Квир-теории

Глава сто семнадцатая ЕСТЬ СВЕТ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ГАСНЕТ Краткое содержание: Несколько мыслей Рона после лондонской премьеры. Лондон, декабрь 2002 года. Часть первая Рон «Отвези меня домой сегодня вечером. Отвези меня куда угодно, мне все равно. Мне все равно, мне все равно. И в темном подземном переходе Я подумал: «О Боже, наконец-то у меня появился шанс». Но потом меня охватил странный страх И я просто не мог спросить. Отвези меня домой сегодня вечером. О, отвези меня куда угодно, мне все равно. Мне все равно, мне все равно. Поедем в твоем автомобиле Я не хочу возвращаться домой никогда Потому что у меня его нет, Нет, у меня его больше нет…» *** Да, «Олимпийец». Без меня не было бы этой гребаной картины! Надеюсь, они все это понимают. Я надеюсь, что Хоуи Шелдон вспомнит об этом, когда будет принимать поклоны на церемонии вручения премии «Оскар» в качестве исполнительного продюсера лауреата премии за лучшую картину. Конечно, они никогда не отдадут ее мне напрямую. «Олимпийец» получит Лучшую картину, Джимми получит Лучшую мужскую роль, может быть, даже Лучшую мужскую роль второго плана для Брайана тоже — в память, конечно. Но они никогда не дадут мне стать Лучшим Режиссером. Такой фильм, как «Олимпиец», ДОЛЖЕН быть снят сам по себе, НАСТОЛЬКО он хорош! Ха! Мне нужно хорошенько посмеяться прямо сейчас. Я надеюсь, Джимми вспомнит об этом, когда так «скромно» будет принимать награды за лучшую мужскую роль, которые он не сомневается получить. Да, «Оскар», определенно. Наверное, «Золотой глобус». И другие тоже. Маленькая «святыня» Джимми для самого себя будет битком набита призами. Интересно, поблагодарит ли меня Тесс, когда ее глупый муж вернется на полный рабочий день? Теперь он принесет ей много пользы. Их брак давно закончился. Она должна сократить свои потери и бежать за холмы. По крайней мере, таким образом женщина могла бы сохранить хоть каплю своего достоинства. Все мои «коллеги» в этом Бизнесе. К черту их! Они обманывали меня всякий раз, когда была такая возможность. Они называли меня педиком прямо в лицо. Они смеялись над моими проектами. Они смеялись над моими законченными фильмами. Они хихикали над моей личной жизнью. А потом взорвался «Олимпиец» — режиссер — главный пидор, снимающий свой главный пидорский фильм! Это СЛИШКОМ смешно. Но я буду смеяться последним, даже если это будет в ретроспективе. Держу пари, в конце концов, они отдадут мне гребаную дань уважения. Я должен записать для них небольшую речь, в которой расскажу им все, что я о них думаю. Да, они не смогут повторить ЭТО на «Развлекательном гребаном вечере»! Потому что ни один из этих придурков не смог бы сделать такую хорошую картину, даже если бы от этого зависела их гребаная жизнь! Когда я стою в задней части этой большой автостоянки кинотеатра на Лестер-сквер, наблюдая за «Олимпийцем» в сотый раз, думая обо всех часах, которые я провел, глядя на эти сцены через объектив камеры, в предварительном просмотре видео, во время редактирования, а затем смотря его снова, снова и снова… Это мое. Это все мое. И это прекрасно. Я бы не стал менять рамки. Ни секунды. Я хочу, чтобы меня запомнили. И меня запомнят. Я хочу этого… и Брайана. Конечно. Потому что он тоже идеален. Он не может выглядеть более красивым, сексуальным или сильным, чем через мою камеру. Мою. И больше ни через чью! Я смотрел тот кусок мусора, который снял Дориан Фолко. «Хаммерсмит». Да, это популярно здесь, и это большой хит, и все маленькие девочки визжат от него, но все равно это пародия. Брайан в коже и с макияжем, визжащий, как чертов урод. Жалкий. И этот ребенок, проходящий через все сцены, выглядит как какой-то английский малолетка. Жалкий. Но этот фильм на самом деле не имеет значения. Это просто запоздалая мысль. Потому что «Олимпийец» — то, что важно. Единственное, что важно. И это будет материал для голливудских легенд. Люди будут говорить об этом через сто лет. И они будут говорить обо мне. И Брайане. Да, все это будет легендарно. Это то, на чем я должен сосредоточиться прямо сейчас. Все остальное дерьмо не имеет никакого значения. Остальное неважно. Наши имена всегда будут связаны. Всегда. Поэтому я должен собраться с духом. Я должен держаться и пройти через это дерьмо. Потому что теперь уже недолго осталось… И тогда мы будем вместе. Рон и Брайан. Навсегда. *** Сэр Кеннет Филдинг устраивает вечеринку в… ирония судьбы! — в бальном зале «Дорчестера». Это слишком смешно! Возвращаясь на место преступления, или я должен сказать, на пресс-конференцию! Конечно, сэр Кеннет организовал эту вечеринку несколько недель назад, так что он не мог знать, что произойдет. И Брайан тоже не знал, что вечеринка будет здесь. Но это забавная ситуация. И вся атмосфера не могла быть другой. Сегодня это похоже на гребаную новогоднюю вечеринку, где все празднуют и поздравляют друг друга. Можно подумать, что все эти люди имеют какое-то отношение к моему фильму. Но все хотят получить кусочек победителя, не так ли? Все! Черт! Это так нелепо. Продюсеры, которые не отвечали на мои телефонные звонки год назад. Актеры, которые отказывались читать мои сценарии. Парни, которые месяц назад отвергли бы меня наотрез… То же самое было в Лос-Анджелесе, а теперь и здесь. Но я не смеюсь. Нет, вовсе нет. Сэр Кеннет продолжает бросать на меня эти жуткие взгляды. Он улыбается мне, но это фальшивая улыбка. Он знает все о том, что я заставил сделать его глупого маленького бойфренда Хьюи, и ненавидит меня за это. Но как хозяин он должен делать хорошее лицо для всех присутствующих. Блядь! Да он должен благодарить меня! Хьюи был двуличной маленькой лживой сучкой. Я не выкручивал парню руки. Хьюи был прирожденным пронырой, и для Филдинга к лучшему избавиться от него. Кроме того, у него на буксире уже есть еще один мальчик — флопси-мопси. Эти парни, на которых он охотится… блядь! Могут ли они быть более сладенькими? Это смущает МЕНЯ, а я педик! Мне было бы стыдно трахаться с одним из этих парней за закрытыми дверями, не говоря уже о том, чтобы повсюду таскать за собой в фиолетовом бархатном кафтане! Ну, это ПОХОЖЕ на гребаный фиолетовый бархатный кафтан! Иисус. Неудивительно, что сэру Кеннету так не терпелось залезть Брайану в штаны! Для разнообразия он изголодался по настоящему мужчине. Что ж, надеюсь, ему понравился его вкус, этому известковому ублюдку. Это еще одна вещь, которую Брайан никогда мне не простит — почувствовать, что его предоставили для личного пользования Филдинга. Как будто выставил сутенер. И я позволил этому случиться. Потому что хотел, чтобы Филдинг снялся в фильме. Просто еще одна ошибка в длинной, длинной череде таких ошибок. Не то чтобы это сейчас имело значение. Но если бы я мог сделать так много вещей по-другому, возможно, до этого бы не дошло. Нет, в этом не было необходимости. Я совершал ошибки. Брайан совершал ошибки. И теперь то, что будет дальше, просто неизбежно. Теперь пути назад нет. Сэр Кеннет натянуто улыбается мне и жестом приглашает подойти к нему. Какого хрена ему нужно? Если он планирует отчитывать меня, мне не нужно слушать это дерьмо сегодня! — Ронни, дорогой, — говорит он так вежливо, — ты знаком с Билли Филлипс-Смайтом? И он толкает ко мне своего мальчика-игрушку. Забудь об этом, Кен, меня не интересует Флопси-Мопси! — Нет. Рад познакомиться. И я пожимаю руку парню. Его рукопожатие вялое, как желе. Он тупо смотрит на меня широко открытыми глазами, как будто я гребаный буги-вуги. Заставляет задуматься, какими ужасными историями старый добрый сэр Кенни пичкает этого ребенка. Меня так и подмывает сказать «бу» и отправить его в укрытие! — Билли, почему бы тебе не пойти и не поприветствовать еще нескольких гостей? Я хотел бы поговорить с мистером Розенблюмом несколько минут, — говорит Филдинг, отправляя Флопси с каким-то фальшивым поручением. Замечательно. ТЕПЕРЬ он собирается отчитывать меня! — Послушай, Кенни, — говорю я, — мне не нужно сейчас слышать от тебя ни хрена, так что, если ты не возражаешь… Но сэр Кеннет останавливает меня. Теперь он весь такой деловой. — Я хотел обсудить с тобой один проект, Рон. Я замираю. — Проект? Как фильм? — он что-то задумал. — Да, — Филдинг играет с бокалом шампанского, который держит в руке, — я работаю над обеспечением прав на старую картину, которую хотел бы переснять. И если я это сделаю, то ты единственный режиссер, который может отдать должное этой истории. Теперь я смотрю на НЕГО широко раскрытыми глазами. — Ты хочешь работать со МНОЙ? — говорю я, качая головой. — Дело не в личных чувствах, Ронни, дорогой, — говорит сэр Кеннет ледяным голосом, — речь идет об актерской игре. И о создании фильмов, — он делает паузу, — и Брайане. — Это понятно, — говорю я с отвращением, — я должен был догадаться, что Брайан будет фигурировать где-то в твоем маленьком плане. Засунь язык обратно в рот, Кенни — Брайан недоступен, или ты не обращал внимания на газеты? — Это деловое предложение, Ронни, — говорит Филдинг. — Конечно, деловое! — смеюсь я. — Это всегда бизнес, когда в нем замешан Брайан! Знает ли твой новый мальчик, что ты окучиваешь «La Diva» в качестве своего следующего проекта? Ему это может не понравиться. Или он такой же гибкий, как был маленький Хьюи? Филдинг пристально смотрит на меня, но его голос звучит так сердечно. Вы должны полюбить британцев за это! — Это не имеет никакого отношения ни к Билли, ни к моей личной жизни, Рон. Или моей дружбе с Брайаном. Это связано с ролью, которую я умираю от желания сыграть. И верю, что единственный человек, который может играть со мной и заставить это работать — Брайан. Эта картина была бы идеальным продолжением «Хаммерсмита». — Тогда почему бы тебе не попросить своего приятеля Дориана Фолко снять его для тебя? Оставь меня в покое! И я поворачиваюсь, чтобы уйти. У этого парня чертовски крепкие нервы! Снова хочет быть в паре с Брайаном! А потом захочет, чтобы я руководил его маленьким праздником любви! Но сэр Кеннет удерживает меня за локоть. — Потому что, Ронни, это картина о Голливуде, гомофобии, страхе и паранойе — обо всем, о чем ТЫ знаешь очень близко. Все, что ТЫ можешь привнести в этот проект так, как никто другой. Это история о славе, и о цене, которую должна заплатить старая, закрытая звезда, когда погружается в безумие. И цена, которую должен заплатить его молодой любовник. Роковая цена. Теперь я действительно смеюсь. — Что ты задумал, Кенни? Переснять «Бульвар Сансет» с педиками? И сэр Кеннет пристально смотрит на меня. Просто смотрит. А потом он смотрит на Брайана, стоящего на другом конце комнаты между Джимми и ребенком. — Блядь! — говорю я. — ТАК И ЕСТЬ! Это именно то, что ты планируешь! Забудь об этом! Ты никогда не получишь права! — Они почти у меня, Ронни, — самодовольно говорит он, — я работаю над этим прямо сейчас. Я буду играть роль Нормы Десмонд, в виде старого шекспировского актера, такого как Оливье или Гилгуд, который пытается вернуться. И Брайан будет идеальным молодым писателем, который станет моим любовником. У меня уже есть план. Я хочу, чтобы ты руководил и писал сценарий. Ты единственный, кто МОЖЕТ это сделать, мой дорогой. Я хочу отшить его. Сказать ему, что он сумасшедший. Но чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, что это фантастическая гребаная идея. И сэр Кеннет прав — это идеальное продолжение «Хаммерсмита» для него и Брайана. Идеальное. Кроме одного… — Я должен подумать об этом, Кенни. Ты говорил об этом с Брайаном? — Просто мимоходом. Он сказал, что это звучит интересно. — Что ж, посмотрим. Да, я думаю. Мы обязательно должны посмотреть. Я отхожу от сэра Кеннета и прислоняюсь к колонне в бальном зале, наблюдая, как Брайан и тот парень работают в зале. Все в этом месте — да, блядь, все в британской киноиндустрии! — хотят пожать руку Брайану. Поцеловать его. Обнять его. Сказать ему, какой он великолепный, какой храбрый, какой замечательный, бла-бла-бла. И как здорово, и так далее, Джастин тоже. Заискивают перед НИМ! Как будто этот ребенок делал что-то, кроме как бегал вокруг, ожидая, когда Брайан трахнет его! Это ВСЕ, что он когда-либо делал! А теперь они обращаются с НИМ так, будто он тоже какая-то звезда! Это отвратительно. Это МЫ должны были вместе идти по красной дорожке! Я и Брайан. Когда я обернулся и увидел, как он целует этого ребенка прямо перед театром, со всеми вспышками и людьми, которые аплодируют своим куриными мозгами — это должны были быть МЫ! И это было бы так, если бы… так много «если». Просто так чертовски много «если»! — Это ТВОЯ ночь, Рон, — говорит Хоуи Шелдон, бочком подходя ко мне, — так почему же ты не выглядишь слишком счастливым? — Пошел ТЫ, Хови. — Я сказал тебе забыть Брайана и двигаться дальше. Даже после всего, что произошло, после всей этой сумасшедшей рекламы, эта картина все еще важна, — говорит мне Хоуи, — это то, на чем ты должен сосредоточиться. — Конечно. Все это дерьмо с Брайаном и ребенком — просто сплетни. Это бессмысленно, — говорю я. Бессмысленно. Так оно и есть. — Знаешь, нам повезло, — говорит Хоуи, — если бы Брайан играл традиционную романтическую роль с женщиной, мы могли бы облажаться — и облажаться по-королевски. Но на самом деле это, похоже, играет в нашу пользу. — Ну, если бы это было не так, Хоуи, я уверен, ты бы нашел способ повернуть это в нашу пользу, — отвечаю я. Хоуи Шелдон такой гребаный лицемер! — После всего этого, может быть, у ТЕБЯ найдутся яйца и ты на самом деле выведешь бедного Уильяма на публику. Держу пари, он хотел бы время от времени ходить на вечеринку или в ресторан, просто чтобы выбраться из твоего гребаного дома! Уильям — давний любовник Хоуи. Но Шелдон никогда никуда его не берет. Все знают, что Хоуи педик, но я думаю, он не хочет, чтобы кто-то думал, что он НАСТОЯЩИЙ педик с парнем и все такое. Говард Шелдон — хитровыебаное чудо! Они ВСЕ такие! Хоуи холодно смотрит на меня. — Моя личная жизнь тебя не касается, Рон. — И МОЯ личная жизнь тебя не касается, Говард! — возражаю я. — Так что ни ТЫ, ни студия не говорите мне, как жить моей гребаной жизнью! Или кто будет сниматься в моих картинах! Хоуи, прищурившись, смотрит на меня. — Ты все еще думаешь, что отправишься на съемки в пустыню с Брайаном снимать «Красную реку»? Подумай еще раз, Рон! Вы двое — гребаный несчастный случай, ожидающий своего часа! Я ухмыляюсь. — Дело сделано, Хоуи. У меня есть контроль над моими собственными картинами, и Иствуд согласился на кастинг Брайана, и ТЫ, черт возьми, ничего не можешь с этим поделать! У Брайана контракт! Хоуи делает глоток своего «Космо» и хмуро смотрит на меня. — Не торопись, Рон. Я сниму ТЕБЯ с этой картины, и я могу это сделать, как руководитель производства в Terra Nova. И поставлю режиссером Чарли Фуллера. Он снял вестерн для TNT, так что я знаю, что он справится с этим. Или я заменю тебя Дорианом Фолко. Он сейчас на пике. — Ты, блядь, не посмеешь! Это МОЙ проект! МОЙ! — Помолчи, Рон, — говорит Хоуи, — не хотелось бы устраивать сцену. И этот придурок поворачивается и уходит. Ублюдок! Я иду в бар и беру себе еще выпить. Конечно, «Красная река» бессмысленна, как и все остальное. Чертовски бессмысленна. Не будет никакой «Красной реки» — если только… если только мы с Брайаном… Да. У нас еще много времени! Он все еще может прийти в себя. Я знаю, что так и будет. Знаю, как сильно он меня любит! Даже после того, как я ударил его в гостиничном номере, он не смог ударить меня в ответ! Он не может! Он не может причинить мне вреда! Это просто доказывает, что он чувствует. И ВСЕ БУДЕТ хорошо. Если я только смогу заставить его поговорить со мной, как мы говорили в ту первую ночь в отеле в Питтсбурге. Когда я заставил его ПОНЯТЬ, что мы значим друг для друга. Когда я показал ему, что мы должны быть вместе. Да, он мог видеть это тогда, верить в это тогда. И это все еще может повториться. Это произойдет снова… Я смотрю через комнату и вижу Гарри Коллинза и его высокомерного бойфренда, Джерарда Милтона, «Великого актера»! Ха! Он чертов боров! Из тех хвастунов, которых британцы считают «хорошими» актерами. У Сэра Кеннета тоже есть немного этого в его сценических ролях, но, слава Богу, это не встречается в моем фильме. Нет, Филдинг — НАСТОЯЩИЙ актер, не такой, как Джерри Милтон и его толпа хастлеров. Ранее Милтон пытался договориться со мной о роли. Да, я бы снял этого гребаного Джастина в картине еще до того, как снял Милтона! Если только у меня не было детали для задней части лошади! А потом я вижу эту сумасшедшую женщину. Рыжая, которая загнала нас с Брайаном в угол в вестибюле «Дорчестера» несколько месяцев назад. Она с Гарри Коллинзом и его компанией. Женщина