***
– Чонин! Когда ты уже вернёшься?! В «Сопрано», где звучали песни с бубенцами с утра до ночи, гости приходили в таком же режиме: самый первый заходил, когда вчерашняя смена ещё не была закрыта, а последний задерживался у бара, что-то втирая Минхо о важности контрацепции, тряся рюмку в руке. Чанбин то и дело разнимал буянящих мужчин, которые, видимо, уже устали от работы и мечтали, чтобы этот год поскорее закончился. Женщины также приходили большими компаниями и пили не хуже мужских. График совсем сбился из-за того, что официантов стало трое. Джисон жаловался больше всех. – У него скоро вступительные, а ты хочешь, чтобы он здесь бегал, гостей обслуживал? – Чанбину было легко говорить, ведь он почти ничего не делал в течение дня. – Хотя бы на один день бы меня заменил, – устало вздыхал Хан, пока нёс гору грязной посуды на подносе. Чонин вышел в тот день в последний раз, прежде чем попросить Нану о перерыве. Она всё поняла, это был главный экзамен, к которому он готовился целый год и ему нужно было поднажать ещё немного, чтобы быть уверенным, что он сможет поступить в нужный ему ВУЗ. – Мы будем молиться за тебя, – управляющая обняла его в конце смены, собрав всех у одного из столиков. Джисон тоже приобнял за плечи, неловко улыбаясь, поджав губы. – Хёнджин? Пожелаешь что-нибудь Чонину? Ты ведь тоже через это проходил. Безразличие его было заметно за километр, или хотя бы так казалось по его лицу. – Он и так всё знает. С того дня проходит почти месяц. Месяц беззаботной жизни Феликса. Пока не наступает осознание, что скоро декабрь и сессия не за горами. – Может мне тоже у Наны отпроситься, – он стоит опершись о стенку головой, опухшими глазами смотря в неё, слишком быстрый ритм работы забирает все силы. – Забудь, она даже Джисону не разрешила, а он ведь тоже собирается поступать в универ, – Сынмин, как всегда полный энергии, прыгает на месте на кухне, ожидая свои блюда, – Собрались тут все студенты, хорошо хоть хёны ничем не заняты. Феликсу так не кажется. Хёнджин всё чаще оказывается занят на выходных, с утра уходит куда-то, приходя только на смену, ночью же сразу ложится спать. Выглядит так, словно беззаботная жизнь – это занавес, за которым скрывается какой-то подвох. Феликс старается не переживать, они ведь договорились рассказывать друг другу всё. Сидя на диване в маленьком зале, где из мебели были телевизор, который никто не включал, два кресла и тот самый диван. – Я выпил впервые в квартире Джехёна с его друзьями, как же меня рвало тогда, я думал выблюю все свои внутренности, – Феликс смеялся лёжа на коленях Хвана, который перебирал его блондинистые волосы. Но он вдруг так резко замолчал и от улыбки следа не осталось. – Джехён, он… – Ты можешь не говорить, если не хочешь, – успокаивает его бармен, ему до сих пор больно вспоминать о том, что рассказал Чанбин, хоть ему и хочется услышать это всё от самого Феликса. Тот же лежит, взволнованным взглядом смотря в потолок, кусает губы, взвешивая все в своей голове. Резко садится. – Нет, я хочу. Я буду говорить, – Ли смотрит глазами полными решимости, и Хван понимающе улыбается. – И ты будешь говорить тоже. Я не хочу, чтобы мы молчали, я не хочу, чтобы мы что-то скрывали, – большая рука оказывается в плену двух маленьких, – Мне нужно, чтобы ты знал, и я хочу также знать всё о тебе. Прости, если это слишком, возможно, я о многом прошу, – Феликс словно молит, а Хёнджин на этих словах качает головой, опровергая его слова, – но это действительно важно для меня. – Хорошо, – согласно кивает Хван, всё ещё улыбаясь, – хорошо. Знаешь, – он подбирает ноги под себя, разворачиваясь к Феликсу, – странно было бы просто так рассказывать что-то. Ни с того, ни с сего, вываливать друг на друга своё прошлое, – Феликс пока ещё не понимает, к чему ведёт Хёнджин, но кивает. – Давай будем, допустим, раз в неделю рассказывать друг другу разные секреты? – Раз в неделю? – задумчиво тянет Ли, – Давай, – ему эта идея нравится, ему понравится всё, что предложит Хёнджин, – Тогда ты начни. – Что ж, – он обводит комнату взглядом, вспоминая что-то из прошлого, – один раз, когда я был ещё маленький, мама с папой ушли на какую-то встречу. Брат закрыл меня в прихожей, потому что я плакал, там было темно и холодно, я просидел там до утра, пока родители не пришли, – Хёнджин смеётся, пока рассказывает, а Ликс уже хочет возмутиться поступку его брата. – На следующий день я хотел отомстить ему, взял шоколадку окунул ее в унитаз и угостил его ею, – он смеется уже громче, заметив скорчившееся лицо младшего. – Фу, Хёнджин! Я совсем не это хотел услышать! – удары в плечо посыпались на бармена, пока он не упал спиной на диван, задыхаясь от смеха. Он оборонялся, как мог, ловя кулаки Феликса. – И что за брат у тебя такой? – Он в меня и Минхо петарды кидал, когда мы играли в футбол на заднем дворе, – тянет за руки Феликса, чтобы обвить своими и прижать поближе, тот даже не сопротивляется. – Он был сумасшедшим, – подытоживает свою историю Хван, всё ещё хихикая. Был. – Ты единственный ребёнок? – Для мамы нас всегда будет двое. – Прости. – Теперь твоя очередь. Оба знали о чем будет рассказывать Феликс и если один из них был рад поделиться этой историей с любимый человеком, то другому было страшно услышать её со