Его история с Саймоном была более возбуждающей, чем я думал. — Потом, когда мне было восемнадцать, я встретил свою будущую жену Марию Монтгомери. Она играла главную роль в другой картине моего отца, а я помогал на съемочной площадке. — Женщина, Дориан? Я наблюдал за Дорианом с очень близкого расстояния, и он такой же педик, как и они все. Никогда не понимал его предполагаемый «брак». Я представлял, что это было прикрытие. — О, Брайан, тогда я управлял делами половина на половину. Конечно, в наши дни я предпочитаю мужчин, но время от времени наслаждаюсь красивой женщиной. И моей женой, конечно, тоже. В тот момент, когда я увидел ее, я понял, что хочу жениться на ней. Ей было… дай вспомнить… тридцать шесть, и она была самым великолепным созданием, которое я когда-либо видел. А когда мне исполнился двадцать один год, мы поженились. И мы все еще женаты. И так будет всегда, насколько я могу судить. И всякий раз, когда мы видимся, мы наслаждаемся друг другом по-прежнему. — Но Дориан… Ей, ДОЛЖНО быть, за пятьдесят! Как ты можешь… трахать ее! Я съеживаюсь при мысли об этом. Люди все еще занимаются сексом в таком возрасте! Я просто, блядь, молюсь, чтобы умереть задолго до этого. Потому что мысль о том, чтобы больше не быть молодым и красивым, о том, чтобы стоять перед зеркалом и видеть кого-то или что-то, на что я не могу смотреть, наполняет меня ужасом! — Потому что я очень сильно люблю ее, вот как, Брайан, — объясняет Дориан, — она все еще очень мила. И великолепная любовница. Сейчас, вероятно, даже лучше, чем в молодости, потому что у нее есть опыт, которого не хватает молодым любовникам. Но она, безусловно, научила меня большему, чем я мог когда-либо узнать в университете. И помогла начать заниматься сценографией для театра, познакомив меня с мужчиной, с которым у меня тоже был роман, и который привел меня в свою театральную труппу в качестве ученика дизайнера. И вот так я научился своему ремеслу. Так я узнал о своем мире, Брайан. — В постели? Это твой ответ на все вопросы? — замечаю я. — Я должен вытащить Джастина из школы и трахать его по всему миру? Ты это хочешь сказать? ЭТО должно быть его «образование»? — А почему бы и нет? — отвечает Дориан. И он говорит серьезно! — И Брайан, я уверен, что когда тебе будет пятьдесят шесть лет, будет много людей, готовых трахнуть тебя или быть трахнутыми тобой. Твой возраст не будет для них сдерживающим фактором. И особенно, если это кто-то, кто любил тебя в течение многих лет. Возможно, даже с тех пор, как ему исполнилось семнадцать. Тогда твой возраст не будет иметь для него ни малейшего значения, как и теперь для него это не имеет никакого значение. Ты можешь не верить в это в данный момент своей жизни, но это будет именно так. Поверь мне. Я качаю головой, думая о себе в пятьдесят шесть. Но это слишком… тревожно. — Чушь собачья, Дориан. Ты говоришь полную ерунду! — Вот увидишь, — говорит Дориан, делая последнюю затяжку сигареты, прежде чем затушить ее в пепельнице на тумбочке. Затем он приступает к подготовке моего члена к очередному раунду. Для маленького человека Дориан обладает удивительной выносливостью. — Вот увидишь. Часть вторая Краткое содержание: Брайан посещает премьеру «Хаммерсмита», встречается со старыми друзьями и получает несколько сюрпризов. Лондон, октябрь 2002 года. Сегодня день премьеры «Хаммерсмита», и я узнаю еще кое-что, что есть общего у Дориана с Роном, помимо одержимости его собственным фильмом, и это одержимость тем, как я одет, когда нахожусь с ним на публике. Так вот, я сам довольно щепетилен в отношении себя обычно. Я люблю порядок, и мне нравится быть чистым, и нравится выглядеть хорошо. Но признаю, что временами я еще и неряха. Но только в свободное время. Я мог целыми днями торчать в лофте, не бреясь, не одеваясь и не