Пандемониум

...Но если хоть чуть-чуть ты рецидивишь мною,

То приходи… я буду ждать.

Твоя никто.

© Наталья Дольникова

— Пять минут пауза, потом меняемся! — выкрикивает Чимин, несколько раз хлопнув в ладоши. На всю местность раздаются облегчённые выдохи. Отбив «пять» Хосоку, Тэхён утирает едкий пот краем своей безразмерной футболки и отходит ближе к воде, звёздочкой падая на горячий песок и в наслаждении прикрывая веки, под которыми сию же секунду начинают мельтешить разноцветные огоньки. Термометры, развешенные в лагере, зашкаливали с самого утра. Жара стояла такая невыносимая, что не спасали даже вентиляторы, бесполезно гоняющие туда-сюда огненный воздух, а в душе впервые за всё время пребывания здесь образовывались целые очереди мечтающих хоть о капле прохлады. Расположение лагеря рядом с водоёмом значительно ухудшало положение, и вместо и без того страшных тридцати шести по цельсию, казалось, жарили все семьдесят. Но один плюс во всём этом погодном мракобесии всё же был: Сокджин вынужденно отменил все репетиции — нахождение на солнечной поляне, ничем не оттеняемой, было подобно адскому котлу, горели даже глазные яблоки — и ребята, на чью шкуру занятия выпадали сегодня (о, счастливый Чимин!), вздохнули с облегчением. День вне компании этого беса, прикапывающегося к любому звуку и вдоху, в их кругу уже приравнивался к сказке. Но счастье оказалось скоротечным. Ближе к вечеру, когда солнце перестало жарить до такой степени, ученикам разрешили сходить на речку в сопровождении чудо-женщины и... да, конечно же, любимого Ким Сокджина, который разве что не выстроил их по парочкам за ручки, как младшеклассников — контролировал так, словно путь предстоит не по широкой и безопасной тропинке, а по полю боя, где они могут быть подстреленными или взятыми в плен великими и ужасными белками в любой момент. — Боже, интересно, у него есть жена и дети? — прошептал Чимин, склонившись ближе к Тэхёну. — Если да, мне их очень жаль. Они, наверное, даже посрать с разрешения ходят. И бумагу он им стопудово по линеечке отрывает. Тэхён тихо рассмеялся, дотронувшись до его плеча. — Он, конечно, строгий, но, думаю, это всё не со зла, — протянул он, взглянув на ровную спину Сокджина. — Уверен, он просто хочет, чтобы вы показали максимальный результат, поэтому так дотошен. Мм, перфекционист? Чимин закатил глаза. — Скорее просто больной идиот, которому нравится издеваться над другими. Прибыв на место, ребята скинули вещи и с разбегу ринулись в нагретую солнцем воду, получив в спину взволнованное «Будьте осторожны!» от аджумы, которая переживала за них всех, как за собственных детей. Тэхён нежился на спине, плавно и размеренно дыша. Улыбка не сходила с уст, щёки пекло, и все мысли занимали воспоминания, где тёплый ветер путался в волосах, где кожа к коже, губы к губам, а на фоне — огненно-розовое закатное небо и лавандовые поля. Рядом с Намджуном было спокойно. Тэхёну нравилось получать его поцелуи, нравилось, как он гладил его щёки и что-то тихо шептал, скорее самому себе, чем ему. На какое-то время он даже выпал из реальности, выпитый бокал вина расслабил ещё сильнее, и он растворился в этой атмосфере, в этом человеке, позабыв обо всём. Намджун ни разу не позволил себе перейти границу, очерченную приличием, и даже его руки держались точно на талии и ни на миллиметр ниже. Это было что-то невинное, абсолютно платоническое, и Тэхён был благодарен за эту лёгкость и нежность, но в то же время где-то в глубине души ему хотелось страсти, хотелось быть прижатым к этому пледу и зацелованным до сумасшествия, чтобы адреналин в крови и взрывающиеся от переполненности эмоциональные сосуды, чтобы руки непозволительно близко, пошло, чтобы поцелуи на шее, а в животе — бабочки. И он думал об этом неприлично много, пока неумело отвечал Намджуну, но озвучить свои желания не решился и сам ничего менять не стал — только охотно отвечал и млел, содрогаясь от мурашек. Они просидели так до самой темноты, разговаривая обо всём и ни о чём и периодически целуясь, потом шли за руки по тёмному лесу, но Тэхён не боялся ни темноты, ни звуков, пока его руку так крепко сжимали в своей. Они целовались и у озера напоследок, благодаря друг друга за прекрасный вечер, и домой счастливый до одури Тэхён практически влетел, широко расправив крылья, под любопытные взгляды друзей. Ночью ему снился лазурный берег, босоножки в руках и маленькие огоньки-светлячки, везде и всюду следующие за ним. Когда что-то внезапно схватило его за ноги и змейкой поволокло по воде, Тэхён открыл глаза и беззвучно вскрикнул. Он забарахтался, от испуга и неожиданности даже начал тонуть, но сильные руки не позволили — одним ловким движением вызволили его из водяных лап. Откашлявшись и протерев защипавшие от влаги глаза, Тэхён взглянул вперёд. Лицо Намджуна перекосилось от волнения. — Всё хорошо? Ты цел? — он схватил его за плечи, виновато нахмурившись. — Извини, я думал ты услышал меня. Хотел покатать тебя, но... боже, точно всё хор...? Тэхён, не дослушав, внезапно выстрелил в него мощной струёй, захихикав, как маленький дьяволёнок. Такой у него забавный вид, что захотелось попакостить. Да и он не обижен, ей богу, глупость какая-то — стоит целее целого, даже воды хлебнуть не успел. А настроение теперь игривое. Ой, какое игривое... Намджун, в лицо которого ни с того ни с сего прилетела такая щедрость, шепнул угрожающее «Ах ты!» и кинул в Тэхёна опасный взгляд — как лисица, что вот-вот прыгнет на свою добычу. Тот, сразу изменившись в лице, засмеялся громче и принялся удирать от него, размахивая руками, как вертолёт. Мстя пообещала быть сладкой... Но Тэхён ему просто так не сдастся! — Чонгууук, — заприметив в паре метров от себя знакомое крупное тело, Тэхён со всех ног бросился к нему, весело хохоча. — Спаси! — воскликнул он, кинувшись ему на спину и обхватив за шею. Намджун, прибежавший вслед за ним, опустил руки под воду и хищно сощурился. — Давай выходи, так нечестно, маленький засранец. — Нет! — Тэхён вцепился в Чонгука крепче, запыханно посмеиваясь. — Я в домике. — Тэхён, — предупреждающе протянул Намджун. — Ты меня потопишь! — Неправда. Всего лишь немного пощекочу, — он лукаво улыбнулся, подходя всё ближе и ближе. — Гук, скинь его по-братски. Он должен получить по заслугам, — в шутливо-серьёзной манере. — Нет! — Тэхён испуганно улыбнулся и приблизился к его мокрому уху, быстро проговорив: — Чонгуки, не отдавай меня, пожалуйста. — Не втягивайте меня в свои игры. Тэхён вздрогнул. Улыбка медленно сползла с лица. В тёплой, почти горячей воде вдруг стало очень холодно — таким ледяным был его тон. Что-то случилось? Почему он так резко ответил? Неужели, из-за того, что всё-таки пришлось их прикрывать вчера? Так получилось, что Тэхён понадобился директору, чтобы побеседовать о том, как продвигаются его дела с пробами на инструментах. Он даже в домик к ним приходил, но Хосока и Чимина не обнаружил, а Чонгук тогда вышел совершенно случайно и очень удачно: сказал, что Тэхён случайно заснул у них после якобы бессонной ночи, но он обязательно передаст ему, что его искали. И за это ведь уже извинились... Чонгук, вроде как, не был зол. Просто отмахнулся и ушёл. Неужели, всё-таки разозлился? Тэхён медленно разлепил руки и убрал их, полностью сползая со спины в воду. Сделал пару шагов назад. Чонгук, даже не взглянув на него, молча развернулся и вышел на берег. В следующую секунду в лицо прилетела колючая струя.