думает, что она что-то вроде экстрасенса. Какая-то гребаная ВЕДЬМА больше похожа на это! Конечно, я вижу, как этот чертов Джастин подходит и крепко обнимает эту женщину! Это факт! Вероятно, он нанял ее, чтобы наложить какое-то любовное заклинание на Брайана, а Брайан достаточно суеверный ирландец, чтобы верить во всякое дерьмо! Неудивительно, что он испугался, когда увидел ее в тот раз. Я поворачиваюсь и иду в противоположном направлении. Она — ПОСЛЕДНИЙ человек, которого я хочу видеть сегодня на своем пути. Тесс Харди все время подходит и пытается поговорить со мной. Я хочу, чтобы она просто оставила меня в покое. Совершенно очевидно, что мы с Джимми больше не друзья. Джимми совершенно ясно дал это понять. Он использовал меня для того, чего хотел — отличная роль в отличном фильме — и теперь он, черт возьми, закончил со мной. Ну и черт с НИМ! И я говорю об этом Тесс. — О, Рон, — говорит она, — не будь таким! Джимми — твой лучший друг. Ничего не изменилось. — Конечно, все изменилось, Тесс, — отвечаю я, — зачем Я нужен Джимми? В конце концов, теперь у него есть Брайан, верно? — Не говори глупостей, Рон. — Нет, Тесс, не будь слепой дурой! — я смотрю ей прямо в глаза. — Если ты не видишь того, что так, блядь, очевидно, тогда мне жаль тебя. Джимми так зацепился за Брайана, что это не смешно. И ты ничего не можешь с этим поделать. Потому что Джимми уничтожил бы себя за две секунды, только чтобы привлечь внимание Брайана. Он уже почти сделал это несколько раз: на «Леттермане», на «Ларри Кинге», на пресс-конференции, ты сама видела. Он сделал все, кроме того, что встал на колени и отсосал Брайану посреди этой пресс-конференции. Однажды он оступится и зайдет слишком далеко, и тогда он действительно поймет, каково это — быть педиком в Голливуде. И это не очень красиво. Это не то, что сможет пережить даже «Соседский мальчик Америки». Потому что Голливуд не примет Джимми Харди как педика, Тесс, и не примет Америка. — По-моему, ты пьян, Рон, — мрачно говорит Тесс. — Да, но то, что я пьян, не значит, что я говорю неправду! Ты все узнаешь! Что тебе нужно, чтобы увидеть свет, Тесс? СНОВА наткнулся на Брайана, трахающего Джимми? — Думаю, мне нужно закончить этот разговор прямо сейчас, Рон, — говорит она. И она уходит. Я направляюсь к бару за новой порцией. Ко мне подходит парень. Он кажется знакомым, но я не могу вспомнить, кто он такой. На самом деле он всего лишь парень с рыжими волосами. Он неплохо выглядит, но это не так уж отлично смотрится. Он улыбается мне. Я знаю ЭТУ улыбку. Верно. Как раз то, что мне нужно. — Могу я предложить вам выпить, мистер Розенблюм? — говорит он. Акцент довольно милый. И я немного возбужден. Особенно с Брайаном в комнате — я всегда возбуждаюсь, просто наблюдая за Брайаном. Даже когда он ходит, держась за руки с этим гребаным ребенком! — У меня уже есть выпивка, — говорю я, прислоняясь к стойке, — и я не знаю тебя, так почему бы тебе не отвалить? — Вообще-то мы уже встречались, — говорит рыжий. Он настойчив, надо отдать ему должное. — Прошлым летом в отеле «Чаттертон». Сейчас я актер, но раньше работал там помощником официанта. Меня зовут Роуэн Конли. Я парень Ника Парра. Вы его знаете? Ник — помощник режиссера Дориана Фолко. — Я встречался с этим парнем. Но я никогда не останавливался в «Чаттертоне», — говорю я, отмахиваясь от него, — я бы сдох в такой грязной дыре, как эта. Это место для быстрого… — затем я снова смотрю на этого парня, — ты тот самый трах, который выходил из комнаты Брайана! У тебя чертовски много нервов, чтобы донести ЭТО до меня! — О, нет, мистер Розенблюм! — говорит рыжий. — Это было не то, что вы подумали! Я был там, чтобы увидеть Джастина. Я ЕГО друг. — Конечно, — отвечаю я, — вот почему ты застегивал свои чертовы штаны и почему Брайан был одет в ничто, кроме халата! Ну и пошел ТЫ, Ронан! — Меня зовут Роуэн. Пожалуйста, мистер Розенблюм. Все это было недоразумением! Поверьте мне! Если вы позволите, я вам все объясню. Парень манит меня через дверь в служебное помещение. — У меня есть несколько фотографий, которые я могу вам дать. И катушка с моими лучшими актерскими работами. В основном это реклама, но у меня была пара сцен в «Хаммерсмите», которые люди называли хорошими. Если бы вы, пожалуйста, взглянули на них, я был бы вам очень признателен. Я очень серьезно отношусь к своей актерской карьере. Да, он действительно серьезный актер. — Меня это не интересует. Мой следующий проект-вестерн, и мне он не нужны чертовы англичане. — Я ирландец, — говорит парень, — и умею ездить на лошади! Все ирландцы великолепно управляются с лошадьми! Из меня получился бы супер ковбой! — Я так не думаю… — отвечаю я. А потом он кладет руку мне на ширинку. — Позвольте мне показать вам кое-что из того, что я могу сделать, мистер Розенблюм. Я знаю, что сейчас вы одиноки, а у нас с Ником очень открытые отношения. — Держу пари, что знаешь, — говорю я, когда он вытаскивает мой член. Через две секунды он уже стоит на коленях и работает над этим. Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться, но это ни хрена не помогает. Ничего хорошего. То же самое происходит со всеми, с кем я трахался. Никто не сравнится с Брайаном, и он — все, о чем я могу думать. Поэтому я пытаюсь притвориться, что это он сосет мой член, но это бесполезно. Мне было так блядски тяжело смотреть, как Брайан выходит из лимузина на премьере, что мой член практически прорвал ширинку. А потом, когда он наклонился и поцеловал этого ребенка перед всей толпой, я чуть не кончил в штаны. Это МЫ должны были стоять там! Это должно было быть НАШИМ моментом! И так бы оно и было, если бы я не был таким гребаным идиотом! Если бы я только позволил Брайану рассказать прессе правду, когда он этого хотел, а потом все время стоял рядом с ним, поддерживая его и советуясь с ним, тогда все было бы совсем по-другому. Он бы забыл об этом чертовом маленьком Джастине, и наша жизнь была бы идеальной! Поэтому я пытаюсь сосредоточиться на Брайане, но не могу. Я смотрю вниз и вижу эти рыжие волосы, и чувствую рот этого парня… и он жалок. Я даже не могу сохранить эрекцию. Наконец, я вырываюсь и отталкиваю его от себя. — Если это пример твоей техники, то я начинаю верить твоей истории, малыш. Брайан никогда бы не смирился с таким плохим минетом за миллион гребаных лет! Рыжий встает и ухмыляется мне. — О, я не отсасывал у него. Я ТРАХНУЛ его! — говорит он. Теперь я смеюсь прямо в лицо парню. — В твоих снах! Я знаю Брайана лучше, чем кто-либо другой в мире, и он никому не дает, и уж точно не такому мерзавцу, как ТЫ! Я единственный, кому он позволяет трахать себя, так что не рассказывай мне такую дерьмовую историю! Возвращайся к своей работе помощника официанта, малыш. Прослушиванию КОНЕЦ! С этими словами я поворачиваюсь и иду по коридору. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери. Прочь с этой вечеринки. Даже за пределы этого города. У меня все еще запланированы собеседования и куча дерьма, но я просто хочу домой. У меня много важных дел в Лос-Анджелесе! Я сворачиваю в другой коридор. Блядь, неужели я заблудился в служебных коридорах отеля «Дорчестер»? Мне необходимо найди вестибюль и вернуться в мою комнату. Затем я слышу голос Брайана. Или мне кажется, что я слышу его голос. Мне кажется, я слышу его все время, даже когда знаю, что его нет рядом. Даже когда я знаю, что он за тысячу миль отсюда. Но потом я слышу его снова. Вдоль всего этого коридора есть конференц-залы. Я прислушиваюсь и прикладываю ухо к двери. Это определенно голос Брайана. Я слегка приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Это конференц-зал, и там темно, но шторы открыты, впуская свет снаружи Парк-лейн, так что я могу видеть то, что происходит. И то, что происходит, именно то, что вы ожидаете, когда это Брайан. И этот ребенок тоже — Джастин. Они должны были свалить с вечеринки, чтобы потрахаться! После всего, что произошло, и тех фотографий, и всего того дерьма, что произошло, вот они, блядь. Я имею в виду, что любой может войти! Я мог бы войти… если бы хотел. Но я этого не делаю. Вместо этого я наблюдаю за ними. Брайан разложил ребенка на столе для совещаний на спину, а Джастин совершенно голый — его одежда разбросана по полу, в то время как Брайан только спустил штаны. И ноги парня так высоко подняты, что находятся рядом с его ушами, и Брайан таранит его задницу, как будто взбивает масло. И этот ребенок стонет и всхлипывает, дергая себя за соски, хватается за волосы Брайана, потом за край стола, чтобы собраться с силами. Брайан на мгновение замирает и берет член парня, поглаживая его. — Не останавливайся сейчас! Брайан! — шепчет Джастин. — Трахни меня сильнее! — Я трахну тебя так сильно, что сломаю этот стол, Солнышко, — мурлычет Брайан, — чего ты хочешь? Я могу выйти и просто отсосать тебе. — Нет! Не ОСТАНАВЛИВАЙСЯ! — умоляет ребенок. — Просто трахни меня! Брайан подталкивает парня повыше на стол и забирается на него сверху. — Обхвати меня ногами, Джастин, — слышу я его голос. И парень делает это, обхватив своими лодыжками спину Брайана, как раз над его идеальной задницей. Затем Брайан вытаскивает почти весь член из задницы ребенка, и таранит его снова, заставляя кричать, когда он втрахивает его в этот стол. А потом снова кричать. И еще раз. И еще раз. Я уверен, что в любую секунду дверь комнаты распахнется и ворвется толпа людей с камерами. Но никто этого не делает. Брайан издает тот рычащий-хрюкающий-вздыхающий звук, который означает, что он кончает. Ребенок, должно быть, кончает в то же самое время, потому что он воет, как животное, и они оба задыхаются. Затем Брайан наклоняется, целует Джастина и шепчет: «Я люблю тебя.» А ребенок улыбается и говорит: «Я тоже тебя люблю, Брайан.» И обвивает руками шею Брайана, и они просто лежат на столе, прижавшись друг к другу. Я наблюдаю за ними, и это меня не беспокоит. Нет, вовсе нет. Я видел это раньше на своих видеокассетах. Я смотрел, как они трахаются много раз на экране. И видеть, как они делают это в живую, прямо у меня на глазах, не значит потревожить меня. Потому что я знаю, что Брайан говорит «Я люблю тебя» на самом деле МНЕ. Как будто Брайан посылает мне специальное сообщение. Напоминая мне время, когда он говорил мне это постоянно, снова и снова. Я люблю ТЕБЯ. Это МЕНЯ в действительности целует Брайан. Я знаю, что это так. Он занимается любовью с… или я занимаюсь любовью с ним. Не имеет значения, потому что все дело в НАС. Вот почему он пришел в эту комнату. Он знал, что я увижу его здесь. Он ЗНАЛ это. Вот как мы связаны. Полностью. Абсолютно. Идеально. Ребенок — Джастин — он не настоящий. Он здесь, но на самом деле его здесь нет. Он не важен. Он не такой легендарный. Не то чтобы мы с Брайаном. Мы важны, мы с Брайаном станем легендами. Все это у меня в голове. Я точно вижу, как это будет. Красиво. Идеально. Наконец они вдвоем встают и одеваются, все время смеясь. Смеясь и целуясь, они надевают штаны, а Брайан застегивает рубашку парня и заправляет ее в них. — Видишь? И никаких следов! — говорит Брайан. — И никто ничего не увидел! — Ты плохой, Брайан! Оооочень плохой! — Джастин хихикает. — Мы можем попасть в такую беду! — Мне все равно, Джастин! Что они сделают? Напечатают фотографии на первой странице «The Sun»? — Брайан толкает парня к двери и начинает целовать его снова. — У меня снова встал, — говорит он. — У тебя всегда стоит! Тебе будет тяжело даже на собственных похоронах! — Я, блядь, надеюсь на это! — Я хочу отсосать у тебя, Брайан. Позвольте мне. — У меня нет другого презерватива, Джастин. — Брайан, с тобой все в порядке. Ты же знаешь, что это так! Нам не нужен презерватив для минета. Я делал это миллион раз. Просто позволь мне сделать это сейчас. И парень падает на колени и вытаскивает его идеальный член. И я вытаскиваю свой собственный член. Я тверже, чем когда-либо в прошлом. Такой твердый, что не могу этого вынести. Я дрочу, пока этот парень работает над идеальным членом Брайана. Но на самом деле это делаю Я. Я чувствую себя на коленях перед Брайаном. Я чувствую его запах, его вкус. Никто другой не похож на Брайана. Никто больше не чувствует вот так, вот так не пахнет, не такой на вкус. Это я отсасываю у него. Заставляя его стонать. Заставляя его кончать… Мы с Брайаном кончаем в один и тот же момент. Я едва успеваю отойти от двери и достаю носовой платок. — Это должно сдержать тебя, Брайан, по крайней мере, до тех пор, пока мы не поднимемся в комнату! — слышу я девчачий голос Джастина, он смеется. Брайан наклоняется к нему и снова целует. — Нам лучше вернуться на вечеринку. Держу пари, Джимми захочет убить нас. Нам повезло, что он не зашел к нам и не захотел присоединиться! — Бедный Джимми! — Джастин вздыхает. — И бедняжка Тесс! И они выходят за дверь, тихо закрыв ее за собой. Я вхожу в зал и подхожу к столу для совещаний. Кладу руки на стол, чувствуя тепло там, где они лежали. Чувствую тело Брайана. Чувствую, как он приближается. И я улыбаюсь. Нет, это ненадолго. Совсем не надолго. Потому что мы с Брайаном снова будем вместе. Мы будем вместе. Я буду заниматься с ним любовью еще раз, и тогда я это сделаю. Как раз когда он кончит. Как раз когда я кончу. Так и будет. Вырезать. И распечатать. Идеальный финал. *** «Умереть рядом с тобой Такой райский способ умереть… Умереть рядом с тобой, Что ж, удовольствие, привилегия моя. Есть свет, который никогда не гаснет. Есть свет, который никогда не гаснет…» «Есть свет, который никогда не гаснет» Моррисси и Марра*. Часть вторая Краткое содержание: Брайан в последнее время чувствует себя странно — он счастлив. Лондон, декабрь 2002 года. Брайан Итак, Брайан Кинни не заводит парней. Никогда такого не было и не будет. Запомни это, малыш, потому что ты немой любовник, ты не мой партнер, ты даже не мой друг! Ты для меня НИЧЕГО не ЗНАЧИШЬ!» Да, Джастин, послушай, что я говорю! Я действительно это имею в виду! Какая, блядь, ирония СУДЬБЫ? Почему у меня иногда возникает ощущение, что Судьба смеется надо мной до упаду? Потому что вот я здесь, после лондонской премьеры «Олимпийца», прогуливаюсь по бальному залу отеля «Дорчестер», держась за руки с этим не-парнем, не-любовником, не-партнером, не-другом, не-ЧЕМ УГОДНО! Я настолько облажался, что это уже даже не смешно. У меня это глупое выражение на лице, которое вы обычно видите на лицах педиков без члена, находящихся в «отношениях», что-то вроде смеси счастливого взгляда собаки, которая видит полную миску с едой, с ошеломленным взглядом бычка, прямо перед тем, как его превратят в жаркое. Та самая недоверчивая улыбка, которая принадлежит натуралам и лесбиянкам в гребаных платьях от Веры Вангс! И это на МОЕМ гребаном лице! — Брайан, что тут смешного? — спрашивает Джастин, дергая меня за рукав смокинга от Armani. Он действительно выглядит взволнованным. Может быть, думает, что я что-то принял. Слишком много «Е» заставляет меня выглядеть глупее, чем обычно, yj и заставляет меня чувствовать себя еще более потрясающе, чем обычно. Но я не прикасался ни к чему из этого дерьма. На самом деле, я никогда в жизни не был так, блядь, трезв! — Все это! Быть счастливым! Жизнь в целом! — говорю я ему, ухмыляясь, как идиот. — Когда мы проснемся и поймем, что все это было тщательно продуманной шуткой? — Никогда, — определенно говорит Джастин, — потому что ЭТО наша реальность, Брайан. Твоя и моя. Это то самое место, где мы принадлежим друг другу. Место, где мы должны быть. Ты сожалеешь? — Нет, — говорю я, — никаких гребаных сожалений, помнишь? Он улыбается своей мегаваттной улыбкой. Господи, у этого парня столько зубов! — Никогда ни о чем не жалей, Брайан. Никогда. И он сжимает мою руку. Я хочу наклониться и зарыться лицом в эти волосы. Стянуть с него штаны прямо здесь и засунуть член в эту задницу. Наверное, я просто хочу полностью погрузиться в него. Затем появляется еще одна группа доброжелателей, и цикл болтовни начинается снова. Сэр Кен — хозяин этой вечеринки в «Дорчестере», и это хорошо, потому что у меня недостаточно сил, чтобы организовывать что-нибудь после последних двух дней. Но сэр Кен, он всегда хладнокровен и держит себя в руках. Он — нечто другое. Когда я снова посмотрел фильм сегодня, понял, как он великолепен в «Хаммерсмите», но тут это эффектная, главная роль. В «Олимпийце» его персонаж — богатый благодетель Бобби, который также ожидает сексуальных услуг за то, что спонсировал его, такой подлый ублюдок. И все же сэр Кеннет Филдинг делает его реальным человеком. Вы можете увидеть, как одинок этот парень, и как он действительно заботится о Бобби и хочет ему помочь, и что он все равно знает, что Бобби никогда бы не