Пандемониум

— Ты не можешь опять меня поцеловать.

— Я знаю.

— Я не могу. Это неправильно.

— Это правильно. Просто не сейчас.

© Дневники вампира

— Но... — Никаких «но», Чимин, Вы прекрасно знаете правила, — вздыхает директор, тяжёлой рукой снимая очки и массируя переносицу. — Не я их придумывал, но я обязан следить за тем, чтобы они соблюдались. Исключений нет и не будет. Если Ким Тэхёну необходим выезд из лагеря вместе со всеми, я должен получить разрешение на это от его родителей лично. — Они не могут дать. — Тогда ничем не могу помочь, — мужчина откидывается на спинку своего стула и сочувствующе пожимает плечами. — Но ему ведь несколько месяцев всего до восемнадцати не хватает! — не унимается. — Чимин, — директор совсем уж тяжело вздыхает, прямо-таки прёт от него усталостью и пассивным раздражением, но профессионал есть профессионал — всё это умело сдерживается за маской вежливости и спокойствия. — В городе с ним может случиться всё, что угодно, но меня не будет рядом, чтобы помочь. — Мы будем, — упрямо продолжает торговаться Чимин. Молчаливый Тэхён, притаившийся за спиной друга, нервно жуёт губу и теребит подолы его футболки, в глубине души всё не теряя надежды на положительный ответ. Как выяснилось в недавнем разговоре: совершеннолетние ученики могут покидать лагерь раз в неделю, чтобы решить неотложные дела, закупиться чем-то необходимым или даже просто погулять в городе; все здесь прекрасно понимают, что целое лето в одной и той же обстановке и с одними и теми же людьми под боком — дорога скорее к переутомлению, а не к отдыху, который, на пару с музыкой, и является первоначальной целью основания этого места. Только вот ключевое слово во всём этом — совершеннолетние. И совсем не важно, сколько дней или даже часов осталось до дня рождения: пока нет твёрдого «восемнадцать» — только законные представители могут решать судьбу выездов учеников из лагеря. Тэхён, когда поступило предложение от Чимина, родителям даже звонить не стал — заранее знает, что ему ответят. Последней надеждой было понимание со стороны директора, которого Чимин, не сдаваясь, пытается уговорить уже добрые пятнадцать минут, но и этот вариант оказался проигрышным. И хотя ему очень грустно и обидно, что так вышло, что он снова останется здесь один на целые сутки, если даже не больше, но ничего не поделаешь — правила есть правила. — Возьмём его под свою ответственность. Как опекуны. Так можно? — Вы совершеннолетние, но ответственны только за свою жизнь, Чимин, а я подписывал очень много различных соглашений, связанных с ответственностью, которую я несу за вас в этом лагере и вне его в учебное время. Я буду отвечать головой за каждую его царапинку, пока ему не исполнится восемнадцать. Поймите это, пожалуйста, и прекратите спорить со мной. Я не отпущу его без разрешения законных представителей. — Как же глупо, — бубнит Чимин, обиженно зыркнув на мужчину. Тот вымученно улыбается, заглядывая в лежащие перед ним документы, и произносит спокойно, ставя на этом разговоре жирную точку: — Если у Вас больше нет вопросов, позволите мне поработать в одиночестве? Чимин фырчит, кивает нехотя и, развернувшись, бросает сухое «До свидания», прежде чем покинуть домик директора с расстроенно улыбающимся Тэхёном под руку. Спустя несколько минут пути они заходят в столовую и на автомате принимают от желающей им хорошего дня поварихи тарелки с рисовой кашей, три ломтика шоколада, ещё влажные персики и стаканы с освежающей лимонной газировкой. Утреннее солнце, пока ещё не достаточно сильно палящее, играется со старыми ажурными занавесками, оставляя яркие витиеватые тени на всех поверхностях помещения и мятой после сладкого сна коже. За общим столом их скромной компании ещё пусто, и Чимин с Тэхёном, пользуясь привилегиями первых, занимают самые удобные места — у стенки, принимаясь за еду совершенно без настроения. Тэхён, понятное дело, потому что остаётся в лагере совсем один, в то время как друзья едут веселиться в город; Чимин — потому что всё это дело принципа, и он искренне не любит выходить из таких ситуаций проигравшим. Его природное очарование и дар убеждения не сработали тогда, когда надо было особенно сильно — это ну очень удручает. И Тэхёна одного здесь оставлять ой как не хочется... Нечестно всё это! Совсем не так, как он планировал. — Нет, ты только задумайся, — не выдерживает Чимин, внезапно нарушив утреннюю тишину, злобно запыхтев и отложив свою ложку на стол. Его возмущённое выражение лица — прямо и смех и грех. — У нас разница — несколько месяцев, а обществом, за каким-то чёртом, воспринимается как целая эпоха. Можно подумать, эти жалкие дни играют хоть какую-то роль в общем развитии, — он всё не прекращает бубнить, ковыряя кожуру персика ногтем. Тэхён грустно улыбается, зажевав покрытую мелкими ранками губу. — Наверное, и правда играют... — Да бредятина несусветная! — всплёскивает руками Чимин. — Что за шум, а драки нет? — неожиданно вклинивается в разговор Намджун, негромко стуча подносом с точно таким же завтраком, за исключением газировки, по деревянной поверхности стола. Рядом с ним в привычном молчании пристраивается Чонгук, лишь мельком взглянув на громких соседей. — Да пиздец! — цокает Чимин, один за другим поглощая свои кусочки шоколада. Надо же ему как-то справляться со стрессом, в конце-то концов! — Тэхён с нами не едет. Намджун то ли печально, то ли удивлённо оглядывает их обоих, проигнорировав свой завтрак. — Это ещё почему? Чимин колюче усмехается и закидывает в рот последний кусочек шоколада, разжёвывая его с таким усердием, словно он, несчастный, виноват во всех грехах человечества — аж зубы скрипят! — Ты же знаешь, что согласие нужно, если восемнадцати нет? А Тэхёну семнадцать же! — он на автомате тянется к тарелке, чтобы захватить ещё шоколада, но сталкивается лишь с пустой керамикой, удивляясь тому, как быстро и незаметно для самого себя съел его. Намджун, заметив это, молча переложил свою порцию сладости в его тарелку, ловя на себе благодарный взгляд Чимина. Он бы и так не съел — гастрит есть гастрит, и на сладкое организм реагирует дичайшей изжогой, легко затмевающей любое удовольствие, получаемое вместе с подскочившим серотонином. Да и Чимину определённо нужнее, он вон весь как бомба замедленного действия — чёрт его знает, когда и как рванёт, а то, что сладкое его всегда утешает — ни для кого здесь не секрет. — Ну да, а в чём проблема? — продолжает недоумевать Намджун. — В родителях, — тяжко вздыхает Чимин с набитым шоколадом ртом. — Не разрешат? — обращается уже к Тэхёну, лениво копающемуся в своей каше из-за отсутствия аппетита. Да простит его за такую наглость их замечательная повариха... — Не разрешат, — подтверждает он. — У нас... не очень хорошие отношения. — И нет совсем никаких способов уговорить их? Тэхён отрицательно мотает головой, поджав губы. — Совсем. — Вот! — снова вклинивается Чимин, впиваясь зубами в сочный персик. — Я подумал, знаешь... Директор у нас не такой уж вредный обычно, иногда идёт на встречу. Даже с нашим походом в лес тогда — не исключил же, а должен был! Ну мы и пошли, думали, он поломается, поломается и разрешит. Тут всего ничего до дня рождения осталось, блин... А он... — Он редко благосклонен, когда дело касается правил. Так что неудивительно, — хмыкает Намджун, запивая кашу чаем — всегда просит вместо газировки. — Вот ты, наш разум вселенной, как думаешь: влияют ли несколько месяцев на способность адекватно мыслить? Да из нас двоих если кто-то и мыслит адекватно, то это явно не я! Намджун усмехается и качает головой. — Ты, конечно, с бóльшей вероятностью найдёшь себе приключения на задницу, но Тэхёна он знает всего полтора месяца и ещё не успел проникнуться к нему доверием, особенно после нашего похода. К тому же, такие индивидуальные мелочи в сравнении двух личностей обычно никого не интересуют, когда дело касается закона. Правила таковы, с ними ничего не сделаешь. Остаётся только слушаться. — Он же совсем один здесь останется, — грустно вздыхает Чимин, надломив брови. — И я тоже остаться с ним не могу. Если бы просто закупаться ехали — бог с ним, вы и сами управились бы... — Я бы тоже с удовольствием остался с тобой, Тэхён, но... — Намджун поджимает губы, как-то даже виновато глянув на него, и прежде, чем Тэхён успеет пожурить его за этот глупый извиняющийся взгляд, которого вообще быть не должно, Чонгук, молча опустошив тарелку, впервые за всю беседу вставляет свои пять копеек: — Я не поеду. Чимин подозрительно щурится, скрестив руки на груди. — Серьёзно? Почему? — Не хочу, — вскинув одну бровь, отвечает Чонгук. Как и обычно — немногословен, но точен и уверен в своих словах. Тэхён, отчего-то почувствовав жар на кончиках ушей, переводит удивлённые глаза на Чонгука и ожидаемо встречается с его острым, как лезвие, взглядом. Это он ради него? Или действительно не хочет? Или думал — ехать или нет, но, услышав о том, что он остаётся, решил остаться тоже? Или Тэхён, глупая овечка, опять себе всё надумывает? Конечно, надумывает, как же без этого!? А оно, как ни погляди, всё равно так приятно... И неважно, какая там у него причина — останется ведь! А там они вдвоём уж точно найдут, чем заняться. Если Чонгук, конечно, не будет против его компании. Как ни крути, они после того разговора у озера стали чуточку ближе, на каком-то особом уровне... Или это Тэхён тоже себе надумал? А как сердце-то застучало! Чимин, быстрым, прищуренным взглядом пройдясь по ним обоим, в итоге лишь пожал плечами и выдохнул бодрое «Оукей», вполне себе довольный таким исходом. Намджун, в свою очередь, тоже отреагировал положительно, удостоив всех чести лицезреть свою милейшую улыбку с ямочками, хотя и было что-то не так в его взгляде, который он быстро потупил в тарелку. — Вот и решили, — только и ответил, продолжая молча поедать свой завтрак. — Спасибо, — тихо произнёс Тэхён, сдерживая широченную улыбку. — Это не из-за тебя, — в своей манере хмыкнул Чонгук, молча переложив свой шоколад в его тарелку и поднявшись с места с подносом в руках. — Всё равно спасибо, — Тэхён, уткнувшись взглядом в уже слегка подтаявшую шоколадку, смутился ещё сильнее. Ничего больше не сказав, Чонгук коротко похлопал Намджуна по спине, давая понять, что уходит, и быстро удалился из столовой под взгляды двух пар глаз. Как только дверь за ним закрылась, Тэхён молча принялся за остывшую кашу и, решив, что ему хватит и одной, поделился своей целой шоколадкой с Чимином, который ещё долго не сводил с него внимательного, неоднозначного взгляда.