***

После перестановки Тэхён оказался в шестой позиции — центральным защитником.        Волейбол полюбился ему ещё в средней школе, где он был одним из самых низких парней в классе. Ну, как полюбился... По этой причине в команду по баскетболу его никогда не брали, а поиграть с мальчишками и просто деть куда-то свою неиссякаемую энергию хотелось очень, вот и пришлось присоединиться к волейболистам и волейболисткам. Тогда и оказалось, что способности у него очень даже неплохие и единственное, что ему давалось плохо — подавать, и потому он почти никогда вставал на эту позицию. Зато как защитника сокомандники его обожали, много было выиграно игр только благодаря его реакции, расчётливости и успешному сопротивлению. Но долго это не продлилось: в какой-то момент он по своей глупости травмировал пальцы и после этого уже больше в команду не возвращался. Не потому что травма серьёзная или он боялся повредиться снова, нет. Просто больше играть не хотелось. Как-то резко перемкнуло и всё. К тому же за время восстановления он успел подзабыть всё, как-то отвык и смысла, казалось, уже не было. А сегодня, когда ребята, заскучав, вдруг предложили сыграть, всё вспомнил. На удивление, почти сразу влился в атмосферу, которая давно забылась, и даже спас свою команду от парочки ударов, которые могли бы стать решающими. Правда, в первой игре они всё равно не победили, но никто ровным счётом и не расстроился — они не профессионалы и не на соревнованиях, играют просто ради удовольствия, значит, смысла в этом нет. Только пообещали другой команде отомстить в следующем сете, на что получили обещание не допустить этого, и все вместе просто посмеялись. Когда прозвучало строгое "Начинаем!", Тэхён включился в игру не сразу. В голове ещё летали мысли, которыми был занят его мозг во время пятиминутного перерыва, и потому по своей невнимательности он пропустил первые два удара, лишь растерянно глядя на мяч, летящий прямо на него. Чимин, занимающий пятую позицию, нахмурился и кивнул, мол, что случилось? Но Тэхён лишь покачал головой, давая понять, что всё в порядке, и уже окончательно влился в игру, сосредотачиваясь на команде соперников. На его позиции с другой стороны стоял Кёнсу, который, надо признаться, справлялся со своей ролью очень хорошо, периодически заставляя атакующую Жен бранить его самыми последними словами, а Тэхёна жутко умиляться с них. В голове ещё стояли их улыбки, влюблённые взгляды и поцелуи у озера, и это всё никак не переставало удивлять его — то, как их отношения умудрились измениться всего за месяц, превратившись из вечной ругани в нежность. Наверное, они сразу друг другу понравились, просто в силу возраста и характеров показывали это прямо противоположно, давали выход эмоциям и чувствам не теми способами. Во всяком случае, Тэхён очень рад за сестру. Кёнсу показал себя не с лучшей стороны с самого начала, но теперь он казался ему вполне хорошим парнем, стоящим его маленькой демонессы. К тому же, он брат Чонгука, и по какой-то причине от этого факта Тэхёну становилось спокойнее. А Чонгук, к слову, на позиции центрального атакующего — играет без футболки, как и все здесь, не считая Тэхёна и Жен (точно одного поля ягоды)... А зачем он вообще подметил это?... — Ты просто монстр! — громко прокричала сестра, разозлившаяся из-за того, что её идеальную атаку идеально отбили, забив ей же очко. — Успокойся, детка, — Кёнсу довольно ухмыльнулся и дал пять брату. — И с достоинством прими второе поражение. — Язык бы тебе оторвать, чертила, — она закатила глаза и быстро вытерла лоб своей футболкой. — Лучше откуси, — самодовольно протянул Кёнсу. Через мгновение его лоб поцеловался с мячом. — Уж не сомневайся. Тэхён рассмеялся вместе со всеми. Ладно, с нежностью он погорячился... На людях их отношения оставались прежними. И только они с Чонгуком знают, во что эти двое превращаются, когда думают, что рядом никого нет. — Цыц, голубки, — неожиданно заговорил Чонгук, усмехнувшись. Впервые после того, как произнёс те самые слова. "Не втягивайте меня в свои игры"... Хоть убейте, Тэхён до сих пор не понял, что произошло. Может, Чонгук просто хотел поплавать один, а тут он — так резко навалился на него, нарушил драгоценный покой. Хочется верить, что это так. По крайней мере, сейчас он не выглядит злым или раздражённым, даже смеётся. Значит, он просто снова бесполезно накрутил себя. Но извиниться всё-таки стоит. На всякий случай. Ему не трудно, даже если проблема была не в нём. Новая подача от Намджуна зашла идеально, принеся их команде очко. Тэхён повернулся к нему и широко улыбнулся, показав два пальца вверх. Намджун улыбнулся тоже, спокойно кивнув. Следующие несколько минут игра шла максимально напряжённо. У Тэхёна и других защитников отлично получалось отбивать удары, но соль в том, что и соперникам это удавалось не хуже. Пас за пасом, бросок за броском, как итог — долгое и нервное сражение ради одного очка. На этот раз в пользу команды Чонгука. Счёт двадцать три-двадцать четыре. Всего два очка до победы им и одно — соперникам. Намджун, собравшись с мыслями, бросил, ознаменовав начало новой мини-игры. Его удар отбила Сонён, высоко подпрыгнув. Чимин, едва успев отбежать, чтобы принять мяч, пасанул Жен, которая, в свою очередь, передала мяч Хосоку, стоящему ближе всех к импровизированной сетке. Двадцать четвёртое очко удалось вырвать без труда — Чонгук понял тактику, но не успел должным образом среагировать. Поддержав друг друга короткими репликами, ребята настроились на победу. Снова подача. Снова отбивает Сонён. Пас Боми. Удар от Чимина. Пас Хосоку. Удар... Кёнсу пасанул Чонгуку. Удар. Тэхён быстро понял, что мяч прилетит к нему — бросок был ровным, словно намеренно. Сделав пару шагов назад, подпрыгнул... Боль прострелила лодыжку. Оступился. Упав на задницу, склонился к земле. В глазах потемнело от резкой, неожиданно сильной вспышки боли. От громких криков по ту сторону сетки заложило уши. Мяч, прокатившись по земле, коснулся бедра. — Тэхён! — голос Чимина прозвучал близко. Он попытался открыть глаза. От сильной, резкой боли спёрло дыхание. — Тэ, как ты? Подвернул? Сильно болит? Получилось только слабо кивнуть. Картинка перед глазами прояснилась. Рядом с ним сидели Жен, держа его за руку, и Намджун, взволнованно выгнув брови. Чимин куда-то подевался. Все звуки слышались как из-под толщи воды. Нога страшно пульсировала. — Аджума! У вас есть эластичный бинт? — послышался крик Чимина вдалеке. — Больно? — спросил Намджун, ощупывая зону косточки, уже покрасневшую и начавшую опухать. Тэхён зажмурился, вскрикнул и дёрнул ногой. Боль резко усилась. — Так, понятно, — Намджун нервно вздохнул, вставая с корточек. — Потерпи, пожалуйста, сейчас перевяжем и отнесём в лагерь. — Тэ, как же так? — жалобно проскулила Жен. — Ты прямо магнит для неприятностей. Не надо было так прыгать, фиг с ней с этой игрой. — Ничего, это не смертельно, — попытался улыбнуться Тэхён. — Зато я сделал всё, что было в моих силах. Жен недовольно вздохнула, прижав его к груди. — Горе луковое... — Бинта нет, всё в лагере, — выдохнул вернувшийся Чимин. — Могу только футболкой перевязать. — Перевязывай, — кивнул Намджун. — А то болтаться будет. — Боже, ненавижу такие ситуации, — буркнул Чимин, присаживаясь рядом на колени. — Простите, — тихо произнёс Тэхён, поджав губы. Чимин поднял голову и нахмурился: — Что? — и резко изменился в лице: — Нет-нет, я не про тебя. Про то, что сам много раз подворачивал и понимаю, как тебе больно, — он сложил футболку и мягко приподнял больную ногу. — Сейчас будет ещё хуже, потерпи. Тэхён громко вскрикнул, пустив неконтролируемые слёзы по щекам. Когда с перевязкой было покончено, Намджун ловко, как пушинку, взял его на руки. Ребята, сочувствующе посмотрев на него, пожелали здоровья и продолжили играть дальше, только Хосок и Жен увязались за ними в лагерь, заявив, что всё равно уже хотели уходить: очень устали и проголодались. Когда отошли чуть дальше, с полянки, где играли, послышался визг Боми. Сонён, видимо, перегревшись и утомившись, упала в обморок. Уложив подбородок на плечо Намджуна, Тэхён посмотрел в их сторону и поджал губы. На руках её держал Чонгук, быстро унося ближе к речке, где сидели взрослые с водой и веерами. — Господи, то один, то другая, что сегодня с вами? — чуть ли не на весь лес воскликнула аджума. — На сегодня достаточно калек. Собирайтесь, — железно заявил Сокджин следом. Тэхён прислонился щекой к липкой коже и прикрыл глаза. На него он даже не посмотрел.

