***
Возможно ли, что я ещё сплю? Поцелуи рассыпаются по лицу, когда Феликс просыпается. Словно в бреду, подставляется под них, хочет везде, лишь бы не заканчивались. Хёнджин начинает тихо смеяться где-то около шеи, когда Феликс настойчиво тянется ею к губам. Смех щекочет его внутренности, Ликсу приходится проморгаться, чтобы увидеть виновника неспокойного утра. Самого приятного утра за последние годы. Нет щебетания птиц за окном, яркого солнца сквозь тюль, завтрака в постель. Комната тëмная, погода за окном пасмурная, никто не удивится, если пойдёт дождь, вместо завтрака заспанное лицо бармена, губы его отекли и стали ещё больше. Смешной. Хёнджин поджимает их, скрывает улыбку, а Феликс свою показывает, как только видит довольное лицо старшего. Тот опирается на локоть, почти нависает над ним, так же, как прошлой ночью. Мысль о том, что Хван совсем не спал и смотрел на него всё это время, пробегает мимо, когда он снова смотрит на его мило опухшее лицо. Глаза прищурены из-за улыбки, волосы хочется зачесать назад, они скрывают некоторые черты лица, а Ликс хочет видеть Хёнджина полностью, всего. Рука тянется к ним, собирает мешающиеся прядки, а они всё равно вниз. Косичку бы заплести. Хёнджин перехватывает руку и Феликс готов вслух молиться, чтобы он не поцеловал ее, ведь он точно растает прямо на этой кровати, в квартире бармена из «Сопрано». – Я видел тебя во сне, – говорит Хван прежде, чем оставить поцелуй на запястье. – Ты шёл и нёс что-то в руках, – в центр ладони, переходит на маленькие пальцы, а младший всё ещё не может собраться, – я зову тебя, а ты не слышишь, – тыльная сторона покрывается легкими касаниями губ, – а потом вдруг останавливаешься… и смотришь на меня. На этих словах он заканчивает своё занятие, выбившее из Феликса томный вздох, заглядывает в глаза напротив, со всей серьёзностью продолжает пересказ сна. – И идёшь… нет, бежишь ко мне, показываешь… – он приближается к лицу, покрасневшему от неожиданной ласки, – я приглядываюсь и вижу… – обходит чужие губы, вместо этого медленно подбирается к уху, опаляя его дыханием, Феликс сглатывает, совсем отвык от такой близости, – что там… приготовленный тобой омлет на завтрак. Секунда. Две. Три. Хихиканье возле уха становится громче, Хёнджин не в силах его сдержать, он слишком доволен реакцией на его шутку. Феликс не понимал, что только что произошло первые три секунды, а затем, разозлившись, укусил его в плечо. Стон Хёнджина могли услышать даже соседи, потому что Феликс не хотел отпускать, давя зубами сильнее. Старший не придумал ничего лучше, чем укусить в ответ, за красное ушко парня. Срабатывает. – Иди зубы почисти, шутник. От мандаринов ничего не осталось, скажу я тебе, – Ли отпихивает скорчившегося Хёнджина, он потирает своё плечо, пальцами ощущая след от острых зубов. Он молча пытался впихнуть лоток яиц в руки Феликса, пока тот бегал от него по всей кухне. На все сопротивления, старший отвечал поджатыми губами и умоляющим взглядом, Феликс манипуляциям не поддавался, он не видел смысла даже пытаться что-то приготовить, ведь он знает, чем это закончится. – Если я работаю в ресторане, это не значит, что я умею готовить! Феликс всë же разбил яйца в миску под довольным взглядом бармена. Неужели этого было достаточно, чтобы тот хихикнул и продолжил смешивать ингредиенты сам? Феликс не имел представления о том, каким может быть Хёнджин, когда готовит. Левая рука уверенно держит пакет молока, вливает нужное количество жидкости, правая – быстро перемешивает, всё происходит так быстро, неожиданно профессионально. Да, для Феликса даже готовка омлета может выглядеть профессионально. – Я отвезу тебя. Настроение падает вниз, когда Хёнджин напоминает о том, что Феликс задержался у него дома. Полный желудок и затихший Феликс. Послезавтра, когда он снова выйдет на смену, они снова продолжат играть в «молчи и терпи до закрытия» или «давай лучше поговорим у меня в кровати». Он закусывает щëку изнутри, пока старший относит тарелки к раковине. Его спина выглядит иначе в домашней футболке, Ли привык смотреть на широкие плечи в белой рубашке, удаляющиеся, когда тот идёт к выходу из ресторана или в