***

Ближе к часу дня, забрав лишь всё самое необходимое, парни в составе четырёх человек двинулись в город на попутном автобусе. Тэхён вызвался дойти до остановки с ними, чтобы проводить и заодно прогуляться, но ребята все хором настояли на обратном, объясняя это тем, что идти до трассы довольно долго, а там вокруг один только лес, и тому, кто не знает дороги обратно, потеряться — проще простого. Обняв всех по-очереди, как заботливая мама, провожающая своё чадо во взрослую жизнь, Тэхён ещё с пару минут постоял, наблюдая за их удаляющимися спинами, а затем развернулся и... уверенным шагом направился в домик к Чонгуку, который провожать ребят почему-то не выходил. Уже около двери, так и не коснувшись её в стуке, Тэхён вдруг задумался. И всё же ему очень интересно: по какой причине он передумал? Лагерь, конечно, очень классное место, и лично Тэхёну здесь хорошо и безо всяких выездов — лишь бы кто-нибудь рядом был. А Чонгуку? Чонгуку, наверное, не очень. Тэхён как-то смутно припоминает о его этой необъяснимой любви к одиночеству. Может, потому и остался, чтобы побыть одному? От друзей ведь тоже иногда устают, от них тоже нужен отдых. А тут он заявится и помешает ему отдыхать! Ещё и сказал же, мол, не из-за него это. И правда, опять он надумал: с чего ведь взял, что Чонгук тоже захочет провести с ним это время? Он ничего не обещал, и слóва даже не сказал... Поджав губы, Тэхён осматривает дверь, в которую собирался постучать, и, грустно вздохнув, опускает кулак. Навязываться не хочется. Некрасиво это, тем более, когда дали понять, что не ждут. Вот если сам позовёт — уж тогда он...! — Чего встал? — низкий голос обрывает на полумысли. Тэхён, аж дрогнув от неожиданности, удивлённо хлопает глазами, смотря на него, стоящего в проходе, как на восьмое чудо света, и как-то неловко качает головой, заламывая пальцы. — Да я просто... К тебе... Но... — на этом его богатый словарный запас, пожалуй, исчерпан. Спасибо за внимание! — Заходи, — осмотрев его с ног до головы, Чонгук открывает дверь шире и молча удаляется вглубь гаражной пристройки. И как вообще узнал, что он тут стоит? Он там часом сквозь стены не видит?! А что, очередному невозможному таланту у него Тэхён даже не удивится. Лишь бы только мысли не читал — они у него иногда прямо ни на шутку шалят... Простояв снаружи ещё недолго "сам себе на уме", Тэхён всё же заходит внутрь и на цыпочках, словно есть кого тревожить, пробирается за ним, прикрывая за собой все двери. В гараже и в самом домике, пожалуй, всё по-старому, за исключением незначительных изменений вроде перестановки некоторых инструментов. Яркое дневное солнце затопило теплом всё помещение, не оставив обделённых своим светом участков, в том числе и на коже. Разодетый по-домашнему просто Чонгук восседает за величественными барабанами, ещё вибрирующими после последнего удара, пока солнечные лучи игриво путаются в его волосах, оставляют горячие отпечатки на коже жилистых рук, оголённых по плечи, пускают солнечных зайчиков на его лицо, отражаясь от металлических дисков... Невольно засмотревшись, Тэхён тушуется и подходит ближе. — Я отвлёк? — Да. — Извини. — Послушаешь? — Чонгук умело вертит барабанные палочки в руках, ни на секунду не прекращая смущать Тэхёна своим пронзительным взглядом. А тот такому предложению только рад! Весь засветился, как звезда с новогодней ёлки, заулыбался. — Послушаю, конечно! А что? Чонгук загадочно прищурился и, в очередной раз прокрутив палочки в руках, вдруг громко бахнул по металлическому диску. Следом за звонким ударом прозвучало ещё несколько однотипных, а после — полилась череда разношёрстных барабанных звуков, в конце концов, собравшихся в единую музыкальную композицию. Тэхён, стараясь не пропустить ничего, тихонько стащил стул с угла и присел прямо напротив барабанов, наконец, с головой погружаясь в новую музыку, которой с ним любезно делится Чонгук. Барабаны, хотя и не могут полноценно существовать без совокупности с другими инструментами, звучат великолепно. Но ещё великолепнее — их хозяин, играющий с такой отдачей, любовью и страстью, что Тэхён невольно чувствует их на себе; чувствует эту эйфорию, адреналин, порабощающий тело и сознание. Играя, Чонгук всегда выглядит таким расслабленным и непричастным, словно и вовсе отсутствует здесь и сейчас, и эта его связь со своим инструментом с каждым разом всё сильнее восхищает Тэхёна. Он никогда и ничем не горел настолько, чтобы в полной мере почувствовать на себе — каково это, и часть этого чувства передаётся ему всегда, когда он наблюдает за людьми, которые погружены в любимое дело. Но, слушая Чонгука, из раза в раз Тэхён испытывает всё это в полной мере, словно что-то исключительно особенное есть в его голосе и в том, как ритмично и умело он отстукивает по барабанам, даже не глядя на них... А оно, пожалуй, и есть. Только вот не совсем понятно — что? Барабаны — они везде и у всех одинаковые, это факт. Голос? В мире много шикарных голосов. Вот, например, любимые исполнители Тэхёна, Чимин с Хосоком, Жен... Их слушать и не наслушаться! А всё равно почему-то не то. Не то же, что у Чонгука. От его голоса бабочки в животе и мурашки по коже. И они, в общем-то, не только тогда, когда он поёт... Даже если просто говорит с ним. Даже если смотрит. Даже если... просто рядом. И снова сердце застучало в ритм барабанов. А Чонгук, между прочим, играть уже закончил. Сидит. Смотрит. Рядом. И говорит: — От нуля до десяти. — Одиннадцать, — быстро, не думая, отвечает Тэхён. Ему эти чёртовы бабочки с мурашками уже весь мозг проели. Чонгук издаёт смешок. — Ладно. — Это для будущего альбома? — Ага. Черновой вариант. — Мне правда очень понравилось! Чонгук улыбается. Улыбается! Сегодня, может, праздник какой? Или это Тэхёну чудится? Улыбка у него совсем другая — нежная, милая, красивая до невозможности, не то что эти усмешки да ухмылки... И от неё, если быть совсем честным, внутри тоже колется. — Хорошо. Тэхён широко улыбнулся и мельком глянул на барабаны, так и застыв. Как кстати пришла интересная идея. Клавиши он уже попробовал — не сказать, что прямо не понравилось, но и не совсем понравилось. Чего-то не хватило: то ли времени, то ли драйва, то ли всего вместе... А барабаны — они же прямо создали понятие драйва: громкие, уверенные, страстные... Или это только в руках Чонгука? Вот он и проверит! Вдруг, и правда понравится? Вдруг зацепит? И времени у них предостаточно — целый день впереди, и одни они здесь сейчас — никто им точно не помешает. Тэхён, кивнув себе, под цепким взглядом встаёт со стула и подходит ближе. Спрашивает с надеждой: — А можно мне попробовать? Чонгук непонимающе хмурится: — Чего? — Играть. На барабанах, — он кивает на инструмент, состроив умоляющие глазки. Шрековский кот курит в сторонке — это про него на все сто процентов. Стоит здесь, искрится весь, губы кусает в нетерпении... Даже раздражает эта его привычка — вечно внимание привлекает. И глаза эти, блестящие и доверчивые, раздражают. И настроение его это игривое, которое воздушно-капельным путём передаётся. И улыбка, из-за которой тоже улыбнуться хочется, даже когда не можется. И весь он — светлый, наивный... красивый... тоже раздражает. И не то что бы на Чонгука всё это действует, но... — Пробуй. — Серьёзно можно?! — Ещё раз переспросишь — будет нельзя, — язвит Чонгук. — Ладно, молчу! — довольно хихикает Тэхён. Вдруг задумавшись, он оглядывается назад, а после — оглядывает Чонгука с ног до головы. Серьёзно спрашивает: — Мне притащить стул? Чонгук насмешливо вскидывает брови: — Учиться сам собрался? — Нет, конечно! — мотает головой Тэхён. Чего он совершенно точно не ожидает, так это того, что Чонгук, глянув на него, как на главную беду планеты, вздохнёт тяжело и... хлопнет по своим бёдрам. — Тогда садись. Крупные глаза в неверии скачут от руки Чонгука к его лицу. Тэхён с места не сдвигается. Смотрит на него, как астрологический фанатик на неопознанный летающий объект, и неуверенно поджимает губы. Солнечный свет, падая на его лицо, являет красноту, недвусмысленно покрывшую щёки. И, казалось бы, ничего необычного в его предложении нет. Это нормально — просто сесть на чьи-то колени. Тэхён сидел на коленях Хосока, своих друзей, да даже у Жен как-то в шутку! И ничего такого в этом нет. Совершенно ничего смущающего и необычного. Но он... — Ну? — спустя минуту молчания напоминает о себе Чонгук. А что он? Чонгук такой же, как все. И колени у него самые обыкновенные. Да! Обыкновенные. Ничего зазорного. С каких пор его вообще смущают чужие колени? Глупости. Твёрдо кивнув, Тэхён подошёл ближе. Коротко глянул на Чонгука сверху вниз и... совершенно обычно сел. На обычные колени. Чонгук, помолчав мгновение, чуть приблизился и выдохнул, оставив горячий отпечаток на загривке: — Ближе. — Куда? — нервным шёпотом. — Ко мне. Тэхён помедлил, зардев. — А так нельзя? — Ты наваливаешься на установку. Как играть собрался? И правда... Как? Тэхён от своей глупости даже рассмеялся тихо. Правда, дольше секунды это не продлилось — за спиной послышался вздох и на его талию легли широкие ладони, намекающе потянув на себя. Тэхён опустил голову и, превозмогая смущение, придвинулся ближе. Сердце снова зашлось. Вот бы не было слышно, как оно тарабанит там... Сумасшедшее. Прокашлявшись, Тэхён заёрзал на крепких бёдрах в поиске удобного положения. За спиной послышалось тихое цоканье. Тэхён неловко улыбнулся, глянув на него через плечо: — Извини. Неудобно? — Нормально. Бери, — негромко произнёс Чонгук, протягивая свои палочки, выкрашенные в чёрный. Сжав их в руках, Тэхён с энтузиазмом взглянул на блестящие диски и аж загорелся весь, представив себя на месте Чонгука отбивающим такие великолепные партии. Нет, конечно, таким мастером он вряд ли когда-нибудь станет, но вдруг? Вдруг понравится, вдруг внутри вспыхнет то самое и захочется продолжить? Ему эта бешеная энергия и страсть передаются даже тогда, когда он просто смотрит на игру Чонгука, а что будет, когда он сам