С осенним дождём приходит — Хандра Со слякотью серой стремится — Беда И боль из души, вырываясь, Кричит И сердце так сильно чего-то Болит... И слез упавших Не сосчитать И листьев опавших Водная гладь А сердце мое от чего-то Скулит
— Хенджин? — Да, лисёнок? — Ты можешь поцеловать меня? — севшим голосом спрашивает Ли. Хенджин запнулся и в шоке глядит на Феликса, что смотрит на него широко распахнутыми глазами в ожидании. — Ты уверен, что не назовешь это ошибкой? — осторожно интересуется Хван. — Да, полностью уверен, — заверяет Феликс и протягивает горячую ладонь, обхватывая длинные пальцы старшего. Хенджин крепче обхватывает руку Феликса и тянется к его пухлым губам. Отчаяние. Вот с чем был он. Полный отчаяния. В голове Феликса было пусто и только сердце колотилось быстро-быстро. Хенджин сразу же вспомнил Сынмина, его губы, его нежность и, кажется, наконец-то смог окончательно отпустить. Обхватив крепче нижнюю губу Феликса, он прижал к себе, крепко закрывая глаза. Ли приоткрыл рот для углубления поцелуя и кто такой Хенджин, чтобы ему отказать? Сердце ёкает и не это ли признак того, что Феликс не только хочет заглушить боль? Вероятнее всего, так оно и есть. Хенджин поглаживает его волосы и мягко приобнимает за талию. — Я знаю, что сейчас вообще не время для этого, но может быть мы попробуем начать встречаться? — отрываясь, спрашивает Хенджин, с надеждой заглядывая в родные разноцветные глаза. — Давай попробуем, и я это говорю не потому что мне нужно заглушить боль, — шепчет Феликс. — Но мне будет сложно после прошлых отношений, сам понимаешь... — Да, я постараюсь сделать все возможное для тебя. Хочу, чтобы ты забыл о боли. Я обещаю защищать и оберегать тебя, лисёнок, — тихо-тихо шепчет Хенджин куда-то в копну светлых волос Ликса. — Расскажи мне о Сынмине, — просит Феликс, устало прикрывая глаза. — Он стал моей первой любовью. Мы познакомились в игровом кафе, от него пахло мятной жвачкой, а волосы были непонятого цвета, — начал Хенджин, тоже закрывая глаза, — в этот же день началась гроза. Она и сыграла главную роль, у меня была очень сильная фобия, а Сынмин помог мне успокоиться. После этого мы ещё долго общались и начали встречаться. Он умер от остановки сердца, ирония в том, что мы прекрасно знали, что это однажды произойдёт, но все равно начали встречаться. Минни хотя бы умер счастливым. Феликс внимательно слушает, внимая каждому слову старшего, а когда он замолчал, то осторожно поднял глаза. Ли успел подумать, что Хенджин плачет или что теперь его настроение подобно его. Но Хван лишь тепло улыбается, вспоминая о своем любимом. — Почему ты так спокойно об этом говоришь? Тебе не больно? — шокировано спрашивает Феликс, потому что он не представляет, что смог бы сейчас говорить так же легко о своей матери. — Потому что я отпустил и боль утихла. Шрамы не болят, больше уже не болят, — сдавленно проговорил Хван. Они уснули этим вечером вместе. В одной кровати. Хенджин долго сторожил сон Феликса, пока не уснул сам. Он успокаивал младшего, старался унять боль. Кто сможет унять и понять боль сильнее, чем тот, кто с ней столкнулся? Хенджин знает каково это — терять, поэтому понимает очень хорошо. Унять боль невозможно, можно только понять, понять и поддержать. Подать руку и сделать все возможное, чтобы это маленькое сердце больше не клокотало от адской боли потери. Физическая боль отличается от моральной и как жаль, что ты не можешь выпить таблетку от нее... Очень жаль.три дня спустя