другой конец бара. Теперь он может увидеть его руки, он наблюдал за ними, пока Хван пытался состряпать им завтрак. Кожа гладкая, светлая, отличается от того, что он увидел впервые. – Я думал, у тебя смуглая кожа, – Феликс делает вид, что удивляется, чтобы подвести к загару, непонятно откуда взявшемуся. Хёнджин ставит перед ним кружку с чаем, чёрным, без молока и сахара. Даже это он помнит. – Минхо не рассказывал? – Феликсу кажется, что Хёнджин также наигранно удивляется и он оказывается прав. – Вы же довольно близки. Отдаленно, но Феликс слышит звон осколков, он словно разбил одну из стеклянных стен, появившихся перед Хёнджином при их первой встрече. Хёнджин умеет показывать то, что он чувствует только через слова. Феликс сейчас видит парня, который спокойно помешивает кофе в стакане, однако интонация передаёт колкость фразы. Минхо его друг. Хёнджин обо всём узнал. – Минхо-хён… Об этом я как-то забывал спросить, – чай разбавлен холодной водой и от этого он делает глубокий вдох, единственный человек, который помнил о том, как Феликс не любит горячий чай – это Чан. Ответ предстоял не короткий. Целый рассказ о жизни Минхо и его семье. Феликс даже на секунду подумал, что Хёнджин что-то путает и рассказывает ему сейчас какой-то сериал. Корейская война? Турецкая бригада? ООН? – Дедушка Минхо познакомился с турецким солдатом в Пусане во время корейской войны. Помню, когда его отец рассказал нам об этом, мы с родителями сделали вид, что поверили, а сами потом смеялись, пока в один день я не познакомился с его дедушкой. Хёнджин не смотрел в глаза, всё ещё крутил ложкой в стакане, Феликс от такой интересной истории начал наполнять свой и так полный желудок печеньками. – Если коротко, то его дедушка время от времени писал письма тому солдату и в какой-то момент он решил пригласить семью этого военного в гости в Корею. С тех пор, как я понял, они стали поддерживать связь с семьей Минхо. – Они знают корейский? – первое, что пришло в голову Феликсу. – Насколько знаю, тот турецкий солдат – да, а Минхо общался с его внуками на английском, – Хёнджин остановил свои круги в стакане и отчего-то усмехнулся, – и в общем, у их семьи есть бизнес в Турции, отель в одном из городов. Пригласили Минхо поработать этим летом, а он меня с собой взял. Вот так и загорели. Феликс озадаченно смотрел на смущенного парня, всё ещё представляя в голове полную картину. Хёнджин просто собрал свои вещи и поехал работать в другую страну, даже языка не зная? – Английский спас меня, пару слов я всё же выучил, но сейчас даже «привет» не вспомню. Так мы и стали барменами. Феликс всё ещё был удивлён, рот был приоткрыт, половина печеньки так и осталась в руке, он смог лишь вымолвить изумленное «ого» и дожевал оставшуюся половинку. – А Минхо-хён? Он говорит по-турецки? – ему стало любопытно, он хотел спросить побольше об их работе, хотел послушать смешные истории, неловкие моменты, но теплота в глазах исчезала с каждой минутой с тех пор, как они покинули небольшую кровать. Ни запаха мандаринов, ни мягких варежек, горячих рук, нежных губ. – Он говорит, чтобы я не привозил тебя к себе, – бармен поднимает глаза, смотрит исподлобья. Осколки разбившейся стены ощущаются сейчас комом в горле: Хёнджин видел все нашептывания на ухо, поглаживания, объятия со спины, комплименты и он точно узнал о вчерашнем развлечении в раздевалке. Феликс уверен, потому что знает, какими бывают друзья: Сынмин рассказывает ему всё и Феликс ничего не скрывает. – А ты что скажешь? Ему впервые за это время становится некомфортно. Приплетая сюда старшего, Хёнджин пытается узнать о чувствах, которые даже для Феликса еще не обрели форму, он представить не мог, что бармен такой прямой, хочет вытянуть ответ, а его у Феликса нет. Он отводит взгляд, язык подвергается терзанию, острые зубы хотели бы сейчас оставлять аккуратные укусы на светлой коже. Еле заметное поглаживание стакана указательным пальцем, он нервничает, кадык дёргается, мешая ему сосредоточиться. Умело бармен выбрал момент, Феликсу придётся ответить, заткнуть его поцелуем в кровати у него не получится. Сказать, что я ничего не чувствую к хёну? Я не совру? Я