попробует, сам вольётся в это? С таким-то учителем! Тэхён обвёл взглядом крепкие деревяшки в своих руках и полным решимости голосом произнёс: — Ну, с чего начнём? А началось всё с изучения самой ударной установки — типичной нудной теории. Но, на удивление, Тэхён совсем не скучал, слушая медленную, чёткую речь Чонгука, чьё дыхание не прекращало оставлять следы на его шее. Ударные установки, как оказалось, могут состоять из самых различных комбинаций барабанов и тарелок, которые будут создавать уникальные сочетания звуков. Чонгук не вдавался в подробности, не перечислял всё, и хотя были заметны его необычайная увлечённость и желание говорить обо всём этом часами — они оба понимали, что эта информация лишняя. Зато не лишним было рассказать о том, какие звуки издают определённые элементы установки и кратко обозначить какими должны быть удары в случае каждого барабана и тарелки. В первые минуты Тэхён слушал внимательно, периодически поддакивая, давая понять, что уяснил проговорённые моменты, но с течением времени его мысли неконтролируемо уплывали и уже не было так интересно что именно говорит ему этот низкий, размеренный голос. Гораздо более — как он говорит. Как говорит, как едва уловимо меняются интонации, как расставляются паузы и главное — как близко находится этот голос и его обладатель. Тэхён мысленно ругал себя за такую наглость, пытался вернуться в реальность и честно вникать в суть, но рано или поздно всё равно неминуемо возвращался к тому, как дыхание Чонгука ласкает его шею, и как эти руки мимолётом и совершенно случайно касаются кожи бёдер там, где заканчивается ткань шорт, каждый раз заставляя вздрогнуть. И ему действительно было стыдно за это, но в то же время — ни капельки. Рядом с Чонгуком сегодня было по-особенному хорошо и спокойно, но одновременно с тем — Тэхёна ломало и бросало в дрожь от незамысловатых действий и касаний с его стороны. Ему по-настоящему хотелось попробовать поиграть на барабанах, но в равной степени желалось и посидеть с ним вот так без какого-либо повода. Просто так. И он, в теории, мог бы сделать это точно так же, как делал раньше, доставая Чонгука с чем бы то ни было, но и не мог. Почему нет? Да потому что... — Всё понял? — как гром среди ясного неба. Тэхён пару раз заторможенно моргнул и внутренне напрягся. Конечно, понял. Так про что он там говорил?... — Да, — тихо, но уверенно ответил он. Раз уж обнаглел — так хоть не надо показывать это! Больше Чонгук ничего не сказал. Лишь взглянул на него затяжным взглядом и, вновь задев кожу бёдер, схватил тонкие запястья, поднимая ослабшие руки вверх, на правильный уровень. Своими пальцами ловко переместил пальцы Тэхёна так, чтобы те держали палочки правильно, и накрыл его ладони своими, крепко сжав. — Максимально расслабь руки, — проговорил он, вплотную прислонившись к его спине. — Я покажу правильную технику ударов, а дальше ты сам. Запоминай порядок сразу, второй попытки не будет. — Хорошо, — серьёзно нахмурившись, кивнул Тэхён. Слегка навалившись на него сзади, Чонгук ударил по первому барабану. Следом за ним — тарелка, от удара по которой последовало звонкое эхо. Далее череда ударов по трём барабанам располагающихся один за другим и в завершение — другая тарелка, с ещё более ярким звоном. На этот раз Тэхён следил внимательно не только за порядком, но и за тем, с каким нажимом, с какой силой Чонгук ударял по барабанам. На мгновение ему даже показалось, словно это делает он сам, словно именно он — источник этих идеально правильных звуков, и это вызвало у него неописуемый интерес. Сможет ли он так же без помощи Чонгука? — Пробуй, — Чонгук, отпустив его руки, выглянул из-за плеча. Коротко глянув на него, Тэхён закусил губу и сосредоточился на барабанах, изо всех сил пытаясь игнорировать горячее дыхание прямо у уха. Ему удалось запомнить порядок, это было проще простого, но повторить всё с той же силой, с которой это делал Чонгук, оказалось сложнее, чем представлялось изначально. Первый удар вышел излишне тихим — Тэхён побоялся бить от души. Чонгук тут же прокомментировал это, задевая своим подбородком его плечо: — Бей смелее. Не сломаются. — Хорошо. Тэхён сглотнул. Снова ударил — как и требовалось, сильнее. Звук вышел неплохим. Чонгук промолчал, значит, замечаний нет. Следом за барабаном — тарелка, и Тэхён, забывшись, ударил по ней с тем же усердием. Звук больно ударил по ушам, вынудив его скривиться. — Здесь наоборот будь скромнее, — снова произнёс Чонгук, выдохнув куда-то в сгиб шеи и плеча. — Ладно. Новая попытка оказалась более успешной, и звук, прежде неприятный, теперь казался красивым и мелодичным, словно по этой самой тарелке пустили кататься яблочко. Все последующие удары Тэхён, более-менее поняв принцип, совершал уже с учётом прошлых ошибок, и потому у Чонгука не нашлось замечаний на этот счёт. Для новичка он был довольно хорош. — Теперь попробуй повторить всё так быстро, как сможешь. И не забывай про силу. — Я попробую... — несмело произнёс Тэхён. И, выпустив вместе с воздухом в лёгких волнение, принялся за дело. Первая попытка вышла некудышной — звуки показались ему очень неприятными, режущими слух. Чонгук согласился с этим, вновь прошептав что-то о том, чтобы он контролировал удары. Вторая — более сносная, но не хватило скорости и нажима. И уже в третий раз, полностью собравшись и запомнив все свои ошибки, удары превратились собрались в правильную (далёкую от идеала, но приятную для ушей) композицию. Широко улыбнувшись, довольный Тэхён чуть подпрыгнул на месте и заёрзал, слегка развернувшись к Чонгуку, лицо которого оказалось ближе, чем он предполагал. — Ну как? Здорово вышло? — прощебетал он, хлопая глазами. Чонгук тихо усмехнулся, и на секунду его взгляд спустился ниже, к растянутым в улыбке губам. — Неплохо, — сдержанно ответил он, тихо, почти шёпотом. — Но до идеала далеко. Тэхён, почувствовав себя страшно неловко в такой близости с ним, нервно вздохнул. И уточнил на такой же громкости, выдохнув ему прямо в щёку: — Но я всё равно молодец? Для первого раза? Чонгук какое-то время молча смотрел на него, будто было на его лице что-то такое, что требовало более детального изучения. Взглянув на губы, которые Тэхён вновь начал кусать, произнёс уже совсем тихо: — Молодец. Тэхён не сумел сдержать смущённой улыбки. — Спасибо, — прошептал он. Его порывистый выдох тронул слегка пересохшие губы Чонгука, который в следующую секунду ни с того ни с сего коснулся кончиком пальца линии челюсти и провёл дорожку по косточке до самого подбородка. С нажимом поддев его, Чонгук чуть откинул голову и нахмурил брови, словно что-то ему не нравилось, не давало покоя. А Тэхён, вцепившись в предплечья Чонгука крепче, уже приготовился отдавать душу богу. Потому что такая близость сводит его с ума. Потому что нежность, с которой Чонгук коснулся его, и сила, с которой он сжал его подбородок, не даёт ему спокойно вдохнуть. Потому что желание стать ещё ближе к нему в эту секунду заставляет его сердце пропускать удары. Потому что Чонгук не сводит с него своих проницательных глаз, огонёк в которых бушует — ему тоже неспокойно, он под властью сильного ветра. Безумного, сильного ветра, который не в состоянии выдержать — он тянется навстречу к нему и ничего не может поделать с этим, не способен побороть. А хочет ли бороться? Пытается ли? Об этом Тэхён не успевает подумать. Горячий выдох Чонгука так ярко ощущается в уголке его губ, что он, не переставая дрожать, сдаётся, отдаётся этому желанию, позабыв обо всём. Прикрыв глаза, он расслабляется, обмякает в его руках и уже ожидает будоражащего, вдруг такого страшно желанного прикосновения чужих губ к своим, но этого не происходит. Телефон, громко завибрировав где-то позади, заставил их резко отпрянуть друг от друга и повернуть голову на источник звука. Чонгук, тихо цокнув себе под нос, крепко перехватил Тэхёна за талию и склонился назад, хватая вибрирующую трубку и прижимая её к уху. — Что? — и Тэхёну, возможно, показалось, но его голос прозвучал более раздражённо, чем обычно, в повседневном разговоре. — Нет. Не знаю. Бери два, если сможешь протащить. Решай сам. Что? Вместе с голосом Чонгука, прозвучавшим в абсолютной тишине гаража, пришло осознание: они практически поцеловались. Вот так просто, без слов, без романтической атмосферы, которая, в теории, могла бы повлиять на них, которой можно оправдаться. Какая тут романтика? Гаражная, разве что. И они так близко, вплотную друг к другу... Всего лишь играли на барабанах. А потом... — Тэхён. Он замер, словив на себе выжидающий взгляд Чонгука, протягивающего трубку. В его глазах застыл немой вопрос. — Чимин, — уточнил Чонгук. Тэхён растерянно кивнул, взял в руки чужой телефон и ответил максимально обычно: — Да? — Эй, Тэ, мы не сильно отвлекли вас? Тэхён уткнулся глазами в Чонгука, который продолжал сидеть так близко, смотреть так прямо и дышать почти ему в губы. И его рука по-прежнему на талии, а Тэхён всё ещё прямо на его бёдрах, вплотную к торсу... — Нет. Мы... Чонгук учил меня играть. — Мм, правда? Здорово. Потом расскажешь, как поиграли, — немного странно произнёс Чимин. Тэхён прикусил свой палец, едва сдерживая улыбку. — Конечно. Ты что-то хотел? — Да, я так и не узнал, чего бы тебе хотелось. Мы собираемся устроить посиделки, когда приедем. Есть какие-то особые пожелания? — Мм, наверное... Нет, ничего такого. Я буду всё то же, что и вы, хорошо? — Окей! Тогда до связи. Не скучайте. — Постараемся. Тихо усмехнувшись в трубку, Чимин сбросил звонок. Тэхён вернул её Чонгуку, который тут же заблокировал экран и отбросил телефон на столик, на котором он прежде лежал. Их взгляды снова пересеклись, но на этот раз в них не было ничего из того, что так привлекало мгновениями ранее. Лишь туман, в котором мелькало смущение у Тэхёна и лёгкое раздражение вкупе с непривычной для его лица растерянностью — у Чонгука. Выдержав небольшую паузу, Чонгук вздохнул, убрал руку с его талии и сказал: — Вставай. Попробуешь один.

