Квир-теории

Глава сто двадцать первая БЛЕДНО-ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА Краткое содержание: Джастин пытается встать между Брайаном и миром. Лос-Анджелес, декабрь 2002 года. Джастин Часть первая «Думал, ты моя горная вершина. Думал, ты мой острый пик. Думал о тебе, как и обо всем, Что у меня было, и что я потерял. Что у меня было, и что я потерял. Сохрани свои бледно-голубые глаза. Сохрани свои бледно-голубые глаза». *** Я разворачиваю машину и возвращаюсь в дом. — Я думаю, что произошел несчастный случай! — кричу я двум охранникам. Они просто сидят в машине и пьют кофе. — Поедем со мной! Помогите мне! Но один из охранников пожимает плечами. — Позвони в 911. Нас наняли охранять эти ворота. И мы не должны их покидать! Я, блядь, не могу в это поверить! — Но парень, которого вас наняли охранять, только что уехал в джипе! Думаю, у него неприятности! Скорее всего, он разбил свою машину! Неужели вам все равно? Но они только снова пожимают плечами. Я звоню в 911 и говорю женщине, которая отвечает, что, по-моему, произошел несчастный случай. Я даю ей адрес дома Рона и рассказываю о своем телефонном звонке. — Он где-то здесь, в каньоне, но я не знаю, где! — Я предупрежу полицию и скорую помощь. Если вы что-нибудь увидите, пожалуйста, перезвоните и сообщите местоположение как можно точнее. — Спасибо, — говорю я, — я еду искать! Я езжу взад и вперед по главной дороге, смотрю. Еду по дороге вниз и выезжаю из каньона, но ничего не вижу. Все еще идет дождь, и на дороге нет освещения. Разворачиваюсь и снова поднимаюсь наверх, продолжая поиски. Затем я слышу сирену в отдалении. Пытаюсь понять, где это, но оказываюсь в тупике. Разворачиваюсь и снова возвращаюсь. Я больше не слышу сирен, но продолжаю ехать. Продолжаю искать. Наконец, вижу несколько мигающих огней. Полицейский направляет машины прочь. Но я останавливаюсь и опускаю окно. — Я думаю, что мой друг попал в аварию! — говорю я полицейскому. — Это я позвонил в 911! Он позволяет мне проехать. Я вижу джип, лежащий на боку в кювете и совершенно коченею. Паркую машину на обочине и выпрыгиваю, мчась к белому фургону скорой помощи. Полицейский хватает меня: — Пожалуйста, отойдите. — Это джип моего партнера! Я разговаривал с ним по телефону! Услышал грохот и позвонил в 911! Я что-то бормочу, но полицейский меня не слушает. Я промок насквозь, плачу и нахожусь на грани истерики. Полицейский оглядывает меня с ног до головы. Его взгляд смягчается. — Хорошо. Пойдем со мной, — он ведет меня к фургону, — пришлось вытащить его из джипа, понимаешь? Если бы подушка безопасности не сработала, он был бы в гораздо худшем состоянии. Полицейский разговаривает с другим полицейским и медиком скорой помощи. — Можешь подойти. Но только на минутку. Они везут его в Седарс-Синай для обследования. Медик позволяет мне забраться в фургон. — Брайан? Он привязан к носилкам, его шея зафиксирована корсетом. У него рана на голове, а на лице и шее кровь. — Привет, Солнышко. Мог ли я облажаться еще хуже? — Думаю, нет, — говорю я. Он выглядит не так уж плохо, учитывая обстоятельства, — ты действительно идиот! Знаешь это? — Да. Я знаю. Его голос звучит грубо и болезненно. Я хочу обнять его, но не хочу причинить боль. Поэтому вместо этого я нежно касаюсь его щеки. — Тебе больно? — спрашиваю я. — Мой член? — Прекрати! Он закрывает глаза. — Думаю, я не чувствую боли. — Я бы убил тебя, Брайан, но ты и сам уже неплохо справляешься, — говорю я ему, не шутя, — ты напугал меня до смерти! Я следовал за тобой и тоже мог попасть в аварию! — Прости, Солнышко, — говорит он, — я не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я… Блядь! — он пытается пошевелиться, но его удерживают на месте. — Ты весь мокрый. Где твоя куртка? — Я вроде как выбежал без нее, потому что гнался за ТОБОЙ! — парирую я. — Сходи за моей курткой. Она… она в джипе. Если сможешь ее найти. Надень ее. Медик подходит к двери фургона и говорит мне, что я должен выйти. — Вы можете следовать за нами до больницы. Я выхожу из скорой и иду к джипу. Дождь прекратился. Запах бензина и резины висит над всей сценой. Нахожу разбитый мобильник Брайана, валяющийся на дороге. Повсюду битое стекло, но мне нужна его куртка. Кажется, очень важно вернуть ее. Джип лежит на боку, и я вижу внутри куртку. Дверь открыта, и остатки спущенной подушки безопасности торчат наружу, как большой язык. Я осторожно протягиваю руку, достаю куртку, встряхиваю ее пару раз и надеваю. Затем сажусь в машину и следую за фургоном скорой помощи вниз из каньона в больницу в Западный Голливуд. После того, как они провели базовый осмотр Брайана, мне позволили посидеть с ним в кабинке, где они его осматривали. Никаких внешних повреждений, кроме большой раны на голове, нескольких царапин и пары сильных ушибов. Поэтому мы ждем, когда сделают МРТ и еще какие-то тесты. Я придвигаю стул поближе к кровати и держусь за его руку. Они накачали его лекарствами, так что Брайан в полном порядке. Время от времени он зовет: «Джастин?», как будто хочет убедиться, что я действительно все еще здесь. — Я никуда не уйду, хорошо? — успокаиваю его я. До сих пор помню, как я лежал на больничной койке, моля Бога, чтобы Брайан был рядом со мной и держал меня за руку. Пару раз заходит женщина в зеленых брюках и топе, чтобы проверить, как он. Она кивает мне, но почти ничего не говорит. — Мне блядски хочется помочиться, — бормочет Брайан после того, как мы просидели в кабинке больше часа, — со мной все в порядке. Разве они не могут просто позволить тебе отвезти меня домой? — Брайан, мы должны подождать. Ты еще не сдал все анализы. У тебя может быть сотрясение мозга. Или что-нибудь похуже. — На хуй это. Может быть, нам удастся улизнуть, — он двигается, и я вижу, что ему больно, но он не признается в этом, — я хочу быть где угодно, только не в этом чертовом месте! НЕНАВИЖУ больницы! Где мои туфли? А моя рубашка и брюки? На нем одна из тех ужасных рубах, которые тебе дают в больнице. — Брайан, на тебе не было обуви. Ты выбежал из дома босиком. И они срезали с тебя рубашку и брюки, когда привезли в больницу. — Это была рубашка за 170 долларов! И мои брюки от Armani. Я подам в суд на этих ублюдков! — Я так не думаю. Это их работа. Попытаться спасти твою жизнь, хочешь ты этого или нет. Но даже в этом случае ты не можешь уйти отсюда без одежды. Мне придется вернуться в дом и взять что-нибудь. Или я позвоню Диане, чтобы она съездила туда и принесла что-нибудь, хорошо? — Нет! Не звони Диане! Или Тесс! Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был таким, блядь, идиотом! Я мрачно смеюсь. — Слишком поздно для ЭТОГО, Брайан. — Я знаю, — он откидывается на жесткую больничную подушку и закрывает глаза, — Господи. Где ванная комната? Я не шучу насчет необходимости помочиться. В кабинке есть стойка с несколькими пластиковыми чашками и другими вещами, лежащими сверху. Какого черта. Я протягиваю ему одну из чашек, и он мочится в нее. Что теперь с этим делать? Заворачиваю чашку в полотенце и выскальзываю из кабинки в коридор. Никто не обращает на меня внимания. Рядом комната с надписью «туалет», поэтому я вхожу, опорожняю чашку и выбрасываю ее в мусорное ведро и сам навещаю туалет. Смотрю на себя в зеркало, когда мою руки. Блядь, я тоже в полном беспорядке. Последние несколько дней для меня тоже не были прогулкой по парку. Я умываюсь, затем вытираю лицо бумажным полотенцем. Расчесываю волосы пальцами и стараюсь меньше походить на бездомного. Когда я выхожу из туалета, вижу, как Хоуи Шелдон входит в отделение скорой помощи, Уильям идет за ним, а также еще один мужчина, в котором я узнаю одного из адвокатов студии. Дерьмо. Они видят меня и толкают одного из медиков. — Джастин! — Хоуи Шелдон хватает меня за руку. — Что случилось? — Брайан разбил свой гребаный джип! — я отдергиваю руку Шелдона. — Я знаю. Охранник позвонил мне и сказал, что вы вдвоем выскочили из дома, как пара летучих мышей из ада. Поэтому я позвонил одному из своих знакомых в полицию Лос-Анджелеса, и они сообщили мне об этом. — Тогда какого хрена ты спрашиваешь меня, если уже все знаешь? — саркастически говорю я. — Меня интересует, что произошло ДО того, как вы двое ушли из дома? — рявкает на меня Шелдон. — У вас была какая-то ссора? Он был пьян? Под кайфом? — Это не твое гребаное дело! — отвечаю я. Чертов придурок! — О, нет! Это мое дело. Мне нужно знать, чтобы я мог позаботиться об этом. Глаза Хоуи похожи на чертовы лазеры. — Тебя даже не интересует, все ли в порядке с Брайаном? — отвечаю я. Я смотрю на Уильяма. Он выглядит как человек. Я пытаюсь понять, есть ли у него хоть капля сочувствия к нам двоим. Или, по крайней мере, к Брайану. Но Уильям не произносит ни слова. И лицо адвоката ничего не выражает. Я понимаю, что этим