даже сам не знаю. Звонок в дверь и сведенные к переносице брови. Того, кто пришёл в эту квартиру, явно не ждали. Это Феликс понимает по скрежету стула, который почти отбросили к стене. Хёнджин зашагал в сторону входа, оставляя шлейф раздражённости, через несколько секунд послышался щелчок замка и тяжелая дверь распахнулась. Тёплый чай остывает, кофе с сахаром в кружке ждёт своего хозяина, а Ликс считает, что это идеальное время, чтобы придумать ответ на вопрос. Он считал, что многое переосмыслил за эту ночь, когда его ласкали чужие руки. Через поцелуи он прочувствовал симпатию, влечение, надежду, казалось мог дотронуться до души бармена своим языком. Внутри всё было спокойно, ни единой тревоги, он не чувствовал прежних предупреждающих знаков, болью отдающихся в животе. Зато снаружи, от каждого касания губ будто прорастали, пёрышко за пёрышком, на его спине крылья. Он был уверен в том, что делал, когда переворачивался и нависал над Хёнджином, медленно водя языком по пухлым губам, вдыхая его горячее дыхание. Хёнджин замирал. Передавал инициативу, узнавая что-то новое о рыжем парне, который вскоре совсем потеряет свой цвет, хотел понять, какой Феликс, когда желает кого-то. Младшему это нравилось, смотреть, как Хёнджин не в силах сделать глубокий вдох из-за поглаживаний внутри рта, из-за уверенного Ликса, который своими крыльями хочет закрыть их от всего мира, лишь бы эта ночь не заканчивалась. Лишь бы ему это не приснилось. Только бы Хёнджин стал ближе к нему и больше не делал вид, что его не существует. Он считал, что многое переосмыслил и теперь знает: то, что было с Минхо – не более чем снятие напряжения, взаимная помощь, немного влечения и односторонний флирт. А теперь на утро он не может различить то, что произошло между ним и Минхо, и то, что было этой ночью у них с Хёнджином. Была ли ситуация похожей? Если бы они зашли дальше поцелуев, разве это не означало, что это такое же снятие напряжения? Он замялся перед ответом и это дало ему время осознать, что он ничего не должен Хёнджину. Даже если он признается, что с Минхо ему было хорошо, даже если он нравится Хвану, имеет ли тот право ревновать? Злиться или обижаться? Да и с чего Феликс взял, что Хёнджин так отреагирует? Почему он так боится? Из мыслей его вырывает чужой голос, видимо, того, кто пришёл. Он еле слышит его, зато отчетливо понимает все слова Хвана. «Нет», «уходи», «отпусти», «хватит», «потом». Короткие ответы произносились через десятки чужих слов, дверь скрипела, словно её закрывали и открывали. Феликс не понимает, как можно продолжать разговор при таком холодном тоне старшего. Высокий голос становится громче, он успевает что-то выкрикнуть, прежде чем раздаётся удар, вероятно о ту же скрипучую дверь. Тишина. Феликс обеспокоено смотрит в сторону коридора, становится подозрительно тихо, ведь дверь ещё открыта. Глаза ходят по кругу, пока он решается встать и пройти к выходу из кухни, чтобы посмотреть всё ли там нормально. Феликсу просто любопытно. Он идёт тихими шагами, босым ногам неприятно от холодного пола. Старается выглянуть, только одним глазом посмотреть. Издалека видит старшего, тот стоит у края входа, немного нагнувшись вперёд, держит рукой дверь, второй опираясь о дверной косяк. Лица не видно, но Феликс уверен, что он что-то шепчет, а человек за ним скрыт высокой фигурой. Ликс наблюдает, стараясь не потревожить их разговор. Хотя это больше похоже на угрозы от старшего. – Что из «не приходи больше сюда» тебе непонятно? – тон наконец-то становится выше, он может снова слышать голос бармена. Ему не отвечают. Ли решает высунуть голову, его раздражает неизвестность, он не хочет снова составлять предположения, зачеркивая их следующие несколько месяцев. Хёнджин, как назло, не меняет позу, заслоняет от любопытного взгляда. Но через секунду официант подпрыгивает, ему приходится скрыться на кухне из-за громкого звонка телефона. Сынмин так не вовремя решил позвонить, почему он вообще звонит ему, когда на смене?! – Слушай, я всё понимаю, но ты можешь хотя бы предупреждать меня, когда ночуешь у Хвана? – недовольный голос отвлекает его от хлопка двери. – Ты же знаешь, я не