причесываясь, до тех пор, пока не собирался на работу или на прогулку в «Вавилон» или, если ожидал какую-либо компанию. И признаю, что моя основная грязная «мужская» натура проявляется с удвоенной силой, когда я нахожусь на лодке и никто не ожидает, что у меня будут идеальные волосы или чистые носки каждую минуту, или вообще носки, если уж на то пошло! Джастин не возражал, когда мы были на острове. Обычно ему все равно, что я ношу или не ношу. Или мои гребаные волосы в идеальном стиле. Для него это не имеет значения. Но Дориан занимается тем, что всегда собирает невидимые ворсинки с моей одежды. Раньше меня приводило в бешенство, когда это делал Рон. У меня есть новый смокинг от Armani, который я надену сегодня вечером, и эта чертова вещь была сшита именно для меня. Armani House прислал портного к Дориану специально для того, чтобы сделать последнюю примерку, чтобы я знал, что с подгонкой все в порядке, но Дориан просто не может перестать дергать меня! Он постоянно что-то «поправляет», будь то манжета, волосы или то, как драпируется смокинг. У него есть домработник, Иван, возомнивший себя помощником костюмера, и между ними двумя я, черт возьми, вот-вот начну кричать! — Дориан, ты можешь дать мне отдохнуть? Если ты вытянешь еще одну нитку с этих брюк, они упадут! — О, прости, Брайан! Прости! — Дориан немедленно отступает. Он нервничает, так что, может быть, у него есть хорошее оправдание. Но он заставляет МЕНЯ нервничать еще больше, чем я уже нервничаю, а я чертовски нервничал с самого начала! Жаль, что я не захватил с собой немного Ксанакса. Не знаю, как я собираюсь пройти через всю эту постановку без него, но я пообещал Джастину, что не буду его использовать. Я обещал ему. И стараюсь придерживаться этого обещания. Стараюсь. Мне очень нравится Дориан. Он забавный и умный, и у него есть непристойная история о ком угодно в британской киноиндустрии. И он действительно наслаждается сексом, чего Рон никогда не делал. Да, Рону это было нужно, и он трахался так часто, как только мог, но, казалось, ему это никогда не нравилось. Было похоже, что он трахался, потому что именно этого от него и ждут. Но получать от этого удовольствие? На самом деле улыбнуться или рассмеяться? Ни за что, черт возьми! Я и сам бывал довольно мрачен, когда постоянно трахался. Потому что, когда ты смеешься в постели, ты на самом деле общаешься с другим человеком. Как что-то личное. Или понимание того, насколько нелепа вся эта процедура на самом деле, когда думаешь об этом. Находиться в странных положениях и совать свое лицо в незнакомые места может быть довольно забавно. Но не с трахом. Потому что тебе наплевать на комментарии или идеи траха. Удовольствие приходит только с тем, кто все время видит абсурдность этого с тобой. Кто разделяет эту глупую шутку, кто понимает твое чувство «юмора» и всегда смеется. Улыбается. Тот, кто может назвать тебя дерьмом и заставить смеяться над собой. Тот, кого… здесь нет. Но кто всегда в моей голове. Я разговариваю с Джастином каждый день с тех пор, как приехал в Лондон. О том, что происходит, как идут его занятия, в каких ресторанах я ел, что происходит в магазине Майки и на сайте, который обновляет Джастин. Обыденные вещи. Простые разговоры, что обычно перерастает в нечто большее, например, в марафонские сеансы секса по телефону. Но я ничего не могу с собой поделать — я скучаю по нему и знаю, что он скучает по мне. Потому что я не могу оторвать руку от своего члена, когда разговариваю с ним, слышу его голос, даже когда он доносится издалека, даже из-за океана. В любом случае, чем больше я наблюдаю за Дорианом, тем больше не уверен, как мне удастся справляться со всем еще полторы недели. Мне все еще нужно поговорить с прессой. Улыбаться перед их камерами. Продолжать продвижение фильма. И там будет