Иногда, чтобы пойти правильно, всё должно пойти не так.
© Шеррилин Кеньон
Громкая музыка наряду с активными танцами снаружи заставляют стены кухни едва ли не подпрыгивать под барабанные партии диких рокеров. Долгожданная уличная дискотека идёт полным ходом: парни и девушки кричат и подпевают сменяющим друг друга песням, танцуют наверняка босиком, отбивая пятки, и, что является неизменной традицией, тайком заливают в себя алкоголь, который вроде как в лагере запрещён тем же уставом, но найти здесь тех, кого это действительно волнует, почти нереально. Алкоголь для подростков — запретный плод. А всё запретное, как известно, обладает невероятными по своей силе магнитными свойствами. Тэхён, чувствуя стопами вибрацию от громкой музыки, но умело игнорируя её, погружённый в свои мысли, медленно нарезает овощи для рагу и думает о том, чем сейчас занимается Жен. Успела ли уже «попробовать» у кого-нибудь что-то выше пяти градусов? Или, как она вечно отмазывается дома перед мамой, «подышать рядом с курящими друзьями»? Или, может, уже нашла в кого «ткнуться» губами? Тэхён почему-то беспрекословно уверен в том, что напротив всех трёх пунктов давным-давно стоят жирные галочки. В голове очень чётко звучит требовательный голос мамы: «Не пить, не курить, никаких мальчиков». И, наверное, в каком-то смысле было бы правильнее следить за сестрой и не позволять ей свободно гулять, но... Тэхён не хочет. Не хочет не потому что ему втягость ходить за ней попятам, не потому что он считает все эти занятия нормой в её возрасте. Тэхён просто не хочет быть тем, кто ограничивает её свободу, потому что он прекрасно помнит жизнь в её отсутствие. Он прекрасно знает, что такое запреты, что такое «скрывать от родителей» и каково это — когда ты предоставлен сам себе и самостоятельно решаешь, что для тебя плохо, а что — хорошо. Как бы Тэхёну ни хотелось защитить Жен от похмелья, от зависимостей, от боли разбитого сердца и любых других ошибок, которые она способна совершить в силу своего возраста — он не сможет. Потому что запретный плод всё ещё слаще самых сладких конфет. Потому что запрет на ошибки порождает ещё большее желание ошибиться. Потому что, чтобы понять урок, в конце концов, она должна ошибиться сама, а не учиться жить на чужих ошибках. Вот что по-настоящему правильно — жить своей жизнью и самостоятельно набираться опыта. Тэхён верит в Жен всем сердцем и желает ей только самого лучшего. — Земля вызывает Тэхёна, ау? — когда чужой голос становится громче, картинка перед глазами — чётче, а мысли возвращаются к луковице, которую он режет уже несколько минут, Тэхён поднимает голову и туповато моргает, глядя на улыбчивое лицо перед собой. — С возвращением, — хрипло смеётся Намджун, обнажая свои невероятные ямочки. — Никак не дозовусь тебя. Тэхён растерянно улыбается. — Извини, задумался, — неловко тянет он. — Всё нормально? — встревает Хосок, на мгновение отвлекаясь от работы с мясом. — Да, всё отлично! — часто кивает. — Уверен? — Намджун подозрительно ведёт бровью. Тэхён хихикает и вновь уверенно кивает. — Тогда подай, пожалуйста, чёрный перец. За твоей спиной. Тэхён оборачивается, взглядом подмечая баночку с перцем на тумбе в углу, и рукой тянется к ней, доставая и отдавая Намджуну. На его лице тут же сияет благодарная улыбка. Следующие несколько минут все молча занимаются своими делами исходя из меню и распределения ролей: Намджун разделывает свежую рыбу, Хосок возится с мясом, Чимин готовит рис, Юнги занимается салатиками, Чонгук — мучным, а Тэхён делает нарезки. Сегодня им поручено не просто приготовить ужин, каким занимается повариха каждый день, а прямо пир на весь мир устроить. Мол, после дискотеки ребята сильно устанут и проголодаются, а им хоба — и самый что ни на есть президентский стол! Приказ, к слову, директора. Сразу понятно, что такого ужина вообще не планировалось. Просто наказать проказников нечем больше. А принудительный детский труд, между прочим, запрещён! И неважно, что самому младшему «ребёнку» здесь почти восемнадцать. Возмутительно! Однако, гораздо лучше, чем отчисление. И если остальные парни могли бы справиться с этим, найти для себя другой музыкальный лагерь и учиться там, Тэхён — нет. Для него дом — место куда совершенно не хочется возвращаться. Особенно сейчас, когда он нашёл свою компанию друзей; людей, с которыми ему не просто неодиноко — чертовски комфортно. Словно он был один столь долгое время только для того, чтобы по итогу встретить их — настолько они за такое короткое время пробрались в душу, с каждым днём всё больше и больше вытесняя из его головы плохие мысли. Вернуться домой, где не ждут, где пусто и одиноко, отныне сродни катастрофе. — Я устал, — внезапно хнычет Хосок, выпячивая нижнюю губу и откладывая нож. Все кроме увлеченных делом Юнги и Чонгука обращают на него внимание. — Все веселятся, а мы тут как на похоронах... — вздыхает он, скрестив руки на груди. — Что ты предлагаешь? — интересуется Юнги, не поднимая взгляда. — Снять штаны и прыгать по столам? — Хотя бы не молчать, — бурчит Хосок. — Можем спеть или просто поговорить о чём-нибудь. — Говори, — усмехается Юнги. — Есть что-то, что ты ещё не обсудил за эти дни? — Есть, — кивает Хосок, улыбнувшись. — Например, мы ещё не говорили о том, какой ты вредный дурак. Юнги, наконец, поднимает взгляд и как-то устрашающе дёргает бровями. — Я-то? — Хосок уверенно кивает и поджимает губы, готовый засмеяться. — Ты-то. Ни дня не проживёшь без этого. Тэхён и Намджун переглядываются, прежде чем обратить на них внимание. — Эй, ребят, — осторожно влезает Тэхён. — Вы же не собираетесь поссор... Его рот так и остаётся приоткрытым в недосказанных словах. Потому что в следующую секунду в лицо Хосока прилетают обмазанные в масле листья салата, пачкая нос, губы и часть его футболки. — Ах ты! Слышится громкий смешок Хосока, который горящими глазами осматривает тумбы и уже через секунду тянется к миске с мукой, захватив побольше и ловко выстрелив в отместку, окрасив белым порошком и без того белые волосы и верхнюю часть лица Юнги. Тот скалится, матерясь себе под нос, тянется к той же миске, быстро забирая её, обходя молча стоящего на месте Чимина и направляясь с ней к Хосоку, который, визжа, со смехом несётся прочь, прячась сначала за спиной Намджуна, принимающего первый удар на себя, а затем — за миниатюрным Тэхёном, глаза которого вот-вот вывалятся из орбит — настолько они огромные в своём удивлении. Юнги, не жалея и его, кидает горсть муки прямо в лицо, пытаясь попасть в Хосока. — А ну иди сюда, трусливый, — грозно, но с лёгкой улыбкой на губах. Хосок смеётся ещё громче, когда Юнги начинает надвигаться, и бежит прочь от всё ещё удивлённого Тэхёна, используя в качестве щита явно не довольного всей этой ситуацией Чонгука. — Хватит, — резко