против, просто переживаю за тебя. – Да, да, прости, совсем из головы вылетело. Извини, пожалуйста, – он хлопнул себя по лбу, пугать Сынмина он не хотел, просто забыл написать ему. – Окей, если с тобой всё хорошо, я пойду дальше работать, мы с Джисоном только пообедали. – С Джисоном? – растягивая гласные, игриво спрашивает, получая в ответ бурчание. – Всё, всё, пока, до вечера. Всё ещё ухмыляясь, он кладёт телефон в карман, отмечая, что нужно обязательно спросить про это «пообедали». Сынмин ничего не скрывал, но тут и говорить было нечего, весь его вид говорил о том, что ему нравится Хан, так и тот, вроде, тоже проводит с ним больше времени, чем с остальными. – Сынмин? – голос позади пугает, Феликс разворачивается и вспоминает, что не увидел пришедшего гостя. – Да, забыл его предупредить, – еле договаривает, потому что чувствует чужие губы на своих. Хёнджин притягивает его за талию, другой рукой гладит шею. Поцелуй смазанный, Хван нетерпеливый, его волосы падают Ликсу на лицо и щекочут его щеки. Он мычит и бармен отрывается, заглядывая в глаза. – Проведём этот день вместе?***
В «Сопрано» сегодня тихо. К счастью для парней. Они начали украшать ресторан, развешивали ленты, вырезали смешные тыквы, клеили стикеры, красили зеркала в уборных. В какой-то момент Сынмин понимает, что ему за это ведь не платят, так почему ему так нравится заниматься подобными вещами? – Так красиво! Ты молодец. Ах, да. Джисон стоит рядом, пока Ким пытается приклеить гирлянды в виде слова «Бу!». Стоит на стремянке, хотя боится вставать на неё в общежитии, когда нужно поменять лампочку. Хан пообещал словить его и у Сынмина не было выбора, кроме как согласиться под радостный вопль старшего, тот явно боялся высоты. – Лови, – шутит, когда собирается спускаться, сделал вид, что присел для прыжка. Но видит готовность в глазах напротив, Джисон выставил руки вперёд, согнул ноги в коленях, тревожно смотря на младшего. – Шучу. Вздох облегчения, видимо, он испугался, но правда был готов поймать. Тепло в груди разливается от мысли, что официант мог держать его в своих руках, крепко-крепко обнимая. – Давайте я вам помогу, ты будто дрожишь от страха, когда стоишь наверху, – Минхо выходит из бара, чтобы подойти к парням. – Хён, ты боишься высоты больше, чем я, даже не думай, тебя я ловить не буду. От этих слов Сынмин радуется и удивляется одновременно: ему приятно, что Хан хочет ловить только его, но он не думал, что Джисон и Минхо так близки, что знают о фобиях друг друга. Бармен тут же останавливается. Задели ли его слова? Он смотрит нечитаемым взглядом на официанта, а тот предпочитает свой отвести. Минхо кивает спустя секунду. – Хорошо, удачи вам, – он разворачивается, чтобы вернуться в бар. Джисон по привычке закатывает глаза, у них с барменом были милые отношения, так считал Сынмин: они то ненавидели друг друга, то были не разлей вода. Джисон оставлял ему нетронутые кусочки торта, Минхо делал коктейли и первым всегда давал продегустировать Джисону. Их милая дружба была очевидна, они напоминали ему их с Феликсом на первом курсе, когда ещё было неловко признавать, что друг без друга они быть уже не могут. – Осталось повесить эти тыквы в кабинках туалета и всё, – бумажки оказываются в руках Хана, он берет скотч с ножницами и идёт к выходу из зала. Мне… идти с ним? – Ты идёшь? – он оглядывается, чтобы проверить Сынмина и тот тут же следует за ним. В уборной никого нет. И никто не зайдёт. Было неловко переодеваться с парнями в раздевалке утром, а теперь находиться наедине с парнем, который… нравится?... Симпатия точно была и ему всегда казалось, что она взаимная, оттого он и пишет ему после уроков или смены, спрашивает, как прошёл день, какие сериалы он обычно смотрит, есть ли у Хана любимый десерт. – Как там Феликс? – спрашивает Джисон, когда режет скотч на кривые полоски, и клеит в рандомных местах, не задумываясь о порядке. – Вроде нормально, сегодня правда его не видел, он не ночевал в общежитии, – Сынмина не устраивает такой беспорядок и он начинает переклеивать бумажки. – Снова у Хёнджина? – Хан отдаёт контроль над тыквами Киму, наблюдая за ним через большое зеркало. – Ага, – тот