***
Рубашка помята, как и штаны, висящие в шкафу на одной вешалке вместе с сынминовыми. Ночь выдалась длинной, выматывающей, мозги отказывались запоминать материал, улетая в царство снов, энергетики грозились убить Феликса, поэтому даже ими разбудить он себя не может, лишняя паническая атака ему не нужна. Если Ли держал свои глаза открытыми через силу, держа веки пальцами, то Сынмин давно привык к такому режиму, не спать по ночам у него выходило прекрасно, он хлопал соседа по голове распечатанными конспектами, проговаривал в слух важную информацию, чтобы она хоть как-то откладывалась в голове у Феликса. Утром они в спешке собрались, затолкали форму в рюкзаки, кажется, можно было услышать плач чистой рубашки, зажатой между ремнём и чёрными кроссовками. Последний экзамен и студенты свободны до конца зимы, третий курс уже не за горами. — Как ты ответил на этот вопрос? — по пути в ресторан они сверяли свои ответы на задания, Феликс выдохнул с облегчением, когда Ким одобрительно кивнул, всё-таки что-то он смог выучить за эту ночь. Сегодня день вступительных экзаменов, школьники давно оделись в школьную форму, приехав к месту назначения за несколько часов до начала экзамена. Ликс с отвращением смотрел на них, наблюдая из автобуса за толпой школьников на улице, такой стресс пережить он снова не хотел бы, одно из самых неприятных воспоминаний. — Ты что несёшь?! Быстрее садись в такси! Только войдя в ресторан, они слышат повышенный голос Минхо, что было редким случаем. Быстро переглянувшись, они побежали в главный зал. — Я же сказал, что не собираюсь идти, хватит кричать, хён. Ян Чонин, стоит посреди зала, когда до экзамена осталось меньше получаса. — Ты что здесь делаешь? — Сынмин не может сдержать изумленного тона, будто видит перед собой восставшего из мертвых. Часы показывают, что у Чонина ещё есть шанс успеть, поэтому Ким, не дожидаясь хоть какого-то ответа от младшего, вызывает такси. — Совсем сдурел? Джисон уже давно там. Машина скоро подъедет, выходи. — Никуда не пойду, — в своих словах он совершенно серьёзен, показательно берет ведро с тряпкой, намереваясь уйти в дальний угол зала. — Чонин, что случилось? — Феликс идет за ним, с ужасом оборачиваясь в сторону часов. Как бы он ни ненавидел тот день, когда сам поступал в университет, это было важное событие в его жизни, ему страшно представить, что будет с младшим завтра, когда он пожалеет о своём внезапном выборе. — Нет, ничего не говори, объяснишь всё после экзамена… — он кладёт свою ладонь на плечо, Чонин тут же разворачивается, резко отбрасывая её. — Я не пойду на этот чёртов экзамен, ясно?! Я не собираюсь никуда поступать, я давно это решил, хватит указывать мне, что делать! Мне не нужен никакой университет! — он плюётся словами, положив ведро на пол, грубо отталкивает Феликса в грудь на каждом предложении. Официант пугается такого поведения Яна, он искренне хочет помочь, но понимает, что не в его силах что-либо сделать. — Не буду никуда!.. — он замирает, заметив вошедшего в зал парня. Бармен быстро анализирует ситуацию и сказанные ранее слова, агрессивный Чонин вдруг пугается реакции парня. Хёнджин, не богатый на выражения своих эмоций, открыто злится. — На выход. Звучит настолько резко, как металл упавший на плитку кафеля, забирает всю уверенность из школьника, который всё ещё не был намерен сдаваться. Слова Хёнджина имели власть не только над ним, они пугали всех услышавших их, заставляя напрячься даже Минхо. Повторять он и не думает, он предпочитает ждать, пока человек поддастся, однако времени на это у него нет. Придётся брать силой. На Феликса, который громко зовёт его, он не обращает внимание, крепкая хватка на предплечье Яна и короткий крик разносится по помещению. — Садись, — дверь, открытая нараспашку, приглашает младшего в салон машины, ещё не остывшей. — Не поеду, — бесполезное сопротивление, ведь Хёнджин всё же заталкивает его внутрь, бежит к водительскому сидению и блокирует двери. За происходящим на улице наблюдают работники не только зала, повара тоже вышли посмотреть, когда услышали крики. Феликс успел ещё раз выкрикнуть имя Хёнджина, на что тот ему кивнул, выезжая на дорогу. — Зачем ты это делаешь? Я не хочу никуда поступать. — Ты ещё не понимаешь, какую ошибку мог совершить. Образование — самая важная вещь в наше время. Или ты хочешь и дальше работать официантом, застрять в «Сопрано» на всю жизнь? О своей маме ты подумал? — Она запретила мне работать здесь. Сказала, что это плохо влияет на меня, — бинт на руках снова страдает, свежая перевязка распуталась на мелкие нитки. — Вот и прекрасно, — Хван потихоньку расслабляется, изредка бросая взгляд на навигатор, дорога не длинная, скоро должны приехать. — «Прекрасно»?.. — голос дрожит, напоминает о тех днях в его квартире, когда Чонин просил сходить с ним на свидание. Губы искривляются, из глаз тут же дорожками текут слёзы. — Зачем… Зачем мне куда-то поступать?! Мне придётся уйти отсюда! — он срывается на жалобный крик, пытаясь заглянуть в глаза Хвана, — Уйти от тебя! Я тебя больше не увижу! — Меня? Ты думал обо мне, принимая такое важное решение? — ногти впиваются в руль, Хёнджин окончательно понимает, что всё стало намного хуже, чем он предполагал. Ещё несколько минут и машина остановится на парковке. — Я хочу быть рядом с тобой! Я хочу видеть тебя каждый день! Да просто смотреть на тебя — уже что-то! Мне плевать, что ты ненавидишь меня, я!.. — Меня здесь тоже не будет. Скрип колёс глушит тишину, образовавшуюся после слов старшего. Море в глазах Хёнджина теперь состоит только из сожаления, Чонин тянет руку, но спасать его никто не придёт. — Я уезжаю учиться заграницу. Гул из голосов выпускников медленно пропадает за дверьми здания, учителя что-то кричат девочкам, которые бегут ко входу, осталось десять минут. Родители ждут своих детей у ворот, некоторые сидят в машинах, нашёптывая молитвы. С неба хлопьями падает первый снег. Хёнджин докуривает свою сигарету, пока они вдвоём сидят на капоте. Изо рта Чонина еле выходит пар, дышать трудно, он всё же приехал в это место. Ветер сдувает его чëлку, вытирает дорожки слёз, — никто не узнает о том, что было между ними в машине. Его мама не смогла приехать, столовую некому оставить, но она поцеловала его рано утром, одела в чистые поглаженные вещи, обняла крепко и сказала, что будет гордиться им при любом исходе. Чонин в это не поверил. Грязный капот оставляет следы на чёрных брюках и младший отряхивается, собирая себя по кусочкам, он стоит между зданием, где решится его судьба, и человеком, которого любит больше себя. Бычок летит в маленькую урну возле забора, Хёнджин встаёт следом. Буря, что надвигалась всё эти минуты пути из ресторана, стихла. Чонин просто опустошён. — Я поступлю туда, — в итоге сдаётся Ян, он шепчет, всё ещё боится признаться себе в том, что отпускает Хёнджина, — я это сделаю. Ты увидишь, что я намного лучше, чем ты думал, — он отдаёт последнюю частицу своей любви, вместе с обещанием. В душе он светится, ведь в его жизни появляется новая цель, на пути к которой он забудет о начальной причине её возникновения. Пройдёт много времени, но он забудет о Хёнджине. — Прости, — так не к месту извиняется Хван, но это было нужно им обоим. Хёнджину искренне жаль, что их отношения переросли в болезненное воспоминание для Чонина, он сожалеет, что не заметил раньше, насколько подло он поступил с ним. Чонин никогда этого не заслуживал. Его слабая улыбка выглядит, как прощание для них двоих. — И спасибо.***