людям наплевать на Брайана! Всем, кроме меня. Я единственный, кому не все равно. Я один, стою между Брайаном и этим чертовым миром. — Я полагаю, с Брайаном все в порядке, иначе они бы дали ТЕБЕ успокоительное, — огрызается на меня Шелдон. Я, блядь, хочу выбить этому парню зубы! Ненавижу его до охуения! Ненавижу их всех! Но вместо этого я считаю до десяти. Затем поворачиваюсь, захожу за занавеску и возвращаюсь в кабинку. — Хорошая работа, Солнышко, — хрипит Брайан, стараясь не рассмеяться, — я мог слышать тебя даже отсюда. Полагаю, прибыли морские пехотинцы во главе с генералом Хоуи. Этот чертов адвокат тоже здесь? — Да, — коротко отвечаю я, — весь контингент студии. Брайан вздыхает. — Хоуи — ублюдок, Джастин, но если он сможет вытащить меня отсюда к чертовой матери… — Никто тебя отсюда не вытащит, Брайан! — перебиваю я его. — Ты не уйдешь, пока врачи не скажут, что с тобой все в порядке! Они еще даже не сделали тебе МРТ! У тебя может быть внутреннее кровотечение или что-то в этом роде! — Я сказал, что со мной все в порядке, — настаивает он, — мне снова нужно помочиться. И я хочу пить. Я закатываю глаза. — Господи, Брайан! Но беру еще один маленький пластиковый стаканчик и протягиваю ему, и мы снова делаем туалетный дубль. Вернувшись из туалета, я достаю из шкафа завернутый пластиковый стаканчик и наливаю ему воды. — Брайан, ты, должно быть, обезвожен после всего того дерьма, которое принял. Хочешь, я позову медсестру? — Нет! Не говори этого никому, Джастин, — шепчет он, — я все время думаю, что они придут и возьмут образец мочи для тестирования. Тогда мне придется столкнуться с гребаным обвинением в вождении в состоянии алкогольного опьянения, среди прочего. — Брайан, они уже взяли у тебя кровь. Так что я не думаю, что твоя моча будет иметь такое уж большое значение. — Думаю, нет, — вздыхает Брайан. Я протягиваю руку и поправляю его сердечный амулет, — ну, по крайней мере, они не пытались снять мои дорогие украшения, как это было в Англии. У меня все еще есть браслет из ракушки каури и мое сердце, — говорит он, касаясь моей руки, — я подумываю написать эссэ, в котором сравнил бы удобства британских тюрем и больниц с удобствами Лос-Анджелеса. Как ты думаешь, «Нью-Йоркер» будет заинтересован в его публикации? — ухмыляется он мне. — Просто заткнись и расслабься, ты, сумасшедший засранец, — я сжимаю его руку. Примерно через пятнадцать минут они отвезли Брайана на МРТ, и позволили мне следовать за каталкой, но заставили ждать снаружи, пока будут делать анализы. Я не могу усидеть на месте, поэтому расхаживаю взад-вперед по тесной зоне ожидания. Рыжеволосая женщина сидит там, тоже ожидая, когда ее муж выйдет с МРТ. Она начинает говорить со мной и рассказывает, что у него был инсульт. — Ему всего сорок один год, — говорит она, на ее лице маска беспокойства. — Мне очень жаль, — отзываюсь я. В больнице у каждого своя трагедия, свое горе, с которым приходится иметь дело. — Спасибо, — отвечает она, — что случилось с вашим другом? Я шмыгаю носом, стараясь не заплакать. — Попал в аварю. — О, это ужасно. Вы тоже были в машине? — Нет, — говорю я, шмыгая носом. Она — первый человек, который проявил хоть малейшее беспокойство. Я думаю, что мы объединяемся в нашем страхе, — я ехал следом на другой машине. Шел дождь и… было темно. Я не добавляю, что Брайан был под кайфом и совершенно обезумел. — Я уверена, что с ним все будет в порядке, дорогой, — говорит женщина, похлопывая меня по руке. — Спасибо, — отвечаю я. Я сажусь на один из пластиковых стульев. Моя одежда промокла, я измучен, и чертовски напуган, я… Мне просто хочется кричать. Как будто я на пределе своих возможностей. Я хочу позвонить Диане, но вспоминаю, что сегодня рано утром у нее важная репетиция для шоу, а сейчас уже утро понедельника. Я не могу продолжать звонить ей и ждать, что она придет и поможет мне, когда все в очередной раз пойдет наперекосяк в моей жизни. Диана и Тесс. Они всегда рядом, убирают вещи, вытирают мои гребаные слезы. Мне нужно сделать это самому! Мне нужно! Но я так устал… Наконец они вывезли Брайана с МРТ. Я прощаюсь с женщиной и желаю ей удачи, а затем следую за Брайаном обратно в отделение скорой помощи. Слава богу, ни Хоуи Шелдона, ни Уильяма, ни адвоката не видно. — Могу я теперь уйти отсюда и пойти домой? — Брайан зыркает на мужчину-санитара. — Или вы собираетесь отправить меня в другую чертову камеру пыток? — Вы только и делаете, что жалуетесь, вы это знаете? — безмятежно отвечает служащий. Парень поднимает на меня голову. — С ним всегда так много хлопот? — Да, — говорю я, в то время как Брайан одновременно говорит «Нет!». Парень закатывает глаза и выходит, снова оставляя нас одних. — Что сказал доктор про МРТ? — Ничего. Они никогда ничего не говорят, — Брайан немного приподнимается, — ты можешь поднять эту чертову штуку немного выше? — я нахожу рычаг и приподнимаю край кровати, чтобы он мог сесть, — можно подумать, что в больнице могло быть что-то более удобное. Как люди могут поправляться, когда им так чертовски неудобно? — Может быть, это стимул для пациентов скорее поправиться и вернуться домой. — Господи! — восклицает Брайан. — Это все, о чем я тебя прошу, пойти домой! Наконец входит женщина в белом халате и проводит полный осмотр. Она смотрит ему в глаза с фонариком, проверяет его жизненные показатели, задает несколько вопросов, тычет в него, подталкивает его, а затем собирается уходить. — Ну и что? Теперь я могу идти? — с надеждой спрашивает Брайан. — Не знаю, — говорит женщина, улыбаясь, — я всего лишь студент-медик. Но спасибо, что позволили мне взглянуть на вас, мистер Кинни. Как вы думаете, можно мне взять автограф? Брайан просто смотрит на нее, пока она, наконец, не выходит из кабинки, и он говорит ей вслед: — Блядь! Теперь они посылают студентов практиковаться на мне! — он поворачивается ко мне с мольбой в глазах. — Джастин, пожалуйста, вытащи меня отсюда к чертовой матери! Я подхожу к столу и спрашиваю медсестру, сколько еще времени это займет, но она говорит мне, что мы просто должны подождать. Поэтому я возвращаюсь в кабинку и сажусь на край кровати. — Я думаю, хороший знак, что они не торопят тебя в операционную или что-то в этом роде. Скорее всего, это означает, что ты, вероятно, будешь жить. Брайан фыркает. — К тому времени, как они удостоверятся, я буду мертв как камень! Боже мой, ненавижу больницы! — Ты очень ясно дал это понять, — говорю я, — знаешь, я тоже не в восторге от них. — Мне очень жаль, Джастин. Я не хотел сказать, что ты счастлив быть здесь больше, чем я. Это просто… то, что я приехал в машине скорой помощи, торчу здесь посреди ночи, этот гребаный запах — это слишком похоже… как в ту ночь, когда тебя привезли в реанимацию, или как все те ночи, когда я сидел в этом гребаном коридоре, ожидая… что что-то случится. Сначала, что ты очнешься. Затем, чтобы ты проспал всю ночь без криков. Это… слишком… — Брайан сглатывает и печально смотрит на меня. Я думаю о том, как он сидел там. О том, что он, должно быть, чувствовал. Как он, должно быть, действительно любил меня, даже тогда. И что вообще не знал, как это показать. — Ты тоже можешь прилечь со мной и немного отдохнуть. Ты выглядишь так же плохо, как и я, — Брайан немного отодвигается, и я забираюсь рядом с ним на узкую кровать. — Большое, блядь, спасибо! — шепчу я. — Интересно, чья это вина? Закидываю ноги на кровать и ложусь на подушку рядом с Брайаном. Затем нежно целую его, избегая синяка на щеке. — Ты ведь понимаешь, что у тебя не было причин волноваться там, в бильярдной, правда? Брайан отводит взгляд. — Нет, были, Джастин, — отвечает он, — потому что я забылся. Я был так неуправляем, так обдолбан, что не мог вспомнить, что нужно сделать то, что я никогда не должен забывать делать. То, в чем я всегда был очень осторожен с тобой, Джастин. Так что этому нет оправдания. Когда-то давным-давно я говорил тебе, чтобы ты никому не позволял трахать себя без презерватива. И я не исключение — никогда! — И я уже говорил тебе, Брайан, что это не так уж важно. Брайан качает головой. — Это всегда важно, особенно когда я так обдолбан, что не знаю, что делаю. — Брайан, тебя проверяли после… после того, что случилось в Лондоне. И с тех пор ты был только со мной… и еще с одним человеком, — говорю я. — Разве что в ту ночь, когда ты исчез…? Он качает головой. — Нет, я только купил немного наркотиков. Вот и все. Я не трахался. Просто ездил. Но это все равно не оправдание. И это не значит, что я в безопасности. Ни в коем случае, черт возьми. — А наркотики? — спрашиваю я. — Я знаю, что сегодня утром ты выпил немного в синагоге. И знаю, что принял что-то позже. Как ты себя чувствуешь? Ты… плохо себя чувствуешь? В смысле, чувствует ли он, что дурь еще не выветрилась? Чувствует