*
Folium cadunt — листопад
В последнее время Феликс слишком часто оказывается на краю. Он или его жизнь ходит по лезвию ножа. Как-будто кукловод над ним все еще не решил: убить или поизмываться еще чуть-чуть, поиграть еще самую малость, а потом варварски толкнуть в холодные объятия смерти. Жизнь Ли оказывается, или лишь только кажется, слишком хрупкой для Феликса и от того становится страшно. Он может умереть, только от чего еще не совсем понятно...
— Ты только моя игрушка, моя собственность, только я могу с тобой играть. И мне не нравится, что ты ходишь и тебя видят, мне не нравится, — рычит низкий голос в самое ухо Феликса, лишь сильнее натягивая волосы.
— Пусти, мы расстались, я больше тебе не принадлежу, — скулит Ли, пытаясь быть храбрым, а внутри меж двух огней метаются мысли: или прилежно сесть в машину, или отстаивать себя. В обоих случаях исход один — при лучших обстоятельствах Феликс останется покалеченным. И, кажется, что быстрее повторно сгорит Помпея, чем Ли сможет прямо сейчас остаться живым и без повреждений.
— Кому ты кроме меня нужен-то? Видел себя? Тощий, весь в шрамах, веснушки эти уродские, еще и глаза разные. Ты мерзкий и нужен только мне, — шипит мужчина, усиляя хватку на запястье Феликса, которое и так нещадно колет.
— Зачем я тогда тебе такой?
— Нужен, ты только мой, а мое трогать никому больше нельзя...
Феликс дергается и, ударяя обидчика локтём, вырывается из хватки. Его адреналин, кажется, подскочил до максимума, а сердце колотится так сильно, как, наверное, никогда раньше. Он бежит и слышит Сехуна за ним. Сехун спортсмен, он определенно догонит Ли — это лишь вопрос времени. Феликс оборачивается на секунду и врезается лицом в что-то твердое. Крепкие руки хватают Ли под локти и не дают упасть.
— Феликс?
Ли слышит знакомый голос и мысль о том, что он спасен пронзает его сознание.
— Помоги мне, умоляю, — умоляет Ли и панически смотрит на приближающегося Сехуна.
Глаза Феликса широко распахнуты, а зрачки предупреждающе расширены. Голубой цвет почти перекрывает черный цвет зрачка, что означает Ли сейчас очень напуган. Он тяжело дышит и цепляется руками за пальто Хвана, словно боится, что он сейчас развернется и уйдет.
Сехун угрожающе надвигается к парням, так же тяжело дыша, его жвалы крепко сжимаются от злости. Хенджин, четко увидев угрозу, задвинул перепуганного Феликса к себе за спину.
— Ты еще кто такой, петух? — рычит Пак.
— Вас это волновать не должно, идем, Феликс, — мягко обращается Хенджин к Ли, быстро находя его маленькую ледяную ладошку, немного сжимая.
— Не смей трогать моего парня, — подходя плотнее, говорит Сехун.
— Феликс, это твой парень? — спрашивает Хенджин, поворачиваясь к Ли.
Феликс испуганно отрицательно мотает головой и с надеждой смотрит на Хвана.
— Феликс сказал нет, значит нет, идем, — Хенджин спокойно разворачивается и тянет Феликса ближе к себе, уводя от Пака.
Они не успели сделать и два шага, как Ли резко потянули назад за локоть.
— Сука, — подкатывает глаза Хенджин и разворачивается с ударом ровно в скулу Сехуна.
Тот явно не ожидал удара, поэтому дезориентировался в пространстве. Хван ударил еще раз Пака в район носа и стряхнул руку.
— Я так не хотел об такое дерьмо мараться, но пришлось, — шипит Хенджин и вновь берет Феликса за руку.
— Феликс, ты еще пожалеешь! Я тебе простату нахрен вырву, потаскуха!
— Да что ж такое-то? — хнычет Хенджин и присаживается перед Сехуном на корточки. —Я постараюсь объяснить доступно для дегенератов. Сейчас ты изображаешь камень — ошибка эволюции. Я из Аллой розы и если тебе это что-то говорит, то ты должен понять, что ко мне лучше не лезть, а к Феликсу тем более. Сиди молча и на Ликси даже дышать тебе запрещаю, иначе мои ребята тебя найдут и сожрут к чертовой бабушке.
— Что за хрень ты несешь?
— А ты проверь и тебя даже с собаками не найдут. И заткнись уже наконец, мусор не разговаривает, — хмыкнул Хенджин и похлопал Сехуна по щеке, — всего плохого.
— Идем, Ликси, — мурчит Хван и мягко берет Ли за руку.