всеми подробностями. Началась она, конечно, с хорошего: первая любовь, Хёнджин тоже помнит свою, давно забытую, школьную. Однако, она не принесла ему столько травм, как Феликсу. – Постоянно ругались. Ликс уже не знает, можно ли это было назвать отношениями, ведь Джехёну было изначально плевать на все чувства младшего, он хотел лишь тоже «найти себе интересное занятие», которое переросло в нечто большее. Но пока рассказывал о приятных воспоминаниях, всё же понимал – они любили друг друга, просто в какой-то момент один из них перестал. – А я, как дурак, бегал за ним. Хёнджин перевернул их набок, гладил голову, а та всё двигалась из стороны в сторону из-за особо эмоциональных моментов. Феликс впервые за долгое время рассказывает всё это от начала до конца кому-то. Потому что доверяет. – А Чанбин послал меня, представляешь? – Хёнджин не удержался и прыснул, хоть рассказ был совсем не смешной. – Ну, и в один день я, как обычно, искал Джехёна и мне пришлось прийти к хёну, чтобы спросить, – история подходила к тому самому моменту, из-за чего бармен напрягся. – К нему домой? – Да. Он меня выпроводил, а сам куда-то ушёл. Но я-то слышал, как парни кричали внутри квартиры и подумал, что он мне соврал. Я думал, он там, с ними, и снова зашёл туда, пока Чанбина нет. Меня впустили, – маленький указательный палец рисовал кружочки на мятой футболке, ощущая внезапно ускорившееся сердцебиение, Хёнджин сглотнул. – Парни такие: «давай, давай, Феликс, пей, Джехён скоро придёт!». Соврали. А я выпил несколько рюмок, это была одна из ошибок в тот вечер. Алкоголь – зло, Хёнджин, – он постучал пальцем по чужой груди, а оба усмехнулись в своей голове, ведь Феликс говорил это не обычному человеку, а бармену. – Видимо, они хотели споить меня, я мало, что помню. Через какое-то время я уже лежал на полу почти раздетый, так жарко было, – рука провела дорожку от груди до спины и обняла старшего, носом он уткнулся в грудь полную разных невидимых узоров, – а потом… Может остановить его? Сказать, что ему не обязательно всё рассказывать? – Кто-то из парней, – Феликс спокойно продолжал говорить, а Хёнджин прижимал его всё крепче, ближе к себе, невольно представляя, как проходил тот вечер и закусил губу. Остановить он Феликса не мог, они ведь договорились, – достал телефон и зашёл в инстаграм, а там Джехён историю выложил, я, как услышал его голос, вырвал телефон из рук. Он был с какой-то девушкой в своей квартире. Я не успел даже футболку нормально надеть, выбежал из квартиры с вещами и рванул к нему домой, – младший тяжело вздохнул, – Боже. Я был таким тупым. Ещё и Чанбина снёс на лестнице. Уверен, он помнит это. Феликс приподнимает голову, чтобы взглянуть на Хвана, ведь думал, что они вместе посмеются. А тот смотрит на него нечитаемым взглядом, Ли заволновался, почувствовал неловкость, показалось, что Хёнджин смотрел осуждающе и его можно было понять. – Не смотри на меня так, я знаю, что не должен был это делать. – Те парни… они тебя не трогали? – парень нахмурился, внезапно отодвинувшись. – Что? С чего им меня трогать? – Ли тоже свёл брови, не понимая, что имеет в виду старший, а потом резко садится, – Ты какого мнения обо мне? – Я? Это не я… – Да я бы не позволил, думаешь, я такой слабый? – Феликс, тут дело, вообще, не в слабости, – они снова вернулись в прежнее положение, когда Феликс закончил дуться. – Так ты всё-таки пришёл к нему? – Да. – Вы поговорили? – Покричали. Хёнджин вздохнул, потому что теперь у Феликса пропало всё настроение что-то рассказывать, он пропал в своих мыслях, повернувшись к бармену спиной. Мозг предательски показывает ему тот самый отрывок из спальни, куда он забежал со слезами и воплями, испугав бедную девушку в постели, которая из-за громких криков сбежала из квартиры. – Ты прав, я слабый. – Я не говорил такого. Хёнджин никогда не думал об этом, хоть и не понимал, как можно было находиться в таких отношениях, так ещё и продолжать бегать за человеком, который тебя использует, а потом вышвыривает за дверь. Но это ведь Феликс, ему всё прощается. Хёнджин не видит, не проводит параллели, как и Феликс совсем не замечает схожесть ситуаций. – Я снова на коленях умолял, а он «бац», – он замахнулся рукой и шлёпнул воздух, – ногой и я упал. До сих пор помню тот шум в ушах, – лицо скривилось, как будто он и сейчас слышит этот неприятный звук, – а потом ещё раз «бах», – ладонь вновь ударила воздух, – и снова. Может ещё несколько раз было, не помню уже. А потом взял за шиворот и на кровать. Голос не дрогнул, как когда он рассказывал в первый раз своим друзьям в совсем другой обстановке, видя их, растерянных, сидящих рядом, и совсем не знающих, как отреагировать на полную боли историю о таком юном парне, который полюбил не того человека. Чан вовремя очнулся и начал просить Феликса плакать и попытка оказалась удачной, тот разрыдался сразу же, как только друг начал его трясти. Лица Хёнджина он не видит, только чувствует его быстро бьющееся сердце своей спиной. – Я получил то, что хотел, – он закончил свой рассказ. Секрет, о котором знают немногие. Вот и всё, он раскрыл Хёнджину все свои тайны, больше ничего у него нет. – Ты… ты там плачешь, что ли? – голова повернулась, когда он услышал тихий всхлип. – Хёнджин, это было давно… – Ты же знаешь, что не виноват? – лоб прикасается к чужому, ресницы смаргивают влагу, такое часто бывает, когда Хёнджина переполняют чувства. «Он совсем не робот» – понимает Феликс. К сожалению ответить он не может, и тем более – кивнуть. Сколько бы времени ни прошло, Ли всё ещё думает, что заслужил то, что с ним произошло, но он вынес из этого урок, который привёл его к тому, что он имеет сейчас.***