Серая дорога спокойно тянется вперед. За окном мелькают города, дома, поля и деревья. Скорость поезда кажется настолько высоко, что порой замирает сердце. — Спасибо, что был со мной сегодня. И я постараюсь вернуть деньги, — хриплым голосом выдавливает Феликс. — Конечно, Ликси, конечно, — шепчет Хенджин, крепко закрывая глаза. Это были очень сложные дни. Но Феликсу была нужна поддержка, такая, которую Джинни мог предложить. Хенджину было больно. Было больно видеть слезы, слышать истошный крик, замечать слезы по ночам. Он ничем не может помочь, только быть рядом, быть рядом и всего-то. Ли очень мрачный, угрюмый и временами очень тихий, настолько, что становится страшно. От весёлого милого Феликса не осталось и следа. Хван уверен, что он обязательно придёт в себя, что обязательно оклемается, что все обязательно будет хорошо, но этот момент навсегда оставит шрам на сердце Ликса. Для Феликса это была не приятная поездка домой, а целая пытка. Нельзя сказать, что его душу не грели родные улицы и дороги, но мысль о холодном теле матери отрезвляли. С возвращением к этой мысли становилось больно, а с каждым разом все больнее и больнее. Хенджин был рядом, да, но не так, как он себе представлял их первую поездку, не так представлял поездку домой, совсем не так. Вагон старого поезда сильно трясёт, дороги за окном так же сильно несутся. Но ощущение, что боль в жизни Феликса не закончится никогда, не прекращалось. Он лишь сильнее жмётся к Хвану, как к последней надежде, как последней волосинке за которую он цепляется. — По приезде хочешь отвлечься или ещё поскорбеть? — осторожно спрашивает Хенджин, потому что после похорон у всех возникают разные мысли. Кому-то от боли хочется кричать, кому-то о ней молчать, кто-то хочет забыться, а кто-то боится забыть. — Я хочу отвлечься и отпустить, — шепчет Феликс, сильнее прижимаясь к боку Хвана. — Я обещал Сынмину думать о нем с каждым дождём несмотря ни на что. Дождь уносит боль, говорят. И в правду, со временем я смог отпустить и теперь вспоминать только с улыбкой, — так же тихо отвечает Хенджин. Он приобнимает Феликса за плечи, ближе притягивая к себе. Ли сейчас такой тихий и спокойный, а в голове все ещё всплывает образ младшего, когда он навзрыд просил прощения у матери, когда держал руки, когда отвернулся на самих похоронах, не желая на это смотреть. Сейчас он спокоен, и это не может не настораживать сознание Хенджина. Он прекрасно знает, какие мысли возникают после данного обряда и что может произойти. — Давай сегодня полежим, посмотрим фильмы? — тихо спрашивает Феликс, поднимая глаза. — Конечно, лисёнок, — Хенджин готов на все, что угодно, лишь бы это солнце отвлеклось, лишь бы его боль стала хоть чуть-чуть меньше. Вагон все так же трясется, а поезд двигается, издавая успокаивающие звуки. Даль несётся очень быстро, впереди только два выходных не только для того, чтобы прийти в себя, но ещё и догнать все то, что он успел пропустить. — Хенджин? — шёпотом спрашивает Ликс, на что тот лишь кивнул. — Можно мне сходить на посвящение? Оно через полторы недели. — Конечно можно, зачем ты спрашиваешь? Только после заданного вопроса Джинни вспомнил в каких отношениях состоял младший до него и желание избить Сехуна накрыло его новой волной. — Я... — Привычка? Феликс только тихо кивнул. И так сильно хочется выпустить слезы, горько заплакать, уткнуться носом в пальто Хвана и заскулить со всей болью. Но что-то не даёт, что-то сдерживает или заставляет сдерживаться. — Еду и думаю, что было бы потрясающе сейчас упасть под этот поезд, — Ли просто выдаёт то, что было в мыслях всю дорогу. От озвученных мыслей Хенджин вздрагивает. Мурашки пробегают по телу, а он только крепче прижимает младшего к себе. — Я не переживу этого, умру вместе с тобой, — шепчет Хван, зарываясь носом в ароматные волосы младшего. — Луна не пропадёт с неба, звёзды не погаснут и ты продолжишь жить, — бормочет Ликс. — Зачем ты мне это говоришь? — напрягаясь, спрашивает Хенджин. — Потому что смерть наступает внезапно, никогда не знаешь, что может случиться и когда ты его можешь потерять, — тихо отвечает Феликс. И Хенджин задумался. Ведь он и вправду не знал, когда Сынмин уйдёт, не знал точной даты и времени. Но он так или иначе ожидал этого, знал, что это случится скоро. Оттого они проводили каждый день как последний, наслаждаясь друг другом и все равно зная, что этого будет недостаточно. Но почему об этом заговорил Феликс, Хенджин не понимает, ведь он не болен и так или иначе все в порядке. Он будет жить и понятное дело, что Ликс остается смертным, но он не должен уйти так рано. Сердце старшего не на месте от чего-то...***