***

Ещё несколько долгих, мучительных дней жара не спадала, и все были вынуждены сидеть по домам, гоняя вентиляторы и руки с зажатыми в них веерами. Когда градусник чуть охладился, находиться за пределами домика стало терпимее и репетиции были возобновлены по старому расписанию, за исключением обеденного времени, с которого занятия перенесли на вечер. После Сокджина ребята по-прежнему собирались вместе ради танцевального номера, но больше не ходили к Пандемониум: теперь всё было известно, и им оставалось только порепетировать пару раз свои выступления. Никто не воспринимал этот концерт серьёзно, его готовили друг для друга, чтобы повеселиться и расслабиться, а потому резона в бесконечных репетициях и доведении до идеала не было — перед кем им выпендриваться? Все друг друга знают; знают и то, что критиков среди них нет. Сегодня погода особенно похорошела, Сокджин отменил все занятия, сославшись на срочную поездку в город, и с самого его отъезда ребята расположились на сцене, чтобы прогнать всё, что успели выучить и доучить оставшуюся часть. Сама по себе хореография сложной не была, но и не походила на детский флешмоб. Они не просто танцевали одни и те же движения, одновременно — у каждой маленькой группы были свои, и они периодически менялись, выстраиваясь в разные позиции. Тэхён, к слову, во всём этом не участвовал. Нога проходила очень медленно. Он уже мог свободно передвигаться, но всё ещё хромал, чувствуя боль от каждого шага. До танцев, понятное дело, с таким раскладом ему далеко. Но он не унывал, хотя и наблюдал за другими с лёгкой грустью — старался запоминать всё, отпечатывать в памяти и повторять в положении сидя, насколько это было возможно, чтобы вернуться в строй без отставаний. Сегодня история была та же, что и в прошлые дни, но, ко всему прочему, ребята подключили голоса. Песню все знали и потому отлично справлялись, совмещая танцы и вокал, в очередной раз восхищая Тэхёна своими талантами. Ему и всем другим нравились репетиции Сонён, потому что было весело, и никто не подгонял их срочно заткнуться и продолжать работать. Наравне с разучиванием движений и многочисленными прогонами они просто по-человечески веселились и дурачились, и это делало их по-настоящему счастливыми — что ещё нужно молодёжи? Их душа требует развлечений, чего-то интересного и весёлого. В конце концов, от любого, даже самого любимого дела можно устать, если только и делать, что выполнять монотонные действия изо дня в день. Приобняв свои колени, Тэхён сидел в теньке под деревом недалеко от сцены и просто наблюдал за очередными дурашествами ребят, наслаждаясь в кои то веки прохладным ветерком, когда рядом с ним, слегка задев плечо, приземлилось чужое тело. Тэхён растерянно моргнул и перевёл застывший взгляд на Кёнсу, чьи волосы мило закудрявились от влаги. На сцене больше не прыгали — все отдыхали, занимаясь каждый своим делом. Наверное, взяли перерыв. И снова он задумался и ничего не заметил. Пора прекращать так глубоко погружаться в себя. Однажды его украдут и вывезут из страны, а он этого даже и не заметит. — Как нога? — внезапно интересуется Кёнсу, глядя куда-то вперёд. Конечно, он сел сюда не просто так. Хотя Тэхён, честно говоря, подумал, что ему просто захотелось в тенёк. Но он совсем не против и поговорить, если есть о чём. — Уже лучше, скоро присоединюсь к вам, — улыбнулся Тэхён. — У вас перерыв? — Угу, — протянул мальчишка. — Сонён разжалобилась и дала своим рабам целых десять минут перерыва. Тэхён хихикнул. — Говоришь так, будто она вас тиранит. — А разве нет? — Кёнсу усмехнулся. — Ну, она довольно лояльна и многое спускает с рук, — задумчиво произнёс Тэхён. — Знаю, — кивнул Кёнсу. — Наверное, просто танцы — не моё, поэтому они утомляют. — А что ты любишь? — Тэхён заинтересованно взглянул на него. Тот пожал плечами. — Если честно, я со спортом вообще не дружу, — Кёнсу вздохнул. — Чонгук и мой... — он нахмурился, поджав губы. — ...и мой второй старший брат с детства пытались привить мне любовь к спорту, таскали с собой на пробежки, родители пытались запихнуть во всякие кружки, но мой максимум — полгода баскетбола. Не моё. Как и всё остальное. — В этом мы с тобой идентичны, — с улыбкой подметил Тэхён. — Всегда интересно было: если не музыка и, судя по всему, не спорт, то чем ты вообще увлекаешься? — Кёнсу впервые взглянул на него, уложив голову на колени. Чужой интерес приятно отозвался в груди, но он понимал, что Кёнсу пришёл сюда не ради того, чтобы разузнать о его жизни. Что-то другое его интересовало, почти терзало, вынуждая прятать глаза, но он старался вести себя воспитанно и не наваливаться так сразу со своими вопросами. Обыкновенный акт вежливости. И тот очень милый, хоть и не очень искренний. Тэхён улыбнулся и вздохнул, решив не мучать его больше: — Ты можешь спросить то, что тебе интересно. Ты ведь пришёл сюда не за тем, чтобы узнать, чем я увлекаюсь? Кёнсу резко посмотрел на него и неловко буркнул: — Ну, это мне тоже интересно... — Но?... — протянул Тэхён, подталкивая его в нужное русло. — Но... Ты прав, я хотел кое-что конкретное спросить. Точнее, попросить... — Кёнсу сдался, шумно выдохнув. — Что? — бодренько поинтересовался Тэхён, подперев щёку ладонью. Пораздумав с минуту, Кёнсу сжал кулаки и взглянул на него как-то боязно, словно за такую просьбу Тэхён его стукнет или выкинет в озеро. Ей богу, ну дитё дитём! Хотя младше всего на год, а ростом даже выше на пару-тройку сантиметров...Тем не менее, он всё же заговорил, поборов страх: — Я... могу предложить Жен отношения? Настоящие. Тэхён удивлённо взглянул на него. — Почему нет? Я думал, вы уже... — Нет, мы просто... Мы только целовались и гуляли вместе. Но недавно я понял, что хочу делать это постоянно. И чтобы это мог делать только я, — он прикусил губу, переведя взгляд на сцену, где, кажется, совсем не устав, Жен резвилась с подружками, исполняя танцы кпоп-айдолок. Тэхён проследил за его взглядом и расплылся в улыбке от такого смелого заявления. — Но я не знаю, как к этому можешь отнестись ты или ваши родители. Боюсь, что если она согласится, у неё будут проблемы, о которых она, конечно же, не скажет. — Знаешь, для чего я здесь? — внезапно спросил Тэхён. Кёнсу растерянно помотал головой. — В том числе и для того, чтобы следить за её честью, — усмехнулся Тэхён. — Ты хороший парень, Кёнсу, и я верю, что ты искренний с ней и со мной сейчас. Но — ты прав — наши родители довольно строго относятся к отношениям в таком возрасте. Тем более Жен, она... Мм... Немного упряма в этом плане и из-за своей тяги к приключениям или на эмоциях может попасть в неприятности. Может даже назло. Она уже как-то сбегала из дома после ссоры с отцом, а потом мы её вытаскивали из полицейского участка. Поэтому они против. Знают, на что она способна, и потому боятся, что она в таком возрасте найдёт не того человека и прыгнет к нему в постель, а потом позорная ранняя беременность и прочее-прочее... — То есть... — начал было Кёнсу, ужасно расстроенно посмотрев на него. — То есть вам придётся быть аккуратнее, — хитро подмигнул ему Тэхён. — И не попадаться им на глаза хотя бы до шестнадцати, если ты, конечно, настолько серьёзен. — Настолько, — твёрдо произнёс Кёнсу, выпрямившись. — Значит... Я могу предложить ей? — Валяй, — с улыбкой кивнул Тэхён. И, быстро переменившись в лице, чуть строго взглянул на него: — Но ты, надеюсь, понимаешь, чем в таком возрасте можно заниматься, а чем — лучше не стоит. Она, конечно, достигла возраста согласия, но... Кёнсу расширил глаза и возмущённо встрепенулся: — Нет, конечно! — излишне громко воскликнул он. — Я и не собирался делать ничего такого в ближайшее время... — тихо пробубнил, словно обиделся, что о нём так подумали. Тэхён тепло улыбнулся и протянул руку, чтобы потрепать его по волосам: — Тогда всё в твоих руках. Кёнсу благодарно поклонился. — Спасибо. Я не обижу её, обещаю. А если обижу, даже случайно — разрешаю открутить мне голову. Тэхён умилительно рассмеялся. В мыслях низким, сбитым после пробежки голосом прозвучало: "Кто ещё кого обидит". Тэхён вздохнул и посмотрел на сцену, откуда ему, словно ждал его взгляда, помахал Намджун, рядом с которым по обыкновению отдыхали Юнги и Чонгук. Тэхён слабо улыбнулся, пару раз качнув рукой. — Держу на слове, — тихо произнёс, обращаясь уже к Кёнсу. Глаза как остановились на крепкой спине, так больше и не отрывались. Пальцы неожиданно загорелись, будто вспомнив, какой горячей и мокрой была его кожа тогда, в реке, и как красиво смотрелись на ней крупные капли. — Кстати, ещё кое-что, — обратился Кёнсу после небольшой паузы. — Тогда, у озера... Когда вы спалили нас... Вы с Чонгуком... — Мы шутили, — ответил Тэхён, сразу поняв, к чему он клонит. — И между вами ничего нет? — он недоверчиво нахмурился. Тэхён открыл рот, чтобы ответить, но что — не знал. Нет? Верно. Но только частично. Тэхён всё ещё не может объяснить эти странные вещи, происходившие между ними: их "почти поцелуи", страшная неловкость наедине, то, что было на кухне... Может ли это быть ничем? Когда-то, в самом начале, они просто вели безмолвную игру — это было забавно и не вызывало ничего, кроме любопытства и какого-то нездорового азарта, но в какой-то момент Тэхён перестал считать их отношения игрой. Теперь это было просто необъяснимым нечто. Всё стало гораздо сложнее. Но Чонгук продолжал играть. Он всегда играл с ним, просто дразнился из любопытства — его развлекала реакция. И он продолжает делать это до сих пор. Есть ли между ними что-то? Тэхён помотал головой. Между ними... ничего нет. Кёнсу ещё пару секунд покосился на него, о чём-то раздумывая, а после просто повёл плечами и увёл взгляд к сцене. Посидев так ещё немного, проговорил, прежде чем подняться с места и уйти к сцене: — Он какой-то странный в последнее время. Не то что бы он всегда белый и пушистый, но в эти дни вообще без настроения, хотя и скрывает это. Не знаю, заметил ты или нет. Хотя я бы тоже не заметил, если бы он не рявкнул на меня... Даже не знаю, зачем говорю об этом. Почему-то подумал, что могло что-то произойти в вашей компашке или у вас двоих. Ладно, я пойду, они уже собираются на сцене. Спасибо за этот разговор. Я буду аккуратным. Тэхён в прострации уставился на его удаляющуюся спину. Через минуту — а может, прошёл уже час или два — включилась музыка.