отрезает тот, когда Юнги замахивается, пытаясь прицелиться в дразнящего его Хосока, по очереди вылезающего из-за чонгуковых плеч. Его голос раздражённый. Снова не выспался или просто нет настроения? — Чем быстрее закончим, тем... Юнги моментально обрубает его речь, слишком увлекшийся тем, чтобы отомстить, извалять Хосока в муке по самые кончики волос. Слышится короткое «Блять», когда, в конечном итоге, прилетает и Чонгуку, пачкая часть лица, шею и его чёрную футболку с надписью «Fire». Тэхён, глядя на выражение его лица, тихо смеётся. Занудный он какой-то сегодня. Весело же так! Чимин, за которым Хосок прячется следом, к слову, его позицию тоже не разделяет. Стоит с каменным лицом и убийственным взглядом смотрит в глаза Юнги, который кидаться в него не спешит. Тоже смотрит, игнорируя попытки Хосока раззадорить его, будто мысленно переговаривается о чём-то с Чимином. Юнги делает шаг вперед, оказываясь в двух десятках сантиметров от наблюдающего за ним орлом Чимина, и, воспользовавшись эффектом неожиданности, быстро хватает из миски муку и таки стреляет в притихшего за спиной друга Хосока, вынуждая его завизжать на всю кухню точно поросёнок. Раззадорившись, он берёт со стола часть промытого риса и, не думая, пуляет в Юнги, который в этот раз вовремя уворачивается и... Их жертвой вновь становится разъяренный как бык Чонгук. Смотрит не на Тэхёна, но поджилки почему-то трясутся у него... Такой хищный и злобный взгляд он от Чонгука видит впервые. Прямо-таки пышет огнём. Хосок выдыхает насмешливое «Упс», изо всех сил пытаясь не рассмеяться от вида заваленного мукой и рисом парня. Чонгук только открывает рот, чтобы сказать что-то наверняка недовольное и матерное, но Тэхён, быстро среагировав, берёт со своей тарелки продолговатый кусок огурца и с силой пихает тот в чужие губы, затыкая его, как пробка шипящую бутылку. Чонгук первые несколько секунд стоит, пока осознание случившегося приходит к нему, а затем медленно разворачивается и глазами, в которых пламя танцует особенно ярко, встречается с хитро сощуренными глазами Тэхёна. Последний, не выдерживая картины стоящего с огурцом во рту Чонгука, начинает заливисто смеяться и медленно пятиться назад, замечая, что на него так же медленно наступают с... тарелкой со взбитыми яйцами! Мамочки! Тэхён смеётся пуще прежнего и, больше ни секунды не медля, срывается на бег по всей кухне, наматывая круги вокруг центрального стола, на котором все готовят, и не забывая, конечно, сшибать всё, что лежит ближе к краю. Он наобум хватает куски жира, которые Хосок специально отделил от мяса и отложил на край доски и, не глядя, пуляет их назад, в гоняющегося за ним Чонгука. На кухне начинается своя дискотека, которую подхватывают все без исключения. Намджун первым кидает в Чонгука целую рыбину, которая ещё совсем недавно дышала, но, к несчастью, попадает прямо по губам Чимина, который брезгливо морщится и кидает её обратно в Намджуна, заряжая тому прямо в лоб. Хосок и Юнги, ненадолго притихшие, тоже в стороне не остаются: кидаются целыми овощами и ложками. Мясо, к счастью, все дружно додумались не трогать. Тэхён тем временем, осознавая, что здесь слишком мало места и ему вот-вот за шиворот выльют противную яичную смесь, открывает дверь на выход и выбегает в пустую столовую, оббегая один из столиков и разворачиваясь. Чонгук стоит с противоположной стороны, тяжело, как и сам Тэхён, дышит и смотрит ну прямо убийственно опасно, давая понять, что не успокоится, пока не завершит своё дело. Тэхён, не прекращая смеяться из-за того, как вся эта ситуация веселит его, смотрит в ответ хитро и уверенно, растягивая уголки губ в широкой улыбке. Он сдаваться тоже не намерен! Черта с два! И потому, когда Чонгук хищной походкой начинает обходить стол, активно двигает расставленные абы как стулья и бежит дальше, стараясь держаться с точностью противоположно ему. — Не достанешь! — прикрикивает Тэхён, прикусив язык. Чонгук резко останавливается и толкает язык за щеку. — Достану, — уверенно цедит он. Его взгляд задумчиво путешествует по стоящему на противоположной стороне стола Тэхёну, словно Чонгук прямо сейчас обдумывает грандиозный план под кодовым названием «Тэхёнояйцообливатель три тысячи». Спустя пару секунд Чонгук двигается увереннее и быстрее, заставляя не ожидавшего того Тэхёна взвизгнуть и рассмеяться на всю столовую. Он уже даже не оглядывается — просто бежит кругами вокруг этого стола, за которым они всегда завтракают и ужинают, и молится на то, чтобы Чонгук его не поймал. Это же блин яйца! Склизкие и противные! Ещё и за шиворот! Оказавшись снова на том же месте, Тэхён кидает быстрый взгляд на Чонгука и резко тормозит, замечая, что он снова стоит напротив, разглядывая что-то за его спиной. Когда их глаза встречаются вновь, Чонгук с ухмылкой дёргается, делая вид, что сейчас побежит снова, но не делает этого. Тэхён, на секунду позволяя себе облокотиться руками о стол и отдышаться, смеётся. Вот же шутник чёртов! — Твоё последнее слово? — непринуждённо интересуется Чонгук, круговыми движениями взбалтывая смесь в тарелке. — Ни за что! — хихикает Тэ, вставая в боевую позу. — Я не сдамся. — Готов бегать от меня всю ночь? — Да прям. Ты сам всю ночь не выдержишь! — посмеивается Тэхён. — Я? — его брови взлетают ввысь. Тэхён гордо кивает. — Хочешь проверить? — Хочу! Чонгук пускает смешок, мельком осмотрев его, и внезапно стартует с места, вынуждая расслабившегося от разговора Тэхёна в панике двинуться в сторону кухни. Он подбегает к двери и изо всей силы дёргает ручку, пытаясь открыть и вбежать к друзьям, которые могут спасти его, но... Дверь оказывается заперта. — Прибежал? — Тэхён зажмуривается, чувствуя себя полным дураком, и разворачивается к Чонгуку. Между ними меньше метра, и с каждой секундой расстояние сокращается всё больше, вынуждая Тэхёна вжиматься спиной в дверь и улыбаться поджатыми губами. Какое же предательство всё-таки! И ведь кто-то же закрыл дверь, чтобы ему, Тэхёну, мстя всё-таки досталась! Чонгук похож на настоящего хищника, пока медленно подходит к нему с этой проклятой миской в руке. Волк в натуральном его обличии! А Тэхён вот чувствует себя дурацким зайцем, которого схватили прямо за уши, на корню обрубая все его попытки убежать. Прибежал, блин! — Пожалуйста? — неловко лыбится Тэхён, невинно хлопая своими блестящими глазками. Чонгук усмехается и останавливается, почти вплотную прижимаясь к нему и поднимая над его головой несчастную миску, яйца в которой от такого марафона едва ли не в пену взбились. — Что пожалуйста? — нагло ведёт бровями, шумно дыша. — Пожалуйста не надо? — милейшим голосом тянет Тэхён, кусая губы. Чонгук молча, совершенно без эмоций смотрит на него, словно на его лице что-то написано очень мелкими, почти нечитаемыми буквами, а