заинтересовался им в сексуальном плане, если бы не получал что-то от сделки. Вы можете увидеть все это в его нескольких коротких сценах. Он делает все, что в его силах, действуя своим лицом и голосом. А я? Я все еще показываю свою задницу на камеру. Уверен, что Рон придумает множество способов сделать побольше кадров задницы в «Красной реке»! В конце концов, он хочет воспользоваться моим «талантом», насколько это возможно! — Мой дорогой мальчик, — говорит сэр Кен, — ты, несомненно, одержал победу над невзгодами! Как только они увидят «Олимпийца " эти фотографии просто побледнеют на его фоне. И только посмотри, что из этого получилось! Картина — верный хит! И я знаю, что отзывы здесь будут такими же хорошими, как у вас в Штатах. — Спасибо, — отвечаю я, — я должен сказать вам откровенно, сэр Кен, что в понедельник я был готов поджать хвост и убежать! Не думал, что смогу пройти через все это. — Но ты ЭТО СДЕЛАЛ! Ты и Джастин. Я знаю, каким огромным источником поддержки он был для тебя. Вы все еще здесь, все еще улыбаетесь — вот что имеет значение в долгосрочной перспективе. Это показывает прессе, что вы не боитесь. Что они не могут согнуть тебя и не смогут сломать. И ситуация меняется, дорогой мой, — настаивает сэр Кен, — все передовицы об этом несчастном деле в вашу пользу. Статья в «Таймс» прекрасно подытожила ситуацию — иметь значение должна РАБОТА, а не личная жизнь актера. И освещение в таблоидах начинает отражать общественные настроения, которые также в подавляющем большинстве в вашу пользу. — Ну, — говорю я, — думаю, что пара этих бульварных писак пошли по неправильному пути, когда напали на Джастина. Когда такие придурки, как Джулиан Бритуэйт, обсуждали нападение на него, как будто он был в чем-то виноват, это выводило людей из себя. Потому что это просто чушь собачья! И это заставило многих людей переосмыслить всю ситуацию. Джастин сжимает мою руку и кивает. — Я чуть не заплакал, когда прочитал интервью в «The Pittsburgh Clarion» с моей лучшей подругой Дафной. Она порвала задницы куче засранцам! Дафна такая замечательная! Она заставила всех понять, что то, что, по их мнению, произошло на выпускном балу, было совершенно неправильно. Но Дафна была ТАМ в тот вечер, и она установила абсолютный рекорд среди учителей и учеников, которые также высказывались в мою поддержку, я был действительно тронут. — Джастин, когда мы вернемся домой, я позвоню своему адвокату в Питтсе и скажу ему, чтобы он возобновил гражданский иск против Хоббса и Академии Сент-Джеймс. Я хотел сделать это больше года назад, — говорю я, поворачиваясь к сэру Кеннету, — но мать Джастина попросила меня отступить. Она не думала, что Джастин был готов идти в суд и давать показания так скоро после того, как вышел из реабилитационного центра. А потом я уехал из города и… — я делаю паузу и глубоко вздыхаю, — но важно, чтобы у Джастина был свой день в суде, хотя бы для того, чтобы доказать Хоббсу и другим засранцам вроде него, которые думают, что могут связываться с педиками, что им это, блядь, не сойдет с рук! Сэр Кеннет смеется. — Хорошее представление, мой дорогой мальчик, ты дашь им за Джастина! Кстати, Брайан, я хотел поговорить с тобой о проекте, которым я занимаюсь. На самом деле, как продолжение «Хаммерсмита». — Эй, сэр Кен, вы умерли в том фильме, помните? — теперь я тоже смеюсь. — НИКАКИХ продолжений! — Это не совсем продолжение, мой дорогой. Но я в восторге от открывающихся возможностей. И есть замечательная роль в нем, конечно, для тебя. — Давайте поговорим немного позже, — говорю я. Потому что очередь рукопожатий и поцелуев в задницу начинает подступать! Господи! В свое время я побывал во многих секс-клубах и оргиях, но меня никогда так часто не целовали, как сегодня, даже на голливудской премьере! И меня, конечно, никогда не целовало так много женщин за всю мою жизнь! И Джастина тоже. Надеюсь, это не превратит его в натурала. Гарри Коллинз крепко обнимает нас обоих. Даже Джерри Милтон сегодня ведет себя хорошо, не как его обычное ослиное «я». Джерри пожимает мне руку и искренне говорит, как ему понравилась картина. — Вы все еще планируете приехать на эти выходные? — спрашивает Гарри. — А Джимми Харди и, конечно, его прекрасная жена? Потому что мы рассчитываем на вас! Миссис Джонс делает все любимые десерты Джастина! — О, дополнительные порции «Пятнистого Члена», да? — говорю я, глядя на Джастина. — Заткнись! — шипит он, толкая меня локтем. — Мы определенно придем! Не будет ли слишком холодно для прогулок верхом? Гарри хохочет. — В Англии никогда не бывает слишком холодно, чтобы ездить верхом! Просто надень еще один свитер и езжай. Лошади с нетерпением ждут твоего визита, Джастин, почти так же, как и я. Джастин улыбается. — Я тоже с нетерпением жду этого! Я катался в Лос-Анджелесе, так что не забыл, как это делается! — Да, только не забудь разжечь огонь в нашей комнате, — напоминаю я Гарри, — мы привыкли к Калифорнийской температуре! Затем Джастин видит Фиону, стоящую в углу с сестрой Джерри, Сибиллой, и ее мужем Альбертом, и он подходит, обнимает ее и некоторое время разговаривает с ней. Но я не иду туда. Фиона все еще немного пугает меня. Поэтому я просто улыбаюсь и машу ей рукой. С хорошего, безопасного расстояния. Сегодня я не заинтересован в тяжелых экстрасенсорных сценах, чтобы испортить мне хорошее настроение! Я встречаюсь с группой британских актеров, которых в основном знаю по «Театру шедевров» и британским фильмам на PBS. пожимаю руки Ричарду Брайерсу, Джульетте Стивенсон, Пенелопе Кит, Руперту Грейвсу, Морин Липман, а также Лулу, одной из бывших «Spice Girls» (не спрашивайте меня, какая именно), и какой-то бойз-группе «Вестлайф», что не сходит с радиоэфира. Я также встречаюсь с Дианой Ригг из «Мстителей»! Она все еще красивая женщина. Подождите, пока Линдси и Мел не услышат об этом! Эмма Пил — важная икона лесбиянок, поэтому они будут очень, очень ревновать! А потом приходит Невилл Дуглас-Гор. Будущий СЭР Невилл Дуглас-Гор. Он соперник Джерри Милтона в роли Большого Пса Британского театра, за исключением того, что Дугласа-Гора в наши дни снимают в кино и освещают в прессе. Дуглас-Гор теперь большую часть года живет в Лос-Анджелесе, но он находится в Лондоне на кастинге для своей новой картины, еще одной крупнобюджетной экранизации Шекспира. — Брайан, — говорит он, как будто мы знакомы. На самом деле мы встречались только один раз, когда он пригласил меня на «интимный» уик-энд в его загородном доме. Но я не мог поехать, потому что приходил в себя после того, как меня чуть не убили. НЕНАВИЖУ, когда такое случается! — Любопытно, не заинтересует ли тебя роль в моей новой постановке? Я чуть не подавился жвачкой. — Ты имеешь в виду свои шекспировские штучки? И что играть? Роль носителя копья номер три? Я имею в виду, пиздец! Брайан Кинни играет Шекспира? Давайте будем реалистами! — Да, — усмехается он, — мои шекспировские штучки. «Троил и Крессида», на самом деле. У меня есть несколько современных подходов к истории. И там может быть часть, которая идеально подойдет для тебя. Пожалуйста, позвони мне, прежде чем уедешь из города. И он делает это маленькое движение, держа-твою-руку-намного-дольше-чем-необходимо, что означает, он думает не столько о моей игре, сколько о моей заднице! Ладно, двигаемся дальше… Потом я вижу кого-то, кого не ожидал увидеть, но очень рад, что он здесь. Он одет в шикарный смокинг и выглядит просто замечательно. Он хватает меня в медвежьи объятия и практически сбивает с ног. — Кенрой, пожалуйста, не души меня! Это привилегия Джастина! — Ты! — кричит он. — В какие неприятности ты попадаешь, и все же ты появляешься, пахнущий розой! — Ну, обоняние — это правильнее, — говорю я. Прежде чем отправить Кенроя терзать Джастина, я строю с ним планы, что он отвезет нас в студию, чтобы завтра вечером записать телешоу Грэма Нортона, а затем в пятницу в дом Гарри Коллинза. Я жестом подзываю Гарри, и он протягивает Кенрою приглашение остаться на все выходные в качестве гостя, но тот отказывается. — Я никогда не смешиваю приятное с полезным, приятель! — говорит Кенрой. — И вы хотите, чтобы я уехал из Лондона на весь уик-энд? У меня есть люди, которых нужно возить! Я не могу все время гоняться за тобой, Брайан! — шутит он. Мы все еще смеемся над моей легкой склонностью к неудачам, пока я нахожусь в Лондоне, когда появляется Дориан и дарит мне быстрый и очень бесстрастный поцелуй. Он здесь со своей неуловимой женой, актрисой Марией Монтгомери. Я мельком видел их обоих на премьере, когда он представил меня ей, но в остальном Дориан был довольно неуловим в этой поездке. Он не поднимался в номер и не звонил мне. Только прислал видеозапись «Хаммерсмита», чтобы Джастин посмотрел, но это все. — Твоя жена… прелестная женщина, — запинаясь, говорю я, когда мы с Дорианом подходим к бару. Я беру себе тоник и Дориану бокал шампанского. А Мария Монтгомери действительно прелестна. Для женщины далеко за пятьдесят. Она блондинка, элегантная и, очевидно, хорошо выглядит — европейская пластическая хирургия творит чудеса. Мария сидит за столом с друзьями сэра Кеннета. Чувствую себя более чем неловко в этой ситуации. Я не привык находиться в одной комнате с ДВУМЯ бывшими любовниками И их женами одновременно. К слову о моем гребаном прошлом, которое меня настигло! — Да, это так, — говорит Дориан. А потом он вздыхает, — она в Лондоне только на каникулы, а потом уезжает кататься на лыжах с друзьями в Австрию. — Ты тоже едешь? Я понятия не имею, сколько времени Дориан и его жена проводят вместе, но кажется, не так много. — О, Господи, нет. Я ненавижу снег. Кроме того, у меня есть работа… — Дориан выглядит так, как будто он предпочел бы быть где угодно, кроме того, чтобы стоять рядом со мной. — Что-то не так, Дориан? — спрашиваю я его. — Ты как будто избегаешь меня. Знаю, что я персона в наши дни нон грата, но… — Вряд ли, Брайан! — Дориан слабо улыбается. Он выглядит очень усталым. — Просто я был очень занят. Готовился для того фильма с Джудом Лоу в Ванкувере в начале года, знаешь ли. — О, точно. Романтическая комедия. Думаю, что мне больше не будут присылать такие сценарии после больших откровений педика! Что, наверное, и к лучшему! — смеюсь я. — Эй, я только что видел Джуда Лоу на фотосессии «Ярмарки тщеславия» перед тем, как мы уехали из Лос-Анджелеса. Дориан кивает. — Так и есть. Это прекрасная картина, Брайан. Для него это замечательная роль. И хорошая витрина для меня. Мой первый американский фильм! — Да — все в Канаде будут шокированы! Так они это понимают, Дориан? — Так это работает в наши дни, — Дориан смотрит на Джастина, стоящего рядом с Кенроем и кучей других людей, которые болтают с ним, — Джастин, кажется, держится хорошо. Я слышал, он переехал жить к тебе, наконец-то. — Ну, это было неизбежно. Я хочу, чтобы он был со мной, и больше не было смысла бороться с этим. И Джастин не дает мне облажаться, — отвечаю я. — Я рад. И я рад за тебя, — говорит он. Но Дориан не выглядит очень счастливым. — Послушай, Дориан, — говорю я, — мне жаль… я имею в виду, что когда я в последний раз был здесь, в Лондоне, и… я просто в очередной раз облажался, давай посмотрим правде в глаза! И ты это знаешь. Но я никогда по-настоящему не говорил, как я благодарен тебе за помощь со всем этим дерьмом в больнице, и за то, что ты нашел мне другого врача, и за то, что позвонил Джастину и… ну, за все. Для меня это очень много значит. — Ты не должен благодарить меня, Брайан. Это была необходимость, — Дориан смотрит на свой дорогой итальянский ботинок. Дориан всегда безупречно одет, — ты, кажется, счастлив Я рад, потому что ты этого заслуживаешь. — Спасибо, Дориан. Я счастлив. И после всего, что случилось со мной в последнее время, я должен был бы сходить с ума! Разве ЭТО не пиздец? Но Дориан только вздыхает и отводит взгляд. Мне все время интересно, встречается ли он с кем-нибудь сейчас, но кажется, нет. Может быть, поэтому его жена вернулась в город. — А вот и Ник Парр. Ты помнишь его? — Конечно, — отвечаю я, — помощник режиссера в «Хаммерсмите». — Мне нужно с ним поговорить. Прошу меня извинить, Брайан. И Дориан спешит прочь, не оглядываясь. Теперь я ЗНАЮ, что он злится на меня. Каждый раз, когда ему приходится иметь дело со мной, это выливается в неприятности для него. Я смотрю, как Дориан подходит и разговаривает с Ником Парром, и вижу Роуэна Конли, стоящего рядом с Ником. Блядь! Роуэн оглядывается и ловит мой взгляд, но я отворачиваюсь. Я все еще не доверяю этому парню. И он все еще трахает Ника Парра, чтобы продвинуться в старом добром Шоу-бизнесе! Какой подонок. Роуэн ухмыляется мне и двигается в мою сторону, чтобы поговорить. Дважды блядь! Я тут же разворачиваюсь и направляюсь чтобы забрать Джастина. — Прошу прощения. Время конференции. Я хватаю Джастина за руку и тащу за собой. Я собирался сделать это с тех пор, как мы пришли на вечеринку, но все откладывал. Но сейчас, кажется, самое подходящее время. — Брайан, куда мы идем? — Сейчас увидишь. Я тащу его по коридору, где находятся туалеты. Ничего хорошего. Слишком публично. Мы продолжаем двигаться по коридорам. Я толкаю дверь и нахожу то, что ищу. Пустой конференц-зал. Как раз то место, где можно провести частную конференцию. Мы входим, я закрываю дверь и начинаю снимать одежду с Джастина. — Брайан, ты действительно думаешь, что это лучшее время и место для ЭТОГО? — хихикает Джастин. Но он и не пытается помешать мне расстегнуть его рубашку, — нам потребуется всего пять минут, чтобы подняться в номер. — И оставить наших гостей? Ты же знаешь, что если бы мы поднялись в номер, то отсутствовали бы по крайней мере час. Здесь, может быть, десять или пятнадцать минут, максимум! Я расстегиваю его штаны, и он выходит из них. Я ухмыляюсь. — А теперь, если вы не возражаете, подойдите сюда, сэр. У нас будет несколько прекрасных номеров — прямо на этом крепком на вид столе! — Брайан, ты самый неисправимый человек, которого я когда-либо встречал! — говорит Джастин, запрыгивая на стол. Затем он ложится на спину, ухмыляется и поднимает ноги, чтобы показать мне свою маленькую розовую дырочку. Он действительно грязный мальчишка! — Я знаю. Разве не поэтому я тебе нравлюсь? — говорю я, расстегивая ремень и ширинку. Я так, блядь, тверд, что это вообще не займет много времени. Я проверяю свой карман. У меня только один презерватив. Но этого достаточно, чтобы выполнить работу. — Твои застенчивые и замкнутые манеры на самом деле то, что привлекло меня в тебе, Брайан. О, и твой девятидюймовый член. — Я рад, что тебе он нравится, — отвечаю я, — потому что… И я больше ничего не говорю. В конце концов, как я уже говорил, мой член гораздо красноречивее. *** Мы с Джастином несколько раз смотрели это британское телешоу, когда были здесь прошлым летом, а потом я пару раз смотрел его по кабельному — в тех редких случаях, когда вообще смотрю телевизор. Тогда я должен был быть гостем на нем во время премьеры «Хаммерсмита», но не попал на него! «Против Грэма Нортона» — это своего рода ток-шоу, своего рода секс-шоу и определенно комедийное шоу. Нортон — ирландский комик, который буквально любого о чем угодно спросит. У него есть это невинное, эльфийское качество, если вы понимаете, что я имею в виду, поэтому ему сходят с рук слова, которые могли бы навлечь на кого-нибудь еще бОльшие гребаные неприятности. Некоторые вопросы, которые он задает своим гостям, и трюки, которые он вытворяет, совершенно излишни, но парень настолько заискивающий, что жертвы, похоже, не возражают. И ответы, которые он получает, чертовски забавны. Я должен признать, что не решаюсь участвовать в этой программе. Но сэр Кен говорит, что это будет идеальное место для моего единственного выступления в ток-шоу в этот раз, и Хоуи Шелдон соглашается. Нортон гей, он ирландец, и он сочувствует мне и Джастину. Он также мог бы задать вопросы, о которых, как я знаю, люди хотят знать — фотографии, шумиха, Джастин, что угодно — и придавать им позитивный и юмористический оттенок. Конечно, на данный момент я на хрен не доверяю никому в средствах массовой информации, но должен верить, что сэр Кен, по крайней мере, никогда не направит меня неправильно. Грэм Нортон был на премьере и афтепати вчера вечером, и мы коротко поговорили. Он не хотел слишком много рассказывать, потому что большой любитель «спонтанности»! Хуево! Если только речь не идет о сексе, я НЕНАВИЖУ спонтанность! В четверг в шесть Кенрой Смит везет нас в лондонскую студию в Ватерлоо на запись. Сегодня вечером я нервничаю больше, чем до премьеры, потому что не знаю, чего ожидать. Хоуи Шелдон и Рон, конечно, тоже едут с нами, и они