Soprano

Зимние каникулы пролетели мимо, они не остудили сердце Феликса, полное любви к своему парню, уже студенту. Он сам поцеловал Джехёна после одной из встреч в кружке и получил руки на талии, крепко сжимающие, укусы на шее, дрожь в собственных коленях от взгляда напротив в пустом классе. Глаза по-детски загорались, когда он видел его возле ворот школы. Парень встречал его ямочками на щеках, объятиями, рюкзаком, полным чипсов и газировки, шëпотом в самое ухо о том, как он соскучился. Голос его был тихий, когда они были за пределами квартиры Джехёна, тогда как Ликсу хотелось всем видом показать, что они принадлежат друг другу и это не просто встреча хёна и его младшего брата. Рука тянулась к чужой, дотрагивалась и отпускала, когда Джехён не реагировал на прикосновения. – Прости, мне немного неловко, так много людей вокруг. Феликс понимал, он считал это милым, что парень просто стеснялся. Вбивал тело Ликса в матрас, когда они приходили домой, но смущался поцеловать в щëчку на улице. Такой контраст только умилял, ему нравилось, что Джехён такой только с ним, никто, больше никто не знал его таким, каким он был с Феликсом. Феликс особенный. Джехён выбрал его. Он принадлежит Джехёну и пищит только от одной мысли об этом. – Ты задолбал, мы же собирались сегодня к тебе, зачем мы в школу пришли? Весенний вечер, шумный двор, школьники, выходящие из здания. Группа парней стояла около ворот, Чанбин пинал камни и ворчал на Джехёна, кто-то, прислонившись к забору, смотрел что-то в телефоне, остальные здоровались и разговаривали с учениками, ведь сами совсем недавно выпустились из этого места. – Я пришёл за своим мальчиком, – негромко, как и всегда, но подбежавший Феликс услышал, он привык слушать Джехёна словно тихие звуки леса. Слова еле доносятся до ушей, но греют душу не слабее огня в камине в зимний вечер. Он привык сидеть в кругу хёнов в чужом доме. Это могла быть не съëмная квартира Джехёна, а его одноклассника или знакомого, Феликс ходил на все пьянки, потому что Джехён разрешал. Разрешал выпить всю бутылку соджу за раз, когда друзья брали на слабо. Разрешал раздеваться, когда они играли в карты. Давал своё согласие и смотрел, как один из одноклассников, покрутив бутылочку, целовал его мальчика, запихивая мерзкий язык в рот смущëнного Феликса. – Останешься сегодня у меня? Первый поцелуй не был нежным, таким не был и первый секс. Ничего кроме боли Феликс не чувствовал. На крики с мольбами остановиться старший не обращал внимания, успокаивая тем, что «скоро станет приятно, потерпи». – Я не смогу остановиться, Ликси, я ведь предупреждал. Тело подростка не выдерживало, иногда Феликс отключался, утром встать на занятия не было сил, но, наверное, так и должно быть? Главное, что его любимый человек доволен. Он готов пожертвовать собой, только чтобы Джехён продолжал его любить, продолжал приходить к нему после уроков, лишь бы он видел в Феликсе зрелого мужчину, к которому он всегда вернётся. – Хён, – они сидели в кафе, в этот день Джехён попросил Феликса заплатить, к чему тот уже привык, парень ведь студент, тратиться уже не может, – один знакомый из параллельного класса сегодня сказал мне кое-что, – смотреть в глаза было сложно, он сжимал вилку в руке, как однажды Джехён – его горло, Ликс тогда перепугался и плакал один в комнате, пока парень ушёл в душ. – Он говорил… Не подумай ничего, я не хочу показаться ревнивым, просто… он сказал, что видел тебя с девушкой вчера. Не знаю, с чего он это взял, наверное, перепутал, ведь ты сказал, что вчера весь день был с родителями. В первый раз Феликсу это давалось очень тяжело. Говорить такие вещи, когда его парень ни разу не давал повода сомневаться в себе было страшно. Во второй, Феликс всё так же не поднимал глаза. В третий, четвёртый, пятый… Школьник сбился со счëта. – Скажи, что не так?! Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю! Зачем ты врëшь мне, хён?! – крик наконец вырвался. Ликс стоял над телом, безэмоциональным, словно бездушным, сидевшем на старом диване в чьей-то квартире, где Ликс возможно раньше и был. От парня напротив воняло сигаретами и мерзким перегаром. – Как ты можешь так поступать со мной?! Я готов умереть за тебя, ты хоть понимаешь это?! – он брызгал слюной в попытках донести до равнодушного парня свою злость, ему хотелось свернуть головы всем, кто когда-либо прикасался к Джехёну. В том числе и себе. Свернуть еë прямо там, в грязной, тошнотворно вонючей комнате, неизвестной квартиры, пока люди проходили мимо них, не обращая внимания на истерику школьника. Стало бы намного легче, если бы в ту ночь шея сломалась у безразличного студента. Тогда бы Феликс забыл обо всем и начал двигаться дальше намного раньше, оставив попытки оправдать парня, простить его. К сожалению, хруста костей никто не услышал. Только слова «прости», «Ликси», «только ты».

***

– Шарф не забудь. Сынмин следил за тем, чтобы Феликс не простужался, потому что страдать пришлось бы обоим. Болеть вместе в комнате общежития и пропускать работу, не говоря об учебе – его это не устраивало. Парень не так быстро влился в коллектив, характеры не сходились, Джисон был единственным кому искренне нравился Сынмин, остальные думали, что нужно ещё время, чтобы привыкнуть к нему. Чонин немного побаивался: лицо старшего почти всё время было каменным, улыбаться малознакомым людям он не горел желанием. Нана за это его ругала и пугала отсутствием чаевых. – Как от улыбки может поменяться сервис? Обслуживание сразу оценивается на «плохо», если я не приподниму свои уголки губ? – Гостям намного приятнее проводить время в месте, где им рады, а улыбка как раз-таки и означает радость от их присутствия, – в который раз пыталась объяснить управляющая. Ким мог похвастаться тем, как быстро он ходил с тяжëлым подносом на одной руке. Ему не составляло труда принести блюда и без подноса: он раскладывал тарелки на руках, как показал ему Джисон и двигался с такой скоростью, что охранник постоянно подшучивал над ним. – Где вы нашли такого бегуна? Ликсу нравилось видеть Сынмина чаще, чем раньше. Младший заботился о нем, помогал со столами, хотя это Феликс должен был ему помогать, так же как это делали Джисон с Чонином в его время. Минхо с опаской оглядывался, когда к бару подходил новенький. Тот сверлил его взглядом, не простым: Минхо не нравился ему. После всей истории со «свиданием» Феликса с барменом, видеть, как тот заигрывает с его другом – странновато. Непонятные качели он не любил и не позволял путать своих друзей тоже. Особенно Ликса. – Не смотри на него так, а то он скоро начнёт меняться сменами с Хёнджином, лишь бы тебя не видеть, – Феликс также не понимал, какие тараканы бегали в голове у бармена, но разговаривать с ним по этому поводу пока не собирался. – Пусть меняется, я его видеть тоже особо не хочу, а вот с Хёнджином работать приятнее. Хотя бы потому что он молчит. И Сынмина это устраивает, но Феликс готов запрыгнуть на Хвана каждый раз, когда видит его спину, пока они выходят