затем, коротко дёрнув уголками губ, всё же переворачивает миску. Уже в следующую секунду Тэхён чувствует, как противная яичная жижа стекает меж его волос по лицу и шее, впитываясь в одежду, и зажмуривается, поджав губы. — Надо. — Противно, — смешно морщится Тэхён, стирая плохо взбитый желток с век. — Сам начал, не жалуйся теперь, — фыркает Чонгук, осматривая его. Выглядит и правда не очень приятно. Он бы за такое, наверное, разбил все яйца из холодильника об обидчика, но не Тэхён. Тэхён — взмокший, раскрасневшийся и облитый этой мерзкой липкой жижей — просто стоит перед ним и как-то глупо улыбается. В своей манере. Обычный, совершенно не обиженный и не раздражённый Тэхён, которого это всё только повеселило. Таких людей даже жалко трогать... Они как хрустальные статуэтки на полке: вроде как и пользы-то не несут, стоят себе там, в серванте, богом забытые, и красиво переливаются в лучах солнышка по утрам. А нет-нет — взглянёшь и всё-равно глаз порадуют. Просто своим существованием. И если ты их роняешь случайно, заставляя терять маленькие осколки, не вытираешь с них пыль, надолго забываешь — они всё равно продолжают светиться и радовать своей красотой. И хрупкие они... очень хрупкие, даже если кажутся тяжёлыми и крепкими, способными убить кого-то ненароком. — Не жалуюсь, — Тэхён пожимает плечами, продолжая грызть губу. — Я опять тебе настроение поднял! — довольно заявляет он, заглядывая в глаза Чонгука. Огонь такой... Странный. Вроде горит, даже сильно, но не испепеляет. Не разрушительный, как обычно. Такого он ещё не видел... — Неужели? — безынтересно произносит Чонгук. Тэхён угукает, хлопая ресницами. — Ты такой зануда был, а сейчас даже улыбаешься, — хихикает он. Чонгук ничего не отвечает, глядя своим фирменным нечитаемым взглядом. Ну что он? Прямо как в душу смотрит, брр... Они так и стоят молча некоторое время. Смотрят: Тэхён — на свои кеды, Чонгук — на Тэхёна. И стояли бы, по ощущениям, ещё долго, не понятно зачем и почему, если бы из-за двери не послышался короткий стук, а затем и толчок прямо в спину Тэхёна, вынудивший его столкнуться с Чонгуком. Они оба смотрят, как из-за двери высовывается голова в жопу испачканного Хосока, и молча переглядываются. — Ну чё встали? Поиграли и хватит, — за Хосоком появляется Юнги, пострадавший от всей этой бойни чуть меньше. — У нас час на всё про всё. За работу.***
На устроенный хаос времени ушло гораздо больше, чем на весь процесс готовки. У каждого была своя роль в этой ситуации: Чимин пыхтел, лениво оттирая муку, что смешалась с водой, образовав уже подсохшее тесто; Хосок делал то же самое, но с другой стороны кухни и с большим усердием, напевая что-то весёлое себе под нос; Юнги, Чонгук и Намджун молча вычищали тумбы от масла, яиц и прилипших овощей, а Тэхёна послали разгребать устроенный им же беспорядок в столовой. Работа шла слаженная, по-настоящему командная. Все в разной степени грязные, чумазые, пахнущие явно не морской свежестью, но настроение чувствовалось хорошее, без былой неприятной, давящей атмосферы. Изредка переговаривались между собой, что-то шутили, и в целом всё это совершенно не напрягало, несмотря даже на то, что является наказанием. Дискотека ещё будет и не одна, успеют развлечься — у них вон больше половины лета впереди. Да и тут даже повеселее как-то вышло. Когда ещё едой в жизни покидаешься? Причём так, что аж места целёхонького, чистого на теле не останется! С готовкой и уборкой покончили прямо в срок, когда музыка и крики снаружи затихли. Уже через пару минут на кухню заглянула повариха, чтобы проверить, как у ребят дела и надо ли чем-то помочь напоследок, да чуть в обморок не свалилась от вида этих юных поварят. Побурчав что-то себе под нос про баловство и порчу продуктов, взашей выпроводила всех шестерых, строго наказав идти отмываться, а она, мол, дальше сама справится со всем. Чимин ей напоследок очень тепло и благодарно улыбнулся: знает, что если директор увидит их в таком виде, не сдобровать ребятам. Так и разошлись по домикам: чистенькие и довольные отработанным наказанием. Усталости никто не чувствовал, делать особо нечего, и потому было решено устроить свою персональную дискотеку со всем прилагающимся. Хосок отлучился ненадолго, пообещав вернуться с сюрпризом, и на пороге минут через десять явился с довольным лицом и тремя бутылками пива, которые нашёл бог знает где. Узнавать Тэхён и Чимин не стали — главное, что нашёл. Так ещё веселее. Выпили всё это добро, максимально растягивая, за полчаса и отправили Хосока за ещё одной порцией, пошутив напоследок, что у него наверное где-то в лесу вырыт целый погреб с алкоголем. Друг над шуткой искренне задумался. После ещё одной бутылки уже совсем хорошо стало. Не расквасило в зюзю, как Тэхёна в прошлый раз, но и абсолютно трезвыми их троих не назовёшь: лицо расслаблено, тело истомно, разум пуст. Одним словом — блаженство. Самый младший в выпивке правда не так силён, как Чимин с Хосоком, и потому в его колокольне всё чуть повеселее. Тэхён уже через десять минут активно танцует под приглушённо играющую песню, двигается так, как учила Сонён — по велению души. Тянет друзей за руки к себе, смеётся во весь голос, чувствуя себя таким счастливым, что от этого счастья почему-то плакать хочется — распирает невыносимо. Наверное, это потому что под алкоголем все чувства и ощущения обостряются, ярче становятся. Парни инициативу Тэхёна быстро подхватывают: выключают свет, зажигают две ароматические свечки, которые привёз Хосок, прыгают вместе с ним, улыбаются, приглашают друг друга на вальс, когда песня сменяется на медленную, путаются в ногах и валятся на пол под дикий смех Тэхёна. Ещё полмесяца назад он и подумать не мог, что всё сложится вот так: каждый его день похож на маленькое приключение, а рядом всегда люди, которых он называет друзьями и которые в ответ зовут его точно так же. Тэхён больше ни в чём не нуждается. Ему этого достаточно, чтобы светиться от счастья. Их маленькая вечеринка заканчивается тогда, когда все трое, выдохшиеся после получасовых танцев, валятся на пол спинами и загнанно дышат, стирая капли пота со лба: мышцы слегка ноют, но это даже приятно. За окном небо хмурится, гремит и совсем слабо сверкают мелкие молнии, предсказывая дождь, но никто не обращает на это внимание, продолжая лежать в комфортной тишине до первых слов Хосока: — Я не чувствую ног, — жалуется он, с трудом поднимая обе ноги и глядя на них так, словно те ему — не родные. Чимин пускает смешок с закрытыми глазами. — А на дискотеке в прошлых годах скакал по несколько часов беспрерывно, — вспоминает Чимин. — Стареешь. — Я сейчас трезвый почти, а там мы ни разу не появлялись трезвыми, — смеётся Хосок, приложив ладонь ко лбу. — После соджу Юнги можно и горы свернуть. Чимин как-то