ID работы: 11149798

Квир-теории

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
42
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
1 611 страниц, 122 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
42 Нравится 507 Отзывы 16 В сборник Скачать

Глава 112 Моя любимая ошибка

Настройки текста
Глава сто двеннадцатая МОЯ ЛЮБИМАЯ ОШИБКА Краткое содержание: Джастин присоединяется к Брайану на выходные в Нью-Йорке. Нью-Йорк, ноябрь 2002 года. Джастин Часть первая — Джастин Тейлор? — Да? — отвечаю я, оборачиваясь. Незнакомая женщина в синем костюме ждет меня сразу за пропускным пунктом службы безопасности. — Джастин, я Лесли, — говорит она, пожимая мне руку. — Где Синтия? Я думал, она меня встречает. — Ее задержали на съемках с мистером Кинни, поэтому она спросила, не хочу ли я встретиться с вами. Я занимаюсь пиаром для фильма, поэтому была рада помочь. Лесли отступает и берет меня под руку. Интересно, что ей сказала Синтия обо мне. О том, кто я и что делаю здесь, в Нью-Йорке. — У вас есть еще багаж? — она показывает на мою новую сумку. Это кажется более неудобным, чем рюкзак, но я знаю, что ручная кладь круче. Не хочу выглядеть глупым ребенком в Нью-Йорке. — Еще один, — отвечаю я. И Лесли провожает меня до зоны выдачи багажа. Я снимаю свой новый чемодан с карусели, и она пытается забрать его у меня. — Все в порядке. Я могу сам нести его. — Красивые сумки, — говорит она, — выглядят новыми. — Так и есть. Я уговорил их приехать сюда на выходные. Брайан купил их для меня, когда мы ходили по магазинам с Гасом. У меня есть приличный чемодан, который я купил, когда мы с Брайаном ездили в Англию прошлым летом, но я совершил ошибку, взяв свою старую спортивную сумку в Англию в последний раз. Я собирал вещи в спешке — это мое оправдание! Но Брайан боялся, что и в Нью-Йорк я возьму старый сломанный чемодан, поэтому купил мне целый комплект нового багажа — шесть штук! Я не использую все эти чемоданы даже в течение десяти лет, но теперь они у меня все равно есть. И новые сумки действительно выглядят хорошо. Лесли ведет меня к огромному лимузину. Водитель открывает нам дверь. Это круто. Конечно, не так круто, как Кенрой Смит и его «Роллс-ройсом», но довольно здорово. Мы с шиком въезжаем на Манхэттен, и Лесли рассказывает мне, чем занимались Брайан и Джимми. Все эти различные записи, живые выступления и съемки Брайана у Вуди Аллена — трудно держать все в голове. — Я рад, что Синтия справляется со всем этим, — говорю я ей, — Брайан ей доверяет. — Синтия как рыба в воде, — говорит Лесли, — похоже, она уже давно занимается рекламой. Она все время поглядывает на меня, оглядывает меня с ног до головы, и улыбается. Мне кажется, Лесли мне нравится. Она не фальшивка. — Синтия работала на Брайана в течение многих лет, когда он занимался рекламой, что в некотором роде похоже на эту рекламу. И она одна из немногих людей, которые могут мириться с его дерьмом. Кроме меня, конечно. — Я задавалась этим вопросом, — говорит Лесли, — потому что у Брайана не было личного помощника во время пресс-конференции в Чикаго. Я работала на том этапе промо-тура тоже, и Брайан был там один. — Тогда он не думал, что ему нужен помощник, — отвечаю я, — но теперь он знает. Поэтому я убедил его, что Синтия облегчит ему все это испытание. — Вы проницательный человек, мистер Тейлор, — говорит Лесли, наклоняя голову, — вы консультант Брайана по карьере на полный рабочий день или просто в качестве побочной линии? — Я для него все — полный рабочий день, — уверенно отвечаю я. И Лесли снова улыбается мне. — Понимаю. Кажется, мне что-то в этом роде говорила Синтия, — говорит она, — она ваша большая поклонница, Джастин. — Я тоже большой поклонник Синтии! — отвечаю я. По мере того, как мы приближаемся к городу, я чувствую, что становлюсь все более взволнованным, наблюдая, как перед нами поднимается Манхэттен. — Знаете, я вчера вечером смотрел Брайана в «Леттермане»! Мои друзья Дафна, Эммет, Уэйд и Тед все пришли в лофт — там мы с Брайаном живем — и смотрели вместе со мной. Это было напряженно! — Мне казалось, что Брайан довольно хорошо справился, — говорит Лесли, — он казался очень спокойным с Леттерманом. Гораздо больше, чем с Реджисом или в «Виде». И думаю, что он хорошо выступил в «Сегодняшнем шоу». — Я знаю! Брайан хорошо реагирует на людей, которые кажутся искренними. Он ненавидит фальшивок. И Брайан довольно забавен, когда хочет. Он отпускал какие-то забавные реплики с Леттерманом. И выглядел великолепно. Но Брайан всегда выглядит великолепно. — Видимо, Джимми Харди подготовил его к шоу «Леттерман». И мне он показался очень обаятельным. Может быть, Брайану стоит подумать о том, чтобы взять комедию для своей следующей картины. — Это одна из возможностей. У него куча сценариев, но я не думаю, что он знает, что хочет делать дальше. Этот вестерн — еще одна возможность. Но это будет только следующим летом. И с Роном в качестве режиссера, что меня не слишком устраивает. Но речь идет о карьере Брайана, а не о моем уровне комфорта. — Я думаю, что он был бы хорош в боевике. Но его больше интересуют драмы. И я знаю, что Брайан не был бы слишком счастлив в романтических комедиях, в которых снимается Джимми. Брайан ненавидит такие фильмы. Слишком мягкие. В пятницу днем движение довольно интенсивное, а отель находится в центре города, поэтому мы крадемся, непринужденно болтая, в то время как Лесли посвящает меня в подробности пресс-пирушки. Наконец лимузин подъезжает к «Уиндему». Мы с Лесли выходим, и люди смотрят, кто это, но когда они видят, что это всего лишь никто, они уходят. Но я рад, что взял новый багаж, и что я немного приоделся в новую пару джинс «Дизель» и старый свитер Брайана от Хельмута Ланга. Забавно, что год назад я даже не слишком задумывался о том, что на мне надето, не говоря уже о знакомстве с дизайнерами. Но если Брайан считает, что для меня важно хорошо одеваться, значит, это важно. И эта одежда действительно очень хорошо смотрится на мне. Может быть, даже лучше, чем просто хорошо! Лесли регистрирует меня в отеле, и портье дает мне мою собственную карточку-ключ от номера. Брайан и Синтия все еще на работе, снимаются в какой-то художественной галерее неподалеку отсюда. Они должны были закончить сцены Брайана сегодня, но Лесли сообщает мне, что Вуди Аллен расширил роль Брайана и собирается снять еще несколько сцен на следующей неделе, прежде чем тот вернется в Лос-Анджелес. Затем Лесли говорит, что была рада познакомиться со «Знаменитым Джастином», что заставляет меня смеяться! И она оставляет меня распаковывать вещи и устраиваться. Номер гигантский, и по сравнению с тем, в котором я жил, когда сбежал в Нью-Йорк с карточкой Брайана «ВИЗА», он выглядит как гостиница «Красная крыша». Конечно, я проверяю кровать королевского размера, а затем ванную комнату, большую ванну и отдельный душ. Решаю принять душ, чтобы расслабиться после перелета из Питтсбурга и поездки по городу. Надеваю один из тех больших белых халатов, которые там висят. Мне нравятся эти пушистые халаты. Я уже вытираюсь, когда слышу, как открывается дверь номера, а затем слышаться голоса. Брайан, как обычно, на что-то жалуется, а Синтия говорит с ним тихим, успокаивающим голосом. Кажется, они хорошо работают вместе, как в старые добрые времена. Я плотнее закутываюсь в пушистый халат, поскольку не хочу смущать Синтию, когда я выйду в гостиную. — Джастин! — восклицает Синтия, отрываясь от бумаги, которую показывает Брайану. И Брайан тоже поднимает глаза и глупо улыбается мне. Он великолепно выглядит в темно-серебристо-сером костюме. Это один из его новых Armani. Он надел его сегодня утром для «Вида» — я поймал начало шоу, пока ждал маму, которая отвезла меня в аэропорт. Но Эммет записал все это для меня. И Вик тоже записывает все выступления Брайана на телевидении. Думаю, что шоу прошло довольно хорошо, потому что женщины на трибунах охали и ахали над Брайаном еще до того, как он вышел на сцену. Особенно эта Звезда Джонс. Она вела себя так, словно хотела заполучить Брайана в свои руки и съесть его! Это вполне объяснимая реакция, даже для женщины! И зрители — все, конечно, женщины! Так же, как на шоу «Опры»! Они улюлюкали и орали, как сумасшедшие, когда появился Брайан… — Привет, Синтия, — говорю я, — привет, Брайан… Но прежде чем я успеваю продолжить, Брайан поднимает меня и, перекинув через плечо, несет обратно в спальню. — Пока, Синтия, — я улыбаюсь ей и слегка машу рукой. — Пока, Джастин. Увидимся позже. Надеюсь. Брайан пинком захлопывает дверь и бросает меня на кровать. Он снимает пиджак, снимает ботинки и носки. Затем бросает галстук на комод. У него все еще та же глупая ухмылка на лице. — Как прошел твой полет? — О, это было просто здорово, — говорю я, — я съел два пакета арахиса! Брайан расстегивает рубашку и бросает ее на стул. — В городе было много машин? — О, совсем немного. Но мы все равно неплохо провели время, — продолжаю я. Брайан расстегивает брюки и сбрасывает их на пол. На нем пара тех черных шелковых трусов, которые на ощупь очень похожи на атласную головку его члена, которая напрягается под тонким материалом. — Что ты думаешь об отеле? Хороший номер, а? — О, это здорово. Особенно огромная кровать, — говорю я, когда Брайан падает на меня сверху. — Ты опять занимаешься чревовещанием, — говорит он, ухмыляясь и распахивая мой пушистый белый халат. — Я делаю это только тогда, когда не жду от тебя настоящего разговора. Просто заполняю пробелы. Я опускаю руку и просовываю ее в обтягивающие черные шелковые трусы. — Я могу придумать, что лучше сделать с твоим ртом, — говорит Брайан с таким волчьим выражением, как будто хочет съесть меня живьем. И начинает демонстрировать это, нападая на мой рот. Он очень, очень талантливый собеседник! Спускается к моим соскам, пока я помогаю ему стянуть трусы. — Мне это нравится, Брайан, — стону я в знак одобрения. — Сейчас понравится еще больше, — говорит он, останавливаясь на мгновение, прежде чем вернуться к облизыванию моей груди. Он утыкается носом в бледную прядь волос на моей груди. Она едва видна, но я горжусь ею. Эммет считает, что я должен побриться, но я достаточно долго ждал, чтобы у меня появились волосы на теле, и я никак не могу от них избавиться. И Брайан тянет их губами, осторожно дуя. — Утиный пух, — говорит он. — Мне крякнуть? — Издавай любые животные звуки, какие захочешь. В эти выходные у нас будет время осмотреть весь зверинец, потому что я не планирую покидать эту комнату по крайней мере в течение 24 часов. — Значит, — выдыхаю я, — все, что я увижу в Нью-Йорке, это гостиничный номер? Звучит точно так же, как в прошлый раз, когда я был в Нью-Йорке! — У тебя есть жалобы? — вопрошает он и поднимает одну бровь. — Ни за что! Я просто констатирую. И я снова притягиваю его к своему рту. Брайан не единственный, кто голоден. Мы целуемся долго-долго, а потом Брайан начинает вставать с кровати. — Я сейчас вернусь. — Не нужно, — говорю я, — проверь карман моего халата. Брайан протягивает руку и достает презервативы. Я взял с собой весь ассортимент, в том числе ароматизированные для минета. Почему нет? Эммет говорит, что они отвратительны на вкус, но я готов попробовать. — Ну, кто-то приехал подготовленным! — говорит Брайан, криво улыбаясь. — Разве ты не учил меня быть готовым к такому моменту? — лукаво говорю я. — Чтобы стать лучшим гомосексуалистом, каким я только могу быть? Беру пакет и открываю его. Я могу надеть эту штуку на Брайана даже не глядя. Практика рождает совершенство. А у меня было МНОГО практики. Кроме того, я знаю член Брайана так, как будто он мой, и это так и есть! — У тебя в кармане есть еще что-нибудь? — спрашивает он так невинно. — Больше ничего не нужно, — говорю я, направляя его руку вниз между моих ног. Он задерживается, чтобы потереть мой член, который уже стал твердым, как камень. Поэтому я поднимаю свою задницу вверх и поощряю его к небольшим исследованиям. После того, как я вышел из душа, я позаботился о том, чтобы смазать себя той новой смазкой, которую продают в «Торсо». Она называется «Супер скольжение», я купил ее вместе с ароматизированными презервативами. Брайан проводит пальцами по щелке моей задницы, и когда чувствует смазку, он, блядь, сходит с ума! Он может войти в меня достаточно быстро и достаточно сильно. А потом вбивается в меня так сильно, что у меня кружится голова! Кровать огромная, но мы всю ее перевернули. В какой-то момент я практически перевернулся с ног на голову — Брайан определенно восстанавливает силу в своем правом запястье, потому что крепко держится за меня, пока трахает почти под вертикальным углом! Я стараюсь вести себя тише, потому что мы находимся в гостиничном номере, и потому что я знаю, что Синтия тоже в этом номере. Но Брайан не хочет, чтобы я молчал. Он из кожи вон лезет, чтобы заставить меня, блядь, орать! И преуспевает в этом. — Сколько дней я ждал, чтобы трахнуть тебя? — говорит он, выходя почти до конца, а затем погружаясь обратно одним жестким, плавным движением, от которого у меня снова кружится голова. — Гм, пять дней? — отвечаю я, не уверенный, стоит ли считать сегодня — не то чтобы это действительно имело значение. — Скажи это громче! — Пять гребаных дней! — Громче! — ПЯТЬ ГРЕБАНЫХ ДНЕЙ! — И я собираюсь трахнуть тебя ЗА ПЯТЬ ДНЕЙ ПРЯМО ЗДЕСЬ и ПРЯМО СЕЙЧАС! И он это делает. Он просто не останавливается. Брайан определенно чувствует себя лучше. Намного, намного лучше. Я не понимаю, как Брайан может продолжать трахаться и трахаться, не кончая. Как только я чувствую, что он собирается кончить, он отступает и, кажется, снова набирает обороты. Я был так возбужден, просто увидев его и почувствовав, как он прикасается ко мне после стольких дней разлуки, что я кончил на нас обоих в самом начале, и теперь он заставляет меня кончить снова, что я и делаю. Вот в чем кайф с Брайаном — он заинтересован в том, чтобы заставить МЕНЯ кончить, так же, как заинтересован в своем собственном оргазме — может быть даже более заинтересован. И из разговоров с другими парнями, в основном с Эмметтом, я знаю, что это не обычно для большинства мужчин. Они заинтересованы в том, чтобы поскорее отделаться и послать к черту своего партнера. Это совсем не в духе Брайана. По крайней мере, не тогда, когда он со мной. Но я думаю, что именно так он и трахается в целом. Вот почему Брайан — это то, что Эм называет «Святым Граалем ебли», и тренировка, которую он дает мне, определенно стоит пары новых эпических стихотворений на тему! — Брайан, — выдыхаю я. Я лежу на спине и практически сложен пополам, — пожалуйста, кончи! У меня слишком кружится голова! — Еще нет! — выдыхает он, пот стекает по его шее. — Я буду трахать тебя, пока мы ОБА не потеряем сознание! И я в это верю. Я и сам почти на месте. — Боже, Брайан! Вы еще не закончили? — раздается голос. Я открываю глаза, а Джимми Харди стоит прямо у кровати и смотрит на нас! — Господи! Когда я научусь ЗАПИРАТЬ эту ебаную дверь? — стонет Брайан, не сбиваясь с ритма. Или толчков, в зависимости от обстоятельств! — Через двадцать минут мне нужно идти на запись «Леттермана», и я хочу, чтобы вы пошли со мной! — говорит Джимми, его глаза блестят. Он смотрит прямо на меня! На Брайана, погружающегося в меня, с задранными вверх ногами! — Брайан, я пыталась остановить его! Я правда пыталась! Я слышу голос Синтии прямо за дверью. Но она не войдет в комнату. По крайней мере, у Синтии есть чувство такта. — Тебе не нужно, чтобы я держал тебя за руку, Джимми, — говорит Брайан, все еще толкаясь в меня, — скажи Рону, чтобы он это сделал. Как видишь, я здесь немного занят. Начались выходные, и я официально свободен от дежурства до понедельника. — Доброе утро, Америка. Рон уехал сегодня днем в Лос-Анджелес, — хнычет Джимми, — и мне нужно, чтобы ты пошел и посидел со мной в Зеленой комнате! Давайте, ребята! Я стараюсь не смотреть Джимми в глаза, потому что похоть в них реально пугает меня. — Через две секунды я надеру тебе задницу, Джим! — рычит Брайан. — Так что убирайся отсюда к чертовой матери! СЕЙЧАС ЖЕ! И Джимми пятится из комнаты. Это гораздо более неловко, чем то, что Трэверс зашел к нам с полотенцами в «Огненных землях». Гораздо более! — Брайан… — стону я. — Не обращай внимания на Джимми. Это не важно, — говорит Брайан, — он просто завидует тебе. И кроме того… я… думаю, что пришло время! И на этот раз Брайан действительно кончает с такой силой, что я глубоко вдавливаюсь в большую пружинистую кровать. А потом он падает рядом со мной, держась за запястье. — Кажется, я поранился. — Дай посмотреть, — говорю я, беря его руку и целуя ее. Затем я целую его, — я забинтую его для тебя. Ты взял ту повязку с тузом? Брайан кивает. — Взял, но она выглядит глупо. Я не хочу, чтобы люди думали, что с моим запястьем что-то не так. — Брайан, не будь ребенком. Повязка-туз — это буч. Все крупные спортсмены носят их. Он пожимает плечами, когда я массирую его запястье и руку. — Извини, что он помешал, Джастин. Джимми всю неделю пытался вывести меня из себя, с тех самых пор, как узнал, что у меня есть собственный номер. — Я так и думал, — говорю я, держа его за руку, — но я никак не думал, что он ворвется прямо сюда! — Говорю тебе, Джимми в эти дни ходит по тонкой гребаной линии, — вздыхает Брайан, — я не знаю, кто из нас взорвется первым — Джимми, Рон или я. — Только не ты, Брайан. Я не позволю тебе взорваться. И помогу снять ВСЕ твое напряжение, — я продолжаю нежно потирать его запястье, прямо под браслетом, — так лучше? Очень больно? — Нет, просто немного напряжено. — О, ну, ты знаешь, как справиться с чем-то напряженным. И мы оба смеемся. Я слышу, как Джимми разговаривает в номере. Слышу Синтию и другой голос. — Брайан. Давай пойдем на запись «Леттермана». — Что? — отвечает он, садясь. — Почему ты хочешь пойти? Особенно после того, как повел себя Джимми? — Ну, потому что это мой единственный шанс увидеть запись, даже если она не твоя. И доказать Джимми, что он не напугал меня, ворвавшись сюда. — Ты уверен? — и я киваю. — Тогда давай двигать. Иди в душ. У нас есть минут пятнадцать. Я встаю и направляюсь в ванную, а Брайан идет к двери и открывает ее. Стоит там голый, и он такой классный, что ему действительно наплевать, и говорит: — Заводи машину, Джимми. Мы сейчас выйдем. Мы действительно принимаем душ и одеваемся в рекордно короткие сроки. Конечно, мы будем сидеть за кулисами, поэтому Брайан надевает свои выцветшие 501-е и обтягивающую черную майку-алкоголичку, а я надеваю джинсы и свитер, которые были на мне в самолете. Брайан берет с собой полотенце и пытается высушить волосы в лимузине, затем протягивает его мне. Еще один человек с нами, кроме Джимми — его личная помощница Пегги, и она хмуро смотрит на нас двоих. — Я слышал, Синтия собирается в город, — говорит Джимми. Он смотрит на меня, потом на Брайана. То, как он смотрит, заставляет меня думать, что он определенно хотел оказаться в этой большой кровати с нами двумя. И я могу улыбнуться Джимми, зная, что этого не произойдет. Потому что Брайан не трахается с другими парнями. Уже нет. Хотя он не заявил это мне «официально», но он сделал пару вещей, которые дают мне надежду, что он говорит серьезно. Брайан отмахнулся от этого горячего траха в «Вуди», сказав ему, что у него «эксклюзивные отношения». И это одна из вещей, о которой, я надеюсь, мы сможем поговорить, пока я буду здесь в эти выходные. — Да, у нее сегодня важное свидание, — говорит Брайан. — У Синтии свидание? — говорю я. — С кем? — Актер, с которым она познакомилась на съемочной площадке Вуди. Он играет одного из художников в галерее. Они разговорились в первый же день, когда мы стояли рядом, и сегодня днем он пригласил ее на ужин. — Осторожнее, Брай, — хихикает Джимми, — ты можешь потерять своего личного помощника. — Все в порядке. Синтия — всего лишь мой запасной помощник. Я приберегаю настоящего помощника на выходные. И он наклоняется и начинает целовать меня прямо там, в лимузине, на