***
Вечеринку устраивают не совсем те, кого ты ожидал. Ребята из Восстановления — недавно переименованного Сопротивления — оказываются слишком заняты, чтобы подготовить сюрприз самостоятельно, и морфов в эту историю оказывается вовлечено намного больше, чем ты мог представить. Большая часть этих ребят тебе незнакома, но все они как один поначалу пытаются тебя поздравить, подбодрить и выразить восхищение твоей доблестью и смелостью. У тебя сегодня праздник. Тебе исполняется шестнадцать. И об этом знает, кажется, весь Мобиус. А ещё мобианцы, оказывается, до сих пор помнят своих героев. И почему-то подозрительно много народу в курсе, чем ты занимаешься в отставке и какой груз ответственности самоотверженно носишь на плечах. Тебе только ленивый не успевает сказать, как сильно восхищается твоим бесстрашием и способностью ютить у себя бывшего врага. Это, по идее, должно оставаться секретной информацией. Но сей факт волнует, видимо, только тебя одного. Народу в маленьком ресторане — не протолкнуться. Морфы, в основном подростки, активно снуют с места на место, танцуют и балуются разрешённой выпивкой. Официальная часть встречи заканчивается, и теперь, пользуясь случаем, все желающие могут развлечься на полную катушку. Тебя в нынешнем раскладе радует только то, что после поздравительной речи какого-то ушлого медведя, большая часть толпы теряет к тебе интерес. Ты до сих пор не любишь находиться в центре внимания. На самом деле, тебе в душном ресторане в принципе неуютно. Ты бы предпочёл отпраздновать свой день рождения в обстановке более закрытой и тихой, в кругу близких. Ну, самых близких товарищей. Но сейчас у тебя не получается даже пробиться к верхушке, ныне, Восстановления. Где-то там, в центре внимания, мелькает синяя игольчатая макушка. Она была твоим ориентиром, когда ты ещё пытался пробиться сквозь толпу фанатов к Сонику и его знаменитым друзьям. Но ты, как друг менее знаменитый и послуживший лишь предлогом, чтобы выманить к народу синего героя, остаёшься не у дел. — Что? «Поматросили и бросили»? — спрашивает хриплый насмешливый голос, когда ты, оттеснённый куда-то в тихий уголок, падаешь в мягкое кресло и оставляешь попытки пробраться к боевым товарищам. Обладателем голоса неожиданно оказывается тот самый медведь ведущий, руководивший твоими чествованиями в начале вечера. — Да нет, просто… — пытаясь хоть что-то ответить, ты невнятно лепечешь какой-то набор слов, но, так и не связав их в единую конструкцию, затыкаешься, после чего, махнув рукой, роняешь голову на высокую кожаную спинку. Дома кресла у тебя низенькие, и это, наверно, единственный плюс, который ты находишь в этом ресторане. Безумно сильно клонит в сон, будто выход в свет выпил из тебя больше сил, чем последняя неделя бытовых забот. — Да не тушуйся ты, — щёлкает зажигалка и морф, почувствовавший себя хозяином положения, вальяжно затягивается сигаретным дымом. — Мы всё понимаем. — «Мы»? — чужие интонации так неприятно царапают слух, что ты даже находишь в себе силы взглянуть на собеседника. — Мы, — многозначительно кивает тот, смахивая пепел в пустой, кем-то позабытый стакан. — Все обычные морфы, которые остаются в тени сиятельной компашки. У тебя даже брови в изумлении приподнимаются: столько неожиданной пренебрежительности и презрения прозвучало в словах медведя. — Прежде чем начать защищать своих «друзей», ты послушай, — сразу же подбирается он, только заметив в тебе намёк на несогласие. — Мы ведь все, кто инструмент в лапы взять мог, от мала до велика, в прошедшей войне участвовали. Не только эти… герои. А вся слава достаётся им. Словно они не такие, как другие морфы. Словно они выше нас и заслуживают большего внимания и почёта. Да чтоб их! Я даже не уверен, что они, если б поставить, например, меня и шакала того драного, который нас всех чуть солнцем не убил, отнеслись ко мне с большим пониманием, чем к нему. Медведь ворчит, снова затягивается