недовольно фыркает. — Не знаю насчёт гор, но шею ты себе точно чуть не свернул. Тэхён, блаженно прикрыв глаза, слушает их диалог с лёгкой улыбкой на лице, не желая встревать. У него под веками калейдоскоп, а под спиной — мягкое облако, что ведёт его тело навстречу райскому ветру. Хосок хихикает и лениво потягивается. — Не свернул же, — справедливо отмечает он, вызывая у Чимина нервный смешок. — Потому что Шину тебя вечно ловил, когда на тупости пёрло. Хосок задумчиво, даже как-то удивлённо хмыкает. — Шину? — в его голосе полное непонимание. Тэхён неосознанно раскидывает уши шире, вслушиваясь в тихие, немного сонные голоса. — Кто это? — Наш прошлогодний сосед по комнате, — уточняет Чимин. — Забыл что ли? Рыжий такой. — Ах, да... — тянет Хосок, смешно шлёпнув себя по лбу. Тэхён бы посмеялся. Обязательно посмеялся бы. Только не смеётся почему-то. Он открывает глаза, под которыми внезапно словно пустыня раскинулась, и тычется взглядом в потолок, не моргая. «У них таких как ты третьих уже трое было» «Не ты первый, не ты последний» «Они всерьёз воспринимают только друг друга» «Вряд ли» Голос Чонгука в голове насмешливый, громкий настолько, что перебивает даже продолживших переговариваться о чём-то Чимина и Хосока. Голос Чонгука в голове звучит противным эхом, царапает мозг острыми ногтями, пускает смешки словно прямо в уши, которые теперь очень хочется заткнуть двумя руками, но от этого только хуже. Тэхён не воспринял его слова всерьёз, подумал, что тот шутит над ним как обычно, издевается просто так, по-своему. Это же Чонгук. Он просто такой человек, стиль общения у него такой: подшучивающий, стёбный. Тэхён и так рад общаться, потому что Чонгук вызывает у него любопытство, его интересно разгадывать, с ним интересно даже парой слов перекинуться, даже если тот будет подтрунивать. А Чонгук и не шутил вовсе тогда. Тэхён почему-то так невовремя вспоминает все моменты, когда он оставался в стороне, напоминал неудачно прилепленный к идеальному горшку кусок глины — явно лишний, совсем не вписывающийся в общую картину. Тэхён себя ненужным нигде никогда не чувствовал, даже если был им на самом деле. Старался подавлять мысли даже о ненужности собственным родителям, всё списывал на обиду и желание проучить, их ведь тоже можно понять... А теперь, слушая чужой голос в своей голове и вспоминая моменты с друзьями, вдруг очень чувствует. Он даже здесь, лёжа с друзьями, пока они спокойно болтают о чем-то на фоне, теперь чувствует себя лишним. И в лесу, в той палатке. И у костра тогда, когда они вдвоём обнимались, слушая страшилки. И на уроке вокала, когда они промолчали на слова Кёнсу. И во всей их компании, на самом деле, тоже. Даже вечно отстранённый Чонгук не кажется там ненужным. А Тэхён кажется. Он даже внезапно вспоминает тех трёх ласточек, которых он мысленно сравнил с ними. Одна тогда улетела от двух других, а её исчезновения и не заметили будто. Наверное, это он и был. Тэхён — он вообще... просто очередной их сосед по комнате. Вряд ли ведь приедет в лагерь в следующем году, чтобы их время бок о бок сблизило. Он здесь вообще случайно, по нелепому стечению обстоятельств. И музыка их тоже не связывает никак. Ни общих увлечений, ни общих целей, ни общей мечты. Они даже в городах разных живут. У них ничего общего-то нет и не было... Только домик этот, где они втроём вынуждены жить вместе. А в следующем году здесь, наверное, будет жить кто-то другой и тоже называть их друзьями. Это всё вроде такие очевидные, совершенно обычные вещи, а Тэхён неожиданно чувствует, что ему очень больно. У Чимина с Хосоком и в городе друзья, и сами они очень близки, а у Тэхёна кроме сестры и родителей, которые ему ни разу не написали и не позвонили за эти полмесяца, никого больше нет. Он-то, глупый, привязаться успел. И не просто привязаться — Тэхён их действительно друзьями считает. Даже если знакомы не так много, даже если знают друг друга не на все сто. Всё равно друзья. Тэхён совершенно не хочет думать о том, что в следующем году Хосок так же не вспомнит его, но не может. Он дал слабину, а алкоголь сделал его ещё чувствительнее. Не могло же в самом деле всё быть так идеально? Тэхён наивный, он хочет верить в то, что все люди на земле в глубине души хорошие, что все убийства это выдумка, что не существует ничего плохого на планете. И что всё будет хорошо он тоже всегда верит, в любой ситуации, при любом раскладе. Только вот вера его раз за разом подводит. — Тэхён? — голос Чимина резко вырывает его из мыслей, в которых плохо, одиноко и больно. Две пары глаз смотрят на него с интересом. — Ты чего завис? Тэхён присаживается на месте и бросает взгляд на парней, давно перевернувшихся на животы и теперь дрыгающих ногами в воздухе. Даже сейчас... Он даже сейчас лежит напротив них. Двоих. — Задумался, — как ни в чём ни бывало отвечает он, оглядывая комнату. После резкого подъёма всё плывет. — О чём? — интересуется Чимин, сложив голову на подбородок. — О школе, — врёт Тэхён первое, что приходит в голову. — В сон клонит. Давайте спать? — предлагает, устало улыбаясь. Парни, странно переглянувшись друг с другом, ведут плечами и кивают. Алкоголь и танцы так сильно расслабили, что они и вправду не заметили, как в один момент глаза начали слипаться, а рот никак не закрывался от постоянного зевания. Укладываются все вместе, желая друг другу сладких снов: Чимин снова в наушниках на полную лазает в телефоне, Хосок засыпает почти сразу же — у него за спиной слишком активная овощная война с Юнги, а Тэхён... Тэхён, убедившись, что все спят, вылезает из постели спустя десять минут, едва не свалившись от лёгкого головокружения, и осторожно прикрывает за собой дверь, выползая на улицу. Ветер мгновенно вплетается в пшеничные пряди, очерчивает позвоночник и поясничные ямочки под пижамной футболкой, ласкает горячее лицо. Тэхён приобнимает себя и тапочками медленно шлёпает по знакомой дорожке, уже через пару минут оказываясь у перил рядом с озером и вдыхая полной грудью. Его ещё совсем слегка ведёт после выпитого, но свежий воздух и неприятные мысли всегда отрезвляют. Как пощёчина. Это место кажется Тэхёну необычным. Каким-то исцеляющим, вдохновляющим, до чёртиков особенным... Всё здесь не так, как в домике, в лесу, на поляне. Даже воздух другой — дышать легче. Это, наверное, из-за того, что он близко к воде. Да и красиво здесь очень — эти виды постоянно лишают его всяких мыслей. Он словно... един с этим местом. Сейчас вот природа разбушевалась не на шутку. Словно чувствует состояние Тэхёна, передаёт его настроение. У него внутри сейчас тоже гроза, молнии и гром. Тоже хмуро и холодно. И даже луны, всегда необычайно красиво отражающейся в чёрном озере, совсем не видно. Ни кусочка. Может, оно и к лучшему. Тэхён не хочет показываться ей