ли он ломку, которая приходит, когда дурь начинает покидать ваш организм? — Нет, — говорит он, — в «скорой» мне дали что-то от боли. Я пытался сказать им, чтобы они не беспокоились, но… — он смеется, но это нервный, болезненный смех. — Тебе больно, Брайан? Где? — Везде. Нигде. Это не имеет значения, — затем он наклоняется к моему уху, — Джастин, моя куртка, которая висит на спинке стула в углу кабинки. Остальная часть наркотика во внутреннем кармане. — Черт, Брайан! — Я только что это вспомнил. Избавься от него. Не хочу больше видеть это дерьмо. Пожалуйста. Я встаю с кровати и нащупываю куртку, стеклянный флакон в ней и вытаскиваю его. Он почти пуст. Я содрогаюсь, думая о такой же маленькой стеклянной бутылочке в Лондоне. Заворачиваю флакон в бумажное полотенце из рулона на стойке и кладу его в карман. — Я сейчас вернусь. Иду по коридору, оглядываясь по сторонам. Выхожу через переднюю дверь отделения скорой помощи и вижу большой мусорный контейнер, придвинутый к стене здания. Я подхожу и бросаю пузырек в мусорный контейнер. Затем возвращаюсь внутрь так беспечно, как только могу. Брайан все еще лежит, совсем один, в кабинке. — Он исчез, — говорю я, — нет проблем. Он смотрит на меня, когда я снова забираюсь на кровать рядом с ним и нежно обнимаю его. — Твои глаза… они такие голубые. Совсем как небо, — вздыхает он, — я чертовски опасен для себя и опасен для тебя. Ты ведь понимаешь это, не так ли, Джастин? — Именно поэтому я тебе и нужен, Брайан. Особенно сейчас. Закрываю глаза и ненадолго задремываю. Когда я снова открываю их, Хоуи Шелдон смотрит на меня. Он стоит в кабинке с Уильямом, адвокатом, доктором и детективом Паррой. — Я вернулся в дом и принес тебе кое-какую одежду, Брайан, — говорит Хоуи, протягивая пластиковый пакет, — и пару туфель. Надень их. Он не улыбается. Никто из них не улыбается. Я слезаю с края кровати. — Что теперь будет? — Хоуи Шелдон смотрит на детектива. — Джастин, пожалуйста, выйди. — Нет! — говорю я. — Не выйду! Я хочу знать, что происходит! — Уильям, пожалуйста, проводи мистера Тейлора в приемную, — говорит Хоуи. Брайан садится. — Я хочу, чтобы он остался! — он держит меня за руку. — То, чего ты хочешь, Брайан, в данный момент не имеет значения, — говорит Хоуи ледяным голосом. Детектив Парра смотрит на меня так, словно предупреждает. Теперь я действительно чертовски напуган. — Уильям? — повторяет Хоуи. Парень Хоуи Шелдона берет меня за руку и решительно выводит из кабинки в приемную. Там полно женщин, сидящих со своими измученными детьми. Одинокие люди, их лица напряжены. Мимо проходит служащий в зеленом халате, держа в руках чашку кофе и что-то напевая. В углу телевизор, настроенный на Си-эн-эн. Я смотрю на часы на стене и вижу, что уже почти пять утра, и я понятия не имею, куда ушло время. Уильям толкает меня на стул, а затем садится рядом со мной, как будто я собираюсь вырваться и убежать. Я свирепо смотрю на него. Уильям хорош собой в каком-то выцветшем смысле. Брайан сказал мне, что он был начинающим актером, пока его не подобрал Хоуи Шелдон. Теперь он всего лишь жалкий придаток своего парня. Потому что Хоуи спит с половиной «талантов» мужского пола на студии Terra Nova. Он печально известен тем, что использует диван для кастинга в качестве своей личной службы знакомств. Брайан сказал мне, что Рон был в бешенстве из-за этого, и никогда не оставлял Брайана наедине с Хоуи Шелдоном, Рон так боялся, что Хоуи трахнет Брайана. — И что? — спрашиваю я, уже почти зная ответ. Брайан пренебрежительно фыркнул бы: «Хоуи думает, что он намного лучше, чем есть на самом деле», — вот и все, что он сказал бы. И я не просил больше никакой информации на эту тему. — Что там происходит? — спрашиваю я Уильяма. — Они собираются арестовать Брайана? Уильям хмурится. — Почему ты так думаешь? — Может быть, потому, что полицейский, который устроил Брайану третью степень допроса в доме Рона, оказался там с твоим двуличным любовником. Ой, я имею в виду твоего двуличного СОСЕДА ПО КОМНАТЕ! И этого целующего задницу адвоката из студии! — Они не собираются арестовывать его, ты, жалкий маленький твинк, — говорит Уильям, свирепо глядя на меня, — так что просто заткнись. Они там следят за тем, чтобы его НЕ арестовали. Что является чудом, так как он, очевидно, расхерачил свою машину, когда был пьян, или под кайфом, или что-то еще. Ему повезло, что он не убил себя или какого-нибудь невинного свидетеля. Что он и сделает, если ему не помогут, и как можно скорее! — У тебя чертовски много наглости обзывать МЕНЯ! — плюнул я в ответ. — Ты жалкая королева! — Просто сиди и молчи, — нервно говорит Уильям. Некоторые люди смотрят на нас. Пара педиков, сучащихся друг на друга, всегда развлекает в Отделении скорой помощи медицинского центра Сидарс-Синай в пять утра. Лучше, чем смотреть Си-эн-эн. Примерно через полчаса я вижу, как детектив Парра выходит из зоны осмотра и уходит через парадную дверь скорой помощи, а через несколько минут выходят Хоуи и адвокат. Мы с Уильямом встаем. — Брайан одевается, и доктор подписывает документы о выписке, — говорит Хоуи, — как только все будет готово, ты сможешь отвезти его домой. — С Брайаном все в порядке? Действительно? — с надеждой спрашиваю я. Хоуи кивает. — Настолько хорошо, насколько может быть в порядке любой, кого пришлось вытаскивать из разбитого джипа. Если бы он не был так накачан наркотиками и спиртным, я уверен, что он был бы в ловушке, или мертв, — говорит Хоуи, сердито сжимая губы, — в доме есть еще какое-нибудь дерьмо? Выпивка, наркотики, вообще что-нибудь? — Нет, — говорю я, — я избавился от всего. По крайней мере, я на это надеюсь. — Лучше бы ты это сделал, — Хоуи бросает взгляд на адвоката и кивает. Затем он снова поворачивается ко мне. — Отвези его прямо домой и не спускай с него глаз. Мои люди из службы безопасности были предупреждены. Я не хочу, чтобы он покидал дом! Я серьезно. Не раньше, чем я скажу, что все в порядке. — Завтра вечером мы уезжаем в Питтсбург, — говорю я. Сейчас утро понедельника, — в Канун Рождества. Хоуи кивает. — Хорошо, но я не хочу, чтобы он даже ступал на передний двор до тех пор! Охрана получила приказ НЕ выпускать его. Ты это понял? Я киваю в ответ. — Понял, — но я все еще смотрю на Хоуи. На всех них. Хоуи Шелдон вздыхает. — Послушай, я просто пытаюсь обезопасить его. Ты ведь понимаешь это, не так ли, малыш? — Хоуи делает паузу. — У меня здесь чертовы инвестиции. В Брайане И его карьере. И… и Рон был моим другом. Я думаю, да, какой замечательный друг! Но голос Хоуи немного смягчается. — Я облажался с Роном — ужасно. Но я пообещал себе, и памяти Рона, что не позволю тому же случиться с Брайаном. И я имею в виду именно это. Но ты должен сотрудничать, малыш. Я сглатываю. Я до охуения ненавижу Хоуи Шелдона, но и не хочу, чтобы то же самое случилось с Брайаном. — Думаю, мы с тобой на одной волне, — отвечаю я, поднимая голову. Хоуи протягивает мне руку, но я ее не беру. Я не заключаю никаких гребаных сделок с этими людьми, но особенно с Хоуи Шелдоном. Я делаю это только ради Брайана. Потому что это значит быть партнером. Заботится друг о друге. Как Брайан будет заботиться обо мне, если я попаду в беду. Как он присматривал за мной в больнице. Как он спас меня. укрывал от кошмаров в своих объятиях. И теперь я должен доказать всем, что могу так же заботиться о Брайане. — Хорошо. Хорошо, — говорит Хоуи, неловко опуская свою не пожатую руку. Затем он, Уильям и адвокат уходят. И я возвращаюсь в смотровую к Брайану, пока мы ждем, когда его выпишут, чтобы наконец отправиться домой. Часть вторая Краткое содержание: Брайан получает сюрприз на Рождество. Лос-Анджелес, декабрь 2002 года. «Если бы я мог сделать мир Таким же чистым и странным, как я его вижу, Я бы поместил тебя в зеркало, да, Я поставил бы перед собой. Я поставил бы перед собой. Сохрани свои бледно-голубые глаза. Сохрани свои бледно-голубые глаза.» «Бледно-голубые глаза» Лу Рид *** Я везу Брайана обратно в дом на «PT Cruiser». Охранники открывают нам ворота, и мы дома. Или чем бы ни был этот дом. Дом Рона, теперь дом Брайана. Домой, по крайней мере, на эти несколько дней. Ставлю машину на старое место джипа. Брайан выходит очень, очень медленно. Я вижу, что ему больно, но он никогда в этом не признается. Доктор дал Брайану несколько обезболивающих таблеток — Перкоцет, но Брайан передал их мне, чтобы я выдавал их ему только тогда, когда он действительно в них нуждается. — Блядь, это второй джип, который я разбил, — вздыхает он, — это сыграет адскую роль в моих страховых тарифах! — Брайан, первый джип не был твоей виной! — Нет, это твой гребаный отец виноват! — морщится он, делая несколько неуверенных шагов. — Господи, мой отец часто читал мне лекции о том, чтобы быть осторожным, чтобы