***

— У меня нереальная идея! — громко заявил Чимин, вынырнув из телефона с несчастными пятью процентами и подскочив с кровати Чонгука. Очередная ночь без света снова свела компанию в доме Пандемониум. Заняться было нечем, играть в старые, уже наскучившие игры не хотелось, телефоны почти у всех разрядились и выбора, в общем-то не осталось — всё-таки, даже просто молчать вместе гораздо веселее. Расположившись по двое на кровати, занялись каждый своим делом: Хосок с Юнги лежали в обнимку, что-то очень тихо обсуждали и иногда, когда думали, что никто не смотрит, целовались; Тэхён вполголоса читал книжку Намджуну, который внимательно, с интересом слушал его и изредка комментировал сюжет; Чимин рылся в телефоне, на котором, к счастью, ещё был заряд, а Чонгук рядом — дремал, утомившись после пробежки. Точнее, уже не дремал. Чимин, пожалуй, способен разбудить даже мёртвого. — Твои идеи почти никогда не заканчиваются хорошо, — подшутил над ним Хосок, отвернувшись от лица Юнги, который продолжал мелко целовать его шею, исподлобья поглядывая на Чимина. Тот, ничего не ответив и даже не удостоив их обоих взглядом, развернулся к Намджуну и Тэхёну. — Будем вызывать демона ночи! — Кого? — удивился Тэхён, откладывая книгу и присаживаясь в позу лотоса. — Не начинай, Чимин. В прошлом году по твоей прихоти мы вызывали Бабу Ягу, и ты же обосрался первым, хотя ещё ничего даже не успело произойти, — Намджун ткнул в него пальцем. — Это было в прошлом году, — он фыркнул. — Мне было всего семнадцать! Ещё вспомни, что было, когда в горшок справлялся. — Понятия не имею, — усмехнулся Намджун. — Вот и всё! — и, состроив жалобные глазки, добавил: — Ну что, давайте? Все недоверчиво посмотрели на него, ничего не ответив. И один только Тэхён, пожав плечами, всё-таки согласился: — Я не против. Только расскажи, что и как. За ним, тяжело вздохнув, кивнул и Намджун. Чимин сверкнул в них благодарным взглядом, улыбнулся и достал из кармана телефон, снова заваливаясь на кровать Чонгука, который по-прежнему молча лежал на спине с закрытыми глазами. Только его веки, подрагивая, всё же выдавали бодрствование. — Короче, тут написано, что понадобится свеча, красная ручка и бумага. Это всё у нас есть, — он нахмурился и пролистал чуть ниже. Начал читать дословно: — "Ровно в 01:00 зайдите в любую комнату. Закройте все двери и выключите свет. Возьмите листок бумаги, красную ручку и напишите цифры 12790. Подожгите свечку и её пламенем сожгите листок. Подождите около пяти минут, но ничего не говорите и не кричите", — он остановился и прошёлся по тексту глазами. Через несколько секунд вновь заговорил, удовлетворяя любопытные уши: — "Если всё получится, произойдет следующее: вы услышите крики, но не бойтесь их; могут падать вещи; после появится чёрная жижа, а из неё вырастет человек. Потом вам надо сказать..." — Э, стой, — внезапно прервал Юнги, усмехнувшись. — Ты веришь в эту хуйню? Какая жижа? Какой человек? Что за бред шизиков? Чимин, даже не оторвавшись от экрана, чтобы привычно съязвить, продолжил: — "Потом вам надо сказать: "Желание исполняй, если ты пришёл". Далее вы можете услышать страшные звуки вроде криков или стонов, но не бойтесь их, иначе он может задушить вас. Он ничего не сделает только в том случае, если вы не будете бояться. После всего он откроет рот и побежит на вас, а когда будет совсем рядом — сожмите руку в кулак и покажите ему. Он закричит и начнёт превращаться обратно в жижу. В этот момент вы можете загадать желание, которое обязательно сбудется. Но помните каждую секунду: бояться нельзя, иначе умрёте!". В этот момент телефон Чимина вырубается, и он, сматерившись, отложил его на кровать. — Я не помню цифры. — Я запомнил, — тихо сказал Тэхён. — Но это всё звучит очень пугающе. — Да брось, никто не придёт, — отмахнулся Юнги, вставая с кровати и вместе с Хосоком усаживаясь на пол. — Детский сад. Давайте вызывать эту вашу жижу. Переглянувшись, все встали и уселись в круг. — Чонгук, ты с нами? — обратился к нему Юнги. — Или зассал? Чонгук прикрыл один глаз и взглянул на него, как на идиота. Юнги усмехнулся и принял от Намджуна красную ручку, открутив колпачок. Закатив глаза, Чонгук лениво встал с кровати, прихватив с собой телефон, и, попросив Намджуна подвинуться, сел слева от него, рядом с Юнги. Чимин хмуро взглянул на Тэхёна, рядом с которым пустовало свободное место. Тот, пожав плечами, лишь как-то натянуто улыбнулся и опустил голову на сведённые колени. С Чонгуком они ни разу так и не заговорили с того самого дня на речке. И если раньше они каждый день перекидывались хотя бы парочкой фраз за завтраком, обедом и ужином, то сейчас Тэхён приходил в столовую ровно в тот момент, когда тот уже относил тарелки и молча проходил мимо него, даже не поздоровавшись. И не сказать, что к остальным он проявлял больше дружелюбия, но, по крайней мере, не игнорировал их существование. Кёнсу был прав. Резко и по непонятным причинам Чонгук стал вести себя странно, был раздражительнее обычного и отдалился ото всех без исключения, но больше всего — от него. А были ли они так близки, чтобы отдаляться? Тэхён считал, что да. Даже очень. Считал ли его кем-то близким Чонгук? Ответ напрашивается сам по себе. Тем не менее, кажется, других не особо заботили такие резкие изменения. Либо они знают причину и со всем разобрались, либо просто ничего не замечают, что очень маловероятно. И Тэхёну, по-хорошему, тоже перестать бы так зацикливаться на этом, но он не может. Его волнует Чонгук. Волнует то, что с ним происходит. Волнует собственная причастность к этому, если она есть. Волнует всё, что связано с ним. Всё-таки, они не самые чужие люди. Всё-таки, он ему... друг? — Так, какие там цифры? — поинтересовался Юнги, склонившись с ручкой над листком. — 12790, — быстро ответил Тэхён. — Вот это память у тебя, — хмыкнул Чимин. — Я сразу забыл. Тэхён улыбнулся. Да уж, память что надо. Только в двух случаях работает с перебоями: когда ему делают больно и под алкоголем. Вот, например, последний раз, когда они играли в "Я никогда не", он совершенно не помнит. Точнее, помнит только до момента, когда остался в трусах. Что дальше? Кто проиграл? Почему он проснулся в другой одежде и свеженьким, словно успел перед сном сходить в душ? Море вопросов, ни одного ответа. Но никто из друзей ничего не говорил и не прикалывался, значит, ничего необычного не произошло, хотя это и казалось странным. — Что дальше? — Подожги свечой и держи так, пока не сгорит до конца. Потом вроде просто ждать несколько минут. Юнги молча начал жечь бумажку. Тэхён с Хосоком переглянулись. Глаза забегали по комнате, слабо освещаемой пламенем толстой свечи. В первые минуты после того, как бумажка догорела, не происходило вообще ничего. Все сидели ровно и тихо, переглядываясь друг с другом. Хосок жался к боку