из ресторана. Прыгнуть и начать душить, щекотать, кусать, лишь бы тот поговорил с ним так же, как тогда в машине. Он пытается заговорить с ним в течение дня, но это не то, что обещал ему Хван. – В какой-то из дней бармен спрашивает у черепахи: «Черепаха, почему ты заказываешь только воду, ведь у меня столько алкоголя?» – после долгого рабочего дня, сидеть за стойкой, положив голову на руки, и рассказывать анекдоты – это лучшее завершение смены. Чонин и Сынмин ушли переодеваться, Ликс предпочёл провести оставшееся время не тратя энергии, с Хёнджином, который убирается в баре. – А черепаха ему отвечает: «Не сейчас, у меня дом горит». Он рассказывал эту штуку Минхо, но тот сказал, что Феликс уже сотый человек, что шутил про черепаху и бармена. Поэтому не ожидает никакой реакции от Хвана, но тот его удивляет. Рассмеялся так звонко, что Феликс аж сам захихикал. – Люблю этот анекдот, – они встречаются взглядами, у обоих в глазах пляшут смешинки. Вот таким он хочет видеть бармена. Расслабленным, с лëгкой улыбкой, с сощуренными глазами. – Тебе стоит одеваться потеплее, я видел в какой куртке ты сегодня пришёл, такая тонкая, поэтому ты и чихаешь весь день. Он говорит, а Феликс даже не слышит о чëм. Его посещает мысль, а затем она перерастает в осознание. Он переваривает его, пока вопрос «он всегда молчит?» не сменяется на «почему он разговаривает сейчас?». Потому что ответ на первый он находит прямо там, слушая голос, мелодично рассказывающий о магазине одежды, и перебивает старшего: – Почему ты разговариваешь со мной только, когда рядом никого нет? Увлекательный рассказ о магазине заканчивается, смешинки убегают из глаз, как и улыбка с лица. Застал ли вопрос врасплох? Этого Ликс не знает, потому что выглядит так, словно парень ожидал подобного исхода. Рано или поздно им бы пришлось поговорить. – В «Сопрано» мне хочется просто работать, это место ассоциируется с принудительной работой, с каторгой, в какой-то степени, поэтому разговаривать днём у меня желания нет, – признаётся всë же Хван, положив ладони на стол, и подаётся вперёд, чтобы заглянуть в с интересом смотрящие на него глаза. – Так хочешь со мной поговорить? Ты можешь позвонить мне, когда захочешь, я бы послушал твой голос перед сном. После таких слов официант не понимает, действительно ли Хван – холодный парень или просто хочет заманить его в свою ловушку. Он и так уже близок к тому, чтобы попасться Минхо, тот так же строил глазки и заботился о нем, говоря, что Феликс «умница», но что-то подсказывает Ликсу, что у Минхо свои планы на него. И это его пугает. Пугает ли его Хёнджин? Только своей скрытностью. Его не смущают сказанные слова, потому что у Хёнджина не было намерения заставить Феликса краснеть. Он искренне интересуется и не думает, что это прозвучало как-то странно. Он даже не ухмыляется, когда смотрит прямо в удивлённые глаза. – Тогда я позвоню тебе. Сегодня же. – Буду ждать.

***

– Алло, алло, алло, алло. – Да, да, я тебя слышу, – смешок доносится до ушей Феликса. Он сидит в ванной комнате, чтобы не мешать Сынмину. Хоть у них завтра выходной, режим он соблюдает строго. – Как дошли? Чонин никогда не отказывается от поездки в машине, в отличие от других парней: те иногда предпочитают ездить на такси или идти пешком, чтобы не беспокоить Хёнджина. Ян же такого позволить себе не может, хотя бы потому что несовершеннолетним по улице ночью ходить нельзя. – Я надел тёплый шарф, почти не замёрз, так что всё в порядке. – Я слышу эхо, ты же в