всю дорогу обсуждают премьеру и британские рецензии, которые, по их словам, просто блестящие. Я не читаю ничего из этого дерьма — предоставляю Джастину следить за этой частью моей жизни. — Хоть убейся, Брайан, но не позволяй ничему сбить тебя с толку, — говорит Джастин. Мы стоим за кулисами, и я жду начала. Рон и Хоуи прячутся где-то в Зеленой комнате, оставаясь вне поля зрения, пока Джастин говорит мне свою маленькую ободряющую речь. Я слышу, как Грэм представляет меня, и начинаю нервничать. — Я буду ждать прямо здесь, когда ты закончишь, хорошо? — Хорошо… наверное, — говорю я. Он целует меня и исчезает. Теперь я действительно сам по себе. Следующее, что я помню, как двое мускулистых мужчин в набедренных повязках хватают меня за руки. Мои «сопровождающие»! Я слышу, как Грэм Нортон произносит мое имя, а потом мы выходим на сцену. Рев зрителей оглушителен. Грэм подходит и берет меня за руку. Он хочет, чтобы я поклонился, и я это делаю. Чувствую себя так, словно участвую в гребаной школьной пьесе! А потом я вижу Джастина, сидящего в зале, прямо передо мной. Он смеется, Он должен быть за кулисами! Я чую подвох. — Ооо, ты высокий парень! — воркует Грэм, глядя на меня, прежде чем мы проходим на съемочную площадку. Как я уже сказал, он невысокий, голубой парень, со злым огоньком в глазах. — А кто такой очень непослушный мальчик, Брайан? — Наверное, я, — признаюсь я, когда публика смеется, — но я не делал ничего такого, чего миллионы людей не делают каждый день! — Да, Брайан, но у миллионов людей нет камер, направленных на их задницу! — Если бы я знал… — говорю я. — Если бы я только знал! — повторяет Грэм. — История моей жизни! Он задает мне несколько безобидных вопросов об «Олимпийце», Лондоне и пресс-конференции, на которые я отвечаю спокойно. Но я знаю, что грядет что-то еще. Я видел это шоу, и всегда есть что-то, чего гость не ожидает. Я беру себя в руки. И продолжаю смотреть на Джастина, сидящего в зале. Он улыбается. — Итак, Брайан, ты был в центре всей этой чудесной рекламы, и ты дал ту потрясающую пресс-конференцию, и вчера вечером у твоего фильма была прекрасная премьера. Но у нас ВСЕ еще так много вопросов к тебе! Ты настоящая тайна, потому что даже когда даешь интервью, ты мало что говоришь о себе. — Так и есть, — отвечаю я. — Интересно, почему? Нам всем ооочень любопытно узнать о тебе. Но мы знаем, что тебе не очень удобно говорить о себе, потому что, как и все ирландцы, ты скромный человек, — Грэм гримасничает, и вся аудитория смеется, — я ирландец, так что я ВСЕ об этом знаю! Итак, мы договорились, что кто-то ДРУГОЙ ответит на все те, эм, личные вопросы, о которых мы все хотим знать. Кто-то, кто близко знаком с ответами. Тебя это устраивает, Брайан? Я вздрагиваю. — Я знал, что должен был просто покончить с собой, пока у меня был шанс! Я не могу поверить, что ты это делаешь! — О, это БУДЕТ безболезненно! Я обещаю тебе, Брайан! Стал бы я КОГДА-НИБУДЬ смущать гостя? И снова зрители воют, потому что они знают, что ИМЕННО ЭТО Грэм Нортон делает в своем шоу. Грэм встает и выходит в аудиторию, направляясь прямо к Джастину. — У нас где-нибудь здесь есть мистер Джастин Тейлор? И Джастин встает, слегка махнув рукой. Публика бурно аплодирует ему, несколько раз одобрительно присвистнув. И я ищу гребаную черную дыру, в которую можно было бы заползти, но я застрял здесь. — Конечно! — говорит Грэм. — Я должен был сразу узнать тебя! Даже в штанах! Но Джастин улыбается и говорит: — Ты хочешь, чтобы я их снял? — Ооо! Может быть, позже! Когда мы поближе познакомимся! Зрители видят, что Грэму нравится Джастин. А со своими длинными светлыми волосами и ангельским лицом Джастин выглядит как гребаный мальчик из церковного хора. Что делает меня еще больше похожим на старого извращенца! — Итак, Джастин, ты тот молодой джентльмен, который запечатлен с Брайаном на этих очаровательных фотографиях, верно? — Верно, Грэм, — говорит Джастин, как будто он в эпизоде «Закон и порядок». — Итак, Джастин, что ты думаешь о тех печально известных фотографиях, на которых, эм, ты так выделяешься? Но Джастин кажется невозмутимым. — Ну, Грэм, я думал, что они довольно горячие! — все хохочут. — Конечно, я думал, что они должны были быть выпущены только специальным ограниченным тиражом, а не продаваться в каждом газетном киоске. Но некоторые фото из нашей ЧАСТНОЙ коллекции еще более привлекательны! И он подмигивает. Я издаю стон и опускаю голову. Старый добрый Грэм в ударе. — Итак, скажи мне, Джастин, что сказала твоя мать, когда увидела эти рискованные фотографии? Джастин делает глубокий вдох. — Она была не слишком довольна, Грэм. Но она знает, что когда ты рядом с Брайаном, иногда случаются странные вещи! — Странные вещи? — повторяет Грэм. — Это, конечно, преуменьшение! Например, найти голые фотографии своего сына на первой полосе газеты? — О, она уже привыкла к этому, — говорит Джастин. Грэм поднимает брови. — У твоей мамы, должно быть, ОЧЕНЬ широкие взгляды! — Скорее смирение. Но она и Брайан довольно хорошо ладят. Грэм кивает. — Я представляю, что каникулы дома, должно быть, очень волнующие. — Определенно, — говорит Джастин, — я привел Брайана в наш Загородный клуб на пикник Четвертого июля. Это было… интересно. Фейерверк был не единственным, что взорвалось в ту ночь! — Эй! Помнишь МЕНЯ? Ты убиваешь меня, Джастин! — кричу я, закрывая лицо руками. Но Джастин просто ухмыляется, и аудитория это проглатывает. Грэм делает фальшивое потрясенное лицо, глядя на Джастина. — Ты дерзкий дьяволенок! Итак, скажи мне, как давно ты и этот опасный парень живете вместе? — Уже более двух лет, с переменным успехом, — говорит Джастин, — вы бы так не подумали, но в некотором смысле с Брайаном очень легко жить. Например, он очень аккуратный. — Я так себе и представляю. Похоже, ему не нужно много одежды! И Грэм поворачивается и сценически подмигивает мне. Во мне горит желание убить кого-нибудь прямо сейчас. — Нет, не тогда, когда он дома. Или на нашей лодке. Но это Калифорния, и люди там очень непринужденны. — Да, но так небрежны, что они, как правило, забывают надеть штаны? — Иногда, — говорит Джастин. Он выглядит таким ангельски невинным, что его слова звучат еще более непристойно, — там намного теплее, чем здесь, в Лондоне. Если бы мы жили здесь, то, я думаю, это было бы легче помнить про одежду! — Это, безусловно, правда, — говорит Грэм, — итак, скажи мне — какое самое странное место, где вы с Брайаном занимались сексом? Я вскакиваю. — Не отвечай на это! Грэм наклоняет голову в камеру. — Этот должен быть интересно! Очень интересно! Джастин хмурится. — Я не совсем понимаю, что вы подразумеваете под «странным»? Странное публичное — или странное частное? — Это становится еще интереснее! — доверительно говорит Грэм, и аудитория хихикает. — Тебе решать, Джастин. Мы будем доверять твоему суждению. — Ну… было МНОГО интересных мест, но самое странное, наверное, было в поездке в парке развлечений, — говорит Джастин, — ты знаешь… одна из тех гондол, которые доставляют тебя из одного конца парка в другой? Это, наверное, самое странное место. И эта штука продолжала раскачиваться взад и вперед. А внизу люди ходили и ели сахарную вату, так что это было как-то по-другому, — Джастин делает паузу, пока зрители воют, — мы хотели сделать это на одном из тех больших камней в Эйвбери. Знаешь те доисторические каменные круги? — Да, я знаю, что ты имеешь в виду, — говорит Грэм с притворной серьезностью, — но не думаю, что Британский национальный фонд поощряет людей, злоупотребляющих своими национальными сокровищами. — Кроме того, — продолжает Джастин, — была середина дня, и вокруг было слишком много туристов. С камерами! — Это никогда не останавливало вас двоих раньше! — язвительно замечает Грэм. — Джастин! Из-за тебя нас вышвырнут из Англии! — кричу я. Но это бесполезно. — В исторических местах есть что-то такое, что приводит нас с Брайаном в восторг… относительно истории, я имею в виду, — говорит Джастин, ухмыляясь, — например, в Озерном крае… — Я думаю, этого достаточно! — говорю я. Теперь я сам ломаю голову над абсурдностью всей этой ситуации. И этого на самом деле достаточно, потому что шоу Нортона длится всего полчаса, и пора заканчивать. Грэм Нортон тоже благодарит меня и Джастина. И Джастин выбегает на сцену, и я думаю: какого хрена? Поэтому я хватаю его на руки и крепко целую, пока все охают и ахают. Грэм счастлив. Зрители счастливы. Джастин счастлив. Я вижу Хоуи Шелдона в стороне, и даже ОН выглядит счастливым — для Хоуи. И Рон. Я не знаю, куда он делся. Наверное, размышляет за кулисами. Он переживет это. Но самое странное, что я чувствую себя счастливым. Вот в чем, блядь, загвоздка! — Это было здорово, ребята, — говорит Грэм, теперь тебя ОБОЖАЮТ, Брайан! И Джастин — ты очень естественный! Я думаю, что сделаю тебя своим постоянным соведущим! — Грэм усиленно флиртует с ним. — Ты счастливый ублюдок, Брайан. Он красив, и у него есть чувство юмора. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, Джастин изрекает: — Живя с Брайаном, ты ДОЛЖЕН! И он, блядь, все правильно понял! *** Почему мы всегда оказываемся в одном и том же клубе? Только потому, что это самый большой танцевальный гей-клуб в городе? Или потому, что теперь это «наш» клуб — как «Вавилон» — наш клуб в Питтсе — после тех времен, когда мы были там, танцевали там и трахались там? Или потому, что это громко и блестяще, и все знают кто есть кто? Другими словами, это как раз то место, куда самые известные в мире педики — по крайней мере, на этой неделе — могут прийти и сделать свое дело на публике. Я чувствую себя прекрасно. И я имею в виду действительно прекрасно. Как будто с моих плеч свалился огромный груз. Я не притворяюсь. Я не прячусь. Мне плевать, что люди думают обо мне или о моих отношениях с Джастином. Я просто чувствую себя свободным, как раньше, когда только начал работать в «Райдере» и ходить по клубам и барам в Питтсе. За исключением того, что я больше не использую эту свободу, чтобы очерствить себя, чтобы доказать свою гребаную точку зрения моим родителям, или миру натуралов, или кому бы то ни было, черт возьми. Нет, я просто существую. Живу. Люблю. Охуеть! И это кажется правильным. Грэм идет с нами, и еще несколько человек из его персонала. После записи мы все пошли ужинать, а потом он предложил нам прийти сюда. Рон и Хоуи сопровождали нас на ужин, но танцевальные клубы — не совсем то, что нужно Хоуи, поэтому после того, как мы поели, он направился обратно в «Дорчестер». Я немного удивлен, что Рон не пошел с ним, но какой-то довольно симпатичный парень из персонала Нортона проявил интерес к Рону, поэтому он пошел с нами в клуб. На самом деле я даже рад, что он пришел. И рад за этого парня, Дэйна, который так и висит на нем. Я думаю, что если Рон увидит, что он привлекательный мужчина и что он МОЖЕТ немного повеселиться с парнем — просто немного повеселиться — и ему не придется ни платить за это, ни влюбляться в него и жениться, а затем запирать его в башне и выбрасывать ключ… Я имею в виду, если бы Рон мог при встрече со мной и Джастином просто быть вежливым, это сделало бы всю мою жизнь намного проще. Потому что мы с Роном МОЖЕМ быть друзьями. Я знаю, что мы можем! И если мы друзья, и если Рон сможет принять Джастина и не будет постоянно сходить с ума из-за каждой гребаной мелочи, тогда, когда придет время снимать «Красную реку», это будет гораздо более приятный опыт. Потому что я не планирую выезжать на длительные съемки без Джастина. Рон, должно быть, уже понял это. Так что, может быть, пойти с нами на ужин и пойти с нами в клуб — это его способ справиться с ситуацией. Сигнализируя мне, что ему становится все более комфортно видеть меня с кем-то другим. Давая мне знать, что он продолжает жить своей жизнью. И это, блядь, облегчение! Рон выпивает, а затем покупает напиток для помощника Нортона, Дейна. Как я уже сказал, Дейн совсем не плох. В прежние времена я бы трахнул его без проблем. Он страдает от двух британских недугов — залысин и проблемных зубов, но не смертельно. И Дэйн не похож на звездного ублюдка. Он встречался со многими знаменитостями, работающими в ток-шоу, и Рон не совсем рядовое имя, так что ему, должно быть, действительно нравится Рон сам по себе. И это хорошо. Очень мило. Я беру светлое пиво для Джастина и содовую для себя. Наверное, я мог бы выпить пива и выжить, но я выпил бокал вина за ужином, и это мой предел. Джастин совсем не настаивает — это МОЕ гребаное решение. Я могу хорошо провести время, не будучи под кайфом или пьяным. Могу. Без проблем. — Давай потанцуем! — говорит Джастин. Он весь извивается, переполненный энергией и все еще накачанный адрепналином после шоу. Он возбужден. В этом Джастин похож на меня — он почти всегда возбужден. — Позволь мне просто отдохнуть некоторое время. Потом мы сможем потанцевать, — говорю я. Джастин начинает дуться. Я протягиваю руку и расстегиваю его рубашку, пробегая руками вверх и вниз по его груди, потирая соски большими пальцами. Нежно щелкаю по кольцу в его соске. Затем снимаю с него рубашку и кладу ее на стойку рядом с собой. На него смотрит много парней. Очень много! Что заставляет меня гордиться и ревновать одновременно. Я быстро целую его. — Иди и сбрось лишнюю энергию, — но Джастин колеблется, — иди, Солнышко. Я не убегу! Он направляется на танцпол, и сразу же какой-то парень подходит, чтобы потанцевать с ним. Затем другой парень начинает приближаться. Я держу себя за волосы, чтобы не броситься прямо туда и не оттолкнуть их. Ставлю свой напиток и направляюсь к кабинке диджея. Диджей смотрит вниз и видит меня. Приветствует, когда узнает: — Мистер Кинни! Могу я сыграть что-нибудь для вас? — За этим я здесь. Я вижу, что у него есть лист бумаги с некоторыми из его миксов. Я беру ручку и записываю название песни. — Думаешь, у тебя это есть? Диджей смотрит на него: — Думаю, что найду. Хотите, чтобы я включил ее сейчас? Я бросаю взгляд на танцпол. — Как насчет через 10 минут? Но не дольше, хорошо? — Конечно, мистер Кинни! Конечно! Я возвращаюсь в бар. Там Рон. Дэйн с другой стороны от него, разговаривает с Грэмом. Я наклоняюсь к Рону. — Этот парень — Дейн — он милый. Но Рон только пожимает плечами. — Ты ему нравишься, Рон. Действуй. Почему, черт возьми, нет? — Может быть, — неохотно говорит он, — запись прошла хорошо. Предпосылка шоу глупа и оскорбительна, но ты выглядел прекрасно, Брайан. Как всегда. Это все, что действительно имеет значение. — Перестань, Рон! — смеюсь я. — Я выглядел так, как чувствовал себя — как дерьмо! Но это было необходимо. Как и говорит Джимми — подыгрывай и заставляй их смеяться. Если ты нравишься людям, они не будут говорить о тебе плохо. — Я знаю, — говорит Рон, — просто хочу, чтобы ты был более осторожен. Так что подобные вещи больше не повторятся! Как и то, что случилось с тобой в последний раз, когда ты был в Лондоне. Я… Я все еще беспокоюсь о тебе, Брайан. — Я знаю. И знаю, что ты хочешь, Рон, но я уже большой мальчик. Ты должен позволить мне совершать мои собственные ошибки, потому что я тот, кто должен жить с ними. Я продолжаю наблюдать за Джастином. Еще один парень пытается пристроиться к нему. Джастин продолжает поглядывать на меня. Просто подожди еще несколько минут, Солнышко… — Когда ты вернешься в Лос-Анджелес, мне нужно будет поговорить с тобой о нескольких вещах, — говорит Рон, — давай поужинаем дома. Я хочу просмотреть график съемок «Красной реки». И говорил ли Филдинг с тобой о своем проекте «Бульвар Сансет»? Я киваю. — Он упоминал об этом. Если сэр Кен сможет получить права, это будет настоящий переворот. Кастинг был бы идеальным для него. Я уже могу представить его в роли Нормы Десмонд! Думаю, я смог бы сыграть другой персонаж. Играть жиголо не должно быть такой уж большой натяжкой! — я останавливаюсь и смотрю на Рона. — И он прав еще в одном, Рон. Ты единственный режиссер, который может отдать должное этому материалу. Ни у кого другого не хватило бы смелости сделать это в наши дни и в нашем возрасте! Рон пристально смотрит на меня, наклоняется и целует. Не один из тех навязчивых поцелуев, которые заставляют чувствовать, что он пытается поглотить тебя. Просто маленький дружеский поцелуй — такой, какой мог бы подарить мне Майки. — Я знаю, что ты на самом деле хочешь мне сказать, Брайан. Я хочу, чтобы ты знал, что я понимаю. Я понимаю, что ты имеешь в виду. И я улыбаюсь. — Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Потому что мне надоело ссориться с тобой. И знаю, что тебе тоже это надоело. Так что… — шепчу я ему, — хватай этого парня, отвези его обратно в отель и выеби из него все