Шум гудящих машин из окна залетает в спальню со снежинками, плотные шторы не дают пройти дальше, намокая темными пятнами. Хёнджин так мечтал о снеге, но теперь единственное, о чем он переживает — это намокшие снизу джинсы, которые сушатся на батарее рядом с обувью Феликса. У того появилось новое хобби, с морозом до него стали доноситься короткие шмыги носом, он бросал обеспокоенный взгляд в сторону бара, не замечая ничего подозрительного, однако по ночам всё же слышал, как Хёнджин кашлял в ванной и вставал на стул на кухне, чтобы найти какие-нибудь лекарства. Феликс связал ему шапку. Тёплую, бордовую, неровную, с пропущенными где-то петлями. Хёнджин сначала этого не понял, раскрыл пакет, вытащил оттуда вещь, которую он в последний раз носил в пятом классе, и покачал головой. — Я… сам связал. Смущенная улыбка и закушенная губа. Хёнджин тут же надел головной убор и уснул в нём, даже смех Феликса не смутил его, только услышав ровное дыхание бармена, Ликс аккуратно снял шапку и поцеловал его в лоб. Выходные появляются довольно редко, хоть Джисон и вернулся в прежний ритм работы. Чонин всё же пришёл к Нане и сообщил о том, что собирается увольняться, но дал обещание, что найдёт себе замену. Охранник крепко обнял его, слишком привык к высокому голосу, звонкому смеху, даже повариха на салатах грустно посмотрела на него, когда он зашёл попрощаться на кухню. Он принёс маленькие подарки всему персоналу, зашёл в бухгалтерию на третьем этаже, Чанбин всё это время держался, но на выходе потрепал его волосы и сказал, что младший может обращаться к нему по любому поводу, он всегда поможет. — Чего вы все такие грустные? Я ещё приду на корпоратив. До которого осталась неделя. Количество историй из прошлого казалось никогда не достигнет лимита, у Хёнджина имелись сотни рассказов о работе в отеле, Феликс любил вспоминать про детство и школьные годы до того, как на него начали смотреть сочувствующим взглядом. Фотография была всего одна, и правда вброшенная самим Джехёном, остальные были взяты из разных сайтов, на видео парень даже не был похож на Феликса, но трудно было переубедить школьников. Пришлось просто закрыть глаза на отстранённое поведение одноклассников и, с горем пополам, выпуститься из школы. — Я был не прав, когда обвинил тебя во всём. После обдумывания своих же слов и разговора с Сынмином, Феликс осознал, что был слишком резок в своих обвинениях, обидев Хёнджина, оставив его одного без возможности что-то ответить. — Ты не мог проконтролировать всю ситуацию, то, что делал Чонин… в этом нет твоей вины, — внезапный разговор на кухне в первую снежную ночь сближает их после недолгой разлуки, — Я и правда проецировал на тебе свои обиды, я не забыл о том, что произошло со мной, всё ещё не могу отпустить, — он признаётся и самому себе. Феликс записался к психологине, которую посоветовал Чанбин. Прошёл две сессии — это правда. Женщина была удивлена, что Феликс абсолютно осознавал, что с ним происходит, он видел, в чëм заключалась проблема, но не хотел из неё выходить. Феликсу было комфортно ощущать себя жертвой, ему подсознательно нравилось находиться в клетке и не иметь желания выйти из неё. Поэтому, как только они подобрались к больному месту, он запаниковал. Запаниковал от того, что нужно переходить к действиям, к выходу из клетки. Он сбежал. Не проработав травму, пошёл жить жизнь, затолкав Джехёна глубоко внутрь, засунув папку с его колючим взглядом и ядовитыми словами в самый дальний ящик в голове. — Прости, что назвал тебя ненормальным. Ты — обычный человек, совершающий ошибки. Я точно знаю, что ты сожалеешь о том, что произошло, — уткнувшись бармену в шею, он говорит чётко, чтобы Хёнджин услышал и не винил себя. Тот обнимает его, держа у себя на коленях. — Чонину поможет только он сам. Только если он сам захочет перестать страдать. Это обязательно случится, он сильный, он сможет через это пройти. — Я всё равно мог быть мягче к нему. Лучше бы он меня никогда не встречал. — Но он встретил. Это было неслучайно. Я верю в судьбу, — Ли чувствует подрагивающиеся плечи из-за смеха и стучит кулаком по чужой груди. — Не смейся. — Романтизируем ли мы случайности, называя их судьбой? Новенькие вышли на работу уже на следующей неделе, прямо под Рождество. Теперь у Феликса появилось много свободного времени, Чонин привёл сразу троих официантов, одна из них была девушка, поэтому к ней было особое внимание, за это она часто благодарила парней, потому что раньше никогда не работала. Феликс освободил пыльную подсобку от ненужных вещей, протер старые шкафы на обеде, и уже на следующий день в «Сопрано» появилась раздевалка для девушек. Неделя перед Рождеством прошла намного спокойнее, чем он планировал, они с Сынмином успели обойти торговые центры, найти подарки, попробовать новый напиток в «Старбакс», даже сходить на балет. После такого напряжённого месяца, они считают, что это были заслуженные выходные. — Уже завтра корпоратив, — пакеты, от самых маленьких до больших, с логотипами разных брендов закрыли вид на неровный деревянный пол. С большой зарплатой к ним пришло желание потратить заработанные деньги на вещи, покупку которых они всегда откладывали. А теперь в маленькой комнате общежития совсем не хватает места двум студентам. У обоих в головах сидит мысль о том, что уже давно пора съезжать. — Что наденешь? — Феликс разбирает одежду, нацепляя ее на вешалки, чтобы повесить на недавно купленную стойку в углу комнаты, которая никак не выписывалась в интерьер, входная дверь постоянно ударялась об неё. — Вчера присмотрел себе образ, хочешь покажу, как буду выглядеть? Показ мод затянулся на весь вечер. Они примеряли одежду друг друга, обмениваясь ремнями, аксессуарами, Ким окончательно составил свой «лук» на завтрашнее мероприятие, заодно и одел Феликса. — В моих воспоминаниях ты навсегда останешься рыжим мальчиком с веснушками. — Когда ты красил свои волосы, я тебя поддержал. Запах аммиака не выветривается, полотенце на плечах Феликса намертво впитало краску, Сынмин неумело брызгался ею, в попытках равномерно нанести коричневый цвет на отросшие волосы. — Я не против, просто не могу представить тебя в другом цвете, — перчатками он задевает уши, охает, но на вопросы Ликса не отвечает, говоря, что всё нормально. В канун Рождества Нана решила забронировать зал в одном из ресторанов в центре города. Вышло это не так затратно: хозяин был ее давним знакомым. — Устраивать корпоратив в ресторане, когда сам работаешь в таком же… — Минхо, одетый в новый костюм с чёрным галстуком, вошёл в помещение вместе с Хёнджином в похожем, словно наследник крупной корпорации. Наследниками они являлись, но названия компаний были не такие громкие, как казалось по их лицам. — Повара тоже хотят отдохнуть, не беспокоясь о сковородках на плите, — Хван взглядом выискивал своего любимого, кивая Джисону и Чонину, те болтали о чём-то с шефом и новенькими официантами. Около двадцати человек собрались у столов, пока официанты разносили