Отношения с соседом по комнате более-менее налажены, хоть Феликс всё ещё неловко отстраняется от Сынмина, когда тот стоит слишком близко к нему, и больше не лежит с ним в одной кровати, когда они повторяют лекции, готовясь к сессии. Сынмин понимающе кивает самому себе, успокаивая, такое сложно просто отпустить, доверие друга подорвано, к Чану он, вообще, теперь заходит намного реже, но на это они не обижаются и дают время Феликсу забыть об их ссоре. – Ты какой-то грустный сегодня, утешить тебя? – Ли не упускает возможности подколоть друга, не со зла, просто так пытается показать, что эта тема не такая запретная, какой они пытаются ее сделать. – Шучу, шучу. Возможно, они стали снова ближе, когда Сынмин рассказал, из-за чего началась эта внезапная связь, хоть это и повторилось всего три раза. Безумно стыдно говорить о том, как он случайно увидел обнаженного Чана в ванной и возбудился, Феликс испытал лютый «кринж» и показательно сунул два пальца в рот. – Прости за то, что сказал… ну, про Джисона. Я узнал от Минхо-хёна, неожиданно вышло, конечно, – Ли усмехнулся. Узкая кровать, предназначенная для одного студента, вместила двоих. – Прости за то, что собирался просто уйти. – Я тоже почти позволил тебе, но потом вспомнил… – они лежали на спине, если бы Феликс повернул голову, то точно бы коснулся своим носом чужого, поэтому говорил это всё, смотря в потолок, – момент из одной книги. Не знаю, о чём они говорили, один парень спросил: «я исчезну, ты знаешь?», а второй ему: «ты уедешь», а тот говорит: «да». – Что? – Сынмин тихо прыскает, слушая объяснение соседа. – Понятия не имею. Но я подумал… если ты сейчас «уедешь», то точно «исчезнешь». Меня охватил такой страх. А я ведь не люблю чего-то бояться. Я не хочу, чтобы ты исчезал, Сынмин, – Феликс сдерживает порыв укусить друга, выражая так свою любовь к нему. – Давай, спи. Я подожду, пока ты не уснёшь, – Ликс привстал и дунул ему в лицо, заставляя Сынмина рефлекторно закрыть глаза. – Наказывая себя, тебе легче не станет. – Мы что, поменялись местами? – открыть их снова тот не захотел, намереваясь правда сегодня заснуть пораньше, на этот раз по-настоящему. Раньше он следил за Феликсом, рассматривал его кожу, когда они переодевались в раздевалке университета на урок физкультуры. Тогда полосы были в разных частях тела, Сынмин старался запомнить каждую, чтобы потом понимать, сорвался ли парень. Они много разговаривали на эту тему, раз Ли отказался ходить к психологу, время шло и казалось, что, теперь уже, сосед по комнате таким не занимается, но всё же время от времени он обыскивает комнату на наличие острых предметов, хотя Ли бы не стал врать другу. – We wish you a merry Christmas, – тихий напев доносится до ушей, когда Сынмин выходит на улицу, чтобы подышать воздухом, но вдыхает только дым из легких Минхо. Тот даже не удосужился дойти до курилки, портя впечатление гостям, наблюдающим за ним через окно. Нана убьёт. – До Рождества ещё целый месяц, – Ким потягивается, встав на носочки, хруст костей вызывает смешок у бармена. – Что будешь делать? На Рождество, – Минхо медленно затягивается, пока Хёнджин пыхтит за баром. Официант хмыкает, продолжая свою зарядку. – Наверно, с Фели… – останавливается на полуслове, потому что осознаёт: Феликса рядом не будет. Минхо снова издаёт смешок. – Я тоже в этом году без друга остаюсь, – пачка сигарет оказывается перед лицом Кима, но тот отрицательно качает головой. – А… Джисон? – Джисон? – о нём старший совсем не думал, поэтому, удивившись, даже потушил сигарету об рядом стоящую мусорку. – Мне кажется, у него свои планы есть. Не спрашивал, – Ким переходит на руки, разминает кисти и снова хмыкает. – Ты… У тебя… Ты с кем-нибудь встречаешься? – изо рта выходит пар, лёгкий, непохожий на тот, что выдыхает Минхо, в городе похолодало, такая погода ограничивает их времяпровождение на свежем воздухе без верхней одежды, и Сынмин уже дрожит. Ли качает головой отрицательно, оглядывая зал через окно, Хёнджина почему-то не видно, наверное, ушёл искать его. – Кто-нибудь нравится? – Возможно. А что? Я тебе так интересен? – бармен успевает игриво подмигнуть, открывая дверь служебного входа, чтобы поскорее занять рабочее место, прежде чем Хёнджин начнёт на него ворчать. Сынмин что-то бурчит напоследок, но заходит следом. – Страчателла «в стопе», – Джисон пробегает мимо него, как обычно задевая рукой чужое плечо. Ему нравился Сынмин, он считал его самым интересным человеком, которого встречал за все свои годы. – Пицца? – Феликс слышит краем уха, когда проходит мимо с чистыми приборами на подносе. Тяжёлые, отдающие болью в пояснице, когда он садится за стол на обеде. – Да! – Хан спешит на кухню предупредить повара об очередной аллергии гостя на специи. Отношение Сынмина к Джисону не изменилось, хоть он и понимал, что так продолжаться не может. Чем раньше он отпустит