И всё сначала

Утром Нана щебетала, будто вчерашнего срыва и не было. Глядя на то, как женщина готовит завтрак из того, что осталось в холодильнике, Накахара почувствовал укол вины. Тсунаёши очень любил свою маму, хотя сыном, по мнению Реборна, был никудышным. Чуя без вопросов помогал женщине таскать тяжёлые сумки и поддерживал порядок на своей территории, не стесняясь лишний раз ткнуть своих гостей носом в то, что последствия их "игр" убирать не им. Но когда в последний раз он говорил ей что-то, кроме спасибо? – Помочь? – предложил он. – Ох, Тсуна, – всплеснула руками Нана. – Ты же совершенно не умеешь готовить! А вот сейчас обидно было. Во-первых, чтобы пожарить яичницу много ума не надо было, во-вторых, Чуя как раз - таки был очень неплох в готовке, только случай продемонстрировать свои умения обычно редко представлялся. Всё же с его работой чаще приходилось разделывать ножом людей, а не мясо птицы или животных. Но настоящий Савада действительно мог стать катастрофой на кухне, поэтому Чуя пожал плечами и вслух ответил: – Могу доставать тебе продукты из холодильника. Нана посмотрела слегка недоверчиво, но, видимо, решила рискнуть: – Найди молоко и достань соль из верхнего ящика. Чуя послушно достал нужное. Странное это было утро, на самом деле. Они почти не говорили, если только не обменивались репликами о готовке. Накахара не помнил, мечтал ли он о материнской любви. В Овцах о таком говорить было не принято: они все строили из себя сильных и независимых, считали, что и сами уже взрослые. Признаться, что хочешь к мамочке? Вот ещё, были другие способы потерять авторитет. Так что они задирали носы, пили краденный алкоголь и целовались с девчонками, торопясь показать, что ничуть не хуже тех взрослых, которых распугивали со своего района. Так глупо, если честно. В Портовой мафии же… Что ж, если и была в жизни Чуи фигура, близкая к материнской, так это наставница, Озаки Кое. Шикарная женщина, независимая и сильная. Он уважал её, почитал даже, хотя как правая рука босса и стал ей равным. И нежно звал Кое сестрицей. С возрастом он понял, что не намного она его старше. Мафия оставила свой отпечаток на её характере, Кое казалась мудрее, сильнее, но как же она, на самом деле, была молода, когда Чуя стал её воспитанником… Наверное, треснула бы его своим веером за одну попытку назвать матерью. Руки Наны быстро двигались над разделочной доской. Шинковала эта женщина как прирождённая убийца, даром что была насквозь гражданская. Снова повеяло ностальгией и тоской по прежним временам, хотя за всё время Чуя ни разу не видел, чтобы Кое готовила сама. И словно от его взгляда эти ловкие руки вдруг вздрогнули, и Нана айкнула. – Мама! – это было не его, Тсунино, но сорвалось с языка вперёд мысли, что Нана никогда не была его матерью. – Прости-прости! – женщина улыбалась по-прежнему светло, хотя по щекам катились слёзы. – Сейчас я приведу себя в порядок и… – О чём ты говоришь? – возмутился Чуя. – Сунь руки под воду. Нана вздрогнула, а Накахара быстро достал бинты и антисептик. Уж где хранится это добро, он выучил в первую очередь. – Садись, – велел он, слегка забыв, как выглядит, – и покажи порез. Чуя опустился рядом с этой маленькой женщиной на колени, чтобы удобнее было разглядывать снова набухающую кровью ранку. Ничего особенно опасного, но неприятно, как и любое ранение. Накахара щедро полил вату антисептиком, подул на ранку, как это делала сама Нана для Тсуны, и аккуратно перевязал. Всё это время женщина наблюдала за ним молча, а когда заговорила, голос у неё был хриплым: – Мой сын так быстро вырос. Чуя пожал плечами: – Когда-то должен был. – Значит, я не уберегла своего маленького Тсуну? Накахара поднял голову. Карие глаза смотрели с затаённым страхом, будто ответ был известен давно, но до тех пор, пока он не озвучен, ещё можно сделать вид, что всё хорошо. Может, зря Чуя упрекал Нану в невнимательности? Могла ли она знать, что место её сына занял совсем другой человек? Чувствовать материнским сердцем, но не вмешиваться, не говорить, как привыкла с Емитсу? – Он очень любил тебя. От чего-то нужно было отказаться. Нана всхлипнула и тут же прижала ладонь к губам, чтобы скрыть этот звук. Острое сожаление стало только сильнее. – Я позабочусь о тебе, – пообещал Чуя. Нана кивнула, а потом осторожно, всё ещё дрожащими руками притянула его к себе. Чуя вдруг подумал, что, хоть он и разделял полученные Тсуной объятия, уже очень давно никто не делал ничего подобного для него самого. – Ты забыл назвать меня мамой, сынок. Чуя беззвучно усмехнулся, зная, что женщина всё равно не увидит. Она так хотела обмануться, что это было столь же