закуски и несколько видов салатов. Диджей сидел за аппаратурой, и Хан успел подбежать к нему, чтобы узнать какой плейлист на сегодня тот составил. — Кто это? — Нана кивнула в сторону входа, не узнав человека, идущего вместе с Сынмином. Ее удивлённый тон заставил всех обернуться. — Это Феликс, — Чонин единственный радостно улыбался, щуря глаза, его смена внешнего вида Феликса очень обрадовала. Управляющая, поприветствовав весь персонал, согласилась быть ведущей сегодняшнего вечера и попросила всех сесть на свободные места. Хёнджин, подойдя ближе к Феликсу, изучающе разглядывал парня, не решаясь что-то сказать, но чувствовал, что должен ощутить текстуру волос своими руками. — Нравится? — Ли тепло улыбнулся, довольный поведением бармена, Хёнджин прикасался к его волосам, словно к нежнейшему бархату, хотя краска всё же подпортила их внешний вид. Хван коротко кивнул и заметил коричневые пятна на ушах. — Если решишь сделать что-то со своими волосами, то не проси об этом Сынмина, — Ликс усмехнулся и прикрыл свои уши. — А тебя могу попросить? — маленькая ладонь оказалась в руке старшего, он повёл его ко столу, где сидели Минхо и Сынмин вместе с охранниками и женщинами из бухгалтерии. Странный микс, поэтому Сынмину ничего не оставалось делать, кроме как заговорить с рядом сидящим Минхо. — Как думаешь, до скольки мы здесь будем? — Куда-то торопишься? — старший начал накладывать понравившиеся ему салаты, после передавая их остальным работникам. — Только если в общежитие, — закуска хрустит и Сынмин приятно удивляется: кухня в этом ресторане на высшем уровне. Нана постоянно что-то говорила в микрофон, напоминала о том, какая прекрасная у них команда, как она любит каждого, кто присутствует сегодня здесь, не забыла сказать всем, что её любимый племянник — замечательный бармен, заставив Хёнджина поперхнуться водой. После, их ожидал выбор горячего блюда, несколько бокалов вина и негромкая музыка. Пока Нана не объявила о конкурсах. — Стулья! Настроение в зале тут же поменялось, работники стали раскрепощённее, алкоголь — крепче, музыка разрывала колонки. Смех заглушали попсовые песни, шеф и другие повара прыгали под бит, ощущая себя снова молодыми. — О, Господи, — Сынмин и Джисон переглянулись, выражения их лиц были идентичными, общей радости они не разделяли, Хан совсем не любитель таких мероприятий. Однако ещё несколько треков и он просит официанта налить ему коньяк. — Ты же завязал? — Минхо усмехается, садясь рядом с младшим, пока все ушли на танцпол, освободив стулья. И также подзывает официанта. У Ликса улыбка не сползает с лица, даже когда он ест, продолжает хихикать, щуря глазки, такими он работников ресторана никогда не видел. Сам он пил только шампанское, совсем немного, чтобы не опьянеть, иначе он распустит нюни и начнёт плакаться первому попавшемуся человеку. Не хотелось бы ему опозориться перед всем коллективом. Чонин сидит за соседним столом и явно скучает, он совсем не подходит присутствующим по возрасту, телефон то и дело появляется в его руке, чтобы быть проверенным на наличие уведомлений. Графин с соком на его столе пустеет, и он, раскачиваясь из стороны в сторону, ищет взглядом официантов, чтобы повторить, это замечает Хёнджин. Взгляд скачет от младшего к графину на их столе, полному, который он может отнести прямо сейчас. Профессиональная привычка ли заставляет его встать и взять сок в руки, чтобы пройти к другому столу, и налить его в бокал Чонина? Хёнджин сам не понимает, зато Феликс распознаёт это чувство внутри старшего. — Не ходи, — он берет его за руку, сжимая, чтобы притянуть обратно на место. Хёнджин непонимающе смотрит на него. — Ты хотя бы заметил, что он тебе и слова не сказал за весь вечер? Хван замирает, в его голове голос Чонина был белым шумом, к которому он привык, он привык, что Ян бегает вокруг и что-то говорит и говорит. И даже не заметил, как он замолчал. — Чонин пытается отстраниться от тебя, — объясняет Ликс. Рождественская суматоха, любимый парень, и прочие дела, которыми он занимался последние недели, затуманили его разум, Хёнджин потерялся в днях, и не понял, что Чонин действительно ушёл. Он ушёл из жизни Хёнджина. — И в этот процесс лучше не вмешиваться. Больше не пытайся завязать с ним разговор. Бармен возвращается на место, закусывает щеку изнутри. Это не грусть, не тоска, не удивление. Осознание наконец пришло к нему. — Чувство вины, — он кивает самому себе, неприятное давление в груди портит всё настроение. — Спасибо, что остановил. Феликс улыбается и приобнимает его за плечи, хотя и сам чувствует то же самое. К этому можно прибавить ещё и стыд. Потому что, хоть и на мгновение, он всё же приревновал Хёнджина. Тот обещал довезти их обоих в целости и сохранности, уложить Феликса в кровать, перед этим переодев в свои вещи, поэтому даже не думает пить алкоголь, хотя тот коньяк в руках Джисона привлёк его внимание. А потом принесли водку по просьбе маркетолога, которого Сынмин и Феликс увидели впервые, и Хёнджин решил прогуляться до уборной и обратно, чтобы прогнать навязчивые мысли. — Мне даже шампанское нельзя, — Чонин плюхается на место, где недавно сидел Хван, в его руке бокал с какой-то газировкой. — Поскорее бы Новый год, девятнадцать лет и можно будет пить, что захочется. — Не верю, что ты ничего не пил до этого, — Ликс пытается поддержать беседу, несмотря на то, что Чонин, вроде как, относится к нему не совсем позитивно. — Даже пиво? — Даже пиво, — он улыбается, но уже не так, как все привыкли. Младший, после того, как его приняли в университет, выдохнул и спал днями напролёт, набирался сил, посвятил всё время только себе. Однако усталость в его глазах с того самого дня не уменьшилась. — Хёнджин-хён как-то предлагал. Но не хватало мне ещё распивать спиртные напитки у него дома, — он смеётся, будто сказал какую-то шутку, будто Феликсу тоже нужно посмеяться. Но Ликс не может не начать извиняться. — Прости. За всё. — Это я должен извиняться, — Ян устало улыбается, разворачиваясь к парню, — Прости, что не называл тебя хёном, прости, что почти всегда сваливал на тебя уборку в зале, прости, что иногда пользовался твоей добротой, — он трёт глаза, причём довольно сильно, пытается собраться, выискивает нужные слова, которые он и так репетировал, в своих ресницах, и наконец, жмурится, чтобы выпалить: — Прости за то, что ты увидел в тот вечер, на Хэллоуин. Мне жаль, что я… не смог вовремя остановить себя… — Нет-нет, — официант качает головой, также повернувшись, он тянет руки к парню, давно уже не ребёнку, держит его за предплечья, — я знаю, я понимаю, каково… — предложение так и просится вырваться вместе с непрошенными советами. Феликс бы на месте убил человека, сказавшему ему, что он понимает каково это. Никто никогда не поймёт, потому что все разные, у всех разные ситуации, и на месте Чонина он не был. — Я был… в похожей ситуации и… В общем, не переживай так сильно. Я давно забыл об этом, нужно ведь двигаться дальше. Обиды только приковывают нас к прошлому, — руки поглаживают плечи, чтобы расслабить напряженные мышцы. — Извини за то, что сказал, что твой бас не подходит «Сопрано», — парень тянется к Ликсу, чтобы крепко обнять, как ребёнок, сжимает в руках пиджак Феликса, вот-вот и