Юнги, который, в свою очередь, сидел с самым безразличным лицом на планете; Чимин медитировал над свечой, то ли боясь, то ли просто не видя смысла смотреть по сторонам; Чонгук безучастно лупил в телефон, кажется, вообще не беспокоясь о том, что вот-вот обещало произойти, а Намджун оглядывал их всех по очереди и о чём-то думал, задумчиво надломив брови. Их пальцы внизу ненавязчиво соприкасались. — Может, ничего не происходит из-за того, что мы начали не в час ночи? Сейчас ещё одиннадцати нет... — протянул Чимин. — Ничего не происходит, потому что это пиздёж, Чимин, — в очередной раз парировал Юнги. Но никто не успел даже толком переварить их диалог, тем более — мысленно согласиться: всё началось с резко потухнувшей свечи. Следом за ней внезапно включился вентилятор, который точно не работал прежде, и где-то совсем рядом раздались обещанные крики, после чего по стенам домика прошлась череда стуков. Все сидели в ужасе в кромешной темноте, но никто не кричал и даже не дышал, помня единственное правило: бояться нельзя. — Что за чертовщина... — шёпотом протянул Хосок, но все услышали его. — Как мы увидим его, если свеча потухла? — задал он вполне себе логичный вопрос. — Ну, мистер-это-пиздёж, что прикажешь делать? — позлорадствовал Чимин, стараясь отвлечься от страха. Юнги ничего не ответил. Стучание и крики продолжались. В какой-то момент громко свалился вентилятор, стоящий где-то недалеко от Намджуна с Чонгуком, и все испуганно подпрыгнули на местах, вскрикнув. Намджун рядом закопошился, их пальцы перестали соприкасаться. Что-то чётко прошло прямо за его спиной. Почувствовав нешуточный страх, граничащий с паникой, Тэхён дёрнулся в сторону Намджуна, но на месте его не обнаружил. Испугавшись ещё сильнее, чуть прополз вперёд, а когда, наконец, наткнулся на его ладонь, схватил ту в свою и завалился в его объятия, прижавшись крепче. От страха стало трудно дышать, он не мог вымолвить ни слова. Сердце бешено билось, но Намджун, на удивление, был спокоен — сердцебиение ровное, чистое. Чимин, вспомнив, наконец, слова, громко произнёс: — Желание исполняй, если пришёл! На несколько секунд всё резко затихло. А потом раздался смех. Очень и очень знакомый смех. С мягким скрипом открылась дверь, пустив в помещение немного света от луны, и все направили свои взгляды туда. В домике внезапно включился свет, а за ним — фонари на улице и свет в других домиках. С улицы послышались отдалённые радостные вопли. Около двери стоял Намджун с таким же растерянным взглядом, как и у остальных. А Тэхён... крепко, отчаянно прижимался к Чонгуку, который без единой эмоции смотрел на него сверху вниз. В проходе двери неожиданно появились Жен и Кёнсу и, увидев лица старших, вновь громко, заливисто рассмеялись, стукаясь ладошками. Юнги нахмурился: — Это что за хуйня? — Сюрприз! — воскликнула Жен, даже с неким сочувствием взглянув на брата. Но смеяться, маленькая зараза, не перестала. — Это... — перепуганный до смерти, белый как мел Хосок обвёл дом пальцем. — Были вы? Оба задорно кивнули. Тэхён совсем перестал понимать, что происходит. От Чонгука так и не отлип, совершенно забыв об этом до тех пор, пока он сам не сжал его руки и молча не убрал от себя, поднимаясь с места. — Откуда вы узнали? — спросил ошарашенный Намджун, который, вероятно, хотел открыть дверь, чтобы пустить в дом немного света. И это он прошёл позади Тэхёна. — Чонгук написал с предложением повеселиться, и вот мы тут, — пожал плечами Кёнсу. Все перевели взгляды на Чонгука, который выглядел более, чем довольным. Подойдя ближе к подросткам, отбил им обоим "пять" и, схватив со своей тумбы упаковку сигарет, молча вышел на улицу, прикрыв за собой дверь. — Вот же сука, — усмехнулся Юнги. — Даже меня переиграл. — Стойте, — нахмурился Чимин. — А как тогда падали вещи? И вентилятор? Все одновременно посмотрели на него, несчастно валяющегося на полу и до сих пор гоняющего воздух. Рядом с ним сидел... Чонгук. Вопросы отпали моментально. — А как он работал без электроэнергии? Свет ведь только сейчас дали? — поинтересовался Тэхён. — У нас на батарейках, — раскрыв великую тайну, Юнги встал с пола и следом поднял эту некрупную махину, одним нажатием выключив его. — Ясно, — бесцветно протянул Чимин, глядя на всех уставшими, перегоревшими от такого потрясения глазами. — Да ладно вам! — Жен хихикнула, плюхнулась на пол рядом с Тэхёном, всё ещё находящимся в прострации, и мягко приобняла его. — Давайте теперь вместе попробуем, если хотите. — Или можно поиграть в "Кто я?", например, — предлагает Кёнсу, усаживаясь рядом с ней. Все в ожидании ответа друг от друга переглядываются. Дверь домика скрипит, впуская внутрь докурившего и донельзя расслабленного Чонгука. — Какая довольная рожа, посмотрите, — ухмыльнулся Юнги, наблюдая за тем, как тот молча передвигается к своей постели. — Спи теперь с открытыми глазами, братан. Я такие шутки не прощаю. Чонгук усмехнулся и завалился на кровать, с удовольствием в глазах посматривая на бледных, перепуганных поганок. — Меньше выёбываться будешь. Юнги шутливо показал ему средний палец. Чонгук никак не ответил, продолжая устало смотреть на толпу людей в своём доме. — Так что, — напомнил о себе Кёнсу. — Будем играть? Все, за исключением Чонгука, по очереди кивнули и расселись обратно в круг. — Тогда несите ещё бумажки. Приобняв свои колени, Тэхён положил на них подбородок и прикрыл глаза, больше не слыша переговоры друзей. В мозгу пульсировали тяжёлый, пренебрежительный взгляд и грубые руки, сжавшие его запястья. Да что он, чёрт возьми, ему сделал? Почему относится так, словно он — пустое место? Ни с того, ни с сего! Как же по-детски, как же глупо! Почему нельзя просто сказать, хотя бы намекнуть на ошибку? Тэхён ведь извинится, исправится, если надо. Но за что извиняться? Как исправляться? И ради чего! Ради чего он тут сидит, раскисает? Ради человека, который не удосужился даже объяснить, почему изменил своё отношение к нему! Ещё и под конец лета... Под конец лета, когда осталось меньше месяца, и вот-вот они все разъедутся. И наверняка уже больше никогда не встретятся... Да зачем он вообще думает об этом? К чёрту! Если так хочет игнорировать его — пусть игнорирует. Пусть вообще делает всё, что угодно. У Тэхёна, в конце концов, есть Намджун, и именно о нём он должен так усердно думать целыми днями. А он что? Все мысли в этом дурацком Чонгуке: что, как, почему, зачем!... Но больше Тэхён не будет. Ни секунды времени не уделит ему в мыслях. Пусть проваливает из них подальше и делает всё, что захочется! Хоть вообще пусть его забудет. И Тэхён, уехав, забудет. И так всем будет лучше. Гораздо лучше... — Тэ, ты здесь? Приём, — Жен мягко гладит его по левому плечу. Распахнув веки и подняв взгляд на ребят в кругу, он автоматически улыбается и кивает: — Да, я... Давайте играть.