таким. Ему бывает грустно и больно. Он ведь живой человек. Просто редко и ненадолго, потому что Тэхён в плохих чувствах и эмоциях не видит никакого смысла. Он не любит тратить время, нервы, жизненные ресурсы на плохое. Грусть, злоба, обида, зависть — от этого всего он избавляется почти сразу. Ему, сколько себя помнит, это не составляло труда. Зачем думать и убиваться о том, что стакан наполовину пустой, если он пуст не полностью? В нём есть ещё целая половина — пей не хочу! А если закончится — всегда можно пойти и набрать ещё. Вот так он всегда думал. И сейчас пытается. В конце концов, ну и что, что он лишний? Ну и что, что дружба на три месяца? Ну и что, что он снова останется один? Ну и... Со стороны доносится хриплый смешок, следом — шаги. Кто-то останавливается совсем рядом. Точнее, не кто-то — Тэхён уже знает, кто это. По одной только усмешке узнал, ну надо же! Он поворачивает голову вправо и взглядами встречается с самим огнём. Чонгук одет полностью в спортивное, на затылке мелкий пучок, крепко стянутый резинкой, а щёки и лоб раскраснелись и поблёскивают в свете недалёкого фонаря. Он тяжело дышит, словно долго бежал от кого-то, и руками опирается на перила, отводя горящий взгляд к озеру. Между ними и метра не найдётся, разве что неполный шаг. — Ты бежал? — интересуется Тэхён, оглядывая его профиль. Румянец на чужих щеках видеть чертовски необычно. У Чонгука внешность как у киношных мафиозников: крутой, опасный, серьёзный. Волосы и брови чёрные, как вороное крыло, нос большой, придающий лицу ещё более устрашающий вид, губы разве что милые — бантиком, пухлые и мягкие на вид. И характер у него прямо подходящий: молчаливый, скрытный, пассивно-агрессивный. Тэхён, не сводя глаз с его губ, невовремя задумывается какую его черту передают они. Он Чонгука плохо знает, но почему-то думает, что сердце, скрываемое под всеми этими насмешками и грубоватостью, у него на самом деле очень доброе и уязвимое. А может и нет. Тэхён — он ведь просто пьяный, много думает и... пялится. Слишком явно пялится! И от Чонгука это, конечно, не ускользнуло. Но он ничего не говорит, никак не показывает. Стоит себе, смотрит вдаль и отвечать как обычно не спешит. Интересно, он специально так делает или тормоз? — Бегал, — поправляет Чонгук. — Такая погода, а ты спортом занимаешься, — кривит лицо Тэхён. Чонгук дёргает бровью, взглянув на него мельком: — Я в любую занимаюсь. — Даже в снег? — Даже в снег. — Заболеешь же, — бурчит Тэхён. Лицо Чонгука всего на мгновение меняется, прежде чем возвращается к привычному своему выражению — отсутствующему и безразличному. — И что? Тэхён только плечами ведёт и вздыхает. Нет ни сил, ни настроения препираться с ним как обычно. Сейчас он что-нибудь скажет, и Чонгук его точно как-нибудь, да подстебнёт. Тэхёна это забавило всегда, но сейчас что-то совсем не до этого. Он устал, немного замёрз (и это он говорит одетому по погоде Чонгуку про болезни?) и хочет чего-то тёплого, нежного. Сложив ладони на обнажённых руках, Тэхён слегка покачивается из стороны в сторону и разглядывает пустое озеро перед ним. С неба срываются мелкие капли, запутываясь в волосах и впитываясь в одежду, с каждой секундой нарастая и превращаясь из безобидной мороси в настоящий дождь. В нос бьёт приятный запах сырости и мокрой земли. Тэхён опускает веки и поднимает лицо к небу, позволяя каплям затекать в ноздри и скапливаться в уголках глаз. На его плечи неожиданно ложится что-то тёплое, даже будто бы горячее, заставляя дёрнуться и развернуться. Чонгук теперь стоит совсем рядом и смотрит на него, сильнее натягивая свою олимпийку на чужие плечи. Он ничего не говорит, когда Тэхён, легко поддавшись, просовывает руки в рукава, ничего не говорит, когда самостоятельно застёгивает молнию, молчит и тогда, когда ему благодарно улыбаются. Тело моментально согревается в горячей после чужого тела олимпийке. Тэхён тоже предпочитает молчать. Молчать, когда поднимает на него взгляд, когда кусает губы и, чувствуя тягу к этому, льнёт ближе, обвивая руки вокруг чужой талии. Он прислоняется щекой к теплой ключице и горячо выдыхает куда-то в его шею. Стук чужого сердца громкий и хаотичный — такой, какой обычно бывает после хорошей тренировки. Тэхён вслушивается в него и прикрывает глаза, чувствуя себя таким... защищённым. — И что это? — спокойным, будничным тоном интересуется Чонгук сверху, очевидно намекая на объятия. — Можно я так постою? — только и произносит Тэхён, неосознанно крепче стискивая его в своих руках. — Чуть-чуть. Пару минут. Чонгук некоторое время после его слов молчит, словно думая — оттолкнуть или нет, а затем хмыкает, и вот уже Тэхён чувствует, как его за плечи обнимают в ответ. По спине целым роем бегут мурашки. — У тебя две минуты, — сообщает он. Тэхён улыбается и вздыхает. Нельзя ему время говорить никогда, всё же буквально воспринимает! Но ничего, ему и двух минут за глаза хватит. Они, вообще-то, под дождём, который не перестаёт усиливаться, метя в ливень стеной. Да и задерживать Чонгука не хочется — он сегодня на кухне устал точно так же, как и они, а потом ещё и бегал. Устал, наверное, и спать хочет очень. Тэхёну немного совестно, но две минуты, тем более когда он сам позволил — это же совсем немного. А ему просто очень надо, чтобы кто-то обнял. Пусть даже Чонгук. От него так приятно пахнет... — Знаешь, — тихо, едва слышно произносит. Чонгук никак не даёт понять, что услышал, но Тэхён всё равно продолжает, выдержав небольшую паузу: — У меня в городе нет никого, с кем я мог бы вот так постоять под дождём в обнимку. Да и вообще в обнимку... — грустно усмехается он. — Я люблю обниматься. Вообще очень тактильный. Со старыми друзьями мы часто лежали или сидели в парке вот так. Они принимали эту мою черту и позволяли липнуть к ним, даже сами обнимали! А потом... — Тэхён резко замолкает, улыбается подбито и прячет замёрзший нос в чужих ключицах. Чонгук молчит партизаном, словно и нет его здесь. Только руки на плечах выдают его присутствие, заставляют верить в реальность происходящего. Наверное, позволяет выговориться. Чонгук не бесплатный психолог, и Тэхён это понимает, но всё равно ему очень приятно, что он здесь. — Думаю, ты был прав, — звучит приглушенный голос Тэхёна спустя долгие десять секунд. — В чём? — тихо спрашивает Чонгук, продолжая обнимать его. — В том, что наша дружба с Чимином и Хосоком — дружба на три месяца, — сглатывая ком, отвечает Тэхён. — Что я не первый и не последний, — переходит на шёпот, кусая губу до боли. — Думаю, ты был прав. Чонгук ничего не отвечает. А что ему ответить? Он своё уже сказал прямо и честно. Тэхён вздыхает, в последний раз прижимаясь к тёплому телу, и, натянув улыбку, отстраняется, убирая руки и заглядывая в глаза-дыры. Две минуты прошли уже давно. — Пошли