заплачет. — Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы «зашивался» на работе намного больше, а Нана бы кричала громче, — Ли смеётся и прикрывает глаза. Они получили прощение друг друга. И теперь осталось только чувство благодарности. — Ну вот, скоро уже пойдёшь в университет. Это тебе не школа, будешь не спать ночами, никто за тобой бегать не будет, — отпрянув друг от друга, Феликс начинает его пугать, и тянется за бутылкой шампанского, жестом руки показывает официанту, что подходить не нужно. — Да я на всё согласен. Экзамен мой был сплошной стресс. Я думал, не поступлю никуда! — его громкий голос не перекрывает даже музыка. Феликсу приятно видеть прежнего Чонина. — Пришлось бы, как Хёнджин-хён, заграницу поступать. Не дай Бог, ещё бы в одной стране были бы. Феликс, стоявший на ногах, чтобы налить себе полный бокал, не расслышал почти ничего из последних слов Яна. Поэтому переспрашивает, наклонившись к чужому лицу. — Говорю, Хёнджин-хён же за границу уезжает учиться, не хотел бы я с ним поехать! Брюнет улыбается, но сводит брови в непонимании. Он качает головой, показывая Чонину, что не совсем догоняет сути сказанных слов. Внимание его больше приковано к бокалу, который не спеша наполняется. Чонин тоже озадачен. Картина выходит довольно смешной. Если бы младший в следующую секунду не спросил: — Ты не знал, что он уезжает? Этой весной. Он поступил в университет в Европе. Капля за каплей. Шампанское льётся, заполняя стакан до краев. А рука не двигается. — Феликс! Капля за каплей льётся на тканевую скатерть, ботинки Чонина, на пол. — Официант! Можно вас! Игристое вино доходит до другого края стола, разливаясь и там, стекая на стулья, пока Чонин не вырвал бутылку из маленькой ладони. Кто-то подбегает к ним и вновь пропадает, чтобы позвать уборщиков, а Феликс всё стоит и думает. Где я снова просчитался?***
Натанцевавшись, работники сели на свои места. Нана попросила повторить закуски и напитки, а потом все услышали звуки из колонок. — Раз-раз, — администратор стоит возле своего стола, сначала опирается коленом о стул, но позже встаёт прямо и прокашливается. — Ещё раз добрый вечер всем, очень рад, что мы смогли вот так собраться всей командой. Нуна, ты сегодня отожгла, конечно, — он кивает в сторону поварихи, которая часто кормила его своими супами, та, вся запыханная от долгих и энергичных танцев, смущается, — спасибо вам всем за то, что вы есть. Просто есть и всё. Как вы можете заметить, я не силён в речах, но как-то должен вас поблагодарить, — он неловко чешет затылок, потому что сбоку доносятся поддерживающие звуки от официантов, и закатывает глаза. — В общем, хотел сообщить вам новость. Вы — очень близкие мне люди, которых я вижу почти каждый день, и думаю, вы будете рады узнать это первыми. Даже моя девушка об этом не знает, всё случится завтра, — Чанбин улыбается смущенно, а Чонин с Джисоном переглядываются, взволнованные предстоящими словами. — Да, я… собираюсь жениться! Конечно, ответа ещё не получил, но с чего ей отказывать такому красавчику? Громкий смех разносится по залу, из-за микрофона, вместе с хлопками, кто-то тут же вскакивает, чтобы обнять и пожать Чанбину руку, поздравления быстро сыпятся на него, Феликс тоже встаёт в очередь. — Поздравляю, — он хлопает администратора по спине, искренне радуясь за него, Чанбин кивает и кивает, принимая объятья официанта. Но это не всё, что он хотел сказать. — Это не всё! — говорит он снова в микрофон, — ещё одна новость и, возможно, она не такая радостная… После свадьбы, мы с моей невестой, — он делает мягкий акцент на последнем слове, — планировали переехать в её родной город. Поэтому… кажется, это последний мой корпоратив. Нет, не кажется. Так и есть, — подытоживает Со и видит, как меняются лица у людей за столами. — «Сопрано» остаётся без лучшего администратора, — Нана, которая знала об этом уже около месяца, поддержала его, но попросила пригласить на свадьбу. — Кхм, — после долгих речей и тостов других работников, микрофон дошёл до Феликса, он не знал, о чëм может сказать, ведь совсем не любитель таких вот выступлений. — Спасибо всем за то, что заботились обо мне, в частности шефу, который терпел меня первый месяц, а также парням, без вас я бы не смог здесь продержаться и дня, — рука дрожит, потому что он до сих пор не отошёл от шока из-за новостей о Хёнджине, даже несмотря на то, что он выпил несколько рюмок водки. — На самом деле, знаете, я ведь не должен был сюда приходить, — алкоголь всё же ударил в голову, и теперь все могут заметить каким размазанным стал Феликс за эти полчаса, — я хотел работать в кафе ближе к общежитию, и почти пошёл туда, но мне позвонили из «Сопрано» перед тем, как я уже решил работать там. Не знаю, уже не помню, что заставило меня проехать такой длинный путь из общежития до ресторана, ведь я даже никогда здесь не был. Ещё и название, — он вертит микрофон в руке, раздражается из-за своей же эмоциональности, — с самого начала что-то было не то. А потом познакомился с Минхо и Чонином, они так тепло приняли меня. В первый день, конечно, охранник заставил меня понервничать, но Джисон всё разрешил. Я благодарен за то, что всё сложилось так. Хоть мой бас и не подходит «Сопрано». Обидные слова, которые сказал Чонин, нашли место в дальнем углу подсознания, забившись в него, даже после извинений принесённых младшим. Он думал о них каждую ночь перед сном, каждый раз, когда видел вывеску с названием. Если посмотреть на всю историю его пребывания в этом месте, работа принесла ему кучу трудностей, общепит — место не для слабых людей, а у Феликса и так травмы, на которые он закрывает глаза. Он набрал чемодан новых проблем, после того, как освободил его от предыдущих. Здесь он раскрыл глаза на многое и впервые заглянул в ту саму папку и выбросил несколько воспоминаний, связанных с прошлой любовью. «Сопрано», что это за место такое? Мелодия с битами бьëт по мозгам Сынмина, время подходит к закрытию общежития, бежать ему некуда, единственное, что остаётся — это наблюдать за плясками коллег и выпить ещё один бокал вина. И ещё один. И ещё. Прямо напротив него, плавно двигаясь, танцует Джисон. Но не один. — Часто здесь бываешь? — вид на танцующую парочку закрывает появившийся из ниоткуда Минхо. От него несёт перегаром, они с Ханом напились больше всех, к ним скоро присоединится и Феликс, если Хёнджин не решится забрать у него бутылку с алкоголем. Сынмин поднимает глаза на пьяное лицо старшего, он отчего-то ухмыляется, возможно, это его нормальное поведение после нескольких бокалов. — Что? — Не хочешь потанцевать? Заметил, что ты следишь за Джисоном. Тоже хочешь? — делает ещё один шаг к парню, пошатываясь, и тянет руку, как бы приглашая. — Не отказывайся, Сынмин, я тоже устал смотреть на него. — Да сядь ты уже, — Ким резко тянет за руку, усаживая рядом с собой, Минхо неуклюже падает на стул. — Кстати. Я проходил мимо одного магазина, — его сумка оказывается на коленях и он открывает замок, — я всем уже подарил подарки, так что, остался только твой. Как увидел его, сразу о тебе подумал, — из кожаного рюкзака Сынмин достаёт коробку в темно-красной подарочной бумаге, с лентой и бантиком. Любитель заморачиваться над упаковкой. Ли удивляется неожиданному подарку. — Что