эти чувства, тем легче ему будет видеть, как Джисон с кем-то переписывается на перерыве и во снах Хан его больше не потревожит. Однако, очередной разговор со старшим барменом заталкивает его обратно в комнату в своей голове, где заперт только он один со своими никому ненужными чувствами. Минхо сидел за стойкой, рядом с другими официантами в конце смены, Феликс невзначай упомянул о том, как сложно ему было не быть точно уверенным, что его чувства к Хёнджину взаимны. Сынмин же это подхватил и вновь спросил у старшего о том самом человеке, что удостоился внимания самого Минхо. Ким точно знал, что это был не Феликс, слишком по-дружески он вёл себя с ним, Сынмин всегда видел, что Минхо был не серьезен насчёт его друга. Тот устало смеётся, вздыхает, но всё же признаётся. – Хён, то есть тебе нормально, что тот, в кого ты влюблён, не отвечает тебе взаимностью? – изумленно спрашивал Ким. А Феликс притих: только он в этом зале знал, о ком думают оба парня. А Сынмина это удивляло: пока он пытается убежать от своей любви, старший в это время спокойно в ней плавает и явно не по течению. – Я ведь сам выбрал это, выбрал находиться в такой ситуации: не иметь возможности встречаться, но быть рядом. Меня это устраивает, я привык, – он пожимает плечами, но видит, что сейчас меняет отношение Сынмина к его неразделенной любви и спешит продолжить, – но это не значит, что это верное решение, я знаю, что рано или поздно придётся попрощаться с этим человеком и двигаться уже в другом направлении. Хотя это ведь так сложно, – он издаёт смешок, всё-таки смущенный тем, что ему приходится рассказывать о том, что происходит с ним последние месяцы, – я пытался перевести внимание на что-то другое. Вон, даже с Феликсом флиртовал, – названный качает головой, ему хочется забыть о тех ошибках, что они совершили, – и с другими официантами до него тоже пытался. Не трать на это время. – Я… я и не хотел, – он закатывает глаза, показывая видом, что не понимает, о чём говорит старший, а сам делает пометки в своей голове.***
Заходить к Хёнджину после работы становится для Феликса традицией. Бармен отдал ему все свои толстовки, ободки, которых у него была целая коробка, длинную кофейную ложку, потому что Феликсу она показалась смешной, вместе со сном. Они могли всю ночь просидеть за приставкой или рисованием. Рисунки Хёнджин хранит на своей стене, приклеив их скотчем, те пугали его, иногда падая на пол, когда он засыпал. Феликс не знал, что старший такой романтик: он смотрит прогноз погоды в телефоне каждый час, чтобы не пропустить первый снег. Обещание данное в одну ночь перед тем, как они уснули, согревает их обоих. Они должны увидеть его вместе. – Ты уверен? Одежда слетает с тела официанта, стоит Хвану зайти в спальню, они оба приняли душ, старший как раз шёл из ванной комнаты, чтобы увидеть завернувшегося в одеяло парня, а не полуголого, готового наброситься на него. – Да. Тема постели была одной из запретных, Хёнджин считал, что для Феликса это может стать красным флагом, ведь он поделился своей историей прошлой любви, где его парень часто, не спрашивая разрешения, пользовался им. Феликс же думал, что Хёнджин ещё не отошёл от прежних «отношений», где секса было полно, а вот любви – ноль, только одержимость и безразличие. Но теперь, смотря друг другу в глаза и видя в них желание, они не могут отказать своему любимому человеку. Феликс так давно не чувствовал этого жара внутри от одного взгляда на его почти обнаженное тело и домашние штаны падают на пол вслед за футболкой, он двигается к середине кровати, чтобы лечь и одарить парня пошлым взглядом. – Эй, подожди, – Хёнджин тихо смеётся, видя в Феликсе пока лишь нетерпеливого мальчика, – куда ты так торопишься? Я ещё не разделся, – коленом он упирается в матрас, нагибаясь и хватая ногу младшего, – не люблю делать это в носках, – тело парня скользит по простыне, когда Хван тянет его за лодыжку к краю кровати. От такой позы уши моментально краснеют, старший держит ногу, попутно снимая носок, тот падает куда-то к треникам. Боже, хорошо, что я сходил в душ. Первая мысль, пришедшая в голову, когда нос бармена коснулся чужой ступни. Мандарины. Феликс пахнет Хёнджином, пусть это и запах геля для душа, это осознание заставляет его оставить влажный поцелуй под большим пальцем, отчего стопа дёргается. Щекотно. – Надо же, у тебя есть фетиш? – блондин ухмыляется, получая поцелуи и укусы, которые становятся причиной, пока небольшого, стояка. Хёнджин издает смешок в ответ, отпуская лодыжку, но двигается коленом вперёд по постели к паху парня. – Ты и есть мой фетиш, – он склоняется над ним, ощущает запах фрукта на ключицах, шее, достигая губами скулы, – весь, каждая часть твоего тела, твой голос, твоё дыхание. Я хочу тебя всего. Парень под ним начинает дрожать от шёпота в губы, как они могли всё это время ходить и играть в недотрог, когда обоим хотелось вот так сгорать от желания и видеть страсть в глазах напротив? Хёнджин не любил делать это в одежде, его тело совершенно, к нему хочется прикасаться, оставить отпечатки, тереться, целовать, бармен позволяет Феликсу всё из этого, утопая в его ласке, лёжа на спине. Первые касания были нежными, но Ли не может больше держаться и кусается, слыша шипение старшего. – А что я