не втянуть какую-нибудь девушку в неприятности, потому что тогда ее отец может прийти за мной и попытаться убить меня. Я и не подозревал, что у меня будет такая же проблема с отцами белокурых геев, которые тоже захотят меня убить! Я наклоняю голову в его сторону. — К счастью, ты не втянул меня в неприятности, иначе наверняка была бы свадьба с дробовиком, — я одариваю его улыбкой, — кроме того, ты разбил второй джип без всякой помощи извне. — Я ничего не мог с собой поделать. Шел чертов дождь! — он стонет, когда мы входим в дом. — Теперь ты знаешь, почему я всегда просил Майки отвезти меня домой. Я заставляю Брайана подняться наверх и сразу лечь в постель. Должно быть, у него очень сильная боль, потому что на этот раз он не делает из-за этого никакого шума. Помогаю ему раздеться. Помимо удара по лбу, у него несколько уродливых синяков на теле, где он получил удар подушкой безопасности. В остальном он, кажется, в порядке. — Все могло быть гораздо хуже, ты ведь понимаешь это? — Понимаю. Ты все время это повторяешь. Могло быть и хуже! Ну и что? Я гребаный идиот, — уныло говорит он. Мне действительно жаль его, потому что он выглядит таким подавленным. Я сажусь рядом с ним на кровать и глажу его по руке. Там тоже большой синяк. — Больно? — Не особо, — врет он. — Хочешь принять обезболивающее? — спрашиваю я. — Да, хочу, — немедленно отвечает он, — но на самом деле мне это пока не нужно. Хотеть этого и нуждаться в этом — две большие разницы, понимаешь? — и он слегка улыбается. — Да, я кое-что об этом знаю, — говорю я. Пора вставать с кровати. Мне нужно позвонить Диане и Тесс, а также маме и подтвердить, что мы обязательно приедем на Рождество. Я знаю, что она захочет встретить нас в аэропорту, но Брайан говорит, что проще взять такси. — Джастин, — говорит он, — не уходи. — Хорошо, — говорю я и ложусь рядом с ним. Я устал, и мне приятно прижиматься к Брайану. Он обнимает меня и притягивает ближе. Я могу позвонить в любое время. Спешить особенно некуда, поскольку мы «под домашним арестом» до завтрашнего отъезда в Питтсбург. Брайан обычно не обнимается, если только не чувствует себя по-настоящему неуверенно. Ему становится лучше. Он всегда чувствовал себя довольно свободно, обнимая Майки, и теперь он гораздо меньше стесняется обнимать меня или просто обниматься спонтанно. Брайан такой забавный. У него нет проблем трахаться или делать невероятно интимные вещи с совершенно незнакомыми людьми, но с людьми, которых он знает и даже любит, его первый инстинкт — отступить. Думаю, он боится отказа. Я никогда не встречался с отцом Брайана, но думаю, что он не был таким уж доброжелательным парнем. Мать Брайана определенно не из тех, кто любит тепло и ласку! Поэтому неудивительно, что ему трудно просто спокойно обнимать кого-то. Но со мной ему не нужно притворяться. Я хочу, чтобы он это понял. Ему не нужно бояться быть отвергнутым, потому что этого никогда не произойдет. Хорошо, что я могу читать настроение Брайана и язык его тела так же легко, как и свои, потому что, когда дело доходит до выражения того, чего он хочет и в чем нуждается, Брайан подобен кирпичной стене. Я никогда не могу быть абсолютно уверен в том, о чем он думает, но уверен, что читаю его лучше, чем кто-либо другой. Возможно, когда-то Майкл мог делать это лучше, но не сейчас. Это печально — быть в отношениях с кем-то, кто так замкнут. Иногда мне просто хочется кричать об этом. Наверное, с кем-то другим было бы проще, кого было бы легко читать и кто все время давал бы вам знать, что происходит, но это не Брайан. Не думаю, что так когда-нибудь будет с Брайаном. А еще мне было бы скучно с кем-то, кто был бы слишком легким. Меня избаловали. Как кто-то другой может быть интересным после того, как у тебя был Брайан? Даже сравнивать не собираюсь. Странно, что Брайану комфортно прикасаться ко мне, когда речь идет о сексе, но гораздо труднее, когда речь идет об эмоциях. И сегодня дело именно в этом — в эмоциях. Ему нужно, чтобы кто-то был рядом с ним. Нет, вычеркните это — ему нужно, чтобы Я был рядом с ним. Но на каком-то уровне он все еще боится, что я скажу «нет». Поэтому я, конечно, не говорю «нет», а просто прижимаюсь к нему, стараясь не задеть его синяки. Слышу, как он вздыхает. Это приятно. Когда я лег с ним в постель в реанимации, я просто заснул. Я просыпаюсь немного позже и чувствую, как Брайан слегка дрожит. — Брайан? Тебе холодно? Хочешь, я принесу еще одно одеяло? — Нет, — говорит он, — я в порядке. Но я вижу, что что-то не так. — Ты уверен? — Я… да, — говорит он, — думаю, мне лучше поспать, — говорит он, слегка шмыгая носом. Я встаю с кровати и потягиваюсь. Мне тоже нужно поспать, но у меня много дел, прежде чем мы вылетим в Питтсбург завтра вечером. *** Поскольку Брайан не должен выходить из дома, а я не собираюсь оставлять его одного, Диана и Энджи с Армани приходят на ужин. Они, конечно, приносят еду. Энджи также приносит мне оберточную бумагу. У меня не было много времени на рождественские покупки, но я смог купить кое-что для мамы, Молли, Деб и Эммета. И для Брайана тоже. Это данность. У Рона в доме не было ничего даже отдаленно похожего на оберточную бумагу, поэтому я попросил Энджи принести мне немного. — Вот, держи, дорогой, полный обед на вынос из «Silk» и самая красивая рождественская бумага, которую я смогла найти! Энджи ставит еду на кухонный стол и пихает мне большую хозяйственную сумку. Сумка полна красной и зеленой бумаги, похожей на парчу. — Энджи, эта бумага великолепна! Не знаю как благодарить вас, ребята! — А еще я привезла подарки для тебя и Брайди, — говорит Диана. — Знаешь, Диана, в этом не было необходимости. Ты уже и так много сделала. Конечно, у меня есть подарки для нее, а также для Энджи и Армани, которые тоже ждут оберточной бумаги! — Ничего особенного, — настаивает Диана, — просто пара забавных вещей. И НЕ открывать, пока вы не вернетесь в Питтсбург! Рождественские подарки должны быть открыты под красивой большой рождественской елкой, а не в этом мрачном долбаном Доме Дисфункции! Я пожимаю плечами. — У Брайана никогда не было рождественской елки в лофте, так что, думаю, это означает, что мы откроем их в квартире моей мамы. — Ты пнешь задницу Брайди и заставишь его КУПИТЬ рождественскую елку. И заставь его украсить ее! Его не убьет участие в нескольких обычных человеческих ритуалах, особенно теперь, когда ты живешь с ним, — Диана улыбается и обнимает меня, — ты понимаешь, что именно поэтому ты ему подходишь? Брайди нужно быть рядом с кем-то, кто не боится проявить немного человеческих эмоций, кто не стесняется восхищаться из-за долбаной рождественской елки, или дурацкого фильма, или чего-то в этом роде. Это покажет ему, что для него тоже нормально делать такие вещи. Что нет ничего слабого или глупого в небольшой честной сентиментальности. — Забавно, — говорю я Диане, доставая тарелки, — я думал об этом только сегодня утром, когда мы вернулись из больницы. Как он боится показать свои чувства. — Бедный Брайан, — говорит Энджи, забирая у меня тарелки и ставя их на кухонный стол, — он действительно весь в синяках? — Немного, но могло быть намного хуже, — говорю я, и это правда. — Вот дерьмо! — говорит Диана. Ужин на вынос состоит из пары различных причудливых макарон и салатов, а на десерт — шоколадный торт. Поскольку Брайан все еще спит, я отложил ему порцию, чтобы он поел позже. — Я сказала Марио, метрдотелю в «Silk», чтобы он дал нам специальное предложение. Должна сказать, выглядит довольно неплохо. Диана пробует пасту. Армани вскакивает, умоляя. — У тебя есть свой собственный ужин, ты, маленькое чудовище. Так что позволь мне съесть свой! — Эта собака слишком избалованная, — комментирует Энджи. — Я знаю, — отвечает она, — но ведь он мой вдовий ребенок, не так ли, Армани? — Диана дает ему равиоли с козьим сыром. Энджи с отвращением качает головой. — Тесс предложила прийти сегодня вечером, чтобы составить нам компанию, но я сказал ей, что вы придете, — говорю я, — Тесс уже и так много сделала. Все вы так много сделали. — Ты того стоишь, дорогой, — говорит Диана, — разве ты не знаешь, что я люблю тебя до безумия, Джастин? И я люблю Брайди тоже, когда он не ведет себя как самый большой придурок в мире! — Нет, — говорю я, — Брайан всего лишь ВТОРОЙ по величине придурок в мире. Звание самого большого придурка из всех зарезервировано за Джимми Харди! — Это точно, — говорит Диана, — вчера на приеме Джимми вышел из-под контроля. Я думала, что Тесс задаст ему трепку прямо здесь и сейчас! Вероятно, ей следовало бы это сделать и избавить себя от больших проблем в будущем. — Может быть, Тесс действительно любит его, — говорю я, — или, может быть, она слишком много вложила в свой брак, чтобы оставить его сейчас, — я откусываю кусочек