глазах у Джимми и той женщины Пегги, которая продолжает свирепо смотреть на нас. Брайан, очевидно, посылает Джимми сообщение — громкое и ясное. И я не против помочь ему отправить его. Целоваться с Брайаном почти так же хорошо, как заниматься с ним любовью. Он показывает мне язык, приглашая войти. Дразнит меня. И я не могу устоять. Его губы такие красные и мягкие, его рот приветливый, и его язык… — Эм, Брайан? — перебивает Джимми. — Есть одна вещь, которую я хочу тебе сказать, прежде чем мы доберемся до студии «Леттермана»… Но уже слишком поздно, потому что лимузин останавливается перед театром Эда Салливана, и мы должны выйти и поторопиться, о чем Брайан напоминает Джимми. Мы входим в Зеленую комнату, и там установлена камера. — Вы готовы, мистер Кинни? — спрашивает один из помощников. — К чему? — спрашивает Брайан, пристально глядя на Джимми. — Никто ничего не говорил о съемках! — Именно это я и пытался сказать тебе в лимузине, Брай, — нетерпеливо говорит Джимми, — они хотят немного поработать с тобой в Зеленой комнате, пока я буду разговаривать с Дейвом. Это потому, что ты так хорошо справился в прошлый раз. И я предложил повторить… вроде того. — Вы ведь не возражаете, мистер Кинни? — говорит помощник, теперь выглядящий обеспокоенным. — Сценаристы придумали забавную шутку. Там вообще нет никаких линий. — Верно, — подхватывает Джимми. — Джастин тоже может быть там! — Я могу? — говорю я, глядя на Брайана. Теперь помощник выглядит обнадеженным. Он кивает мне. — Джимми, я одет не для съемок! — но потом Брайан смотрит на меня и вздыхает. — Ладно. Если Джастин будет в этом участвовать, я это сделаю. А затем музыкальный гость входит в Зеленую комнату. Брайан забывает, что злился на Джимми, когда мужчина игнорирует всех остальных в комнате и подходит прямо к Брайану, предлагая ему руку. *** «Вечернее шоу с Дэвидом Леттерманом» — пятница, 8 ноября 2002 года. Дэвид Леттерман: — Итак, Джимми, этот твой фильм «Олимпиец» — он будет большим хитом или как? Джимми Харди: — Лучше бы так и было, Дэвид! Я показываю в нем свою задницу, так что, если он провалится, продюсеры обвинят во всем меня! Зрители смеются. Джимми: — Почему люди смеются при мысли о МОЕЙ заднице? Я не понимаю, что тут смешного! Дэйв: — Теперь, Джимми, давай посмотрим правде в глаза, ты прекрасный актер, и ты получил премию «Оскар»… Джимми: — Я так и сделал. Я использую его как дверной стопор в своей ванной в эту самую минуту. Дэйв: — Академия будет ТАК рада это услышать, я уверен. Итак, Джимми, как я уже сказал, ты отличный актер и чертовски хороший парень, но люди НЕ будут платить большие деньги, чтобы увидеть ТВОЙ зад на экране! Твой коллега по фильму, Брайан Кинни, был с нами вчера вечером. Признай это — ОН тот, кому люди заплатят деньги, чтобы увидеть голым, а НЕ ты. Джимми: — Дэйв! Я ранен! Я думал, мы друзья! Дэйв: — Если твои друзья не могут тебе сказать правду, Джимми… Я вижу, что Брайан пришел с тобой на шоу. Я знаю, что он сейчас в Зеленой комнате. В кадре Брайан Кинни, невероятно красивый, но несчастный, сидящий в одиночестве на диване. Он одет в черную майку и джинсы, и тяжело вздыхает. Джимми: — На самом деле, я должен открыть тебе большой секрет, Дейв. Брайан немного влюблен в меня и теперь следует за мной, куда бы я ни пошел. На самом деле, он настоял на том, чтобы пойти со мной на шоу сегодня вечером. Вот почему он здесь. Дэйв: — Влюблен? В ТЕБЯ? Перестань, Джим! Переходим к Брайану в Зеленой комнате, целующемуся на диване с женщиной-стажером CBS. Джимми: — Это правда, Дейв. С тех пор как мы снялись во всех этих сценах с поцелуями в «Олимпийце», он не может держаться от меня подальше. Я сказал ему, что это безнадежно, но это не приносит никакой пользы. В кадре Брайан в Зеленой комнате, целующийся на диване со светловолосым подростком. Джимми: — Бедный Брайан просто не может забыть эту знаменитую «Технику Джимми Харди». Ты знаешь, что говорят, Дэйв: «Однажды попробовав Харди, ты НИКОГДА НЕ вернешься»! В кадре Брайан в Зеленой комнате, целующийся на диване с женщиной-стажером И светловолосым подростком. Дэйв (качая головой): — Я слышал это не так, Джимми! В кадре Брайан в Зеленой комнате, целующийся со следующей гостьей, ведущей Конни Чанг. Джимми: — Поверь, Дэвид. Я знаю, что «Соседский мальчик Америки» точно не имеет репутации жеребца…» Джимми напрягает «мышцы» на руках, и аудитория воет. — Но такова реальность! Я знаю, что за эти годы я неоднократно чувствовал некоторые флюиды от ТЕБЯ, Дейв, так что признайся! В кадре Брайан в Зеленой комнате, целующийся с музыкальным гостем, Дэвидом Боуи. Дэйв: — В твоих мечтах, Джимми. В твоих снах. Дейв оглядывается на какие-то громкие звуки, доносящиеся из-за кулис. — Что это за суматоха? Что происходит за кулисами? Алан? Алан? В Зеленой комнате в разгаре дикая вечеринка. Там толпятся люди, пьют шампанское и танцуют. Брайан и ведущий «Позднего шоу» Алан Калтер сидят на полу и играют в покер на раздевание. Алан разделся до нижнего белья. Брайан устраивает аншлаг и по-волчьи улыбается, пока гости веселятся. Алан: — Я сейчас немного занят, Дейв. Но я вернусь к тебе позже. Гораздо позже. Джимми: — Я думаю, ты потерял контроль над своим шоу, Дейв. Дейв: — У меня все было просто отлично, Джимми, до того, как ты пришел сюда! Пол, ты хоть представляешь, что происходит в Зеленой комнате? Пол Шаффер (пожимая плечами): — Понятия не имею, Дэйв. Это загадка. Панорамная съемка сцены, на которой отсутствует большинство участников группы. Дэйв: — Пол? Где группа? Пол: — Они сказали, что у них перерыв на кофе, Дейв! В Зеленой комнате группа присоединилась к вечеринке, пьянствует и пьет шампанское. Диктор Алан Калтер, одетый только в жокейские шорты, и женщина-стажер танцуют, в то время как Брайан танцует с Конни Чанг и одновременно целует светловолосого подростка. Дэйв: — Джимми, что ты знаешь обо всем этом? Джимми: — Не смотри на МЕНЯ, Дейв! Это Брайан! Дейв: — ТЫ привел его сюда, Джим! Ты несешь за него ответственность! Джимми: — Поверь мне, я НЕ могу контролировать этого парня! Но если ты меня извинишь, Дэйв, мне нужно кое о чем позаботиться в Зеленой комнате. И Джимми Харди встает и покидает сцену. Дэйв (качая головой): — Мы скоро вернемся, ребята, с Конни Чанг и музыкальным гостем, Дэвидом Боуи. Я думаю. Джимми Харди в переполненной Зеленой комнате, присоединяется к вечеринке. Он встает между Конни Чанг и светловолосым подростком и начинает танцевать с Брайаном. Пола Шаффер, в полном одиночестве на эстраде, играет «Бунтарь, бунтарь» Боуи на своих клавишных. Реклама. *** — Забавно. Очень забавно, — говорит Дэвид Леттерман, заходя в Зеленую комнату после шоу. Он похлопывает Джимми по спине. Брайан сидит в углу и разговаривает с Дэвидом Боуи. Леттерман поворачивается ко мне. — Ты молодец, что согласился с этим… Джастин? — Верно. — Джастин, — повторяет он. Вблизи Леттерман выглядит гораздо более строгим и серьезным. Совсем не похож на комика. И у него нет той ауры постоянного «в движении», как у Джимми. — Здесь действительно холодно, — говорю я ему. Зеленая комната и, по сути, весь театр замерзают. — Это единственный способ, чтобы аудитория не заснула, — невозмутимо заявляет Леттерман. Затем он отворачивается от меня и отводит Джимми в сторону, чтобы поговорить с ним наедине. Джимми сказал мне как раз перед началом записи шоу, что он был гостем более тридцати раз, так что они с Дейвом старые приятели. Я вижу, как Брайан жестом указывает мне туда, где он стоит с Дэвидом Боуи. Брайан выглядит совершенно сексуально в майке и выцветших джинсах — и я вижу очертания его напряженного члена, потому что, конечно, на Брайане нет нижнего белья. Он и Боуи находятся слишком близко друг к другу, чтобы мне было комфортно. Не то чтобы я вообще беспокоился. Но Боуи — один из кумиров Брайана. Боуи, Лу Рид, Роберт Смит из «The Cure» и Моррисси из «The Smiths». Все эти странные, напряженные и сексуально неоднозначные парни, которые носят много черной кожи и поют о космических пришельцах, героине и самоубийстве. Я спешу прямо туда. Брайан обнимает меня за плечи. — Это мой парень, Джастин, — говорит Брайан, даже не колеблясь. Ничего не могу с собой поделать и расплываюсь в широкой улыбке, когда он это говорит. И чувствую, что краснею, — Джастин работает над моей коллекцией компакт-дисков. Он только сейчас приближается к Семидесятым. — Брайан! Я знал, кто такой Дэвид Боуи и до этого! Мое лицо горит, когда Боуи смотрит на меня. Он действительно невысокий, и глаза у него странные — разного цвета, со зрачками разного размера. Он действительно немного похож на инопланетянина. Но у него теплая улыбка. — Позволь мне подарить тебе мой новый диск. Тогда ты не будешь думать, что я просто старый динозавр. И Боуи ставит автограф на экземпляре «Язычника», персонализируя его для меня: «Джастину, милому мальчику, с любовью, Дэвид Боуи», — вот так, Джастин. А потом он вкладывает его мне в руку. — Это очень напряженно! — говорю я, сжимая диск. Брайан улыбается. — Ты живешь в Лос-Анджелесе? — спрашивает Боуи. — Нет, я живу в Питтсбурге. Боуи поднимает брови, когда я говорю «Питтсбург». — Джастин — художник. Он учится в Питтсбургском институте изящных искусств, — объясняет Брайан. — Ах-ха! Студент художественной школы. Я сам был таким, как и целое поколение рокеров, — говорит Боуи. И он пускается в рассказ о том, как учился в Лондоне, а также учился на мима. — Мим! — восклицаю я. — Знаю. Это звучит довольно неубедительно, но я так много узнал о движении тела и текучести. Это было действительно бесценно для сцены, — говорит он. Боуи еще немного поговорил с нами, а затем извинился. Брайан смотрел ему вслед, не отрывая глаз. — Ты бы сделал его в мгновение ока, не так ли, Брайан? — говорю я, смеясь. И Брайан тоже смеется. — Сейчас он женат. На женщине. — Как и Джимми, — указываю я. — Я не ИНТЕРЕСУЮСЬ Джимми, — напоминает он мне, — и не интересуюсь другими парнями. Точка. Только ТОБОЙ, Джастин. Ты мне не веришь? — Верю, — я протягиваю руку и глажу его запястье под браслетом из ракушек каури. Он не позволил мне надеть рабский браслет, — но я думаю, что мы должны поговорить об этом. Брайан пожимает плечами. Я достаю свой мобильный и звоню Эммету. Попадаю на автоответчик и говорю ему, чтобы он распространил информацию о том, что мы с Брайаном ОБА будем сегодня вечером на «Леттермане», и обязательно записал ЭТО на ПЛЕНКУ! Затем я звоню маме и оставляю для нее сообщение. А потом звоню Вику и говорю ему то же самое. — Откуда ты звонишь, Джастин? — взволнованно говорит Вик. — Из Зеленой комнаты в театре! Так что не забудь, Вик! — Не забуду, дорогой. Я записываю все шоу на пленку! — Вик, я только что видел Дэвида Боуи! Он тоже сегодня в эфире! — Похоже, тебе весело в Нью-Йорке, Джастин! — Так и есть. Я поговорю с тобой и Дебби, когда вернусь домой в понедельник. Джимми наконец заканчивает разговор с Леттерманом и подходит к тому месту, где стоим мы с Брайаном. С ним Пегги, его личный помощник. Она единственная, кто не улыбается. Все остальные думают, что это было отличное шоу, но Пегги, похоже, никогда не развлекается. — Итак, вы идете с нами на ужин, ребята? — У нас уже есть планы, Джим, — твердо говорит Брайан. — Перестань, Брай! — подлизывается Джимми. — Так как ты идешь на ужин и шоу завтра, я подумал, что ты пойдешь со мной и сегодня вечером! — Какое шоу? — спрашиваю я, глядя на Брайана. — Это должно было быть сюрпризом, Джимми! — говорит Брайан. — У меня есть билеты для нас на «Кабаре» завтра вечером. Это в Студии 54. Я действительно удивлен. — Брайан, ты НЕНАВИДИШЬ бродвейские мюзиклы! — Ну, да, — признается Брайан, — но они нравятся тебе, Джастин, так что я подумал, что, наверное, смогу вытерпеть «Кабаре». Только в этот раз! Я знаю, что мы на публике, но какого черта? Брайан представил меня Боуи как своего парня, и мы только что целовались по национальному телевидению. Поэтому я обнимаю его за шею и начинаю целовать. Брайан делает то, что мне нравится делать и что он ненавидит — и тот факт, что это была ЕГО идея, очень важен для нас. Действительно очень важен! — Снимите комнату, мальчики! — говорит Джимми, смеясь. — У нас есть комната, Джим. И ты все равно вошел, — напоминает ему Брайан, — нам пора идти, сейчас же. Там есть кровать королевских размеров с нашими именами, с которой мы еще не закончили. И Брайан вытаскивает меня за дверь за пояс моих джинсов «Дизель». — Как насчет ужина сегодня вечером, Брайан? — кричит Джимми. — Для этого изобрели обслуживание номеров! — говорит Брайан. И улыбается этой волчьей улыбкой. Часть вторая Краткое содержание: Брайан и Джастин проводят вечер в своем гостиничном номере. Нью-Йорк, ноябрь 2002 года. — Брайан, давай прогуляемся, — говорю я, когда мы выходим из театра Эда Салливана. — Ты не хочешь ехать в машине? — спрашивает он. Лимузин стоит за углом, ожидая, когда Джимми и Пегги отправятся ужинать. — Я бы предпочел просто прогуляться, особенно если мы не собираемся ужинать с ними. Если ты не против? — Конечно. Все в порядке. Пойдем. Сейчас, в ноябре, немного прохладно, но на мне свитер, а на Брайане замшевая ковбойская куртка. Мы бредем по Бродвею в сторону Таймс-сквер, глядя на свет от вывесок и зданий по мере того, как становится темнее. Все эти театры и рестораны с их шатрами и окнами выглядят такими яркими. Я знаю, что Таймс-сквер считается грязным районом, но мне он кажется красивым. Сегодня вечер пятницы, поэтому люди спешат домой, в ресторан или на шоу. — Может быть, ты когда-нибудь сыграешь здесь пьесу, — говорю я, когда мы проходим мимо другого театра. — Ты имеешь в виду на сцене? На Бродвее? — смеется Брайан. — Я так не думаю. Нужно быть «настоящим» актером, чтобы делать это каждый вечер. — Ты «настоящий» актер, Брайан, — отвечаю я, — меня бесит, когда ты принижаешь себя, утверждая, что это не так. — Поставь меня на сцену, и ты УВИДИШЬ, что должен делать настоящий актер по сравнению с тем, что могу сделать я, Джастин. Мне понадобится около ста лет интенсивных тренировок, прежде чем я смогу ЭТО сделать! Мы обходим Таймс-сквер, затем направляемся по Седьмой авеню. — Это здесь находится галерея, где вы снимали? — спрашиваю я. — Нет, галерея дальше в центре, ближе к району Челси. Ты знаешь, они хотят, чтобы я вернулся в понедельник для другой сцены, видимо, то, что они снимали до сих пор, в порядке. — Умираю от желания увидеть это, Брайан. Как выглядит Вуди Аллен? — Ты и твоя одержимость Вуди Алленом! — Брось, Брайан! Ты тоже любишь его фильмы! Какой он из себя? Брайан пожимает плечами. — Я правда не знаю, — думает он, — на съемочной площадке он не очень разговорчив. И прямолинейный. ОЧЕНЬ, очень прямолинейный, — Брайан поднимает брови. — Какое облегчение! — смеюсь я. — Наконец-то режиссер-натурал. — Тебе повезло! — смеется Брайан. — И он очень сосредоточен. В этом отношении он похож на Рона, точно знает, чего хочет и чего ждет от тебя. И очень конкретен в своем направлении. Дориан совершенно другой. Он более спонтанный и экспериментальный. Он попробует несколько разных способов, чтобы посмотреть, что произойдет. Может быть, это потому, что и Рон, и Вуди пишут свои собственные сценарии, и у них есть вИдение в головах каждой детали и как они хотят, чтобы сцены выглядели на экране. Но Дориан использует сценарий как набросок, чтобы поиграть с ним. Забавно, как все по-разному у разных режиссеров. — Ну и что ты предпочитаешь? — Не знаю. Я чувствовал себя в большей безопасности, когда Рон руководил мной, когда я не знал, какого черта я делал в «Олимпийце». Но Дориан определенно позволил мне внести больший вклад в роль. И я чувствовал себя более способным делать все по-своему. И это было приятно, потому что у меня уже был опыт одного фильма за плечами. С Роном ты либо делаешь все ПО-ЕГО, либо не делаешь вообще. И я никогда не сомневался в этом. Теперь все может быть совсем по-другому… Брайан молчит, пока мы идем. — Брайан, у тебя будут проблемы, если ты отправишься на Дикий Запад с Роном, — наконец говорю я, — это у черта на куличках? Думаю, что это было бы большой ошибкой. — Это может быть ошибкой, — признает он, — но я должен взять все лучшее, что могу получить, и «Красная река» — это оно. Я имею в виду — с Клинтом Иствудом, Джастин! Он — легенда. — Мне все равно, Брайан. Возможно, это хорошая роль, но я думаю, что ты напрашиваешься на неприятности, работая с Роном. Если только мы с Синтией не поедем с тобой, чтобы позаботиться о тебе. — Ах, теперь мне нужны ДВЕ няньки? — Нет, только твоя система поддержки. Это нужно всем, но особенно тебе. И особенно в пустыне! Тебе нужно, чтобы Синтия занималась всеми твоими бумагами, расписаниями и прочим. И ты нуждаешься во мне, потому что… ты просто НУЖДАЕШЬСЯ ВО мне! — Пизденыш! — Это правда. — Джастин, я знаю, что мне нужно, чтобы ты был со мной, и я хочу, чтобы ты был со мной. Но, несмотря ни на что, «Красная река» — это не то, от чего я могу позволить себе отказаться. Но съемки начнутся только в мае. Это долгий срок. Брайан разворачивает жвачку и засовывает ее в рот. Я тоже беру одну. Он полон нервной энергии. — А Синтии нужно думать о своей карьере в «Райдере». У нее есть клиенты. Было здорово, что она смогла приехать сюда, но это не может быть постоянным. Я не хочу, чтобы она всю жизнь была гребаной помощницей. — Брайан, я мог бы… — И я не хочу, чтобы ТЫ им был, Джастин! Даже для меня. Так что даже не думай об этом. Ты должен закончить год в ПИФА, а потом еще экзамены и все такое дерьмо. Это самое главное. Мы продолжаем идти по Седьмой авеню, и становится все темнее и холоднее, как будто на самом деле ночь. Я поднимаю воротник своего свитера, и Брайан обнимает меня, чтобы согреть. Улица пустеет, люди направляются из города или в рестораны. — Эй, кажется, я вижу впереди ужин, — говорит Брайан. — Я думал, мы собираемся заказать обслуживание в номер? — Это лучше. Карнеги-Дели. Смотри, — Брайан указывает на большое здание на углу улицы, — это Карнеги-Холл. Отсюда и название. Я улыбаюсь ему. — Как в «Бродвейском Дэнни Роузе»! Брайан знает, как сильно я люблю фильмы Вуди Аллена, и именно поэтому я был так взволнован, когда Брайан сказал мне, что он играет небольшую роль в одном из них. Я люблю «Энни Холл» и особенно «Манхэттен». Все о Нью-Йорке. Брайан считает, что у меня романтический взгляд на город из-за просмотра слишком большого количества фильмов. Конечно, у меня нет его совсем не романтических воспоминаний о Нью-Йорке, или, точнее, о Бауэри. На самом деле, за исключением остановок в аэропорту, побег два года назад был моим единственным настоящим нью-йоркским опытом, и у меня нет ничего, кроме приятного воспоминания об ЭТОМ! Приятные и горячие воспоминания! — Я знал, что с тобой все будет в порядке, когда ты приедешь сюда, — сказал мне Брайан, когда мы закончили трахаться в том гостиничном номере после того, как он выследил меня, — я сбежал, когда мне было шестнадцать, даже не взяв с собой мелочи на автобус. С другой стороны, ты ловко положил в карман мою карточку «ВИЗА», полетел на «Либерти Эйр» и зарегистрировался в люксе первоклассного отеля. Вот в чем разница между невежественным маленьким ирландским мальчиком и избалованным мальчишкой из Загородного клуба! И Брайан имел в виду это как высший комплимент. В Карнеги-Дели светло, шумно и многолюдно. Брайан оглядывает толпу в зале и очередь у стойки и принимает решение. — Давай возмем что-нибудь и поедим в номере. Пока мы ждем наш заказ, я чувствую, что действительно нахожусь в Нью-Йорке, который видел в фильмах. То, как кричат официанты. И запах острой еды. Толкотня людей, ожидающих столиков. Это волнующе, но и немного пугающе. Брайан расплачивается за еду, а я замечаю, что две женщины смотрят на него и показывают пальцем. Они узнают его, вероятно, по одному из телевизионных выступлений, которые он сделал на этой неделе. Затем подходят к нему и просят автограф. Брайан очень любезен, улыбается и флиртует с двумя дамами. Пока он расписывается, еще