дерьмо. Сделай это для меня, хорошо? — Я так и сделаю, Брайан, — говорит Рон, странно улыбаясь. Он смотрит на меня своими проницательными голубыми глазами, так непохожими на невинные, открытые глаза Джастина, — я сделаю это для тебя, Брайан. Я понимаю, о чем ты говоришь. — Хорошо, — говорю я, оглядываясь на танцпол. Я вижу двух парней, танцующих с Джастином, прижимаясь к нему, отталкиваясь… Слышу вступление к песне, которую я просил. — Если ты меня извинишь, Рон, у меня назначена встреча там, в толпе. И я направляюсь в кружащуюся волну танцующих. У нас с Джастином есть много моментов в наших «отношениях», которые являются ключевыми, но этот конкретный момент, о котором я думаю — так, блядь, часто — всегда четко выделяется в моем сознании. Момент, когда я нарушил свое собственное первое Правило — НИКАКИХ повторений! Когда Джастин ЗАСТАВИЛ меня нарушить его! Он так тонко играл со мной, что я даже не понимал, что со мной играют. Только намного позже, и я смог увидеть, насколько коварным может быть невинный твинк! Господи! Но когда я увидел его на танцполе в «Вавилоне», зажатого между этими двумя трахами, которые он у меня украл, их руки по всей его обнаженной груди и спине, его тело влажное и покрытое блестками, я подумал — Блядь! Это МОЕ! Поэтому я заявил на него права. Он уже был моим ДО этого, но именно в тот момент все остальные начали это понимать. Даже Майки начал понимать, в чем дело, хотя он долго-долго не хотел в это верить. Но это была истина — невысказанная, непризнанная, но истина. У Брайана Кинни был парень! Черт! Когда Джастин слышит, как Кэтти Б. поет «Давайте послушаем это для мальчика», он начинает улыбаться. Но он должен был догадаться, что я что-то замышляю, потому что Джастин знает, что я бы никогда не позволила кучке парней лапать его, если бы у меня не было скрытого мотива. Я пробираюсь сквозь толпу, а он делает вид, что игнорирует меня. Он трется о какого-то высокого парня спереди, в то время как парень пониже ростом ощупывает его сзади. Но потом я подхожу и засовываю между ними руки, отталкивая этих двух парней. Высокий парень выглядит немного смущенным, но потом, кажется, узнает меня. И они оба отступают назад. Я обнимаю Джастина и утыкаюсь лицом ему в шею, пробуя на вкус его пот. — Величайшие хиты, да? — говорит он. Это одна из его любимых игр наряду с созданием новых «величайших хитов» — как мы сделали на афтепати прошлой ночью! И вот мы здесь — самые знаменитые гребаные бойфренды в мире! Кто бы в ЭТО поверил? Никаких извинений, никаких оправданий и никаких гребаных сожалений! Да, я бы трахнул его прямо здесь, на танцполе, если бы думал, что мне это сойдет с рук. Почему нет? Наши голые задницы уже были на обложках всех таблоидов в известной вселенной! Но я сдерживаюсь, и мы просто танцуем. Танцуем до упаду. В конце концов, танцы — это своего рода трах. И я уже трахнул его сегодня три раза и планирую еще несколько, когда мы вернемся в отель, так что я могу позволить себе немного расслабиться в клубе. Некоторые огни вспыхивают, и конфетти засыпает танцпол. Песня подходит к своей кульминации, но мы только начинаем. Поднимаю его, как приз, а он запрокидывает голову и смеется, смеется и смеется от чистого восторга. Я никогда не чувствовал себя счастливее за всю свою гребаную жизнь! С этого момента все будет идеально! Просто идеально. И больше никогда ничего не может пойти не так. Я чувствую это. Часть третья Краткое содержание: Рон обдумывает неизбежное. Лос-Анджелес, декабрь 2002 года. Рон «Отвези меня домой сегодня вечером Где есть музыка и есть люди Которые молоды и живы. Поедем в твоем автомобиле Я не хочу возвращаться домой, никогда, Потому что у меня его больше нет. Отвези меня домой сегодня вечером. Потому что я хочу видеть людей И я хочу увидеть жизнь. Поедем в твоем автомобиле, О, пожалуйста, не высаживай меня у дома, Потому что это не мой дом, это их дом, И мне больше не рады…» *** — Это было действительно потрясающе, — говорит парень, откидываясь на подушку, — Господи, какой же ты охуенный любовник! Я кончил по крайней мере дважды! — Ничего особенного, — говорю я, — вообще ничего. И я имею в виду именно это. Ничего особенного. Он — ничто. Меньше, чем ничто. Если бы Брайан не отдал его мне, я бы никогда даже не беспокоился о нем. У него приличное тело, и с ним все в порядке, я думаю… но что, черт возьми, ты должен делать с остальной частью своей несчастной гребаной жизни после того, как у тебя был Брайан Кинни? Имел его — и потерял. Неужели так я должен провести остаток своей жизни? Я так не думаю. — Я знал, что ты будешь горячим, — продолжает он. Этот идиот никак НЕ заткнется! — Ты гребаный гений, а меня никогда раньше не трахал гений! Я имею в виду, что раньше я трахался с режиссерами и многими актерами, которых встречал на шоу Грэма, но они были просто писаками. Но ты… ты чертовски удивительный! — Конечно. Если ты так говоришь. Жаль, что у меня нет косяка. Или выпивки. Тогда я мог бы опъянеть и не слушать его. Такого рода лесть мне не нужна от какого-то гребаного незнакомца! Я пытаюсь придумать способ выставить его отсюда. Но он не подает никаких признаков беспокойства. У вас нет этой проблемы с хастлерами. На самом деле, они спешат взять наличные, а затем убраться к чертовой матери. Я бы хотел, чтобы этот бриташка понял намек. — Послушай, Дин… — Дэйн. — Неважно. У меня завтра важный день, и… — Конечно. Все в порядке. Мне все равно хочется спать. Может быть, тогда, когда мы проснемся… — Ладно. Я тянусь к тумбочке за Ксанаксом и проглатываю его на сухую. Затем переворачиваюсь на другой бок и пытаюсь поспать немного. Пытаюсь, но у меня не очень получается. Я продолжаю слышать голос Брайана в своей голове. Он пытается установить контакт со мной, но он все время блокируется. Этим гребаным Джастином. И Джимми и Тесс тоже. Дорианом. Сэром Кеном. Даже этим парнем в моей постели. Всегда на пути стоит какой-нибудь гребаный идиот. Встает между нами. Прерывая нас, когда мы пытаемся провести важную дискуссию! Наконец я перестаю пытаться заснуть. Я встаю и брожу по комнате. Я должен просто разбудить Дина или Дэна, или как там его, черт возьми, зовут, и сказать ему, чтобы он отправлялся на хуй. Но он уже храпит. Признаюсь, я вымещал на нем часть своего разочарования, но ему это нравилось. Ему это очень нравилось. Ну, если они не могут этого вынести, тогда они не должны быть здесь со мной. Брайану всегда это нравилось. Всегда. И ему до сих пор нравится. Он все еще хочет. Выхожу в номер и беру себе напиток в мини-баре. У них кончается скотч. И это я прошел через большую часть. Но бар не пополнят до тех пор, пока завтра не придет горничная после нашего отъезда. Брайан и этот парень едут в какой-то загородный дом, и Джимми с Тесс едут с ними. Меня, конечно, не пригласили. Да и кто МЕНЯ пригласит? Я только написал и срежиссировал гребаную картину, за которую они все берут на себя ответственность! Но мне не нужно одобрение кучки бездарных неудачников целующие задницы. Потому что, пока они все в деревне отмораживают свои задницы в каком-нибудь английском сарае, я собираюсь обратно в Лос-Анджелес. У меня там есть дела. Важные дела. Начиная со встречи с моим адвокатом в понедельник днем. Все изменения в моем завещании готовы. Все, что мне нужно сделать, это просмотреть их с моим личным адвокатом Мэнни Фишманом, а потом подписать эту чертову штуку. Да, как только это закончится, тогда все будет установлено. Зная, что у меня все части на месте, чувствую себя ХОРОШО! Это делает многие вещи гораздо проще. И тогда я смогу сосредоточиться. Просто сосредоточиться на том, что должен сделать. Я допиваю свой напиток. Замшевая куртка Брайана с бахромой висит на спинке дивана. Ненавижу эту проклятую куртку. Она выглядит потрепанной, а мне нравится, чтобы Брайан выглядел чистым и совершенным. Это то, что наденет какой-нибудь хиппи, а не звезда популярного кинофильма. Я беру ее и глажу. Нюхаю. Кожа пахнет сыростью снаружи, но внутри пахнет Брайаном. Этот запах ни с чем не спутаешь. Пот, специи и сперма — это Брайан. Иногда я просыпаюсь и чувствую его запах в темноте. Как будто он был в моей комнате. Я знаю, что он был. Я знаю, что он бывает здесь, когда я сплю. Когда меня нет рядом. Именно это дает мне понять, что он думает обо мне, даже когда не может в этом признаться. Кладу куртку и возвращаюсь в постель. Этот парень — этот англичанин — я знаю, что он здесь делает. Он просто подарок. Я могу сделать с ним все, что захочу. Все, чего хочет от меня Брайан. Вот почему этот парень здесь. Так что я разбужу Дэйна и снова выебу из него все дерьмо. Буду трахать его, пока он не начнет орать. И ему это понравится. Я трахну его так сильно. Так жестко, как того хочет Брайан. *** Офис Мэнни Фишмана находится в Беверли-Хиллз, где же еще? Он просторный и полный дорогой мебели и абстрактных картин, которые Мэнни не понимает, но за которые заплатил монетный двор. И, конечно, все его клиенты живут в Беверли-Хиллз. Он даже не подумает о том, чтобы справиться с кем-нибудь из Долины или, Боже упаси, Пасадены! Мэнни был моим адвокатом около пяти лет, с тех пор как я начал зарабатывать серьезные деньги. Иначе он даже не назначил бы мне встречу, и я уважаю тот факт, что он настоящая гребаная акула. Когда я нанимаю адвоката, я хочу, чтобы он был ублюдком, самым большим ублюдком в округе. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не позвонил Мэнни в тот день, когда Брайан вошел в мой офис в студии с этим дешевым неряшливым адвокатом в костюме из полиэстера. Но к тому времени было уже слишком поздно. Во всяком случае, сейчас это не имеет значения. Теперь все это дерьмо не имеет значения. Мэнни управлял трастовыми фондами, которые я учредил для своей матери и сестер. Я открыл их в ту минуту, когда «Олимпиец» получил разрешение. Я всегда хотел, чтобы о моей семье хорошо заботились, и они заботятся. Конечно, я давал своим сестрам много денег на протяжении многих лет, даже когда действительно не мог себе этого позволить, так что у них не должно быть жалоб после… после. А моя мать… у нее есть своя квартира во Флориде, огромный «Бьюик», Социальное обеспечение и другие деньги от моего отца, а также пособие, которое она получает от меня каждый месяц, и которое будет продолжать поступать из трастового фонда после… после того, как меня здесь больше не будет. В любом случае, я знаю, что мама никогда бы не попыталась сломить мою волю. Она не такая. Она была бы довольна только тем, что оставил ей мой отец, но я хотел убедиться, что ее квартира и машина, ее круизы и каникулы с друзьями, все то дерьмо, которое ей нравится, в безопасности, независимо от того, что может случиться со мной. И все так и есть. Мэнни убедился. Никаких гребаных проблем. Забавно, но прошлой зимой, когда я в последний раз изменил завещание, я был удивлен, когда Мэнни устроил мне неприятности. — Рон, я думаю, тебе следует обсудить все с Фредди Вайнштейном, прежде чем ты сделаешь этот шаг, — сказал он мне. Я уставилась на Мэнни. — Какого хрена мне это нужно? Фредди — мой агент, и он не имеет к этому никакого отношения! Это касается моей личной жизни, а не моих фильмов или карьеры. Но Мэнни нахмурился в ответ. Он продолжал перечитывать материал о Брайане и корчить рожи. Он такой же гомофобный мудак, как и все остальные. — Я просто думаю, что ты должен пересмотреть свое решение сделать какого-то парня, которого ты едва ли месяц знаешь, своим главным наследником. Ты ни хрена о нем не знаешь, Рон! Он может быть мошенником. Или гребаным жуликом! Я поморщился от этого. — Не думаю, что это твое дело, Мэнни! И ты ошибаешься на счет Брайана. Я знаю его много лет, и он не гребаный мошенник! Он сам по себе очень успешен. И если я люблю его и хочу сделать своим наследником, то это твоя гребаная работа — составлять бумаги и держать свои невежественные комментарии при себе! В конце концов Мэнни пожал плечами и внес изменения, которые я хотел. Но никогда не рассказывал Брайану о том, что сделал. Нне думал, что это необходимо. Ему никогда не было дела до моих денег. Он как маленький ребенок, если у него есть деньги, он покупает игрушки. Если у него много денег, он покупает больше игрушек. И он всегда покупает подарки всем, кого знает. Но модные подарки и большие витрины не слишком впечатляют его. Когда я подарил ему «Мустанг» на День святого Валентина, он, конечно, был в восторге, но вел себя так, словно это не имело большого значения. Но имело. Это было именно то, чего он заслуживал. И он принял это как должное. Мэнни дает мне бумаги, чтобы я их просмотрел. Джимми Харди, может, и мудак, но он все еще душеприказчик моего имущества. Он был моим партнером по продюсированию и тем, что уже много лет считается моим лучшим другом, так что, хотя в данный момент я злюсь на него, он единственный, кто может это сделать. Джимми также контролирует различные трасты, которые я создал, и, поскольку в них будут участвовать несовершеннолетние, я хочу убедиться, что человеку, который отвечает за это, я могу доверять. Джимми знает, что он мой душеприказчик — мы говорили об этом, когда я составлял свое первоначальное завещание, и я верю, что Джимми выполнит мои желания лучше, чем кто-либо другой в мире. И Тесс позаботится о том, чтобы они были выполнены. В каком-то смысле я доверяю Тесс гораздо больше, чем Джимми в этом отношении, так что ими двумя я доволен. Есть несколько вещей, которые Мэнни хочет прояснить. Я сделал одно особое положение, которое он подвергает сомнению. Все деньги от порнофильмов, которые я снимал под разными псевдонимами, и все права на них мы вывели в один специальный траст от имени одного конкретного человека. Гей-порно — это большая индустрия в наши дни, и хотя некоторым фильмам уже более десяти лет, они все еще приносят доход. Но я очень четко понимаю, что хочу сделать с фильмами и куда хочу, чтобы этот доход пошел. Все будут очень удивлены, когда будет прочитано завещание. Они все думают, что я ненавижу этого ребенка, но я знаю, что Брайан хотел бы, чтобы это было сделано, так что это то, что я должен сделать. Он хотел бы, чтобы о Джастине позаботились, и хотя я знаю, что Брайан предусмотрел его в своем завещании, просто удостоверяюсь в этом. Потому что Брайан — это голос разума в моей голове, в конце концов. Всегда голос разума. Но это будет чертовски сладкая ирония. Да, так оно и будет! Я также распоряжаюсь доходами от моих «Navarro Videos» — моих гей-романтических комедий, для финансирования кафедры изучения гей-фильмов в определенном университете в определенном городе на Востоке. Я очень конкретно указываю на человека, который должен занять эту должность. Видишь ли, Бен, я не держу на тебя зла. Нисколько. Но каждый день я хочу, чтобы Бен Брукнер думал о том, кому он обязан своей гребаной работой! Это лучшая месть из всех. — Теперь я хочу, чтобы было предельно ясно, что, за исключением трастов и особых завещаний, которые я сделал определенным людям, все — деньги, права на интеллектуальную собственность, мой портфель акций, дом, машины, что угодно, черт возьми, все перешло к Брайану. И что, если Брайан умрет, все это перейдет к его детям. — Ну, тогда все перейдет во владение Брайана, что, я полагаю, означает и его семьи, — говорит Мэнни, откидываясь на спинку стула и попыхивая большой сигарой. Он похож на старое клише Центрального кастинга «Адвоката большой шишки». Мэнни любит проецировать этот образ. — Это его дети. Его сын и ребенок, который еще не родился, — говорю я Мэнни. Я хочу, чтобы это было совершенно ясно, без каких-либо возможных провалов. Потому что я не хочу, чтобы его гомофобная мать или его сучья сестра получили хоть цент из этих денег, — я видел завещание Брайана, Мэнни, и, за исключением его лофта и его содержимого, джипа, личных вещей, акций, сберегательного счета в Питтсбурге и пары страховых полисов, а также некоторых других небольших завещаний, в нем указан его сын и любой другой отпрыск. И никто другой из его семьи. — Я не видел этого завещания, Рон, так откуда, черт возьми, я знаю, что там написано? — сучится Мэнни. — Я тебе говорю! — говорю я. — Просто хочу убедиться, что мои деньги пойдут в распоряжение Брайана и его детям! А не к его гребаной семье! Только не к Кинни, кем бы они, черт возьми, ни были! Потому что эти люди, блядь, ненавидели Брайана всю его жизнь, и я не хочу, чтобы они наживались на его… — я останавливаю себя. Чтобы извлечь выгоду из его смерти, почти говорю я. И у меня появляется тошнотворное чувство, которое я быстро стряхиваю. Мэнни вздыхает. — Я изложил это так ясно, как только мог, Рон. Но не думаю, что кому-то из вас придется беспокоиться