пасты, — но Джимми звонил сюда сегодня пять раз, хотел поговорить с Брайаном. Я говорил ему одно и то же каждый раз, что с Брайаном все в порядке и он отдыхает. В последний раз я сказал ему, чтобы он больше нас не беспокоил. Я думал, он сейчас заплачет! Джимми и Тесс через пару дней уезжают на Гавайи в отпуск, а потом он едет в Торонто, чтобы начать новую картину. Джимми вел себя так, будто ему ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО поговорить с Брайаном, иначе он придет сюда и выломает дверь! Мне кажется, он сходит с ума. — Джимми Харди делает королевам драмы дурную славу, — говорит Диана. — Мне жаль Тесс! Потом Джимми притворился, что не помнит ни одной глупости, которую сказал мне, когда был пьян, — добавляю я, — он всегда утверждает, что никогда не помнит, но я думаю, что он помнит много! — Что он тебе говорил, милый? — с любопытством спрашивает Энджи. — Ерунда, — коротко отвечаю я, — я бы предпочел не повторять этого. Энджи поднимает брови. — Так плохо, да? Я просто делаю гримасу, в то время как Диана закатывает глаза. После еды Энджи убирает со стола, а Диана достает ножницы, скотч и оберточную бумагу. Я поднимаюсь наверх за подарками. За одно проверяю, как там Брайан, он все еще спит, думаю, Перкоцет вырубил его, так что это хорошо. Проверяю кое-что еще. Достаю свой чемодан, готовясь собрать вещи для поездки в Питтсбург, и еще раз проверяю, что две вещи в безопасности в моей сумке — это завернутая в старую футболку видеокассета «Джек» и письмо, которое Рон написал Брайану, запечатанное в конверт. Когда я привезу их в Питтсбург, может быть, тогда смогу решить, что, черт возьми, делать с ними обоими. А это видео со мной и Роном? Я предполагаю, что оно у копов в той коробке с пленками, которую они нашли под кроватью Рона. Если мне повезет, они просто запечатают эту коробку, и она окажется где-нибудь на складе вместе со всеми другими вещами Рона. Я скрещиваю пальцы и молюсь, чтобы она никогда больше не увидела дневного света. На кухне Диана, Энджи и я заворачиваем подарки, пока Армани играет с обрезками бумаги и лентой. Я даже отлучаюсь в гостиную, чтобы завернуть их подарки, а затем передаю им. — Вы их не откроете до Рождествва, надеюсь! — говорю я. — Ты такой милый! — говорит Диана. Это духи для них обоих. Брайан сам выбрал их, поскольку я не отличаю один парфюм от другого. Он говорит, что, когда сомневаешься, дари женщинам духи, украшения или цветы. Это настоящие «девчачьи» подарки. Для Армани у меня есть ошейник с фальшивыми бриллиантами. Девочки уходят около девяти. У Дианы завтра утром еще одна ранняя репетиция. А я заканчиваю наши сборы в Питтсбург. Слава Богу, теперь все действительно налаживается. Конечно, я подумал об этом и после Пут-Ин-Бэй. И после нашей поездки по Англии. И после лондонской премьеры «Олимпийца». Может быть, для нас с Брайаном все никогда полностью не уляжется, но я всегда могу надеяться. Я поднимаюсь наверх, чтобы принять долгий горячий душ. Удивляюсь, когда Брайан появляется рядом и начинает намыливать меня. — Эта вода приятна на ощупь, — комментирует он, — у меня все чертовски болит. — Я могу придумать что-нибудь, что бы ты почувствовал себя лучше, — отвечаю я, поглаживая его член вверх и вниз мыльной рукой. — О, да, — стонет он, — да. Ты так чертовски хорош в этом. — Пока не кончай, — предупреждаю я. Быстро выскакиваю из душа и достаю презерватив и смазку из набора Брайана. Затем запрыгиваю обратно. — Ты не слишком устал, чтобы справиться с этой приятной работой, не так ли, старина? — Постараюсь изо всех сил, — говорит он со злой улыбкой на лице. Я надеваю на него презерватив и смазываю его по всей длине. Давление воды в этом доме не очень хорошее, и я боюсь, что горячая вода закончится еще до того, как мы кончим. Но время Брайаном, как обычно, выбрано умело. Он поставил меня в нужное положение еще до того, как я это осознал. Должно быть, в прошлой жизни он был тюленем или пингвином, потому что любит трахаться, пока он мокрый. Я прижимаюсь к кафельной стене и отталкиваюсь, чтобы встретить каждый удар его члена. В первый раз он трахнул меня в душе в лофте, в то самое первое утро после того, как мы проснулись. Каждый раз, когда мы занимаемся любовью в душе, я вспоминаю то первое утро. То ощущение, быть просто рядом с Брайаном. Быть трахнутым Брайаном. Мы с самого начала не могли оторвать друг от друга рук! Сколько раз мы трахались с тех пор? Я даже не могу сосчитать, но одно знаю точно — Брайан никогда никого не трахал так много раз, как он трахал меня. Никого! Ни Рон, ни кто-либо другой. Даже близко нет. И я знаю, что он не устал от меня. И я, конечно же, не устал от него. Нет, мы только начали понимать, что делаем, когда трахаемся. Я думаю, что Брайан учится так же, как и я. Потому что в том, как он трахается, есть новая эмоция. Я вижу это по его лицу. Это не просто механика, как было раньше с трахами, которых мы вместе снимали. Он трахал их с удовольствием, очевидно, но всегда была часть Брайана, которая, казалось, отсутствовала в тот момент. Но она не отсутствовала со мной. Это не «просто» трах — это действительно занятие любовью. Я знаю, что это так. Вода начинает остывать, и Брайан выходит из меня. — Мы еще не закончили! — возражаю я. — А я не собираюсь становиться кубиком льда! — говорит он, оборачивая полотенце вокруг себя и еще одно вокруг меня. Он заталкивает меня в спальню, улыбаясь, как сумасшедший, хватая еще один презерватив и тюбик смазки по пути. Толкает меня на кровать и разворачивает резинку. — По крайней мере, мой член еще теплый! — смеется он, падая на меня сверху. Он обнимает меня и наклоняется, чтобы прикусить мою шею. И медленно входит. Его мокрые волосы падают на лицо, как в ту первую ночь, когда он облил себя бутылкой воды. Стоя посреди лофта, я почти кончил в свои джинсы, просто взглянув на него. Я не мог поверить, что впервые прикоснусь к мужчине. Этому мужчине. Этому идеальному мужчине. И это было еще более невероятно, чем я когда-либо себе представлял. Но я был так чертовски наивен, что думал, когда Брайан кончил и сказал: «Я люблю тебя», что он имел в виду именно это. Я так чертовски наивен, что все еще верю, что он имел в виду именно это, тогда. Но теперь Брайан тоже в это верит. Потому что действительно любит меня. У меня нет ни малейшего сомнения на этот счет. Он перекатывает меня на себя, не разрывая нашу связь. — Откинься назад, — говорит он, держа меня за руки, чтобы я не упал. Он держит меня крепко, пока его член погружается в меня под другим углом, — помнишь брыкающегося бронко у реки в Сассексе? — Как я мог забыть! — отвечаю я. — Но с тех пор я беру уроки верховой езды! — Я помню, — говорит он, улыбаясь. Затем он наклоняется и облизывает мой член, твердый как камень и направленный прямо на него, — может, мне отсосать тебе, пока ты прыгаешь на моем члене, а? — О Боже! — выстанываю я. — Пока нет, — говорит он, отрывая рот от моего напряженного члена, — я хочу, чтобы это длилось долго. Брайан толкает меня назад на кровать, моя голова почти свисает с края. Теперь он снова на мне. И Брайан смотрит мне в глаза, смотрит прямо в меня. В мою душу. Вот на что это похоже. И я тоже могу заглянуть в его душу. Это та интенсивная связь, которая возникает между нами, когда мы занимаемся любовью. Та эмоциональная сила, которая не существует нигде, кроме как здесь, в наших телах, в наших сердцах. Она не существует вне нас самих. Всё остальное, все остальные больше не имеют значения. Иногда мне снятся те другие жизни, которые мы прожили вместе. Эти Альтернативные Потоки. Брайан всегда смеется надо мной, когда я рассказываю ему об этих снах. Но я знаю, что это не просто воображение художника. Это истинные проблески нашего другого «я». Я верю, что это так. Что наша связь существует во времени, в Прошлом и в Будущем тоже. Это знание помогает мне понять, где я должен быть, даже когда это трудно. Даже когда с Брайаном трудно, а это случается очень часто. Он начинает делать более сильные толчки и задыхаться, что означает, что он готов кончить. В этот момент я притягиваю его к себе, чтобы поцеловать. Наши губы соединяются, и я чувствую, как эта дрожь, эта волна проходит через его тело, а затем через мое. Я чувствую, как он глубоко вздрагивает. И я сам содрогаюсь от его интенсивности. — Я действительно люблю тебя, — шепчет он, — действительно люблю. — Я знаю, — говорю я, — ты думал, у меня были какие-то сомнения? — Не разговаривай, — приказывает он, — пожалуйста, не говори ничего. И я не говорю. Брайан нежно гладит меня своими длинными пальцами, в основном по лицу. Прикасаясь ко мне, а затем целуя то место, к которому он прикасался снова и снова. Мой лоб. Каждое веко. Щеки. Горло. И мои губы. Всегда мои губы. — Брайан, что ты делаешь? — улыбаюсь