***

Когда Тэхён внезапно подскочил на кровати, крепко сжав пальцами одеяло, яркие цифры на экране телефона передавали половину двенадцатого ночи. По спине к кромке шорт стекает холодный пот, всё тело покрыто неприятными мурашками, а на лице — испуг, смешанный с ужасом. Тэхён протёр слипающиеся глаза руками и осмотрелся в тёмном домике, кое-где подсвеченном светом фонарей снаружи. Кровати Хосока и Чимина по-прежнему заправлены, все вещи на своих местах. Всё в порядке. Всего лишь жуткий сон, дурацкое воображение. Всё хорошо. Облегчённо выдохнув, Тэхён прикрыл глаза и откинулся обратно на постель. Сердце всё ещё шумно бьётся и немного дрожат пальцы, до боли сжимавшие ткань простыни, но мозг больше не бьёт тревогу, почувствовав себя в безопасности, и интенсивно работавшие лёгкие успокаиваются окончательно, возвращаясь к привычному ритму дыхания. И что это было? Игра подсознания? Шутка? Совсем не смешно, отнюдь не весело. Ещё и один в домике, ещё и глубокая ночь за окном... Как же жутко! Тяжело вздохнув, Тэхён принимает сидячее положение и берёт в руки телефон. ММСка от Хосока, пара сообщений с пожеланием спокойной ночи от Жен и ещё одно — от Намджуна, присланное всего минуту назад. Оно и вытащило его из этого кошмара? Похоже на то. Но благодарить и даже просто отвечать Тэхён совсем не в состоянии. Под веками, стоит прикрыть их на секунду, всё ещё стоит та ужасная картина: кровь, темнота и пугающая до чёртиков тишина. И снова он один. Один среди этого ужаса. Внезапно становится жутко некомфортно. Сердце вновь начинает стучать, как проклятое, и сознание, словно издеваясь, наделяет тени и предметы пугающими очертаниями. Тэхён тихо хнычет, прикрывая лицо руками. Ему необходимо остыть, иначе уснуть не получится. Знает, проходил: через пару минут начнут мерещиться ещё и звуки. Если не отвлечься — эта ночь обречена стать бессонной. Прихватив из шкафа полотенце, Тэхён взял сменные вещи и покинул домик, не оглядываясь. Он был в душе всего несколько часов назад, прежде чем его случайно вырубило прямо в процессе чтения новой книги, но противный пот прилип к его телу и насквозь пропитал пижамную футболку — с таким мерзким ощущением в теле заснуть станет ещё более трудной задачей. От Чонгука Тэхён вернулся через час после звонка Намджуна. Ещё немного Чонгук поучил его игре на ударных, и в конце он даже смог сыграть очень простенький кусочек из репертуара Пандемониум — неидеально, как сказал ему Чонгук, но вполне себе сносно для того, кто впервые держит палочки в руках. Он даже похвалил его ещё раз, когда удалось сыграть без серьёзных ошибок! Тэхён прямо на глазах расцвёл, готовый разучить ещё что-нибудь от такого талантливого учителя, но Чонгук предложил завершить на сегодня, сославшись на написание музыки для будущего альбома. Уже дома, попрощавшись с ним после молчаливого обеда, Тэхён обдумывал их занятие, пропуская мимо глаз целые предложения в книге: ударные оказались гораздо интереснее и энергичнее клавишных, но... всё ещё не цепляли. И хотя Тэхёну было по-настоящему интересно сегодня, ему нравилось играть, и под конец он уже даже вошёл в раж — всё равно не чувствовалось этой тяги, заинтересованности, связи с инструментом, о которой твердят поголовно все музыканты. Да и тяжело было представить себя играющим на такой громадине на сцене какого-нибудь большого зала. Ему бы скорее подошло сидеть в сторонке, недалеко от Чонгука, и восхищаться его великолепной игрой, отдачей и тем, как стекает пот по его красным от жары щекам, пока крепкие, жилистые руки напрягаются с каждым ударом всё сильнее... И снова, снова мысли полезли совсем не туда! Как с цепи сорвался, ей богу. И то, что было сегодня... Хотелось забыть — так стыдно, неловко было от этого отчаянного желания быть поцелованным. Перед самим собой, перед Намджуном, перед Чонгуком... Но ведь он тоже потянулся? И уже не впервые... Значит, тоже этого хотел? Или просто удачный момент попался? Для него поцелуи наверняка не имеют того значения, которое имеют для Тэхёна. Поэтому он ещё ни разу и ни с кем: отдать свой первый хочется только тому, о ком будет волноваться сердце. И последующие. И всё остальное тоже... Но думать об этом пока рано. В первую очередь, ему хочется рядом человека, которого он будет понимать, и который будет понимать его. А если в отношениях есть понимание и доверие — будет и всё остальное, в этом Тэхён уверен. Допетляв кое-как по слабо освещённым дорожкам до душевых, Тэхён прошмыгнул внутрь. Коридорчик, отделяющий природу от душевого помещения, на этот раз не был погружён в кромешную темноту — из-за приоткрытой двери тянулась яркая полоса света. А ещё доносился смех. Громкий, приятный женский и совсем тихий, низкий — мужской. Потребовалась секунда, прежде чем в последнем он признал Чонгука. Так и застыл около двери, удивлённо пялясь в стену. Он ведь никогда прежде не слышал, как он смеётся. Вот так, искренне, по-настоящему смеётся. Какое-то время даже казалось, что он и вовсе не умеет. А он умеет. И ого-го как! Красиво... Так непривычно, незнакомо, но так безумно красиво... Голоса продолжали о чём-то тихо, сокровенно беседовать, словно близкие друзья. Сжав полотенце в руках крепче, Тэхён скромно приоткрыл дверь шире и зашёл вовнутрь, тут же словив на себе взгляды двух пар глаз. Тэхён посмотрел на них через отражение в зеркалах, сразу же признав в собеседнице Сонён. И всё-таки они с Чонгуком действительно очень близки. Или даже в отношениях? Из них и правда вышла бы красивая пара... Сонён приветливо улыбнулась. Её щёки красные, волосы слегка растрёпанные и лицо блестит так ярко, что вот-вот перекроет весь свет в помещении. В голову внезапно стукнула совершенно дурацкая мысль: он же не отвлёк их от чего-то... более интересного, чем просто беседа? Или, может быть, не отвлёк. Может, он пришёл гораздо позже, и вообще... И вообще — это не его дело! Они взрослые, здоровые, привлекательные парень и девушка, и это вполне ожидаемо, что они захотят заняться чем-нибудь таким друг с другом, и... — Привет. Не спится? — прощебетала Сонён, хватая в руки небольшую сумочку с уходовыми средствами. — Кошмар приснился. Решил освежиться, — Тэхён вымученно улыбнулся и всего на мгновение взглянул на Чонгука, чьи глаза прикованы к нему, а брови слегка приподняты. И снова он молчит. Злится, что Тэхён прервал их? — Оу, такой серьёзный кошмар? — нахмурилась девушка. — Да нет, я в порядке, — солгал Тэхён, пройдя к скамейкам. — Обычный кошмар. — Мне тоже иногда снятся, особенно на новом месте, — она поддерживающе улыбнулась. — Душ и короткая беседа с подругами обычно помогают унять тревогу. Думаю, Чонгук поболтает с тобой, правда? — она развернулась к нему и похлопала ресницами. Коротко глянув на неё, Чонгук кивнул. — Вот и отлично. А я, пожалуй, пойду баиньки. У меня репетиция с утра, — она утомительно вздохнула и помахала парням, прежде чем стремительно покинуть душевую, звеня всякими баночками-скляночками из своей косметички. — Удачи, — заторможенно кинул Тэхён, когда Сонён уже и след простыл. Присев на скамейку, он снова поднял взгляд на Чонгука. Тот, отвернувшись к зеркалу, выдавил на свою зубную щётку немного чёрной пасты и, установив зрительный контакт через зеркало, вдруг спросил: — Что снилось? Тэхён, ожидавший лишь молчания с его стороны, удивлённо поморгал. Чонгук дёрнул бровью, мол, что? Слегка улыбнувшись, Тэхён стянул с себя шорты и вздохнул: — Будто бы я приехал сюда во второй раз, побежал скорее в наш домик, чтобы встретиться с парнями, но... — он сделал небольшую паузу, облокотившись на свои колени и опустив голову к полу. — Я... Мне показалось странным, что лагерь такой пустой. На поляне не было никого, и уже вечерело... Обычно кто-то всегда гуляет или просто сидит на крыльце, но на этот раз было ужасно пусто. И я шёл очень долго, хотя дорожка не настолько длинная, это не должно было занять и пяти минут... И когда я дошёл... Резко потемнело. Фонари немного мигали, как в ужастиках, но я не придал этому значения, а когда дошёл до домика и встал к ним спиной, они вдруг погасли один за другим. И ни в одном домике не было света... Кроме нашего, — нервно царапнув свои колени, Тэхён облизал губы и поднял взгляд на Чонгука. Его лицо выглядело обычно, но в тёмных глазах ярко горел неподдельный интерес. — Во время сна редко задумываешься о логике — так это бывает обычно. Всё происходящее кажется естественным, и пойти куда-то в темноту в страшном сне тоже... Когда я зашёл в дом... Там был совсем слабенький свет. И лампочка на потолке странно шаталась. А когда я поднял взгляд, там... Там были они... — Кто? — Хосок и Чимин. Они... лежали на своих кроватях. Полностью в крови. Но их открытые глаза смотрели прямо на меня... А ещё были ужасные, страшные улыбки. И резко стало пусто. Не осталось ничего, кроме кроватей, лампочки и их тел. А когда я развернулся, потому что захотел сбежать оттуда, увидел насквозь все остальные домики. И ваш, и домик Жен... Вы все лежали в крови, смотрели на меня и улыбались... Я был один. Один живой среди целого лагеря... Это было так страшно, я не... Чонгук резко сплюнул пасту в раковину. Тэхён от неожиданно громкого звука дёрнулся. Прополоскав рот одним глотком, Чонгук отложил щётку и подошёл ближе, присев рядом с потерянным Тэхёном. — Меня разбудил какой-то звук. Намджун написал. Наверное, это было его СМС, — Тэхён выпустил воздух из лёгких и прикрыл лицо руками, облокотившись на локти. — Мне стало страшно в домике. Я обычно не боюсь такого, но сегодня... Не знаю, почему мне это приснилось. Я чуть с ума не сошёл... Выслушав его до длинной паузы, Чонгук отвёл взгляд и вздохнул. А в следующую секунду, уложив руку на лопатки, притянул его к себе, приобняв. Всё закончилось прежде, чем Тэхён успел осознать, что произошло, и обнять в ответ. Чонгук встал с места и вернулся к раковинам. — Иди в душ, я подожду. — Что? — не понял Тэхён, широко раскрыв заслезившиеся от неприятных воспоминаний глаза. — Переночуешь у меня, если страшно. Ляжешь на кровати Намджуна. Не думаю, что он будет против тебя в своей постели, — произнёс Чонгук с очевидным намёком. Тэхён от его слов мгновенно смутился. Что такое говорит-то? У них, конечно, особенная связь, но чтобы настолько... Пока это кажется Тэхёну слишком диким. Они же ещё даже не... — Ждать или нет? — Чонгук вдруг слегка раздражённо перебил его мысли. — Д-да! — кивнул Тэхён, улыбнувшись: — Да, я быстро... Спасибо. И всё-таки, заснуть этой ночью не в одиночестве, пусть и в чужой кровати — лучший вариант из всех возможных. Главное — рядом с ним будет человек. Живой человек, с которым спокойно и комфортно. Большего Тэхёну и не надо.