же это может быть? — безжалостные действия, блестящая бумага, которая так красиво переливалась на свету, теперь разорвана и скоро окажется в мусорке. Коробка немаленькая и длинная, из-за этого бармен даже не может предположить и также рвёт её. — С цветом точно не ошибся, идеально тебе подходит, — Сынмин хохочет, увидев озадаченность на лице. Детский микрофон. С колонкой внутри, чтобы включать песни и подпевать. Маленькое выступление старшего в ВИП зале на втором этаже запомнилось ему, причина была довольно проста: это была его любимая песня. Минхо долго рассматривает вещь, вертит в руке. Розовый детский микрофон. Он не может представить себе хоть кого-то, кто мог бы хоть когда-то подарить ему розовый детский микрофон. А потому смеётся. Падает на Сынмина и смеётся, уткнувшись ему в плечо. А ведь когда-то они даже разговаривать друг с другом не могли. — Хочешь… — когда Ли успокаивается, то самое выражение лица с привлекательной ухмылкой возвращается, он слишком близко, дышит почти в покрасневшее ухо Кима, — поехать на «афтепати»? Ко мне, — глаза бегают по лицу у обоих, Сынмин пытается понять шутит ли старший, Минхо замечает, какой красивый сегодня официант. — Грустно, наверное, быть в Рождественскую ночь в общежитии, в одиночестве, — его пальцы гладят тыльную сторону ладони младшего, вызывая мурашки на плечах, кто мог подумать, что Ли может быть таким нежным? Именно таким считает его сейчас Сынмин. Не соблазнительным, толкающим его в ловушку. — Джисон тоже поедет с нами, — он откидывается обратно на спинку стула, Хан всё ещё продолжает танцевать с новенькой официанткой под какую-то надоедливую песню, — скоро будет пьяный в хлам, так что нужно забрать его с собой. — То есть нас будет трое? Закрытое «афтепати»? — пьяная улыбка расплывается на его лице. Сынмин точно опьянел, раз соглашается на предложение Минхо.***
Люк машины однажды открылся в одну из ночей, в одном из туннелей города. Вылезая из него, Феликс не думал, что захочет когда-нибудь сделать это вновь. — Пожалуйста-а, — он ноет, словно ребёнок, сложив руки в молитве. Надутые губы просят Хёнджина разрешить ему снова открыть люк. — Феликс, ты слишком пьян, да и сейчас почти середина зимы, в прошлый раз ты заболел, и я не видел тебя почти неделю. Попытка выходит неудачной, и Ликс обижено стреляет глазами в сторону водителя. Даже окно, которое он попытался открыть, чтобы высунуть голову хоть так, Хван тут же закрывает. — В другой раз, как потеплеет. Можем поехать загород, там точно никто не оштрафует, — парень кладёт руку на бедро обиженного официанта и несильно сжимает. — Эй, — зовёт его, потому что Феликс упрямится, смотря в окно, Хван редко в чём-то отказывает ему, поэтому для Ликса такое чуждо, ему очень хотелось сейчас освежиться, — Ликс, — ладонь поглаживает его ногу, пытаясь обратить внимание. Ведёт ею вверх. — Знаешь, чем мы можем заняться, когда приедем? — Не дал мне открыть люк, я тебе тоже не дам. — Нет, я не про это, — он смеётся и возвращает руку на руль. Он как раз это имел в виду, но если парень не в настроении, Хёнджин предпочитает соврать. — Я такой голодный, почти ничего не ел там. Весь вечер с тебя глаз не сводил, ты такой красивый, — пьяный Феликс быстро тает от таких слов и наконец переводит взгляд на водителя. — Правда? — Да. А ещё ты очень вкусно готовишь омлет. Ни один омлет в этом мире не сравнится с твоим. Всё. Феликс больше не обижен. Теперь он готовит омлет в маленькой кухне бармена из «Сопрано». Венчик создаёт неприятный звук скрежета от прикосновения с тарелкой, официант быстро перемешивает яйца, пока масло в сковородке нагревается. — Знаешь, ты никогда не называл меня хёном, — Хван подходит сзади, уже в домашних вещах, ставит руки на столешницу по бокам Феликса, процесс приготовления очень простой, но младший всегда что-то делал неправильно. — Тебя никто так не называет, поэтому я думал, что мы ровесники, а потом уже как-то привык, — молоко он наливает сначала в стакан, как учил его бармен, чтобы не ошибиться с количеством. — Было обидно. На Минхо ты смотрел с таким восхищением… Хёном называл. Ты меня не уважаешь? — Хуже. Я тебя люблю. Поэтому формальности нам не нужны. Хёнджин, довольный ответом, кладёт свой подбородок на чужое плечо и, всё же не удержавшись, обнимает за талию. Если Феликс любил целоваться, то Хёнджин был фанатом объятий. Мог не выпускать его из своих рук всю ночь, обвить ногами, и держать крепко. Может ли быть, что он слишком боится потерять его? — Пять звёзд Мишлен, — припевая, произносит Ли. Сковородка наполнена будущим омлетом, который он забыл посолить, и тихо шипит. — У мишлена только три звёзды, за что остальные две? — мягкие поцелуи рассыпаются на шее и идут вверх к щеке. Хёнджин слишком нежный, когда дело касается Феликса. Он слаб перед ним. Тот хмыкает, задумавшись. — За лояльность гостей? — выдумывает официант, понятия не имея, что эти звёзды означают. Однако здесь он прав, эта звезда у него имеется, Хван предан любимым людям, он не посмотрит в другую сторону, каким бы привлекательным ни был внешний вид ресторана, каким бы ароматным ни был запах его еды. Феликс это точно знает, но проблемы с доверием так просто не решаются и он изредка задумывается о том, может ли Хёнджин сейчас быть с кем-то другим, пока он сидит на работе. Крышка от сковородки аккуратно накрывает её, заглушая шипение. — За… — он разворачивается в руках старшего, осторожно заглядывает в его глаза, на мгновение переживая. Прямо, как в тот раз в кафе, когда ему было семнадцать, а напротив него сидел Джехён, изменивший ему с какой-то девушкой. — …честность, — вечная весна в тëмных радужках глаз, как ни посмотри, из Хёнджина льётся теплота, пытающаяся окутать любимого человека. Ликс облизывает губы, — Еженедельные секреты, помнишь? Истории никогда не достигнут лимита, их слишком много, но Феликс хочет не очередной смешной рассказ из прошлого бармена. Тишина слишком громкая для такого обычного разговора на кухне. Хёнджин видит в глазах Феликса обиду. Совсем не ту, что была в машине. И догадывается. — Что… Что ты хочешь услышать? — Нет, это не так делается, забыл? — уголки губ нервно скачут вверх, момент, когда Хёнджин наконец-то произнесёт это своими губами, так долго оттягивается, это раздражает младшего. Не молчи, Господи, только не молчи. Умеет ли Хёнджин читать мысли? Нет. Он молчит. Феликс одним взглядом молит, поджимая губы. Секунды превратились в минуты ожидания, сворачивая желудок Феликса из-за волнения и страха. Он слишком много выпил, чтобы сейчас не расплакаться. Губы бармена шевелятся, но он не решается что-то сказать. — Я… — начинает он, когда Феликс впивается ногтями в кожу ладоней, — ухожу из «Сопрано». — Потому что… Скажи. Скажи уже это. — Потому что поступил в магистратуру. Феликс слишком много выпил, чтобы не сдержаться: слёзы, которые держались на ресницах все эти секунды молчания, текут по покрасневшим щекам. Что опять не так? Что он сделал не так? Чем он заслужил эту боль в груди? А Хёнджин издаёт смешок. — Ян Чонин, не умеющий держать язык за зубами, — он улыбается, но совсем не грустно, не жалея о том, что рассказал о секрете, который хранил весь этот месяц. — Почему ты не сказал мне? Почему раньше не сказал? Зачем ты