одна пара, стоящая в очереди, тоже просит автографы. Я держу сумку с едой и наблюдаю за людьми, которые теперь смотрят на Брайана. Эти автографы кажутся мне странными, потому что я не знаю, зачем они нужны людям. Они не видели ни одного из фильмов Брайана, поэтому они не могут быть «поклонниками» его работы. Но Брайан участвовал в ток-шоу, так что он в некотором роде «знаменитость». Может быть, людям нужно показать, что они встречались с ним. Что их пути пересеклись со знаменитостью здесь, в Карнеги-Дели. А потом я вспоминаю, как сам был взволнован, когда Дэвид Боуи поставил автограф на компакт-диске, который он мне подарил. Значит я точно такой же, как люди, протягивающие листки бумаги и ручки и улыбающиеся Брайану, когда он подписывает свое имя. Брайан заканчивает раздавать еще несколько автографов, а затем торопит меня на улицу на случай, если еще кто-нибудь решит, что он «какая-то знаменитость», и захочет снова загнать его в угол. Мы проходим квартал, останавливаемся в маленьком магазинчике и покупаем несколько банок кока-колы, пакет чипсов и жвачку. Брайану всегда нужна жвачка, особенно теперь, когда он обходится без сигарет. — Возьми соломинки. И салфетки, — инструктирует Брайан. Как будто мы планируем есть в парке или в машине, а не возвращаться в номер в шикарном отеле. — Помнишь ту ночь, когда у нас не было денег на номер в мотеле? — говорю я, когда мы возвращаемся в отель. — Или даже на гамбургер? — Ты имеешь в виду после того, как мы «сбежали» из дома Рона? — фыркает он. — Как я мог забыть! Я выбежал оттуда без бумажника. Какой же я идиот! А потом спал в машине. У меня ДО СИХ ПОР болит спина! — Я знаю, что это было неудобно, — говорю я, — но забавно, что я не помню, чтобы все было так плохо. Мы были вдвоем. Вместе. Брайан улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать меня, прямо там, на Седьмой авеню. Один парень оборачивается, чтобы посмотреть, но никто больше не обращает на это особого внимания. — Я бы предпочел, чтобы мы были вдвоем, вместе, в роскошном гостиничном номере с круглосуточным обслуживанием номеров и двумястами льняными простынями! — Я тоже. Но меня это не особо беспокоит. Я люблю тебя, Брайан, и я бы жил даже на улице, главное с тобой. И я имею в виду буквально, — говорю я. И я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО это имею в виду. — Пизденыш! — Брайан одаривает меня глупой улыбкой. — Я буду помнить об этом, когда мы станем бездомными, и тебе придется поддерживать мою никчемную задницу, рисуя карикатуры на туристов на углах улиц. — Если бы мы были в Лондоне, я мог бы делать это на рынке Портобелло-роуд! — отвечаю я. — Это было бы не так уж плохо. Это могло бы быть немного романтично. — Джастин, — внезапно говорит Брайан. Он перекладывает пакет с едой в другую руку и берет меня за руку, — я должен тебе кое-что сказать. Потому что ты мой партнер, и наши отношения должны основываться на… на доверии и всем таком. Я пытаюсь рассказывать тебе все, а не начинать лгать или покрывать дерьмо. Но кое-что случилось прошлой ночью, после того, как я поговорил с тобой по телефону. И я не хочу, чтобы Синтия… или Джимми болтали по этому поводу и заставляли тебя думать… что… — Что? — говорю я. Рука Брайана крепко сжимает мою, и это пугает меня. — Я слушаю. Брайан делает глубокий вдох… — Я спустился в номер Рона, чтобы вернуть ему сценарий, и начал разговаривать с ним, а он все продолжал и продолжал болтать о фильме, и я так устал, что заснул на диване, а когда через несколько часов вернулся в свой номер, Синтия увидела, как я вошел, и сделала поспешные выводы о том, что произошло, и я хотел рассказать тебе, прежде чем она что-то скажет или Джимми что-то скажет, и чтобы ты знал, что НИЧЕГО не было — это просто ВЫГЛЯДЕЛО так, как будто что-то было, но ничего не было? Хорошо? Джастин? Я должен успокоиться. — Боже, Брайан. Это самое длинное предложение, которое я когда-либо слышал от тебя. — И что? — говорит он, останавливая нас на тротуаре. — Это все? — Ты ждешь, что я закачу истерику и начну кричать, бить тебя и разглагольствовать о том, что я не могу доверять тебе, и что ты никчемный кусок дерьма, который трахает кого угодно в любое время? — Вроде того. — Я не собираюсь, Брайан, — говорю я, сглатывая, — потому что я тебе верю. — Веришь, — он пристально смотрит на меня, — правда? Я смотрю на него снизу вверх. — Да, потому что я смотрю тебе прямо в лицо и знаю, что ты говоришь правду. Если бы ты действительно трахнул Рона, то и через миллион лет ничего бы мне об этом не рассказал! Ты будешь красться с виноватым видом, пока я не вытяну это из тебя. Или просто скажешь мне отсосать, встать и принять, что ты педик, а педики трахаются с кем угодно, где угодно и когда угодно, бла-бла-бла! Я прав? — Ну, может быть… — Но эта история о том, как ты заснул в его номере, так похожа на твои извращенные отношения с Роном, что я верю. Каждому слову. Могу только представить, что подумала Синтия, когда ты вернулся тайком. — Она… была очень разочарована во мне. Это было дерьмово. Мы снова идем, сворачивая на 58-ю западную улицу. Он осторожно обнимает меня за талию, как будто боится, что я отшатнусь, или дам ему пощечину, или что-то в этом роде. — Брайан, я все же хочу сказать тебе одну вещь, — я чувствую, как Брайан напрягается. — Что именно? — Как ты мог быть таким глупым? — кричу я ему прямо в ухо. — Это так, блядь, ГЛУПО! — Я знаю, Джастин. Я… — Нет, Брайан. ПОЖАЛУЙСТА, послушай для разнообразия. Не говори, просто слушай! Потому что я злюсь на тебя, Брайан. Действительно чертовски злюсь! Пара натуралов, идущая по тротуару перед нами, слышит, как я отчитываю Брайана, и они пересекают улицу, чтобы не проходить мимо нас — ссорящихся педиков! — Джастин, я… — Заткнись, черт возьми! — кричу я, по-настоящему раздражаясь. — Дело НЕ в том, чтобы трахать Рона или трахать кого угодно, Брайан! Я знаю, ты так думаешь, но это не так, — я наклоняюсь к его лицу, глядя в эти прекрасные глаза, — речь идет о ТОМ, чтобы мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были партнерами! О том, чтобы принять во внимание мои чувства, прежде чем идти и делать то дерьмо, которое, как ты ЗНАЕШЬ, неправильно! И дело в том, чтобы ТЫ верил МНЕ, когда я говорю, что не доверяю Рону! Что он собирается ПРИЧИНИТЬ тебе БОЛЬ, Брайан! Вот в чем дело! Брайан опускает голову, но не отвечает мне. Он снова перекладывает пакет с едой, и я знаю, что это его больная рука, но он никогда не позволит мне нести пакет. Никогда. — И дело в том, что ты потакаешь мне и говоришь, что не останешься наедине с Роном, — говорю я, гораздо более мягко, — а потом сразу же идешь и остаешься на всю ночь в его комнате. Это БЫЛО на всю ночь, не так ли, Брайан? Вот почему Синтия взбесилась? Он кивает. — Большую часть ночи. Я… очень устал. — И ты заснул там, и он мог сделать с тобой все, что угодно, Брайан! ЧТО УГОДНО! Я замолкаю, потому что близок к слезам. — Он бы не стал. Я знаю Рона лучше, чем ты, и знаю, что он не стал бы этого делать. — Ты НЕ знаешь, Брайан! Мне больно, что ты просто игнорируешь мои предупреждения, как будто я какая-то истеричная женушка или что-то в этом роде. Потому что если ты не доверяешь МНЕ настолько, чтобы держаться от него подальше… я не знаю, что еще сказать. Мы продолжаем идти, пересекаем Шестую авеню и приближаемся к отелю. — Прости, — говорит Брайан, — просто мне трудно держаться от него подальше… Я имею в виду, что мне легко облажаться, Джастин. И ты это знаешь. Я облажался. А Рон… мне его жалко. Ему действительно больно. Я знаю, ты его ненавидишь, но мне трудно это делать, потому, что я раньше чувствовал… я привык… Черт! Я не знаю. — Нет, я понимаю тебя, — отвечаю я, — и я не ненавижу Рона. Ну, не так сильно. Потому что я знаю, что он должен чувствовать. Потому что я знаю, что бы я чувствовал, если бы мне пришлось постоянно видеть тебя, зная, что мои чувства к тебе безнадежны. Что я никогда не смогу заполучить тебя. Зная, что я сам все испортил между нами. Это свело бы меня с ума! Но именно ПОЭТОМУ ты не можешь доверять Рону, Брайан! Потому что он НЕ ведет себя рационально. Может быть, когда-нибудь все будет по-другому, но не сейчас. — Я сказал Рону, что мы все еще можем быть друзьями. Ты веришь в ЭТО клише? — Могу себе представить, — говорю я, Рон довольствуется тем, что он «друг» Брайана! Конечно! — Брайан, я знаю, ты думаешь, что я паникер, но я всего лишь пытаюсь защитить тебя. Потому что если с тобой что-нибудь случится… если ты пострадаешь… Я не знаю, что буду делать. Я не смогу этого вынести. Разве ты этого не видишь? — Да, — говорит он, — я вижу. Потому что я это пережил. Я не смог защитить тебя. Я, блядь, потерпел неудачу! — Ты не потерпел неудачу, — мягко говорю я, — ты спас мне жизнь. Но он только качает головой. В вестибюле отеля Брайан берет газеты, которые не успел прочитать сегодня утром — «Нью-Йорк Таймс», конечно, но также и таблоиды, такие как «Нью-Йорк Дейли Ньюс» и «Нью-Йорк Пост» — в основном для того, чтобы проверить колонки сплетен. И, конечно же, везде есть краткое упоминание о Брайане, Джимми, Синтия и Роне на ужине в китайском ресторане. «Тот самый обалденный мистер Кинни, о котором говорят те, кто смотрел «Олимпийца», что он номинант на премию «Оскар»… " — Послушай-ка, Брайан! — восклицаю я, читая вслух в лифте… — Сопровождала его нынешняя сожительница, молодая, привлекательная блондинка, которая отказалась назваться. Бедная Синтия! Нет ничего лучше, чем быть фальшивой подружкой! — Она не фальшивая подружка, Джастин! И я никогда не говорил этой глупой женщине, что Синтия — моя девушка! Она просто предположила, — Брайан вскидывает голову, — по крайней мере, она правильно назвала ее «молодой блондинкой»! — Но не «привлекательной», Брайан? — спрашиваю я. — Нет, — говорит он, проводя карточкой-ключом, чтобы открыть дверь, — красивой. Вдвоем мы смогли сделать только небольшую вмятину в огромных бутербродах с солониной, но я приканчиваю пакет с чипсами и чизкейк, пока Брайан листает газеты. — Эй, — говорит он, останавливаясь на телепрограммах, — знаю, что мы делаем, пока ждем показа «Леттермана». — Я думал, что вечернее развлечение было определено! — смеюсь я. — Ты становишься настоящим сексуальным монстром, знаешь это? — Каждый судит по себе! — отвечаю я, целуя его. — Так что же это за большое событие? Я наклоняюсь и всматриваюсь в газету, устраиваясь у него на коленях. — Мы смотрим «Грязные танцы»! Он начинается в восемь. Брайан встает, практически сбрасывая меня на пол, и включает телевизор! Затем плюхается на диван и растягивается на спине. Он уже сбросил ботинки и расстегнул джинсы, как обычно делает для удобства. Он щелкает пультом, пока не находит нужный канал и, похоже, устраивается на весь вечер. — Брайан! Это старый фильм! — ною я. — Нам обязательно его смотреть? — Молчи, засранец. Это классика. — Ну, если не можешь победить… — я стягиваю джинсы и свитер и растягиваюсь прямо на Брайане, изо всех сил стараясь отвлечь его. Однако, как только начинается фильм, Брайан теряется. Да, он засовывает руку мне в трусы, но это скорее расслабляющий жест, чем что-либо еще. В итоге, я успокаиваюсь и смотрю фильм тоже. И удивляюсь, насколько это меня заинтересовывает. И не только потому, что, да, Патрик Суэйзи очень сексуален! Но и история. И самое удивительное, что я понимаю, насколько совершенно романтично это кино. Так же, если не больше, как те романтические комедии, над которыми Брайан всегда насмехался — те что делал Рон, или те, которыми так знаменит Джимми. Думаю, что сцены с Джонни, который учит Бэби танцевать, особенно романтичны. В этом есть что-то такое чувственное и интимное — видеть, как два человека танцуют вместе, и видеть, как этот танец отражает их чувства друг к другу. И разница в их возрасте напоминает мне о нас с Брайаном, танцующих вместе в «Вавилоне». А потом они вместе ложатся на кровать — это тоже напоминает мне о нас с Брайаном. Да, танцы. Да… но есть и кое-что еще. Вспышка чего-то. Картинка. Как мы танцуем, но на этот раз не в «Вавилоне». А затем наступает финальная сцена фильма, где они танцуют последний танец лета на курорте. Большой конец. Кульминация. Пара танцует вместе, как будто они делали это целую вечность. Их чувства проявлялись в их движениях, в их телах. «У меня было лучшее время в моей жизни», — поется в песне. И они вращаются вокруг, соединяясь вместе, волшебным образом, в этот самый момент. «И я никогда раньше не чувствовал себя так.» А потом они целуются. На глазах у всех. Хотя то, что они делают, запрещено. Даже несмотря на то, что все говорят им, что они не должны быть вместе. «Да, клянусь, это правда. И всем этим я обязан тебе.» Но это не те слова, которые я слышу в своей голове. И Патрик Суэйзи и Дженнифер Грей — это не те, кого я вижу в своей голове. Вместо этого я слышу другую песню. Еще одна старая песня. Банальная старая песня. Только теперь это не кажется мне такой банальной. И, внезапно, это не Патрик Суэйзи и Дженнифер Грей, которые кружатся вместе на танцполе. И это не они разделяют этот невероятно горячий и сладкий поцелуй. И я все это вижу. Все сразу. Всё. — Брайан? — Тише, это почти конец. И поэтому я жду, пока на экране не появятся титры. Затем беру пульт и выключаю телевизор. — Брайан, — спокойно говорю я. — Почему ты так испугался? Ты был похож на оленя, попавшего в свет фар. Брайан смотрит на меня, нахмурившись. — Я не испугался. Я думал, что справился с «Леттерманом» просто отлично. Почему ты подумал, что я выглядел испуганным? — Не «Леттерман», — шепчу я, кладя голову ему на грудь, — на Выпускном балу. Почему у тебя был такой испуганный вид? — О чем, блядь, ты говоришь? Он берет меня за подбородок и поворачивает мою голову, чтобы я смотрел ему прямо в глаза. И видел эмоции в его глазах. — Джастин? — Я помню это, — говорю я ему, — все это. Эммет отвез меня за смокингом. Подбирал корсаж для Дафны. Бальный зал отеля. Мы с Дафной позируем для портрета. И, повернувшись, я увидел, как ты входишь в зал. Он пристально смотрит на меня. — Ты не можешь! Ты никогда не вспоминал об этом… даже после того, как я пытался… заставить тебя… когда я пытался, — заикается Брайан, — как? — Не знаю, — отвечаю я, — я не знаю, как это сделал. Но я помню, только что вспомнил. Пока смотрел с тобой фильм. И они танцевали. И затем… это были МЫ. Танцевали. — Господи, — выдыхает он. — На тебе был белый шарф. И ты надел его мне на шею. Мы танцевали. Мы были… счастливы. И ты действительно поцеловал меня на глазах у всех этих людей. — Разве ты в это не верил? — Да, — говорю я, — но это казалось таким… невозможным. Потому что ты всегда был таким замкнутым. Боялся показать то, что чувствовал. Но не в ту ночь. Не тогда. — Да, — отвечает он. Я чувствую, как дрожит его рука, — а потом ты знаешь, что произошло. — Но это не из-за ТЕБЯ, Брайан, — настаиваю я, — потому что теперь я это помню. Дафна БЫЛА права! Мы БЫЛИ потрясающими! У людей отвисали челюсти. Но большинство из них улыбались нам. Никто нас не остановил! Никто ничего не сказал! Они могли ВИДЕТЬ, что мы были… влюблены. Это были не они. И это были не МЫ… и это был не ТЫ, Брайан! Это был ОДИН ебанутый человек — Крис Хоббс. Он был единственным виноватым. Виноват только один. И больше никто. Брайан ничего не говорит. Просто смотрит на меня, его губы двигаются, как будто он пытается держать себя в руках. Но потом нахлынувшие воспоминания захлестывают меня, и я сжимаю руки Брайана своими пальцами. Не то чтобы эти воспоминания были плохими — нет, как раз наоборот. Это облегчение. Будто заключительная часть огромной головоломки встала на свое место, и внезапно вся картина впервые обрела смысл. В этом есть смысл. Что-то тяжелое и темное исчезает из моего сердца. Я снова кладу голову на грудь Брайана и закрываю глаза. Я слышу, как его сердце колотится, как гром. Он крепко обнимает меня, удерживая поверх него. — Я испугался, — говорит он, — я был блядски напуган. В ужасе от того, что собирался сделать, или сказать. В чем собирался признаться тебе и всем остальным. Но в основном, самому себе. Именно это я и чувствовал. Я был влюблен в тебя. — Правда? — шепчу я. — Значит, давно? — Давным-давно. И до этого тоже. Но я не мог с этим смириться. Это одна из причин, по которой я хотел найди работу здесь, в Нью-Йорке. Чтобы сбежать и не иметь дела с нарушением всех моих дерьмовых правил и не идти против всех моих дерьмовых заявлений о том, что я делаю и чего не делаю. Потому что я знал, что именно это и произойдет, если я останусь. Но я не нашел работу. И затем… на тебя напали. И я знал, что во всем виноват я. Что это случилось с тобой, потому что мне не было позволено чувствовать. Мне не разрешалось любить. Быть счастливым. Никогда. — Ты знаешь, какая это чушь, Брайан? — Так ли это? Что бы ты подумал, если бы все, казалось, согласились с тем, что это твоя вина? Твоя мама. Деб. Суд. Парни. Даже Майкл и Линдси. Если все они смотрели на тебя, а ты видел в их глазах, что они верят, что ты никогда не сможешь измениться. Что ты не должен меняться! И в этом виноват ты сам. Как этот Говард Беллвезер сказал, что я причинил ТЕБЕ столько же вреда, как Хоббс с его чертовой битой! — Это неправда. — И я сделал все возможное, чтобы «устранить» себя, или, по крайней мере, все свои чувства — неделями и неделями обезболивания. Но однажды ты пришел в «Вуди» — и вот они снова здесь! Все эти гребаные эмоции! В конце концов, они не умерли! И ты тоже! Блядь! И когда твоя мама велела мне никогда больше с тобой не видеться… — Она не имела права! — Она имела на это право, Джастин. Она твоя мать, и защищала тебя. Точно так же, как я буду защищать Гаса, если подумаю, что кто-то причиняет ему боль. Она определяла опасность и устраняла ее, как чертова паразита. — Она не имела права, — тихо повторяю я. — А потом, когда она попросила меня позволить тебе снова жить со мной… это, черт возьми, разорвало меня на части. Я хотел, чтобы ты был со мной, но я боялся каждую минуту. Я все еще думал, что это неправильно. Что я виноват! Что я плохой. Опасный. Что я уничтожу тебя в конце концов. Если раньше не уничтожу себя. — Но ты спас меня, Брайан. Спас мне жизнь и веру в себя. Ты спас мой рассудок. — Возможно, — шепчет он, — но я не мог в это поверить. Может быть, не хотел в это верить. И когда ты ничего не мог вспомнить — ни того, что я сделал, ни того, что я сказал и показал тебе, ни того, что мы чувствовали вместе — мне казалось, что я один в пустынной вселенной. И что я всегда буду там один. Потом ты вспомнил нападение, но не танец, ты вспомнил трагедию, но НЕ «смехотворно романтичный» момент. Вот тогда-то я и понял, что мой последний шанс упущен. Этого никогда не случится снова. Я упустил этот шанс — во второй раз. Сначала в Нью-Йорке, с Роном. А потом в этом чертовом гараже, с тобой. — Прости, что не смог вспомнить, — говорю я. Я чувствую, как по щеке катится слеза, но уже слишком поздно вытирать ее, прежде чем он упадет на его горячую кожу. — Не извиняйся. Ты не виноват. Это все из-за меня. Облажался я. — И поэтому ты оттолкнул меня. — Это казалось каким-то бесполезным. Мы были вместе, но… было так, блядь, больно смотреть, как ты сопротивляешься. И больно чувствовать, что я становлюсь все более и более оцепенелым, отрицая свои чувства, по мере того, как ты все больше и больше нуждаешься в выражении своих. Ты хотел от меня все большего и большего, а я не мог тебе этого дать. Я… я не мог дать тебе то, что ты хотел, потому что я был полностью закрыт. И я не мог быть… моногамным. Я не мог перестать пить и принимать наркотики. И я втягивал ТЕБЯ в эту жизнь. И этот гребаный факт ужаснул меня! Подумать только, что ты просто станешь маленькой бессердечной копией МЕНЯ… А потом появился Рон. — И он был способом сбежать, — говорю я. Внезапно все кажется таким ясным. — Да. Быстрое решение. Я мог бы уйти с ним и начать все сначала. Оставить все позади. Всех. И Рон все время повторял, что это Судьба. Что