общежитии сейчас? – Да, я в туалете, чтобы Сынмину не мешать. – Он уже спит? Ого, – так непривычно спокойно беседовать с барменом, который всячески избегает контакта с другими людьми в «Сопрано». И младшему хочется проверить, действительно ли Хван неразговорчивый. – Он сегодня много бегал, устал, видимо. – Да, он у меня трудяга, – хихикает тихо студент. – Ты тоже трудяга, Феликс, – Ли мог поклясться, что Хёнджин сейчас улыбается. – И я тоже, можешь не утруждать себя комплиментами, – Хван неожиданно заставил их обоих рассмеяться. Беседа была недолгой, но уютной, время шло и Феликс издал первый зевок. Шея уже затекла, сидеть на крышке унитаза – не очень удобно и Хёнджин отправляет его в кровать. – Ты лёг? – он спрашивает тихо, словно тоже боясь разбудить Сынмина, который уже видит десятый сон. – Да, под одеялом так хорошо, моë одеялко супер тёплое, ты бы знал, – Феликс шепчет, закрыв глаза, представляя, что Хёнджин наверняка так же лежит в кровати. – Спокойной ночи, – последнее, что слышит официант, проваливаясь в сон. Ли звонит ему через несколько дней утром, перед сменой, пока идёт на остановку, разговаривает, когда обедает в университете, держит телефон в руке, засыпая в кровати, под голос Хёнджина. Бармен ему не звонит, только когда Феликс сам просит, потому что думает, что парень стесняется. Но Хёнджин не стеснялся. Ему нравилось видеть, что младший хочет поддерживать с ним общение, видеть, как экран телефона загорался, как только он заходил домой, его это смешило. Феликс даже перестал отправлять мемы Минхо, не присылал ему смешные стикеры, никаких сообщений, кроме касающихся работы. Ли старший спрашивает его об этом в раздевалке, когда неожиданно обнимает сзади. – Всё нормально? Под этим вопросом подразумевается «почему ты так отдалился?», но не искренний интерес к состоянию здоровья Феликса. Ликс замерзал, как только выходил на улицу, кашлял и чихал, стоило зайти в тёплое помещение, Чанбин велел ему идти домой, что он и сделал, пропустив две смены, но больше лежать не мог. Каждый считал своей обязанностью прикоснуться ко лбу официанта, чтобы проверить температуру, но это только злило его: он прекрасно себя чувствовал, не считая слезящихся глаз и першения в горле. – Да, просто устал немного. Устал от их непонятных качелей, хоть и объятия хёна были самыми тёплыми из всех, он хотел, чтобы старший прикасался к нему, грел в своих маленьких руках, зарывался носом в его волосы, оставлял поцелуи на коже. Но отношений без любви не построишь, а любви тут не было, только взаимная симпатия, не перерастающая ни во что, вот уже два месяца. Секс без обязательств он даже не думает рассматривать, горький опыт показал, что спать с человеком, который тебя не любит – дерьмовая идея. – Хочешь сходить куда-нибудь? – У нас совпадают выходные? – официант медленно отстраняется, чтобы надеть куртку и сложить вещи в рюкзак. – Я имел в виду сегодня. Сейчас, – Минхо так же потянулся за своим пальто, игнорируя взгляд младшего, направленный на него. Он будто мимо ушей пропустил слова Феликса об усталости, раз хочет прогуляться с ним. И где? Все рестораны закрываются, кинотеатры, тематические парки, торговые центры тоже закрыты. Бар? Алкоголь никогда не был хорошей идеей, когда проводишь время с потенциальным секс-партнером. – Хён, извини, меня потом в общежитие не пустят, – бармен наконец смотрит на него, выжидает несколько секунд со своим нечитаемым взглядом. – Хорошо, тогда я пойду, Хёнджин ещё не приехал, а я тороплюсь, поеду