завтра на работе скажу? – постель давно смятая, они переворачиваются, по очереди передавая друг другу инициативу, теперь очередь Хёнджина. – Комары. Старший смеётся, ведь Феликсу придётся также прикрывать комариные укусы завтра. Обнаженный Ли – то, что бармен мечтал увидеть, но не подозревал, насколько красивым он был. В ту ночь, когда он согревал его под одеялом, он не смог рассмотреть веснушки на плечах, идущие вниз по спине, темные ареолы сосков манили, на молочной коже прекрасно смотрятся его следы. Живот Ликса втянулся от такого пристального внимания к его вставшему члену, его злит факт того, что Хёнджин может так просто смутить его, а сам такой расслабленный. Ненадолго. Ладони ведут вниз по телу, достигая паха, пальцы аккуратно прикасаются к головке, Хёнджин тут же останавливает своё занятие, возвращая внимание на покрасневшее лицо. Руки умело отодвигают крайнюю плоть, старший сводит брови, это становится знаком для Феликса, он возвращает руку, во рту скапливается слюна и язык проходится по ладони. Первый стон проносится по комнате, когда Ли начинает активно двигать руками, уделяя внимание и языку внутри своего рта. – Подожди, – Хёнджин отстраняется, убирая руки младшего, тот довольно ухмыляется, думая, что, возможно, бармен чуть не кончил. Но садится резко в кровати, когда Хёнджин уходит из комнаты. – Хён… Ты куда? – он смотрит ему вслед, в темноту, в которую ушёл парень, ничего не сказав. Ему страшно, даже его бывший парень никогда так не делал: не уходил до того, как кончил. Его тревожность не рассеивается даже когда Хёнджин возвращается, тот видит взволнованность и удивляется. – Прости, я отнёс её в ванную, уже давно не использовал, – поцелуи снова рассыпаются по его лицу, а Феликс не может отвести взгляд от непонятного тюбика возле его головы в большой руке. – Что это? – Смазка, что же ещё? – Хван смеётся скорее из-за неловкости, ему не верится, что они вот-вот сделают это. Но улыбка постепенно спадает с лица, а всё из-за озадаченности младшего. – Что такое? – «Смазка»? Никогда не слышал. Кажется, что они могут услышать тиканье часов в главном зале «Сопрано» из-за тишины, которую создал Феликс. Или Хёнджин, потому что был в шоке от произнесённых слов. – Лубрикант? Нет? Не слышал? – с какой-то надеждой в голосе и глазах спрашивает он. Но получает отрицательный жест и пугливый взгляд, Ли сжимается, хочет спрятаться от ошарашенного бармена и отворачивается в другую сторону от смазки. Может он всё ещё ребёнок? Неопытный, незрелый, ничего не знающий? Хёнджин ведь точно знаток в сексе, а Ли имел только одного партнёра и тот никогда ничего ему не объяснял. – Я не разбираюсь в этом. Хватит так смотреть, – маленькая ладошка, совсем недавно дарившая наслаждение, упирается в щеку, чтобы отвернуть лицо старшего. Столь интимный момент разрушил какой-то тюбик, без которого он всегда обходился, а теперь они не могут посмотреть друг на друга. Хёнджина снова переполняют эмоции, они отдаются комом в горле, но если он начнёт расспрашивать официанта, то окончательно испортит им ночь, поэтому оставляет лубрикант на постели, чтобы крепко обнять Ликса. Кожа к коже, горячие касания повсюду и тихий голос Хвана: – Я люблю тебя, – ком вырывается признанием. Три слова, которые они боялись произнести вслух, пропитанные чистой любовью, без фальши, сомнения, неуверенности, ломают все оставшиеся барьеры, что были построены ими двумя в день их первой встречи. Ли откладывает этот момент в своей памяти, запоминая каждый вдох парня, – Люблю, люблю, люблю тебя. Я так люблю тебя. – Я тоже. Я тебя люблю, – грудь чувствует чужое бешеное сердцебиение, младший прикрывает глаза, отдаваясь приятному чувству. Он видит, сейчас так отчетливо видит светлое будущее, где он держит за руку любимого человека. – Мне иногда так страшно. Я боюсь, что моё сердце не выдержит, оно наполнено любовью к тебе, – парень над ним прыскает, узнав, что у них взаимный страх, не он один переживает за своё сердечко. Феликс с самого начала знал, что Хёнджин был особенным. Все эти бабочки в животе не были никакими знаками любви, это были сигналы об опасности, что в классе литературного кружка, что при объятиях со спины Минхо, они предупреждали его о неправильном выборе, хотели уберечь, и только с Хёнджином его желудок был пуст. Не было ощущения того, как захватывает дух, что становится труднее дышать и необъяснимая тревога не охватывала его. Он чувствовал, что Хёнджин был его человеком с самого начала. Парень прижимает его, выцеловывая шею, и делает первый аккуратный толчок, давя бёдрами, чтобы потереться о горячий член младшего, тот ответил тем же, выбивая из Хвана шипение. Стоны не прекращались, пока от него снова не отстранились, бармен вновь взял неизвестную парню вещь. Пальцы ощущались странно, хотя бы потому что они не торопились, входя по очереди, но не так больно, как он привык. – Не знаю, где ты это взял, – между мычаниями вставляет Феликс, – но это лучшее изобретение человечества, – парень над ним более чем доволен. – Если будет больно, говори, я сразу остановлюсь, – он целует его в щеку, постепенно входя. – Всё нормально? – Конечно, мне больно, Хёнджин, – выдавливает из себя Ли, губы поджаты, говорить в такой момент совсем не хочется, – но терпимо. Всё нормально. Руки Хёнджина большие, но слабые, они не способны оставить синяки, не смогут сомкнуться на шее, не будут зажимать ему рот. Феликс не понимает, чем заслужил такую токсичную первую любовь, но точно знает, что Хёнджин любит его не за что-то, он любит его просто так, за то, что он есть, безо всяких условий. – Сильнее, – хриплый голос вызывает мурашки, Хёнджин даже жмурится из-за него. – Приказываешь мне? – эта ухмылка доведёт Феликса, сердце его когда-нибудь точно не выдержит. Боль стихает, оставляя место наслаждению, Хёнджин вновь признаётся, преданно смотря в глаза, Феликс вновь замечает те самые ловушки на его лице, он не знает, в какую из них он попал, но ему определённо хочется задержаться в ней подольше.***