Andrea cerrato — R U Mine?

В темпе приняв душ, умывшись и одевшись, Тэхён вышел на крыльцо, где с зажатой в зубах сигаретой его ждал Чонгук. Выпустив дым из лёгких, он затянулся ещё раз и прикрыл глаза, кажется, не услышав Тэхёна. Он замер на месте, приобняв полотенце и старую одежду. Вот так, в полутьме, он кажется выдумкой, чем-то нереальным, сказочным. Его волосы треплет слабый ветерок, сухие губы то и дело приоткрываются, выпуская сизый дым, а взгляд устремлён куда-то вдаль, в сторону озера, искрящегося в свете луны. Большая майка открывает рельефные руки и ровные ключицы, и так внезапно в нос бьёт аромат мыла, дезодоранта и чего-то ещё, чего-то уникального — природный запах, который Тэхён слышал каждый раз, когда был близок к нему, но никогда не задумывался об этом. Что ж, видимо, сейчас самое подходящее время? Потому что пахнет он и правда... — Мы идём? — вопрос звучит неожиданно. Чонгук, повернувшись к нему полубоком, делает последнюю тяжку и тушит сигарету. Взгляд прикован к Тэхёну, пойманному с поличным — на подглядывании. Всё-то он видит, знает и слышит, противный! И ведь актёр из него отличный, фиг раскусишь... Напряжённо кивнув, Тэхён молча спускается вниз под пронзительным взглядом своего нового временного соседа по комнате. До домика шли молча, друг за дружкой, прямо как в садике. Уже у двери Чонгук щёлкнул замком и отошёл в сторону, пропуская Тэхёна вперёд. Джентельмен нашёлся. Буркнув что-то себе под нос — всё ещё стыдно, что пялился, как кретин — Тэхён всё-таки зашёл внутрь. А что? Ему не обидно, что с ним, как с леди. Это даже приятно. — Кровать помнишь? — Помню. — Тогда заваливайся и спи. Будешь шуршать, ворочаться или храпеть — полетишь к себе. Тэхён хохотнул, забравшись с ногами на кровать Намджуна. — А ты сам-то не храпишь? — Нет, — сказал, как отрезал, и... снял футболку! Тэхён мгновенно рухнул на спину, уставившись в потолок. Красивый. Чудесный. Такой... деревянный. — Ты... так спать будешь? Чонгук удивлённо усмехнулся. — На улице жара, а это, если не забыл, мой дом. Могу хоть без трусов спать. Тэхён обиженно фыркнул, надув нижнюю губу: — Говоришь так, будто я тебя умолял взять меня сюда, а не ты сам предложил. Чонгук откинул футболку в сторону и молча улёгся в свою постель, облегчённо вздохнув. Тэхён украдкой посмотрел в его сторону. Как назло, фонарь близко и светит прямо в окно с его стороны. И всё-всё отлично видно... Смотри не обсмотрись. Спасибо, что хоть в трусах. Он ведь наверняка даже не шутил про них... — Уже жалею, — произнёс Чонгук, закинув обе руки за голову. — Правда? — мягко улыбнулся Тэхён, повернувшись набок, лицом к нему, и стиснув в пальцах подушку, уже пропитавшуюся влагой от его волос. — Да. Тэхён улыбнулся ещё шире. Врёт ведь. У него всегда такой тон, когда шутит. Шутник, блин. — Врун. — Спи, — твёрдо произнёс Чонгук, прикрыв веки. А у Тэхёна сна ни в одном глазу. Ему теперь хочется ещё поговорить, пошутить, подразнить. Хочется смеяться, и улыбка эта дурацкая всё никак не покинет губы... Как там говорилось? Один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность? Кажется, с Чонгуком у них как раз она, закономерность. Что ни встреча, то подколы, улыбки и неловкость, которую оба стараются игнорировать. А ещё что-то особенное. Неизвестность, какая-то тайна, которая манит. Никогда не знаешь, что произойдёт и какие слова прозвучат с его стороны. Полная непредсказуемость — оттого и интерес, который не преодолеть, не обойти. Интересно, Чонгук тоже так думает? Или для него он, Тэхён, как открытая книга, к тому же не самая интересная? — Чонгук... — шёпотом. Хриплое мычание разрывает тишину домика. — Не спишь? Открыв явно слипающиеся глаза, Чонгук повернул голову в его сторону. Вопросительно дёрнул бровями. — Спой мне колыбельную, — своим самым жалобным, просящим тоном. — Тебе пять лет? — усмешка. — Ну пожалуйста. Я быстро засыпаю, когда мне кто-то поёт. Достаточно куплета. Глубоко вздохнув, Чонгук перекладывается набок и подпирает голову рукой. — Один куплет. Тэхён довольно улыбнулся, едва не захлопав в ладоши в честь своей маленькой победы, и улёгся поудобнее, уставившись на Чонгука, как на небо в ожидании волшебного фейерверка. Убедившись, что он готов, Чонгук запел, словно и секунды не думал над песней: — And the thrill of the chase moves in mysterious way. Низкий, тихий, хриплый голос влился в уши, как сладкая карамель идеальной консистенции. Тэхён слегка улыбнулся, почувствовав себя как никогда хорошо. По-настоящему в безопасности. — So in case I'm mistaken. Их взгляды вдруг пересекаются в темноте, освещая её, разгущая. Тэхён почти не моргает, теряясь где-то в глубинах этих чёрных глаз. Отнюдь не пугающих, напротив — их тьма словно укрывает его от всего плохого, прячет в себе от всех монстров, защищает. И где-то там, совсем глубоко, мерцают огоньки — когда-то в прошлом всеобъемлющие пожары. Тэхён тянет к ним руку, касается слабого пламя и... снова не обжигается. Играет с ними, обнимается, согревается... — I just wanna hear you say you got me baby. Всё тело стремительно расслабляется, и глаза закрываются под тяжестью век, погружаясь в родную темноту. Постель чувствуется мягким облаком, и где-то там, на задворках сознания, Тэхён раскидывает руки в стороны, утопая в нём и в тихом голосе, продолжающем напевать уже почти не различимые слова: — Are you mine? She's a silver lining lone ranger riding through an open space, In my mind when she's not right there beside me, And I go crazy cause here isn't where I wanna be, And satisfaction feels like a distant memory And I can't help myself, All I wanna hear her say is "Are you mine?", Are you mine? Are you mine?

***

Тяжёлые пакеты сами по себе слетают с передавленных пальцев, приземляясь под ногами. — Боже, я сейчас свалюсь прямо здесь, — взвывает Чимин, щурясь от надоедливых лучей полуденного солнца. — Давай помогу! — выдыхает подбежавший секунду назад Тэхён. — Если не трудно, — улыбка выходит измученной. Парни коротко обнимаются в знак приветствия, а затем возвращают всё своё внимание к пакетам, привезённым из города. — Ох, как тяжело... — удивляется Тэхён, напрягась всем телом. — Там кирпичи? — Если бы, — тяжко вздохнул Чимин. — Хо, давай тебе тоже помогу. — Всё в порядке, мне терпимо. Пойдёмте быстрее дотащим это всё и отдохнём. — Не представляю, как вы тащили это с остановки по такой жаре, — Тэхён сочувствующе покачал головой, морщась от рези в руках. — Я и сам не представляю, — нервно хмыкнул Чимин, развернувшись. — Намджун, мы потащим это к нам. Потом разберёмся где чьё. — Дождитесь Юнги, он поможет, — предложил Намджун, хватаясь за свои пакеты. Чимин развернулся и пфыкнул. — Спасибо, сами дотащим, — и, не дождавшись других, побрёл вперёд по дорожке. Намджун, глядя им троим вслед, молча покачал головой и потащился следом с большой сумкой, до отвала набитой пивом. Пакеты охранник уже успел проверить и, как обычно ничего не обнаружив, ушёл, пожелав ребятам хорошего дня. И Намджун, по правде говоря, не считает себя настолько глупым, чтобы верить в такую фальшивку. В этой сумке, верхний слой которой для прикрытия — одежда, охранник никогда не копался дольше пары секунд, скорее делал видимость тщательного поиска. Но это не может быть случайностью, совершенно точно: он знает, что на дне сумки, но упорно игнорирует это. И взгляд, который он всегда дарит ребятам по окончании проверки, только подтверждает это: я знаю, что там, но не хочу находить это. Намджун только очень надеется, что благодарность в его глазах сияет достаточно ярко, чтобы старик мог её заметить. Стиснув покрепче ручки сумок, Намджун поднимает взгляд на впереди идущих парней и улыбается. Тэхён, еле как волоча свой пакет, дует губы и что-то бубнит себе под нос, выглядя сейчас настолько очаровательным, что сердце щемит. Всегда, в общем-то, так выглядит, но сейчас... как-то по-особенному. Дело ли в маленькой разлуке или в чём-то ещё — неважно. Намджун очень любит наблюдать за ним, любит наслаждаться его привлекательностью, дурашливостью, этим наивным и светлым очарованием, без которых его образ уже немыслим. И каждый раз как в первый — влюбляться в его натуру потихоньку становится ежедневной привычкой. А от привычек, как известно, избавиться очень непросто. По крайней мере, Намджуну. Он, в отличие от Чонгука с Юнги, не славится лёгким отказом от них. И если Чонгук способен закурить и легко бросить, когда ему вздумается, то Намджуну на это потребовался год усердного самоконтроля. И если Юнги может не писать музыку неделями, то Намджун — нет, он слишком привык к ежедневной работе над лирикой, это стало почти зависимостью. Что же будет, если привычкой станет другой человек? Намджун знает об этом не понаслышке: ничего хорошего. Но, если дело касается Тэхёна, он, пожалуй, готов рискнуть. — Здравствуйте, — слышится впереди тремя голосами одновременно. — Добрый день, — знакомый голос кажется непривычно тихим, каким-то болезненным, но неизменно — холодным и сдержанным. Намджун поднимает голову от дорожки и ловит взгляд Сокджина, шагающего в метре от него. Их взгляды встречаются на долю секунды, и этого с лихвой хватает, чтобы понять. Всё происходит быстро и не так неожиданно, как хотелось бы: сделав очередной шаг, Сокджин теряется окончательно и почти валится с ног, но ни капли не растерявшийся Намджун успевает удержать его на ногах, подхватив под руки. Тяжёлое, болезненное дыхание отпечатывается на его руках, когда Сокджин крепко хватается за него и хмурится, пытаясь прийти в себя. Меньше минуты они стоят вот так, посреди дороги, пока учитель постепенно приходит в себя, пошатываясь на ровном месте, прежде чем тишину между ними стирает короткий вопрос: — До сих пор? Сокджин поднимает на него дезориентированный взгляд — в глазах всё ещё темно — и стискивает зубы. С божьей помощью выпрямляясь, он прочно встаёт на ноги и вырывает свои руки из чужих, едва ли не падая вновь. Намджун молча перехватывает его предпречья. Смотрит хмуро. — Отпустите меня, Намджун, — требовательно, холодно. — Чтобы Вы рухнули, Сокджин-ним? — Я в себе. — И какого же цвета моя футболка? Сокджин делает очередную попытку вырваться. Снова безрезультатную. — Отпустите, Ким Намджун, иначе я приму Вашу настойчивость за что-нибудь нехорошее. Намджун пускает горькую усмешку. — Правда? И за что же? — Вы слышите, что я говорю? — Я — да, а Вы, видимо, нет. Ответите на вопрос? — Нет, — резко выдал он, приложив все силы, чтобы оттолкнуть Намджуна от себя. Сделав шаг назад на негнущихся ногах, Сокджин взглянул ему в глаза: и снова ничего, кроме холода и стали. Даже злости нет. Ноль эмоций. Маска даже не пошатнулась. А ничего другого он и не ожидал. Ни слова больше не сказав, Сокджин, ещё слегка дезориентированный, обошёл его сбоку и удалился в неизвестном направлении, ни разу не обернувшись. Проводив его взглядом, Намджун прикрыл глаза и разочарованно усмехнулся. Да. Привычка, всё-таки, — страшная штука.