***

Ещё через пару дней директор, собрав всех в обед у костра, сообщает улётную новость: они едут волонтёрить. Как оказалось, где-то совсем неподалёку ещё зимой открылся дом престарелых, для удобства совмещённый с детским приютом, и мужчина, узнав об этом, подумал, что не будет лишним прокатиться туда на несколько часов, чтобы "повеселить музыкой детишек и стариков и заодно повеселиться самим". Чимин сразу же дополнил шёпотом, что мужчина сам из детского дома, и потому они не впервые занимаются подобным, так сказать, добрым делом. — Я уже позвонил директору приюта и организовал всё. Для них это будет сюрпризом, — сказал он тогда. — Вы всё равно сидите здесь целыми днями, так что проветриться лишним не будет. Вам не сложно, а одиноким людям радость. — А это добровольно? — спросил новенький парень из толпы. — Абсолютно. Все, кто не горит желанием, могут оставаться в лагере, никого упрашивать не буду. Остальных жду здесь же через пятнадцать минут. Все инструменты поедут на машине с Намджуном, мы с вами — на автобусе. Всё понятно? Так и двинулись в путь маленьким, да удаленьким составом: Пандемониум целиком, потому что понимали, что раз едет Намджун — должны и они, Чимин с Хосоком, Сонён с Даён, которая, к слову, пару раз пыталась склеить Тэхёна ещё в первую неделю лета, двое девятнадцатилетних парней из соседнего домика и, конечно, Тэхён, который детишек очень любит. Сюрприз получился отличным: никто не ожидал провести вечер в компании молодых музыкантов, и все очень обрадовались, когда те появились в небольшом зале со сценой, где их всех собрали по неизвестной причине. Сам приют представляет собой довольно крупное здание особнякового типа с большим, красивым садом, за которым наверняка ухаживают местные старушки, неплохим экстерьером и интерьером и симпатичными двухместными качелями в самом центре сада. Одно лишь в пух и прах разрушало атмосферу этого уютного места: везде и отовсюду пахло одиночеством. Конечно, физически эти люди были не одиноки, ведь жили такой большой компанией, общались и наверняка танцевали каждую пятницу по вечерам, но внутренне — да. У них не осталось никого, кроме друг друга. Вынужденная семья из брошенных и забытых. И членов в этой семье оказалось слишком много. Они заняли почти все места, коих было немало, и было даже неизвестно, пришли ли сюда все или кто-то предпочёл остаться в комнате. Возможно, их на самом деле ещё больше? Эту мысль думать не хотелось, как и мысль о том, сколько ещё таких домов в их стране и в целом — по всему миру. Тем не менее, думалось само по себе, и Тэхён ничего не мог сделать с этим приступом ужасной грусти — он слишком эмпатичен по отношению к людям. И если касаемо стариков он переживает не так сильно (всё-таки, намного лучше провести старость среди своих ровесников, чем с родственниками, которым уже больше не нужен), то такое количество маленьких детишек в приюте вызывает у него только ужас и слёзы. Чем они заслужили это? Вот эти маленькие, беззащитные существа — чем? Почему? Кто решил, что они не достойны любящей семьи? Но ответить на эти вопросы не мог никто, тем более — он сам. Пока они играли всё, что обговорили по пути сюда, старики бурно хлопали и счастливо улыбались, казалось, впервые за последние недели, а дети сидели с разинутым от восхищения ртом и не могли даже моргнуть — так их увлекали эти красивые мальчики и девочки со своей красивой музыкой. Уже потом, после выступлений, когда их попросили помочь накрыть столы к полднику, детишки подбегали и скромно хвалили их, говоря, что мечтают стать такими же крутыми, когда вырастут. И это никого не оставляло равнодушным. На удивление Тэхёна, даже Чонгука — тот исправно улыбался и обнимал всех маленьких поклонников, которые подбегали к нему, чтобы по-детски мило выразить своё восхищение. А Тэхён, как последний дурак, не мог оторвать от него глаз. Стоял и наблюдал за этой картиной с невозможным трепетом... Хотя, почему как? Самый настоящий дурак, не меньше. Его же даже на день не хватило позлиться! Уже утром следующего дня он снова переживал, снова гадал, снова наблюдал. И снова искренне, с душой. И снова было ни капельки не обидно из-за его поведения. Не умеет он всё-таки так, чтобы надолго. Хоть убейте, всё плохое быстрое забывается. И это, конечно, совершенно не играет ему на руку, но что теперь поделать? Таким он родился и вырос. А ведь иногда так хочется позлиться, пообижаться подольше... Закончив с расстановкой тарелок, Тэхён присел на ближайший стул. Глаза снова невольно скользнули в сторону. Чонгук, на котором лежала ответственность за приборы, молча раскладывал их по местам, никого и ничего не замечая. Его — так подавно. Ни в лагере, ни в автобусе, ни здесь. Ни разу. И всё-таки, нет, это обидно... Пусть и ненадолго, но обидно. И когда он так помешался на этом?... Вздохнув, Тэхён встал со стула и уже собирался пойти спросить не найдётся ли для него ещё какого-нибудь задания, как вдруг кто-то слабенько (то ли смущённо, то ли боязно) дёрнул его за задний подол футболки. Развернувшись, он встретился с двумя большими, ярко голубыми глазами. Девочка, ещё совсем малютка, стояла и смотрела на него, как на героя, спасшего их планету от злых монстров. Её пальчики перебирали юбочку в голубой горошек, а чёрные волосы собраны в неаккуратный пучок. Тэхён присел на корточки, чтобы поравняться с ней, и умилительно улыбнулся: — Привет, я Тэхён, — он протянул ей руки ладонями вверх. Девочка посмотрела на них. — А тебя как зовут? — Дами, — протянула она по-детски шепелявым голосочком. — Ли Дами, — и смело вложила свои крошечные ладошки в большие Тэхёновы. — Я видела, что ты не пел, как другие. Тебе не разрешили? Или ты стесняешься нас? Тэхён несильно сжал её ручки в своих. — Нет, Дами-я, просто я не очень красиво пою и не умею играть. Тебе понравились выступления ребят? Девочка часто закивала, снова улыбнувшись. Тэхён присел на ближайший стул и хлопнул по своим коленям, предлагая присесть. Дами охотно потянула к нему руки, и он с лёгкостью подхватил её, усадив боком к себе. — Очень! Я рада, что вы приехали. К нам редко кто-то приезжает, и мне очень скучно играть одними и теми же игрушками, поэтому я так обрадовалась вам... — пролепетала она, доверчиво приобняв его. — Я не хочу, чтобы вы уезжали. Но вы же уедете, да? Никто не остаётся с нами, — она грустно вздохнула. У Тэхёна защемило сердце. Он приобнял её, как фарфоровую куколку, и аккуратно чмокнул в висок. — Мне жаль, Дами-я, но нам всем здесь вряд ли хватит места. — Если хочешь, можешь спать со мной, — она с надеждой заглянула в его глаза. — Мои игрушки могут поспать на полу сегодня. Они не обидятся. Я им расскажу, что ты хороший, и они уступят. А вот это уже запрещённый приём! Как он должен просто взять и уехать, когда его тут так доверчиво обнимают и просят остаться? Это слишком для него. Он же просто не выдержит... Ей богу, сердце разорвётся! Нельзя так, нельзя... — Правда так скажешь? — Тэхён вдруг прослезился, всхлипнув. — Не плачь, ТэТэ, — она грустно надула губки и утёрла сорвавшиеся по щекам слезинки своими маленькими большими пальчиками. — Честно-честно! Только останься. И пусть твои друзья остаются. Ладно? Я научу вас играть в мои любимые игры! Вместе веселее! Ну всё, бочку прорвало. Тэхён, не выдержав, совсем расклеился, рассопливился. Ему нельзя иметь дело с такими вещами, просто запрещено. Он же, если надо, на коврике ляжет, но останется! Его же так просят, так надеются... Как, как ему теперь уехать? Как подвести это маленькое чудо? Он не сможет! Просто не сможет... Дами, глядя на него, тоже пустилась в слёзы. Ей его жалко. А ему — её. И сидят теперь вдвоём. Обнимаются. Ревут. Может, глупо (со стороны Тэхёна так точно), но поделать ничего не могут. Такого эмоционального знакомства у Тэхёна ещё никогда не было! И всё-таки он не мог остаться. Они должны уехать через час, как и оговаривалось, и вряд ли только по его желанию все согласятся задержаться здесь на ночь. Да и Дами с другими детьми совсем привяжутся... Что он тогда будет делать? Он ведь тоже легко привязывается и тяжело отпускает, а они? Детки, которых уже бросали и, возможно, даже не раз? И что, он тоже их вот так бросит после того, как поиграет, даст привыкнуть к себе, полюбить? Нет, оставаться здесь нельзя. Ради их же блага. И его, пожалуй, тоже, иначе проревёт ещё неделю. Когда они оба успокоились и с грустными улыбками утёрли друг другу слёзы, Тэхён слегка ущипнул её за миленькую пухлую щёчку и произнёс: — Думаю, тебе уже пора кушать. Давай я отнесу тебя к друзьям? Где твой столик? — Не хочу кушать. У меня нет друзей, — проворчала она, прижавшись сильнее к нему. — Можно я ещё с тобой посижу? — Почему у тебя нет друзей? — неприятно удивился Тэхён. — Здесь же так много детишек... — Со мной тут не хотят дружить. Они говорят, что моя мама была плохая, и что я тоже плохая, потому что её дочь. Тэхён замер в ужасе. Это что за логика такая? Хотелось сказать, что детская, но ведь и правда... Детская. Неоправданно жестокая детская логика, от которой сердце щемит. Боже, бедная девочка... — А кто твоя мама, Дами-я? — Проститутка. Тэхён глубоко вздохнул и посмотрел сверху вниз на её полусонное после слёз лицо. Да, логика, всё-таки, "железная"... И ведь как-то дети узнали, кто такие проститутки и чем они занимаются... А что толку? Как Дами причастна к работе своей матери? Никак! И родителей никто не выбирает... Если бы можно было выбрать, наверное, на свете не было бы несчастных детей. — Ты же будешь моим другом, Тэ? — тихо спрашивает она, вдруг прерывая мысленный поток в его голове. Сказать, что будет и уехать? Или отказать и лишить её единственного друга? Вдруг она потом совсем расстроится и будет думать, что она вообще не достойна друзей? Нет, так нельзя... Тэхён грустно улыбнулся и... кивнул. — Конечно. Дами оторвала щёчку от его груди, засияла, как новогодняя ёлка, и снова улыбнулась — и снова по-кроличьи. А Тэхён, как кипятком ошпарило, вдруг вспомнил, где же он видел такую улыбку. Чонгук же! Ну просто копия, точь-в-точь, идентичны... Разве что у неё более детская версия, без крепких постоянных зубов... Надо же так! — И мы поиграем вместе? — спросила она радостно. — Только если ты хорошо покушаешь, — Тэхён кивнул головой и встал с места, продолжая держать её на руках. — Хорошо, — она часто закивала, продолжая улыбаться. — Но пообещай, что не уйдёшь, пока я буду кушать. Моя мама ушла, когда я её отпустила, и больше не приходила. Я не хочу, чтобы ты тоже ушёл и не вернулся. Тэхён прикусил губу и вздохнул. Милая, маленькая Дами... Такая крошечная, но уже такая несчастная и преданная. И, к огромному несчастью, в обоих значениях этого слова. — Обещаю, — прошептал Тэхён. По крайней мере, у них есть ещё час... Маленькие ручки на его шее расслабились.