нелепо, сколько и печально. Это было то, что он мог ей дать. – Конечно, мама, – улыбнулся он улыбкой Тсуны. – Конечно. В этот раз Чуя взял готовку на себя, не позволив Нане встать. Женщина говорила, чего и сколько нужно порезать, посыпать, перевернуть на сковороде, внимательно следя за Чуей. Похоже, ей было некомфортно оказаться на другой стороне – наблюдателем, а не поваром. Но к моменту сервировки стола она уже улыбалась, по своему обыкновению прижав к щеке ладонь: – Теперь верю, что мой сын стал взрослым и без меня не пропадёт. Но за продуктами идти было нужно. Накормив мафиози и прервав попытку похищения завтрака Реборном фразой: «Эй, я вообще-то это готовил», – Чуя собрался в магазин, спрятав под одежду нож. Просто на всякий случай. Впрочем, не он один был настроен так решительно: Нана шла по городу, щебеча о приятной компании, с таким почётным караулом, что её саму могли бы принять за лидера какой-нибудь организации, имей здесь кто-то представление о том, на что способны пятилетки, незаметно и небрежно избавившиеся от человека, пытавшегося приблизиться к Нане с дешёвой подделкой под антиквариат в руках. К несчастью или нет, но идиот всё-таки остался жив. – Ты понял, кто наша цель, Никчёмный Тсуна? – запрыгнул ему на плечо Реборн. Чуя кивнул: – Как ты намерен их заманить? – Дал понять, что маман – обеспеченная женщина и невзначай оборонил, где мы живём. – Мне не нравится идея, что маме придётся с ними столкнуться ещё раз, – нахмурился Чуя. Идея втягивать гражданских его действительно не радовала. – Ну, это значит, что придётся тебе уговорить маман развеяться с подругами. Чуя кивнул. Удивительно, но этот простой и буквально на коленке придуманный план сработал. Нана ушла, поддавшись уговорам, а через сорок минут в дверь позвонили. Человека, уверявшего, что знает секретный способ запоминания информации прямо как у спецслужб, и напирающего на то, что после этого оценки Тсуны взлетят до небес, Чуя с восторженной миной впустил в дом. Бедняги, проделали такую работу – нашли, чем подцепить Нану на крючок, но не знали, что добровольно лезут в пасть голодной стаи, которую обманчиво приняли за миленьких собачек. Едва дверь закрылась за его спиной, Чуя повернулся к жадно рассматривающему обстановку их дома аферисту и нехорошо усмехнулся: – Ну что, фраерок залётный, поговорим? Интересно, чему больше удивился этот идиот: розовой гранате, глазастому зелёному молотку, прилетевшему по голове, или тому, что четырнадцатилетний подросток легко приподнял его, держа за шкирку. Тем не менее, аферист отхватил и от Ламбо, и от Реборна, близко к сердцу принявшего покушение на его сферу деятельности (надо же было несчастному ляпнуть при входе, что никакой репетитор не сравнится с его методом обучения). А когда Чуя его схватил, из кухни вышла Бьянки: – Отлично, Тсуна! Подержи его так, накормлю его своим отравленным печеньем. – Что?! Да вы… психи! Ненормальные! Пусти, – задёргался мужик. Пиджак, за который Чуя его и держал, затрещал. – Спокойно, – ухмыльнулся Накахара. – Не то ещё упадёшь, ногу сломаешь… или руку. – Шею свернёт, – хмыкнул Реборн. – Вы, вы… Чуя брезгливо скривил губы, глядя на позеленевшего мужчину. А ведь Бьянки его ещё даже не угостила! – Вы не того человека выбрали в качестве жертвы, – спокойно сказал он. – А за ошибки нужно платить, не так ли? – Якудза! – внезапно закричал мужик и рванулся к двери так, что пиджак с треском порвался. – Куда? – рыкнул Чуя, но несчастный аферист уже, едва не снеся дверь с петель, ломился на выход. – Да забирайте вы всё! Ааааа! Полиция, я хочу признаться! – Вот тебе и раз, – пробормотал Чуя, оторопело глядя на покосившуюся дверь. – Чего это он? – По крайней мере, он вернул деньги, – заметил Реборн, поднимая с крыльца что-то. – Разве это не кошелёк маман? – Похож. Да ещё и с компенсацией. Неудивительно было, что аферист не смог отказаться от пусть женского, но дорогого кожаного кошелька, привезённого Емитсу для Наны. А может, хотел потом подарить его кому-то. Но вот то, что «заработанные» деньги он держал при себе, даже когда пошёл “на дело”, было странным. – Похоже, он по всей улице прошёлся со своим “уникальным” предложением, – хмыкнул Реборн. – Одного не пойму, – почесал бровь Чуя, – чего он к полиции-то побежал? Бьянки засмеялась: – А ты себя видел? Он, наверно, решил, что лучше полиция, чем обиженные на него якудза. – Ты, наконец-то, начинаешь выглядеть как настоящий босс мафии, ученик, – самодовольно заявил Реборн. Чуя осталось только пожать плечами, премировать И-Пин с Ламбо сладостями да показать вернувшейся Нане кошелёк, сказав, что его подбросили на крыльцо, и даже почти не соврав.