Дориан, всегда рядом, в футе от меня. Следящий за тем, что я говорю и что делаю. И иногда мне кажется, что я вижу более мелкую и приятную версию Рона. Да, песня, возможно, имеет другое название, но это та же самая гребаная мелодия! Эта перфекционистская натура. Это принуждение к контролю каждой детали. Может быть, это и значит быть кинорежиссером. Может быть, они ВСЕ такие, и именно это делает их хорошими режиссерами. В конце концов, создание фильма — это все о деталях и контроле. Так что, скорее всего, так оно и есть. Но сейчас я готов убраться отсюда. Из дома Дориана и из его постели. Более чем готов. Меня пригласили на несколько таких «Домашних вечеринок» в эти выходные, и думаю, что должен принять одно из приглашений. Я не знаю никого из «хозяев», но это не имеет значения. Все дело в том, чтобы выбраться из города, съесть чью-то еду и выпить чью-то выпивку. Для этого тебе не нужно знать людей вообще. Точно так же, как в тот первый раз, когда мы с Джастином отправились в дом Гарри Коллинза. Мы его не знали. Мы там никого не знали, кроме Джерри Милтона. Один из парней, пригласивших меня в свой дом в Хэмпшире, крупный продюсер. Дориан говорит, что он свяжется со мной, если я захочу переехать сюда и сниматься в Лондоне. Это заблуждение Дориана, что я переезжаю в Лондон прямо сейчас и работаю здесь. Мысль о том, чтобы жить в этом городе, соблазнительна, тем более что мне не пришлось бы сталкиваться с Роном каждый раз, когда нужно идти на какое-нибудь киносеанс. Но этот продюсер — полный зануда. Наверное, я мог бы принять его приглашение и проспать три дня в его постели, но это кажется напрасной тратой времени. Еще одно приглашение от довольно известного актера в его большой дом недалеко от Бата. Он кое в чем снимался в Голливуде, но в основном он знаменит большими бюджетными экранизациями Шекспира, в которых играл для своих Британских студий. Он женат на актрисе, с которой часто снимается, но Дориан говорит, что он трахает все, что движется. И я могу понять это по тому, как он сформулировал свое приглашение, что я проведу весь уик-энд, преследуемый по гостиной. Мне это тоже не нравится. Самое интригующее приглашение пришло от парня, с которым я познакомился в «школьном» клубе Дориана. Он довольно молодой и прилично выглядящий, с длинным титулом и замком в Шотландии в придачу. Шотландия должна быть красивой, и я хотел бы взглянуть на пейзажи. Единственная проблема в том, что это долгая, долгая поездка на поезде в тот замок, и Дориан говорит, что я отморожу там свою задницу даже в конце октября. — Там НЕТ центрального отопления, Брайан. В замке будет ХОЛОДНО, и я это серьезно! Дориан бывал в этом доме лорда Скотти. Он побывал везде, давайте посмотрим правде в глаза. — Тогда как они там согреваются? — Как ты думаешь? Пьют и трахаются! А как же иначе? — смеется Дориан. — Должно быть, вполне твоя вещь. — О, — говорю я. — Правильно. И когда он это говорит, я понимаю, что у меня нет никакого желания ехать на поезде всю дорогу до Шотландии на холодные выходные, полные выпивки и секса. Я достаю «Филофакс» и смотрю на свое расписание. Я уже дал интервью большинству британских газет и развлекательных журналов, таких как «Тайм-аут», «Гардиан», «Индепендент», «Дейли», «Почта» и даже «Таймс». Но на следующей неделе у меня будет еще куча встреч с некоторыми представителями иностранной прессы. Несколько радиоинтервью. И еще несколько выступлений в «чат-шоу». Я с нетерпением жду встречи с этим сумасшедшим ирландцем, Грэмом Нортоном. Только в Англии мог существовать пылающий ирландский педик с ночным секс-ток-шоу! И это очень забавно! И единственное, от чего я в восторге. Итак, мои планы на выходные все еще висят в воздухе. Дориан немного смущен, что я не остаюсь автоматически с ним в городе. Не то чтобы он когда-нибудь