И Феликс идет. Он идет и думает: чем это все заслужил? В голове так много вопросов, на которые сложно получить ответы. Почему бывший о нем вспомнил? Почему Хван все же помог? Что за роза? И черт возьми "Ликси"?
— Где ты живешь? Я провожу, — тихо говорит Хенджин, выходя на центральную улицу.
— Я живу в тринадцатом общежитии, — опускает глаза Феликс.
— Хорошо, я тебя провожу, — Хван поднимает глаза к небу с тревогой, понимая, что опять сгущаются тучи. Феликс живет в ужасном месте и он не смеет этот факт осуждать, но ему становится по настоящему страшно за Ли, потому что он прекрасно знает, что там происходит.
— Ничего не спросишь?
— А ты ответишь?
— Да, отвечу, ты меня вроде бы спас, — бурчит Ли, ясно понимая, что отвечать придется.
— Я не хочу, чтобы ты отвечал мне только потому, что тебе придется это сделать, расскажешь как-нибудь потом, договорились? — улыбается Хван, немного наклоняя голову, потому что только сейчас замечает, насколько Феликс меньше него.
— Почему ты мне помог?
— Я не знаю, что ты хочешь услышать, но я помог бы любому в этой ситуации, — пожимает плечами Хенджин, привычно выдавая правду.
— Хорошо, спасибо, — Феликс почему-то смущается под внимательным взглядом Хенджина, — ты помог мне уже во второй раз. Я могу как-то отплатить тебе?
— Только не нужно раздеваться, хорошо? — смеется Хенджин, переводя взгляд на Феликса и сразу же становится серьезным.
Ли остановился и впился взглядом в землю. У него словно сработал триггер, как будто что-то сломалось в заводских настройках.
— Насчет этого, — бормочет Ли.
— Ты не обязан объясняться и прости за неудачную шутку, — Джинни становится очень стыдно за то, что он вспомнил случай в больнице, ведь Ли там был явно не в себе.
— Я привык, что мне нужно отдавать благодарность телом. Насилие для меня просто привычка, не более. И если бы ты тогда... Ну... — Феликс замялся.
— Изнасиловал тебя? — шепчет Хенджин и удивляется тому, как неестественно звучит его голос.
— Да. Я бы был в порядке, поэтому...
— Феликс, посмотри на меня, — Хенджин повернулся лицом к Ли.
Феликс поднимает глаза, в которых стоят слезы и эти глаза смотрят с такой преданностью и надеждой, что Хван удивляется, как в нем эти чувства не убили. Его потрясающие глаза цвета молочного шоколада и синего океана, его россыпь веснушек на бледной коже — это все потрясает сознание Хенджина. Он просто не понимает, как можно издеваться над ним, как можно причинить ему боль?
— Феликс, пожалуйста, забудь со мной про то, что твое тело — это разменная валюта, хорошо? Забудь про то, что я могу причинить тебе боль, если ты меньше и слабее, меня еще не значит, что я могу делать тебе больно, что могу пользоваться твоим телом. Ты просто потрясающий, и мысль о том, чтобы надругаться над тобой, — пугает меня, — Хенджин говорит эти слова твердо, смотря на Феликса, а у того слезы катятся по щекам, потому что по-другому он не умеет.
— Давай пойдем в общежитие? Тебе нужно отдохнуть, Ликси, — улыбнулся Хван.
Феликс потирает запястье и направляется за Хенджином.
— Болит? — ничего не скрывается под цепким взглядом Хвана.
Феликс лишь коротко кивает.
— Нужно было ему эту руку сломать, ублюдок, — рычит Хенджин.
— Все в порядке, это самое малое, что он мог сделать, — пожимает плечами Феликс.
Поднимается ветер. Он срывает листья, которые уже успели пожелтеть. Листья дрожат и медленно слетают, опадая на асфальт. Ветер треплет длинные волосы Хенджина, частично закрывая его лицо. Хван поднимает руку, чтобы убрать волосы, а Феликс отпрыгивает и вжимает голову, крепко зажмурившись. Хенджину впервые хочется убивать. Ему просто напросто хочется убить Сехуна, который до такой степени запугал Ли. Как можно ударить этого ангела? Как можно причинить ему боль? Феликс стал ассоциацией с хрустальной бабочкой в голове Хенджина.
— Хенджин?
Хван дергается от того, как дрожаще срывается его имя с уст Феликса.
— Да?
— Что за Аллая роза? Ты бандит? — это единственный вопрос, который крутился в голове Феликса. Неужели он связался с человеком, который замешан в плохих делах? Может, Хенджин вообще маньяк?
Но Хван лишь залился заразительным смехом, прикрывая рот ладошкой.
— Ликси, это объединение помощи животным, — Хенджин все еще не может перестать смеяться, — он тупенький, не проверит, а испугается знатно.
— Животным?