мы должны были найти друг друга в этот момент. И я… Я верил ему. Это было похоже на гребаный ответ на мои молитвы! Я мог уйти с ним туда, где меня никто не знал. Где никто ничего от меня не ждал. Я мог бы забыть всю старую боль и свою старую жизнь, стать другим человеком. Я мог бы воссоздать себя. Это было идеальное решение. Кроме… — Ты не мог перестать звонить мне, — и я улыбаюсь про себя, думая о том, как сидел в лофте поздно ночью и ждал, когда зазвонит телефон. — Не мог. Потому что огромная часть меня все еще была в лофте. И эта часть была тобой. Я знал, что я… люблю тебя. И не мог заставить себя забыть об этом. Даже с большим количеством траха, выпивки и наркотиков, что я почти сразу же начал делать снова. Бедный старина Рон, — грустно говорит Брайан, — я трахнул его по-королевски. Я не мог быть с ним по-настоящему, потому что не мог забыть тебя. Даже лекарства доктора Холла в Павильоне Спенсера не могли заставить меня забыть. — Я рад, что ты не забыл. И рад, что я вспомнил, — говорю я ему, протягивая руку и стягивая джинсы с его стройных бедер на ковер. — Даже если это заняло некоторое время? — спрашивает он. — У нас теперь много времени. Вообще-то, все время в мире. — Ну, я никуда не собираюсь, по крайней мере, сегодня вечером. За исключением, может быть, спальни. — Звучит неплохо. И это хорошо, думаю я, когда он поднимает меня на ноги и ведет в спальню, сбрасывая на ходу свою футболку. С одеждой Брайана по всему полу и моей в куче у дивана, Синтия подумает, что здесь была какая-то оргия, пока она ходила на свидание! — Над чем ты смеешься, Дьяволенок? — Брайан тяжело дышит, толкая меня на большую кровать. — Не забудь запереть дверь. И на этот раз на засов! — Хорошая мысль, — говорит он. Он запирает дверь на ключ и на цепочку, а затем возвращается к кровати и падает на меня, — а теперь пришло время для наших собственных «Грязных танцев». Так что начинай напевать, потому что я хочу услышать фоновую музыку. Я кинозвезда и не могу трахаться без саундтрека, мне нужно слышать тебя. Все время. Кричи громко, пока они не вызовут полицию. И мы с Брайаном производим много музыки. Потому что это то, что нам обоим нужно. То, что, я надеюсь, нам всегда будет необходимо. Даже если это до смешного романтично. Часть третья Краткое содержание: Брайан и Джастин наслаждаются днем в Нью-Йорке. Нью-Йорк, ноябрь 2002 года. Утром в субботу я просыпаюсь рано. Наверное, слишком привык вставать на занятия в ПИФА. Вылезаю из постели тихо, потому что Брайан все еще спит. Он всю неделю был в изнеможении, думаю, что ему нужно в эти выходные подзарядиться. И я планирую внести свою лепту в помощь с этой подзарядкой — расслабление в люксе, осмотр достопримечательностей, еда и, конечно же, столько потрясающего траха, сколько мы оба сможем выдержать! Да, после этого Брайан должен быть полностью заряжен! Я надеваю пушистый белый халат и выхожу в гостиную. Первое, что замечаю, это то, что дверь в комнату Синтии приоткрыта. Я подхожу, чтобы закрыть ее, и не разбудить Синтию, но комната пуста. Это интересно. Вчера вечером у нее было свидание с актером. Теперь мне действительно интересно с ним познакомиться, держу пари, что он горячий. По крайней мере, горячий для натурала! Собираю одежду, которую мы с Брайаном разбросали маленькими кучками, и несу ее в спальню. Не хочу, чтобы Синтия думала, что мы полные разгильдяи или сексуальные маньяки! Затем возвращаюсь, беру со стола меню обслуживания номеров и просматриваю его. Еще нет и восьми, но я умираю с голоду. Раздумываю заказать завтрак сейчас или подождать Брайана. Или съесть пока остаток сэндвича с солониной. Я съел вторую половину своего вчера вечером, после того как мы закончили смотреть «Леттермана» — я был доволен собой. К тому времени я снова проголодался, и мне нужно было заправиться перед очередным сеансом в этой большой комфортной кровати. Брайан, как обычно, питается бутилированной водой, спермой и чистой похотью, но мне все равно нужно регулярно есть настоящую еду. Но почему-то мысль о сэндвиче с солониной не помогает в такую рань. Я продолжаю думать о том, как здорово было увидеть себя у «Леттермана» прошлой ночью. И целоваться с Брайаном по телевизору! Насколько это интенсивно? Конечно, он «целовался» с Боуи, Конни Чанг и тем стажером тоже, но это было просто притворство. Со мной все было по-настоящему. Мне не терпится позвонить Эммету и Вику и убедиться, что они все записали на пленку, они, должно быть, умирали, когда видели эту часть. И мама… ну, я уверен, что она, вероятно, тоже подумала, что все в порядке. А Брайан говорит, что я буду счастлив, когда увижу свои сцены в «Хаммерсмите» — он ведет себя так, будто они действительно важны, а не просто пара коротких фрагментов, но я уверен, что он преувеличивает. Надеюсь, что «Хаммерсмит» доберется до Питтсбурга после того, как выйдет в Англии — я уверен, что это произойдет после того, как Брайан сделает большой хит из «Олимпийца». Не могу дождаться, чтобы пойти со всеми в кинотеатр и увидеть это — Брайан и Я на огромном киноэкране! Я открываю холодильник в мини-баре, потому что знаю, что Брайан попросил отель убрать всю выпивку и заполнить эту штуку соками и водой. Нахожу контейнер с апельсиновым соком, сажусь за стол, и пью его, пока просматриваю вчерашние газеты. Вырываю колонку сплетен с упоминанием Брайана, чтобы сохранить для моего альбома. Я уже собираюсь вернуться в спальню, когда раздается стук в дверь. Уверен, что это не может быть Синтия, потому что у нее есть свой ключ-карта. Когда я открываю дверь, то вижу, что это Пегги, помощница Джимми Харди. — Джимми хочет знать, не хотите ли вы, джентльмены, спуститься и позавтракать с ним, — спрашивает она. У Пегги всегда такой вид, будто она учуяла что-то плохое, и губы у нее скривились, — как обычно, Джимми заказал достаточно еды для десяти человек, и если никто не спустится вниз, чтобы поесть с ним, он пошлет меня стучаться в двери и приглашать совершенно незнакомых людей присоединиться к нему. Синтия, конечно, тоже приглашена. — Хм, они все еще спят, — говорю я. Не хочу, чтобы Пегги знала, что Синтия еще не вернулась. Пегги кажется мне большой сплетницей, — но я спущусь вниз и что-нибудь съем. — Тебе лучше быть голодным, — шмыгает она носом. — Я всегда голоден, — отвечаю я. Я проверяю, как там Брайан, он все еще спит без задних ног, и кладу свою карточку-ключ в карман. А еще я надел трусы. Не хочу, чтобы Брайан подумал, что я бродил по коридорам отеля без одежды под халатом. Джимми сидит за столом в своем номере, тоже в одном из белых гостиничных халатов. Совсем как сказала Пегги, он заказал достаточно еды на весь этаж. — Джастин, дружище! — говорит он. — Рад, что ты смог прийти. Садись скорее! Я пододвигаю стул и угощаюсь рогаликом с кунжутом. — Что это? — я указываю на то, что у Джимми на тарелке. Это похоже на какой-то яичный заварной крем с зеленью и гренками сверху. — Яйца по-флорентийски, — Джимми видит мое недоверчивое лицо, — зелень — это шпинат. Не так уж плохо. Попробуй. У меня есть все. Разве Большой Человек не придет? Или он снова сидит на диете? — говорит Джимми с набитым ртом. Я беру несколько яиц. Это вкусно. Затем пару сосисок. Они еще лучше. — Он все еще спит. Но он никогда не съест все это жирное и сливочное на завтрак, ни за что! — смеюсь я. — Брайан слишком одержим своим весом. Это безумие! Последнее, что нужно делать этому парню, это следить за тем, что он ест, — говорит Джимми, запихивая в рот кусочек тоста с корицей. Пахнет вкусно, поэтому и я беру кусочек. Но я замечаю, что Джимми выглядит намного полнее, чем в июне прошлого года в Лос-Анджелесе. Может быть это потому, что у него перерыв между фильмами. Джимми улыбается своей вкрадчивой улыбкой и комментирует: — Должно быть, приятно иметь идеальное тело. — Брайан работает над этим, — говорю я, — он все время тренируется. И тщательно следит за тем, что ест. Джимми ухмыляется: — Парень просто от природы тощий, давай посмотрим правде в глаза, малыш! Не то что я. Каждый пончик, который я ем перемещается прямо к моей заднице. Но, как сказал Дейв вчера вечером, никто не платит за то, чтобы увидеть МОЮ задницу! С Брайаном все по-другому. ЕГО задница продаст чертовски много билетов! — Только, пожалуйста, не говори ему этого, Джимми, — серьезно отвечаю я, — Брайан считает, что единственная причина, по которой кто-либо хотел бы, чтобы он снялся в фильме именно его внешность. Он полностью разочарован в своих актерских способностях, спасибо Рону. Так что не говори ему ничего подобного. Теперь Джимми хмурится. — Брайан действительно так думает? Я, знаешь ли, просто пошутил. Он действительно хороший актер! Он это знает! — Не думаю, — отвечаю я, — потому что Брайан слушает Рона, а Рон вдалбливает ему, что ЭТО НЕ ТАК. Что в нем нет ничего хорошего. Что он ценен только из-за своего тела и не более того. И это правда. Так что не говори все время одно и то же и не подкрепляй его сомнения. Джимми усмехается. — Я же просто пошутил. Брайан не может быть ТАКИМ параноиком! И я точно знаю, что Рон на самом деле не считает Брайана плохим актером. Отнюдь! Он всем о нем рассказывает. Я многозначительно смотрю на Джимми. — Но что хорошего в том, что Рон хвастается талантом Брайана перед всеми в Голливуд, если он всегда говорит Брайану что-то другое? Всегда ставит только на его лицо? Какими бы ни были их «отношения», мнение Рона важно для Брайана, а Брайан считает, что Рон смотрит на него как на очередное хорошенькое личико и очередную гладкую задницу. Как бы это ТЕБЯ заставило себя чувствовать, Джимми? Если бы все называли тебя бездарностью, которая выживает только за счет своей сексуальной энергии. Или из-за того, с кем спит? — Ну, ЭТО просто ложь! Брайан должен это знать! И я не могу поверить, что Рон никогда не рассказывал Брайану, как он талантлив. Он почти одержим этой темой! — Именно одержим, ты прав, — говорю я, беря еще пару сосисок и еще один тост с корицей. — По-моему, ты ревнуешь, малыш! — Джимми снова ухмыляется мне. — Мне не нужно ревновать, — отвечаю я, — Я здесь, а не Рон. Так кто же тот, кто должен ревновать? — Хорошая мысль. У Джимми есть утренние газеты, и он первым делом открывает колонки сплетен, просматривая их. — Ты видел эту заметку вчера в «Пост»? — О «подружке» Брайана? Мы это видели. — Это была та еще сцена! Синтия хотела ударить эту женщину, потому что она приставала к ней, пока мы просто пытались поужинать. Наконец, женщина сдалась, так и не узнав имени Синтии! — Джимми хохочет. — Обозреватели сплетен иногда бывают такими тупыми. Они полностью упускают очевидное! Я думаю о некоторых из тех слепых пунктов, которые, казалось, не «упускали» очевидное, но не указываю на это Джимми — как в одной статье об оскароносной звезде, которая думает, что никто не знает, чем он занимался со своим коллегой-мужчиной. — Что вы со Спящей красавицей собираетесь сегодня делать? — спрашивает Джимми. — У тебя большие планы? — Нет, — говорю я, — может, сходить за покупками или прогуляться. Ничего особенного до ужина и сегодняшнего шоу. — Вы возьмете с собой Синтию? Или это только «Парни»? — Брайан пригласил Синтию, но я не знаю, каковы ее планы, — я бросаю взгляд на Джимми и вижу его вопросительное выражение лица, — почему ты думаешь, что она должна пойти с нами по какой-то причине? Джимми хитро смотрит на меня. — Нет. Просто… иногда это выглядит немного… ты знаешь. Пара парней? Особенно два действительно горячих парня вместе. И Брайан, когда он так часто на виду у публики в этой поездке — вы не можете быть слишком осторожны. Я отложил вилку. — Значит, ты хочешь сказать, что мы должны взять с собой Синтию в качестве прикрытия Брайана? Брайан ненавидит такое дерьмо. Джимми пожимает плечами. — Он может ненавидеть, но он делал это. И сделает снова, держу пари. Для блага его карьеры. — Не тогда, когда он со мной, Джимми. Никогда! — я смотрю Джимми прямо в глаза. — Ты такой наивный, малыш! Это восхитительно, — говорит Джимми, — ты такой очаровательный, маленький негодник! И Джимми протягивает руку и игриво щиплет меня за руку. Как будто он пытается пошутить. Но там есть что-то еще. Он смотрит на меня, сидящего в халате, и мне на самом деле все равно, как я выгляжу. Как будто он не видел меня голым, когда вчера ворвался в спальню. Думаю Джимми нужно поскорее вернуться к жене. — Ну, мне лучше вернуться к себе, — говорю я, отталкиваясь от стола, — если Брайан проснется, а меня нет, он будет волноваться. — Ты только что пришел, малыш! И еды осталось много, — Джимми поднимает крышки еще нескольких контейнеров, чтобы показать мне все оставшиеся блюда, к которым мы даже не притронулись. — Спасибо, Джимми, но я сыт. — Заходи в любое время, Джастин. В любое время, — говорит Джимми, ухмыляясь мне жутким образом. И теперь я действительно спешу выбраться оттуда. Вернувшись в номер, я вижу, что дверь в комнату Синтии закрыта, а ее пальто висит на стуле. Должно быть, это было хорошее свидание! Позже мне придется вытянуть из нее кровавые подробности. — Где ты был? — бормочет Брайан, открывая один глаз, — я как раз собирался выслать Конных. — Пегги затащила меня в комнату Джимми, чтобы позавтракать. Этот парень заказал кучу еды! Я бросаю свой халат на краю кровати и стягиваю трусы, прежде чем вернуться в постель. — Джимми толстеет, — говорит Брайан, поворачиваясь и прижимаясь ко мне, — так что не поддавайся соблазну его мира высокого потребления углеводов. Твой твинк-метаболизм не будет длиться вечно, ты же знаешь. — Знаю, — говорю я, вздыхая и прижимаясь к Брайану. Приятно снова оказаться с ним в постели. Его тело кажется горячим и пахнет сном и мускусом. Но мне немного жаль Джимми. Думаю, настоящая проблема в том, что он одинок. Он знаменит и богат, у него есть Пегги и куча помощников, но на самом деле у него нет друзей, кроме, может быть, Рона. И Брайана. Никого, кто просто хочет посидеть и позавтракать с ним. А теперь его жена Тесс, похоже, не слишком довольна им. Интересно, что он собирается делать все выходные в Нью-Йорке в полном одиночестве. Надеюсь, он не помешает нам с Брайаном. Или попробует залезть к нам в постель?! Эта мысль вызывает у меня тошноту после обильного завтрака. — Мне показалось, что я слышал, как ты вернулся раньше, — говорит Брайан, утыкаясь лицом в бледный пушок на моей груди, — слышал, как закрылась дверь. — Должно быть, это Синтия вернулась домой, — отвечаю я. Губы Брайана так приятно касаются моей кожи, но он поднимает голову. — Ни хрена себе! Она только что вернулась? Ты уверен? — Брайан, кажется, доволен. — Самое время ей потрахаться. — Брайан! — Ну, натуралы тоже занимаются сексом. Как бы. Так почему бы не Синтия? В эти выходные у нее выходной. И кстати, о сексе… — Ты не голоден? — бормочу я. — Не хочешь позавтракать? — Есть много вещей, которые можно положить в рот прямо здесь, — говорит он. И спускается с пуха на моей груди к пуху немного ниже. И находит там что-то еще. Что-то, что идеально помещается у него во рту. Я забываю как дышать. И мы снова не встаем с постели, пока не наступает полдень. *** — Брайан, мы можем еще раз прогуляться? — спрашиваю я, глядя на него снизу вверх. Швейцар в «Уиндхэме» стоит наготове, ждет, не хотим ли мы, чтобы он вызвал такси. — Ты не хочешь прокатиться и осмотреть все достопримечательности? Или я могу вызвать лимузин, если только Джимми не использует его прямо сейчас. — Я лучше пройдусь пешком, как мы делали прошлой ночью. Если это нормально? — Конечно. Меня это вполне устраивает. Обе мои ноги работают отлично для старика, — он улыбается. — Да, ты действительно древний, Брайан! Я хватаю его за руку и тащу по улице. Мы бродим по Пятой авеню, обсуждая шоу, которые до сих пор посетил Брайан, и выступления, которые все еще в его повестке дня. В понедельник он первым делом идет на «Доброе утро, Америка», а потом заканчивает свои сцены у Вуди Аллена — в понедельник и вторник. «Конан О’Брайен» во вторник. Потом они с Джимми летят на побережье, чтобы подготовиться к премьере, а также сняться в «Вечернем шоу» и у «Ларри Кинга». — Джастин, я не с нетерпением жду встречи с Ларри Кингом. Куча вопросов о том, как целоваться с парнем! Джимми предупредил меня заранее о вопросах Ларри — прямо без подсказок. — Ну, по крайней мере, ты знаешь, чего ожидать, — говорю я. И он пожимает плечами. Брайан ведет нас по тротуару на площадь у Рокфеллеровского центра. Он останавливается и смотрит сквозь окно на «Сегодняшнее шоу». — Я смотрю это шоу с тех пор, как учился в колледже. А во вторник утром я был внутри! Это кажется невозможным. — Ты так здорово выглядел! — говорю я. — Кэти Курик пускала по тебе слюни! — Льстец! Он легонько ударяет меня по руке. Мы подходим к ледовому катку с большой золотой статуей, выставленной над ним, и опираемся на перила. У многих людей была та же идея, что и у нас — просто побродить по городу в одну из последних действительно хороших суббот перед наступлением зимы. Я удивлен, что каток открыт в такой теплый солнечный день, но вокруг много людей, катающихся на коньках. Это выглядит забавно. Мне нравится смотреть фигурное катание, хотя каждый раз, когда я включаю его, Брайан ворчит «Олимпийская гей команда!» «По крайней мере, ребята в фигурном катании не боятся быть теми, кто они есть, Брайан», — сказала я в последний раз, когда он фыркнул по поводу одного парня, одетого в кружева и бархат, вращающегося на телевизионном экране. На это Брайан не ответил. Я достаю фотоаппарат и фотографирую Брайана на фоне катка и золотой статуей в центре, а затем он фотографирует меня. Я спрашиваю женщину, стоящую рядом, не снимет ли она нас двоих. После Брайан некоторое время смотрит на каток, статую и проходящих мимо через площадь людей. Лицо выглядит испуганным, и мне кажется, что его взгляд в значительной степени ушел в прошлое. — Что случилось, Брайан? — говорю я, касаясь его плеча. Он несколько раз моргает и поворачивается спиной к фигуристам. — У меня только что было дежавю, и это было так мощно… Пойдем. Пойдем прямо сейчас. И он берет меня под руку и тащит прочь от катка, в сторону Пятой авеню. — Расскажи мне, — говорю я, — ты можешь рассказать мне все, Брайан. — Джастин, это глупо, — говорит он, пытаясь оттолкнуть меня. — Нет, если это тебя беспокоит. Он слегка сгорбился, как будто почувствовал озноб, и поднял воротник куртки. Он останавливается на тротуаре и смотрит через улицу. — Это собор Святого Патрика. — Хочешь зайти внутрь? Качает головой и берет меня за руку. Мы снова идем. — Это… это было такое сильное чувство. Воспоминание. Стоять на том самом месте, я имею в виду то САМОЕ место на катке, с Роном… Мне нравилось это чувство, — он встряхивает головой, словно пытаясь избавиться от воспоминаний. Мы продолжайте идти обратно по Пятой авеню, направляясь в сторону парка. — Случилось что-то плохое? — тихо спрашиваю я. — Я понимаю, как много дерьма случилось с тобой в этом городе давным-давно. — Нет, — отвечает Брайан, — дело совсем не в этом. Как раз наоборот. Это было хорошее воспоминание. Хороший день. Один обычный день. Один из немногих хороших, которые у меня здесь были. Когда мы с Роном занимались обычными делами. Гуляли вместе в городе. Мы… обошли вокруг. Посмотрели на здания. Смотрели, как люди катаются на коньках. Было холодно, но я был так… так счастлив в тот день. Не могу этого объяснить. — Ты прекрасно все объяснил, Брайан. Мне это не кажется таким уж странным. Он хватает меня за руку. — Рон купил мне… эту чертову красную рубашку. И пригласил на ужин. В первый раз, когда я попробовал тайскую еду. Я не знаю, что сказать — не совсем понимаю, что беспокоит Брайана. — Звучит… мило. Тебе разрешено иметь пару хороших воспоминаний в своей жизни, знаешь ли, — улыбаюсь я, — я буду думать меньше о твоей Трагической Персоне, если узнаю, что тебе действительно иногда что-то нравилось. На самом деле, это дает МНЕ немного надежды. — Но это просто… это то же самое, что МЫ делаем, Джастин! Откуда мне знать, что