говорил мне об этом. Он слишком «искушен» для ревности. Он сам мне об этом сказал. Но я не могу быть уверен. И не хочу начинать ЭТО дерьмо снова. Как я уже сказал, название другое, но мелодия та же. Дориан договорился, чтобы Кенрой Смит отвез нас на премьеру. У Дориана есть своя машина, «Бентли», но винтажные «Роллс-ройсы» впечатляют больше. А Иван, слуга Дориана, и в лучшие времена не самый лучший водитель, в то время как Кенрой всегда тверд, как скала. Так что, если будут какие-то настойчивые фанаты, Кенрой должен справиться с ситуацией просто отлично! Кенрой предоставлен «к моим услугам», пока я здесь, но признаю, что не очень часто использовал его. Пару раз, когда выходил ночью, я был с Дорианом, и возил нас Иван. Я планировал посетить несколько клубов, может быть, вернуться в несколько мест, где мы с Джастином наслаждались прошлым летом. Но когда я серьезно задумываюсь об этом, понимаю, что мне нравились не клубы. Вовсе не клубы. Это был Джастин. Быть с Джастином. Танцы с Джастином. Видеть Лондон его глазами, переживая все через него. И мысль о том, чтобы отправиться туда без него, так же угнетает, как мысль о том, чтобы вернуться и поселиться в «Чаттертоне» одному. Это только подчеркнет, насколько я несчастен на самом деле здесь без него. Кенрой в веселом настроении. Он никогда раньше не был на премьере, даже если собирается просто сидеть на улице в машине. Но даже он заражен волнением. Театр находится на Лестер-сквер. Это огромная площадка, почти две тысячи мест, говорит Дориан, и сегодня вечером там будет полно народу. Улицы вокруг него, безусловно, переполнены. А еще кругом огромные баннеры и рекламные щиты с плакатом «Хаммерсмит». Мне становится не по себе, когда я вижу части своего лица высотой около восьми футов и десять футов в поперечнике. Кенрой разговаривает с одним из полицейских, показывает ему какие-то бумаги из студии, и он направляет нас к «Красной ковровой дорожке». — Мы должны «выйти», Дориан? — говорю я, гадая, удержат ли меня ноги. — Конечно. Просто не забывай улыбаться. Это ВСЕ, что тебе нужно делать, — отвечает он, сжимая мою руку. А это значит, что я должен заткнуться и не говорить ничего глупого, что они могут напечатать завтра. Швейцар открывает дверь, и Дориан выходит первым. Он тут же отходит и начинает разговор с мужчиной, держащим микрофон. А я продолжаю сидеть в «Роллс-ройсе», как идиот. Наконец Кенрой говорит: — Тебе лучше вытащить свою задницу, Брайан. Мы задерживаем парад. Я поворачиваюсь и смотрю в заднее окно, и вижу позади вереницу лимузинов, ожидающих нас. — Блядь. И поэтому я вылезаю из «Роллс-ройса». Уверен, что первым делом упаду прямо на свою «задницу». Но я не падаю. Человек с микрофоном объявляет обо мне бурлящей толпе. — А вот и горячая молодая звезда нашего фильма «Хаммерсмит» — мистер Брайан Кинни! Стена шума поднимается мне навстречу, и я вздрагиваю. Пронзительный крик моего контингента девочек-подростков. У некоторых из них огромные таблички с надписью «Мы *сердце* Брайан» — с нарисованным большим красным сердцем. С тех пор как они начали использовать для всех рекламных материалов ту фотографию, на которой изображен маленький сердечный амулет Джастина, очевидно, это стало большой причудой. Доказательством того, что ты фанат «Хаммерсмита»! Я пытаюсь представить себе всех этих девушек, желающих носить одно и то же украшение только потому, что я ношу его в фильме. Трудно поверить, но это, блядь, правда. Диана всегда говорила мне, чтобы я отворачивался от мигающих огней камер, потому что невозможно не ослепнуть от яркого света. Мне вдруг захотелось, чтобы она была здесь и поддерживала меня. Диана — ветеран сотен премьер, и она провела меня через парочку, что мы посетили, как профессионал, которым она и является. Мне нужно, чтобы кто-то прошел