спать? — риторически. Тэхён опускает взгляд, утыкаясь им в подтянутую грудь, скрытую почти полностью мокрой от пота и дождя футболкой, и хватается за края чужой олимпийки, начиная стягивать её с себя, чтобы отдать владельцу. Поверх его руки тут же кладётся тяжелая ладонь, останавливая. — Потом, — бросает Чонгук. Тэхён поднимает на него взгляд, хлопая мокрыми ресницами. — Что потом? — севшим голосом. — Потом отдашь, — вздыхает Чонгук и снова тянет руки, чтобы натянуть ткань на тэхёновы плечи и застегнуть по самое горло. Молния громко вжикает. Глянув на него, так и стоящего на месте, в последний раз, Чонгук разворачивается и, не прощаясь, делает несколько шагов в сторону поляны с домами, прежде чем его окликает громкий голос Тэхёна — из-за дождя, ветра и грома плохо слышно, если не прикрикнуть. Чонгук замирает, но не разворачивается к нему, давая понять, что слушает. — Спасибо, — произносит Тэхён за спиной. На его губах лёгкая улыбка. — Доброй ночи, Чонгук, — добавляет чуть тише. Так и не развернувшись, Чонгук бросает спустя пару секунд: — Доброй. И спешно удаляется. Внезапно становится очень холодно.***
Прохладный и дождливый июнь незаметно сменился знойным июлем. Дни пролетали один за другим, наполненные ничем не выделяющейся повседневностью, привычными прогулками и посиделками, занятиями и бесконечными мыслями. В ту ночь, вернувшись в свой домик протрезвевшим и промокшим до трусов, Тэхён так и не смог уснуть, хотя в сон под влиянием алкоголя и насыщенного дня клонило неимоверно. Он думал. Много думал о том, что узнал от друзей, о своей такой глупой и быстрой привязанности к этим людям, о ненавистном одиночестве и о том, как невыносимо сильно ему хотелось такой же крепкой, тесной и искренней дружбы, которая была между Хосоком и Чимином и парнями из Пандемониум. Тэхён не хочет быть третьим лишним, не хочет навязываться и давить на жалость, и потому не хочет делиться с ними тем, что так мучает его глубоко внутри. Тем более изливаться подробностями о семье и о том, что было. Тэхён очень сильно хотел друзей, которые хотели бы дружить с ним не из жалости, а потому что он действительно нравится им. И он нашёл их. Он нашёл их в этих двух парнях, устало сопящих каждый на своей койке. Но надолго ли? Надолго ли хватит этой дружбы в его случае? Тэхён не знает. Не хотел думать об этом, но мысли не спрашивали разрешения — они врывались и грызли, царапали его мозг, заставляя жмуриться до разноцветных пятен. В конце концов, он абсолютно бессилен перед обстоятельствами. Есть ли резон в том, чтобы страдать из-за того, чего ты никогда не сможешь изменить? Даже если их дружба временная, Тэхён не будет тратить время на дурацкие мысли. Он не хочет упускать прекрасные моменты, не хочет терять ни мгновения рядом с теми, с кем ему хорошо, как никогда прежде. Что бы там ни было в этом будущем, он не хочет бояться его. Тэхён будет жить и наслаждаться настоящим — так он решил в ту ночь, прежде чем погрузиться в сон с концами. А, проснувшись следующим утром, вновь улыбался друзьям, как прежде — ярко и искренне, спрятав жуткий страх снова остаться в одиночестве поглубже. Сейчас он не одинок — это главное. А что будет потом — проблемы будущего Тэхёна. Всю последнюю неделю солнце бессовестно пекло и выжигало кожу с лёгкими до самого вечера, отбивая желание не только заниматься, но и покидать свой домик в целом, и потому все возможные занятия было решено перенести на семь часов вечера — ещё не темно, но уже не так жарит. Основное время подростки проводили у себя в домиках, лежа под крутящимися в разные стороны вентиляторами, которые самостоятельно стащили из своих квартир ещё в прошлых годах. Жара стояла страшная и удушающая. Чимин лежал на полу, раскинув руки как крылья и наслаждаясь порывами ветра, созданными вентилятором, который они с Хосоком притащили сюда ещё два года назад. Его глаза блаженно прикрыты, а пухлые искусанные губы в наслаждении приоткрыты. Лёгкий ветерок, создаваемый вентилятором, своими невидимыми пальцами перебирал его тёмные волосы, создавая на уложенной прежде голове беспорядок. Хосок, удобно развалившись на своей кровати, вслух читал роман о всепоглощающей любви бедной девушки к парню из высшего социального класса, а Тэхён, уставившись взглядом в окно, непрерывно разглядывал каждое дерево вдалеке, в оба уха слушая спокойный голос Хосока, забавно меняющийся на особо эмоциональных моментах. Никто и не думал комментировать происходящее — каждый из них был погружён в историю так, что время до вечерних занятий пролетало совершенно незаметно. Так было и сегодня. — Оно было прежде? — заинтересованно моргает Тэхён, разглядывая стоящие на сцене музыкальные инструменты. — За этот месяц впервые. Чимин мычит и сладко зевает, разнеженный прохладой вентилятора и чтением Хосока. — Было всегда, но наш прошлый препод ушёл ещё в том году, и они никак не могли найти того, кто мог заменить его. Требования высокие. — Кажется, нашли, — улыбается Тэхён, устраиваясь поудобнее на одном из ряда стульев, принесённых сюда специально для того, чтобы проводить уроки. Играть он всё равно не будет, потому что не умеет, но посмотреть на других ему чертовски интересно. Чимин кивает, устраиваясь рядом и вздыхая. Большинство мест уже занято другими ребятами, но некоторые из них всё ещё пустуют, несмотря на то, что прошло уже десять минут с тех пор, как урок должен был начаться. Тэхён кусает губы и оглядывается в поисках Жен, которая сидит через два ряда позади и увлеченно болтает с Боми, активно жестикулируя. Тёплая улыбка посещает его уста каждый раз, когда он видит такую счастливую, вечно улыбчивую и смеющуюся сестру. Видеть её такой каждую секунду — его главная мечта. Больше всего на свете он боится потерять именно её — человека, которая, может, и не всегда рядом, но всегда на его стороне и обязательно поддержит тогда, когда он будет в этом нуждаться. Тэхён чувствует это всей своей душой: он никогда не останется совсем один, пока его сестра рядом. Он мягко вздыхает, отворачиваясь обратно к сцене, и мгновенно ловит на себе взгляд игривого океана. Намджун стоит поодаль, ближе к подъему на сцену, и в пол уха слушает рядом стоящего Юнги, который рассказывает о чём-то очевидно не очень заинтересованно. На его щеках появляются уже породнившиеся глазам ямочки, затягивающие взгляд как сирены моряков на дно морское. Тэхён приветственно улыбается и скромно машет ему рукой, получая в ответ такой же жест, из-за которого внутри мгновенно разливается что-то очень мягкое и сладкое, как нуга. Рядом, прямо под боком стоит Чонгук. Его брови нахмурены, а лицо кажется слегка напряженным, словно тема обсуждения между ними не самая приятная. Тэхён кусает губы, неожиданно вспоминая ту ночь, когда они обнимались под дождём. Вспоминается всё