вся эта хуйня с отношениями — не просто моя больная попытка воссоздать то, что… что не может быть воссоздано? Какая-то глупая, детская фантазия? Я знаю, что Брайан вспоминает время с Роном в Нью-Йорке как что-то хорошее в своей жизни, но меня удивляет, что он видит какие-то параллели с нашими отношениями. У них было так мало времени, всего пара недель, если даже учесть, что мы были вместе время от времени, то все равно — больше двух лет. Кроме того, что все остальное по-другому. Совершенно по-другому. — Это то, что ты думаешь о наших отношениях? Реально? Воссоздание детской фантазии? — Нет, — отвечает он почти неслышным голосом. — Потому что я НЕ ты, Брайан, — говорю я, — я не какой-то испуганный ребенок в чужом и враждебном городе, который ищет место, где можно почувствовать себя в безопасности, или кого-то, с кем можно почувствовать себя в безопасности. В наших ситуациях нет никакого сходства. И ты не Рон. Ни в коем случае. Ты не растерянный, несчастный парень, ищущий свою личность, и находящий ответ в красивом, нуждающемся ребенке, который хочет, чтобы кто-то только заботился о нем, — я оглядываюсь вокруг, на людей, толкающихся друг друга на широком тротуаре, — посмотри на всех этих людей, Брайан, гуляющих по городу солнечным субботним днем. Неужели все ОНИ воссоздают что-то из прошлого? Может быть, некоторые из них. Или, может быть, они просто продолжают жить своей жизнью. Или, может быть, некоторые из них создают что-то новое. Новые отношения. Новый опыт. — Может быть, — он действительно погрузился в свои мысли. — Брайан, ты сказал, что мы поговорим о том, что ты упоминал раньше. О том, что ты не трахаешься другими парнями. О том, что ты сказал тому парню в «Вуди», что у тебя эксклюзивные отношения. А потом ты снова упомянул об этом вчера. Ты действительно это имеешь в виду? — Я же сказал, правда? — он отмахивается от меня. — Ну, я думаю, мы должны это обсудить. Брайан вздыхает. — Неужели все постоянно должно быть большим обсуждением? Разве действия не говорят громче, чем слова? Я смотрю на него снизу вверх. — Иногда. Но иногда слова могут поддержать, когда другие действия человека не совсем… оправдывают ожидания. Что и происходит, Брайан, давай посмотрим правде в глаза. Я имею в виду… если ты сказал кому-то «Я люблю тебя», это не избавит от боли, когда он узнает, что ты был… с кем-то другим. Но это дает… нечто, за что можно зацепиться. И когда кто-то говорит, что у него с тобой эксклюзивные отношения, но он не говорит этого никому другому… — Значит, ты уже предвкушаешь, как я облажаюсь и оступлюсь? — говорит Брайан с резкостью в голосе. — Нет. Нисколько. Я просто говорю, что если ты произнесешь эти слова вслух, это может помочь сделать ТЕБЯ сильнее. Чтобы у ТЕБЯ было больше возможностей на самом деле это делать. Потому что ты человек, который держит свое слово. Я пытаюсь заставить его посмотреть на меня, посмотреть мне в лицо, но Брайан просто смотрит прямо перед собой, пока мы гуляем. — Вот почему ты не так легко даешь обещания и говоришь такие вещи. Ты не похож на парней, которые говорят: «Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!» десяти парням за ночь, просто чтобы заткнуть их или уложить в постель. Ты говоришь это только тогда, когда действительно, по-настоящему имеешь это в виду. Потому, я хочу сказать, что тебе не нужно делать никаких гребаных заявлений или обещаний, если ты не относишься к этому серьезно. Но если ты говоришь серьезно, то это может помочь сдержать обещание. — Давай посидим здесь минутку, — он останавливает меня и указывает на несколько баннеров, развевающихся над соседней улицей. Я смотрю на них, — это Музей современного искусства, — говорит он, уводя меня с тротуара к выступу, где мы можем сесть, — я знаю, что ты там никогда не был. Хочешь пойти завтра? — Конечно! С удовольствием! И теперь, когда я знаю, что это прямо за углом от нашего отеля, я умираю от желания войти внутрь. — У них там Пикассо. Матисс. «Звездная ночь» Ван Гога и Джексон Поллок со всеми его каплями*. Я был там пару раз, когда был в Нью-Йорке по делам — всегда один. Тебе понравится. — Брайан, — говорю я, сжимая его руку, — я знаю, ты меняешь тему, но… — Нет, — говорит он, — я не собираюсь менять тему. В тот день, когда я гулял с Роном, в тот холодный февральский день он пообещал, что отведет меня в музей. Он… много чего обещал. Но потом… все случилось. Ничто никогда не было исполнено. Ничто никогда не было… исправлено. Мы не успели сделать все то, что собирались делать вместе. У нас… никогда не было времени. Мы никогда… — он делает паузу, — и когда Фиона показала мне… когда я увидел… что было бы, если бы я остался с Роном и что ТАМ ВСЕ ЕЩЕ идет не так, как надо… Наверное, это, блядь, напугало меня. Любые обязательства. Любое обещание. Это рискованно. Потому что такие вещи могут причинить тебе боль, если… если они потерпят неудачу. Если все взорвется прямо в лицо. И давай посмотрим правде в глаза, большинство из моих обещаний потерпели неудачу. Я потерпел неудачу. И это еще хуже, чем вообще никогда не пытаться. Не так ли? Я качаю головой. — Нет, это не так! Думаю, проще вообще не пытаться. Но попытка, по крайней мере, дает шанс на счастье. Если бы ты никогда не воспользовался этим шансом, то не сделал бы Гаса. У тебя не было бы твоей карьеры. Не было бы… меня. Господи, Брайан! Ты все время рискуешь! Ты постоянно искушаешь Судьбу. Ты всегда стоишь на гребаном выступе, стараясь НЕ упасть. «Жизнь без риска не стоит того, чтобы жить» — помнишь, ты мне это говорил? Так, неужели ЭТО так сложно? — Да, — говорит он, глядя на тротуар, — потому что стоять на этом гребаном выступе — значит умереть. Но на самом деле речь идет о жизни. Прожить всю свою жизнь по-новому. И это гораздо страшнее. Он берет меня за руку, и мы возвращаемся на тротуар. Мы наблюдаем за людьми, проходящими мимо, машинами и такси, несущимися по Пятой авеню с невероятной скоростью в темноте, в центре многолюдного города. — Я не боюсь, — говорю я. — Я рад, что кто-то этого не боится, — отвечает Брайан, глядя вперед, — думаю, что готов это сделать, Джастин. Думаю… я готов сказать это вслух. Мне было достаточно трудно сказать… «Я люблю тебя» там в Англии, хотя я говорил это миллион гребаных раз в своей голове. Произнесение вслух действительно делает это… истинным. Но я знаю, что хочу быть с тобой, а не с кем-то еще. Я давно это знаю, но не хотел в этом признаваться. Я думал, что мне нужно много других парней, и делал это, чтобы пребывать в забвение. И что мне нужен Рон, чтобы… чтобы заставить меня забыть, кем я был на самом деле, и помочь сбежать от всех моих обязанностей. Тогда я снова смогу стать ребенком. Но… это была ложь, — Брайан начинает потирать большим пальцем мой рабский браслет на правом запястье, как будто загадывает желание, — я не ребенок, и мне не нужны эти другие люди. ОНИ МНЕ не нужны. Я просто хочу ТЕБЯ. Так что, если ты думаешь, что можешь обойтись без кого-то еще, даже без этого гребаного маленького Уэйда, тогда я готов попробовать эту «эксклюзивную» вещь. До тех пор, пока это работает. Если ты этого хочешь. Я чувствую огромную улыбку на своем лице. — Конечно, именно этого я и хочу, Брайан! А ты как думаешь? Я могу сделать это! Знаю, что могу, — затем я становлюсь серьезным и поворачиваю его лицо, чтобы он смотрел прямо на меня, — но что еще более важно, я думаю, что ТЫ сможешь это сделать. Я люблю тебя и ЗНАЮ, что ты можешь это сделать. Я не знаю, может нью-йоркцы привыкли к тому, что парни целуются на улице, или, может быть, только перед Музеем современного искусства, но они игнорируют нас. Может, думают: «Эй! Это те два парня, которые целовались на «Леттермане»! Тогда все в порядке!» Брайан все еще очень спокоен, когда мы продолжаем прогулку по Пятой авеню, мимо отеля «Плаза» в Центральный парк. Я наблюдаю, как люди садятся в экипажи, запряженные лошадьми, и едут по парку, но думаю, что это может привести к тому, что «парное» настроение Брайана зайдет слишком далеко. Он, кажется, знает куда именно хочет попасть, и мы петляем по дорожкам под деревьями. Я помню, что есть какое-то место в Центральном парке — печально известное место для прогулок, и мне интересно, отведет ли меня Брайан туда, чтобы поддержать мое гей-образование, но я знаю, что на самом деле мы этого не сделаем, особенно после нашего предыдущего разговора. Мы останавливаемся на небольшой площадке, где несколько человек сидят на земле и играют на гитарах. Это выглядит как любовь хиппи в очень маленьком масштабе. — Что происходит, Брайан? Это протест или что-то в этом роде? Он смеется. — Нет. Это Земляничные поля. Это… — он указывает на большое, жуткого вида здание напротив входа в парк, — это «Дакота». Где был убит Джон Леннон. — А, понятно. Люди играют песни Битлз и подпевают. У Брайана в лофте есть гитара… электрогитара. Иногда он доставал ее и немного играл, но только, если думал, что я не обращаю на это внимание. Однажды он поймал меня на том, что я его слушаю, и тут же убрал ее. Некоторое время мы слушаем, я достаю из кармана куртки фотоаппарат и делаю несколько снимков. Брайан смотрит на здание, где застрелили Леннона. — Ты знаешь, что в него стрелял фанат? — говорит Брайан. — Парень взял у него автограф, а потом подождал, пока он вернется из студия звукозаписи и застрелил его. Просто… застрелил. Он вдруг берет меня за руку и тянет прочь. Остаток дня мы проводим, просто бродя по улицам, держась за руки, заглядывая в окна и наблюдая за людьми. Когда я проголодался, Брайан купил мне пару хот-догов из тележки, и даже съел один сам. Он делает вид, что никогда не ест ничего подобного, но я знаю лучше. На самом деле он ЛЮБИТ хот-доги. Мы заканчиваем день в бутике «Prada», где Брайан покупает мне новую рубашку и пиджак, который нужно надеть сегодня вечером. Я думаю о том, что что Рон купил ему эту печально известную красную рубашку, но я не упоминаю об этом. И он покупает себе две пары обуви. Для того, кто всегда ходит босиком, Брайан, очень любит покупать обувь! После этого мы возвращаемся в «Уиндхэм», чтобы подготовиться к ужину и шоу. *** — Сегодня нас будет только двое, — говорит Брайан метрдотелю в ресторане. Он большой и какой-то тусклый — очень, очень модный и очень, очень французский. Он ведет нас к видному столу. Брайан говорит, что им нравится выставлять знаменитостей впереди, где люди увидят их, когда придут поужинать. Таким образом, они знают, что это место «в топе». Брайан определенно выглядит как знаменитость. Он надел синий костюм от Versace, который, по его мнению, немного «чересчур» для «повседневной» одежды — то есть, я полагаю, для появления в телевизионных шоу — и он выглядит на ДВА миллиона баксов! Я тоже принарядился, но, конечно, не в костюм. Чувствую себя глупо, надевая его, и это не совсем мой стиль. Но я в черных кожаных брюках и ботинках, которые хорошо смотрятся с моей новой синей рубашкой Prada и черным шелковым жакетом. Я беспокоился о том, что не надену галстук, но Брайан говорит, когда мы выходим из такси: — Если ты со мной — тебе он не понадобится. И он прав. — Брайан, — я смотрю на стол и дергаю его за рукав, — может быть, что-нибудь чуть менее… спереди и по центру? Я все думаю о том, что Джимми сказал сегодня утром о том, что Синтия пойдет с нами в качестве прикрытия. Блядь, я становлюсь параноиком. Но Брайан неправильно меня понимает. — У вас есть что-нибудь более… приватное? — спрашивает он мужчину. Метрдотель смотрит на меня и кивает. — Конечно, мистер Кинни. Сюда. И он ведет нас к столику в тихом уголке, окруженному растениями и свечами. — Так лучше, Солнышко? Больше похоже на твое представление о «романтичности»? — ухмыляется Брайан. — Определенно. Здесь так темно, что я даже с трудом читаю меню. Открываю его, и все, конечно же, на французском. — Не страшно, потому что я делаю заказ, — заявляет он. — Брайан! Я хочу знать, что я ем! — Доверься мне, — говорит он, — я прослежу, чтобы тебя не отравили. Пока Брайан говорит официанту, что именно он хочет и как он это хочет, я разглядываю обстановку заведения. Поскольку я сам был официантом, мне интересно, как работает действительно модный ресторан. Первое, что я замечаю, это то, что здесь много обслуживающего персонала — официанты, помощники официантов, сомелье — все собираются у стола с каждым блюдом. Они кажутся разочарованными, когда Брайан не заказывает никакого вина — я задавался вопросом, будет ли он пить — и горжусь, когда он просит конкретную французскую минеральную воду. Он действительно в завязке. Мы начинаем с салата с икрой и перепелиным яйцом, и с этого момента еда становится безумной. Я думаю о французской еде в основном как о тяжелой, сливочной и жирной, но вся эта рыба на гриле с легкими соусами и травами совсем не тяжелая и не сливочная. Конечно, Брайан все равно никогда бы не стал есть ничего подобного, но все равно это сюрприз. Мне никогда по-настоящему не нравилась французская кухня — итальянская моя любимая, но это действительно вкусно. — Что ты думаешь о Лесли? — спрашивает Брайан в середине основного блюда. — Пиарщице? Думаю, она милая. Почему ты спрашиваешь? — Потому что я подумывал спросить ее, не хочет ли она работать на меня полный рабочий день. Не совсем в качестве личного помощника, но чтобы открыть офис в Лос-Анджелесе. Разбираться со всем моим дерьмом по связям с общественностью и согласовывать графики съемок и интервью, что-то в этом роде. Сначала всем этим занимался офис Рона, а потом Лью Блэкмор. Но мне нужен кто-то, кто работает только на меня, и кому я доверяю. Первым делом я подумал о Синтии, но сейчас она серьезно начинает работать в «Райдере», и я не могу просить ее уехать из Питтсбурга — ее семья там, и она близка с ними. — Синтия, вероятно, сделала бы это — если бы ты попросил ее. — Я знаю, что она бы это сделала, но я не хочу, чтобы она бросала то, что делает сейчас. С другой стороны, Лесли сказала несколько вещей, которые заставили меня поверить, что она хотела бы сменить работу. Сейчас она живет в Чикаго и упомянула, что хотела бы попробовать свои силы в Лос-Анджелесе, и она была бы главой в офисе — наняла бы небольшой штат сотрудников, чтобы управлять делами и делать все по-своему. Думаю, ей бы это понравилось. И ей не пришлось бы толкать какие-то дерьмовые фильмы, которые велела студия. А МОИ дерьмовые фильмы! — Все твои фильмы хороши, Брайан! ОБА. — Ты имеешь в виду ТРИ, Джастин? — он смотрит на свечу на столе. — Джимми сказал мне, что продюсерская компания отложила выпуск DVD «Красной рубашки» — снова. — Это хорошо? Или плохо? Я знаю, что Брайан испытывает смешанные чувства по поводу «Красной рубашки» — очевидно. Но, что касается меня — это все еще пугает. Я все время вспоминаю ту ночь на кинофестивале в Карнеги-Меллоне. Увидев Брайана там, на экране, в этой темной аудитории, я просто высосал весь воздух из своего тела — и из своей жизни на долгое, долгое время. И он был так напуган. И так изранен. И так красив. — Я не знаю. Рон поставил его на удержание. Я думаю, что… Рон не хочет, чтобы об этом стало известно, как только выйдет «Олимпийец». Не то чтобы это имело для меня хоть какое-то значение… но для Рона и для студии это совсем другая история. Теперь он может никогда не выйти. И это было бы обидно, потому что, независимо от того, что в нем показано, это хороший фильм. Действительно хороший фильм. Я просмотрел его на видео Рона, когда впервые поехал в Лос-Анджелес. Хотел посмотреть… в чем смысл. И смотрел его еще несколько раз после этого, — он моргает, а затем смотрит на меня, — меня бы совсем не беспокоило, если бы вся история вышла наружу… Я имею в виду, не думаю, что это меня беспокоило бы. Не сейчас. — Может быть, он выйдет немного позже? После того, как «Олимпиец» станет большим хитом? Тогда люди могли бы судить об этом по тому, что последовало за ним. Я имею в виду, что они могли бы судить о Брайане по тому, чего он достиг в своей жизни после «Красной рубашки» — а это чертовски много! — Так говорит Джимми. Но мне интересно… — Брайан, — говорю я, начиная беспокоиться, — если Лесли действительно пойдет работать на тебя — ты можешь себе это позволить? Я имею в виду, управлять офисом в Лос-Анджелесе с персоналом. А потом у тебя есть лофт, квартира в Лос-Анджелесе и моя студия. Плата за лодку и причал, что похоже на еще одну арендную плату. А потом Гас и младенец. И мое обучение, и… и все то, что ты мне покупаешь. Я… Я просто хочу убедиться, что ты можешь позволить себе все это. Я же вижу, что ты покупаешь и сколько это стоит! На этой водолазке Пола Смита все еще есть бирка — 190 долларов за простую черную водолазку, Брайан! И моя рубашка от Prada, и пиджак — я знаю, что не должен был обращать внимания, но это стоило больше тысячи долларов. Брайан смотрит на меня и смеется. — 1546 долларов — до уплаты налогов, если быть точным. — Черт, Брайан! — восклицаю я. — Я… Я не могу продолжать покупать такое! Я беспокоюсь о том, сколько ты тратишь! Знаю, что ты должен поддерживать определенный имидж. И ты хочешь, чтобы Я тоже хорошо выглядел, но… — Джастин, остановись! — говорит он, накрывая мою руку своей. — Не беспокойся об этом. Правда. Это последнее, о чем тебе следует думать. САМОЕ последнее. Потому что на моем комоде в отеле лежит контракт на «Красную реку», который я должен подписать и вернуть Лью Блэкмору, когда вернусь на Побережье. И моя базовая зарплата, без учета условий эскалатора, и если я получу какие-либо крупные награды в период до выхода «Красной реки», составляет четыре миллиона долларов. Конечно, Иствуд получает в пять раз больше, но такова реальность кинобизнеса. Чувствую, что у меня отвисла челюсть. — Четыре МИЛЛИОНА? ДОЛЛАРОВ? Ты издеваешься надо мной? — Нет, Джастин, — говорит он. И я вижу, что он говорит правду. — И это еще ничего. Том Круз получает 25 миллионов долларов за картину, как и Харрисон Форд. Хью Грант получает 10 миллионов долларов, черт возьми! Джимми получает 20 миллионов долларов за глупую комедию, в которой он начинает сниматься в январе. И самое интересное, что ее снимают в Торонто, чтобы «сэкономить» деньги! Это шутка, но я не уверен, над кем эта шутка. Наверное, над всеми. Мой рот все еще открыт. Я, блядь, ошеломлен. — Брайан! Я сидел в лофте, беспокоясь о тебе и твоих расходах! Ты это понимаешь? И ты, сука, шутишь о том, что будешь жить в машине, а мне придется содержать тебя, рисуя картинки на улице, когда ты станешь безработным? — Что только доказывает, что комедия — НЕ мой конек, смеется Брайан. — Господи, Брайан! Поговори со мной об этом, ладно? Если мы собираемся быть партнерами — по-настоящему и искренне — тогда ты должен рассказать все! — Я говорю тебе сейчас. И что, ты собираешься бросить школу и тратить все свое время на то, чтобы красить ногти и смотреть мыльные оперы? — Конечно, нет! — Тогда деньги не имеют никакого значения. Абсолютно. Потому что я знаю, что ты действительно имел это в виду, когда сказал, что был бы счастлив жить на улице, пока ты со мной. Но если это будет зависеть от меня, тебе никогда не придется этого делать. На десерт Брайан заказывает фрукты для себя, но велит им принести мне лимонное пирожное с глазурью из сливочного крема. Что касается пирожного, то его украшают настоящие цветы. Это самый потрясающий кусок торта, который я когда-либо видел! — Я должен съесть цветы? Он смеется. — Некоторые люди так и делают, но это не является обязательным требованием! Я съедаю пирожное — без цветов — потому что мы должны быть в Студии 54 вовремя. На самом деле мы приходим в театр немного рано, по крайней мере, рано для Брайана, который любит появляться в последнюю минуту! Двое парней останавливают нас прямо за дверью. — Ты Брайан Кинни! — визжит первый парень. — Могу я попросить автограф? Он и его друг пожирают Брайана глазами. — Конечно, — говорит Брайан, доставая свою ручку «Монблан». Он становится экспертом в этом деле. — Мы с Фрэнки будем ПЕРВЫМИ в очереди на «Олимпийца»! Мы ходили на