— Я ветеринар, спущу на него добермана Фею, которую привезли на стерилизацию, — улыбается Хенджин.
— Ты серьезно запугал моего бывшего объединением защиты животных? — Феликс тоже начал смеяться, а Хенджин растекся лужей.
Этот низкий смех, глаза полумесяцы и содрогающиеся плечи.
— Извини, пожалуйста, — резко опомнился Феликс.
— За что?
— Ну, за то, что смеялся, — буднично поясняет Ли и продолжает путь к общаге, которая уже видна.
— Ты не должен за это извиняться, хорошо? Мне нравится твой смех, — улыбнулся Хенджин и протянул руку, чтобы потрепать Ли по волосам, но тот опять испуганно дернулся. Поэтому Хван осторожно убрал руку и мягко улыбнулся.
— Пришли, —грустно улыбнулся Феликс, оглядывая старое здание общежития.
— У тебя же здесь все в порядке? Я слышал, что у этого общежития не лучшая репутация, —тревожно спросил Джинни, тоже переводя взгляд на здание.
— Да, конечно, все прекрасно!
"Прекрасно, для того, чтобы умереть от условий",— добавил Ли у себя в голове.
— Тогда, хорошо, — улыбнулся Хенджин, — я пошел?
— Да...
Феликсу очень не хочется, чтобы Хван уходил, чувство одиночества мгновенно подкрадывается к нему.
— Хенджин, постой, — неловко просит Феликс, очень нервничая почему-то.
— Да, Ликси? — тепло улыбается Хенджин, убирая прядь темных волос с лица и внимательно смотрит на Ли.
От этого "Ликси" бегут мурашки, а Феликс в который раз замечает, что у Хвана очень пронзительный взгляд, такой понимающий, внимательный к деталям. Хочется прислушаться к его взгляду, да, именно прислушаться, потому что его глаза говорят гораздо больше, чем слова.
— Спасибо, — Феликс опускает взгляд и жмурится от неловкости, — я не знаю, что со мной бы было, правда.
— Всегда пожалуйста, дай телефон, — Хенджин подтягивает ладонь.
Феликс неловко мнется, но все же достает старенький, убитый жизнью самсунг.
Хван недовольно повел бровью, но открыл набор номера и вбил свой номер телефона. Он нажал на вызов и тишину улицы разрезал звук айфона.
— Ну все, теперь у меня есть твой номер, а у тебя мой, — улыбается Джинни и протягивает телефон Ли.
— Пока, — машет Феликс и медленно поворачивается.
— Предпочитаю до встречи, — смеется Хван и тоже машет Ликсу.
Хенджин смотрит, как Феликс поднимается по ступенькам старого здания и набирает номер телефона.
— Бинни? Ты же сейчас в тринадцатой живешь? — спрашивает Хенджин, поворачиваясь спиной к зданию.
— Да, Хван, что тебе опять нужно? — бурчит сонный голос по ту сторону телефона.
— Ничего сверхъестественного...
***
Феликс в который раз бурчит себе, что здесь нарушают его личное пространство. Мало того, что приходится жить в комнате с двумя старшекурсниками, готовить есть на общей кухне, так теперь и в душ общий ходить.
Душ — это самая больная часть для Ли. Там нет ничего, кроме пластиковых перегородок между душами. Перед самим душем лишь небольшая комната с лавочками, где можно раздеться.
Ли заглядывает в душевую и видит, как минимум пять уже почти раздетых людей. Он поджимает губы и закрывает глаза, подумывая, что может ему и не очень-то нужно в душ. Но Ли все же переборол себя и вошел в комнату. Он забился в самый угол, развернулся спиной и замотался в полотенце, чтобы снять белье. Феликс ступает по холодному кафелю, молясь, чтобы здесь не было никакой заразы. Вода поначалу ледяная и бьет в разные стороны, потом становится чуть теплее. Зуб на зуб не встает после того, как Феликсу удается смыть шампунь с белых волос, ступни очень замерзли, а тело покрылось мурашками. Ли быстро кутается в полотенце и шлепает босыми ногами к месту с одеждой, где людей стало значительно больше. Феликс панически осматривается и совсем не понимает, как ему теперь одеться.
— Эй, ты! Чего как дева Мария замотался? Или ты все же баба и пришел здесь поглазеть? — выплевывает какой-то взрослый парень прямо за спиной Феликса.
Ли старается игнорировать слова, брошенные в его адрес, но на самом деле становится страшно, потому что он не совсем понимает чего следует ожидать от такого человека.
— Или стесняешься? Размером не вышел? — смеется кто-то еще, — ты зла не держи, но здесь таких петухов, как ты, не жалуют.