Феликс залазит на кровать, на которой уже лежит ноутбук и куча подушек. Хенджин позаботился о комфорте и отошёл за едой. Ликс пока и правда не совсем понимает, что чувствует. Это чувство симпатии, благодарности, что это? В чувствах запутаться слишком легко, вот и Ли сейчас бродит в ворохе чувств, не совсем понимая, что ему теперь с ними делать. — Я принес вкусняшки, а выбор фильма полностью за тобой, — довольно выдаёт Хенджин, складывая тарелки с закусками на прикроватную тумбу из светлого дерева. — Я, если честно, не очень разбираюсь, поэтому давай ты? — Феликс заметно замялся. — А что ты обычно смотрел? — вопросительно поднимает глаза Хван. Феликс на мгновение задумался, а затем заметно помрачнел. — Смотрел триллеры и боевики, — как-то грустно отвечает Ли, и Хенджин сразу понимает в чем дело. — И тебе это нравится? — Нет, совсем нет, — сразу же отвечает Ликс, становясь ещё грустнее. — Я смотрел то, что смотрел Сехун, у меня права выбора не было. Он говорил, что у меня ужасный вкус и что такую инфантильную хрень смотрят только недоразвитые. — А триллеры, естественно, смотрят только высокие ума, — возмущенно бурчит Хван, — он очень недоволен, что такое происходит в наше то время. Феликс тихо кивнул и притянул к себе ноутбук. Глаза Хенджина не могут не радоваться, когда младший набирает в поисковик, что-то, что нравится ему самому. Отбить человеку желание смотреть и делать то, что он сам хочет достаточно просто, а вот вернуть это желание уже работа непростая. Заставка Марвел уже говорит о наличии хорошего вкуса, а дальнейшее не безызвестное начало "Железного человека" только поднимает Хвану настроение: им нравится одно и то же. Фильм идет, а Феликс весь погружен в сюжет, который уже более чем известен из-за многочисленных просмотров, и если бы можно было протереть дыру в фильме, то этот бы уже точно был в мелкую дырочку не иначе как по вине самого Ли. Но это не плохо, ведь если есть что-то, что хочется пересматривать, перечитывать, переслушивать целую вечность — это просто потрясающе, значит частица души все же затронута. Хенджин ненавязчиво посматривает в сторону младшего и прикладывает к его губам попкорн, рассчитывая, что младший откроет рот и съест предложенное, но никак не испугается. Хван немного расстраивается, что испугал младшего, на что тот лишь пообещал, что постарается привыкнуть. Хенджин очень на это надеется. Фильм подходит к концу, а Джинни уже добрых минут двадцать ощущает на своём плече голову младшего. И эта приятная тяжесть разливается по телу негой. Плечо уже давно затекло, рукой хочется пошевелить и, как назло, все тело чешется и лежит, как-то неудобно. Но Хенджин стойко все терпит, чтобы не тревожить спокойный сон младшего. Он невольно вспоминает притчу об обрезанном рукаве и улыбается этим мыслям. Притча гласила о китайском правителе, который состоял в отношениях с мужчиной. И однажды его возлюбленный уснул на длинном рукаве ханьфу* самого правителя. Когда ему понадобилось на собрание, то глава просто отрезал рукав, чтобы не тревожить сон любимого и заявился так к своим подданным. Вот и Хенджин сейчас ощущает себя тем правителем. За этими странными мыслями фильм подошёл к концу. И теперь новые мысли охватили голову Хвана: отнести младшего в комнату, или оставить спать с собой? С одной стороны было бы приятно поспать вместе, с другой — Феликс может испугаться чужого присутствия. Именно поэтому из двух вариантов Хенджин не выбрал никакой и сейчас идет на диван в зал. Бережно накрыв младшего пледом и выключив свет, он оставил Ликса и тихо вышел в пустую комнату. Это решение кажется наиболее верным на данный момент и ему кажется, что так он сможет нанести наименьший вред Феликсу.***