я. — Ш-ш-ш. Помнишь? — говорит он, его голос подобен тени. — Никаких извинений. И никаких сожалений. Затем Брайан натягивает на нас одеяло, и мы позволяем усталости взять верх. *** Телефон на кухне звонит как раз в тот момент, когда я кладу хлеб в тостер. Это один из охранников у ворот. Я смотрю на часы. Брайан все еще в постели, и я хочу, чтобы он оставался там, пока не придет время собираться в аэропорт. — Доставка из студии, — говорит он, — для мистера Кинни. Лично. Я хмурюсь: — Доставка чего? — Вам придется посмотреть это самому, мистер Тейлор. Должен ли я впустить его? — Я не знаю… — колеблюсь я, — мистер Кинни все еще спит. — Вы же знаете, что сегодня сочельник, — говорит охранник, — я думаю, что это подарок от студии. Так что вы могли бы разбудить его. Я бы хотел проснуться, если бы это было для меня! Теперь мне очень любопытно. — Хорошо. Впусти его. Мы выйдем как можно скорее. Я поднимаюсь наверх. Не могу себе представить, какой подарок студия преподносит Брайану, особенно когда он был таким в последнее время проблемным ребенком. Может быть, это предложение мира от Хоуи Шелдона. Или что-то, что говорит о том, что студия Terra Nova ценит все отличные отзывы и номинации на премию. «Олимпийец» получил их в основном из-за Брайана, на мой взгляд. Хотя ему не нравится признавать это, помимо номинации на «Золотой глобус», Брайан получил признание в куче списков на конец года от различных организаций кинокритиков, в том числе в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Бостоне. Джимми и Рон также попали во множество списков, что дало студии надежду на множество номинаций на премию «Оскар». Джимми уже освободил место на своей полке для своего второго Оскара за лучшую мужскую роль. — Брайан, здесь кто-то из студии, — говорю я, подталкивая его локтем. — Скажи им, чтобы отвалили, — ворчит он, — Господи, у меня такое чувство, будто меня переехал грузовик! — Нет, Брайан, тебя не сбили. Ты ведь только свой джип подсчитал, помнишь? Он прячет лицо в подушку: — Не напоминай мне! Я тыкаю его пальцем. — По крайней мере, надень штаны и посмотри, что тебе прислала студия. Охранник говорит, что это рождественский подарок. Брайан поднимает голову. — Рождественский подарок? Я так не думаю. Эти дешевые ублюдки никогда никому ничего не дают просто так! — Ну, для тебя, наверное, сделали исключение. Брайан выбирается из постели и натягивает джинсы и спортивную рубашку. Мы оба спускаемся вниз, и я открываю кухонную дверь. Там стоит крупный краснолицый мужчина. — Привет, мистер Кинни? Помните меня? Гэри? Водитель студийной машины? Я привез вашего «Мустанга» в прошлом году. Сразу после Дня Святого Валентина? — О, да, — смущенно отвечает Брайан, — «Мустанг». — Я сожалею о том, что случилось с мистером Розенблюмом. Это, конечно, была настоящая трагедия, — говорит водитель Гэри, но не очень сожалеет. На самом деле, он звучит совершенно жизнерадостно, — у меня контракт на доставку вам в канун Рождества, и вот я здесь. За это уже заплатили… ну, я думаю, мистер Розенблюм все равно хотел бы, чтобы он был у вас, так что… — Гэри поворачивается и указывает на машину, стоящую на подъездной дорожке. Потрясающе выглядящая машина. Гладкий серебристый спортивный автомобиль с откидным верхом. Похож на пулю. Охранники покинули свой пост и подошли к дому только для того, чтобы поглазеть на него. — Что это, черт возьми? — спрашивает Брайан, уставившись на него. — Ваш рождественский подарок, мистер Кинни! — отвечает Гэри. — Мистер Розенблюм заказал его пару месяцев назад, чтобы быть доставленным вам сегодня. Это «Jaguar XKR», совершенно новый. И это сплошная сладкая поездка! 390 лошадиных сил, двигатель V8, поставляется полностью укомплектованным. И этот малыш действительно может двигаться, позвольте мне сказать вам! Вы будешь получать исключительное удовольствие от этой машины! Я провел его через все этапы тестирования, и все находится в идеальном рабочем состоянии и готово к тому, чтобы вы сели в него и наслаждались! Гэри протягивает Брайану ключи. Еще один человек стоит сбоку, рядом с новым «Лексусом». — Джуниор отвезет меня обратно на стоянку. Если только вы не хотите, чтобы я остался, пока вы будете ездить на нем на тест-драйве? — Гм, нет, — говорит Брайан. Он смотрит на машину, потом на ключи в своей руке. — Ты уверен, что это правильно? Рон… заказал эту машину… для меня? — Хотите посмотреть документы? — спрашивает Гэри. Он достает конверт из плотной бумаги. — Я просто дам вам всю эту чертовщину прямо здесь. Купчая и регистрация тоже там. Все в порядке и на ваше имя. Счастливого Рождества! Гэри садится в «Лексус» вместе с Джуниором, и они уезжают, помахав нам рукой. Мы с Брайаном смотрим им вслед. Охранники возвращаются по подъездной дорожке, чтобы открыть ворота. — Что ты собираешься с ним делать, Брайан? Машина выглядит быстрой и опасной. Я думаю о джипе, лежащем на боку в каньоне, и дрожу. — Черт, если б я знал, — говорит он. Его лицо похоже на маску, пока он продолжает смотреть на машину. Он протягивает мне конверт из манильской бумаги. А потом и ключи. — Ты хочешь его? — Нет! — решительно говорю я. Я не хочу иметь к этому никакого отношения. — Я люблю свой Круизер. Брайан качает головой. — Я не могу водить эту штуку, Джастин! Я вернул «Мустанг», потому что… потому что не хотел чувствовать, что Рон… каким-то образом покупает меня! Как будто модные подарки могли бы улучшить наши отношения, — он касается блестящего крыла этой большой серебряной пули, — о чем, черт возьми, думал Рон? — Может быть, Рон забыл, что заказал его? — предполагаю я. Но я знаю, что Рон никогда не забывал то, что важно. — Может быть. Я сомневаюсь в этом, но я не знаю. Просто не знаю, — Брайан качает головой, — я лучше уберу его. В большом гараже Рона есть место для пяти машин: «Ягуар» Рона, «Мерседес», «Мустанг» Брайана, джип и мой «PT Cruiser». Теперь джипа нет. Я припарковал машину на старом месте после того, как мы вернулись из больницы, поэтому Брайан поставил новый кабриолет на свободное место. Пока он загоняет машину, я открываю конверт и смотрю на записи Гэри. Рон заказал машину в октябре, после того как Брайан съехал. В этом нет никакого смысла. Если только он не думал, что эта машина вернет Брайана? Но Рон должен был знать, что Брайана никогда не завоюешь машиной или каким-либо подарком. Может быть, он просто хотел, чтобы она все равно была у Брайана. Может быть, он действительно верил, что теперь они будут вместе — так или иначе. Я думаю о письме Рона, упакованном в мой чемодан, и качаю головой. Брайан выходит из нового «Ягуара» и подходит ко мне. Я показываю ему документы. Он также смотрит на купчую. — Господи Иисусе, — выдыхает он. Он показывает мне 125 000 долларов. Рон заплатил наличными, — о чем, черт возьми, он думал? О чем? — повторяет Брайан. — Я не знаю, Брайан. Кто может сказать, что было у Рона на уме? Но одно я знаю точно, я думаю… старый добрый Рон все еще может трахать мозг Брайана даже из Великого Запределья. Брайан нажимает кнопку, чтобы закрыть гараж, и мы возвращаемся внутрь, чтобы закончить сборы в Питтсбург. Часть третья Краткое содержание: У Брайана есть сюрприз для Джастина в канун Рождества. Лос-Анджелес, Канун Рождества, 2002. Мы доедаем остатки еды, которую Диана и Энджи принесли вчера. На самом деле, я съедаю большую часть. Брайан все еще не ест, а ему нужно немного поесть. Он всегда был худым, но за последние пару недель еще больше похудел, и я знаю, что это может сказаться на его здоровье. На Рождество я планирую каждый день приглашать Брайана к маме или в закусочную, наполняя его мясным рулетом, лимонными брусочками, индейкой, рождественским печеньем, ну вы понимаете картину. Я хочу видеть как Брайан объевшись ковыляет обратно в лофт каждую ночь, и я серьезно! Я убираю посуду и выбрасываю остатки еды, так как нас, вероятно, не будет по крайней мере две недели. Затем поднимаюсь наверх. Брайан упаковывает свой чемодан, и я смотрю, как он складывает несколько футболок и кладет их в свою сумку от Луи Виттона. — Брайан, ты берешь только один чемодан? Это странно. Брайан берет два чемодана только для того, чтобы ненадолго уехать на выходные. Я сам беру два, но мне нужна была дополнительная сумка для рождественских подарков. — Не думаю, что мне понадобится больше, — коротко говорит он. — А ты не возьмешь один из костюмов? Никогда не знаешь, пойдешь ли ты куда-нибудь поужинать с Марти Райдером, — я делаю паузу, — или, может быть, ты даже мог бы пригласить меня в какое-нибудь эксклюзивное место на романтический тет-а-тет, а? Брайан улыбается. — Это был откровенный намек, — но потом он отворачивается, — если мне понадобится, я просто куплю что-нибудь новое. Меня, блядь, тошнит от всей этой одежды. — Но ты не надевал