ТРИ промо-вечеринки ради этого! Одна в Челси, одна в Ист-Виллидже и одна в Бруклине! Ты ТАКОЙ горячий! — Эм, спасибо, — говорит Брайан, подписывая конверты, в которых лежат их билеты на «Кабаре». — Могу я попросить и у ТЕБЯ автограф? — спрашивает меня первый парень, пока Брайан расписывается для его друга. — Я видел тебя в «Леттермане»! — Видел? — удивляюсь я. — Ты хочешь сказать, что узнал меня по этому маленькому кусочку? — Конечно! — говорит парень. — Вы двое целовались! Как КТО-ТО мог ЭТО пропустить? И кроме того, ты тоже горячая штучка! Ты в чем-нибудь снимался? Какие-нибудь фильмы? — Я? Брайан протягивает мне свою ручку, чтобы подписать конверт парня. — Да, — перебивает Брайан, — у него небольшая, но жизненно важная роль в новом британском фильме под названием «Хаммерсмит». Вероятно, премьера состоится после Рождества. — Мы будем его ждать! Спасибо! Эти двое парней, похоже, действительно взволнованы тем, что стоят рядом с нами. Они продолжают и продолжают рассказывать о том, как они смотрели «Кабаре» семь раз, с разными актерами. — Конечно, Алан Камминг был лучшим, но Рауль Эспарца тоже замечательный! — Кто эти люди, которые ждут там? — я указываю на линию, образующуюся с одной стороны двери в студию 54. — О, в основном студенты — ждут билетов в режиме ожидания или только на стоячие места, — говорит первый парень. Понимаю в каком положении я был бы, если бы не был с Брайаном. — У нас есть лишний билет, — говорит мне Брайан, глядя туда. Потому что Синтия снова сегодня вечером со своим актером, поэтому она отпросилась с ужина и шоу, — я должен отдать его кому-нибудь? — Что, если вернуть его в кассу, Брайан? — Они бы перепродали его какому-нибудь богатому туристу, — говорит он, — выбери кого-то, Джастин. Я оглядываю толпу, но не могу решить. Большинство людей, похоже, парами или группами. Они смеются и топают ногами, стоя в очереди, пытаясь согреться, потому что на самом деле начинает казаться, что сейчас ноябрь. — Сделай это сам, Брайан. Он достает лишний билет и подходит к очереди. Он ходит взад и вперед, оценивая группу. Смотрит на них так, как раньше оценивал возможные трахи в «Вавилоне». Забавно, но когда я впервые начал общаться с Брайаном, я довольно хорошо разобрался в его «типаже». Ему нравились высокие темноволосые парни. Худые и энергичные. Этот типаж он выбирал в качестве моделей для своих рекламных кампаний. Эммет и Тед обычно язвили, что Брайану нравятся парни, которые похожи на зеркальное отражение Брайана, потому что это самое близкое, что он может придумать, чтобы трахнуть самого себя! Но после поездки в Лос-Анджелес я понял кое-что совсем другое — он всегда искал не себя. Нет, это были парни, которые напоминали ему Рона. Или более молодую, более привлекательную версию Рона. Но к тому времени его вкусы начали меняться. Его кампании проходили с участием очень молодых, безволосых блондинов. И порнофильмы, которые он приносил домой, чтобы мы посмотрели — он всегда выбирал ролики с безволосыми бледными геями. Итак, его вкусы определенно изменились. И когда я смотрю, как Брайан крадется по резервной линии, я сразу понимаю, кого он собирается выбрать. Там стоит один светловолосый парень с рюкзаком, перекинутым через плечо. Брайан останавливается и дает ему билет. Некоторые люди в очереди узнают Брайана, и он пожимает им руки, но больше нет времени на автографы. Парень, широко улыбаясь, берет билет и идет в театр. Он будет сидеть рядом с нами, и мне будет любопытно поговорить с ним, когда мы войдем внутрь. Год назад я бы забеспокоился, что Брайан просто выбирает трах или третьего для «Игры», но теперь нет. Брайан даже не смотрит вслед парню, поворачивается и ведет меня внутрь. — Я знал, что ты отдашь билет этому парню, Брайан», — говорю я, когда билетер провожает нас к нашим местам. Я с нетерпением жду этого шоу, и даже Брайан ведет себя так, будто ему хотя бы немного интересно, даже если это ненавистный мюзикл! — Теперь ты меня раскусил, — говорит Брайан, сжимая мою руку, — видишь? Я уже утратил это загадочное качество, и меня приручили всего за… сколько? — пять минут? — шутит он, мелодраматично закатывая глаза. — Тебя никогда не приручат, Брайан, — говорю я, когда мы устраиваемся на своих местах. Светловолосый студент сидит рядом со мной и улыбается нам, когда гаснет свет. — Я уверен, что волки тоже так думали, — шепчет Брайан, — до того, как их превратили в гребаных французских пуделей! — Просто заткнись и смотри шоу! — говорю я. " — Я хочу наслаждаться этим без того, чтобы ты каждые пять минут говорил мне, что я превращаюсь в Эммета только за то, что мне нравятся мюзиклы. — Хорошо. Но помни — никаких гребаных дисков Барбры Стрейзанд! Никогда! — он слегка щиплет меня, чтобы напомнить. — Или я хочу немедленного развода! — Обещаю, Брайан! Клянусь своим сердцем. *** По возвращению в отель, я все еще в восторге от «Кабаре». Да, это довольно удручающая история, но то, как она сделана, это здорово. И актеры в нем горячие. И музыка отличная. И я упоминал, что здесь жарко? И я могу сказать, что даже Брайан хорошо провел время. После окончания шоу вышел мужчина и спросил нас, не хотим ли мы пройти за кулисы и познакомиться с актерами. Конечно, я хотел пойти, но Брайан не хотел. — Давай, Брайан! И он закатил глаза. — Я вижу надпись на стене. С этого момента меня будут тащить куда угодно, черт возьми, куда ТЫ захочешь! — И что? — сказал я, одарив его одним из тех «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста» взглядов? Это всегда срабатывает. — Ладно. Пойдем. За кулисами было весело. И Рауль Эспарза, парень, который играет в MC** — я упоминал, что он горячий? — я не мог оторвать взгляда от его тела. А там есть на что посмотреть. Думаю, Брайан немного ревновал, что я так долго разговаривал с Раулем. На этот раз Брайан проигнорировал горячих парней и уделил больше внимания другим членам актерского состава, Хэлу Линдену и Молли Рингуолд. — Раньше я думал, что она была действительно милой в тех старых фильмах Brat Pack, таких как «Клуб для завтрака» и «Красотка в розовом», — говорит Брайан уже в «Уиндхеме». Он раздевается по ходу, на что всегда забавно смотреть. — Ты имеешь в виду, до того, как узнал, что педик? — Нет, я определенно знал, что педик, — говорит Брэйн, вешая свой пиджак, а затем брюки в шкаф, — но посмотри эти фильмы — она уже тогда была пидорской ведьмой! — И когда ты собираешься дебютировать на Бродвее, Брайан? Он смеется. — НИКОГДА! Похоже, это тяжелая работа. Повторяя одни и те же строки снова и снова каждый вечер. Как я уже говорил, Джастин, для этого нужно быть настоящим актером. — Ты «настоящий» актер, Брайан! Мне придется пнуть тебя, если ты будешь продолжать так говорить! — Сначала ты должен поймать меня, — говорит он. Но не убегает слишком быстро. Как будто ХОЧЕТ, чтобы я его поймал! Я толкаю его на кровать, и мы обнимаемся, но я все еще одета. — Думаю, что кожаные брюки должны быть постоянной частью твоего гардероба, — говорит Брайан, — они определенно подчеркивают… э-э-э..... определенные части анатомии. Он проводит руками по моей заднице. — Тебе не кажется, что они слишком тесные? — Ну, если они кажутся слишком тесными, тогда нам придется их ослабить… как-нибудь, — Брайан переворачивает меня на спину и расстегивает брюки спереди, — иногда тебе нужно немного воздуха… чтобы дышать, — он расстегивает штаны, а потом начинает смеяться, — что это? — Наверное, я забыл надеть трусы, — говорю я, когда он стягивает штаны с бедер и снимает их, — я становлюсь таким же плохим, как ты, Брайан. — Будем надеяться, что это так. Мне нужно, чтобы кто-то не отставал от меня. — Нет проблем. Я думаю, что смогу с этим справиться. — Еще посмотрим, — говорит Брайан, — сейчас вернусь. Но вместо того, чтобы пойти в ванную или в свой «тайник» в ящике прикроватной тумбочки, он выходит из номера и возвращается с маленькой бутылочкой. — Что у тебя там, Брайан? — любопытствую я, снимая свою новую рубашку от Prada и вешая ее. Она уже немного помята, но я не хочу совсем ее испортить. Брайан срывает обертку с бутылки. — Выглядит знакомо? — Бэбичэм! — умиляюсь я. — Как в Англии! Брайан думает, что это безвкусное фальшивое шампанское, но мне оно нравится. — Где ты это взял? — Попросил консьержа найти для меня и положить в холодильник, — говорит он. Он отпивает глоток, — холодное и шипучее — вот, пожалуй, и все, что можно сказать. Он передает бутылку мне, и я делаю небольшой глоток. — Приятное и шипучее. И это напоминает мне наш пикник в «Огненных землях. — Поскольку мне не полагается пить настоящее шампанское, — говорит он, я подумал, что это будет лучшая замены. Иди сюда. Я сажусь рядом с ним на кровать. — У нас нет стаканов. Брайан забирает у меня бутылку и делает еще один глоток. — Тебе действительно нужны стаканы? Разве это недостаточно «романтично» для тебя? — Конечно, вполне «романтично»! — смеюсь я. — Мне не нужен стакан, так как я планирую выпить все остальное из твоей задницы, — добавляет он. И мой член встает дыбом, когда он это говорит, — вижу, ты одобряешь. — Я ничего не могу скрыть от тебя. Никогда не мог. — Тебе лучше не делать этого. Он делает глоток, а затем протягивает мне бутылку и пристально смотрит на меня. Он что-то этим говорит — мы оба это знаем. Запечатывание «Сделки» — за исключением того, что это сделка, для которой нет ограничения по времени. По крайней мере, если мне есть что сказать по этому поводу. Я беру бутылку и тоже пью из нее. Затем тянусь к его рту, ставя бутылку на тумбочку. Мы целуемся долго, очень долго. Только наши слившиеся губы. Я знаю, что Брайан предпочитает использовать свой рот для других целей, кроме разговоров, и на этот раз я не возражаю. Не хочу, чтобы слова все испортили. Не сейчас. В конце концов, он переворачивает меня и принимается за задницу. И, да, он открывает меня пальцами и языком, а затем капает шипучее фальшивое шампанское внутрь. Прохладная жидкость по ощущениям похожа на гребаное ракетное топливо, и я чувствую, что готов взлететь! Он высасывает Бэбичэм, а затем брызгает еще больше в дырку и начинает все сначала, пока я не буду готов закричать! — Брайан! Ради всего святого! Сделай это СЕЙЧАС ЖЕ! Чего ты ждешь? Выгравированное приглашение? Я поворачиваюсь и смотрю на него. У него в руке презерватив, так что он готов. Он просто дразнит меня. — Это именно то, чего я ждал, — говорит он, загадочно улыбаясь. И я понимаю, что видел этот взгляд раньше. В гараже, рядом с джипом. Ожидание разрешения, когда я скажу «да». Как будто я уже не сказал «да» всем, что делал с ним, всем, что говорил ему с тех пор, как впервые увидел на Либерти-Авеню, в свете того уличного фонаря. Я поворачиваюсь к нему лицом. — Тебе не нужно ждать, Брайан. Тебе не нужно спрашивать. И мне тоже. Поверь мне. И когда он входит в меня, это обжигает и шипит так, как я никогда раньше не чувствовал. Это действительно похоже на ракетное топливо, отправляющее нас обоих за грань, куда-то еще. Туда, где ни один из нас никогда раньше не был. И это чертовски невероятно! И теперь действительно нет пути назад. Часть четвертая Краткое содержание: Брайан и Джастин проводят вместе насыщенное событиями воскресенье. Нью-Йорк, ноябрь 2002 года. — Какого хрена мы согласились позавтракать с Джимми? — стонет Брайан. Джимми вскакивает уже в десятый раз, чтобы пожать кому-нибудь руку, поцеловать какую-нибудь старушку или подписать еще одну салфетку. — Он как гребаный прыгающий разряд, и у меня от этого несварение желудка! — Просто расслабься, — говорю я, похлопывая его по руке, — ты же знаешь Джимми — он всегда «на связи». — Ну, я бы хотел, чтобы он «отключился» хотя бы на час, тогда, может быть, мы могли бы спокойно поесть. Здесь как на Центральном вокзале. И я признаю, что с той минуты, как мы вошли в столовую, начался Праздник любви к Джимми Харди. Некоторые люди подходили к столу, желая получить автограф Брайана или просто чтобы поприветствовать его, но Брайан кидает на них «Взгляд», и они в значительной степени отступают, обычно извиняясь перед ним за то, что прервали его трапезу. Но Джимми… если никто не подходит к нему в течение пяти минут, он начинает громко говорить, привлекать внимание к нашему столу и, по сути, выставляет себя ослом. Я все время думаю о том, что Брайан сказал мне, что Джимми зарабатывает 20 миллионов долларов за фильм. За исключением «Олимпийца», Джимми получил гораздо меньшую плату в качестве одолжения Рону, плюс процент от прибыли. — То, что я получил за фильм, это карманная мелочь в Голливуде, — рассмеялся Брайан, — но мне этого хватило, чтобы расплатиться за лофт, создать твою студию внизу, выплатить ипотеку Дебби и создать приличный трастовый фонд для Гаса. И все еще оставалось достаточно для нескольких потрясающих новых нарядов! И хотя «Хаммерсмит» был малобюджетным британским фильмом, я знаю, что Брайан заработал гораздо больше, чем его годовая зарплата в качестве рекламного агента, просто поработав в течение нескольких недель с сэром Кеном. А теперь еще этот фильм «Красная река» — и Брайан получит 4 миллиона долларов! Это, блядь, ошеломляет меня! У Брайана всегда были деньги, он работал как собака в «Райдере», и всегда был одним из самых высокооплачиваемых руководителей, но такие деньги меня шокируют. Это странно, но я никогда не видел, чтобы Брайан вел себя по-другому из-за денег. Он по-прежнему покупает лучшую одежду, как всегда, и любит модные рестораны, как всегда. Но он все равно, с таким же удовольствием ест хот-дог на улице. И все еще кажется более счастливым в своих старых джинсах, майке-алкоголичке и без обуви, а не в костюме от Versace. А Джимми — у него, должно быть, больше денег, чем я могу себе представить. Ради бога, он двадцать лет был кинозвездой! А он все равно ведет себя как идиот большую часть времени, будто пытается произвести на всех впечатление. Но… мне все равно его жаль. Я думаю, что Джимми — одинокий человек. Ему НУЖНО, чтобы все эти незнакомцы суетились вокруг него, потому что люди, от которых он действительно хочет внимания, не дадут ему этого. Тесс, Рон. Брайан. Особенно Брайан. Джимми весь уик-энд прогибался только для того, чтобы Брайан хоть немного обратил на него внимание, и чем больше он это делает, тем больше Брайан его отшивает. Этот «Леттерман» слегка прикусил ему язык. Пятница была идеей Джимми. Он хотел, чтобы Брайан был с ним в Зеленой комнате и на шоу, и именно так Джимми поступил. Потом он захотел, чтобы Брайан пришел позавтракать с ним вчера утром, и вместо этого получил меня. Я думаю, именно поэтому я ощутил такую странную вибрацию от Джимми, и тот факт, что по-моему, что он действительно хотел бы трахнуть меня. Да, Джимми, похоже, уже на пути к тому, чтобы стать настоящим живым педиком. Поэтому в воскресенье Джимми берет нас с Брайаном на поздний завтрак в другой большой отель. Он намного больше, чем ресторан в «Четырехугольнике» в Питтсе, куда Брайан водил меня, Гаса, Линдси и Мел, но на самом деле не такой милый. Здесь полно туристов, и еда не такая уж и вкусная. Я никогда не думал, что любое место в Питтсбурге будет лучше, чем что-либо в Нью-Йорке, но это чистая правда. Когда мы ехали сюда в лимузине, я упомянул, что Синтия не пошла с нами ни на ужин, ни на шоу, кстати, вчера вечером она тоже не вернулась в номер, но я, конечно, не сказал бы Джимми это! И что мы отдали наш дополнительный билет одному парню, Марти, в очереди ожидания. Он учится в Высшей школе исполнительских искусств, что-то типа «Fame», что, по-моему, довольно круто! Когда Джимми услышал, что мы отдали билет, он очень обиделся, что мы не отдали билет ЕМУ! — Я бы тоже хотел посмотреть «Кабаре», — надулся он, — я весь вечер просидел в своей комнате один, смотрел телевизор. Вот как «Самый влиятельный актер Голливуда» проводит субботний вечер в Нью-Йорке! Но Брайан только закатил глаза. Поговорим о Королеве драмы! — Джим, присядь, пожалуйста. СЕЙЧАС ЖЕ! — приказывает Брайан. И Джимми садится. Затем Брайан подзывает хозяйку и просит ее держать людей подальше от столика, пока мы не закончим есть. Бедная женщина извиняется, но на самом деле это не ее вина. Это потому, что Джимми — эгоист. — Итак, что мы будем делать сегодня, ребята? — весело говорит Джимми. — Джимми, мы идем в музей, — сурово говорит Брайан, — а ТЫ вернешься в отель и будешь делать то, что ты делаешь, когда тебе не нужно сниматься в фильме или раздавать автографы. Уверен, что у Пегги есть много идей, которые ты можешь рассмотреть. Пегги отсутствует на позднем завтраке. Брайан упомянул, что, увидев ее сердитое лицо утром, он потерял аппетит, и Джимми приказал ей оставаться в отеле. Так что нас только трое. «Парни», как говорит Джимми. Нам нужен только Рон, чтобы завершить картину. И, может быть, Дориан и Майкл. Тогда мы действительно могли бы устроить встречу Фан-клуба Брайана Кинни. — Я люблю музеи, — говорит Джимми. Он просто не может оторвать глаз от Брайана и, кажется, совсем не беспокоится о том, что люди увидят ЕГО на публике с Брайаном, как это было, когда мы с Брайаном гуляли вчера вечером. Но, в конце концов, ОН «Джимми Харди», и кто станет сплетничать о НЕМ? Конечно, Джимми. Совсем чуть-чуть! — Этот тебе не понравится, — решительно говорит Брайан, — но это все равно не имеет значения, поскольку ты не пойдешь с нами. — Джастин не будет возражать, если я пойду… А, малыш? — Джимми смотрит на меня и включает чары. Очень трудно устоять перед Джимми. Наверное, именно поэтому он так успешен. У него есть харизма, как и у Брайана. Только у Джимми совсем другой вид, который ни в малейшей степени не сексуален. Он больше похож на большую, нуждающуюся собаку, которая хочет, чтобы ее любили и заботились о ней, в то время как Брайан — опасный хищник, пантера или волк, который заставляет вас пытаться сопротивляться ему. И я нахожусь в самой середине. — Ну, я… — я перевожу взгляд с одного на другого, пытаясь придумать, что сказать. Но Брайан останавливает меня. — Это решает не Джастин, Джимми, так что не ставь его в затруднительное положение. Это его последний день в городе, и у меня есть планы. На весь день И вечер. Джимми наклоняется над столом, чтобы прошептать Брайану на ухо, но я слышу каждое слово. Джимми не самый утонченный парень в мире. — Брай, ты всю неделю меня отшивал! Сначала это был… Рон… — и Джимми смотрит на меня, — а теперь еще и этот ребенок. Давай ЖЕ! В среду мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Когда мы собираемся что-то делать вместе? Брайан хмурится. — Джастин не ребенок, так что прекрати. Он больше мужчина, чем многие парни постарше, которых я мог бы упомянуть, — Брайан многозначительно замолкает, — а что касается наших с тобой совместных дел, то у нас здесь бизнес. Это ЕДИНСТВЕННАЯ причина, по которой я в этом городе. Делать рекламу для фильма. Я здесь не для того, чтобы играть с тобой, или обедать с тобой, или держать твою гребаную руку! Позвони Тесс и скажи, чтобы она тащила свою задницу в Нью-Йорк, если тебе нужен товарищ по играм. Потому что это не моя работа. Это работа твоей ЖЕНЫ, Джимми. Помнишь ее? Теперь мне действительно жаль Джимми, потому что его лицо как бы сморщивается. — Она даже не отвечает на мои гребаные звонки, Брай. Она ненавидит меня. И теперь ТЫ тоже меня ненавидишь! — Господи, Джимми, — говорит Брайан. Он оглядывается по сторонам, прекрасно понимая, что мы находимся в центре переполненного ресторана, и все присутствующие смотрят прямо на нас. И прислушиваются к каждому слову! Я просто вижу слепую заметку на «Шестой странице» «Нью-Йорк Пост» в понедельник утром: «Некая оскароносная звезда была замечена спорившей с нынешним коллегой и снова-снова-снова-любовником и мальчиком-игрушкой созвездия за воскресным завтраком? Эти мальчики так любят хвастаться на публике, но неужели они думают, что все вокруг дураки?» Если Брайан увидит что-то подобное в газете, он порвет ее, и студию тоже! И Рона! Брайан наклоняется к Джимми и говорит. — Мы можем обсудить это в другой