не понимает, как разговор зашёл о его друге, он планировал поговорить о чём-то поинтересней или же вообще не разговаривать и найти совсем другое занятие. Джисон молчит. Сынмина это напрягает. Он оглядывается, смотрит на опущенный в пол взгляд, официант о чём-то задумался. – Только между нами… – начинает становиться интересней, младший даже отпускает бумажки и поворачивается к парню напротив, – мне кажется… Не думаешь, что Феликсу будет лучше с Минхо-хёном? – не это он ожидал услышать. – Феликс хороший парень и думаю, он также заслуживает хорошего парня, а хён замечательный. Он заботливый, милый, ответственный, ласковый, он… И ему нравится Ликс, – Хан завершает свою откровенную речь, внезапно решив поделиться ею. В туалете, с Сынмином, куда никто не войдёт. Пауза затягивается, Ким хмыкает обдумывая слова Джисона. Он не рассматривал кандидатуру Минхо на роль парня своего соседа по комнате, потому что по словам Феликса, бармен лишь играется с ним. Таких Сынмин не любит, «таких мы в свой круг не пускаем». – Он уже дал понять Феликсу, что не заинтересован в нём, как в партнëре. Ликс рассказывал про их свидание, ничего такого, просто встреча двух коллег. Если он влюблён в Ликса, почему просто не скажет ему? – он возвращается к своему занятию, оранжевые бумажки никак не отвлекают от мыслей в голове. Минхо попросил Джисона сказать ему это? Чтобы затем Сынмин передал это Феликсу? Что за спектакль? Зачем эти непонятные сцены? Почему нельзя всё просто обговорить? – А ты? Тебе кто-нибудь нравится? – пользуется случаем Сынмин, чтобы как раз-таки всё обговорить. Наконец-то пришло время, когда они расставят всё по полочкам и Киму не придётся ныть в подушку от переизбытка чувств. – Да вроде нет, – пожимает плечами официант. Ножницы почти выскальзывают из рук, Сынмин успевает их поймать, всё ещё не веря в то, что услышал. «Вроде нет»? Что значит «вроде нет»?! – Да я с девушками даже не знакомился последние месяцы, может снова в «Тиндере» зарегистрироваться? И это добивает его. Звон от металла об кафель режет уши, листы падают вниз к ножницам, пол усыпан маленькими тыквами, смеющимися над наивным официантом. Разрыв шаблона. Осознание режет ему душу. Хан Джисон – гетеро.***
Тридцать первого октября, в служебной уборной, Феликс тянет на себя Хёнджина, чтобы вспомнить вкус его губ. Поцелуй сладкий, бармен съел пару кусочков фруктов, когда готовил смузи, оставил ещё парочку Феликсу на обед. Порция фруктовых поцелуев заканчивается, Ликс понимает, что им нужно вернуться в зал. Дует губы, ему не хватает того, что они имеют сейчас, но он знает, что Хёнджин сможет снова украсть его сегодня ночью, Феликс даже захватил запасное белье. Хван оставляет ленивые чмоки на веках, задерживаясь на каждом. – Спасибо, глаза сегодня почему-то болят, – Ли прикрывает их, всё ещё ощущая тепло. Его маленькие руки покоятся на предплечьях бармена, тот обнимает тонкую талию. – Если бы только я не забыл капли… Глаза сушатся, не хочу их открывать, – он кладёт уставшую, почти блондинистую, голову на плечо, скрытое белой рубашкой, – может, поплакать? Шелковистые волосы касаются его скулы, от них исходит мятный запах, напоминающий о прошедшей ночи в маленькой квартире Хвана. Сжимающие руки дразнят его, когда пересчитывают рёбра, мягкие, невыносимо нежные поглаживания пальцев, они утешают официанта, немного поникшего: до конца рабочего дня еще так много часов, а ведь сегодня ещё и Хэллоуин. – Поплачь, – тихий голос усыпляет тяжëлую голову, полную разных мыслей. – Помоги. Заставь меня плакать, Хёнджин, – тихо бормочет, всё ещё жалея о том, что забыл капли на тумбочке. Бармен отпускает его, в произнесённых словах не скрывался тайный смысл, но Феликс умудрился оттолкнуть ими старшего. Но, несмотря на беспокойство Ликса, Хёнджин лишь приглаживает его волосы, зачесывая назад, а затем кладёт ладони на щёки. – Сегодня будет так много людей, а ещё очень шумно и уйдём мы домой позднее, чем обычно. Уже плачешь? – он снова шепчет, большими пальцами гладя чужое лицо, Феликс нанёс немного тонального, чтобы быть белее сегодня. Он планировал быть вампиром, но когда увидел Хёнджина в том же образе, решил