и, недовольно пыхнув дымом, нервно дёргает ухом. Округлым. Маленьким. Наполовину разодранным. — Но Соник и ребята спасали всех нас. И спасли, — ты всё-таки пытаешься возразить, но из-за усталости — вяло и не слишком убедительно. — Ага, как же, — морф фыркает и неожиданно хлопает тебя по плечу, едва не вышибая дух из груди. — Это же был ты, Кай! Ты помог вытащить синего недоумка из плена. И ты же развеял иллюзию Солнца! Дури у собеседника хватает, чтобы заставить тебя согнуться и закашляться. Не ожидал… Зато это заставляет тебя встряхнуться и посмотреть на дружелюбно скалящегося медведя яснее. — Наконец-то у нас появился нормальный, не зазнавшийся, не забывший, за что он сражается, герой. Внезапная похвала тебя дезориентирует. Ты не знаешь, как реагировать на неё, и растерянно чешешь за ухом. Это, вполне ожидаемо, воспринимают за скромность и неловкость. — Не тушуйся, — медведь по-отечески треплет тебя по голове. — Уж кто здесь и должен был оставаться в центре внимания, так это ты. Я старался как-то это устроить, но звёздная компашка примагнитила к себе все взгляды сразу, как появилась в поле зрения детишек. Он вздыхает, убирая руку, смотрит на тлеющую сигарету и тушит её наконец, притопив в остатках выпивки. Ты в это же время возвращаешь съехавшие к носу очки на место и пытаешься уложить шерсть нормально. — Дети… ведутся на модные образы, — брюзгливо продолжает морф через пару мгновений молчания, потом вдруг переходит на доверительный, мрачный, но не злой тон: — Иногда мне кажется, что эти ребята: Соник и его компания, — пришельцы какие-то. Не от мира сего они. И наверно даже хорошо, что ты от них оторвался. Никакому нормальному морфу не стоит с ними связываться. Ничего хорошего их судьбы не сулят, так я думаю. Ты смотришь на него непонимающе. Его слова не находят в тебе должного - ожидаемого - отклика, но... они застревают у тебя в голове. Давно уже немолодой, жизнью, видимо, сильно побитый медведь уходит куда-то, а ты, приткнувшись затылком к спинке кресла, думаешь об услышанном. Вот так это выглядит со стороны?***
Время близится к полуночи. Вечеринка даже не думает заканчиваться, но судя по тому, что рядом с тобой никто не крутится, больше тебя здесь не держат. Можно возвращаться домой. Перед уходом ты собираешь с собой немного угощений. Возможно, на завтрак. К главному выходу не пробиться из-за чересчур высокой плотности толпы. Но, к счастью, рядом обнаруживается чёрный ход через кухню. Дежурные работники ресторана оказываются так добры, что пропускают тебя наружу без вопросов. А на улице ты, внезапно, натыкаешься на ещё одно одинокое лицо. — Разве ты не должен быть с ребятами? — вопрос срывается с языка раньше, чем ты успеваешь придумать фразу пооригинальнее. Морф, нежно укрытый прохладным сумраком ночи, усмехается и отпивает, судя по запаху, кофе из пластикового стаканчика. — А разве это не твоя вечеринка? — сглотнув, тем же тоном отзывается он. — Меня, фактически, принудили, — ты разводишь руками, встречая смешливый взгляд зелёных глаз. Шуршит пакет с едой. — Решил угостить его? — Соник кивает на пакет и смяв опустевший стаканчик, метко швыряет его в мусорную урну. А вот этот вопрос уже сбивает тебя с толку. Сначала ты не понимаешь его смысл, потом удивлённо моргаешь и переводишь взгляд с синего ежа на продуктовую ношу. Логическая цепочка складывается с почти слышимым щелчком, и ты неловко прижимаешь уши к голове. — Ему же нельзя такое. — Ему много чего нельзя, — ёж фыркает, прочёсывает, будто смущённо, иголки и произносит после паузы, полной сомнений. — Разве это важно, когда его жизнь может оборваться в любой момент? Он дружелюбно хлопает тебя по плечу и возвращается в ресторан. Ты провожаешь его взглядом, но сам, растерянный, застываешь на месте на несколько лишних минут. Только ночной мороз, пробравшийся под праздничную рубашку, измятую пребыванием в душном помещении, заставляет тебя сдвинуться с места.