***

Вся следующая неделя после приезда ребят прошла обычно. Все по-прежнему посещали репетиции Сокджина, на которые Тэхён любил приходить просто так, иногда отсиживая у сцены с утра до самого вечера, проводили с ним несколько часов, пока преподаватель не получал необходимый ему результат, а вечером, как и было оговорено, собирались в доме Пандемониум на общих репетициях их тайного концерта. Тэхён, хотя и не собирался выступать на нём, с удовольствием мостился в уголочке (так получалось, что это всегда была кровать Чонгука) и с улыбкой слушал их обсуждения, а после — и подготовленные ребятами номера, полностью отличные от тех, которые он слышал на занятиях с Сокджином. В них по-настоящему чувствовалась душа и любовь к музыке, когда они, едва ли не захлёбываясь, исполняли свои песни, играли с бешеной отдачей и с таким же интересом поддерживали других. Но главное — им было хорошо вот так. Они были свободны от монотонности, пронзительных взглядов, постоянной критики и просто веселились друг с другом, занимаясь любимым делом — музыкой, а Тэхён был просто счастлив наблюдать за этим и заряжаться их энергией. Он любит людей. Любит, несмотря ни на что. И хотя плохих людей много, хороших — всё-таки гораздо больше. Сегодняшняя репетиция пролетела как никогда быстро, что не могло не расстраивать. Ещё в самом начале Сонён ворвалась на занятия с "О боже, у меня офигенная идея!" предложением: завершающим номером устроить совместное выступление и поставить под него танец, над которым она уже начала думать. Идею охотно поддержали все до единого и, в конце концов, общим решением были выбраны песня и место, где они будут репетировать раз в два дня, чтобы не привлекать лишнее внимание. И хотя Тэхён хотел поучаствовать в этом тоже, он как-то постеснялся просто так вклиниться в их музыкальную команду, но Жен и Боми, увидев его в сторонке, втащили в общий круг силой, за что он им очень благодарен. После обсуждения совместного номера все участвующие в концерте привычно прогнали свои личные номера, послушали других, немного поболтали обо всём на свете, и незаметно для всех часы отбили злополучные десять вечера. Значит, пора расходиться. Попрощавшись со всеми, Тэхён вышел из домика Пандемониум одним из последних, уже строя планы на время, оставшееся до сна, как вдруг на его плечо осторожно легла чья-то рука, мягко затормозив. Обернувшись, Тэхён удивился: прямо перед ним, чуть нахмурившись (так знакомо и будто бы по-родному), стоял Кёнсу. — Привет, — поздоровался Тэхён, всё ещё очень удивлённый. Кёнсу убрал руку и поравнялся с ним. Кивнул. — Можем прогуляться? Обещаю, обзываться не буду. Тэхён шокировался ещё больше, близкий к тому, чтобы познакомить свою челюсть с землёй. Тот самый Кёнсу, который, кажется, ненавидит его, предложил ему прогуляться? С чего же вдруг? Нет, Тэхён, конечно, не против, он на него совсем не обижен и тем более — не боится, он всё уже давным-давно забыл, но удивления от такого внезапного приглашения это не отбавляло. Почему он так внезапно заинтересовался им и, кажется, захотел поговорить о чём-то? Заметив, что Тэхён долго молчит, Кёнсу добавил: — Мне... есть что сказать. Это не займёт много времени. Тэхён отчего-то улыбнулся и взглянул на него мягко, как смотрят на младших братьев: — Хорошо. Давай прогуляемся. Кёнсу слегка дёрнул уголками губ в попытке улыбнуться и кивком указал на знакомую дорожку к озеру. Яркая луна, отражаясь на водной глади, уже вовсю правила балом, пока двоё парней медленно брели по безлюдной дорожке, мысленно настраиваясь на предстоящий разговор. Тэхён понятия не имел, что ему хочет сказать Кёнсу, причастен ли каким-то образом к этому Чонгук или это — целиком и полностью его желание, но первым не заговаривал, лишь терпеливо ждал и наслаждался уже такими привычными, но всё ещё захватывающими дух видами. И вот, спустя несколько минут бесцельного блуждания по ночному лагерю, Кёнсу, наконец, заговорил, громко вздохнув: — Вообще я... Для начала хотел бы извиниться перед тобой. За всё, что я говорил, за моё отношение к тебе... Не знаю, почему я это делал, но сначала ты мне вообще не понравился. — И ты решил показать мне это любыми способами? — улыбнулся Тэхён, повернувшись к нему. Кёнсу усмехнулся, не сводя глаз с озера — лишь бы не в эти глаза, наполненные добротой и светом, видеть которые он не заслужил: — Да, получается, что так. Мне жаль, что я был таким. И я... прошу прощения за это. — Кёнсу, — тихо позвал его Тэхён. Тот лишь на секунду взглянул на него, прежде чем снова постыдно опустить голову. Ну какой очаровательный ребёнок... И пусть младше всего на год, но ведь правда — самый что ни на есть ребёнок. Тэхён тихо вздохнул и остановился, несильно сжав его запястья. — Я не держу на тебя зла, Кёнсу. Я всё понимаю и давно забыл об этом, — тепло произнёс Тэхён. — Не знаю, сам ты решил извиниться или кто-то заставил тебя... Просто знай, что всё в порядке, и я не проклинал тебя по ночам, — Тэхён улыбнулся, вызвав ответную улыбку Кёнсу — почти точь-в-точь как у Чонгука. — Но мне очень приятно, что ты решил сказать это лично. Спасибо. — Спасибо тебе, хён. Ты классный, — смущённо пробормотал Кёнсу. Тэхён тихо рассмеялся, потрепав мальчишку по волосам. Развернувшись, они продолжили прогулку. Спустя некоторое время Кёнсу, словно только сейчас переварив их диалог, добавил: — Кстати, Чонгук тут не при чём. Я правда сам захотел извиниться. Хотя он меня тогда поругал, что я так с тобой... Тэхён удивлённо покосился на него, борясь с желанием пискнуть. Сердце вмиг забилось быстрее. Чонгук? Поругал? Своего брата? За то, что он с ним так обошёлся? Быть не может... Он же его сам тогда недолюбливал! Вряд ли стал бы защищать... Кто защищает тех, кого терпеть не может? Правда ведь?... — Поругал? — переспросил Тэхён в прострации. — Ага. После уроков позвал к себе на разговор и сказал, что я не должен вести себя так и говорить такие вещи, потому что ты мне ничего не сделал. Не то что бы я не понимал это и сам, но... Всё равно думал по-своему. И с Чонгуком тогда поссорился, он мне даже пощёчину влепил... Но это неважно, наши с ним дела, — Кёнсу снова виновато взглянул на Тэхёна. — В общем, прости ещё раз. Больше подобного не повторится. Тэхён с улыбкой кивнул и опустил голову, пытаясь скрыть горящие щёки и уши. Значит, пока он думал, что Чонгук злорадствует и, быть может, даже сам подогревает брата, он... заступался за него? Разве так поступают люди, которые недолюбливают? Чонгук... на самом ли деле он относился к нему так, как показывал всегда? А если нет — почему делал вид, что он ему неприятен? И сейчас, когда больше не делает... Как же он тогда относится к нему сейчас?