просто надеть дьявольские рожки, лучше Хёнджина он выглядеть не будет. Феликс наигранно хнычет, шмыгая носом, но заплакать у него не получается. Хёнджин после обеда, незаметно для всех, ставит стакан с каким-то напитком перед Ликсом. «Я случайно сделал». Пина колада, украшенная кремом, в необычном стакане, который Феликс никогда до этого не видел, с разноцветной трубочкой. Он ещё не пробовал коктейли Хёнджина. Это что, новый уровень доверия? – Извини, у меня аллергия на кокос, – Ли виновато улыбается, ему бы очень хотелось выпить хотя бы глоточек, но рисковать в такой тяжелый день он не может. – Может кто-то… Чанбин-хён! – администратор заходит в зал, пугаясь от неожиданного оклика, – тут лишний коктейль, не хочешь? – О! Я за любой кипиш с алкоголем! Феликс снова извиняется, соединяя ладони в молитве, и убегает на кухню. Чанбин же уже уселся напротив, ожидая свой напиток, стучит пальчиками по стойке. – Я до сих пор помню, как Феликс съел шоколад, а там оказался кокос, – вдруг начинает рассказывать историю Чанбин, он как ребёнок слизывает крем с трубочки, – нёбо онемело, начал кашлять, чесаться, весь покраснел, – он качает головой, вздыхая. Хёнджин стоит, опершись руками о стол снизу, смотрит неотрывно на попивающего коктейль администратора. Он сдерживается, хотя к горлу уже подступили вопросы, потому что знает, что Чанбин и без этого начнёт ему рассказывать всё. – Хороший парень. Феликс, – имя произносит по слогам, снова вздыхает, когда стакан пустеет, оглядывает зал, останавливаясь на полках с виски. – Я уже выпускался, когда он в школу пришёл. Такой ребёнок, а вёл себя словно самый крутой, видимо, того от него ожидали одноклассники. Когда собирались на квартире у Джехёна, он молча сидел, в начале совсем не решался выпить, это мы… взяли на слабо. Внезапные откровения. Хёнджин делает вид, что ему не так это интересно, наливает воды Чанбину и начинает протирать стаканы. – Да всё нормально с ним было, ты не подумай, мы его не спаивали, он всегда знал меру. Это Джехён у нас любил выпить. Буянил, ругался… один раз чуть с балкона Феликса не столкнул, а тот всё равно с ним. Всё терпел. Приходит заказ: несколько бутылок соджу, два пива, лимонады. Как раз вовремя, потому что Хван замер, когда услышал о случае с балконом, он представить себе не мог, что было с Феликсом в прошлых отношениях. – Они расстались через два года. А Феликс всё равно бегал к нему, звонил постоянно мне, спрашивал, где он сейчас, можно ли ему прийти, если они собираются у кого-то. Джехён тоже был хорош, вызывал Ликса, когда хотел, а потом выгонял, через неделю всё повторялось. Я задолбался тогда, так бесило всё, мне было некогда разгребать чьи-то проблемы, поэтому я послал Феликса уже через полгода. А потом… Он разомнул шею, подвигал плечами, словно готовясь к чему-то, Хёнджин внимательно слушал, руки дрожали, когда он ставил бутылки на поднос. Представлять его милого Феликса таким было невыносимо. – В чатах… В школьные чаты начали присылать его фотографии… видео тоже были. Слишком быстро разлетелись по всей школе. Вот оно. Вот, что смогло его разозлить всего за секунду. Мышцы тут же напряглись, глубокий вдох, а затем сжатые до скрипа зубы. Графин с лимонадом с громким стуком ставится на поднос, когда подходит недоуменный Джисон, чтобы забрать его. Хёнджин тут же возвращается к администратору, желание вывалить на него весь гнев и злость заполняет голову. – Я ничего не мог поделать, было уже поздно. Не знаю, что было с Феликсом тогда. Больше он мне не звонил. – А ты? Ты звонил ему, хён? – его не интересует то, каким больным был бывший Феликса, его злит, что Чанбин, видя всё это, даже не попытался помочь. Тот молчит, но смотрит прямо в глаза. – Нет. И я жалею. – Скажи, что ты хотя бы перестал общаться с этим уродом. – Урод – это точное описание. Я ещё не закончил. Или тебе не интересно, что было дальше? – он выгнул вопросительно бровь, уже и так зная ответ на вопрос. – Через месяц он пришёл ко мне домой, видимо, думал, что Джехён там. Мы как раз собрались с парнями выпить, но его там не было, я сразу сказал это Феликсу перед входом. А он в слёзы. Я проводил его на