То, что они любят.

Иногда Серёжа не мог перестать сравнивать своего Волче с... Орлом. А что? Все данные для этого у него были, по крайней мере по мнению рыжего. И не то что бы он был точь-в-точь похож на эту птицу по внешним данным, но что-то этих двоих точно объединяло. Взгляд надменный, цепкий очень, будто когти. Некая холодность от зрачков. Приподнятый подбородок, и какой-то выразительный нос. У Олега нос далеко не птичий, но сравнению это не мешало. Ну а что? Правда ведь напоминает. И эти мысли уже в который раз навещали Разумовского, когда он сидел в кресле за книгой и украдкой смотрел на Волкова, сидевшего на подоконнике у окна, с кружкой чая в руках. По стеклу дождь барабанит, небо совсем пепельное, но брюнет смотрит неотрывно, любуется. Думает о чём-то своём. О важном, очень важном. Он такой суровый всегда, когда думает. Он неспециально, правда, но оно так всегда, не раз Серёжа это замечал. Правда, разглядывать кареглазого издалека, да ещё и против света, было трудновато. От книги Серёжа совсем отвлёкся, неожиданно зацепившись за этот образ греческой скульптуры Олега. Плед, прикрывавший ноги, скользнул на пол, будто по велению хозяина, который встал на прохладный пол буквально через мгновенье. Поправил выбившуюся из хвостика чёлку, обычно мешавшую. Тихой поступью, словно кот, подходит к подоконнику. Маячит на перефирии у Волче, но тот не оборачивается. Слишком уж увлечён. Но посмотреть на рыжего всё же приходится, когда тот кладёт свою руку на мощное плечо брюнета, а взгляд голубых глаз настойчиво упирается в его лицо. Олег переводит на него взгляд и тоже в глаза смотрит. Оба как-то шумно вздыхают. — Что-то случилось? - немного хриплый голос прерывает тишину. — Красивый ты, но я вообще не по этому подошёл. Ухмылку Волков не сдерживает. Всё же приятно. — Ну а что тогда? — Просто на меня можешь смотреть. Хочу тебя поближе увидеть, а то у меня кое-какие вопросы появились к твоему лицу. Теперь уж смятение вместо улыбки. Впрочем, это же Серёжа. Проще сделать как он хочет. Да и к тому же интересно, чего же он такого хочет. А Разумовский не стесняется и исследует это лицо Давида. И ведь лицо друга правда напоминает мраморную статую. Точёное и точное. И выразительное, даже в спокойном состоянии. Некоторые скульптуры поярче людей эмоции показывают, но с Олегом такое не пройдёт. Такая горбинка у него на носу говорящая. Странные мысли? Нет же! Ну вы посмотрите! Утоньчённее лица вы не увидите ни у кого. А лицо чьё? Волкова. А Волков чей? Его. Серёжин. И весь он Серёжин. Голубые глаза прикрываются ресницами, а суховатые губы касаются горбинки Олега. Тот не сдерживает лёгкого смешка и смотрит на такое близкое лицо друга. — И что это было? С лицом моим проблемы решал? В глазах огоньки задорные. Блестят. Искорки танцуют. Серёжка забирается на подоконник, кладёт руки на плечи Волковы. Тело нежное, а смотрит-то серьёзно. Брюнет так сейчас не может. — Мраморный ты, Олеж. Дорогой очень. Буду тебя от всех беречь и хранить. Бровки светлые чуть хмурит. Вновь целует горбинку выступающую. У кареглазого на щеках румянец. Верит всей душой Серёже. Утыкается носом в шейку. Он в безопасности.