со мной через этот вызов. Кто-то, кому я могу доверять. Дориан подзывает меня к мужчине с микрофоном. Я даже не могу вспомнить, что говорю. «Рад быть здесь.» Верно. Вот и все. — А твой хит из фильма «Голубая крошка»? — спрашивает человек у микрофона. — Ты будешь петь его на «Top of the Pops» на следующей неделе? — Я… — это останавливает меня, — я так не думаю. Зачем им нужен Я на этом шоу? Дориан перебивает меня: — Мы еще не доработали образ, Найджел. Мы позволим всем фанатам «Хаммерсмита» узнать об этом, когда закончим. А пока всем следует купить копию «Хаммерсмит Саундтрек»! И приходите посмотреть картину в эти выходные! Еще один раунд аплодисментов и крики «Мы любим Брайана!» — и затем Дориан ведет меня в театр. — Господи, Дориан, — говорю я, — я не могу пойти на «Top of the Pops»! Я, блядь, не могу ПЕТЬ в каком-то телевизионном шоу! Это безумие! — Тебе не придется петь, Брайан. Будет фонограмма, — безмятежно отвечает Дориан. — Черт! Я и это не могу сделать! — Просто плыви по течению, — говорит Дориан. «Течение». Где я слышал это раньше? Я вижу сэра Кеннета, стоящего в вестибюле, прямо за дверью. Гарри Коллинз стоит по одну сторону от него, а с другой стороны — Билли Филлипс-Смайт, держащийся за руку сэра Кена. Билли! Эта маленькая шлюшка из домашняя вечеринки в Сассексе! Брат Адель, фальшивой «подружки» Джерри Милтона. Тот, кто пытался отсосать мне в конюшне! Тот, который все время целовался с Хьюи. И он здесь с сэром Кеном! Иисус. Подожди, пока Джастин не услышит об этом. — Мой дорогой мальчик! — говорит сэр Кен. — Я в восторге! Я так рад! — Кен целует меня в обе щеки и сжимает мою руку в то же время. — Я ЗНАЛ, что ты будешь идеален в этой роли! Разве я этого не говорил? А? — Оставь ВСЕ заслуги Кенни, Дориан! — говорит Гарри Коллинз. — Что ж, Гарри, он этого заслуживает, — отвечает Дориан, — в конце концов, ВСЕ-ТАКИ именно он нашел Брайана. Действительно, думаю я. Рон будет рад ЭТО услышать! — Я знал, что фильм будет прекрасной маленькой работой, но вряд ли ожидал, что он станет хитом! — сэр Кен сияет. Он не только отлично сыграл в фильме роль Джонатана Эша, но и заработал много денег. Естественно, я просто получил фиксированный гонорар за свою часть работы. Не то чтобы я жалуюсь. — Мне следовало бы почаще сниматься в рок-н-ролльных фильмах, мои дорогие. Возможно, в следующий раз я смогу сыграть рок-звезду! — Почему бы и нет, сэр Кен? Вам столько же лет, сколько Мику Джаггеру, — комментирую я. — Это абсолютная правда, Брайан! Я МОГ бы это сделать! Сэр Кеннет сияет. Он в ударе. Билли Филлипс-Смайт кивает ему и улыбается. Новый мальчик. Он на несколько лет старше Хьюи, но все еще молод. И выглядит совсем не так, как в первый раз, когда я увидел его в доме Гарри, в том сшитом на заказ костюме, стоящим на коленях у моих ног на грязной соломе в сарае. Я все еще не могу прийти в себя. Билли выглядит так, будто на нем один из старых нарядов Хьюи — темно-бордовые бархатные брюки и кружевная рубашка с оборками. Кен, должно быть, одевает всех своих мальчиков в магазине пиратского снаряжения. — Посмотри, что ты наделал, Брайан, — говорит Дориан, — он НИКОГДА не захочет вернуться и играть дворецких или Шекспира! Несколько человек останавливаются, чтобы пожать нам руки. Старая болтовня. Я даже вижу Чарли Уэстона и его жену, как и остальных ребят из группы. Чарли улыбается очень непринужденно. Эти ребята определенно заработают немного денег, если Саундтрек продается. Единственный, кто подходит и говорит со мной Дэви Дэвис, басист. Кроме того, он был единственным трезвым парнем во всей группе. Я же держусь подальше от остальных. Связываться с группой — это последнее, что мне сейчас нужно. — Брайан! — слышу я пронзительный голос. Оборачиваюсь и вижу Сибил Милтон, сестру Джерри, и ее мужа Альберта. Парень, похожий