обманывал? — ладони с хлопком ударяются о чужую грудь, чтобы оттолкнуть подальше человека, который делает ему больно уже в который раз. Вопросы летят в Хёнджина, разбиваясь об его виноватый вид. Он цепляет пальцами руку младшего, тот тут же выходит из кухни. — Я что, не заслуживал знать об этом? — в спальне нет света, но лампочка на кухне продолжает гореть, Хёнджин не выключил её, когда пошёл за Феликсом. Тот сидит к нему спиной на краю кровати, — Кто я для тебя по-твоему? Зачем тогда, вообще, мы здесь? Зачем ты обнимаешь меня, чтобы потом бросить?! Выглядит это именно так. Хёнджин бы точно бросил его. Если он не предупредил ни о чем, значит не считает, что у них есть будущее. Он не рассматривал даже отношения на расстоянии. И будто бы Феликс на это согласился, когда Хёнджин ему нужен здесь и сейчас, чтобы видеть, чувствовать, целовать, быть рядом, дышать его запахом, а не сидеть в телефоне, ожидая его сообщения на протяжении двух лет. Феликс сойдёт с ума. Мягкими шагами Хван подкрадывается сзади, Феликс такой маленький, крошечный, сгорбился, если бы он мог, то выпустил бы шипы, чтобы Хёнджин точно не подошёл к нему. А он подходит, садится на пол и молчит. Своими руками растягивает минуты тишины, пока слышит всхлипы парня. — Я обещал родителям, — тихо шепчет, чтобы не напугать Феликса, — было условие: они дают мне год, но после этого я иду учиться дальше. Я собирал документы, пока ты здесь спал, пока готовил нам омлет, пока ждал меня. Вот, где все эти дни был Хёнджин, где пропадал на выходных, с кем разговаривал по телефону, чем занимался у себя в ноутбуке. Собирал документы, писал мотивационное письмо, искал рекомендательные письма, которых у него была куча: любимчик учителей, лучший ученик. У Феликса, кажется, сейчас остановится сердце. — Оттягивал этот момент, не хотел, чтобы ты расстраивался, — опираясь руками о пол, он скользит по нему вперёд, к чужим ногам, — родители хотят от меня блестящего образования, я ведь один, их единственный сын, надежда семьи, — руки обхватывают вновь талию, тело его мальчика дрожит. Хван прячет своё лицо где-то в животе Феликса, там, где когда-то жили предупреждающие бабочки. Почему они в этот раз его не предупредили, Феликс не понимает. — Всё это время… Знаешь, я совсем забыл, что я тоже человек со своим мнением. С чего мне ехать куда-то за океан, чтобы получить это блестящее образование? — Что ты несёшь, Хёнджин? — руки, которые не так давно перебирали длинные волосы Хёнджина, настойчиво отталкивают его голову от себя, ему слишком больно продолжать сидеть в этой спальне, находиться в этой квартире, нужно бежать. Бежать, пока он не получил второй нож в спину. А Хван ещё крепче сжимает. — Я поступил в четыре университета, — громче говорит он, на сопротивления Ликса, закрывает глаза, ему нужно, чтобы тот его дослушал. — Один из них… здесь, в Сеуле, — Хёнджин поднимает голову и смотрит преданно, накрывает теплотой с головой, — Я никуда не уеду.***
Сигнализация пугает и Сынмина, мерзкое пищание, которое Минхо ненавидел первые дни, а потом просто привык. Джисон пропустил момент, когда все начали смеяться из-за вскрика Сынмина, потому что совсем уже не соображает, тащит своё тело, пошатываясь, в ванную. Ботинки быстро отбрасываются с ног официанта, и Ким бежит, чтобы помочь Джисону. — Надо уложить его, — постель, которую старший хранит для гостей, падает на старый диван в зале, на автомате он расправляет простынь, потому что самому хочется спать, сегодня ещё была смена. — Я люблю… — непонятное бормотание доносится до Сынмина, пока он помогает дойти Хану до комнаты. Невыносимо. Хан, весь растрёпанный, вспотевший, с расстегнутыми пуговицами на рубашке и красными щеками, висит на нём, дышит горячим дыханием в шею. У Сынмина сейчас встанет. — …Люблю вас. — Осторожно. Выпил Хан не так много, но больше остальных, ещё и держался всё это время, убеждая себя, что больше не притронется к алкоголю. А Минхо это веселит. Ким прыгает вокруг официанта, помогает раздеться, укрывает одеялом, бежит за водой, оставив Минхо присматривать. — Почему? — ворс ковра, чистого, всегда чистого, остаётся следами на ладонях, когда Минхо опускается на пол рядом с диваном. Хан заснул так быстро, не успел получить стакан воды. — Что в тебе такого, что манит людей? Почему ты всегда окружён любовью? — прилипшие ко лбу волосы, что тот намочил, когда умывался в ванной, Минхо убирает, большим пальцем гладит лоб, отчего брови парня дергаются. Нет, Ли слишком пьян, нужно уходить. В спальне он снимает с себя рубашку, оставаясь в белой майке, жар из-за такого горячего вида младшего не проходит, даже когда он открывает окно нараспашку. Приходится закурить. — Заболеешь. Дверь тихо закрывается, Сынмин дорожит покоем Джисона, хочет, чтобы тот хорошенько поспал до утра. На подоконнике, запрокинув ногу, сидит бармен, затягивается долго, чтобы стало немного легче. Мороз зашёл в просторную комнату, пробежался по коже на шее, протиснулся сквозь нитки рубашки, рассыпая мурашки. Уже немного протрезвевший, Сынмин идёт к окну усталыми шагами. Минхо умиляется долгому зевку, не подозревая, что Сынмин не спал прошлой ночью. — Холодный? — пьяная улыбка вернулась на лицо, поверхность ледяная, это он понимает по вздрагиванию Кима. — Не холоднее взгляда Джисона, когда он смотрит на Хёнджина. Хан всё ещё не может простить Хвану растоптанные чувства Чонина, ему всегда не нравилась их связь, каждый день напоминал своему другу беречь себя и не позволять бармену себя обижать. К сожалению, то, что произошло за эти полгода, переплюнуло все его опасения, и не ненавидеть Хёнджина он не может. — Часто наблюдаешь за его взглядом? — пальцы, держащие фильтр, несут его к пепельнице, чтобы потушить сигарету. И взять следующую. — За твоим я тоже наблюдаю. Раздевать Феликса им ты любишь, — голова глухо ударяется о стенку позади, ноги свисают с высокого подоконника, воздух залетает к нему снизу, через брюки, щекоча горячую кожу. Рассматривать Минхо так интересно, когда он расслаблен, когда зажимает сигарету красными искусанными губами, не смущает даже его внешний вид, или наоборот, так даже интереснее. Сильные руки, сквозь майку видна подкачанная грудь, он не обращал на неё внимание в раздевалке, а теперь взгляд отвести не может. — Феликс красивый. Милый, отзывчивый, умный. А голос какой… Когда он смотрит на меня, похож на котёнка. Как такого не раздевать? — небольшая пепельница заполнена окурками, больше некуда стряхивать пепел, приходится тянуться к открытому окну. — Но это было раньше. Теперь он — парень Хёнджина. — Ох, у Ли Минхо оказывается есть совесть, — наигранно удивляется младший, заставляет парня напротив улыбнуться. — Дальше что? Перейдёшь на новых официантов? — Вот, какого ты обо мне мнения! — Ли от удивления отталкивается от стены, они тихо смеются, чтобы не разбудить спящего человека. — А… как там с твоей любовью? — официант скользит по поверхности, чтобы приблизиться к парню, утомленная голова с глухим стуком падает на стекло, отсюда Минхо кажется ещё пьянее, глаза так ярко блестят, когда дым изо рта пропадает перед ними. — Стою на месте, пока не могу сдвинуться. Надо подождать немного, уже скоро начну идти назад. — Может, тебе нужна помощь? Чтобы кто-то потянул