улицу, сам ушёл в магазин. А когда вернулся… – он потёр переносицу, зажмурив глаза, было видно, как трудно ему это давалось, не только Феликса триггерили воспоминания, не только он мечтал забыть об этом. Не только он хотел изменить прошлое. – В общем, Феликс подумал, что я ему соврал и снова позвонил в квартиру, парни впустили его. Их было много… Я не знаю успели ли они. Феликс выбежал из квартиры. Боже… – Успели… что? – от злости ничего не осталось, только наливающееся чувство боли. Полосы на ногах. Они были не просто от измен. – Я пошёл искать его, Хёнджин, я пытался. – Почему… ты… вообще рассказываешь мне это? – он смотрит словно сквозь парня перед ним, кадык дёргается, дрожащий голос, как последний осенний лист на ветру, выдаёт его потерянность. Он подаётся вперёд, кажется, не моргает уже долгое время, безумными глазами смотря на администратора. – Какого чёрта… ты рассказываешь такое о Феликсе за его спиной? – Никто об этом не знает. Я говорю это тебе, потому что вижу, что он тебе небезразличен, – Чанбин стойко выдерживает напор Хвана, не думая дерзить в ответ. Искры в тëмных глазах блестят, Чанбин боится, что не сможет успокоить бармена. – Минхо я не рассказывал. Ему бы решить свои проблемы. А ты поскорее разберись со своей, – он пару раз тычет указательным пальцем в чужую грудь, – и сделай этого мальчика счастливым. Слова эхом отдаются весь оставшийся день, он воспроизводит их, когда заваривает чай, достаёт виски с верхних полок, когда смотрит на Феликса. Он обдумал их, он решил для себя – сегодня он со всем покончит. – Чонин, – редко, очень редко он зовёт его по имени на работе, обычно только машет рукой, подзывая, поэтому младший удивляется и быстро подбегает. – Что такое, хён? – парень с высоким голосом тут же выпучивает глаза, он и правда не ожидал, что Хёнджин его позовёт. Чонин, с лёгким макияжем Харли Квин, внимательно слушает бармена. – Нам нужно поговорить. Оставшийся вечер, Феликс вместе с другими официантами бегает по всему залу, поднимается по лестнице в кондитерскую, оттуда на кухню, меняет подносы на больших столах, сегодня они предлагают фуршет и из-за этого у него голова идёт кругом. Ведущий хочет добраться до мозга Феликса своим громким голосом, кричит прямо в микрофон, который Сынмин, кажется, скоро вырвет у него из рук. Музыка, басы из колонок, крики детей и взрослых, звон посуды, толпа танцующих людей, Феликс уверен, что кого-то он задел и размазал соус на чьей-то одежде. – Ликс, там люди пришли, в правом углу, примешь заказ? – Джисон явно «зашивается», волосы, выглядывающие из-под банданы, прилипли к его лбу, образ пирата явно мешает ему спокойно работать, повязка на глаз находилась на его виске, усы давно улетели куда-то под стол. – Хорошо. Заказ берет быстро, краем глаза замечая, как Хёнджин выходит из бара и идёт в сторону выхода. Он жестом руки показывает, что хочет покурить и Ликс кивает. Есть ещё Минхо, значит всё нормально. Крики за столом становятся громче, толпа детей, сидящих возле своих родителей, о чём-то просят его. Только с третьего раза он понимает, что они называют разные названия лимонадов и он в спешке пытается записать их все. Вбив в программу, бежит на кухню, блюда одно за другим появляются на столе, он спешит разнести их. Повара кричат, посуда разбивается где-то в раковине, Нана торопит всех, не думая, что тем самым только ухудшает процесс. Сынмин, одетый в костюм Гарри Поттера, пыхтит, как паровоз, он не привык к такому шуму и хаосу, хоть и довольно стрессоустойчивый. Мантия постоянно путается у него под ногами, и он даже споткнулся один раз. Благодаря музыке, никто не услышал его гневного крика. – Слава Богу, у нас с тобой завтра выходной, – Сынмин и Феликс стоят на кухне в очереди, чтобы забрать блюда, – ноги гудят, нужно поставить их на стену, – этому его научил Ликс, Сынмин часто видел, как тот, лёжа на его кровати, ставил на стену ноги и находился в таком положении около получаса. Ароматная еда разносится по всем столикам под аккомпанемент писклявого голоса ведущего. Всем в этом зале страшно за него: Сынмин явно готов сделать из кое-кого призрака, если тот не начнёт говорить хотя бы на