на метро, – хён не выглядит расстроенным, улыбается, когда прощается и машет рукой. Не уговаривает идти, но улыбается так жутко, он злится? Диалог оставляет неприятное, как самый горький кофе, послевкусие. Хлопок шкафа и щелчок выключателя, Феликс спускается по лестнице, останавливается возле зеркала и смотрит. Волосы совсем потеряли цвет, а значит пришло время для очередной покраски. Ликс любит этот цвет, он подходит к его осенним лукам, к веснушкам на щеках, он не хочет изменять рыжему, так почему он не может перестать смотреть на своё отражение? – Ликси-Ликс, – как только не коверкал его имя Джисон, у них были странные отношения, неприязни не было, но и друзьями они друг друга не назовут, – на улице дождь, а это значит, что Хёнджин, возможно, не приедет. – Можем вместе на такси поехать, – предлагает, а ведь знает, что Джисон живëт в другой стороне. Хан кивает, накидывает ветровку поверх худи и двигается в сторону выхода. Феликс следит за маленькой машинкой на карте, приложение открыто, чтобы узнать через сколько приедет водитель и чтобы избежать неловкого разговора. – Так резко ливануло, дожди вроде обещали на следующей неделе, – Хан напоследок разговаривает с охранником, тот соглашается, когда достаёт ключи из шкафа, чтобы закрыть двери после ухода парней. – Подъезжает, – оповещает Феликс и они прощаются с охранником. Стук капель о крышу над крыльцом ресторана бьёт по уставшей голове, стучит похуже часов в главном зале. Пока дождь отбивает свой ритм на асфальте, парни стоят около минуты, затем телефон вибрирует, оповещая о прибытии такси. – А, вон, вижу, – Хан указывает пальцем на подъехавшую машину и, не дожидаясь реакции младшего, идёт к ней, но оборачивается, когда слышит знакомый голос. – Мы думали, ты не приедешь! Машина, припаркованная напротив, приехала совсем недавно, еë хозяин остался ждать внутри, чтобы не промокать зря. Он не ожидал, что парни решат уехать сами. Хёнджин видит, как Феликс следует за Джисоном в противоположную сторону, и открыв дверь, высовывает голову, чтобы окликнуть официантов. – Я ждал вас! – сквозь звон капель, его голос почти не слышен, он накрывает свою голову большой ладонью, которая никак не спасает от внезапного ливня. Феликс стоит между ними, понятия не имея, что им теперь делать, такси приехало, Хёнджин тоже ждёт. Они переводят взгляды друг с друга, думая, как разрешить ситуацию. Джисон, как самый умный, предлагает первым: – Ликс, езжай с ним! Нам всё равно в разные стороны! – даже не думает услышать отказ, машет на прощание, разворачиваясь к машине. – Спокойной ночи! Джисон убегает быстро, в отличие от Феликса, который продолжает мокнуть, провожая взглядом машину. Он не успел сообразить, как услышал голос Хвана, зовущий его, попросил побыстрее сесть в машину, иначе они оба промокнут до нитки. Ликс приходит в себя, когда выбирает, где ему лучше сесть, Хёнджин был не против в прошлый раз, он сам предложил место на пассажирском сидении, тем не менее, странное чувство смущения возникло из ниоткуда. Так Феликсу казалось на тот момент. Поймав на себе взгляд бармена, он всё же решает сесть впереди. – Печка… прости, – виновато смотрит на младшего, заводя машину, – нужно починить на днях. – Всё нормально, мне не… – не успевает договорить, как чихает один раз, затем второй и третий подряд, глаза заслезились, он жмурится, ожидая ещё один чих, – хорошо, признаю, я замёрз, – смеётся Ли и достаёт салфетку из рюкзака. В машине теплее, чем на улице, хотя бы потому