тебя за руку, например? Иначе пропустишь момент, когда надо развернуться. — О, нет, — он скривился от этих слов, замахал рукой с сигаретой, — Это как взять кредит, чтобы закрыть предыдущий. Я тебе сказал не делать этого. Так можно запутаться, да и второму человеку тоже не будет приятно узнать, что он замена, — по привычке показательно закатывает глаза, намекнув, что это настолько очевидно. Веки Кима тяжелеют, только холодное окно и любопытство не дают ему уснуть сейчас. У них «афтепати», но на «пати» это не совсем похоже. — А Феликс? Зачем тогда целовал его? — Ммм, Феликс всё рассказал? — фильтр, зажатый между пальцами, скоро тоже пойдёт к остальному мусору в коробке. Минхо устало вздыхает, его тело старательно подсказывает ему, что лимит исчерпан и стоит уже держать курс на кровать. Однако ещë есть вещи, которые нужно сделать до сна: определиться, где будет спать младший, найти ему постель и вещи, если понадобится. Они могли бы сделать это сейчас. Но смотреть на то, как Сынмин, с лицом щеночка, медленно моргая, облизывает сухие губы, и смотрит заинтересованно… Их «афтепати» ещё не подошло к концу. — С Феликсом всё по-другому. Он — хороший парень. Я действительно хотел попробовать с ним, хотел обнимать, защищать, хвалить, я много чего хотел с ним сделать… Может быть что-то и получилось бы, не будь он так заинтересован в Хёнджине. Хороший парень. — Да, он очень хороший, — рассеянно кивает Ким, он понимает, о чëм говорит Минхо, он тоже любит Феликса, даже ревнует к Хёнджину, ведь теперь защищать его будет не он и Чан, эстафета передана смазливому парню. — Не то, что я. — Ты тоже хороший, — Ли втягивает щеки, затягиваясь ещё один раз, дым не касается чужого лица, он выпускает его вбок. Сынмина это только радует. — Очень хороший. Сынмин — такой хороший мальчик, — игривый взгляд сопровождается горячими касаниями к чужой руке, как бы заверяя младшего, что он не врëт. За окном слышится скрип от шагов по снегу, идеальная ночь перед Рождеством, спокойная, тихая, вселяющая надежду. Если бы Сынмин был трезвым, то точно бы задрожал даже от одной мысли о том, чтобы сделать то, что делает сейчас. Однако вино задурманило рассудок. А может, он давно об этом думал? Рука, всё это время лежавшая на ледяном подоконнике, накрывает чужую, чтобы поднести сигарету к своим губам. Ли вскидывает брови, потому что знает, что официант не курит. Тот делает затяжку прямо из руки бармена, наблюдая за смешным выражением лица, губами он нарочно задел его пальцы, и оторвавшись, выпустил дым прямо в лицо напротив, тот сразу жмурится от такого действия. И распахивает глаза, когда мягкие губы накрывают его собственные. Медленно и тягуче, они сминают губы друг друга, вкус коньяка на языке на секунду заставляет Сынмина нахмуриться, но потом Минхо берëт инициативу на себя, и он решает просто отдаться моменту. Язык так нежно гладит нëбо, касания внутри такие правильные, целоваться с Минхо — одно удовольствие. Руки зарываются в волосы, давят на затылок, чтобы ещё глубже, ещё приятнее, и старший мычит, ему нравится такой Сынмин. — Вкусный, — влажные поцелуи идут вниз к шее, младший с радостью подставляется под них, ерзая из-за контраста температур: Ли такой горячий, кусает его чувствительную кожу, а окно продолжает запускать холодный ветер в комнату. Спрыгнув с подоконника, парень тянет бёдра Кима на себя, чтобы подхватить и переместиться на более мягкую поверхность. Кровать стоит не далеко и они падают на неё, не отрываясь друг от друга. Вещь за вещью пропадают с тела официанта, ветер лижет его влажные от слюны старшего соски, укусы высыхают на его шее, ключицах, груди. Чертов любитель покусать. Желание, появившееся недавно, сбывается, руки исследуют мускулистое тело, удовлетворённый касаниями, он спускается ниже, быстро расправляется с ремнём, ему не терпится коснуться горячего стояка, что так выпирал всё это время. — Большой, — делится своими впечатлениями Ким, медленно водя по члену. — Нравится? — шёпот в покрасневшее ухо и Сынмину уже хочется взорваться. Минхо нежный, но не менее страстный, царапает ореолы сосков, целует каждый участок тела, вызывая стоны у парня под ним. — Мне нравится, когда ты молчишь. Резкий толчок и младший нависает над Ли. Одежда вновь летит куда-то на пол, Хо оглядывает Сынмина, приподняв голову, и тут же падает обратно, ударяясь о жёсткий матрас, задыхаясь в стоне. — Ахх, — неожиданно громкий стон отскакивает от стен, не имея возможности вылететь в соседнюю комнату, где мирно спит их коллега. Официант провёл языком вдоль от основания до головки, после захватив еë внутрь рта. Теперь очередь Минхо взрываться, он абсолютно не жалеет, что пригласил Кима к себе домой, хотя в планах у него было разглядывать спящее лицо Хана до самого утра. Он никак не предполагал, что Сынмин окажется таким активным в постели, ему хочется отдаться и довериться в такую спокойную тихую ночь. — Тшш, — рот снова свободен, а рука ритмично двигается по члену, — ты же не хочешь, чтобы наш любимый Джисон услышал, чем мы тут занимаемся? Голова кружится от приятных действий, но сказанные слова приводят бармена в чувства, он поднимает голову, чтобы увидеть хитрый взгляд, Сынмин мягко стучит головкой по нижней губе, и у старшего срывает крышу. Он принимает правила игры. Маленькая ладонь зарывается в чужие волосы и давит на затылок. — Не знаю, смогу ли быть тише, но мы можем это проверить. Возьмёшь глубже?***
Что происходит сейчас в «Сопрано»? Какая там атмосфера? Сколько людей приходят? Какая музыка звучит из колонок? Продолжает ли шеф шутить свои дедовские шутки? Смеётся ли охранник над ними? Разбиваются ли всё также тарелки? Буянят ли гости? Чонин не знает. Чанбин не знает. Сынмин не знает. Джисон, Хёнджин и даже Минхо. Феликс заходит последним в большой и пустой зал. До открытия ещё три часа, помещение не заполнено гостями, громкими криками детей, гадким смехом бизнесменов, меню лежат на своём месте, ни одной грязной посуды на стейшнах. Даже бар, раньше вечно забитый разным мусором и стаканами под конец рабочего дня, убран. Он медленно подошёл к стойке, рассматривая стены, потолок, переводит взгляд на часы. Он снова опоздал, Нана попросила прийти в девять часов. Они и так откладывали этот момент, бухгалтерша всегда была занята, затягивала с этим, но Ликс не торопил их, хотя остальные уже давно покинули это место. Он заглядывает за бар, где когда-то увидел русую макушку и большие глаза. Там пусто. — Здравствуйте. Молодой женский голос прерывает тиканье часов. Новая администраторша одета в классику, совсем отличается от стиля Чанбина. Большие окна снова открыты, из улицы слышны гудки машин и пение птиц. Наконец-то из-за облаков появилось солнце и тёплые свитера не пригодятся следующие два сезона, подбирается весна, шепчет запахом цветов, когда распускаются подснежники. Они идут вверх, на третий этаж, в кабинет, который он посещал каждый месяц вместе с остальными работниками. Прощание выходит быстрым, женщина желает ему удачи, Феликс отвечает тем же. — Можно выйти через летник? — спрашивает робко Ли у девушки, та совсем не против, двери на летней террасе уже открыты. Короткое прощание прежде чем они расходятся в разные стороны. Он идёт мимо больших и маленьких