***

— Правда или действие? — Мамлда, — неразборчиво мычит Чимин, присосавшись к горлышку. Намджун насмешливо дёргает бровями. — Чего? — Правда, говорю! — почти выкрикивает Чимин, откидывая в сторону опустевшую бутылку пива. — Давай любой вопрос. — Прямо любой? — уточняет Намджун. — Да, я сегодня щедрый. Реще, — Чимин откидывается спиной на бок кровати и вскидывает подбородок. — Хорошо, — усмехается Намджун. — Юнги был первым у тебя? Чимин рассмеялся. Как знал, что он заденет именно эту тему. Знал и сам позволил. Буквально на ушко прошептал. Впрочем, ничего страшного в этом вопросе нет. Для пьяного в хлам Чимина — тем более. Ему скрывать нечего. Но побесить его вдруг захотелось так сильно, что сдержаться невозможно. Пусть оскорбится. Пусть заденется, если этот сухарь вообще способен на такое. Взглянув прямо в глаза бывшего парня, Чимин бросил безразлично: — Нет. Не был. — Серьёзно? — внезапно вклинился Тэхён, хватая из пачки пару сырных снеков, которые Намджун вручил ему полчаса назад. И откуда узнал, что он их обожает? Так мило... — Тебе разве было не четырнадцать тогда? Кто это был? "Чёртова морковь в презервативе моего отца", мысленно произнёс Чимин. Но ответил совсем другое: — Потом расскажу тебе, — и подмигнул ему. Хосок закатил глаза с этого цирка и цокнул. Тэхён посмотрел на него болезненным взглядом. Эти двое по-прежнему в ссоре и почти не разговаривают друг с другом, и сказать, что это жутко напрягает и расстраивает — как ничего не сказать. Тэхён очень много раз пытался помирить их, сговорить друг с другом, но все попытки заканчивались провалом. Без их тёплой дружбы совсем никак. Словно планета стала крутиться в другую сторону: непривычно, страшно и много тяжёлых последствий, прямо сказывающихся на их окружении. Поможет ли в их случае время? Может, остынут, забудут и всё станет хорошо? Почему-то Тэхёну в это верилось с большим трудом. Они оба с характером и, хотя Хосок и более мягкий, видно, что на этот раз он уступать не намерен. Вряд ли им сможет помочь хоть что-то, кроме разговора по душам и правды, которая принесёт боль обоим, но должна быть озвучена. — Не расскажет, потому что врёт. Никого у него не было до Юнги. Чимин ответил моментально, словно на каком-то неизвестном всем уровне предугадал эти слова: — Никак не можешь смириться с тем, что с тобой делились не каждым пуком? Хосок пожал плечами и спокойно ответил, не поддаваясь провокациям друга, которого знает наизусть: — Каждым, Чимин. Я тебя знаю. Знаю, когда ты врёшь, а когда говоришь правду. Так что даже не пытайся. — Да что ты... — начал было Чимин, возмутившись до глубины души, но Намджун тут же строго перебил его: — Хватит, — глотнув немного пива, он осмотрел этих двоих и покачал головой. — Продолжай, Чимин. Все молча уставились на него. Чимин фыркнул, повернувшись к Юнги. — Правда или действие? — Правда. Его мрачное лицо неожиданно преобразовалось. Уголки губ гаденько вздёрнулись, а глаза теперь смотрели то ли с хитринкой, то ли с издёвкой. Тэхён внезапно почувствовал, что ничем хорошим его следующие слова не обернутся. И оказался прав. — Есть что-нибудь, что ты скрываешь от Хосока? — Ты серьёзно, Чимин? — внезапно тяжело вздохнул Чонгук, подняв голову. Всё время до этого он сидел, уложив голову на колени, и просто слушал. Тэхён взглянул на него с тревогой: они оба прекрасно знали ответ на этот вопрос и понимали, во что может вылиться правильный ответ Юнги сейчас. — А что такого? Обычный вопрос, — тот пожал плечами, мол, глупость же. — Есть, — спокойно ответил Юнги, отпив пива. — У всех людей есть личные секреты. Даже у тебя. Чимин промычал, будто задумался. Хосок смотрел на всё это безучастным взглядом. Он привык к тому, что они цепляются. Привык, как никто другой, хотя и не понимает совсем, зачем это всё и почему нельзя просто оставить друг друга в покое, остаться в хороших отношениях после той великой любви, которая у них была. Хоть убейте — не понимает. — Твой секрет способен причинить ему боль? — внезапно спрашивает Чимин. — Чимин, — угрожающе порыкивает Намджун, уже изрядно подуставший от их пререканий. — Это другой вопрос. — Отлично, — усмехнулся Чимин. — Тогда задам его в следующем раунде. — Валяй, — махнул рукой Юнги. Развернувшись к Тэхёну, он всего на секунду бросил взгляд на Чонгука, а после прищурился и перевёл его обратно на вовсю раскрасневшегося от выпивки друга: — Правда или действие? — Ну, раз все за правду... Тогда я тоже. Правда, — сказал Тэхён, выдохнув и кивнув. — Ты словно на войну собрался, — подметил Чимин, расхохотавшись с его настроя. — Вопросы Юнги и есть война, — усмехнулся Намджун. — Не льстите мне. Ничего необычного, — он снова отпил немного пива из бутылки, выдержав небольшую паузу, и спросил, состроив задумчивое лицо: — Девственник? Тэхён зарделся ещё больше. Закусив губу, кивнул: — Да. Юнги удивлённо промычал. — И даже не целовался? — Не целовался. — То есть, отношений не было? Ты у нас, получается, чистенький, как младенец. — Ты уже три вопроса задал, — влез Намджун. — Это нечестно. — Ой, вопросы по ноль пять. Фигня, — отмахнулся Юнги. — Я удовлетворён. Задавай. Тэхён добил первую бутылку пива и облизал губы. Больше алкоголя — меньше смущения. И почему он вообще стал таким неловким? Раньше такого не было... Причём неловко стало именно в компании Пандемониум. Может, потому что они стали ближе? Незнакомых людей он почти не стесняется, знает, что они видят друг друга в первый и последний раз. Да и что переживать из-за незнакомцев? Их мнение ему не так важно, как мнение друзей. Только странно, что происходить всё это начало только сейчас. Ему казалось, сближаться они стали уже давно... Не рассчитав силы, Тэхён громко приземлил уже пустую бутылку и развернулся на Хосока, но взглядом попал прямо на Чонгука, который смотрел на него неотрывно и словно серьёзно думал о чём-то. Быстро уведя взгляд, Тэхён произнёс: — Правда или действие? Следующие сорок минут прошли гораздо веселее. В какой-то момент обстановка в компании настолько накалилась, что кто-то предложил сыграть в "Я никогда не", но не простую, а на выпивку! И понеслось... Одна рюмка пива сменяла другую, и даже самые трезвые, вроде Намджуна и Чонгука, пьянели всё сильнее: как оказалось, играть в подобные игры в компании людей, которых знаешь от и до — очень плохая затея. И один только Тэхён, знакомый им меньше всех, имел преимущество и пил меньше, но, будучи непропитым, опьянел даже сильнее, чем Чимин, который давным-давно перестал считать бутылки и рюмки. Медленно, но верно до одури пьяные и уже ничего не стесняющиеся парни пришли к ещё более интересным правилам: вместо выпивки было решено... раздеваться! За каждое "делал" с тела должен был исчезнуть один предмет одежды или украшения, и по-настоящему выигрывали в этой игре лишь Хосок и Тэхён, любившие цеплять на себя кучу колечек, подвесок и прочих мелких украшений. Но и их это не спасло от полного обнажения: — Я никогда не писал музыку, — прохохотал Тэхён. Все злобно покосились на него: ой как он хранил этот ответ! Одно удовольствие наблюдать за этими лицами. — Намджуну и Тэхёну осталось только трусы снять, — игриво подметил Чимин, на котором, к его счастью, ещё были джинсы и цепочка на них. — Скоро и ты снимешь, не ехидничай, — усмехнулся Намджун. — Я никогда не занимался сексом с девушкой! — резко щёлкнул пальцами Хосок. — Сука! — взвыл Намджун. Все громко рассмеялись. — Давай, снимай! — Давайте дадим ему ещё один шанс остаться в трусах, — предложил Тэхён, глядя на выражение его лица. — Мне его жалко. — Ладно, но только один раз, — согласились остальные. Намджун шуточно поклонился в пол своему спасителю. Тэхён улыбнулся и послал ему воздушный поцелуйчик. В итоге от одежды избавились только Юнги и Чонгук. И оба — от футболок. А Тэхён... А что он? Откровенно залип на открывшийся его взору торс второго. И как же сильно вдруг захотелось провести по нему языком... Невыносимо сильно. Аж слюна во рту загустела! А ещё задумался ненароком: значит, он и правда тогда... с Сонён...? Или не только с ней? Наверное, у него было много партнёрш... Но это не его дело. Он понимает. Его волновать не должно. Но почему же... почему же всё равно волнует? — Я никогда не ходил в душ с друзьями, — продолжил игру Чонгук. Чимин сбросил с себя цепочку, а Хосок — штаны. Тэхён как в замедленной съёмке посмотрел на единственный предмет гардероба, оставшийся на нём — трусы. Чимин сложил ладони трубочкой и промычал: — Давай, детка! Стриптиз! Или слабо? Тэхён рассмеялся и медленно, шатаясь, поднялся с места. Картинка в глазах безбожно плыла, друзья двоились и троились, и равновесие, как бы он ни пытался держать его, не держалось. Хосок с красным от смеха лицом подал ему руку, помогая подняться. — Не слабо! — с железобетонной пьяной уверенностью заявил он. И ведь действительно не слабо. Он такой пьяный, и ему настолько плевать на всё, что готов даже раздеться перед ними. В конце концов, один раз живём! — Давай спиной! — выкрикнул Чимин. — Хосок, спой ему. Секунду поразмышляв, Хосок запел одну из песен чейзов. Юнги смотрел на эту картину с интересом, Намджун — застыв на месте, как статуя, и даже не моргая, и только один Чонгук выглядел хмурым и каким-то недовольным, как выглядел бы лютый гомофоб, который терпеть не может голых парней перед собой. Чимин украдкой посмотрел на его лицо и хмыкнул: это не случай Чонгука. Сделав несколько шагов из круга, Тэхён кокетливо улыбнулся и развернулся к друзьям спиной, схватившись за резинку своего белья. Выдохнув, прикрыл глаза, пошатнувшись на ровном месте, и медленно, по миллиметру потянул её вниз, оголяя сначала копчик и поясничные ямочки, затем — чуть ниже, а после и вовсе верхнюю часть ягодиц. Чимин и Хосок за спиной взревели и захлопали, не переставая смеяться и поддерживать друга выкриками в стиле "Секси!" и "Сто долларов твои!". Тэхён уже едва ли ощущал себя и мог ориентироваться в пространстве, всё время шатаясь с ноги на ногу, но упорно продолжал, не останавливаясь ни на секунду. Ему нравилось это чувство свободы, ему нравилось это ощущение полёта, это головокружение и собственная безграничная смелость, но сильнее всего — мысль, что на него смотрят. Смотрит. Один определённый человек. И он обязательно повернулся бы и посмотрел на его реакцию, этого хотелось до жути, но не мог — кажется, что достаточно ещё всего одного резкого движения, чтобы он свалился прямо здесь и уже больше не пришёл в себя. Оголилась уже половина ягодиц, когда Тэхёна снова внезапно заштормило и он едва ли не свалился в руки Хосока. Чонгук молча поднялся с места и одним резким движением поднял его. — Ему хватит. И, быстро натянув на него не до конца спущенные трусы, повёл к выходу из дома. — Вы куда? — удивился Хосок. — В душ. Пусть охладится. — Ну Чонгууук, — завыл Чимин, завалившись на спину. — Ты лишаешь нас такой картины! Чонгук серьёзно взглянул на него. — Ты не видишь, что он в говно? Хватит. Заканчивайте и ложитесь спать, — сказал как отрезал и, накинув на него полотенце, молча вывел пьяного вусмерть Тэхёна из домика под странные взгляды четырёх пар глаз. — Чё это с ним? — тихо поинтересовался Хосок, по очереди посмотрев на Намджуна и Юнги. Юнги молча пожал плечами и накинул на себя лежащую рядом футболку. Чимин и Хосок, переглянувшись, последовали его примеру и начали одеваться, решив, что на этом и правда стоит закончить. И только Намджун до сих пор неотрывно смотрел на дверь без единой эмоции на лице. Тишину домика прервал запиликавший телефон.