***

— Эй, Гук, тебе помочь? Я закончила и не знаю, что делать, — Сонён положила руку на его плечо и посмотрела на мешочки со столовыми приборами, которых оставалось немало. Столовая в приюте большая, светлая, просторная, но всё равно раза в два меньше, чем в родительском доме. Здешний интерьер не кишил роскошностью и дороговизной — приют скорее выживал на пожертвованиях таких неравнодушных людей, как их директор, чем жил, но, тем не менее, ремонт был неплохим и даже лучше, чем во многих столичных домах подобного плана. Было видно, что деньги шли не кому-то в карман, а на благое дело, как и обещано. Это вызывало уважение. — Нет, — коротко ответил он, продолжая раскладывать приборы по местам. Простояв рядом ещё пару мгновений, Сонён вздохнула как-то странно и ушла. Чонгук ей вслед не посмотрел. Даже не подумал. Ответил слишком грубо? И ладно. Пусть его запомнят таким, пусть хоть возненавидят все разом — это уже больше не имеет значения. Никогда не имело. Он знал, что так будет. Это было неизбежно. Он знал, но ничего не предпринимал, предпочитал не думать об этом, ведь было ещё много времени. Казалось, что много. Так всегда кажется, когда не хочется что-то или кого-то отпускать. Даже пять минут сна с утра, когда до смерти хочется спать, но надо вставать, всегда кажутся вечностью. Его пять минут больше не казались. И скоро они окончательно иссякнут. Закончив с самым большим столом, Чонгук направился к тем, что поменьше. Нехотя оглядел столовую, чтобы примерно знать, сколько их осталось. Но столы так и не посчитал. Напротив, через два, сидел Тэхён. На руках — маленькая девочка, отчаянно жмущаяся к нему. Оба ревут, о чём-то тихо переговариваясь. Чонгук в лице не изменился, даже задумываться ни о чём не стал. О чём? Тот постоянно то краснеет, то ревёт по причине и без. Нечего о нём думать. Он должен разочароваться сильнее остальных. Чонгук молча опустил взгляд, принимаясь дальше раскладывать приборы. — Он на тебя тоже смотрит, — прозвучало откуда-то со стороны. Чонгук повернулся на голос, наткнувшись на старушку за соседним столом. Взгляд у неё тяжёлый, на серьёзном лице залегли глубокие хмурые морщины. Она не улыбалась. — Кто? — можно было проигнорировать (Чонгук не добродетель и от жалости не помирает), но слово вырвалось само по себе. — Тот, на кого ты сейчас смотрел. — И что? — максимально безразлично. Лучше пусть она сама поймёт, что он не хочет разговаривать. Тем более о том, на кого он смотрел. Зря. — Ты не замечал, как он смотрит? — его вопрос она проигнорировала. Отставать, очевидно, не собиралась. Чонгук выпрямился и немного хмуро посмотрел на неё. — Как? — Любовно. — Меня это не интересует, — сразу же добавляет он, подходя к следующему столу. Как назло — её. Женщина задумчиво хмыкнула. — Странно, — безэмоционально, будто бы вовсе не странно. — Ты смотришь так же. — Вам чудится. — Знаешь, — она впервые за их короткий диалог изменилась в лице. Теперь оно не казалось таким суровым. И даже взгляд, прежде тяжелый, на секунду показался Чонгуку отчаянным, таким, словно... она о чём-то очень сильно жалела. — Сложно нынче бороться за своё, — сказала загадочно, лишая их диалог всякого смысла. — Раньше было ещё сложнее. Но мы всё равно боролись. Только не из любой битвы выходят победителями... — Не понимаю, о чём Вы, — ответил Чонгук всё в той же манере. Не понимает? — Поймёшь. Поймёт? — Не думаю. Не думает... Женщина посмотрела на него снова, но ничего больше не сказала. На её стол приземлился поднос с едой, которые помогала разносить Даён. Девушка улыбнулась и пожелала приятного аппетита. Старушка впервые показала улыбку — такую же строгую, как и она сама. А когда Даён упорхала к другим столам, она молча принялась есть, больше не обращая на Чонгука никакого внимания, словно его и не существовало. Тот тоже не горел желанием продолжать диалог и, собрав мешочки, удалился к следующему столу — последнему. К загадочной старушке никто так и не подсел.