раз? Пожалуйста, Джим. — Признайся, Брай! Ты ненавидишь меня! И ты привез ЕГО только на выходные, — глаза Джимми бросаются на меня, — чтобы ткнуть меня в него носом! Вот почему ты снял еще один номер. Ты даже не хочешь находиться со мной в одной комнате. Никто не хочет! — Черт возьми, Джимми, — выдыхает Брайан, — то, что Джастин здесь, не имеет к ТЕБЕ никакого отношения! Не все в мире связано с ТОБОЙ! Он здесь, потому что я попросил его быть здесь, потому что я хочу, чтобы он был здесь! А теперь, если ты не заткнешься, я вытащу тебя отсюда и посажу на первый же самолет обратно в Лос-Анджелес. И я не шучу. Так что не связывайся со мной. Джимми молча сидит и ковыряет вилкой блины. Он смотрит на МЕНЯ своими собачьими глазами. Как будто я ДОЛЖЕН что-то сделать. Как будто я ХОЧУ что-то сделать… Я имею в виду, Брайан заступился за меня и Джимми выглядит так… жалко… — Брайан? — слышу я свой голос. — Может, Джимми и смог бы… поужинать с нами сегодня вечером? Я бы не возражал. Брайан бросает на меня яростный взгляд. — У нас есть планы. На ДВОИХ. Исключительно. Но Джимми начинает немного оживляться. — Ты сказал, что мы могли бы исследовать тот танцевальный клуб позже вечером. Может быть, Джимми захочет поехать туда с нами, — говорю я. И Джимми кивает. Он готов на все. Брайан вскидывает голову, как жеребец. — Конечно! Ты хочешь, чтобы я взял с собой Джимми Харди… — Брайан понижает голос, — в гей-клуб? Ты что, с ума сошел, Джастин? — Ну, мы же идем, — указываю я, — и Джимми это может показаться… интересным. — Звучит забавно! — поддакивает Джимми. — Знаешь, Брай, я уже бывал в гей-барах. С Роном. Мы «исследовали» «Свободу», а потом то место на Мауи, куда мы все ездили на прошлое Рождество. И я видел Ла Кейдж из «Фоллз», дважды! Я был рядом! — О, ты настоящая Королева Диско, Джимми, — вздыхает Брайан, — если ты пообещаешь НЕ ходить за нами весь день и не вмешиваться в наш ужин, то я обещаю пригласить тебя в клуб сегодня вечером, хорошо? — Отлично! — кричит Джимми, и он немедленно встает и начинает троллинг для искателей знаменитостей, чтобы дать автографы. — Мне жаль его, Брайан, — говорю я, когда Джимми шествует через столовую, приветствуя людей, как политик, ищущий голосА, — это мое единственное оправдание. — Я знаю, — говорит Брайан, потирая лоб, — мне тоже, но это не избавит его от раздражающей зацикленности на мне. Я надеялся, что он исчезнет, как только «Олимпиец» закончится, но он не исчез. Мне пиздецки надоело, что Джимми все время требует моего внимания. И Тесс, по-видимому, тоже сыта по горло. Она готова вышвырнуть «Соседского мальчика Америки» ЗА дверь. Я облизываю губы и делаю большой глоток апельсинового сока, прежде чем сказать то, что я должен сказать. Но это нужно сказать. И Брайан должен это услышать. — Тогда, может быть, тебе не стоило трахаться с ним, когда ты снимался в фильме, Брайан, — тихо говорю я, — или когда ты вернулся в Калифорнию после лета. Или на твоей лодке. Или в Чикаго… — Ладно, ладно, — говорит Брайан, — я понял твою точку зрения. Это моя гребаная проблема, и я сделал ее еще хуже. Но что мне ТЕПЕРЬ делать? — Помягче его отшить? — предлагаю я. Но Брайан только уныло качает головой. *** Джимми отправляет лимузин обратно в «Уиндхэм», а мы ловим такси до Музея. Брайан велел высадить нас на Пятой авеню. Здесь ветрено и больше похоже на весну, чем на осень, и большой баннер «МОМА» развевается на теплом ветру. Мы идем по Западной 53-й улице и заходим в здание. Я не знаю, в каком направлении бежать в первую очередь, начать ли с импрессионистов или сразу перейти к абстрактным экспрессионистам. Брайан просто следует за мной по пятам, когда я ссылаюсь на небольшой путеводитель, который купил в сувенирном магазине и перехожу из зала в зал, указывая на экспонаты. Я начинаю понимать, что веду себя как идиот, повторяя всякую чушь из моих курсов по истории искусств и делая «глубокие» заявление об Абстракции против Реализма, и все такое дерьмо. Но Брайан не смеется. Он позволяет мне продолжать и продолжать. И улыбается, когда мы входим в зал, и я задыхаюсь, практически врезаясь в «Лес» Пикассо. «Мадемуазель д’Авиньон» или одна из больших картин Джексона Поллока — картины, которые я видел только в своих учебниках. Я понимаю, что мог бы буквально часами бродить в этом месте, и не просто смотреть, но и получать идеи. Много идей. Я достаю блокнот из кожаной сумки и делаю несколько заметок. Здесь просто так, блядь, много всего! Жаль, что у меня нет недели. И это только один из музеев в Нью-Йорке — нет времени сходить в «Метрополитен», или в «Фрик», или в «Гуггенхайм», или еще куда-нибудь… Я даже не могу начать думать об этом. Через некоторое время Брайану становится немного скучно. Не то чтобы он что-то говорит, он этого не делает. Но я вижу. Он шаркает позади меня, вздыхая и задевая мою задницу, когда думает, что никто не смотрит. У него с собой экземпляр «Персидского мальчика» в мягкой обложке, который он читал время от времени все выходные, в основном потому, что я постоянно его перебиваю, и который он сунул в карман своего легкого шерстяного спортивного пальто от Armni. Он сказал, что читает его для «исследования», поэтому я думаю, что это как-то связано с фильмом. Но Брайан не стал вдаваться в подробности. — Почему бы тебе не посидеть где-нибудь и не почитать, Брайан, а я догоню тебя через некоторое время? Он пожимает плечами. — Может быть. Тут есть Сад скульптур. Что, если я встречу тебя там через час? — Хорошо, — говорю я. В прошлом я знал, что оставить Брайана одного где-нибудь на час было бы гарантией того, что он подцепит кого-нибудь и трахнет его в туалете, прежде чем мы снова встретимся. Но… теперь все по-другому. Я смотрю, как он уходит, и ЧУВСТВУЮ, что все по-другому. Надеюсь, я прав. Сорок пять минут спустя, сделав несколько действительно хороших набросков, я спускаюсь в Сад скульптур. Брайан сидит на проволочном стуле за маленьким круглым столиком и разговаривает с каким-то пожилым бородатым мужчиной. Он определенно НЕ трах. Мужчина говорит очень оживленно, а Брайан вежливо слушает. Я подхожу, очень осторожно, как будто боюсь прервать их. — А, вот и он, — говорит Брайан, вставая. Кажется, он рад меня видеть, — что ж, профессор, было приятно с вами побеседовать. — Это тот молодой студент-искусствовед? — пожилой мужчина улыбается мне. Может быть, это больше похоже на ухмылку. — Да. Джастин Тейлор, — Брайан подталкивает меня вперед, и я пожимаю мужчине руку. — Я слышал о вашей работе. Вы студент в Питтсбурге? — мужчина оглядывает меня с ног до головы. Но его взгляд все время возвращается к Брайану. Конечно! Парень стар, но он не умер! — Я учусь в Институте изящных искусств, — говорю я, — на втором курсе. — Великолепно! Почему бы вам не присесть? Я рассказывал Брайану о некоторых новых галереях в Трайбеке. Может быть, вы двое захотите пойти и познакомиться с ними завтра? Я мог бы познакомить вас со своими друзьями. Они всегда ищут новые таланты. — Мне завтра на работу, профессор, — говорит Брайан, — а Джастин возвращается в Питтсбург. Вы же не хотите, чтобы он пропустил еще какие-нибудь занятия, не так ли? Профессор кивает. — Конечно, нет. Возможно, в следующий раз. Позвольте мне дать вам свою визитную карточку. И я напишу на ней название галереи моего друга, на следующий раз, когда молодой человек будет в городе. Парень строчит ужасно много на этой карточке, и затем он протягивает ее Брайану, который засовывает ее в карман своих черных шерстяных брюк. — Было приятно познакомиться, но нам действительно пора идти. Мы… у нас еще одно дело… и мы опаздываем. Еще раз спасибо, — Брайан пожимает парню руку. И практически выносит меня из Сада Скульптур и из Музея! — Боже, Брайан! Что ЭТО БЫЛО? — говорю я, когда мы останавливаемся на тротуаре. — Я хотел сделать еще несколько набросков! — А я хотел убраться оттуда к чертовой матери! Этот старик СНИМАЛ меня! Ты можешь в это поверить? Брайан звучит так возмущенно — это действительно забавно. — Я прибыл в самый последний момент, чтобы спасти твою добродетель? — смеюсь я. — Блядь! — говорит Брайан, качая головой. — Я сел, открыл свою гребаную книгу и — бац! — этот персонаж был практически у меня на коленях! — Похоже, в наши дни ты привлекаешь почтенных пожилых джентльменов, Брайан, — фыркаю я, думая о Роне, Джимми и Дориане, и даже о сэре Кене! — По крайней мере, с ними легче бороться, чем с этими агрессивными молодыми жеребцами! И я не могу удержаться от смеха. — Ты и твои гребаные музеи! — фыркает Брайан. — ТВОЙ музей, Брайан! Ты предложил нам приехать сюда. И ты сказал мне, что уже пару раз бывал в МОМА. Хочешь сказать, что к тебе никогда не приставали горячие молодые парни? — Конечно! А ты как думаешь? — утверждает он. Как будто я его оскорбил. — Но «горячий» — это необходимое слово. И «молодой», а не какой-то похотливый старик! — Брайан вздрагивает. — Слава богу, ты вернулся пораньше. — Откуда ты знаешь, что я пришел раньше? — потому что, как обычно, у Брайана нет часов. — Я считал секунды в уме, маленький Дьяволенок! — То есть, ты хочешь сказать, что скучал по мне, Брайан? — спрашиваю я. И улыбаюсь как сумасшедший. — И что же профессор написал на этой карточке? Свой номер социального страхования или размер члена? — Вероятно, рецепт на виагру. Брайан достает карточку из кармана и смотрит на нее, качая головой. Я беру ее у него из рук. Конечно же, профессор записал адрес галереи своего друга в Трайбеке, и приглашение в какое-нибудь место на Огненном острове на предстоящие выходные. — Брайан, разве ты не сказал этому парню, кто ты такой? Я уверен, что у него нет привычки приглашать кинозвезд на вечеринки на Огненном острове! Или, может быть, профессор нечто большее, чем мы думаем! — Почему я должен рассказывать ему историю своей жизни? Он ничего не знал. Я назвал ему свое имя, но у него нет причин знать его. Он, вероятно, не был в кино с тех пор, как умерла Джуди Гарленд, — Брайан морщится, — это звучит как приглашение на оргию для отставных гомосексуалистов. Он, наверное, думает, что я занимаюсь бизнесом «на вынос», блядь! Господи! — И кто теперь Королева Драмы? — говорю я ему. Но это также заставляет меня думать о том, что нам все еще нужно сделать, пока мы находимся в городе. — Ты не собираешься порвать эту карточку? — спрашивает Брайан, наблюдая, как я кладу ее в свою сумку. — Нет, — говорю я, — когда-нибудь мне может понадобиться «вход» в нью-йоркскую галерею. Может быть, если ТЫ устроишь старого козла, я смогу устроить там выставку! — Ах ты, маленький засранец! — говорит он, шлепая меня по нижней правой части на Пятой авеню. — Ну, и куда дальше? Статуя Свободы? На вершину Эмпайр-Стейт-билдинг? Поглазеть на дыру в земле, где раньше был Торговый центр? Я вздрагиваю. — Не думаю, — отвечаю я. Сейчас самое время. Если у меня хватит смелости сказать это, — хм… Брайан… я тут подумал… я бы с удовольствием… спустился в Бауэри. Брайан удивленно смотрит на меня. — За каким хреном ты хочешь туда ехать? — Потому что я хочу это увидеть. Это часть твоей жизни, и я хочу знать, каково это. Находиться там. Посмотреть на улицы, на здания, — я делаю глубокий вдох, — и мне кажется, что ты тоже должен пойти туда. — Зачем? Я видел это, — решительно говорит он, когда мы идем, направляясь в центр города. — Да, и именно поэтому ты можешь показать его мне. — Джастин, — говорит он, проводя рукой по своим непослушным волосам, — какой в этом смысл? — Какой смысл было везти меня в тот гараж? — отвечаю я. — Какой смысл вспоминать что-либо о прошлом? Чтобы доказать, что ты больше не боишься. Ты сказал, что тебя не будет беспокоить, если они переиздадут «Красную рубашку», что ты смотрел ее, и все было в порядке. С ТОБОЙ все в порядке, Брайан, — я обвиваю его рукой и прижимаю к себе, пока мы идем. — Я… — он замолкает и смотрит на меня сверху вниз. А потом оглядывает город, который нас окружает, возвышается над нами. Это напоминает мне рисунки Готэм-Сити и Метрополиса в комиксах Майкла. Он насильно кормил меня этими изображениями на ускоренном курсе по культуре комиксов в надежде, что я смогу воспроизвести внешний вид комикса, который он пишет. Это большая мечта Майкла, даже больше, чем его магазин. И, проследив за взглядом Брайана, я вижу его видение на огромном горизонте. Брайан внезапно выходит на тротуар и ловит такси. Мы садимся, и он мчится по проспекту. Мы действительно едем так быстро, что я хватаюсь за руку Брайана, решив, что если это последнее, что я сделаю на Земле, то с таким же успехом я могу умереть, держа Брайана за руку! Но мы с визгом останавливаемся, все еще целые и невредимые. Брайан выталкивает меня и бросает водителю деньги. — Ну вот, Солнышко, — говорит он, нервно оглядываясь по сторонам, — то, что ты хотел увидеть. Мы стоим перед CBGB, старым панк-клубом. Он выглядит еще более грязным и изношенным, чем я себе представлял. Но остальная часть улицы не так плоха, как я думал. Есть несколько грязных мест, но есть и не слишком плохие места. Театр на Бувери-Лейн. Несколько индийских и ближневосточных ресторанов. Кофейни. Какие-то обалденные магазины одежды. Брайан оглядывается с чуть бОльшим интересом, осматривая улицу. — В какую сторону? — спрашиваю я. — Хм, — хмыкает Брайан. И он берет меня за руку и ведет за собой, заглядывая в боковые улочки и в окна. Мы останавливаемся перед пиццерией. Она выглядит немного потрепаннее, чем модная кофейня по соседству, но не так уж плохо. Брайан мгновение колеблется, а затем толкает дверь, позволяя мне войти первому. В одной кабинке сидят двое панков, а в другой — гетеросексуальная пара. Пожилая женщина за прилавком с любопытством смотрит на нас. — Это место было здесь раньше? Я оглядываюсь. И тут я вспоминаю. Пиццерия в «Красной рубашке». Рон снял кучу сцен в этом месте. — Да, но… — он снова оглядывается, — не знаю… Это ТО ЖЕ САМОЕ. Но, черт возьми, все по-другому. Все другое. Он бросает взгляд на пустую боковую кабинку. — Может быть, это не то место, которое ты помнишь, — говорю я. Но я знаю, что это так. Даже я теперь узнаю его. — Нет, — говорит он, — это… — он еще раз оглядывается и вытаскивает меня за дверь. Он спешит прочь, и мне почти приходится бежать, чтобы не отстать от него. — Ты в порядке, Брайан? — говорю я, когда мы возвращаемся к CBGB. — Да… — он колеблется, — на самом деле я ничего не почувствовал. Я думал, что, войдя туда, сойду с ума. Но… я ничего не почувствовал. — Тогда это хорошо. Видишь? Но я смотрю на его лицо и понимаю, что он лжет. Все в порядке — в его глазах. — Думаю, да, — он лезет в карман, как будто ищет сигарету, но потом останавливается. У него нет сигарет. Он бросил курить. И вообще перестал делать многое из того, что делал раньше. Это просто жизнь. Все меняется. Люди меняются. Вместо этого он достает две подушечки жвачки. Кладет одну в рот, а другую дает мне. Мы идем дальше, и вдруг Брайан сворачивает на боковую улочку. Я не знаю, что мы найдем на этой похожей на переулок улице, но ожидаю чего-то жуткого. Чего-то ужасного. Но то, что мы находим, это множество старых складов, которые либо снесены, либо выпотрошены для ремонта. Брайан уставился на один из них. — Через год квартиры здесь, вероятно, будут продаваться по миллиону за каждую. — Хочешь купить? — говорю я, наблюдая за его лицом. — Ты, должно быть, блядь, шутишь! — заявляет он. А потом он горько смеется. — Когда я там жил, это стоило гораздо больше миллиона долларов. Это стоило всей твоей гребаной души! Он наклоняется и прижимается лицом к моим волосам, вдыхая мой запах. Я чувствую, что он что-то высасывает из меня. Мою жизненную силу. Мою надежду. Мою веру в него. Что-то. — Пойдем, Джастин. Здесь не на что смотреть, и не о чем вспоминать. Мы подходим к главной улице, и Брайан останавливает такси, чтобы отвезти нас обратно в отель. *** Брайан говорит мне, что поскольку вчера вечером он заставил меня отведать французскую кухню, этот ужин — мой выбор. И я, конечно, выбираю итальянский. Брайан звонит консьержу, получает рекомендацию, и лимузин везет нас в Маленькую Италию в ресторан, который выглядит прямо как в «Крестном отце»! Это здорово! Как раз то, что я хотел, вплоть до красно-белой клетчатой скатерти и капающей свечи, воткнутой в бутылку вина! — Думаю, что какой-то знаменитый гангстер был убит в этом месте, — шепчет Брайан, когда мы садимся, — может, нам попросить показать отверстия от пуль в стене? — Остановись! — смеюсь я. Но это действительно похоже на подходящее место для нападения мафии. Он слегка улыбается, но затем смотрит в свое меню. Он был довольно тихим после нашей небольшой экскурсии в Нижний Ист-Сайд. Может быть, это было большой ошибкой. Но… Я просто хочу, чтобы Брайан преодолел все эти вещи, которые засоряют его разум и эмоции. Почти хочу, чтобы он расстроился и накричал на меня, чтобы, по крайней мере, я знал, ЧТО ЧТО-ТО происходит. Одна вещь, которую я узнал после того, как меня избили, заключалась в том, что пытаться притвориться, что этого не произошло, совершенно неправильно. — Ты в порядке, Брайан? — спрашиваю я ближе к концу ужина. — На самом деле? — Я в порядке. Все просто отлично, — говорит он. Брайан оставляет на тарелке больше лингвини с соусом из белых моллюсков, чем съедает. Порции огромные, и даже я не могу доесть свою курицу каччиаторе, но если я попытаюсь забрать остатки в гостиничный номер, у Брайана будет припадок, я знаю. И я ненавижу оставлять всю эту еду. Он отодвигает тарелку. — На самом деле. — Прости, что заставил тебя спуститься туда, — говорю я, — это испортило нам день. И теперь я в депрессии. Когда мы вернулись в номер сегодня днем, Брайан захотел вздремнуть — и он действительно просто заснул! И это все! Вот почему я знаю, что вся поездка в Бауэри была большой гребаной ошибкой! Он смотрит на меня снизу вверх. — Нет, ты ошибаешься. Это ничего не испортило. Потому что я понимаю, что ты пытался сделать. Ты пытался заставить меня отреагировать. Чтобы пережить какой-то катарсический момент, который сделал бы меня лучше. Верно? — Что-то в этом роде. В устах Брайана это звучит так глупо. — Но дело в том, что… Я не почувствовал никакого катарсиса. Ничего не почувствовал. Сначала я нервничал, но потом… ничего. Просто… оцепенение. Это было слишком давно, Джастин. Слишком много времени прошло, и с тех пор со мной случилось слишком много дерьма. Кроме того, — говорит он, — не МЕСТО мне нужно преодолеть. Все дело в людях. Опыт. Тот… — он останавливается. Его лицо так прекрасно в отблесках свечей, что я почти не могу на него смотреть — его сияющие глаза, его длинные грустные ресницы и эти идеальные губы. — Я в порядке, — повторяет он, — поверь мне. Но я знаю, что с ним не все в порядке. ЗНАЮ. Но сейчас не время давить на него по этому поводу. Ему нужно прийти к этому осознанию самостоятельно, как я сделал с избиением. Я думаю, что катарсис — это то, что невозможно навязать кому-то. Он просто должен прийти — как вдохновение. Или любовь. После ужина мы гуляем по Маленькой Италии. Похоже, он довольно хорошо знает этот район, но я не уверен, с какого момента, пока он не говорит: — Это магазин, принадлежащий двоюродному брату Марка Гераси. По крайней мере, когда-то принадлежал ему. — Марк Гераси? Оператор Рона? Тот здоровяк, который следил за нами в Лондоне? Брайан кивает. — Вся его семья управляла этим районом. Они все еще могут это делать. Кто знает? Но Марк выбрался из той жизни. Он хотел чего-то другого. Вот почему он был в Лондоне, возвращаясь из Афганистана, где работал на Си-эн-эн. Мы еще немного прогуливаемся. Это прекрасная ночь и хороший район. Похоже на старый Нью-Йорк, как будто из 1950-х годов, с семьями, возвращающимися домой с ужина в одном из кафе, и большими кадиллаками, припаркованными на улице, и людьми, кричащими из глубины старых зданий. Внезапно Брайан останавливается как вкопанный. Он смотрит на маленькую, заколоченную витрину магазина и переулок рядом с ней. Мусорный бак опрокинут. Он отступает и чуть не сбивает меня