и половины из них! Когда мы с Дианой принесли сюда нашу одежду из квартиры я понял, сколько у Брайана вещей, которые он купил, а потом, кажется, о них забыл. Диана называет это Шоппинг-терапией Брайана. — Я знаю, — говорит он, кладя в сумку пару поношенных старых джинсов. Затем складывает два бруска сандалового мыла, шампунь, кондиционер, мусс для волос и кучу других средств для ухода. — Брайан, в лофте есть все твои любимые вещи. Тебе не нужно привозить еще больше мыла или шампуня, — говорю я ему. — Я знаю, — отвечает он, — это просто… на всякий случай. Мы несем три упакованных чемодана на кухню. Брайан немного прихрамывает, но настаивает на своем и несет самую тяжелую сумку. Я позволяю ему, но две другие беру сам — никаких споров! Кажется, немного рановато собираться в аэропорт — наш рейс вечером, но Брайан, кажется, нервничает. Он, вероятно, просто беспокоится о том, чтобы вернуться домой и столкнуться со всем этим праздничным дерьмом. Праздники, и особенно Рождество, не лучшее время для Брайана. Видимо, они были лишними и особо травмирующими, когда он был ребенком, с религиозными навязчивыми идеями его матери и запоями его отца. Неудивительно, что Брайан съеживается, когда слышит «Маленький барабанщик». — Нам нужно поговорить кое о чем важном, — говорит Брайан, — иди сюда и присядь на минутку. Он ведет меня в гостиную, и мы садимся на диван под тем местом, где Брайан разбил зеркало. То, как он держит меня за руку, заставляет меня немного нервничать. Внезапно мне становится страшно смотреть ему в глаза. — Джастин, посмотри на меня, — говорит Брайан, — пожалуйста. И я смотрю. Смотрю на него. Он выглядит усталым. Печальным. Уязвимым. Его темно-зеленые с золотом глаза окаймлены покрасневшими веками, а лицо бледное. Он похож на создание ночи, явленное в свете дня — прекрасный, но оскорбленный, темный ангел, упавший на Землю. Уверен, что если я смогу вернуть его домой, избавить его от всех плохих воспоминаний, сплетен, полицейских, репортеров и фотографов, подальше от студии и Джимми, просто ПОДАЛЬШЕ, тогда у него будет шанс выздороветь. У нас может быть шанс. Просто жить. Просто быть самими собой. И никто не помешает. Никто не встанет между нами. Я знаю, что смогу это сделать. У нас действительно есть шанс начать все сначала. Построить свою жизнь. Вместе. Есть что-то, что мне всегда нравилось в демонической личности Брайана. В его опасности. В том, что никогда не можешь быть уверен, что он собирается делать дальше. Это была одна из вещей, которая привлекла меня к нему в ту первую ночь, и это до сих пор не перестает меня возбуждать. Когда я в первый раз пошел с ним домой, я не знал, что он со мной сделает. Я надеялся, что он трахнет меня, но реально не знал, что еще он может сделать. Он, казалось, был способен на все — поцеловать меня, убить, связать, выкинуть из окна, влюбиться в меня — все, что угодно. И я до сих пор не знаю, что он будет делать дальше. В этом весь кайф Брайана Кинни. В каком-то смысле я не хочу это терять. Это часть того, что делает Брайана самим собой. Но это также и пугает. Потому что я не хочу, чтобы он навредил себе. Не хочу, чтобы он покончил с собой. Зашел так далеко, что в один прекрасный день он навредит себе окончательно — или навредит мне. Но я думаю, что уже знаю, что это такое, что я уже был поврежден окончательно, и Брайан тоже. Нас обоих искалечили, но по-разному. Я хочу, чтобы он был в безопасности. Я так хочу, чтобы он был в безопасности, жил и знал, что он действительно ценен. Потому что он еще этого не знает. Но я могу показать ему, что он ценен. Не только для меня, но и для него самого. Я знаю, что смогу. — Джастин, последняя неделя была такой… очень странной, — начинает он, — более чем странной — это был блядский кошмар! И ты был такой замечательный, такой поддерживающей… Я просто должен сказать тебе, что не смог бы пройти через это без тебя. — Брайан, ты не должен мне этого говорить! Это были МЫ, а не Я. Мы вдвоем, вместе, прошли через это! — говорю я. — Пожалуйста, не перебивайте. Потому что это и так достаточно сложно, — говорит Брайан. — Что сложно? — спрашиваю я, чувствуя холод в животе. — Что ты имеешь в виду? — После инцидента с пистолетом Рона, а затем его смерти и всего дерьма, связанного с этим, мой невероятно умный ход в разрушении джипа… ну, мне пришлось долго смотреть на себя. Я имею в виду, по-настоящему посмотреть на себя. И то, что я увидел — это человек, которого я слишком хорошо знал, но не хотел признавать. Та сторона меня, которую я никогда не хотел признавать. Настоящий пиздец. Кто-то, кто… кто вызывал у меня отвращение. От которого меня тошнило до чертиков! Я вспомнил все, что ты мне говорил на лодке. О том, как я был эгоистичен и думал только о своем члене. О том, что я не обращал на тебя внимания и не слушал, что ты говорил. Как я заставил тебя почувствовать, что ты не имеешь значения. И я знал, что многое из этого было правдой. Ты был прав, Джастин. Этим человеком я был и остаюсь. Тот, кто думает своим членом. Тот, кто скажет что угодно, сделает что угодно, трахнет кого угодно, просто к черту все это — и к черту последствия! Блядь, что это сделает со мной в долгосрочной перспективе? Или что это сделает с тобой, Джастин? Для тебя? — Брайан, я был зол, когда сказал это! — настаиваю я. — Я не это имел в виду… Но он останавливает меня. — Нет, Джастин. Ты действительно имел в виду это. Я знаю. И я знаю, что это правда. И я согласен. Ты не должен мириться с таким поведением с моей стороны. Не должен, Джастин. Ты слишком хороший человек, чтобы терпеть мое дерьмо. Ты слишком важен, чтобы всегда искать оправдание моим неудачам. Чтобы оправдаться перед своей матерью, или перед Деб, или перед Дианой, или Тесс, или перед всем гребаным миром — или даже перед собой — почему ты со мной. Почему ты все еще терпишь меня. — Я терплю тебя, потому что люблю! Ты же знаешь это, Брайан! — говорю я ему. И я не шучу! — Я знаю, что любишь, Джастин. Но проблема здесь не в тебе. Я… — Брайан делает паузу и сглатывает, — я также делал, позволял Рону творить со мной вещи, которые я, черт возьми, не могу понять. И я должен понять их, Джастин. Должен понять, почему я делал эти вещи, и почему до сих пор их делаю. Такие жалкие, бездумные вещи. Потому что мое поведение вышло из-под контроля. Я знаю, что это так. Я уже слишком много раз был на грани, чтобы когда-либо захотеть признаться в этом. Если я буду продолжать в том же духе, я… Мне будет больно, как и Рону. Я знаю, что это так. Я и сейчас причиняю себе боль. Но Рон ранил не только себя. Рон причинял боль другим людям, и просто не видел этого. Я не имею в виду, что он причинил мне боль — я уже не важен — но хорошие люди, такие как его мать и сестры. Как бедняжка Айви… так много людей. Для Рона уже слишком поздно исправляться. Слишком поздно, чтобы восполнить ущерб, который он нанес. И слишком поздно, в любом случае, выяснять, что мы с Роном делали вдвоем. Не думаю, что когда-нибудь полностью пойму это. Но это особенно ужасно, потому что я знаю, что Рон причинил ТЕБЕ боль, Джастин. И я позволил этому случиться. Я, блядь, позволил ему! И такое чувство, что я сам сделал это с тобой. Это самое худшее из всего. Я такой же, как и он. Как и он сам. — Это неправда, Брайан! Ты совсем не похож на Рона, и никогда не будешь! Ты совсем другой человек. — Я знаю, Джастин, но… но я чувствую, что полностью теряю себя. Всегда, делая что-то, на самом деле я думал, что это был не я. Я имею в виду себя настоящего, я чувствовал, что был где-то глубоко внутри. Я, которого больше никто не мог видеть. Но никогда не мог заставить вести себя по-другому. Этот образ «Брайана, ебаного Кинни»! И в последнее время я видел, как делаю все те вещи, которые чертовски ненавижу! Особенно с тобой. Например, трахать тебя без презерватива. Ты преуменьшаешь это, но это симптом, Джастин. Симптом того, что я не управляем. Я чувствую, что не было бы ничего страшного, если бы я убил себя в джипе той ночью… Но я не могу перестать думать, как ты мог легко оказаться там со мной. И что я мог убить и тебя тоже. Потому что я больше не могу ясно мыслить. Просто не могу. — Тогда мы поработаем над изменениями, Брайан! — говорю я, хватая его за руку. — Вместе. Мы можем это сделать! Я знаю, что мы может! Мы вернемся в Питтсбург на каникулы, и все будет хорошо. Все будет хорошо. Я знаю, что так и будет! — Нет, Джастин. Ты не можешь мне доверять. И я совсем не могу доверять себе! Что, если бы Гас был в джипе, когда я его расхреначил? Или Линдси? Или Майкл? Но главное, если бы это был ты, Джастин? Сидел рядом со мной? Тебя бы увозили в машине скорой помощи — опять! Я уже причинил тебе столько боли. Так, блядь, много. И я имею в виду не только то, когда ты получил… получил битой