об этом дерьме в течение долгого, долгого времени, — Мэнни кладет ручку на стол, — итак, означает ли это, что вы двое снова вместе? Ты и Брайан? Я имею в виду, потому что после пиздеца в Англии — той пресс-конференции с его новым бойфрендом и всех этих недоразумений — ну, я был уверен, что ты придешь сюда сегодня, чтобы вычеркнуть этого ублюдка из своего завещания! Но я только откидываюсь на спинку стула. — Конечно, мы с Брайаном снова будем вместе, Мэнни! Мы будем вместе всегда. И я имею в виду именно это. Парень — Джастин — он просто один из приятелей Брайана по траху. Он хороший парень, но не играет никакой роли в общей картине. Не имеет значения для моих отношений с Брайаном, — улыбаюсь я, — ты не понимаешь наших отношений, Мэнни. Это не совсем обычное явление. — Это уж точно, черт возьми! — отвечает он. Затем Мэнни вздыхает и перекладывает бумаги через стол. — Распишись, Рон. Все готово. — Именно это я и хотел услышать, — говорю я. И я беру ручку. Теперь я готов. *** Я как раз выхожу из офиса Мэнни в Беверли-Хиллз, когда звонит мой мобильный телефон. Это Джимми. Вот сукин сын! — Как дела, Ронни? — Джимми звучит так задорно. — Пошел на хуй, Джимми, — отвечаю я. — Ронни! — Джимми, похоже, очень обижен. — Разве так можно разговаривать со своим лучшим другом? А, Рон? — Ты не мой лучший друг, — холодно говорю я, — ты незрелый придурок! Ты обращался со мной как с дерьмом, пока мы были в Англии, и ты это знаешь! Ты был так занят, пытаясь засунуть голову Брайану в задницу, что даже не потрудился быть со мной вежливым. А без МЕНЯ у тебя не было бы твоего гребаного хитового фильма! Так что просто оставь меня в покое! — Ронни, не будь таким! — Джимми уговаривает. — Ты же знаешь, как это бывает. Все просто как-то так… сошло с рельсов. И эта история с бульварной газетой меня действительно потрясла. Это сбило нас всех с толку. Но теперь мы все вернулись домой, и все снова замечательно, верно, Рон? Верно? Я вздыхаю. — Какого хрена тебе надо? Он не стал бы звонить, если бы ему что-то не было нужно. — Ну что ж… ты же знаешь, что я начинаю новую картину в январе в Торонто, — говорит он. — Ты имеешь в виду тот дерьмовый полицейский фильм? С Чаки Рейнджером? — Видишь ли, Ронни, они только что прислали мне обновленный сценарий и… честно говоря, ему нужна помощь. На самом деле очень нужна. И мне было интересно, не мог бы ты взглянуть на него. Может быть, немного подправить мои реплики? Я не хочу, чтобы Чаки Рейнджер получил в нем все хорошие реплики, Рон. Я говорю как тупица! Мне становится смешно. Я говорил Джимми, чтобы он не принимал в этом участия. Чаки Рейнджер — молодой чернокожий комик, который на этой неделе является выгодным предложением взамен Эдди Мерфи. Конечно, Джимми будет выглядеть как идиот! Они наняли его, чтобы он сыграл глупого и тупого белого парня, которого Рейнджер будет выставлять идиотом в течение 2 часов! Джимми никогда ничему не научится. — Потому что ты тупица, Джимми. Это именно та роль, которую ты играешь. И я НЕ БУДУ переписывать твои гребаные реплики втихаря! Я делал это раньше, но НЕ собираюсь делать это снова! Мне надоело быть твоим личным переписчиком. Если тебе не нравятся реплики, обсуди это с продюсером. Или откажись их произносить! Ты же лауреат премии «Оскар», черт возьми! — Я знаю, Ронни, но я бы чувствовал себя лучше, если бы ты это сделал, — в голосе Джимми слышатся льстивые нотки. Но меня тошнит от нытья Джимми. — Веселись. Прощай, Джимми! — Не вешай трубку, Рон! Подожди! — говорит он. — Эй, ты что-нибудь слышал о Брайане? Он сказал, что ты хочешь обсудить с ним свое расписание на «Красную реку» на этой неделе. Я рад, что вы оба снова приятные и милые. Я колеблюсь. Джимми всегда пытается запутать отношения между мной и Брайаном. Это его естественная извращенность в игре. — Брайан сказал тебе, что мы встречаемся? — Да, Ронни. Он упомянул об этом. Мы все вернулись из Англии одним и тем же рейсом. Вообще-то мы приехали всего пару часов назад. Тебе действительно следовало пойти на ту домашнюю вечеринку у Гарри Коллинза, Рон. Это было весело! Это огромный дом, как в старом фильме. Мы ездили верхом, пили и ели много тяжелой английской еды. А в субботу вечером мы все играли в Шарады. Кроме Брайана, конечно, он отказался, но все остальные играли. Все, что нам было нужно, это мертвое тело, и у нас была бы тайна убийства Агаты Кристи! — Что еще Брайан говорил обо мне? — спрашиваю я, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком нетерпеливо. — Ничего особенного, — говорит Джимми, — знаешь, мне просто пришла в голову забавная идея. Что, если я сыграю камео** в «Красной реке»? Я мог бы сыграть индейца, или бандита, или что-то в этом роде с большим количеством макияжа. Как в анекдоте, понимаешь? — Ни в коем случае, Джимми. В «Красной реке» для тебя нет ролей! Даже в качестве танцовщицы из танцевального зала в драге, или гребаной скалы! Так что просто перестань думать об этом! — Но вы с Брайаном будете в пустыне с Клинтом Иствудом! Давай, Рон! Я хочу участвовать в веселье! — Джимми останавливается и лукаво добавляет, — и Джасти тоже. Ему будет очень весело в пустыне. Держу пари, он будет гарцевать по съемочной площадке в своих маленьких коротких шортах и драной футболке, и все будут подпрыгивать. Держу пари, ты не сможешь вытащить Брайана из его трейлера! — Джимми хохочет. — Да ПОШЕЛ ТЫ НА ХУЙ! Я вешаю трубку! Джимми фыркает. — Просто разберись с Голубой Крошкой, Рон. Он — часть жизни Брайана, так что привыкай к нему. Знаешь, он очень близок с Дианой Рис. Я слышал, что ее новая серия вызвала большой ажиотаж. Может быть, я смогу получить работу там. Я должен пойти с Джасти в среду на запись и предложить себя в качестве приглашенной звезды! — Какая запись в среду? — спрашиваю я. — Для нового телешоу Дианы Рис «Вот Диана». Они записывают эпизод в среду вечером, и Джастин будет ее гостем. Он спросил Тесс, не хочет ли Энни тоже пойти, но у нее школьный вечер. — Брайан собирается на эту запись? — Не-а, — говорит Джимми, — он сказал, что не хочет, чтобы это был цирк в средствах массовой информации, что непременно произойдет при его появлении. Так что нет, он не поедет. Только Крошка. — Спасибо, Джимми. Знаешь, я опаздываю на встречу. Поговорим позже. — И не забудь помочь мне со сценарием, Ронни, обещаешь? — Я подумаю об этом. Ни за что, черт возьми! — Оки-доки, Рон, — говорит Джимми, — пока-пока. Я убираю мобильник и завожу «ягуар». В среду вечером. И это просто идеально. Ночь, когда мы с Брайаном станем легендами Голливуда. В ту ночь мы станем бессмертными. Я выезжаю со стоянки и направляюсь обратно в холмы, чтобы начать свои приготовления. Часть четвертая Краткое содержание: Рон приглашает Брайана на интимный ужин на двоих. Лос-Анджелес, декабрь 2002 года. Брайан въезжает на подъездную дорожку ровно в семь вечера в среду. Он водит этот дурацкий джип. Он должен разъезжает на «Мустанге». Или на новом Jaguar XKR, который я купил для него. Но он не будет готов к доставке до следующей недели, а это будет слишком поздно… Если не… Да, время еще есть. Это может случиться. Мы можем заставить это работать. Я знаю, что мы можем. Если Брайан просто поймет, где ему и место. Что именно здесь он и должен быть — со мной, и мы сможем сделать так, чтобы все получилось идеально, и тогда… Но даже когда я думаю об этом, я знаю, что Брайан не придет в себя. Он уже принял решение, даже если оно не верное. Он повернулся ко мне спиной. Он думает, что может быть счастлив с этим ребенком, но это всего лишь несбыточная мечта. Этот парень в конце концов дал бы ему по зубам, но Брайан никогда не поверит в это. Он думает, что это «любовь»! Но это не любовь, это просто чистая похоть. Да, Брайан принял свое решение, а я принял свое. В этом мы полностью согласны. Прошел почти год с тех пор, как я снова нашел Джека. Я имею в виду, с тех пор, как я нашел Брайана. Это одно и тоже. Они одинаковы, независимо от того, сколько времени прошло. Брайан и Джек. Джек и Брайан. Вот почему я знаю, что это правильно. Может быть, это действительно должно было закончиться в Нью-Йорке, только мы вдвоем. Только я и Джек. Я должен был купить больше этой дури у парня в Алфабет-сити*** и мы оба могли бы принять ее достаточно, чтобы остановить мировой холод. Тогда это был бы наш личный конец. Если мы не могли быть вместе вечно, как нам было суждено, то так и должно было быть, все закончилось бы прямо там, вот так. Теперь, оглядываясь назад, я вижу это. Но этого не произошло. Джек бросился бежать. Он испугался. Он не мог с этим справиться. Он боялся жить, а я боялся умереть. И мы пошли дальше, порознь. Мы оба только наполовину живы. Все эти годы я был только наполовину жив. Но потом Джек вернулся — взрослее, сильнее и красивее, чем когда-либо. Он вернулся за мной, вернулся ко мне. Вернулся, чтобы исполнить этот идеальный момент. И тот факт, что мы создали нечто совершенное, нечто, что будет жить вечно — «Олимпийца» — просто доказывает, что все это было предрешено. Да, это последнее доказательство. Я знаю, что это так. Я звонил Брайану примерно час назад, зная, что он дома и один. Джимми сказал мне, что Джастин собирался на съемку эпизода нового сериала Дианы Рис, и я позвонил одному знакомому парню из персонала продюсерской компании, который делал " Вот Диана!» Это компания Питера Бриджеса, а я знал Питера всегда, я направлял его, когда он играл главную роль в фильме «Она написала убийство», и я трахал его пару раз, когда-то, так что я знаю многих людей, которые работают с ним. Они сказали мне, что шоу Дианы должно быть довольно приличным, и это хорошо, потому что сериал Питера «Американский папочка» на последнем издыхании. Я связался с этим парнем, Милтом, и попросил его дать мне знать, когда Джастин прибудет на запись. Милт позвонил мне, как только парень вошел в дверь вместе с Дианой. И тогда я позвонил Брайану. Брайан нисколько не удивился, услышав меня. Я говорил с ним, когда мы были в Лондоне, о том, чтобы пройтись по расписанию «Красной реки», так что он ждал моего звонка. Но он казался немного озадаченным, когда я пригласил его на ужин сегодня вечером. Я мог бы сказать, что загнал его в петлю этим приглашением. Я почти слышал, как вертятся колесики в его голове, когда он пытался решить, стоит ли ему идти или нет. Я знаю, что этот ребенок говорил ему держаться от меня подальше. Джастин ревнует, очевидно, но Брайан не любит, когда кто-то диктует ему, даже его предполагаемый «парень»! — Ну, Брайан, — сказал я, — если Джастин не «разрешает» тебе приехать, тогда, я думаю, нам придется забыть об этом. Это его задело, как я и хотел. — Джастин не решает «разрешить» или «не разрешить» мне что-то делать, Рон. Я не гребаный младенец! — фыркает он. И вот теперь я знаю, что он определенно приедет. Конечно, он приедет. Потому что так и должно быть. Брайан выходит из джипа. На нем снова эта дурацкая замшевая куртка с бахромой. И мягкие выцветшие джинсы, которые, похоже, нарисованы на его теле. И красная шелковая рубашка поверх белой футболки без рукавов. Его униформа. Простая, обычная одежда, которая на нем выглядит, как одежда бога. Я встречаю его у кухонной двери. — Ты как раз вовремя, — говорю я. Он пожимает плечами. — У меня нет никаких встреч до Сочельника, так что я не тороплюсь. Он заходит в дом и оглядывается. Я вижу, как он бросает взгляд на старую комнату Кармел и Марии, но ничего не говорит. Он не спрашивает, куда они ушли, и я ему не говорю. Правда в том, что Кармел задавала слишком много гребаных вопросов. Ей не нравился Брайан, но она проводила половину времени, когда он был здесь, подлизываясь к нему, а другую половину жаловалась на него мне. Потом, когда Брайан ушел, она стала жаловаться и на других парней, которых я приводил домой, даже еще больше. Ну и что с того, что они были хастлерами? Это не ее собачье дело! Кармел начинала думать, что она моя чертова жена и может мной командовать и указывать мне, что, блядь, делать. Я должен был давным-давно сказать им обоим, чтобы они убирались. Тогда мы были бы только вдвоем — Брайан и я — год назад, когда он переехал сюда жить. Без перерывов. Но теперь уже слишком поздно идти по всей этой старой территории. — Что у нас на сочельник, Брайан? Полуночная месса? — говорю я, улыбаясь. Он идет за мной к бассейну. Там у меня все готово к ужину. Точно так же, как мы делали, когда он впервые приехал в Лос-Анджелес — с вином, свечами, классической музыкой в стереосистеме и хорошей едой. Я заказал ужин в его любимом тайском ресторане «Королевский Бангкок». Все его любимые блюда. И позаботился о том, чтобы сегодня вечером все было абсолютно идеально. — Нет, — отвечает он, усаживаясь в кресло, — мы летим в Питтс на Рождество. И пробудем там пару недель, прежде чем вернемся. Я хочу провести некоторое время с Гасом, пока я дома. Наверстать упущенное с некоторыми другими людьми тоже. Потом нам с Джастином нужно вернуться и начать искать новое место для жизни. Дом — это заноза в заднице, но, думаю, другого выхода нет. Мы не можем больше оставаться в той квартире. Она слишком мала, и здание небезопасно. Я вхдыхаю. — Я говорил тебе это, когда ты уходил отсюда, Брайан. — Да, Рон, но… ты знаешь ситуацию. В то время я действительно нуждался в своем пространстве. И тогда я был один, так что, кондоминиум не казался таким уж многолюдным. Но теперь, когда нас двое, нам определенно нужно место побольше. Нам негде хранить наши вещи. Я наливаю ему немного вина. Это хорошее белое шабли, которое отлично идет с острой тайской едой. Он колеблется лишь мгновение, а затем берет стакан и делает глоток. Я знаю, что Брайан в последнее время не слишком много пьет, но сегодня он чувствует себя комфортно. Он доверяет мне. Улыбается, и я снова наполняю его бокал. — Неплохо, — говорит он, — знаешь, Рон, я рад, что все это произошло… с этой неловкостью между нами покончено. Это правда. Потому что это не то, чего я когда-либо хотел. — Да, Брайан. Я тоже не хотел, чтобы так было. Я делаю паузу. Он смотрит на бассейн, просто расслабляется, наслаждается собой. Он слишком, блядь, красив, чтобы выразить это словами. Он всегда будет слишком красив, чтобы быть настоящим. Вот почему я знаю, что он был создан, чтобы быть легендой, а не просто обычным человеком. Нет, он не обычный. Он мифический, каким и должна быть великая кинозвезда. Может быть… если бы он снялся в еще одном фильме. Может быть, «Красная Река» действительно сделала бы это, как с Монтгомери Клифтом. Но потом Клифт пал. В конце концов он был уже не молод, не красив, не совершенен. Он был жалкой развалиной. И я не могу допустить, чтобы это случилось с Брайаном. Просто не могу. Он будет гораздо больше похож на Джеймса Дина. Он всегда любил Джеймса Дина. Идеальный бунтарь. Выйди на сцену и освети небо своей красотой и блеском. Затем умри и оставь прекрасный труп. Вечно молодой. Вечное совершенство. Да, гораздо больше Джеймс Дин, чем Монтгомери Клифт. — Чему ты улыбаешься, Рон? — Только этому, Брайан. Мы вдвоем можем хорошо провести время вместе. Никакой гребаной тоски. Никаких сделок. Ни хрена вообще. Давай выпьем за это, — отвечаю я. — Конечно. Почему нет? — говорит он, поднимая свой бокал. И мы пьем. — Джимми говорит, что будет еще один раунд болтовни после Нового года, ведущей к номинации на премию «Оскар». Должен сказать тебе, что я боюсь новых пресс-пирушек и гребаных промо-вечеринок. — Так и играют в эту игру, — говорю я ему, — но сейчас ты просто золотой. Некоторые таблоиды все еще ворчат по поводу этих фотографий, но большая часть последующего освещения в основных средствах массовой информации были в подавляющем большинстве положительными. Ты действовал с истинным классом перед лицом паршивой ситуации. И это окупится в номинациях, просто подожди. Он корчит гримасу, проведя языком по внутренней стороне щеки и закатывает глаза. — Мне все равно насчет номинаций. Я просто надеюсь, что вся эта история с фотографиями, каминг аутом и всем этим дерьмом вокруг него не повредит шансам картины. — Кажется, это еще не повредило ей, Брайан. Кассовые сборы отличные, а отзывы звездные. Я гарантирую тебе, что студия Terra Nova будет присутствовать на всех церемониях награждений. Брайан делает еще одну гримасу. — Может быть. Я просто знаю, что Джастин, который так хорошо оторвался, действительно спас мою задницу в Англии. Они видят, что он не жертва и не белокурая девка. Он веселый, резкий и красноречивый. Это на самом деле заставляет меня думать, что у меня хороший вкус! И он смеется и начинает есть один из тайских яичных рулетов. Он всегда любил яичные рулеты. Берет один палочками для еды и откусывает с конца. Он всегда выглядит так забавно, делая это. — Да, Джастин неплохо справился, особенно с появлением Грэма Нортона, — признаю я. У меня нет враждебности к парню. И никогда не было. Он не виноват, что подсел на Брайана. Конечно, малыш, линия образуется справа. Так что я не могу его винить. На самом деле никто не виноват. И мне сейчас жаль Джастина из-за того, с чем ему придется столкнуться. Но он справится. И о нем хорошо позаботятся. Он молод и будет жить своей жизнью. Теперь я могу позволить себе быть щедрым. Потому что я уже победил. — Итак, этот парень, Дэйн, показался мне довольно милым, — небрежно говорит Брайан. Он поднимает свой стакан, и я наливаю ему еще вина, — жаль, что он в Лондоне. Вы с ним хорошо смотрелись вместе. Знаешь, Рон, если бы ты только время от времени разжимал зубы и наслаждался собой, у тебя не было бы никаких проблем по подбору парней. И я имею в виду хороших парней, — Брайан перегибается через стол, — тебе не нужны проституты, Рон. Я знаю, что это твоя фантазия и какое-то энергетическое путешествие, но это опасно. Я беспокоюсь о тебе, когда ты делаешь это. — Ты действительно так думаешь? Беспокоишься обо мне? — отвечаю я. Я знаю, что он вышвырнул одного парня из дома, когда тот пришел искать меня здесь. Он, должно быть, был зол и ревновал, найдя здесь другого парня, сидящего на его месте. Это показало мне, насколько Брайан все еще заботится обо мне. — Конечно, я волнуюсь, — говорит Брайан. Он кладет себе на тарелку немного лапши Пад-тай, затем немного риса и сверху курицу в арахисовом соусе. Брайан теперь не ест много, не так, как в шестнадцать лет. Тогда он всегда был голоден. Но сегодня у него хороший аппетит. Он безмятежен. И выглядит счастливым. Я давно не видел его таким счастливым. «Олимпиец» вышел, и приближаются праздники. У него есть свободное время. И он здесь, со мной. Приятно видеть, как легко он улыбается и, что я могу заставить его так улыбаться. — Приятно видеть, что ты ведешь себя так, как будто не ненавишь меня, Брайан. Брайан вздыхает и откладывает палочки. — Если бы ты просто, блядь, расслабился и не чувствовал, что тебе необходимо все контролировать и все организовывать, особенно МЕНЯ, тогда у меня не было бы причин злиться на тебя, Рон. Ты заставляешь меня кричать и рвать на себе волосы большую часть времени, но я никогда, никогда не ненавидел тебя. И ты это знаешь. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула. — Я знаю, что нет. Просто некоторые вещи, что случились, наебали нас обоих. Вот почему мы сейчас не вместе. Но иногда все происходит не просто так, Брайан. Они должны произойти в определенное время и в определенном месте, и с определенной целью. Ты понимаешь, что я имею в виду? Как ни странно, он кивает. — Да, я действительно понимаю, на самом деле. Я знаю, что ты всегда был большим верующим в Судьбу, Рон. Что все как-то должно быть определенным образом. Но я никогда ни во что из этого не верил, в эту чушь собачью, пока… — он колеблется, — я все еще не очень верю в это, но приятно думать, что есть какой-то порядок в гребаной вселенной. Какое-то обоснование того, что мы делаем, даже когда лажаем. Особенно когда лажаем! — он смеется и делает большой глоток белого вина. — Что мы именно там, где мы должны быть! — Я рад, что ты это видишь, Брайан. И в вещах есть порядок. Причина, по которой все происходит. Я все еще действительно верю в это, — говорю я, — причина, по которой я был там, на Бауэри, именно в тот момент, чтобы найти тебя… и причина, по которой ты был там, чтобы я мог тебя найти. Это не был несчастный случай. Это было для того, чтобы мы могли быть вместе. Чтобы ты мог заставить меня понять, кем я был на самом деле — геем, режиссером-геем. Чтобы ты мог вдохновить меня на создание всех моих фильмов, особенно «Олимпийца», вернуться через столько лет и сыграть главную роль в моей картине! Теперь я громко смеюсь. Брайан поднимает свой стакан, и я снова наполняю его. — Все всегда сводится к твоей картине! Ты и твои гребаные фильмы! Но я думаю, именно это и делает тебя гением. А я… я всего лишь маленький винтик в джаггернауте**** Рона Розенблюма на пути к квир-господству Голливуда! — Так и должно быть, Брайан. В конце концов, педики делали возможным создание фильмов все эти годы, но всегда за кулисами. Написание сценариев, разработка костюмов, создание декораций, макияж. Но теперь мы будем в центре внимания — величайший режиссер И самая большая звезда Голливуда, пара педиков! — Я определенно выпью за ЭТО! Брайан смеется и выпивает свое вино. И я тоже. Но я должен притормозить. У меня начинает немного кружиться голова, а я не хочу терять контроль над своими чувствами. Нет, мне нужно сохранить все свои способности для самого важного финала. Я отставил вино и сосредоточился на еде до конца обеда. Мы обсуждаем график съемок «Красной реки» и локации, в основном в Техасе и Аризоне, а также логистику. У Брайана есть несколько хороших предложений по подбору некоторых других ролей. Я не думал о Патрике Суэйзи, но вижу, что он был бы идеален. Он из Техаса, и у него хороший ковбойский взгляд. — Ты просто хочешь потусоваться с ним, Брайан! — поддразниваю я. — Забудь об этом! Он такой же натурал, как и все. — Я знаю, что это так. Но когда я смотрел «Грязные танцы», всегда фантазировал о нем. И он кажется хорошим парнем. И он хороший актер. — Я позвоню его агенту и пришлю сценарий, — говорю я. И Брайан прав — Суэйзи был бы идеален. Но потом я вспоминаю, что никакой «Красной Реки» не будет, если только… На десерт у меня есть особое маленькое угощение. Эти специальные шоколадные трюфели я покупаю в маленьком магазинчике неподалеку от студии. Они делают всевозможные причудливые конфеты и угощения. Брайан не очень часто ест сладости, но я знаю, что у него есть вкус к этому особому шоколаду. Я принес ему попробовать, когда он жил здесь, и он сказал мне, что они напомнили ему какой-то шоколадный торт, который делала его мать. Это был единственный раз, когда я слышал, как он с любовью говорил о своей матери, поэтому я запомнил это особенно. Я положил два трюфеля на тарелку Брайана. Они размером с укус, так что он проглотит их, даже не задумываясь. И я убедился, что «Е» находится в мертвой точке внутри одной из них. Ты вообще ничего не можешь понять. Выношу тарелки и ставлю их на стол. — О боже! — радостно восклицает Брайан. Он кладет один и затем другой в рот, даже не задумываясь. — Если я буду продолжать есть, Рон, я стану таким же большим, как Джон Гудман! — Правильно. Ты растолстеешь! Это будет тот самый день, Брайан. — Это все, что у тебя есть? — спрашивает Брайан. — Если у тебя есть лишние шоколадные трюфели, ты не будешь возражать, если я возьму их домой Джастину? — Это все, что у меня есть. Но я дам тебе название того магазина. Ты сможешь купить немного для ребенка сам. Я знаю, что мальчик-игрушка, должно быть, любит время от времени немного конфет. — Хм, — фыркает он, — ТЫ дал МНЕ конфетку, Рон! Наверное, в глубине души я просто еще один мальчик-игрушка. — Всегда, Брайан. Ты всегда будешь моей игрушкой. Как иначе? Уже стемнело, и у бассейна прохладно. Это идеальная ночь. Я меняю музыку с классической на Марвина Гая. Брайан очень хорошо знает мое музыкальное настроение, поэтому он должен понять, что я себя чувствую нежным и сексуальным. И он тоже начинает чувствовать себя возбужденным. Я могу сказать это по тому, как он крутится в кресле, как будто у него слишком тесные штаны. Но я продолжаю болтать, посвящая Брайана во все подробности последних сплетен. Он ненавидит сплетни о себе, но ему нравится слушать грязь обо всех остальных. В этом отношении, он настоящая королева. Но я жду. Просто жду. Чтобы начался Экстаз. — Ух ты, — вдруг говорит Брайан, — это была действительно хорошая еда, Рон. Приятно, когда ко мне возвращается аппетит. Не могу вспомнить, когда мне так нравилось есть. — Я рад, что ты хорошо проводишь время, Брайан, — говорю я. Я уверен, что он чувствует этот прилив. — Извини, я на минутку. Мне нужно в туалет, — говорит он. Теперь я знаю, что «Е» работает. Он заставляет вас хотеть воспользоваться ванной комнатой наихудшим образом. «Дискотечная свалка» — называл это Брайан. Пока он в ванной, я убираю еду и посуду. Достаю несколько бутылок воды из холодильника, потому что Брайан будет хотеть пить. Очень хотеть пить и будет очень счастливым. Я сам не очень часто принимаю экстази или что-то в этом роде, но я видел, как Брайан принимал его много раз. Достаточно раз, чтобы точно знать, как это на него влияет. Как это делает его счастливым и более доверчивым. Вот почему это такой популярный клубный наркотик — все твои друзья, когда ты на «Е», и это делает Брайана свободным. И возбужденным. Очень возбужденным. На самом деле, именно на это я и рассчитываю. — Блядь, — говорит Брайан, выходя из туалета и вытягивая руки над головой, — это действительно прекрасная ночь, Рон. Посмотри на эти звезды! Обычно из-за смога ничего не видно, но сегодня вечером… — и он улыбается. У Брайана на лице глупая маленькая улыбка. Это один из основных признаков того, что он под кайфом — эта глупая улыбка. И то, как он потеет. Спина его красной шелковой рубашки влажная от пота. А еще повышенный уровень возбудимости. Иногда он возвращался пьяный и под кайфом из какого-нибудь клуба, бара или еще откуда-нибудь, где он был, и хотел трахаться всю ночь. И я выебывал из него все дерьмо, как он того хотел. Поначалу это было здорово, но я не мог за ним угнаться. Я готовил «Олимпийца» к съемкам, и уставал, и у меня был стресс, и мне нужно было быть на студии рано утром и… и именно тогда между нами действительно начались проблемы, я уверен. Потому, что я не хотел трахаться так сильно, как он. Если бы я мог вернуться в прошлое к тем моментам, я бы все изменил. Я бы сделал все, чтобы он был счастлив. Но теперь уже слишком поздно. Ничто из этого уже не имеет значения. — Пойдем гулять! — говорит Брайан, танцуя у бассейна. В аудиосистеме звучит «Давай займемся этим». Это напоминает мне о том, как Джек прыгал по моей квартире в Нью-Йорке, смеясь и опрокидывая вещи. А потом я гнался за ним, ловил, а потом… — Мне хочется танцевать! Давай заберем Джастина и пойдем! Мы можем взять Джимми тоже! Я чертовски возбужден! Давай, Рон! — Джимми сегодня нет дома, — вру я. Я знаю, что он дома с Тесс, — и Джастин останется на ночь с Дианой после записи, помнишь? — Правда? На всю ночь? — Брайан хмурится. — Ты уверен? — Ты сам мне это говорил, Брайан, — говорю я, ожидая, купится ли он на это. Он наклоняет голову, а затем пожимает плечами. — Думаю, все в порядке. Я просто надеялся, что мы сможем куда-нибудь сходить. Мне нужно выпустить пар. Здесь чертовски жарко! И он снимает свою красную шелковую рубашку и бросает ее на стойку бара, оставаясь только в этой белой футболке без рукавов и джинсах. — Тогда пойдем внутрь, там есть кондиционер, — я приглашаю его в дом, — ты хочешь увидеть те видео с места событий, Брайан? Те, что для «Красной реки», которые Фрэнк Уотсон снял для меня во время своей разведывательной поездки? — Конечно, — говорит он, следуя за мной в дверь. Я небрежно протягиваю ему бутылку воды, и он откручивает крышку и засасывает ее моментально. Пот струится по его длинной шее, даже в прохладном доме. Я веду Брайана к своему кабинету, но потом останавливаюсь. — Ой, я совсем забыл. Я смотрел записи наверху. В спальне. Ты не возражаешь? — Почему я должен возражать? — говорит он, ухмыляясь. — Ты ведь не собираешься меня изнасиловать, правда? Меня пробирает дрожь, когда он это говорит. Я знаю, что это говорит «Е» и все это вино, но я все равно съеживаться. Конечно, я не собираюсь его насиловать! Что он думает? Мы собираемся заняться любовью. *** Я включаю телевизор и видеомагнитофон, в то время как Брайан немедленно плюхается на нашу кровать. Его глаза закрыты, и я боюсь, что он сейчас потеряет сознание прямо подо мной. Я не хочу, чтобы он был без сознания, черт возьми! ЕМУ нужно быть в сознании. Полностью в сознании! Я не хочу, чтобы Брайан проспал мой грандиозный финал. Я слегка подталкиваю его локтем. — Знаешь что, Рон? — говорит он, не открывая глаз. — Мне продолжают звонить по поводу этой картины «Александр Великий». Но мысль о долгой, напряженной съемке в каком-нибудь грязном, обжигающем, кишащем насекомыми заграничном месте — я просто не знаю. — О каком персонаже они думают? Только не Александр — ты слишком высокий! Но я улыбаюсь при мысли о Брайане в золотом нагруднике и греческой тунике. Это горячая фантазия. — Да, как будто это имело бы значение для студии. Какого хрена их волнует историческая точность? Если продаются билеты, то им насрать. Брайан качает головой, — нет, персонаж — парень, который умирает в конце, и Александр сходит с ума, — говорит он, наконец приподнимаясь, стаскивает ботинки и бросает их на пол. Брайан ненавидит носить обувь, — это может быть хорошая роль, и я думаю, они считают, что даже педик не испортит ее слишком сильно. На самом деле, это может даже помочь! По крайней мере, я бы выглядел естественно, вожделея любого горячего парня, которого они выберут на роль Александра. Он смеется и выпивает еще немного воды, пока я включаю видео с местами съемок. Затем я включаю его и ложусь на кровать рядом с ним. Мой член так тверд в штанах, что я не могу ясно мыслить. — Господи! Оно выглядит ужасно сухим, Рон. Жарко и сухо, — вздыхает он, щурясь на видео, — я разорюсь, покупая солнцезащитный крем. — Это Вестерн, Брайан. Это в пустыне, помнишь? Я открываю коробку на тумбочке и достаю косяк. Гавайский. Делаю первую затяжку, прежде чем передать ее Брайану. Это сильный наркотик. Брайан долго и сильно затягивается косяком. — Джастин поджарится до чертовой корочки на этом аризонском солнце! Я буду гоняться за ним весь день, натирая ЕГО кремом от загара! — Брайан закатывает глаза. — С другой стороны, это может быть довольно забавно. — Может быть, Джастину стоит остаться дома и заняться учебой, Брайан. В конце концов, он студент, не так ли? — напоминаю я ему, забирая косяк и засовывая его в рот. Дерьмо. Он всегда должен упоминать этого ребенка. — Он берет отпуск в Институте изящных искусств в следующем семестре. И после того, как мы найдем новое жилье, подаст заявление в здешнюю художественную школу. Брайан зевает и снова тянется за бутылкой воды, опрокидывая ее. Его глаза выглядят немного затуманенными. Я думаю, может быть, сочетание «Е» и всего этого вина, а теперь еще и травы поверх было не такой уж хорошей идеей. — Да, точно, — говорю я. Джастин — это последнее, о чем я сейчас хочу говорить, но я также не хочу, чтобы Брайан начал спорить со мной в этот момент. — Что ты думаешь об этом пейзаже? — спрашиваю я, меняя тему и указывая на экран, — поразительно, не правда ли? — Выглядит здорово, Рон, но я уже чувствую, как у меня болит задница от езды на лошади по этим скалам весь день. Брайан выхватывает косяк у меня изо рта и засасывает его так, что мой член подпрыгивает. — Тогда мы возьмем дублера. — Как будто, черт возьми, ты это сделаешь! — он сплевывает. — Если это должен быть Я, то это буду я. Ты сам сказал, что даже на дальних снимках никто не выглядит так, как я. — Это преуменьшение века, Брайан. Он, кажется, не замечает, что моя рука лежит на его ноге. Или, может быть, он замечает и не возражает. Но почему он должен возражать? В глубине души он знает, что мы должны быть вместе. Он признался мне в этом. Он знает, что это Судьба. Он так и сказал. — А как насчет змей? Потому что я не слишком люблю змей, — бормочет Брайан, глядя на экран. — Я не возражаю против змей — определенных видов змей, — шепчу я. Он уже расстегнул верхнюю пуговицу своих джинсов, как обычно, так что не потребуется много времени, чтобы расстегнуть остальные. Конечно, на нем нет никаких трусов. Это всегда облегчает задачу. — О, прекрати, Рон, — говорит он нерешительно. Он уже порядком накурился. Косяк свисает у него из уголка рта, а глаза расфокусированы. — Не будь идиотом, Брайан. Что в этом плохого? Я вытаскиваю этот великолепный член. Это действительно гребаное произведение искусства. Жаль, что Энди Уорхола уже нет в живых. Он мог бы снять эпический фильм только о члене Брайана, час за часом, как он снимал Эмпайр Стейт Билдинг. Или, может быть, после того, как я уйду, они могли бы показать ретроспективу моих видеороликов в бильярдной. Некоторые из величайших выступлений Брайана запечатлены на этих видео. Я рад, что не избавился от них. На самом деле, в этот самый момент они находятся в коробке под кроватью, где они всегда под рукой. Мне нравится держать их рядом, чтобы я мог посмотреть, когда мне