что Хёнджин даёт ему свой плед, прежде чем проехать вперёд. А затем его глаза останавливаются на входе в ресторан. Точнее на человеке возле него. Он на мгновение задумывается, но всё же набирает номер в телефоне и ждёт несколько гудков. Феликс не понимает, кого ждёт Хёнджин, но когда присматривается, видит их администратора, Чанбина. – Привет, хён, я напротив, садись, подвезу тебя. Ли закатывает глаза, вся одежда прилипла к телу, волосы мокрые, зубы дрожат от холода, ему хотелось доехать до общежития в спокойствии, поговорить о чём-нибудь бессмысленном с Хёнджином, согреться об его голос и мимолетные взгляды. В планы никак не входил бесячий Чанбин, приносящий ему головную боль от мерзких воспоминаний. Стоило ему поднять голос на администратора в тот день, Нана подлетела сразу же, сделала выговор за неуважительное поведение к старшему, так ещё и в зале, перед гостями. Она больше всего не любила разборки работников перед обедающими посетителями, которые то и дело бросали любопытные взгляды на спор между официантами. Чанбин сказал, что всё нормально, даже попытался как-то защитить младшего от чего самому Феликсу захотелось блевать. Где был Чанбин два года назад, когда Ликсу нужна была хоть какая-то помощь? Дверь сзади открывается, впуская шум дождя и запах мокрого асфальта, Чанбин здоровается и бросает свою сумку, затем садится сам, попутно закрывая дверь. – Хотел спереди сесть, потом увидел Феликса, – ухмыляется, смотрит в зеркало, где ловит уставшие глаза официанта, полные презрения, Хёнджин начинает движение, сворачивая налево, – думал, уступит мне место, хоть какое-то уважение… Щелчок ремня, открытая дверь, Хёнджин резко останавливается, в недоумении смотря на Феликса. Тот выходит из машины за мгновение, сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверь с размаху, оставляет ее нараспашку. Звук ливня бьëт по мозгам, Феликс старается дышать ровно, сжимает зубы, в ожидании Чанбина. Хёнджин молчит, оборачивается, когда старший тоже выходит из машины. Администратор медленно поднимается, собирает все свои вещи, пока Ли дрожит от холода. Они не смотрят друг на друга, проходят мимо и меняются местами. – Не стоило, – бросает Со, на это Ликс ничего не говорит. Единственный из них, кто любил поговорить, оказался Чанбин, не замолкал всю дорогу. Ему было плевать на напряжëнную атмосферу, на то, как глаза Хёнджина поднимались, чтобы проверить Феликса на заднем сидении, на то, что ему никто не отвечает и даже радио не было включено. Феликсу стоило больших сил не обнять шею Чанбина сзади и не придушить, когда они стояли на светофоре. Он надел недавно купленные эйр подс про, включил шумоподавление и рандомно выбранный трек. Пытался представить, что он сейчас в каком-нибудь клипе грустной песни про расставание, раз погода подходила. Но он чувствовал себя скорее в фильме ужасов, где сам являлся убийцей. Остановка кажется слишком долгой, поэтому он открывает глаза. Хёнджин что-то говорит ему, хлопая по сиденью рядом. – Он ушёл, – слышит Ли, после хлопка крышки кейса от наушников. – Здесь так удобно, я почти уснул, – он тянется, издав зевок, но всё же пересаживается. От ливня остался лишь запах свежести и лужи на дорогах. Сырая одежда всё так же прилипает к спине, джинсы сохранили всю влагу, но хуже этого было то, что Феликс собирался сейчас сказать. – Знаешь что, – он смотрит на экран телефона, батарея почти полная, во время работы он не успевает даже ответить родителям. Хёнджин хмыкает, выезжая из