Феликс обернулся на эти слова. Он набирается сил для того, чтобы сказать что-то в ответ, постоять за себя. Он с самого детства молча выслушивал оскорбления, выслушивал смешки, а позже терпел издевательства и побои Сехуна.
Сейчас молчать Ли не будет, он сможет отстоять свое пространство и сделать так, чтобы больше никто его здесь не трогал. Но у сожителей Феликса были немного другие планы на его счет. Ли не сразу понял, что происходит, потому что вокруг поднялся шум, смех, гогот и улюлюканье. И лишь спустя несколько мгновений он понял, что полотенце, в которое так надежно был замотан, лежит у ног Феликса. Голова Ли закружилась, он совсем не понимает, чего от него хотят, чего эти люди добиваются, поэтому он поворачивается лицом к обидчикам и расправляет плечи.
— Смотрите, если так интересно, — низким голосом проговорил Ликс и смех стих.
— Это еще что за черт? — шепчет какой-то парень.
Неловкая тишина повисла вместе со словами Феликса. Его тело было очень худым, слишком худым, если быть точнее, но не это стало причиной шока сожильцев Ли. По всему телу виднеются свежие синяки от пальцев, особенно сильные гематомы на талии и бедрах, царапины и очень глубокие шрамы, как будто кто-то полосовал эту бледную, тонкую кожу ножом. Вероломно и жестоко. В разноцветных глазах Феликса видна боль, стыд и отчаяние, ненависть, плотно залегшая где-то рядом со слезами. Его начинает трясти и кадык нервно дергается.
— Что, мать вашу, здесь происходит? — рычит Чанбин у входа в душевую.
Увидев полностью обнаженного, трясущегося Феликса всего в синяках, он подлетел к Ли. Чанбин подошёл к Феликсу и замотал в полотенце, перед этим подняв вещь.
— Идти можешь? — шепчет Со.
— Могу.
Со мягко обнял Феликса за плечи и повел к выходу, бросая молнии взглядов в парней.
— Если я сейчас услышу, что вы обидели или сделали больно, обещаю, вся шайка Минхо окажется здесь через минуту, — рычит Чанбин напоследок.
— Что за хрень произошла с этим парнем? — последнее, что слышит Феликс, перед тем, как Со его вывел в холодный коридор.
***
— Оделся? — осторожно спрашивает Чанбин, заглядывая в комнату.
Феликс молча сидит на кровати, уперевшись пустым взглядом в стену.
— Расскажешь?
В ответ опять тишина, а Чанбин теперь теряется. Как выудить информацию? Что вообще успели сделать? А главное откуда отметины на теле Феликса.
— Давай так, они тебе что-то сделали? Били или делали другие... Нехорошие действия? Что-то кроме морального вреда? — осторожно спрашивает Со.
Феликс лишь мотает головой и хлюпает носом. Это чувство унижения, наверное, навечно будет ходить рядом с ним. Чувство стыда, беспомощности, невозможности себе помочь.
Чанбин раскрывает руки, приглашая в объятия, но Феликс лишь жалобно посмотрел на Со и лег на кровать, свернувшись комочком.
Ему снится сон и он столь правдоподобен. Его руки везде, они душат, перекрывая кислород, они давят, делают больно. Феликс морально разбивается в который раз, разрушается на кусочки. Ему хочется рыдать от боли внутри и снаружи. Губы Сехуна везде, как и его запах, его руки, его голос. Ли хочется сорвать куски кожи с тех мест, где его касались. Ему хочется спрыгнуть с кровати и убежать, но тело словно налито свинцом. Феликс чувствует внедрение в его тело, чувствует толчки, чувствует фрикции, чувствует кровь. Ни один их акт еще не был без крови Ли, он ненавидит весь мир, ненавидит себя и тот проклятый день, когда окрыленный чувством первой любви лег в постель с Сехуном. Он разорван в клочья, как морально, так и физически. Он бежит от абьюза, бежит от своего палача. Бежит в надежде сбежать от плохих мыслей, но мысли бегут вместе с ним. В его тело продолжают вбиваться, губы продолжают терзать, а Феликс так надеется, что он больше никогда не проснется.
— Плохи дела, Хван, — тихо говорит Чанбин, стоя на крыльце здания.
— Что случилось? — Хенджин подрывается с кровати, начиная одеваться.
— Он здесь не выживет, а еще его определенно точно недавно избили или что-то еще... Я не знаю, он не разговаривает, — обреченно сообщает Чанбин.
— Как он сейчас? — задает последний вопрос Хван, который и станет его решением.
— Спит, но он плачет и кричит во сне, — сердце Со сжимается, — он зовет тебя, Хван.
И каким бы бессердечным и безэмоциональным не выглядел Со, его так же тревожит этот паренек. Хотя бы потому что Хван впервые за последние два года заинтересовался хоть кем-то. А это значит многое.