Улицы, которые совсем недавно были заполнены молодежью в разных пугающих костюмах, теперь пустуют. Школьники закрыты в своих комнатах, считая дни до вступительных, студенты оккупировали библиотеки и кафе, в которых на каждом столике лежат ноутбуки со стопками книг. Мрачный период для такого светлого времени: игрушки, адвент-календари, гирлянды заполнили полки магазинов, бренды в социальных сетях активно рекламируют нарядные платья и костюмы, отели и рестораны предоставляют скидки на рождественскую ночь. Джисон смотрит на вывеску с названием ресторана и долго не решается зайти. Коллега однажды упомянул о маленькой столовой, которую держит его мать, но Хан не ожидал, что она настолько маленькая. – Здравствуйте. – Добрый день! – из-за прилавка выглядывает женщина средних лет, улыбается ярко, хотя время совсем раннее. Копия своей мамы. – Решили позавтракать у нас? Я как раз только что каши приготовила, горячая каша с булочкой – лучшее начало дня! – она запорхала над прозрачной стойкой с едой, большие кастрюли звенят, когда она открывает их крышки и берет поварешку, – овсяная, кукурузная… – Извините, – парень останавливает её жестом руки, – на самом деле я… – он пришёл совсем не за кашей, но произнести это не может, на него смотрят с некой надеждой, кажется, столовая пустует и Джисон был долгожданным гостем. Он закусывает губу, оглядывая кастрюли, тарелка в руке женщины напоминает ему о том, что он также расстраивается, когда гости уходят так и не сделав заказ. Он вздыхает и всё же отвечает ей, – давайте овсяную. Мягкая булочка тает во рту, он успел только выпить стакан воды и побежал в заведение, вспоминая по дороге адрес. Мебель старая, обои выцвели, но атмосфера очень уютная, словно он в гостях у тёти. – Скоро экзамены, студенты перестали заглядывать, – женщина вдыхает, протирая стойку, – ты, наверное, тоже студент? Или в школе учишься? – Ну, как сказать… Ни то, ни другое, но я готовлюсь поступать в университет в этом году, – он не стесняясь, болтает с набитым ртом, каша действительно очень вкусная. Маленький чайник ставят на середину стола вместе с чашкой и маленькой ложкой. Хан успевает предложить женщине сесть с ним, прежде чем она уходит. Всё же выглядит она уставшей. – У меня сын тоже готовится… Заперся в своей комнате, но, слава Богу, выходит из неё время от времени, чтобы поесть, – она смеётся, наливает зелёный чай, аккуратно, без стука, ставит его около тарелки, – постоянно напоминаю ему, чтобы он не нервничал, но он говорит, что совсем не волнуется! Он у меня умный, точно поступит, я тоже не переживаю, хоть кто-то в нашей семье будет учёным. А ты на кого пойдёшь учиться? – Я? Я хочу поваром быть, – Хан хихикает, когда женщина одобрительно кивает и показывает большой палец, – может свой ресторан открою. – Надеюсь, у тебя всё получится. Возможно, когда-нибудь я приду в твой ресторан со своим сыном! – смех наполняет пустое помещение, где-то на фоне слышится бурление из сковородок, иногда на телефон приходят сообщения от Чанбина, просит выйти снова в выходной. – К тому времени он уже придёт со своей семьёй, так что не забудь сделать уголок для детей. – Обязательно, – он кивает, в душе чувствуя грусть, мать друга совсем не подозревает о том, что внуков у неё, возможно, не будет. – Спасибо. Он помогает ей отнести посуду к стойке, из-за чего женщина смущается, не каждый день приходит красивый парень с хорошими манерами. Джисон кланяется на прощание, так и не задав главный вопрос. – Удачи на вступительных, буду держать за тебя кулачки, – она показательно трясёт кулаками, вызывая, теперь уже, у Хана смущённую улыбку. – Спасибо. Надеюсь ваш сын тоже поступит, – он трёт рукой шею, не решаясь уйти. – Передайте ему… Можете передать ему, что у него всё получится? У него есть люди, которые любят его и я тоже буду держать кулачки, – он сжимает кулак точно так же, как сделала женщина и, прощаясь, уходит.***