до мельчайших деталей: его запах, смешанный с сыростью, тяжелое, горячее дыхание прямо в затылок, учащенное сердцебиение и тихий голос, пробирающийся глубоко внутрь через поры. Тэхён не был до чёртиков пьяным, как в первый раз, но он был недостаточно трезвым для того, чтобы не контролировать свои порывы и заставить Чонгука стоять под дождём и обнимать его. Нет, Тэхён, безусловно, не жалеет о том, что сделал то, что сделал, и его даже почти не смущает это, но почему-то вдруг становится чертовски неловко от мысли, что Чонгук не оттолкнул его и даже приобнял сам. Из вежливости или... потому что захотел? Тэхён приобнимает себя и проводит ладонями по оголённым рукам, внезапно покрывшимся мурашками от мыслей и быстрого осознания: он слишком глубоко нырнул в воспоминания и пялится на Чонгука вот уже с минуту, а тот в какой-то момент подловил его взгляд и теперь, никак не изменившись в лице, смотрит в ответ, окружая его огнём своих глаз, что сжигают похлеще дневной июльской жары. Спасение приходит с первым звучанием незнакомого, но очень приятного голоса со стороны сцены: — Всем добрый день. Когда Тэхён, спохватившись, быстро отводит взгляд, его взору предстаёт довольно красивый, статный мужчина лет тридцати пяти. Он выглядит молодо, но глаза, кажущиеся такими мудрыми и осознанными, какие бывают только у взрослых людей, выдают его возраст. Мужчина чуть щурится, оглядывая толпу учеников, и, наконец, обратив на себя внимание, улыбается, выпрямляясь и запуская руки в карманы своих классических брюк. — Думаю, вы были удивлены видеть в расписании занятий этот предмет впервые в этом году, правда? — он дёргает уголками губ, наблюдая за тем, как ребята молча кивают. — Хорошо, тогда, в первую очередь, мне стоит представиться вам, — он медленно расхаживает по сцене, вглядываясь в лица каждого будущего ученика. — Я — Ким Сокджин, по совместительству ваш будущий преподаватель по теории и практике музыкальных инструментов, — мужчина останавливается и оглядывается. — Познакомиться лично мы с вами обязательно успеем позже, а сейчас мне хотелось бы рассказать вам о планах, которые на днях были приняты мною и вашим многоуважаемым директором. Сокджин поправляет подолы своей свободной льняной рубашки, отлично дополняющей укороченные классические брюки по фигуре, и ещё раз проходится взглядом по сидящим перед сценой ученикам, убеждаясь в том, что те ему внимают. Чимин наклоняется ближе и, не отрывая от него глаз, шепчет: — Посмотри, каков орёл. Только явился, а тон уже командный. У нас таких не любят. Несладко ему будет. Тэхён поджимает губы, разглядывая уверенно и твердо стоящего на ногах мужчину. — По истечении лета, как вам известно, в лагере проводится концерт, который вы устраиваете сами. Разумеется, все, кто желает участвовать. В этом году это мероприятие было решено направить в другое русло... — Что Вы имеете в виду? — хмуро отзывается Юнги. Они втроём стоят на тех же местах около сцены. Сокджин улыбается ему, сощурившись. — Рад, что вы так нетерпеливы, что даже перебиваете меня, но не стоит, — неожиданно строго. — Я всё скажу, не торопитесь. Юнги хмурится ещё сильнее, но ничего более не говорит, смеряя нового преподавателя недружелюбным взглядом. — Спасибо, — вежливо кивает ему Сокджин, разворачиваясь к ребятам и продолжая свой монолог: — К концерту. Любительские игры в рок звёзд, которые вы привыкли устраивать здесь для души, было решено убрать из программы, а вместо них заняться организацией серьёзного, профессионального концерта. Будут задействованы все, кто желает пойти дальше этого лагеря и поиметь какие-то успехи в музыке, — он делает небольшую паузу, считывая настроение толпы. Все молчат, заинтересованно развесив уши. — В конце августа в одном из закрытых концертных залов Сеула пройдёт мероприятие, на котором будут присутствовать важные шишки из мира музыки, в который вы все, судя по вашему нахождению здесь, мечтаете в будущем попасть. Естественно, там они будут не просто так, а для того, чтобы присмотреться к юным дарованиям, то бишь вам, и, если произведёте впечатление, предложить стажировку в своей компании. Скажем, представителей популярных компаний вроде Хайба там не будет, но для начала и эти — самое то. Наберётесь опыта, прознаете эту сферу, дальше — больше. Всё будет зависеть только от вас. Ученики переглядываются друг с другом, не веря своим ушам. — То есть... у нас будет что-то вроде прослушивания? — звучит несмелый вопрос с задних рядов. Сокджин мягко кивает. — Да. Все мгновенно оживляются, реагируя каждый по своему: кто-то не сдерживается и визжит, накидываясь на друзей с объятиями, кто-то более сдержан и лишь счастливо улыбается, безусловно, тоже радуясь предоставленным возможностям, а кто-то, как вечно безразличные Юнги и Чонгук, внешне никак не проявляют свои эмоции, но глаза их говорят сами за себя — они тоже более чем довольны таким раскладом. Чимин удивлённо охает и приобнимает Тэ за плечи, объясняя ему, что ещё никогда прежде у них не было такого шанса. Мол, здесь они только учились и развлекались, познавали музыку и репетировали, но такие возможности им дают впервые, что, конечно, не может не радовать даже Тэхёна, который вообще никак не связан со всем этим и не планирует всерьёз участвовать в чём-то — он банально ничего не умеет. Однако, и сам весь светится от счастья — это же так здорово, что теперь у многих из этих ребят появился шанс пробиться выше! И его друзья... Хосок с Чимином, Пандемониум, сестра — все они смогут попытать удачу и, если повезёт, даже начать свою музыкальную карьеру уже осенью! — Не торопитесь радоваться, — голос Сокджина звучит вновь, обращая внимание на себя и сводя на нет все счастливые возгласы и громкие переговоры учеников. — Думаю, вы и сами понимаете, что, чтобы привлечь таких людей, вы должны выложиться на все сто... Нет, на все двести процентов, — теперь его тон серьёзен. — Чтобы у вас была такая возможность, нам придётся хорошенько поработать. Тем более, сроки маленькие: на всё про всё меньше двух месяцев, это почти ничто, — он как-то грузно вздыхает, но держится по-прежнему уверенно. — Если вы пойдёте мне навстречу и отнесётесь к этому серьёзно — всё будет хорошо. Придётся отложить веселье и игры, к которым вы привыкли здесь, в долгий ящик. Теперь у нас есть цель, которой мы все хотим достичь, — его голос громкий и даже слегка устрашающий. Прямо как у строгих учителей истории в школе. — Я прав? Ребята, немного поумерив пыл, тихо мычат в ответ. — Не слышу вас. Готовы работать? Толпа реагирует громче, но выглядят все всё равно слегка смущёнными такими резкими переменами. Чимин с Хосоком как-то странно переглядываются и о чём-то перешептываются, а Тэхён, нервно кусая губы, по привычке бросает взгляд в сторону сцены и пересекается сразу с двумя парами глаз: Намджуном, который выглядит крайне загруженным после слов преподавателя, и Чонгуком, у которого, как и обычно, на лице не отражается ровным счётом ничего (а Тэхён почему-то всё равно считывает с него недовольство и даже некоторое удивление — по глазам). Уже в следующую секунду они втроём вновь кучкуются и принимаются за обсуждение чего-то, что явно вызывает у них не самые приятные эмоции. Довольный Сокджин тем временем одобряюще улыбается. — Отлично. Тогда переходим к личному знакомству, а после, оценив способности каждого, я распределю вас по концертным номерам.***