***

Летняя ночь опустилась на горизонт. Захватив пачку сигарет, Чонгук миновал общую гостиную, столовую и холл и вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Щёлкнув зажигалкой, уселся на мокрые ступеньки и взглянул ввысь, запятнав чистое чёрное небо сизыми разводами дыма. Из приюта они так и не уехали. Перед самым отъездом внезапно полил сильный дождь, да такой сильный, что дорогу, по которой катался единственный автобус, размыло и все его рейсы отменились. Но доехать до остановки лагеря было ещё пол беды, гораздо сложнее было бы пешим ходом добраться до поляны по жуткой грязной жиже, которая наверняка уже заменила собой чистую, ровную тропинку. Директору приюта пришлось срочно думать, как и куда их разместить. И благо ребят было немного: им умудрились выделить целую отдельную комнату, состоящую из пяти спальных мест, которые должны были разделить подвое — кровати это позволяли, к тому же все были друг другу как родные, и потому никто не высказался против. Чонгуку досталась одна кровать с Чимином, потому что, очевидно, Хосок уложился с Юнги, Тэхён с Намджуном, Сонён с подружкой и те двое парней друг с другом, но отчего-то лежать с ним в одной кровати хотелось меньше всего, и, молча уступив ему и своё место, он встал и вышел из комнаты, попросив у директора разрешение на то, чтобы занять один из диванов в зале. Там и расположился: он хоть и короткий и не шибко удобный, но, по крайней мере, без мозгов и не умеет разговаривать. Сон долго не шёл. По стёклам тарабанил мелкий дождь — пошёл на спад. Было то слишком жарко, то слишком холодно, Чонгук без конца ворочался и не мог найти удобное место, а потом, поняв, что на нервах всё равно не уснёт, решил подышать свежим воздухом. В идеале было бы ещё побегать, но местности он не знал, спортивную форму не брал, а купать обычные кроссовки в грязи хотелось в самую последнюю очередь. Так и оказался на крыльце в одной футболке и с холодными пальцами, сжимающими фильтр сигареты. Зря не взял плед. Не думал, что погода настолько свихнулась. И что сам свихнулся не меньше — тоже не думал. Сделав последнюю затяжку, Чонгук потушил сигарету о каменную ступень и выбросил в пепельницу, прикреплённую к перилам. Пустую. Никто не курит? Тогда в чём смысл? Чонгук вздохнул. Подняв глаза, взглянул на тёмный лес. Плевать. На эту пепельницу, на холод, на людей, которых он больше никогда не увидит. И на себя тоже плевать. — Уф, холодно здесь, — прошептал голос за спиной. В следующую секунду его обладатель присел рядом. На замёрзшие плечи накинули согретую чужим телом ткань пледа, которые им выдали для сна. Стало немного теплее. — Быстро погода меняется, да? — спросил голос. Чонгук ничего не ответил. А вопрос, кажется, и так был риторическим. — Странно вышло. То жара, то резкий холод, — хмыкнули в стороне. Чонгук краем глаза зацепил голые колени и длинные пальцы, согревающие их медленными поглаживаниями. И зачем шорты напялил? Глупый, глупый мальчик... — Даже непонятно, чего ждать завтра: снега, потопа или метеорита? — он тихонько рассмеялся, сильнее зарываясь в слегка колючий плед. Чонгук издал громоздкий вздох, снял с себя второй его конец и накинул ткань обратно на продрогшие худенькие плечи. Глупый. И зачем вообще делился, раз теперь сидит здесь и трясётся, как осиновый лист? И на кой чёрт вообще вышел? Проваливал бы лучше в тёплую кровать к своему благоверному, а ему — не мозолил глаза лишний раз. И всё тогда было бы хо-ро-шо... — Чонгук, — тихо, как-то виновато протянул он и, придвинувшись ближе, вернул плед на место. Их плечи легонько соприкоснулись. — Что с тобой происходит? Это... из-за меня? — С чего бы? — сухо поинтересовался Чонгук, продолжая с завидным спокойствием и безразличием рассматривать лес вокруг. — Не знаю, — вздохнул Тэхён, приобняв свои тонкие коленки. — Я уже ничего не понимаю. Ты так резко перестал со мной говорить, даже не замечаешь, что я совсем запутался... — Не из-за тебя, — ловко проигнорировав всё остальное, ответил на самый первый вопрос. — Тогда почему? — Тэхён покусал губы, взглянув на него блестящими в свете луны глазами. — Ты... — Тебя это не касается, — холодно и строго. Тонкая кожица резко лопнула. Губа стремительно закровила. Тэхён поморщился, проходясь по ней кончиком языка. Странно. Вовсе не больно. — Ты прав, но... — он ненадолго замолчал, пытаясь подобрать слова: — Я просто хочу сказать, что ты — мой друг, и я... что я всегда здесь, если тебе захочется поделиться чем-то и... С губ Чонгука слетел смешок: тяжёлый, громкий, едкий... Несколько, казалось, бесконечных мгновений они просидели в этой давящей тишине, разделяя один воздух на двоих, пока вдруг не послышалось тихое в ночном гомоне природы, но такое необычайно громкое в ушах и в беспокойном сердце: — Друг? Мы не друзья. — Тогда кто мы? — болезненным шёпотом. — Никто. Никто... — Ты... правда так считаешь? — Да. — Но мы... мы же хорошо ладили, разве нет? — тихо и будто бы немного неуверенно произнёс Тэхён, взглянув на его безмятежный профиль. — Мы шутили, не слишком часто, но общались, ты рассказывал мне про брата, и мы... мы целых два раза чуть не поцеловались, и даже если ты дразнил — это всё равно было, а ещё... — А ещё ты почти отдрочил мне на кухне и пьяный умолял поцеловать в душе. И что? Я поцеловал? Я тебя тронул? Я хоть что-то сделал? Нет, — не скрывая раздражения, перебил Чонгук, резко взглянув на него горящими (от злости?) глазами. Поцеловал, пусть и не так, как просили. Тронул. Но ничего не сделал — единственная правда среди моря лжи. — Не знаю, что ты там себе надумал, но это всё ничего не значит. Я играл, ты — подыгрывал, — и, выдержав короткую паузу, добавил: — Всё? Проваливай спать. Больше не лезь — Намджун не то подумает. А я буду грубее. — Подыгрывал... — повторил Тэхён слабым шёпотом, почти беззвучно. Его остекленевшие глаза глядели в неизвестность. Чонгук отвернулся, давая понять, что продолжать разговор не намерен. Прошло немало времени в этой убийственной тишине, прежде чем Тэхён отмер, поднялся с холодных ступеней и, молча стянув с себя второй конец, набросил его на плечи Чонгука. Сам же моментально покрылся мурашками, пуще прежнего задрожал, но возвращать обратно не стал. А зачем? Холод, пожалуй, в этом сыграл последнюю роль... Уже преодолев пару ступенек, вдруг замер. И, развернувшись, негромко произнёс: — Спасибо. За честность. Я... и правда надумал лишнего. Теперь буду знать... Доброй ночи, — не смог промолчать. И даже голос не обиженный, не злой, не ненавидящий... И снова он лучше. Снова выше. Вот там пусть и остаётся. Чонгук не против. До него ему не допрыгнуть. И никому другому. Когда дверь за ним хлопнула, рука машинально потянулась за помятой пачкой. Последняя... Зажигалка громко чиркнула под властью горячих пальцев. Затяжка вышла глубокой и необычайно болезненной. Захотелось закашляться, разодрать лёгкие до крови, но Чонгук сдержался. Ему не привыкать. Вместо этого, даже не развернувшись, чтобы взглянуть и убедиться, заговорил охрипшим голосом: — Что Вы имели в виду тогда? Резкий порыв ветра, коснувшись пледа на ссутуленных плечах, сорвал его прочь вместе с запахом, оставшимся после другого человека: таким раздражающим, таким навязчивым... таким сладким... — Откуда ты узнал? — спокойно поинтересовалась женщина, вот уже с десяток минут восседающая на лавочке за его спиной. — Вы не летаете. — Зря ты ему врёшь, — вдруг выдала она, проигнорировав его слова. — Но я тебя понимаю. — Понимаете? — вылетело вместе с усмешкой. Старушка легко кивнула, направив глубокий взгляд в небо. Чонгук же, подняв сорванный ветром плед с пола, накинул его на себя и поднялся со ступеней. Медленно дойдя до лавки, молча сел рядом и глубоко вздохнул. Эти дурацкие сладкие духи... Женщина, оторвававшись от неба, задумчиво оглядела его и... улыбнулась. Улыбнулась печально, тоскливо, отчаянно... И теперь ему точно не показалось. — У меня для тебя есть одна история. Послушаешь? Чонгук, немного погодя, всё-таки кивнул. Старушка, вздохнув, вновь устремила взгляд к звёздам и, наконец, заговорила: — Это было пятьдесят лет назад...