– Я умру. Я. Умру! – Заткнись и читай свой конспект. Феликс, вместо того, чтобы гулять по красивым улицам Сеула со своим любимым человеком, сидит в четырёх стенах в компании своего друга за их учебным столом, на котором уже места нет, Сынмин решил вынести всю библиотеку, чтобы подготовиться к экзаменам. Мало того, что Ли пропустил кучу лекций и семинаров, так его мозг отказывается понимать информацию из книг и презентаций. Сынмин купил небольшую маркерную доску, чтобы сделать «экспресс курс» по всем предметам для своего друга. – Феликс, извини, но ты потупел с тех пор, как пришёл в «Сопрано». И Ли с ним согласен, раньше он всё схватывал на лету, а теперь хочет заплакать оттого, что ни черта не понимает. Есть предположение, что произошло это из-за стресса на работе, общепит – не место для слабых, а Феликс и так пришёл туда с проблемами в своей голове. Это сказалось на его памяти и общей работоспособности мозга. – Завтра экзамен. А потом ещё и смена! – он валится на кровать, не выдержав потока информации от урока Сынмина, тщательно расчерчивающего графики на доске. Лучше бы он не ленился и ходил на все лекции, хотя он всегда может попросить помощи у Чана, тот всегда поможет с учёбой. Или Хёнджина? Феликс часто забывает о достижениях старшего, воспринимая его, как обычного бармена из ресторана. – Чанбин–хён писал мне, сказал, что завтра могу не выходить, – он щурит глаза в ухмылке, показывая язык. – Это ещё почему? – Не знаю. И Ким не узнает о причине его выходного, тогда как Феликс, приехавший на машине с Хёнджином из университета, видит в главном зале двух официантов. – Привет. Чонин стоял в форме, протирал столы, словно не было тех недель его отсутствия, Джисон пожал плечами на вопросительный взгляд Ликса. Хорошо, что Минхо зашёл спустя несколько минут после них и не постеснялся спросить. – Ты почему здесь? А экзамен? Неделя же осталась. Ян неловко улыбается, отводит взгляд, окуная тряпку в ведро с водой. Он не торопится отвечать, все взгляды устремлены на него, становится совсем некомфортно. – Да я подготовился уже, – было им ответом. В его поведении не было ничего необычного. Сынмин и Феликс не смотрели друг другу в глаза во время ссоры, избегали любых контактов, а Чонин всё так же крутился вокруг бара, как ни в чем ни бывало, разговаривал с Хёнджином. Всех в зале это настораживало. – Хёнджин, ты не забыл про пиво? Гости ждут, – его тонкий голос режет уши, Хван сдерживается, чтобы не посмотреть на официанта, как на больного. – Минхо нальёт. – Минхо – мастер пива! Идеальное количество пенки! – Чанбин, сидевший за баром, пытался сгладить все резкие моменты, когда Хван отворачивался от всех слов младшего, чтобы никак не заводить разговор. Но смотрелось это так жалко, после первых двух часов, администратор замолк, вздыхая, когда снова видел игнорирование бармена. Следующая общая смена была на той же неделе, Чонин теперь заменял всех официантов по очереди, благодаря их за понимание, Хан смог провести выходной за подготовкой к вступительным, он был серьёзно нацелен на поступление. Хёнджин не поднимал глаза, сводя брови при приближении Чонина к бару, Феликс не знал, как на это реагировать, но смотрел с укором, когда старший был слишком резок. – Расслабься, он же ничего не делает, – на обеде, как обычно зажимаясь в служебной уборной, он просит Хёнджина быть помягче. Что даётся ему с трудом. – Хён, пицца почти не тронутая, как думаешь, оставить? Может потом съедим? – официант по-детски хлопает глазами, улыбаясь парню, который когда-то сжимал его бёдра. Хёнджин молчит. – Да, оставь, вечером после смены поедим, – Минхо кивнул, заметив долгую паузу, и толкнул друга локтем. – Так сложно ответить ему? – Хван тяжело вздыхает, прикрыв глаза. – Чонин, – редко, очень редко он зовёт его по имени, когда они на работе. Младший светится, когда слышит голос бармена, – не разговаривай со мной. Чанбин хлопает себя по лбу, наблюдая за происходящим, и мысленно посылает всех, кто работает в этом чертовом ресторане. Ему так надоела эта драма, что он решает уйти на кухню, чтобы поболтать с поваром на супах, та всегда ждёт его, готовая угостить своими блюдами. Феликс прыгает на кухне возле холодного цеха, ожидая свои салаты, повариха бросает на него недовольные взгляды, её всегда раздражало, когда кто-то стоял над душой, так ещё и к ней пришла практикантка, которая была готова заплакать от грубости женщины. Ли с сочувствием смотрел на неё, но время практики подходило к концу и он был рад, что скоро она сможет покинуть кухню. Сынмин научил его держать несколько тарелок на руках, теперь он чувствует себя профессионалом, ногой пинает дверь и проходит с четырьмя салатами, Хёнджин смеётся, когда видит его напряженное лицо. – Я в уборную, если что, позвоните, – он вертит в руках телефон, который захватил с собой на обеде, и бежит к служебному туалету. В этой стороне ресторана слишком тихо, сквозь окна пробивается свист ветра, слышатся звуки из кондитерской сверху, здесь они уединяются с Хёнджином почти каждый день, касаясь губами друг друга, чтобы как-то прожить оставшееся рабочее время без прикосновений. Феликс безумно любит целоваться, а Хёнджин мастер в этом деле, младший тает, стоит ему прикусить его губу и оттянуть, иногда они смотрят друг на друга, деля одну мысль на двоих, но тут же отстраняются. Делать это в ресторане… больше Хёнджин таким не занимается. Из-за двери слышатся звуки воды, наверное, Чонин тоже воспользовался отсутствием столиков и прибежал сюда. Ли не решается зайти, с того дня ему невероятно неловко находиться с ним рядом, но вода льётся слишком долго. Он тихо тянет ручку двери, смотря пока сквозь тонкую щель в сторону раковины, а затем резко открывает её, ужасаясь картиной, которую он увидел. – Перестань! Убери руки! – из раковины идёт пар, в комнате чрезмерно душно, Ли хочет помочь младшему, но обжигается водой, кран