на моржа. — Привет, Сибил. Все, что я могу сделать, это задаться вопросом, какого хрена она здесь делает. Она не имеет никакого отношения к фильму. За исключением того, что вся сцена похожа на одну большую счастливую семью, и все были приглашены, чтобы отпраздновать и поддержать Дориана и сэра Кена. — Разве это не захватывающе! — Волнующе, — отвечаю я. Я повторяю одно и то же всю ночь — очень волнующе. — А где Джастин? Где этот милый мальчик? — громко восклицает она. — Он учится. — О, — говорит она, явно разочарованная, — жаль, что он не смог приехать. Мой сын Уильям тоже учится. Уильям — ребенок, которого никто никогда не видел, потому что он всегда в школе. — Так оно и есть, — говорю я. Я хочу, чтобы кто-нибудь пришел и спас меня до того, как Сибил начнет говорить о своей подруге Фионе. Эта жуткая Фиона… предупреждающая меня о чем-то в вестибюле отеля «Дорчестер». Что-то о Роне. И Будущем. Все это чушь собачья. Это последнее, что мне нужно. Я обернулся, чтобы убедиться, что Фиона не прячется за углом. К счастью, приходит Дориан и тянет меня сфотографироваться с сэром Кеном. Пока мы с Кеном позируем, Ник Парр, помощник Дориана по «Хаммерсмиту», подходит, чтобы поговорить с ним о чем-то. Я чувствую себя неловко и постоянно оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никакие призраки не преследуют меня. И в одном из тех темных углов, где я ожидал увидеть Фиону, я вижу кое-кого, кто заставляет меня моргать. Я снова смотрю туда. — Дориан, — говорю я, наблюдая, как Ник подходит и встает рядом с Роуэном Конли, — кто это с Ником Парр? — Где? — Дориан оглядывается. — О, это новый парень Ника. У него небольшая роль в фильме. Я полагаю, Ник познакомился с ним во время съемок и помогает ему пробиться в актерское мастерство. Гребаный Роуэн Конли! Этот маленький засранец пытался убедить Джастина, что он не гей! Конечно! Он говорил это вплоть до того момента, как набросился на мой член в гостиничном номере! А теперь он трахает помощника Дориана. Ник собирается «помочь» Роуэн ворваться в актерскую игру! Охуеть. Подожди, пока Джастин не услышит об ЭТОМ! Кто-то подходит и что-то шепчет Дориану, который поворачивается ко мне. — Пора занять наши места, Брайан. Ты готов? — Учитывая, что я еще не видел ничего из фильма, думаю, что да. Дориан отказался показать мне что-либо большее, чем несколько рекламных роликов. Он хочет, чтобы я был удивлен. Надеюсь, что не проведу весь показ, прячась под сиденьем. Я едва мог смотреть эти чертовы домашние фильмы! Я сажусь рядом с Дорианом, сэр Кен и Билли сидят по другую сторону от меня, рядом с ними Гарри Коллинз. Ник Парр и Роуэн следуют за нами. Я продолжаю думать, что Роуэн, блядь, смотрит мне в затылок, его глаза сверлят мой мозг. У меня такое странное чувство, что у него в кармане мобильный телефон и он транслирует все это событие, пьесу за пьесой, в дом в каньоне в Беверли-Хиллз. Знаю, я просто параноик, но трудно избавиться от ощущения, что Рон преследует меня. Наблюдает за мной… даже здесь. Свет гаснет, и «Хаммерсмит» начинается с этой проклятой песни! Мой голос поет «Baby Blue»! Я сделал все возможное, чтобы не слышать этого, даже не слушал радио с тех пор, как приехал сюда, но это прямо в фильме. Конечно! Это гребаная тема всей картины. Она звучит так по-другому, гораздо больше и полнее в этом похожем на пещеру театре, чем когда Джастин слушал ее в лофте. Но я все еще не могу смириться с тем, что слышу себя. Чувствую, как пот стекает по шее. «Хаммерсмит» начинается с длинного трекингового снимка с обзорной камеры. Очень артистичный вид. Темные, мокрые улицы Лондона. Следуя за кем-то, идущим, видя то, что он видит, в то время как идут песня и первые титры. Выслеживая, в конце концов, театр, где афиша рекламирует появление Джеймса Хаммерсмита. Долго… слишком