То, что они любят.

Серёжа постоянно работает за компьютером. И со времён школы, и со времён института. С техникой он чуть-ли не сроднился, так что бумажную работу он уже не признавал. Слишком это медленно и неудобно. Поэтому буквально каждый день рыжий вставал, заваривал себе кофе из пакетика и шёл к столу. Садился на рабочее место в максимально неправильную по мнению ортопедов, но такую удобную позу, в которой и проводил помногу часов. И после таких положений и шея, и спина плакали горькими слезами, заставляя Разумовского расплачиваться за свои ошибки. Но, к сожалению, на ошибках мужчина учиться не хотел, продолжая сидеть так, будто он не хотел занимать много места в пространстве и просто сжимался в комок, сидя на кресле. И надоедать это начало даже не Серёже, а Олегу. Слишком он часто говорил своему другу о нормальной посадке и слишком уж часто он слышал жалобы от него, ведь слушать Волкова голубоглазый не очень хотел. Но он не оставлял попыток образумить рыжего, продолжая словно мантру ему повторять, что его спина спасибо за такое к ней отношение не скажет. Очередной рабочий день. За компьютером Серёжа сидел уже не меньше четырёх часов, не отрываясь от него. Сидел и ругался, иногда по столу стучал, пару раз просил Олега ещё ему кофе сделать. И наконец он смог управиться со всеми делами, свалившимся на него ещё несколько дней назад. Разумовский с облегчением выдыхает, отъезжает от стола и встаёт с кресла. И тут уж позвоночник даёт о себе знать. До Волкова, сидевшего на кухне, доносится протяжный жалобный стон. Брюнет вздыхает, понимая, что же случилось. Опять. Чуть хмурится, телефон на столе оставляет и идёт к несчастному другу. Зайдя в комнату он видит рыжего, облокотившегося руками на стол, грустно смотрящего куда-то вниз. И вновь кареглазый вздыхает, встав в дверном проёме и сложив на груди руки. Разумовский приподнимает голову и смотрит на Волкова. — Я тебе говорил что из-за того, как ты сидишь, у тебя спина болеть будет? - спокойно и негромко, но достаточно сурово спрашивает мужчина. — Говорил... — И что ты сделал? — Опять неправильно сел... - отвечал голубоглазый немного стыдливо, как провинившийся ребёнок. Снова чуть взгляд опустил. Волков неодобрительно качает головой. — Оле-еж, - тянет жалобно, с просьбой. — Олеж, сделай мне массаж, ну пожалуйста... Так шея болит, - немного губы надул, брови домиком сложил. Опять на ребёнка похож, честное слово. Он уверен, что друг согласится, но тот будто бы для приличия выжидает и хмурится чуток. И всё же кивает. — Ну хорошо, несчастный. Футболку снимай и ложись. Серёжка улыбается. "Уломал", - даже с какой-то гордостью думает рыжий, стягивая с себя огромную домашнюю серую футболку, оставаясь в коротеньких шортах. Плюхается на кровать со скрипом пружин, подушку хватает ближайшую и кладёт под голову. Сгибает ножки, болтает ими и улыбается. Обернулся через плечо и ждёт, губы покусывает. А Олег стоит, любуется на своего чудика. Не может сердиться на него и улыбку лёгкую сдержать не может. Но поймав на себе взгляд голубых глаз будто опомнился и быстро залез к другу на кровать. А для удобства выполнения его просьбы аккуратно, что бы больно не сделать, садится Разумовскому куда-то на поясницу. А тот ойкает и глупо хихикает из-за этого. — Ты только не раздави меня, сильный мужчина, - шутливо говорит Волкову рыжий. С его стороны слышится фырканье. — Не раздавлю, не бойся. Я буду осторожен, - после этих слов голубоглазый одобрительно кивает. Наконец оба замолкают. Серёжа закрывает глаза в предвкушении, ёрзает немного и расслабляется. Ждёт терпеливо, хотя в глубине души от любопытства сгорает. А друг не спешит. Чуть потёр ладони друг о друга, а после положил их на плечи рыжего. Большие, тёплые. Тот выдыхает в подушку, невольно сжав её пальцами на пару секунд, после чего сразу отпускает. А руки начинают блуждать по спине, плечам, пояснице, лопаткам. Давят куда нужно - Олег хорошо знает точки, которые обеспечивают мышцам расслабление. От круговых движений по светлой коже Разумовского бегают мурашки, а иногда можно услышать и блаженное мычание. Ну конечно, как же не испытывать удовольствие от умелых рук Волкова.. Но со спиной покончено, надо подниматься выше. Грубоватые руки неспеша, осторожно и даже нежно движутся вверх, к шее. И стоит пальцам коснуться этой тонкой, такой эстетичной части Серёжи, как он крупно вздрагивает и можно без проблем услышать судорожный выдох. Голубоглазый сам от себя не ожидал такой реакции, так что чуть-ли не перестал дышать, замер. Брюнет был удивлён не меньше, из-за чего отдёрнул руки. Мало ли что случилось. Но достаточно скоро в голову начало приходить осознание, что же вызвало столь бурную реакцию рыжего друга на обычный массаж. И мысли, пришедшие с осознанием, вызвали лёгкую улыбку на лице Волкова. Медленно, и слова не сказав, опускается вниз. К фарфоровой шее. Горячее дыхание обжигает столь чувствительную часть тела, что вызывает ещё больше мурашек. Такая реакция заставляет бабочек где-то внутри вспорхнуть и начать танцевать свои странные танцы. Ждёт немного, храбрости набирается. И всё же касается шеи губами. Мажет ими нежно, невесомо, чувственно. Надломленно мычит Серёжа. Тянет внизу живота. Мурашки бегут табунами. Тепло, жарко, горячо. И все эти чувства на двоих. Сердце стучит громче и быстрее, дыхание невольно учащается. Оба слышат глухой стук. Знают, что это. — Олеж... - непонятно зачем, почти неслышно шепчет голубоглазый. А голос даже так дрожит слышно. А Олеже слова и не нужны, он и так всё понимает. Руки стекают с шеи на плечи, с плеч куда-то на грудь, оттуда на талию. Пальцы сплетаются в самый крепкий в этом мире замок. Не отпустит Серёжу. Ни за что. Жестковатыми губами снова касается шеи. Рыжие прядки обрамляют чудесные линии. Шею начинают осыпать поцелуями любви. Каждое касание отзывается мычанием, вздрагиванием и тихим стоном. Серёжа себя в таких делах сдерживать и контролировать вообще не умел. И кареглазому это до жути нравилось. Сам с ума от этого сходил. А рыжий буквально расплывается под Волковым. Нащупал его руки и сжал запястья. Стоны уже сдерживать не пытается. И Олег понимает, что ХОЧЕТ. Но... Нет. Не сейчас. Точно не сейчас. Старается не сорваться, повторяет себе, что не время. Опускается всем телом к голубоглазому и вместе с ним переворачивается набок. Разумовский от таких перемещений в пространстве лишь с непониманием жмурится, но потом всё опять на места встаёт. Жмётся спиной к груди Волче, руки его уже полноценно обхватывает. А брюнет утыкается ему в шею носом. Губами касается. Такая красивая... — Не отпущу тебя, - тихо, но твёрдо и серьёзно говорит кареглазый. Серёжа улыбается невинно, а сам красный от стыда и смущения. — Я никуда не уйду. Никогда.