с ног. И вот тогда я чувствую холодок страха по спине. Я ощущаю себя в том переулке. Из моего сна. Чувствую кирпичную стену у своего лица. Брайан снова отступает, увлекая меня за собой. Его рука ледяная, когда он сжимает мою. — Давай убираться отсюда к чертовой матери. Это все, что он говорит. Брайан ловит такси, и мы направляемся прямо в отель. Синтия работает за своим столом в гостиной. Думаю, сегодня у нее не будет свидания с актером. — Вы действительно водили Джимми в гей-бар? — весело спрашивает Синтия. — Клуб, — поправляет Брайан, протирая глаза, — надеялись потерять его в толпе. Синтия смеется. — Я в этом сомневаюсь! Брайан смотрит на Синтию. — Почему бы тебе тоже не пойти? — Мне? Почему ты хочешь, чтобы я пошла? — Потому что тогда пойдет Пегги, — объясняет Брайан, — и Джимми будет более под контролем, если Пег будет нянчиться с ним — вместо того, чтобы мне нянчиться с ним. — Это хорошая идея, Брайан! — говорю я. — Чертовски хорошая, — отвечает он, — кроме того, у Джимми будет по крайней мере одна очаровательная женщина, с которой он сможет потанцевать — и удержать его на натуральной стороне. Это то, что ему нужно, если он собирается вернуться к Тесс. — Я не знаю, Брайан. Провести вечер, болтаясь с Пег, пока вы развлекаетесь… Синтия нахмурилась. — Лоуренс Оливье сегодня недоступен? — спрашивает Брайан. Похоже, ему нравится подшучивать над Синтией по поводу ее нового кавалера. — Ты могла бы взять его с собой, если он не боится педиков! — Он не может пойти сегодня вечером, Брай. — Очень жаль. Кстати, Синтия, позвони Лесли. Я хочу, чтобы она увидела, во что ввязывается, если я попрошу ее работать на меня. Синтия смеется. — Не могу придумать лучшего представления для нее, чем посмотреть «La Diva» в полном клубном режиме! — Не называй меня так, Син! — сучится Брайан. — Почему нет? Все остальные так делают, — дерзко отвечает Синтия. Обожаю Синтию. Она всегда сигнализирует Брайану по поводу его дерьма. — Во сколько мне ее пригласить? — Скажи, чтобы она поймала такси и приехала сюда, в отель, к десяти. Я возмещу ей… деловые расходы. — Не раньше десяти? — спрашивает Синтия. — Кажется, это ужасно поздно, Брайан. И у тебя завтра «Доброе утро, Америка». С утра! Брайан пожимает плечами. — Я все равно не планировал спать сегодня ночью, — говорит он, глядя на меня. — И клубы не работают допоздна, даже в воскресенье. — Может быть, Джимми отвалит до полуночи? — предполагаю я. — Будем надеяться на это, — отвечает Брайан, — а тем временем… Брайан скользит рукой по моим коричневым брюкам, таща меня в спальню. Он захлопывает и запирает за собой дверь. — Просто мера предосторожности. Я бы не хотел, чтобы Джимми привел сюда весь актерский состав «Кабаре», чтобы посмотреть НАШЕ представление. — И что это за представление? — спрашиваю я, отступая, наблюдая за его лицом, глазами. В них странный блеск. — ЭТО, — говорит он, грубо толкая меня на кровать. Отступает и смотрит на меня сверху вниз, — сними все, — говорит он. — Хорошо, но я… — я начинаю вставать, чтобы повесить рубашку. — Я сказал — сейчас же! И я расстегиваю рубашку и бросаю ее на пол. Затем снимаю туфли и носки, снимаю брюки и сбрасываю их туда же. Я колеблюсь мгновение, а затем снимаю трусы и держу их в руке. — Не хочешь избавиться от этого для меня? Брайан выхватывает трусы у меня из рук и подносит их к лицу. — Неплохо. Свежий, но все еще нуждается в небольшой приправе. Он бросает трусы на пол и наклоняется надо мной. Я протягиваю руку, чтобы расстегнуть его рубашку, но он шлепает меня по руке. Он держит мои запястья вместе, над головой, и атакует мой рот, шею. Он кусает меня. Облизывает меня. Отпускает мои руки. Я снова пытаюсь расстегнуть его рубашку, но он снова отталкивает мою руку. Достает презерватив и тюбик смазки, которую я привез из Питтсбурга — Супер-Скольжение — и выдавливает ее на меня. Он все еще полностью одет, а я совершенно голый. — Подними ноги, — приказывает он. Я подтягиваю ноги к груди, слегка раздвигая их. — Выше! Поднимаю выше, пока мои колени не оказываются почти по уши. Брайан расстегивает штаны и достает член. Это выглядит как-то непристойно, торчащий из штанов член, когда все остальное на нем полностью одето. Вид этого почти заставляет меня кончить. Он разрывает упаковку и раскатывает презерватив, смазывая большим количеством Супер-скольжения. Делает паузу на секунду, заставляя меня предвкушать, а затем погружается, выбивая из меня весь воздух. Я открываю рот, чтобы закричать, возразить, позвать на помощь, попросить большего — но его рот уже высасывает из меня слова. Его член двигается во мне, как поршень. Мне приходится отпустить ноги и вцепиться в кровать, чтобы не упасть в обморок. Но Брайан поднимает мои ноги, крепко сжимая их, раздвигая еще больше, пока вытрахивает из меня все дерьмо. Я, наконец, кончаю, забрызгивая всю его рубашку Dior Homme и дорогие шерстяные брюки, которые он впервые надел сегодня утром для позднего завтрака со мной и Джимми. Но ему все равно. Он буквально вколачивается в мою задницу, и я не могу дышать. И Брайан тоже не дышит, он задыхается. И кончает с содроганием. Я чувствую, как его бедра дергаются. И он, наконец, делает глубокий вдох. А потом он выходит, встает и идет в ванную, включая душ. И я просто лежу на кровати, пытаясь сфокусировать взгляд. Пытаясь понять, о чем думал Брайан. Или о ком. *** В десять тридцать мы все садимся в лимузин — я и Брайан, Синтия и Лесли, Джимми и Пег. Брайан сказал мне немного принарядиться, поскольку мы в Нью-Йорке, поэтому я надел черные кожаные брюки, ботинки и новую золотистую шелковую рубашку, которую Брайан купил мне еще в Питтсе. Сам он переоделся в один из своих более «повседневных» костюмов от Amani — темно-синий, с серебристым отливом, с шелковой рубашкой цвета слоновой кости и без галстука. Рядом с Брайаном Джимми в своем наряде Перри Эллиса выглядит как представитель Средней Америки. Из девушек Лесли выглядит самой «нью-йоркской» — на ней черное платье в стиле 1950-х, очень похоже на платье Одри Хепберн. На Синтии красивое голубое платье — оно хорошо смотрится с ее светлой кожей. Видимо, я кое-что узнаю о моде, общаясь с Брайаном и Эмметом! Пегги одета в клетчатую юбку и свитер, которые делают ее похожей на школьную учительницу. Бедная женщина ничего не понимает в моде! Мы выходим из лимузина, и у швейцара вылезают глаза, когда он видит Брайана Кинни и Джимми Харди. Он проводит нас прямо в клуб минуя очередь из ожидающих. Приятно быть знаменитостью — я мог бы к этому привыкнуть! Клуб напоминает мне «Вавилон», только гораздо более обширный. В нем много уровней и много разных зон, вроде как в некоторых клубах Лондона. Брайан, очевидно, бывал здесь раньше. Он оглядывается и указывает на лестницу слева, которая ведет в более тихую гостиную. — Там играют джаз, а напитки стоят дороже. Это для пожилых педиков, у которых болит голова внизу, — объясняет он, — главный зал — это дискотека. Я думаю, что есть еще один уровень, на который можно попасть через задний вход, — Брайан указывает сквозь толпу на танцполе, — и внизу что-то вроде аркады и видеозала. Там показывают непрерывные циклы порно. Очень весело. — Где здесь задняя комната? — спрашиваю я. Это логичный вопрос, который нужно задать Брайану. — Ты никогда не слышал о Руди Джулиани, Джастин? — говорит Брайан. — Многие клубы и бары в районе Таймс-сквер полностью закрылись, а остальные ведут себя очень осторожно. Можно найти много развлечений в более уединенных местах, если хочешь, но Нью-Йорк жестко расправился с более крупными клубами. И с наркотиками тоже. И это к лучшему, потому что я готов к обеим этим вещам. — Надеюсь, навсегда, — говорю я, беря его за руку и обнимая за талию. — Да, дорогой, — ухмыляется Брайан в ответ. — Здесь слишком громко! — Пегги уже жалуется. — А я думаю, это круто! — говорит Джимми. — Давай, Синди! Давай встряхнем нашими пинетками! И Джимми хватает Синтию и направляется на первый этаж. — Пинетками? — говорю я Брайану. — По крайней мере, он не схватил МЕНЯ… или ТЕБЯ. Так что будь благодарен. Брайан наблюдает, как Джимми делает себя еще более заметным, направляясь к середине танцующей кучи. Даже в гей-клубе, заполненном до краев великолепными мужчинами, Джимми все равно должен быть «звездой» — всегда в центре внимания. Трудно сказать, веселится ли Синтия или подавлена. Она просто продолжает хихикать и закрывать лицо руками, пока Джимми «танцует», как будто у него муравьи в штанах. И все мальчики кричат вокруг них, подбадривают и трясут своими задницами — что еще больше поощряет Джимми. — Давайте что-нибудь выпьем, — говорит Брайан. Он провожает меня и Лесли к бару, в то время как Пегги с очень кислым лицом плетется за нами. Лесли берет мартини со вкусом яблока, в то время как мы с Брайаном пьем газированную воду с лаймом. Пегги выбирает большой зонтичный напиток, в котором есть большие куски фруктов, неаппетитного синего цвета. — Тебе весело? — спрашивает Брайан у Лесли. — Вполне себе да, — отвечает она, — не знаю, может ли Синтия сказать то же самое! И мы все наблюдаем за попытками Джимми «танцевать», в то время как бедная Синтия пытается следовать за ним. — Я думаю, ты должен вмешаться и спасти ее, Брайан, — предлагаю я. — Ни за что, блядь! — фыркает он. — Помнишь, что ты сказал о поощрении Джимми? Кроме того, я пришел сюда не для того, чтобы танцевать с НИМ! Брайан смотрит мне в глаза, и я чувствую покалывание. Я наблюдаю за происходящим на первом этаже, пока Брайан разговаривает с Лесли. Он прощупывает ее насчет того, чтобы работать на него. Я думаю, она была бы идеальна. Она может управлять офисом и выступать в качестве личного помощника, когда Брайану это нужно. Только Синтия была бы лучше. Или Я. Но ни один из нас не доступен — пока. Но всегда есть Лето… и Рождественские каникулы. И Весенние Каникулы… — О Боже! привет! — говорит чей-то голос. Я поднимаю глаза. Это Марти, светловолосый парень, которому мы дали билет в «Кабаре». Он стоит с другим твинком, темноволосым кудрявым парнем в джинсах. Оба уже потеряли свои рубашки. Марти знакомит меня со своим другом Гленном. — Парень Гленна — бармен наверху, иначе мы бы никогда не вошли! — восклицает он. Он указывает на барную стойку. — Это Брайан Кинни, — говорит он своему другу. Глаза Гленна вылезают из орбит, когда он смотрит на Брайана. — Я не поверил тебе, Марти! — выдыхает он, поворачиваясь ко мне. — Он такой лжец! Когда он сказал, что Брайан Кинни дал ему билет на шоу… Ну, я подумал, что он бредит! Мы оба были на промо-вечеринке здесь, в этом клубе! Мы БОЛЬШИЕ поклонники Брайана! — Вы собираетесь танцевать? Вы ДОЛЖНЫ танцевать! — говорит Марти. Я думаю, что он более чем немного не в себе. — Может быть, позже, — говорю я, — мы здесь с Джимми Харди. — Джимми Харди! Где? — парни практически кричат, оглядываясь по сторонам. — Вон там. Я указываю на то место, где Джимми извивается в такт ритму посреди зала, а Синтия изо всех сил пытается удержаться на ногах в потоке тел. — Что ОН ЗДЕСЬ делает? — Исследование, — ухмыляется Брайан, отрываясь от разговора с Лесли и обнимая меня за талию. Марти пристально смотрит на Брайана и делает пару глубоких вдохов. — Хеллоумистеркиннипомнитеменя? Я Мммартин, а этот мой друг, Гленн и вы хотели, чтобы я был в студии 54 прошлой ночью. Помните? — Конечно, — говорит Брайан, — я помню. Привет. — Не хочешь потанцевать с нами, Джастин? — спрашивает Гленн, темноволосый парень. Он довольно милый. Но меня это совершенно не интересует. Кого заинтересует какой-то твинк, когда у тебя есть Брайан Кинни? Я имею в виду, давайте будем реалистами! — Может быть, позже, — говорю я. И они вдвоем направляются обратно на танцпол. Я вижу, как они пробираются туда, где находится Джимми, наблюдают за ним и пытаются привлечь его внимание. — Думаешь, Джимми найдет здесь своего собственного твинка, Брайан? Один из этих двоих мог бы стать хорошей «стартовой» игрушкой для Джимми. Брайан хохочет. — Я так не думаю, Джастин. Джимми не нужен твинк. Ему нужен большой, противный Кожаный Папочка. Потому что Джимми Харди — большая задница Нелли, чем Эммет Ханикатт, я знаю это, как никто другой! — Господи, Брайан! Я начинаю смеяться так сильно, что чуть не роняю стакан с водой. — Уверен, что твои иллюзии разбиты вдребезги. — Вовсе нет. Я просто подумал… Бедная Тесс! Брайан качает головой. — Действительно. Внезапно Синтия подбегает к бару, и Брайан ловит ее, когда она оседает на него. — Боже милостивый! МНЕ НУЖНО выпить! Сейчас же! — Один мартини с водкой, — говорит Брайан бармену, — вот… сначала выпей это. Брайан протягивает ей свою газированную воду, и она залпом выпивает ее. — Джимми Харди — гребаный сумасшедший! — Синтию тошнит. — Я не могла убежать от него! И как по сигналу, Джимми подбегает рысцой. Он вспотел, и его глаза выглядят немного странно. Брайан, прищурившись, смотрит на него. — Джимми, ты ебанулся? Что ты принял? — Не знаю! Но какой-то милый джентльмен сказал, что мне это ПОНРАВИТСЯ! — хихикает он. — Господи Иисусе, Джимми! Разве ты не знаешь, что лучше не брать ничего у того, кого ты не знаешь? Вот, — Брайан берет мою воду и протягивает ему, — выпей это. Джастин, принеси еще воды. У тебя будет обезвоживание, и тогда это будет гребаная поездка на скорой помощи! Ты этого хочешь, Джим? Это было бы отличным завершением выходных — Ты такой милый, Брай, когда беспокоишься обо мне. Разве он не такой МИЛЫЙ? Джимми одной рукой вцепился в воду, а другой пытается лапать Брайана. Тем временем Синтия подходит к Лесли и Пег, которые стоят вместе у бара. Она закатывает глаза в сторону Джимми. Синтия просто хочет свалить от Джимми. — Похоже, ты потерял своего партнера по танцам, Джимми, — смеюсь я. — Не большая потеря. Синди хороший человек, но я чувствую себя придурком там, с ДЕВУШКОЙ! — Джимми улыбается своей знаменитой Улыбкой Харди, но его глаза все еще расфокусированы. — Давайте ЖЕ! Я хочу потанцевать с кем-нибудь ГОРЯЧИМ! Он хватает Брайана за руку. — Забудь об этом, Джимми. Я НЕ твоя пара! — Но ты же мой парень из фильма! Это почти одно и то же! — спорит Джимми. — Это совсем не одно и то же. И не забывай об этом. Джимми ставит стакан с водой и внезапно хватает меня за локоть. — Джасти! Я думаю, мы с тобой, малыш! Давайте зажигать! И прежде чем я успеваю остановить его, Джимми тащит меня на танцпол. Но на этот раз он не танцует так глупо, как с Синтией. Нет, он прижимается ко мне, и его эрекция более чем очевидно, прижимается к моим кожаным штанам. И как бы сильно я не хотел реагировать на него, мой член замечает трение и ощущение его руки на моей заднице. — Эй, Джимми! — говорит парень, танрцующий рядом с нами. — Очень круто! — Я репетирую для новой роли! — кричит Джимми, практически трахая меня. — И что это за роль, Джимми? «Соседский мальчик Америки Становится Мальчиком Задней Комнаты»? — говорю я. И я не шучу. — Не играй со мной в скромницу, малыш, — ухмыляется Джимми, — мне нравилось наблюдать за вами двумя. И тебе понравилось, что я наблюдал, не так ли, Джасти? — В твоих мечтах, Джимми, — говорю я ему. Дыхание Джимми обжигает мне ухо. — Это не так. Я бы хотел еще раз посмотреть на вас двоих. И, возможно, некоторые другие варианты. Почему нет? Это может быть весело. У Брайана более чем достаточно члена, чтобы ходить направо и налево, это точно! — Заткнись, Джимми. — Давай, Джасти. Я знаю, что ты трахешься с другими парнями. И я знаю, что вы с Брайаном трахаетесь с другими парнями вместе. Я много чего знаю! — шепчет он. Я отстраняюсь и пристально смотрю на Джимми. — Это было очень давно. И теперь мы эксклюзивны. Просто спроси Брайана. — Конечно, на этой неделе. Но я знаю Брайана. Когда он вернется в Лос-Анджелес, и он начнет… беспокоиться, и это скоро закончится. Будь реалистом, малыш! Почему бы тебе просто не вернуться со мной в комнату сегодня ночью. Нам втроем, давай же! Это будет весело! И Джимми пытается засунуть руки мне сзади в штаны. — Я так не думаю, — говорю я ледяным голосом. — О, да ладно тебе, Джасти. Ты такой горячий! Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Я знаю, что ты этого хочешь! И это не значит, что ты не трахнул бы меня через минуту, если бы думал, что Брайан не узнает! Потому что ты бы трахнул! — он делает паузу. — Как ты сделал это с Ронни. Я останавливаюсь как вкопанный на танцполе. — Что ты сказал? — Как ты и Рон. Я же сказал тебе — я многое знаю. — Это гребаная ЛОЖЬ! — кричу я. Пара парней оборачиваются и смотрят на нас с интересом, и я уже могу в своем воображении прочитать чертовы слепые статьи в завтрашней колонке сплетен! — Говори потише, малыш, — говорит Джимми, — хорошо. Ты ничего не сделал. Ничего особенного. Не волнуйся. Я не буду это повторять. Я никому не скажу. Но я поворачиваюсь и ухожу с танцпола, как гребаный зомби. Оглядываюсь и вижу, что Марти и Гленн подошли и радостно танцуют с Джимми. Дерьмо! Достаточно того, что Брайан знает об этом… что я сделал с Роном. И что у Рона есть это видео. Но если Джимми тоже знает об этом — тогда неизвестно, кто еще знает… Но я не могу думать об этом сейчас. Просто не могу. — Брайан. Давай уйдем. Пожалуйста. Он прислонился к стойке бара рядом с Синтией. Снял пиджак и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Я обнимаю его и утыкаюсь лицом ему в плечо. Брайан поднимает мое лицо и хмурится. — В чем дело? Ночь только начинается. — Пожалуйста? Мы не можем уйти? — Джимми тебя пугает? — спрашивает Брайан. — Он заигрывает с тобой? Потому что, если это так, просто скажи мне, и я пойду и надеру ему задницу прямо на этом гребаном танцполе. Джимми любит выводить людей из себя, — Брайан обнимает меня левой рукой и прижимает к себе, — кроме того, мы еще не успели потанцевать. И хотя я пытаюсь сопротивляться, Брайан тянет меня на танцпол. Многие парни снова кричат. увидев Брайана Кинни на их танцполе. Я оглядываюсь, но Джимми не вижу. Может быть, он ушел с двумя твинками и вернулся в свой номер для того секса втроем, который он так долго искал. Или, может быть, он просто упал в дерьмо и утонул, и больше его никогда не видели. Он и Рон. И все остальные в мире, кроме меня и Брайана. Они играют какую-то песню Pet Shop Boys, которая все время повторяет: «Я люблю тебя! Я люблю тебя!» И это все, о чем я сейчас могу думать. Все, о чем я хочу думать. Только я и Брайан. Я хочу забыть всех остальных и потерять себя. Потому что завтра я уезжаю. Уезжаю из Нью-Йорка. Покидаю Брайана. Выходные были слишком хороши. И теперь мой разум становится все более темным и затуманенным. Клуб кажется полным зловещего дыма и мрака. — Что с тобой, черт возьми? — спрашивает Брайан. — Почему ты плачешь? Он вытирает мои слезы рукавом своей шелковой рубашки цвета слоновой кости. — Здесь слишком дымно, — шмыгаю я носом, — что-то попадает мне в глаза. — Что-то в тебя потом попадет, — отвечает он, прислоняясь ко мне, — так что не позволяй ничему беспокоить тебя. Не плачь. Я не шутил, когда сказал, что не собираюсь сегодня спать. Только ты и я всю ночь напролет. И не успеешь оглянуться, как окажешься в Лос-Анджелесе. Все приготовления уже сделаны. Мы выйдем на лодке и будем плыть и плыть, чтобы нас никто не нашел. Хорошо? — Хорошо, — шепчу я, — я люблю тебя. И слова песни и то, что говорит Брайан, кружатся у меня в голове, и теперь я не вижу ничего, кроме света. *Капельная живопись, форма абстрактной живописи, в которой на полотно капают, брызгают или выливают краску. Джексон Поллок — американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма, оказавший значительное влияние на искусство второй половины XX века. Он был широко известен своей техникой наливания или разбрызгивания жидкой бытовой краски на горизонтальную поверхность, которая позволяла ему просматривать и рисовать свои полотна со всех сторон. ** По видимому имеется в виду «Маянцы (Майя МС)» — американский телесериал в жанре криминальной драмы. Является спин-оффом телесериала «Сыны анархии».
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.