долго! Снимок этой фотографии, на которой я изображен в роли Хаммерсмита, похожего на панк-вампира. Я вжимаюсь в свое кресло. Это слишком неловко. — Дориан. Кажется, меня сейчас стошнит. — Не вздумай, Брайан, — шепчет он, — а теперь помолчи и понаблюдай за следующим эпизодом. Ты будешь очень доволен. Конечно! Ему легко говорить! Жаль, что я не взял с собой этот гребаный Ксанакс! Камера показывает плакат. Затем, внезапно, она меняет кадр, чтобы показать точку обзора, думаю, она следует за моим взглядом. И я замираю, пораженный. Потому что это Джастин. Его напряженное лицо заполняет экран пока он смотрит на афишу концерта Хаммерсмита. Его голубые глаза пожирают плакат. Камера задерживается на нем, когда песня заканчивается и титры заканчиваются. Его глаза выглядят такими чертовски голубыми, они нереальные. Как будто это спецэффект. Затем кадр отодвигается и показывает его фигуру полностью, одетую в выцветшие джинсы и незнакомую старую рубашку для регби. Волосы выглядят длинными, взъерошенными и слегка влажными от дождя, как расплавленная платина. — Удивлен? — Господи, Дориан. Почему ты меня не предупредил? Я даже не знал, что он снимался в чем-то подобном. — Ник снимал в ночь концерта «Cure», — говорит Дориан, — он снял это на другой стороне улицы, где были другие статисты. Мне понравился внешний вид Джастина, и я хотел немного показать его. И когда увидел эти результаты, я точно знал, как буду их использовать. Я не мог не использовать этот взгляд, когда он смотрит на плакат с Джеймсом Хаммерсмитом! Вся эта юная похоть! Он задает тон всей картине. — Господи, — повторяю я. — Я знал, что тебе понравится! Подожди, пока Джастин не увидит себя! — Дориан, я… Но больше я ничего не мог сказать. Я не мог думать ни о чем другом, кроме этого выражения на лице Джастина, пока смотрел эту гребаную картину. Мои собственные сцены проходят мимо, а я даже не замечаю, что нахожусь на экране. Потому что уже предвкушаю те концертные сцены. И когда они наконец приходят, я вижу, что Дориан хорошо использовал кадры, на которых Джастин и Роуэн целуются в «Раунхаусе». Я вижу большие, неуклюжие руки Роуэна скользящие по обтягивающим джинсам Джастина, его язык скользящий по уху Джастина, в то время как Джастин пристально смотрит на Джеймса Хаммерсмита. Дориан переснял кадры с моими действиями на сцене, чтобы все выглядело так, что бы все, что они делают, совпадало с тем, что Я делаю или пою на сцене. Это сверхъестественно. — Ник устроил своему новому бойфренду рекламный ролик, основанный на показе нескольких клипов и отрывков из этой сцены. И Джастин намного красивее, чем тот другой мальчик. Если ты заинтересован в том, чтобы он работал здесь, Брайан… — Дориан колеблется, — я знаю, что Джастин изучает искусство в школе, но если вы переедете сюда, я уверен, что он сможет найти работу. У него очень практичный вид. Невинный и сексуальный одновременно. — Ни за что, — выдыхаю я, — ни за что, черт возьми! — Как скажешь, — шепчет в ответ Дориан, — но ты, возможно, захочешь позволить мальчику принять это решение самому, прежде чем ты примешь за него все решения. Но сейчас мои глаза прикованы к экрану. Наблюдая за Джастином и Роуэном, камера отслеживала их на темной улице, когда они останавливаются и целуются. Под уличным фонарем. Под чертовым УЛИЧНЫМ ФОНАРЕМ! Я чувствую, как мое сердце колотится в крови до самой макушки, и почти готово взорваться. — Мне нужно уйти, Дориан, — говорю я, вставая. Я не могу высидеть здесь больше ни секунды, иначе меня стошнит. — Брайан, куда ты собрался? — беспокоится Дориан. — С тобой все в порядке? Брайан! Но я, спотыкаясь, прохожу мимо сэра Кена, Билли и Гарри Коллинза и иду по проходу. Не знаю, почему, черт возьми я ухожу, но точно знаю, что мне нужно выбраться из этого театра. Прямо сейчас.