В Алвасете

- Как вы устроились, эрэа? Девушка у окна чуть заметно вздрогнула. И повернула голову. На ней было простое, почти прямое белое платье – без фижм, нижних юбок, украшений и кружев. Ничего лишнего – откровенная обнаженность линий, прерванная только полоской тонкого пояса. - Благодарю Вас, монсеньор. Превосходно. Она улыбнулась, стараясь придать изгибу непослушных губ где-то подсмотренную светскость. - Вы присваиваете мне титул, на который я не имею права, прекрасная эрэа, - улыбнуться в ответ. Откуда взялась эта проклятая неловкость? - Что же… - удивилась, глаза чуть испуганно расширились. – Как Вам угодно, чтобы я Вас называла? - Дор Хорхе, если Вы будете столь любезны. Снова улыбка – и взлетевшая вверх левая бровь. Она была старше, чем ему показалось на пристани, когда она подняла покрывало, и в окружении золотисто-рыжих волос на его черном фоне он увидел лицо ребенка, которому еще рано знать все тяготы этого мира. Глядя на молодую женщину у окна, Дьегаррон понимал, что ошибся лет на десять, не меньше, и эта ошибка смущала, не могла не смущать… Как и все в ней, в ее появлении в Алвасете, в необходимости говорить с ней. - Я буду счастлив показать Вам Алвасете и сделать Ваше пребывание здесь чуть более радостным. - Благодарю, - еще одна вежливая улыбка. Она отошла от окна в тень, чтобы льющийся в комнату свет не мешал видеть лицо. Маленькая дань учтивости, которую она могла бы не отдавать. - Простите, что вынуждаю Вас пытаться объяснить мне, что обратилась к Вам, как к герцогу Алва. Прощу так же простить мою некоторую неловкость: я давно не говорила на талиг, а кэналийский знаю слишком плохо. - Зачем Вы извиняетесь? – галантный кавалер подошел бы теперь к ее руке и сказал бы что-нибудь куртуазное. И давно бы уже взял нить беседы в свои руки. А он все еще не в силах понять, как надлежит вести себя с этой девушкой – и причина тому вовсе не головная боль, с которой он давно смирился. - Если мы оба знаем, что что-то идет неправильно – нельзя молчать. И извинения – не худшее, что можно сделать. - Вы столь же мудры, сколь и прекрасны, эрэа, - он все-таки поцеловал ее тонкие пальцы.