двора, – я опоздал. – Придётся тебе у меня переночевать. Феликс выдыхает с облегчением, Сынмину не придётся умолять охранника впустить его друга, никаких объяснительных, и он переночует не где-то в парке на скамейке, потому что просить Чана снова выручить его уже стыдно. – Спасибо. Едут снова в тишине, у Феликса все силы ушли на успокоение самого себя. Но эта тишина не такая, как в ресторане. Ему комфортно и Хёнджину, кажется, тоже. – До сих пор злишься? – Так заметно? Феликса правда ещё не отпустило. Раздражение ещё сидело где-то в груди, он вырывал свои заусенцы, погружаясь в мысли. Хёнджин немного замедляется, тянет руку вверх и копошится, всё ещё смотря вперёд, на дорогу. – Ты… зачем люк открываешь? – официант даже не хочет скрывать, что считает сейчас Хёнджина ненормальным. То, что он расхаживает в футболке в холодный октябрь – это одна история, но открыть огромное окно в крыше, при том, что печка не работает и они оба промокли… – Сейчас будет туннель. – Что? Они заезжают под землю, дорога освещена фонарями, машин почти нет. Хёнджин улыбается ему, протягивает руку. Феликс всё понимает только, когда парень кивает. – Ты фильмов насмотрелся? Ботинки остаются внизу, он встаёт на кресло, не решаясь выглянуть наружу. Ладонь Хвана сжимает чужую пару раз, туннель скоро закончится, время идёт. Зачем я это делаю? Досчитав до трёх, Феликс резко подаётся вверх. Ветер, хоть и несильный, поначалу не даёт парню открыть глаза, яркий свет также не щадит. Он отпускает Хёнджина, опирается руками о пыльную крышу, выпрямляет ноги и встаёт во весь рост. Неудобно, ступни соскальзывают с кожаной поверхности, приходится держаться за крышу, но осенний воздух, прохладный и бодрящий, остужает напряжённую голову, Феликс забывает о том, что происходит внизу. Есть только он и дорога, ведущая будто в никуда. Весь мир словно сжался до размера полукруглой трубы, в которой нет никого кроме старой машины, за рулëм которой сидит бармен из «Сопрано», и студента, опоздавшего в общежитие. К горлу из самого желудка подбирается оставшийся комок из мертвых бабочек. Ликс сохранил их, как сувенир из класса литературного кружка, где терял голову от касающихся его тела рук. Я любил тебя Но уже давно вырвал из сердца, оставив его кровоточить. Я не хочу стирать эти воспоминания Встретил новых людей, настоящих друзей, которые любят, даже если Феликс не понимает за что. Они уйдут сами Последний глубокий вдох октябрьского воздуха царапает его трахею перед тем, как Феликс поднимает руки вверх к жëлтому свету от фонарей. Крик, долгий вопль, наконец разжатые кулаки. Глаза слезятся уже не от ветра. Три секунды и огни остаются позади него. Мир принимает прежнюю форму, дорога уже не кажется бесконечной. Зато заткнуть себя Феликс никак не может. Большая ладонь нежно гладит оголившуюся кожу лодыжки. С каждым поглаживанием поднимается вверх, медленно касается кожи под коленкой и Ликс просыпается. Кашляет, облизывает сухие губы, прикрывает глаза. – Оштрафуют, – доносится до ушей. В салоне теплее, чем на улице, хотя бы потому что взгляд Хёнджина греет сильнее клетчатого пледа. Слёзы успели высохнуть на молочной коже, люк закрывается вместе с глазами Феликса, они всё ещё болят и открыть их нет желания. Достаточно одной улыбки бармена на сегодня. Радио настраивается, звучит какая-то r&b песня. После третьей Ликсу кажется, что у него упало давление, он начинает дрожать, уснуть после выкрутасов на крыше машины не получается. – Тебе точно нужно починить печку.