Ликс проснулся достаточно рано от назойливого писка будильника, вот только будильник был не его. Открыв глаза, он увидел комнату Хенджина без самого Хвана рядом. Утопать в мягкости подушек и одеял было просто потрясающе. Вот только непонятно, где сейчас находится старший, почему он не в своей кровати. Ликс ступает на мягкий ворсистый коврик голыми ступнями и тихо двигается в направлении зала. Хенджин нашёлся именно там. На широком очень мягком диване, свернувшись клубочком спит сам Хван. Без подушек и даже одеяла во вчерашней одежде. Он крепко спит, посапывая и шепча что-то во сне. Сердце Феликса пропускает удар, потому что сразу стало понятно, что Хенджин ушёл от него ночью. Вот только непонятно почему? Мысль о том, что ему неприятен младший, мерзким червяком зашевелилась в его светлой голове. Хенджин открывает глаза от того самого непонятного чувства, ощущения взгляда на себе. Он приоткрывает глаза и видит Феликса, который в упор смотрит на старшего. — Что такое? — испуганно спрашивает Хенджин, подрываясь на диване. — Ничего, — тихо отвечает Феликс, опуская глаза. — Феликс, ты обещал, что будешь разговаривать со мной. Что не так? — садясь на диване, спрашивает Хенджин, внимательно вглядываясь в лицо младшего. Ликс на мгновение замялся, обдумывая, стоит ли говорить старшему о его глупых мыслях или нет. Но увидев тревожное лицо, которое напрягается от одного взгляда Ликса, он решил, что, наверное, стоит рассказать. — Почему ты ушел? — тихо спрашивает Феликс. — Потому что тебе неприятно? Ликс опускает глаза, а тишина в ответ лишь напрягает и добавляет тревожности атмосфере. Эта тишина лишь заставляет подтвердить противные мысли, и от этого становится очень неприятно. — Конечно тебе неприятно. Я использованный, испорченный, — выплёвывает слова Феликс, — ещё насилованный и избитый огромное количество раз. Ты вероятно и встречаться мне предложил, наверное, только из-за того, что жалость играет. Ты же такой добрый, спасаешь животных и я... подобно подбитому зверьку. Хенджин напрягается из-за слов Феликса. Неужели младший действительно так думает? Все ещё не доверяет ему? И хотелось бы закатить скандал и показательно обидеться. Но Хван вспоминает о прошлом Ликси, обо всем, что с ним все это время происходило и только прижимает младшего к себе, обнимая. — Как ты можешь об этом думать? Как можешь говорить так о себе? — шепчет Хенджин, запуская длинные пальцы в осветленные волосы Феликса. — Я ушёл только потому, что не хотел пугать тебя, не хотел спать с тобой в одной кровати без твоего разрешения. Ты пугаешься даже резких движений, что уже говорить о том, что бы лечь с тобой в одну кровать, лисёнок. Сердце Феликса сжимается, а слезы медленно катятся по щекам. — Я и забываю временами, то насколько ты потрясающий человек, — тихо скулит младший в плечо Хенджина. Ли прижимается все ближе, словно пытается вдавиться и стать одним целым. За что ему такой подарок? За что такой человек рядом с ним? Наверное, после всей боли, что он пережил, теперь это его подарок, его заслуга. Но это, вероятно, не совсем так. — Не хочешь сходить на свидание? — мурчит Джинни в шевелюру Феликса. — Конечно, очень хочу, давай завтра после пар, хорошо? — отвечает Ли, думая о том, что все, наверное, налаживается. Но во всем хочется искать подвох, все кажется слишком простым. Слишком просто ему даётся счастье, ведь лёгок только путь в ад... * Ханьфу — традиционная одежда древнего Китая