захочется. Кассета с «Джеком» тоже там. Я смотрю этот фильм почти каждый вечер. Только я и Джек трахаемся и смеемся, а потом снова трахаемся. Я знаю, что обещал ублюдку-адвокату Брайана, что уничтожу эту запись, но пошел он к черту. Да, пошел он к черту. Единственное видео, которого у меня здесь нет, то, которое я сделал, когда Джастин отсасывал мне. Мэнни Фишман хранит это в конверте в сейфе своего офиса. Оно должно быть передано ребенку после того, как все закончится. Тогда он сможет делать с ней все, что ему заблагорассудится. Он может полететь в Гималаи, взобраться на Эверест и сбросить видео с края, если захочет. У него будет достаточно денег для этого. Я просто надеюсь, что ему понравятся эти деньги. Очевидно, это никогда не заменит Брайана, но я уверен, что ребенок справится с этим. И он может быть счастлив, что у него есть крошечная второстепенная роль в настоящей голливудской легенде. Сколько мальчиков-игрушек могут заявить об этом? Член Брайана в моих руках тверд, как гребаный камень. Многие парни теряют эрекцию, когда они пьяны или на «Е», но не Брайан. У него может встать в любом месте и в любое время. Он всегда готов трахаться. Он трахнул эту женщину — Линдси — прямо здесь, в моем доме. Да, он может возбудиться даже для женщины, если придется. Брайан действительно потрясающий. И я хочу, чтобы он насладился этим последним трахом. Действительно насладился. Насладился последним так же, как он, должно быть, наслаждался первым, который у него когда-либо был. Я как раз вхожу во вкус, засовывая в рот как можно больше его невероятного члена, когда Брайан начинает отталкивать меня. Он опускает руку и пытается оторвать от меня свой член. — Не делай этого, Брайан, — говорю я ему, — позволь мне закончить то, что я начал. — Я сказал, чтобы ты прекратил это, Рон. Господи. Он шарит вокруг, неловко пытаясь засунуть свой девятидюймовый член обратно в штаны. Но он не хочет подчиняться. У этой штуки есть свой собственный разум. ОН говорит ЕМУ, что делать, и всегда говорил. И пока он борется со своим членом, я уже наполовину стягиваю с него джинсы. Затем я снимаю свою собственную рубашку. — Рон, не сейчас. Пожалуйста! Просто прекрати это. — Ты, должно быть, блядь, шутишь, Брайан! — говорю я. — Почему, черт возьми, не сейчас? Боишься, что ребенок узнает и устроит небольшую истерику? Он не твоя гребаная жена, Брайан! Ему не обязательно знать! — Не в этом дело, Рон! Я буду знать! — отвечает он. — Я буду знать. И это самое главное. Потому что я обещал. Это действует на меня, как красная тряпка на быка. — Такие обещания — чушь собачья, Брайан! — говорю я. — А как насчет всех обещаний, которые ты МНЕ дал? А? Обещания, которые ты дал мне в прошлом году? И обещания, которые ты дал еще до того, как узнал этого ребенка! Как насчет ЭТОГО, Джек? Брайан моргает. — Я не Джек! И я никогда не давал тебе никаких обещаний, Рон. Никогда. Даже не близко! — Я все помню по-другому, — говорю я ему, — и это я помню правду! В отличие от некоторых людей, которые помнят только то, ЧТО хотят помнить, и КОГДА хотят помнить! Которые запоминают вещи, которые удобны. — Рон, — вздыхает он. — Все было хорошо, и все кажется нормальным — а потом ты начинаешь все это дерьмо! Стоит ли удивляться, что я не хочу приходить сюда? Ты начинаешь вести себя как параноик и говорить всякую чушь о прошлом и наших отношениях, а потом пытаешься залезть мне в штаны. Это пиздец! — Что? Боишься своего маленького дружка-ебаря? — злобно говорю я. — Ты такой жалкий, Брайан! Будь хоть раз гребаным мужчиной! — О, ты отлично подходишь, чтобы преподать этот урок, Рон. Ты такой зрелый и просвещенный персонаж, — Брайан пытается сесть, но ему трудно держать равновесие. Он под кайфом и пытается притвориться, что это не так, — и это не имеет никакого отношения к Джастину! Это имеет отношение к ТЕБЕ, Рон! — Брайан, наконец, скатывается с кровати и, встав, подтягивает штаны. — Тебе нужно наладить свою жизнь. И я имею в виду, поскорее. — У меня есть своя жизнь, Брайан, — говорю я, — и ты — часть ее. Всегда, — я протягиваю руку и хватаю его за руку, — не отталкивай меня как раз тогда, когда мы начинаем понимать друг друга, Брайан. Потому что у нас с тобой долгая совместная история, и ты не можешь просто замести это под гребаный ковер. Брайан трет глаза. — Рон, я пытаюсь понять, чего ты на самом деле хочешь. Но ты всегда сводишь все к траху… — Ты имеешь в виду, как ТЫ всегда делаешь, Брайан? — напоминаю я. — Разве не в этом все дело? Не так ли? — я сжимаю его руку. — Ты был первым парнем, которого я трахнул, и я был бы счастлив, если бы ты был единственным парнем, которого я трахал за всю свою жизнь. И я думаю, что ты тоже был бы счастлив. Ты что, не веришь в это? Потому что я в это верю. Брайан стоит у кровати в нерешительности. Он все еще дрожит и пытается одной рукой подтянуть джинсы, но все еще не отпускает мою руку. — Рон, разве ты не видишь, что из этого никогда бы ничего не вышло? В конце концов я бы тебе надоел. И мы были бы несчастны. Как какая-нибудь пожилая супружеская пара, которая терпеть не может друг друга. Я хмурюсь. — Почему ты так говоришь? Это неправда! С нами бы такого никогда не случилось! Никогда! — Так и было бы, Рон. Поверь мне. Я был прав, что оставил тебя в Нью-Йорке. Не проси меня объяснить, откуда я это знаю, но я знаю. Но моей другой ошибкой было вернуться и попытаться начать все сначала в прошлом году. Я… Тогда я был неправ. И мне очень жаль. — Тогда это не было ошибкой. И это все еще не так. Ты же знаешь, что это не так, Брайан. Ты можешь ПОЧУВСТВОВАТЬ, что это не так, — говорю я, пристально глядя на него, пытаясь заставить его почувствовать это. И он все еще не отпускает мою руку. Но затем он медленно и осторожно высвобождается из моих рук и отворачивается от кровати. Но потом он резко останавливается. — Что это? Ты слушаешь мои старые диски? — он берет тот, что лежит поверх стопки компакт-дисков, которые у меня рядом с кроватью. — С каких это пор ты слушаешь Смитов? Он слегка улыбается. — Ты оставил их, Брайан. И они заполняют пустоту, — говорю я, — это помогает мне, когда я хочу думать о тебе. Давай, включай. Я выключаю видеомагнитофон и указываю на проигрыватель. Он достает компакт-диск из футляра и вставляет его в проигрыватель. — Где все твои диски Дилана? А Обезьяны? — спрашивает Брайан. А потом он снова растягивается на кровати, рядом со мной. Я улыбаюсь. Я знал, что он не уйдет! Я ТАК И ЗНАЛ! Он не может уйти. И теперь он никогда не оставит меня. — Я приберегаю Обезьян для тех случаев, когда я серьезно пишу и мне нужно сосредоточиться. И Дилан… — я делаю паузу, протягивая ему остатки косяка. Теперь это просто косяк, — я все еще ношу ту футболку, которую ты купил мне на концерте Дилана. — Я бы не купил ее, если бы думал, что ты его не наденешь. Ты воспринимаешь все так, блядь, буквально! Брайан смотрит на потухший косяка между пальцами. — Думаю, мы могли бы взять еще один. У меня еще много чего есть там, откуда это взялось. Но давай подождем и выкурим его потом, — говорю я. А потом я целую его. Сначала он не отвечает, но и не останавливает. Он хочет этого так же сильно, как и я. Я прижимаюсь к нему. Чувствую его член, твердый и совершенный, напрягающийся, чтобы снова освободиться от джинсов. Он обнимает меня одной рукой, и на этот краткий миг я понимаю, что он у меня есть. Он действительно у меня есть. Но потом он останавливается и снова отстраняется от меня. Его глаза больше не кажутся такими затуманенными. Он несколько раз моргает, как будто просыпается после долгого сна. — Я… Я не могу этого сделать, Рон. Я думал, что… что… Но сейчас мне действительно нужно идти. Я серьезно. Я посмотрел видео с места съемок. У меня есть расписание съемок. Мы закончили. Он откатывается от меня и встает, поднося руку к голове, как будто она болит. — В чем дело? Нас ничто не может остановить, Брайан! — отчаянно кричу я. — Брайан! — Ты ошибаешься на этот счет, Рон, — говорит он тихо, — есть кое-что, что может нас остановить. Кое-кто. И теперь я вспомнил — Джастин вернется домой сегодня вечером. Он не останется у Дианы. И мне нужно быть дома, когда он вернется. Вот где я должен быть, Рон, а не здесь с тобой. И так оно и будет всегда. Так что мне нужно идти. Брайан заходит в ванную и закрывает дверь. Дерьмо! Он собирается уйти. Но он не может. Он не может сейчас уйти. Это не так, как должно было произойти. Я встаю с кровати и запираю дверь спальни. Конечно, он может отпереть ее и уйти, но это займет несколько дополнительных секунд. И время сейчас на моей стороне. Я открываю ящик и достаю револьвер. Открываю коробку с патронами и засовываю несколько дополнительных в карман брюк. Затем беру два патрона и пристально смотрю на них. Одна для него и одна для меня. Идеальная симметрия. Теперь все будет идеально. Мне просто нужно уложить Брайана обратно на кровать. И я сделаю это, даже если для этого мне придется пустить в ход пистолет. Брайан выходит из ванной. Его джинсы все еще наполовину расстегнуты. — Что у тебя там, Рон? Я оборачиваюсь. — Это, — говорю я, — тебе нравится? Джерри Бакстер достал его для меня. Это специальный револьвер «Smith & Wesson» 38-го калибра. В нем шесть патронов, — я щелкаю по цилиндру пальцем, — патроны сейчас там, внутри. Но ненадолго. Это мило, не так ли? Я практиковался с ним на заднем дворе. Ты будешь удивлен, насколько хорошо я прицеливаюсь. И ты бы удивился, узнав, какой кайф от этой штуки. Ты бы видел, как он разносит банку на куски. Или то, как он взрывает спелый плод, например дыню. Это довольно впечатляюще. Брайан сглатывает. — Зачем ты связался с пистолетом, Рон? Тебе кто-то угрожал? Потому что если это так, то следует позвонить в полицию. Это может быть один из тех гребаных хастлеров, которые хотят от тебя денег. Ты можешь пострадать. — Никто мне не угрожал, Брайан, — отвечаю я, — и это касается хастлера. Но не одного из этих подонков из Западного Голливуда. Нисколько. Речь идет о другом хастлере. Это касается Джека. Брайан закатывает глаза. Он явно думает, что я блефую. Он скоро все поймет. — Не начинай это дерьмо, Рон. Это устарело. И мне нужно идти. Я подхожу к двери спальни. — Я так не думаю. Ложись на кровать, Джек. Сейчас же. — Тебе действительно нужна помощь, Рон, — говорит он. Сейчас он кажется совершенно трезвым. Это хорошо. Я хочу, чтобы он был совершенно трезв. Я хочу, чтобы он понимал, что происходит. Так же, как я понимаю, что происходит. Он делает движение, чтобы выйти из спальни. Но я стою перед запертой дверью, преграждая ему путь. И у меня есть пистолет. — О, нет, Брайан. Ты никуда не пойдешь. И Джек тоже. — Не играй с этой чертовой штукой, — нервно говорит Брайан, — ты навредишь себе, Рон. Я серьезно. — Я знаю, Брайан. И я планирую это сделать. Только не сейчас, — я указываю револьвером на кровать, — раздевайся и поторопись. Он отступает назад с озадаченным выражением на лице. Он смотрит на кровать, потом снова на меня. — Нет, — говорит он, пытаясь успокоить свой голос, — я не буду этого делать. — Тебе было бы лучше подчиниться, Брайан! Сейчас же. Я, блядь, серьезно говорю! Он не испортит мой идеальный сценарий! Он уже разрушил мое прекрасное обольщение своим упрямством. Я действительно хотел заняться с ним любовью в последний раз. Это был бы идеальный способ. И теперь он разрушает мой финал! Мой идеальный конец! Пошел ОН К ЧЕРТУ! — Ты сделаешь это! — я свирепо смотрю на него. Не хочу злиться, но он заставляет меня злиться! — Потому что я так СКАЗАЛ! — О, и потому что у тебя есть этот фальшивый пистолет, чтобы размахивать им перед моим носом? — говорит Брайан, свирепо глядя на меня. — Ты не умеешь стрелять из пистолета, Рон! И показ мне этого глупого реквизита не заставит меня играть в твою маленькую больную игру. Это какая-то извращенная сцена, в которую ты играешь со своими хастлерами? Разве грубые вещи не должны быть МОЕЙ ролью, а, Рон? В конце концов, я шлюха! Это все потому, что я не позволил тебе трахнуть меня? — Этот пистолет не фальшивый. Ты скоро это поймешь, — говорю я, — раздевайся. Я не собираюсь повторять тебе это снова! Я слышу, как на проигрывателе компакт-дисков заиграла песня. Идеальная песня. «Есть свет, который никогда не гаснет». Это всегда было одним из любимых произведений Брайана. Он слушал ее снова и снова, когда был в депрессии. Теперь я знаю, что сейчас действительно подходящее время. — К черту это, Рон. Я ухожу. Но он просто стоит, ожидая, когда я отойду от двери. Я лезу в левый карман брюк, где у меня лежат лишние патроны. Я обхватываю их левой рукой и вынимаю. — Видишь? У меня есть все эти патроны, Брайан. Они настоящие, — говорю я ему. Я протягиваю руку и открываю ее, показывая ему. Он смотрит вниз, нахмурившись. У него такие длинные и красивые ресницы. А потом, когда он смотрит на меня, он выглядит испуганным. Хорошо. Он должен быть напуган. — Рон, почему ты творишь такие вещи? Зачем ты это делаешь? Почему? Он смотрит на пистолет, а затем на меня. Как будто он уже переживал эту сцену раньше. Как будто ему это уже снилось раньше. Так, как я мечтал об этом, снова и снова. — Потому что другого выхода нет. Я уже говорил тебе об этом. Из-за ТЕБЯ, Брайан. Тебя и Джека. Потому что я люблю тебя — и это единственный способ сделать все идеально. Сделать НАС совершенными! Я сжимаю левой рукой патроны, но моя правая рука крепко сжимает револьвер. Я удостоверяюсь, что предохранитель снят. Затем бросаю пули на пол, и он смотрит, как они рассыпаются по ковру у его ног. Мы стоим так близко друг к другу, что я вижу свое отражение в его прекрасных глазах. Последнее, что он когда-либо увидит — Я. — Все эти патроны! Видишь их? Но мне нужно только два! — Рон, о чем, черт возьми, ты говоришь? — теперь я вижу, что он действительно боится. — Как ты думаешь, что ты делаешь с этой штукой? Рон? Отвечай мне! Теперь его голос дрожит. Джек многого боится. Боль. Темнота. Одиночество. Копы. Этот гребаный ублюдок Стэн. И я не хотел, чтобы Джек боялся меня, никогда, но другого выхода нет. Страх и боль продлятся всего долю секунды. И тогда все будет кончено. — Не бойся. Потому что все будет хорошо. Наконец-то все будет хорошо. Тебе просто придется довериться мне. Я поднимаю револьвер вверх, красиво и высоко, и взвожу курок, целясь прямо в центр его лица. Мертвая точка. Сжимаю пистолет обеими руками, крепко держа его. Мне надоело валять дурака. Сейчас самое время. Прямо сейчас. Единственный способ сделать это. Единственный способ, чтобы все получилось. — Всего две пули, Джек. Одна для тебя. И одна для меня. — Ты сумасшедший, Рон! Нет! — шепчет он, даже когда я нажимаю на спусковой крючок. *** «Умереть рядом с тобой Это такой райский способ умереть… Умереть рядом с тобой, Что ж, удовольствие, привилегия моя. О, есть свет, который никогда не гаснет. Есть свет, который никогда не гаснет. Есть свет, который никогда не гаснет. Есть свет, который никогда не гаснет…» *Стивен Патрик Моррисси — родился 22 мая 1959 г.), Британский рок-музыкант и поэт, основатель и вокалист существовавшей с 1982 по 1987 годы британской инди-рок-группы «The Smiths». После распада «The Smiths» Моррисси начал успешную сольную карьеру: десять его синглов попадали в первую десятку UK Singles Chart, а несколько альбомов занимали первую строчку в этом хит-параде. Музыка Моррисси характеризуется его баритональным голосом и отличительной лирикой с повторяющимися темами эмоциональной изоляции, сексуального влечения, самоуничижения и черного юмора, а также антиправительственных позиций. Марр — участник той же группы. **Камео — эпизодическая роль, как правило используют знакомый образ, популярных людей, приглашенных звезд для одного эпизода в роли самих себя. ***Алфабет-сити (англ. Alphabet City — Алфавитный город) — название нескольких кварталов Нью-Йорка, расположенных в районах Ист-Виллидж и Нижний Ист-Сайд в Нижнем Манхэттене. Алфабет-Сити долгое время пользовался дурной славой как иммигрантский район с дешёвым жильём. Так, в 1980-е годы на улицах Алфавитного города процветала торговля наркотиками и был в целом высок уровень преступности. Однако в 1990-е и 2000-е годы район подвергся процессу облагораживания и более не относится к числу неблагополучных. Здесь открылось множество новых ресторанов, баров и магазинов. ****Джаггернаут (англ. Juggernaut) — термин, который используется для описания проявления слепой непреклонной силы[1]; для указания на кого-то, кто неудержимо идёт напролом, не обращая внимания на любые препятствия[1]. Происходит от санскритского слова Джаганнатха, которое в переводе означает «владыка Вселенной» и является одним из имён Кришны в индуизме.