***

Лениво снять одежду, выбросить еë прямо в прихожей. Феликс следует за Хёнджином в его спальню, попутно раздеваясь. Вещи поочередно падают на пол, оставляя след от входной двери до кровати. Хёнджин, не стесняясь, снимает бельë. Феликсу даже секунды не нужно, вся его одежда мокрая, он не задумываясь оголяет интимную часть тела, смотря в глаза брюнета. Горячий душ – первое, о чëм он подумал, когда стоял под дождем возле ресторана. Но он рад, что Хёнджин даже не предлагает ему принять ванну, Ли сейчас чересчур вымотан. Он аккуратно ложится рядом с Хваном на небольшую кровать, принимает молча предложенное одеяло. Всё, что можно было он выплюнул из себя сегодня ночью, поэтому не чувствует крылья ненавистных насекомых внутри себя. Это хорошо. Ему комфортно. С Хёнджином безопасно. Тот отзеркаливает все движения Феликса, поворачивается набок, чтобы не упустить возможные изменения в чужом лице. Но официанту сложно как-то показать, что он сейчас чувствует. Он хочет лишь, чтобы парень напротив прижал его к себе. Минута, не больше, и Хёнджин придвигается чуть ближе. Улыбка была знаком, что он делает всё правильно. – Согреть тебя? Феликс ничего не говорит, сам становится ближе. Копошение под одеялом и они чувствуют дыхание друг друга. Веки тяжелеют, Хёнджин следит за тем, как парень медленно моргает, он изучает его лицо, теперь может спокойно рассмотреть официанта, не беспокоясь о работе. Смотрит неотрывно. Глаза узкие, чёрные, изучающие. Феликс боится увидеть в них нездоровый блеск, но ещё больше – безразличие, как в первые дни работы. Ловушки расставлены по всему лицу, он боится запутаться в длинных ресницах, порезаться об острый подбородок, упасть в пропасть внутри тëмной родинки под глазом, забыться при взгляде на пухлые губы. Готов ли он попасть в плен только для того, чтобы каждый день видеть необыкновенно обаятельные черты лица? Думает ли Хёнджин так же, когда касается пальцами чужой скулы? Теряется ли в крапинках на его лице? Он ведёт ладонью вниз к шее, переходит на плечи, касание совсем не грубое, но уверенное. Кожа покрывается мурашками, хоть под одеялом и тепло. Хван чувствует их подушками пальцев и уголки губ поднимаются вверх. Чëрт Прикрытые глаза, чтобы не видеть красивого лица. Он снова царапает кожу своих ладоней, пока рука спускается ниже по его телу. Там, где касается Хван, кожа горит, он действительно хочет его согреть. Тыльной стороной ведёт по бокам, следит за реакцией. Ли уже давно забыл, каково это, когда кто-то прикасается к тебе. По-особенному. Тазовая косточка, Феликс напрягается. Хёнджин видит волнение в больших глазах. Причину понимает, когда большой палец проходится по бедру. – Это было давно… – Не нужно. Тебе не нужно объясняться. Хван гладит его по ляжке, пытается стереть полосы с гладкой кожи. Ли теряется, не знает, что у Хёнджина сейчас на уме. Глаза бегают по красивому лицу, в поисках знаков отвращения. Бармен не хочет говорить, но Феликс отчаянно ждёт, когда он спросит его. Потому что боится, что его не так поймут. Хёнджин останавливает движения ладони. Сердце официанта отбивает быстрый ритм. – Или ты хочешь… поговорить? Хочет ли? Есть ли в этом необходимость, если Хёнджин говорит, что всё нормально? Безопасно. Комфортно. Уютно. Хёнджину хочется довериться. Рука снова хочет разгладить следы, которые Феликс прячет ото всех. И желание объяснить, откуда они появились, постепенно пропадает. Место, которое было освобождено внутри тела, когда он тянулся руками к свету в туннеле, заполняется, пока непонятным, чувством удовлетворения. Страшно ли Феликсу? Да. Боюсь ошибиться. Вопреки своим мыслям, Ли прислоняется лбом к чужому. Холодный. Как и его собственный от мокрых волос. А руки горячие. Пальцы пересчитывают полосы. – «Их так много» – об этом ты думаешь? Хёнджин вздрагивает от низкого голоса и дыхания прямо в его губы. – У каждого шрама есть своя история, – его шёпот гипнотизирует, веки падают вниз, но Ликс продолжает видеть под ними игривые глаза, чëрные омуты, в которые он потихоньку ступает босыми ногами. – Вот этот самый длинный. – Новогодняя ссора, – официант издаёт смешок, тревожности, как раньше уже нет, как и чувств к главной причине порезов, – он изменил мне, прямо под Новый год. Феликс засыпает в горячих руках Хёнджина. Рядом с ним тепло. Возможно, даже теплее, чем под его одеялом в общежитии. Ноги сплетаются. Голова утыкается в чужую грудь. Нос вдыхает аромат рыжих волос. Телефон вибрирует от звонка Сынмина. Феликс спит спокойно, не увидев ни одного кошмара за всю ночь.