***

— Раздевайся, — приказал Чонгук, сажая его на скамейку. Тэхён послушно стянул с себя полотенце и бельё, оставаясь в чём мать родила. Чонгук, за это время успевший включить и настроить воду в душе, вернулся и одним рывком поднял его, потащив в сторону душевой кабины. Отодвинув шторку, пихнул внутрь и заставил опереться о стену. — Стой. Замёрзнешь — скажешь. — Побудь со мной, — тихо пробубнил Тэхён. — Что? — переспросил, чуть склонившись к нему. — Побудь со мной, пожалуйста, — подняв взгляд, Тэхён надул губы. Чонгук вздохнул и закатил глаза. Как ему всё это дорого... Одни заботы от него, ей богу. Но, поворчав про себя, просьбу всё-таки выполнил. Стянув с себя штаны и футболку, которую натянул в спешке, молча залез в его кабину и встал напротив, почти сразу полностью намокнув под прохладными струями. — Как маленький. — Я и есть, — пьяно пролепетал Тэхён, не открывая глаз, на которые постоянно попадали острые струйки воды. — Младше тебя на три года, между прочим! — А ощущение, что на тринадцать. Тэхён улыбнулся и открыл глаза, взглянув на него. Уже полностью мокрый, красивый, серьёзный даже когда пьяный... И эта складочка меж бровей... особенно очаровывает. — Не ворчи, — хнычет Тэхён совсем как младенец. — Я же не специально. Просто... Не умею контролировать себя. — Зачем пьёшь тогда? — ожидаемый подкол. — За компанию. И ощущение нравится. Как будто... Как будто летаю. Очень здорово. Так легко и хорошо, — Тэхён улыбнулся и повёл головой. Пьяное тело, расслабленное донельзя, тут же склонилось вслед за ней. Чонгук, быстро среагировав, поймал его за талию и тихо ругнулся. — Повторишь это утром, когда будешь блевать. — Хорошооо, — протянул Тэхён, не переставая улыбаться. Перед глазами изображение Чонгука разделилось на несколько частей, и он никак не мог понять, какая из них настоящая. Боже, он и правда так сильно пьян... Но так хорошо... Так хорошо под этой холодной водой, рядом с ним. — Чонгук? — Что? — Почему ты поругал Кёнсу тогда? — Когда? — Когда он придирался ко мне. Я думал, ты был только рад насолить мне, пусть и через кого-то. Чонгук, всё ещё не отпуская его, чтобы не грохнулся на плитку, чуть нахмурился: — Как я могу быть рад тому, что мой младший брат растёт мудаком? После смерти старшего из его рта льётся слишком много дерьма на всё, что его окружает. — И дело только в этом? — смело поинтересовался Тэхён, бегая глазами по его лицу. Чонгук посмотрел на него нечитаемо. — А в чём ещё? — вопрос прозвучал странно. Как-то... невопросительно. Даже будто бы с издёвкой. Тэхён закусил губу и качнул головой, мол, неважно, проехали. Чонгук ничего не сказал — продолжил разглядывать его лицо сканирующим взглядом, под которым даже в такой невообразимой степени опьянения становилось дурно. Глядя в его глаза, Тэхён не мог сказать, сколько времени прошло и как долго они стояли вот так, друг напротив друга. Время замедлялось, а то и вовсе останавливалось, даже вода будто бы замирала в воздухе и мир вокруг исчезал — существовали только две чёрные дыры, сопротивляться которым было бесполезно. Тэхён, впрочем, и не пытался. Он голый. Полностью голый, едва соображающий, прижатый к стене чужими руками... И эта близость так вдруг нужна ему. Больше, чем воздух утопающему, чем лекарство больному. Ему жизненно необходимо это. — Чонгук, — шёпотом. Сердце забилось быстрее. Холодные руки легли на холодные плечи. — Ну? — так же негромко. — В прошлый раз... Когда я пришёл сюда... Вы были здесь с Сонён. Вы... У вас что-нибудь было? Чонгук пускает смешок. — Даже если и так, то что? Тэхён смотрит серьёзно. Как-то... обиженно, недовольно. Ну... Ничего? Ровным счётом ничего такого... Он же парень. Взрослый парень, который может делать всё, что захочет. Только в груди всё как в тисках от этого "так". Тэхён опускает голову и кусает губу. Чонгук неожиданно смеётся, приподняв его лицо за подбородок: — Ничего не было. Мы друзья. — Поцелуй меня, — внезапно просит Тэхён — так жалобно, что становится стыдно. И лишь на одно мгновение вода в душевой словно ошпарила его, превратившись в кипяток. Чонгук замер и опустил взгляд на истерзанные их хозяином губы. Сделав шаг вперёд, он оказался вплотную к нему и приблизился к лицу, касаясь его щеки своей. Насмешливым шёпотом произнёс прямо на ухо: — Я не целую пьяных недобойфрендов своих друзей. А Тэхён от этого горячего — в контраст с холодной водой — шёпота расклеился до такой степени, что даже ноги держать перестали. — Оу, куда ты? Держись крепче, — приказал Чонгук, перехватив его в последний момент. — Ты... — протянул Тэхён, обвив руками его шею. — Ты тогда... У озера... И когда играли... Чонгук отстранился и посмотрел в эти пьяные, растерянные глаза. Снова на губы. Обратно в глаза. — Я не собирался тебя целовать. — Тогда зачем ты... — Дразнил, — довольно отвечает Чонгук, вновь приближаясь и тыкаясь носом в холодную щёку. Следом в то же место — губами. Господи! — Как сейчас? — почти скулит Тэхён. — Как сейчас. — Ты... прав, — вдруг произносит Тэхён на грани того, чтобы сойти с ума от этих невесомых поцелуев в скулу. Таких нереальных, что кажутся сном. Беспощадным, красивым сном. — Мне стыдно. Перед Намджуном. Я не... не должен так... — Не должен, — низко шепчет Чонгук, оставляя мелкие поцелуи на линии челюсти. — Ты ему нравишься. — Он мне... тоже... — прошептал на выдохе, теряясь и задыхаясь каждый раз, когда эти губы так мягко касаются его кожи. Как же этого мало... Безумно мало. Хочется больше. Больше, и больше, и больше... Но Чонгук, вопреки всему, неожиданно отстраняется, никак не изменившись в лице. Тэхён едва держит глаза открытыми, изображение плывёт так сильно, что невозможно сфокусироваться хоть на чём-то, но он всё равно упрямо пытается вглядеться в чужое лицо. Просьба "Пожалуйста, не отпускай" застревает в горле, так и не покидая его. Всё ещё удерживая дрожащего от холода и бог знает чего ещё Тэхёна, Чонгук тянется к крану. В следующую секунду вода перестаёт шумно биться о кафель. — Стой здесь, — приказывает Чонгук и спешно выходит из кабины. Возвращается через несколько секунд с полотенцем в руках, накидывая его на почти бессознательного, полуспящего Тэхёна, уводя его из душа к скамейкам и помогая одеться. Ничего больше не говоря, подхватывает еле стоящее на ногах тело на руки и, чувствуя слабое дыхание на шее, покидает душевое помещение.

***

— Пожалуйста, приди, — тихое и умоляющее вылетело из трубки, не успел Намджун и рта раскрыть. — Что-то случилось? — Ты мне нужен. Приди, пожалуйста. Вызов сбросился, толком и не начавшись. Под предлогом прогуляться перед сном Намджун быстро оделся и вышел из домика, держа путь к началу лагеря — домам персонала. Что могло случиться в такое позднее время? Может, стало плохо? В таком случае звонят директору, а не своим ученикам. И откуда у него номер? Неужели помнит, не удалил? Кажется, его голос был пьяным... Или ему действительно так плохо, что с трудом получается говорить? Намджун ненавидит себя за то, что идёт к нему. Ненавидит за то, что переживает. Что спустя столько лет, несмотря на всё, что было, он, не думая, ринулся к нему, как собака, которую хозяин поманил куском. И даже не мяса. Обычным куском грязной подошвы. А он, как наивная душа, продолжает верить, что эти руки угостят его лакомством. Поднявшись по ступенькам на крылечко, Намджун замер перед дверью. Может, развернуться и уйти? Так ведь поступит любой на его месте? Да. Но не он. Он — слишком глупый и наивный пёс. Всё ещё верит, хотя и понимает, что глупо, что нельзя так. Дверь оказалась открытой. Не успел он как следует войти внутрь, как вокруг его шеи, словно петля, обвились руки. Спина впечаталась в стену рядом с дверью, в его волосы вплелись длинные пальцы, а на губы легли чужие, целуя так рьяно и отчаянно, как целуются герои фильмов перед смертью. Намджун не успел толком сообразить, как так вышло, когда Сокджин отстранился и прошептал: — Я так скучал, — в нос ударил запах алкоголя. Вот оно что. Сокджин приблизился снова, прижался крепче, чтобы вновь утянуть его в поцелуй, но Намджун не позволил: сомкнул губы и отвернулся. Руки легли на грудную клетку и слегка оттолкнули. Сокджин посмотрел на него слезящимися глазами, надломив брови. Намджун в ответ — с неверием и плещущейся на дне его океана болью, не знакомой для тех, кто никогда не нырял в него. Не знакомой для него. — Что ты делаешь? — вышло предательски взволнованно. Нельзя показывать, что он не забыл и не оставил всё, как есть в том самом дне. Нельзя. Эта привычка убьёт его. — Я скучаю по тебе, Намджун. Каждый день с тех пор. Не могу так больше. Не могу смотреть на тебя... Не могу. Я... Намджун прикусил щёку изнутри, отодвинув его от себя ещё дальше. — Перестань, — вышло зло и разочарованно. Строго. Так, как всегда общается он. — Ты пьян. — Да, но это лишь предлог быть с тобой сейчас. Я соображаю, я не настолько... — отчаянно оправдывается он, сжимая руку Намджуна так крепко, словно отпустить — значит потерять навсегда. — Пожалуйста, будь со мной. Я с ума схожу без тебя. Я так ошибся... Эта привычка его убьёт. Эта привычка убьёт. Эта привычка... — Поздно, — выдохнул Намджун. — Слишком поздно, Сокджин. — Поздно? — он поднял глаза, из которых по щекам ручьём лились слёзы. — Ты... — Думал, я буду сидеть и ждать тебя всю жизнь после того, как ты в самой грубой форме попросил меня исчезнуть из твоей жизни? — ни с того ни с сего разозлился Намджун. — Ты даже представить не можешь, каково было мне. Ты не представляешь себе, никогда не сможешь представить, как мне было больно. Как бы ни было тебе сейчас — мне было во сто крат хуже, — он сжал руки в кулаки. — Я сходил с ума. А тебе было плевать. Тебе всегда было плевать на всех, кроме себя любимого. И на того ребёнка, влюблённого в тебя до беспамятства, тоже. — Нет, — Сокджин замотал головой. — Мне было жаль. Мне было очень жаль, но я не мог... — Теперь я не могу, — перебил его Намджун. Глаза, заполненные слезами, смотрели на него, не моргая. Пусть почувствует боль. Пусть ему тоже будет плохо. — Мне нравится Тэхён. А я ему. И я надеюсь, что у нас всё будет серьёзно. Сокджин сделал шаг назад. Утёр слёзы рукавом своей рубашки. Стиснув зубы, произнёс: — Ясно, — развернувшись, он на негнущихся ногах подошёл к столу и упал на стул, закрыв лицо руками. Намджун внимательно наблюдал за ним. Зачем он пришёл? Знал ведь, к кому идёт. Знал, что так может быть. Знал, но всё равно пришёл. Прибежал по первому зову — глупый пёс, вернувшийся к хозяину даже после того, как его выкинули, оставили умирать на обочине и уехали. Но больше он так не хочет. Больше не позволит. Перегрызёт себе глотку, но избавится от этой привычки. Иначе она его убьёт. — Уходи, — потребовал Сокджин. И снова сдержанный, властный, строгий. Излюбленная маска вернулась на место, скрывая от глаз сломленного человека. Намджун молча развернулся и вышел. Дверь за ним хлопнула.