по голове. Я имею в виду то, что я сделал с тобой год назад, с Роном. Оставил тебя одного. Убежал, как чертов трус! Причинил тебе боль. Что я до сих пор и делаю! Продолжаю делать это с тобой каждый гребаный день. Господи, Джастин! Я не могу заботиться о тебе больше. Я даже не могу позаботиться о себе! Я на это не способен. Когда ты был в больнице, а я все отрицал, Майкл обвинил меня в том, что я разваливаюсь на части, черт возьми. Что ж, теперь так и есть. И я не могу заставить себя снова встать на ноги. Но он ошибается! Он так ошибается! — Нет, ты можешь. Я помогу тебе! Тебе не нужно думать, что ты должен заботиться обо мне. Я сам могу о себе позаботиться. Мы позаботимся друг о друге, Брайан, — я наклоняюсь поцеловать его. А потом улыбаюсь, — знаешь, ты на самом деле не такой уж плохой парень. Ты прекрасный. Плохой и прекрасный. И я люблю тебя таким, — говорю я, пытаясь показать ему, что я не волнуюсь. Брайан отворачивается от меня. Его голос кажется далеким. — Я имею в виду не только то, как я выгляжу снаружи, Джастин. То, как я веду себя на публике. Глупые, блядь, вещи, которые я делаю. Внутри у меня тоже полный бардак. И это ужасно. Это истинный я. Как человек с красивым фасадом, но наверху, запертый на чердаке, спрятан отвратительный портрет, который говорит правду. И лучше, чтобы ты не видел этой правды. Чтобы никто не видел. — Брайан, пожалуйста, не говори так. Пожалуйста, не надо! Ты не в беспорядке. У тебя есть некоторые проблемы, но мы можем над ними поработать. И теперь я снова боюсь. По-настоящему. Он смеется надо мной. Это странный ухмыляющийся смех, который кажется таким ненавидящим себя, что я чувствую озноб. — Джастин, я должен тебе сказать. Все думают, что я впал в ту последнюю пьянку, что я обдолбался и разбили машину из-за Рона. Из-за… из-за того, что он сделал с собой. И, возможно, отчасти так и было. Но только отчасти. Мы с тобой оба знаем, что на самом деле это было из-за тебя. — Ты имеешь в виду из-за презерватива? Брайан, я уже говорил тебе об этом… — Нет, Джастин, дело не только в этом. Я убегал от стольких вещей в своей жизни. От прошлого. От правды. Но особенно от тебя. Я не смог справиться с некоторыми вещами, которые, как я знаю, мне нужно сделать. Вещи, о которых другие люди предупреждали меня в течение некоторого времени. Смерть Рона поставила все это в тупик. Но я не хотел сталкиваться с реальностью… Он замолкает, на его лице появляется страдание. — О чем ты говоришь, Брайан? Скажи мне! — я задерживаю дыхание, опасаясь худшего. Но в этот момент мы слышим, как по подъездной дорожке подъезжает машина. — Это, должно быть, лимузин, — говорит Брайан, внезапно вставая, — ты все собрал? — Да. Все на кухне. Я тоже встаю и снова начинаю дышать. Я рад, что покидаю этот дом. Тень Рона и всего, что произошло, висит над этим местом, как саван. Я с удовольствием уеду в Питтсбург. Это будет гребаное облегчение! Там мы с Брайаном можем свободно разговаривать. В лофте, я знаю, мы сможем все исправить. Мы можем принять несколько решений о нашей жизни. Мы можем начать все заново с Нового года. Мы можем встретиться с реальностью вместе. Брайан обнимает меня за плечи, когда мы идем на кухню. Он открывает дверь, и входит один из постоянных водителей студии, Рамон, горячий парень из Чикаго. Он улыбается Брайану и кивает мне. Брайан показывает на два моих чемодана, и Рамон поднимает их. Я беру свою куртку и сумку, и мы следуем за Рамоном туда, где лимузин работает на холостом ходу. Брайан берет меня за руку и крепко сжимает. В Лос-Анджелесе прохладная ночь, но в Питтсбурге будет холодно и снежно. Я вздрагиваю, и Брайан замечает это. Он берет мою куртку и надевает ее на меня, застегивая молнию. Он так странно на меня смотрит. — Где твоя куртка, Брайан? — спрашиваю я… — Я заберу свои вещи через минуту, — говорит он. Рамон загружает мои чемоданы в багажник и открывает для меня заднюю дверь. Брайан помогает мне забраться внутрь, а затем передает мне мою ручную кладь. Рамон садится за руль, и я слышу щелчок. Брайан наклоняется и целует меня. — Счастливого пути, Солнышко, — мягко говорит он. Затем он отступает и захлопывает дверцу лимузина. — Брайан! Какого хрена ты делаешь? — я хватаюсь за ручку двери, но она заперта. Рамон оборачивается и смотрит на меня. Он запер дверь с водительского места. — Твой билет у Рамона, Джастин. Естественно, первый класс на Транс-Коне. Я знаю, как ты любишь первый класс, — говорит он без всякой иронии. Затем он обходит машину и закрывает багажник лимузина. — Брайан! — Прости, Солнышко, — говорит он, пятясь от машины, — но это лучший подарок, который я могу тебе сделать. Счастливого Рождества. — Брайан! — снова плачу я. — Послушай меня! Если ты, блядь, думаешь, что я уеду из Лос-Анджелеса без тебя, тогда… Но он поворачивается и идет обратно к дому. — Брайан! — я кричу за толстым стеклом окна. Рамон заводит лимузин. Я стучу в окно кулаками. — Брайан! Не делай этого! Не сбрасывай меня со скалы! ПОЖАЛУЙСТА! Ты обещал, что не сделаешь этого! Никогда больше! Ты ОБЕЩАЛ! Брайан! БРАЙАН! Но уже слишком поздно. Лимузин уже на полпути по длинной подъездной дорожке. Охранники открывают ворота. Затем лимузин сворачивает на каньон-роуд. Счастливого гребаного Рождества! В голове Брайана я уже исчез! Я сорвался с обрыва! Но я никогда не достигну дна. Никогда! Никогда! Никогда… *** Брайан Я долго сижу у бассейна в темноте после того, как лимузин Рамона уезжает. Лимузин с Джастином в нем. Опустошаю бутылку водки, которую начал раньше днем, пока Джастин заканчивал упаковывать вещи, а затем начинаю бутылку Джим Бима. Я ждал до его отъезда, потому что знал, что Джастин учует. Водка дешевая и безвкусная, но у нее также есть преимущество в отсутствии характерного запаха. Джастин думал, что избавился от всей выпивки, но я знаю тайники в этом доме, о которых он и мечтать не мог. У Рона был свой тайник внизу, за тренажерами. Я нашел его довольно легко — то, что от него осталось. Бурбон и бутылка безымянной водки. А еще был мой собственный запас наркотиков. Последнее место, где Джастин ожидал, что я что-то спрячу — комната Рона. Я знал, что Джастин никогда не будет искать там. Знал, что он никогда не вообразит, что я войду в эту комнату и спрячу что-нибудь под матрасом этой кровати. Но он недооценивает меня. Да, Джастин действительно верит, что я могу вести себя прилично, и это всегда будет сбивать его с толку. Джастин увез мой Перкоцет с собой в чемодане, но у меня есть другие способы облегчить боль. Я уже нюхнул из последней заначки, поэтому закуриваю еще косяк. Мне нужно выкурить все, что у меня есть. Мне нужно выпить все бутылки в этом доме. Все вместе. Я уже на полпути. И у меня еще много времени. Уйма времени… Я слышу, как снаружи подъезжает машина. На минуту мне кажется, что это Джастин. Что он вернулся. За мной. Но это всего лишь фантазия. Это не реальность. Я отказался от всего, кроме суровой, уродливой реальности. Кухонная дверь не заперта. Я слышу, как она открывается. Шаги. Я ждал его, но он пришел раньше. Думаю, это неизбежно. Больше никаких попыток избежать этой реальности. Он знает, где я. Где еще мне быть? Дверь открывается. — Брайан? — Что? — Что ты делаешь? — спрашивает он. — Тебе еще не достаточно? Я смеюсь. — Ты же знаешь, что никогда не бывает достаточно. — О, я думаю, что бывает, по крайней мере, сейчас. — На хуй все, — я сжимаю бутылку бурбона. Это последнее, что у меня осталось. Я пьян. Ну и что? Он подходит и встает рядом со мной, глядя вниз и хмурясь. — Брай, ты готов? — Твое лицо так и застынет, Джимми, — говорю я, — и где тогда будет твоя гребаная карьера? — На свалке вместе с твоей, — он наклоняется и целует меня в губы, — Джасти ушел? — Настолько, насколько это возможно, — отвечаю я, уставившись на бутылку. — Ты хотя бы пытался объяснить ему это, Брай? Я имею в виду реальное объяснение? Я качаю головой. Я не даю объяснений. Никаких извинений, никаких оправданий, никаких сожалений, верно? — Какой в этом смысл? — Нет, ты не объяснишь, — печально говорит Джимми, — только не ты. Но нужно ли было так поступать? Было ли это действительно необходимо? — Да, — говорю я, делая последнюю, глубокую затяжку косяком, — никогда еще не было такой необходимости. И никогда больше не спускаться к подножию гребаного утеса. Джимми тянет меня за руку. Я чувствую, что мои руки и ноги больше не связаны с телом. — Брось, Брай. Пришло время пойти со мной. — Но я еще не закончил со своей гребаной бутылкой! — жалуюсь я. Джимми забирает у меня Бим. — Ты закончил, Брай, — говорит он, поднимая меня на ноги, — да, ты определенно закончил. Я смотрю на землю. — Ты ведь понимаешь, что это к лучшему, правда, Брай? Ты это понимаешь? Я киваю. К лучшему, черт возьми. И я позволяю Джимми увести меня.