Ким Сокджин оказался крайне профессиональным преподавателем и... крайне тяжёлым человеком. Переслушал он действительно всех, не обделяя пристальным вниманием и оценивающим взглядом ни одного ученика. Ребята, окрылённые красивыми возможностями и убедительными речами, лезли вон из кожи, чтобы зацепить нового преподавателя и выбить себе наиболее выгодную роль в будущем номере, но удавалось то не всем. Сокджин оказался категоричен по отношению к абсолютному большинству, раздавая как горячие пирожки советы и критику даже там, где Тэхёну, на его скромный взгляд, казалось, что он слышит нечто настолько прекрасное, что прикопаться к этому было натуральным кощунством. Раскритикованный за нестабильный тембр голоса (это даже не его стезя, оценивать-то надо было игру на гитаре!) Чимин сидел чернее тучи, дикой змеюкой наблюдая за расслабленным видом преподавателя, которого, кажется, не волновало ничто и никто — настолько сосредоточен и вовлечён он был. Тэхён, подбадривая друга крепкими объятиями, всё никак не мог перестать неловко улыбаться — Чимин походил на забавного дикого зверька, готового в любой момент напасть и разодрать этого «хуйца преважного». Он критику не любит и совсем не привык к ней: с детства только хвалят и нежат да и директор, который, между прочим, в вокале как рыба в воде, ему ни разу и слова плохого не сказал, а этот перец, значит, просто так пришёл, почувствовал себя до ебени матери важным и давай всех отборным дерьмишком поливать! В конце концов, очередь дошла и до Тэхёна, и новость о том, что он ничего не умеет, вообще оказался здесь совершенно случайно и ни на что не претендует, Сокджин воспринял хоть и спокойно, молча кивнув, но ни без странного взгляда, под которым вдруг стало неудобно за свою неумелость и безучастность. Зато мужчина довольно похвалил Жен, сыгравшую ту самую песню с вступительного концерта, написанную для брата. Даже сказал, что её ждёт отличное будущее, если она не отступит от своей цели и будет много работать над своим развитием. Это взрастило в Тэхёне такую гордость за сестрёнку, что он аж весь распетушился и пару раз даже ударил себя в грудь — мол, вот она, смотрите, моя звёздочка, моя кровинушка, талантище внеземное! Следующей неожиданностью стал попавший под раздачу... Намджун! Даже нет, неожиданность — это, наверное, слабо сказано. Все были натурально шокированы, когда небезызвестному «папочке клавиш», сыгравшему, как Тэхёну показалось, безупречно, Сокджин предъявил за пару моментов. И, наверное, это был первый раз, когда Ким увидел старшего таким беспокойным и даже агрессивным: цапанулись они, конечно, знатно! И если сначала он держался так же твёрдо и сдержанно, как и Сокджин, смело и достойно оспаривая его профессиональное мнение, то под конец их оживлённой дискуссии, столкнувшись с его категоричностью лично, уже не на шутку вскипал. Аргумент за аргументом: на любое спокойное, но не хвалебное слово Сокджина Намджун отвечал цепкими, кишащими раздражением пятью, в ответ без зазрения совести предъявляя мужчине за его твердолобость и нарциссизм, выдавая в качестве аргументов и свои наблюдения касаемо других ребят, которых тот раскритиковал, по его мнению, ни за что. В итоге всё дошло до того, что после очередной раздражающе уверенной реплики Сокджина он просто стукнул по синтезатору сжатым кулаком, пуская по окрестности мерзкий, как и его настроение, звук и под удивленные взгляды ребят ушёл с урока. Мужчина, лишь на пару секунд удостоив его нечитаемым взглядом, глубоко вздохнул и спокойно продолжил занятие, подзывая на сцену следующего ученика. Тэхён тогда запоздало, но последовал за Намджуном, решив, что будет правильно, если он будет рядом с ним и подбодрит. Ему за него как за себя самого обидно, если не больше — он, может, и не смыслит в музыке, но не считает себя глухим и глупым: Ким действительно очень хорошо сыграл. И если критику касаемо других он ещё мог понять (Тэхён и сам, на удивление, слышал все недочёты, о которых говорил Сокджин), то в случае Намджуна — твёрдое нет. Нашёл его задумчивым и непривычно хмурым рядом с озером. Далее — по щелчку пальцев сменившееся настроение, нежная улыбка, которую Тэхён всегда замечал только по отношению к себе, и тихие слова благодарности куда-то в шею, вызывая мурашки, пока они обнимались прямо у забора — там же, где ещё совсем недавно его укрывали от дождя неожиданно горячие и крепкие объятия Чонгука. — Спасибо, что пришёл, — тихо и мягко. — Ты даже не представляешь себе, как влияешь на меня. Тэхён смущённо улыбается, прижимаясь теснее и прикрывая глаза. — Как? — Как лёгкий наркотик, — мычит в ухо. — С тобой всегда так хорошо, что забиваешь на всё. Даже просто видеть тебя на горизонте — улыбающегося и счастливого — уже сродни эйфории. А когда не вижу долго — как ломка накрывает. Хочется увидеть. Уши пылают, как проклятые. Тэхён тычется покрасневшим лицом в его грудь и забавно сопит, изо всех сил стараясь скрыть бешено бьющееся сердце. Ему что, только что признались? Не прямо, но признались же! И Намджун? Тот самый Намджун, который так нравится ему? Он же не мог не так понять? Намджуну хорошо с ним! С ним! Да Тэхён сейчас в голос заскулит, как самый верный пёс! — Мне с тобой тоже хорошо. Очень, — неловко кусает губы, сдерживая глупую улыбку. Намджун отстраняется и очаровательно смеётся с его вида, легко пощипывая поалевшие щёки. — Я рад, Тэхён, — и оставляет лёгкий поцелуй на пшеничном, ароматно пахнущем после шампуня затылке. Море поглощает, не давая больше ни шанса на спасение. И Тэхён добровольно отдаётся ему. Отдаётся с головой. — Мне очень понравилась твоя игра, — тихо произносит Тэхён спустя время, прислонившись щекой к чужой равномерно вздымающейся груди. — Понятия не имею, почему он так с тобой. Будто назло прицепился... Намджун шумно вздыхает, зарываясь носом в пшеничные пряди. — Не думай об этом, — отвечает, поглядывая в сторону сцены, откуда всё ещё слышны звуки, издаваемые различными музыкальными инструментами. — Обидно за тебя, — буркнул Тэхён. Намджун тепло улыбается, крепче стискивая младшего в объятиях и ничего больше не отвечая. Яркое красное солнце окончательно скрывается за горизонтом.