тон ниже. Несмотря на такой «зашив», Ликс сейчас чувствует себя живее всех, его дьявольские рога горят красным светом, когда он улыбается гостям. Некоторые дети, вообще, хотели забрать их у него. Кстати насчёт детей. – Хён! Лимонады! – с возмущением кричит Ли, уже прошло так много времени, почему они до сих пор не готовы? – Ты же видишь, что я не прохлаждаюсь тут? Найди лучше Хёнджина, я не успеваю! Это правда, Минхо был также занят, было много заказов, не говоря уже о тех гостях, которые сели за баром. Если и была свободная минутка, он старался поддержать беседу с этими гостями, уделить им внимание, как настоящий бармен. А вот Хёнджин явно забыл про свою работу. Где его носило, Феликс не понимал. Ему требовалось всего минут пять на перекур, с каких пор он так долго застревает в курилке? И почему его там нет? На улице тишина, басы слышатся сквозь громкие мысли официанта, он старается вглядеться, так темно, может он его просто не заметил? Нет, там никого нет. – Джисон, не видел Хёнджина? – После того, как он вышел из бара – нет. Спроси у Чонина, они шли в одну сторону тогда. Феликс отбрасывает совет Хана, у него нет времени искать ещё и Чонина. Быть разорванным группой маленьких детей – такая себе смерть. Дыхание сбивается, когда поиски затягиваются, он бежит, открывает все кабинки туалета, ищет на кухне, в гардеробе, заглядывает в кабинет Наны, смотрит во всех ВИПах. Что происходит? Такие игры ему не нравятся, как и одышка, громкое дыхание сбивает его с представлений о том, каким образом он сейчас будет возмущаться, когда найдёт Хёнджина. Раздевалка. Место, о котором он совсем забыл. Ну конечно, он там! Он вымученно стонет, когда добирается до второго этажа, раздевалка кажется такой далëкой. Феликс устал. Он жмурится, корчась от неприятной ломоты в теле, еле перебирает такие тяжëлые сейчас, ноги. Этот день начинался так хорошо: фруктовые поцелуи в веки, они пророчили спокойный вечер, в какой момент всё пошло не так? Он останавливается, чтобы передохнуть, сгибается, положив руки на колени. Жарко, рубашка липнет к телу, рога съехали с головы, он поправляет их, поворачивая голову в правую сторону. И так удачно замечает дверь. Там хранились запасные скатерти и салфетки, пыльное место, в которое никто старался не заходить. Была не была. Железная ручка поддаётся, мерзко скрипит, Ли тянет дверь на себя, чтобы поскорее проверить и уйти в раздевалку. К счастью, туда идти не приходится. Фруктовые поцелуи пророчили спокойствие. Они обещали ему сладость ночи в квартире бармена из «Сопрано». С ними он почувствовал будущее, о котором всегда мечтал. Откровенная ложь. Чонин сидел на коленях между разведённых ног парня, который ещё совсем недавно готовил Феликсу омлет. Официант с чувством отсасывал парню, который целовал Феликса в запястье в позднее утро. Принимал во всю длину бармена, который, запрокинув голову, стонал. Большая горячая рука, которую он протягивал в машине во время терапии в туннеле, давила на голову Чонина, заставляя брать глубже. И Чонин брал. Хлюпающие звуки будут преследовать Феликса всю ночь. Лицо, которое он увидел всего на мгновение: сведенные брови, открытый в немом стоне рот, покрасневшие щëки – это всё должно было принадлежать Феликсу, это он хотел подарить такие эмоции любимому человеку. «Заставь меня плакать, Хёнджин» Бармен ругается, судорожно застёгивая ширинку. Он грубо отпихивает Чонина, тот ударяется головой о стену, корчась от боли. – Развлекаетесь, пока все пашут? – голос опускается ниже, пугает маленького Чонина, всё ещё сидящего на полу, рука поглаживает место ушиба. – Надеюсь, это стоило того. Зашагать прочь – вот, что решает сделать. Не хочет слышать оправдания, писклявый голос Чонина, чувствовать касания мерзких рук. – Нашёл Хёнджина? – Сынмин подлетает сразу же, он давно заметил, что Феликс пропал. В глазах Ли читается боль. Разбивая стены вокруг Хёнджина, чтобы подобраться ближе, он не осознавал, как же больно будет наступать на осколки, когда он будет идти назад. Ком в горле застревает, ему нельзя допустить, чтобы кто-то увидел его в таком состоянии. Только Сынмин. Только когда они закроются в комнате. Потерял.