повернут до конца, выливая на ладони официанта кипяток. Чонин словно в бреду, ничего не слышит, пялясь на свои же покрасневшие руки, по щекам льются слёзы, капая на белую рубашку, рукава не закатаны и тоже намокли от горячей воды. Феликс выключает воду и тянет парня в сторону, неизвестно сколько он так простоял, но руки были красными, а при нажатии белели. В углу стоит пуфик, на который он часто садится, чтобы отдохнуть, и теперь усаживает на него рыдающего Яна. Истерика. Он бьется кулаками в плечи официанта, отталкивая, и плачет, плачет, кричит. Соображает Феликс медленно, нужно охладить хотя бы лицо школьника, чтобы он пришёл в себя, в уборные наконец-то установили аппараты с бумажными полотенцами, он бежит к нему, берет несколько салфеток и мочит холодной водой. Протереть лицо – сложная задача, когда человек вырывается и не даёт даже посмотреть на себя. – Успокойся! Тон голоса опускается ниже обычного, басом он будто даёт пощечину, немного усмирив пыл Чонина. Тот падает назад, головой ударяясь о холодную стену и позволяет Феликсу позаботиться о нём. По-хорошему, ему бы выпить воды, но Ли не хочет оставлять его, боится, что он снова будет себя калечить. Лицо мокрое, как и руки, красные, похоже на ожог второй степени, но Ликс не будет сейчас определять то, в чем не разбирается и решает оставить руки на врача, к которому он собирается его отправить. Парень всё ещё хнычет и тяжело дышит, зажмурив глаза, хотя больше не отталкивает помогающего ему Феликса, и даже хватается за его руки, что старательно охлаждают его. У Ли от такой картины в груди щемит, невозможно смотреть на чужие страдания, страдания ребёнка, маленького школьника, комок из салфеток летит в мусорное ведро, а Чонин всё не в состоянии успокоиться, продолжая лить слезы. Феликс не удерживается и обнимает парня. Как бы он хотел, чтобы этот мальчик не испытывал той боли, через которую когда-то прошёл и он. Я тоже через это прошёл. Мышцы лица расслабляются, парень в его руках захлёбывается в слезах, а он замирает. Я тоже через это прошёл. Раздирал горло криками, царапал, резал, был оставлен в одиночестве со своей болью, шептал молитвы, чтобы кто-то забрал его сердце, израненное, никем нелюбимое, зато разрывающее его изнутри. Я тоже… – Тшш, – он отмирает из-за, вновь возобновившихся, сопротивлений, и прижимает крепче, гладит по содрогающейся спине. – Почему в телефоне сидишь? – Чанбин берет трубку сразу же, ведь Феликс звонил ему в последний раз, когда он послал его со своими любовными проблемами. – Чонину плохо, нужно вызвать скорую или отвезти в больницу. – Плохо? – Ли слышит быстрые шаги и скрип открывающейся двери кухни. – Я отвезу. Феликс спускает все вещи младшего, помогает одеться, что выходит с трудом, он не может просунуть руки в рукава куртки, поэтому просто набрасывает сверху. Бармены не смогли оставить зал, в котором ещё сидели гости, и им оставалось только гадать о том, что же произошло. – Ликс, – Хёнджин, обеспокоенный, подбегает, видя побледневшее лицо парня, ожидая объяснений, заглядывает ему в глаза. И читает в них: «Нам нужно поговорить». Минхо покидает машину и Феликс предупреждает старшего, что сегодня будет ночевать в общежитии. – Что случилось? – его тревожит поведение Ли, он отвернулся, когда Хван попытался его поцеловать. – Чонин – ребёнок. Он – школьник. Он – несовершеннолетний, – перечисляет факты Ликс, – ты воспользовался ребёнком. Хёнджина удивляет интонация голоса Феликса: звучит так, будто он его осуждает. – Я думал, мы уже прошли это? – Хёнджин, ты не понимаешь. – Я знаю, что поступил, как подонок. Думаешь, мне не жаль? – Несовершеннолетний ребёнок, школьник с неокрепшей психикой, ты ещё говоришь, что он знал, на что шёл, ты – ненормальный, Хёнджин. Парень за рулем тут же останавливает машину, паркуясь у какого-то здания. Он поворачивается к Ликсу, отмечая про себя, что он до сих пор бледный и по дороге вырвал все свои заусенцы. – Говори. Какие ещё у тебя претензии ко мне? – Сколько тебе лет? Ты взрослый, только ты был ответственен за то, что было между вами, ты ему жизнь разрушил. Он должен сейчас наслаждаться юностью, а не страдать из-за тебя. – Это он тебе сказал? – Он чуть не сварил свои руки, пока ты спокойно болтал с Минхо. Считаешь, что здесь нет твоей вины? Хёнджин давится, ошарашено смотря на парня напротив, а потом до него начинает доходить. – Я знаю, я виноват. Ты прав. Прости, эта тема для тебя, как триггер… – две истории сливаются, это приносит обоим головную боль, неужели им нельзя просто забыть обо всем, что было раньше? Почему именно Хёнджин оказался вторым совратителем детей в жизни Феликса, а Феликс, в свою очередь, оказался ещё одной жертвой такого же придурка? – Не во мне дело. Это было давно и уже ничего не изменить, а Чонину ты всё ещё можешь помочь, – дверь машины открывается, впуская холодный воздух, – возьми ответственность и не убегай. Поговори с ним. Пока всё не стало ещё хуже. Черт. Руки снова бьют, ничем не провинившийся руль, он, сидя в одиночестве, постепенно понимает, что был таким же уродом, что и бывший его любимого парня. Феликсу теперь неимоверно противно находиться с ним рядом, поэтому он и ушёл домой пешком, так думает Хван, пока сидит в машине, на пустой парковке и хочет закричать.