столиков, запоминает каждую деталь, некоторые из них связаны с ужасно неловкими ситуациями: тот самый салат, который он перепутал, и Минхо пришлось отдуваться за него. До сих пор хочется ударить себя по лбу. Интересно, как там хён сейчас? Он вспоминает их последнюю общую смену, самую обычную, без каких-либо происшествий, с тяжелыми вздохами Сынмина, подмигиваниями Минхо, молчанием Хёнджина, тихой руганью Джисона, Чанбин в тот день привёл свою невесту познакомиться. — Позаботьтесь о нашем дорогом хёне, — Хан хотел поиздеваться над старшим, но вышло слишком искренне, и Чанбин обрадовался такой приятной фразе. Ликс бегал до кухни и обратно в зал, уже тогда представляя, как будет скучать по этим моментам, но ментальное здоровье намного важнее, нужно сделать перерыв и уделить больше внимания себе. Минхо обнимал его, когда было время, шептал какие-то шутки, однажды намекнул на то, что его дядя уже давно ждёт у себя в компании, и его работа барменом подошла к концу, веселая юность, когда можешь делать, что захочешь, но думать о будущем всё же стоит. — Зачем ты продолжаешь липнуть к Феликсу, я не могу понять? — недовольно интересуется Хан, его коктейли ещё не готовы и это удобный момент, чтобы наконец задать давно интересующий его вопрос. — Просто дружеский флирт. — И почему Хёнджин на это нормально реагирует? — упомянутый парень ушёл в уборную, пока была возможность. — А почему ты на это нормально не реагируешь? — улыбка сама появляется на лице, недовольство Джисона можно почувствовать за километр, лицо его это не скрывает. — Ты… — тот злится ещё больше, губы дëргаются в попытках что-то придумать, и он выпаливает, — может, потому что я собственник? — Ох, вот как? — Хо смеётся, стакан в его руке дрожит, коктейль вот-вот выльется из него. — Хорошо, хорошо, — всё же пара капель падают на стол из-за его хихиканья. Такое поведение младшего его умиляет, но он переводит взгляд в сторону столика, который сейчас обслуживает Сынмин. Ровная осанка, красивые руки в закатанных рукавах рубашки, тонкие пальцы, что держат ручку, и самый прекрасный профиль лица, который он видел. — Мне жаль моего будущего партнёра, — вздыхает Ли и машет Киму, когда он оборачивается. — Он пройдёт хорошую проверку. Я не дам тебе встречаться с кем попало. Друзья так не поступают, — подытоживает Хан, подхватывая рукой поднос с коктейлями. Минхо ещё громче смеётся под встревоженные взгляды гостей. — Да, спасибо вселенной за такого хорошего друга. Минхо, как и обещал, написал увольнительную, отдав ее вместе с хёнджиновой. На столе уже собралась стопка, Джисон пришёл двумя неделями ранее, как только праздничные дни закончились, Чанбин сказал, что занесёт позже, когда разберётся с делами по свадьбе. Сынмин ждал Феликса. Долго держал листок у себя в сумке, ожидая ответа друга. В итоге пришли они по отдельности, что было ошибкой Ли. У него единственного задержали последнюю зарплату, за которой он пришёл сегодня, почти на два месяца. Их комната в общежитии пустует на каникулах и скоро в неё заедут новые люди, поэтому с другом он стал видеться намного реже, а когда они однажды собираются в квартире Чана, Сынмин тихо признаётся, что ходил на свидание. yongbok удивительно как здесь все изменилось Пишет сразу же, когда покидает зал, выходя на террасу. А ведь прошло всего два месяца. ssseungmo может это мы изменились Перед входом в «Сопрано» стоит знакомая машина, на которую облокачивается высокий парень с сигаретой в зубах. — У тебя что, выходной? — легкость преследует Феликса последние дни, он наконец-то отпустил прошлые обиды на парня, давно уже не бармена, а всё из-за возобновившихся походов к психологу. После Рождества он не мог видеть Хёнджина, не хотел с ним разговаривать и слышать, поступки старшего были такими хаотичными, сумбурными, Феликс потерялся в его объяснениях и заблокировал контакт, на работе даже в глаза не смотрел. Злой, обиженный, ошеломлённый, он кричал, когда рассказывал всё Сынмину в их комнате. Тот не смог не встать на сторону друга в этот раз. Но он скучал. Взял перерыв в общении на несколько недель, чтобы привести мысли в порядок, понять, как двигаться дальше. Но безумно скучал. Самому справиться с этим сил у него не было, чтобы копаться в своей голове и разложить всё по полкам, нужна была помощь специалиста. — Да, я свободен до конца дня, — старший открывает дверь пассажирского сидения, приглашая человека, которого хочет расцеловать здесь и сейчас. Они едут по большим проспектам крупнейшего города страны в полной тишине. Хёнджин сидит в солидном костюме и выглядит чертовски привлекательно, Ликс собирает все силы, чтобы не пересесть к нему на бёдра, когда они стоят на светофоре. Потому что давно не видел его. Хван уехал в свой родной город к семье объяснить ситуацию с университетом, но остаётся там на месяц до конца зимы, потому что отец требует идти работать к нему в компанию. И Хёнджин слушается, слишком дорожит отношениями с родителями. Это становится тем самым периодом, когда они оба понимают: жить без друга друга возможно, но слишком сложно. Феликс, пройдя несколько сессий психолога, уже проработав некоторые из своих обид, снимает блокировку и звонит первым. Разговаривали они до самого утра, со слезами, повторяющимися извинениями Хвана, сотнями обещаний. Хёнджин не забывает упомянуть, как скучал по родному голосу, низкому, глубокому, который никогда не споёт в верхнем регистре. Сопрано — это не про Феликса. Но оно свело их в одном из ресторанов города, это случайность, которая переросла в бесконечную любовь. Долго родители держать сына не могли, скоро начинается учёба и ему приходится возвращаться, однако работать он не прекращает, теперь уже в офисе Сеула. — Ты едешь в другую сторону, — предупреждает Ли, бросая взгляд на навигатор. — Куда?.. — Сегодня такая тёплая погода, — они встречаются взглядами, и Феликса посещает мысль, что он ошибался. Весна не была в глазах Хёнджина. Хёнджин сам олицетворение весны. Тёплой, свежей, местами грязной из-за тающего снега, но дающей надежду на удачный год, новое счастливое начало. Громкий, оглушающий крик летит по длинной дороге, чужая рука сжимает его собственную внутри салона, прежде чем Феликс поднимает обе вверх к ясному голубому небу. Нет красного света, нет ни одного поворота влево или вправо. У него перед глазами только необъятный мир, к которому он мчится на машине бармена из «Сопрано». Весенний ветер треплет его отросшие тëмные волосы, опустошая комнаты в сердце, где сидят обида и грусть. Впереди ещё целая весна. А затем лето. Осень. Зима. И снова сезон цветения, который он надеется провести с ним. Горло раздражено из-за продолжительного крика, а губы мягко сминаются хёнджиновыми. Где-то за городом, где не проезжает ни одна машина, старший прижимает его к двери своей, пока ветер ерошит и его короткие волосы, недавно подстриженные Феликсом, перед этим тот заплёл ему косичку и поцеловал в нос, прощаясь с любимым длинными волосами. Погода хорошая, но всё ещё прохладная. Феликс вылез из люка в одной футболке и теперь не может перестать мелко дрожать. Хёнджин, как всегда вечно горячий, не взял с собой ни одну кофту, а потому прижимает крепче к себе и тихо шепчет, обволакивая теплотой своих глаз: — Согреть тебя?