***
На улице свежо. Спокойно. Освещение ещё не ко всем дворам подключили, поэтому ночью достаточно темно, чтобы на небе можно было разглядеть звёзды. Если бы внутренняя нервозность и волнение за дурковатого шакала не подгоняли, ты бы мог задержаться на свежем воздухе подольше. Просто чтобы проветрить голову и, до боли напрягая глаза, запечатлеть в памяти ещё один образ переменчивого небосвода. …белочка продавщица в круглосуточном магазине окидывает тебя странным взглядом, когда ты подходишь к кассе и выкладываешь на ленту свои покупки. Непонятно, что настораживает её больше: твой выбор или помятая окровавленная рубашка. — Пакет? — с отстранённой вежливостью спрашивает она, проявляя поразительную деликатность, но даже не пытается скрыть пытливого интереса, разгоревшегося в блеклых синих глазах. — Спасибо, не нужно, — дежурно отмахиваешься ты и без лишних комментариев торопливо расплачиваешься. Оставаться вежливым моральных сил у тебя уже нет. Как и, тем более, желания объясняться в чём-то перед посторонним морфом. Что бы себе эта девушка теперь ни надумала. Ты забираешь покупки, распихиваешь упаковки по карманам и, насупившись, торопливо возвращаешься домой.***
Как бы ни хотелось верить, что на вторую попытку в один день Инфинита не хватит, нервничать от этого ты не перестаёшь. Но шестое чувство всю дорогу молчит, никакие дурные мысли не вспыхивают в голове, подгоняя ворваться в квартиру поскорее, и у тебя получается зайти домой в этот раз нормально. Ты даже снимаешь ботинки и оставляешь их возле порога. А по пути к спальне расстёгиваешь и скидываешь куда-то на пол испачканную рубашку. — Я уже подумал, ты решил сбежать. К счастью, Инфинит встречает тебя в ясном уме и живом теле. Он, кажется, за прошедшее время даже положение в постели не переменил. Когда ты подходишь ближе, садишься на прежнее место и прикасаешься к его руке, ты чувствуешь, как сильно та напряжена. Он весь зажат от волнения и настороженности. — Дома ничего нужного нет, — ты пожимаешь плечами и, опомнившись, вытаскиваешь из карманов презервативы и жмотно-маленький тюбик смазки. — У меня не то, чтобы было время на любовников. Провожая все эти вещи взглядом, Инфинит умилительно-славно, едва заметно краснеет и, сглотнув, взгляд отводит в сторону. Будто никогда ничего такого не видел. Или не привык видеть. Или просто не задумывался, что необходимо для исполнения его желания и как это в целом будет происходить. — Ты ещё можешь признать, что это глупая затея, — невзначай, осторожно предлагаешь ты. Но Инфинит мгновенно вскидывается настороженной ищейкой и впивается в тебя, пусть частью испуганным, но в остальном – требовательным взглядом. — Хватит уже тянуть, — вновь срывается на рычание он, и ты примирительно поднимаешь руки, старательно прогоняя из головы картину, в которой разозлённый шакал вцепляется клыками тебе в глотку. Воображаемая сценка выходит на редкость яркой и настырной. — Успокойся. Руки, поначалу неловко, тянутся к его лицу, и ты осторожно касаешься светлой, едва-едва подсохшей шерсти на впалых щеках. Инфинит всё ещё нездорово худой и болезненно слабый. Прошедшие недели домашнего ухода заметных положительных результатов не принесли, и… тебе немного страшно делать это с ним. Но в голове как нельзя вовремя всплывают недавние слова Соника, и ты решаешься, оставляя все сомнения на потом. — И постарайся расслабиться, — добавляешь, подаваясь ближе всем телом. — Иначе тебе будет очень больно. Инфинит смотрит в твои глаза, пока может. Но ты вскоре притираешься к его шее, разрывая зрительный контакт, и он – ты не видишь, но чувствуешь – слабо жмурится, с вымученным доверием запрокидывая голову. Беззащитный и болезненно открытый… ты шумно сглатываешь и с трудом давишь в себе взбудораженную дрожь. Сдерживаться трудно, но приходится. Инфинит очевидно не привычен к сексу, и он всё ещё ужасно хрупок физически, чтобы ты мог выпустить себя из рамок самоконтроля хоть немного. От этого, как ни странно, оставаться нормальным тебе только сложнее. Шея тонкая. Под шерстью, нервно вспушённой, очень тонкая и сейчас – особенно чувствительная из-за широкого страшного синяка, окольцевавшего всю её поверхность. Ты тепло выдыхаешь на неё. Инфинит чуть заметно дёргается. Тебе хочется усмехнуться в его шерсть, но вместо этого ты, игнорируя нытливую боль в неудобно согнутой спине, прижимаешься к чужой шее ртом. — Зачем… это? — сдавленно шепчет он, вытягиваясь, будто в попытке уйти из-под касания, но так лишь сильнее открываясь. Ты не отвечаешь хотя бы потому, что не до конца понимаешь смысл вопроса. Вместо этого пользуешься возможностью и проводишь языком по ямочке под нижней челюстью. Уже не слышишь, но чувствуешь, как Инфинит опасливо сглатывает. Прикрыв глаза, ты вылизываешь его шею и в это время, не прерывая касания, опускаешь руки ниже. Ладони находят себе место на рёбрах. Под правой, разгоняясь, бьётся испуганное сердце. Ты чувствуешь, как с вдохом расширяется его грудная клетка, как тонкая шкура обтягивает рёбра, натягивается пугающе сильно… и на выдохе расслабляется. Инфинит дышит глубоко и уже – шумно. — Всё будет хорошо, — произносишь ты, ненадолго остановившись. — Это не страшно и, если расслабишься, не больно. Доверься мне, Инфинит. Я не желаю тебе зла. Ещё бы его это сразу успокоило. Но тело под руками обмякает настолько, насколько Инфинит может довериться тебе. И ты пользуешься этой возможностью, прежде чем сомнения охватят его вновь. Наверно последнее, что Инфинит от тебя ожидает, — это поцелуй. Но тебе хватает наглости прикоснуться к его рту губами и, после мгновения растерянного сопротивления, вынудить его поддаться. Оказывается, он не умеет целоваться. Как ни странно, тебя это совершенно не волнует. Ты умеешь вести, даже когда партнёр ничерта не смыслит в сексе. Инфинит придушенно мычит в поцелуй, когда ты случайно кончиками пальцев задеваешь грани рубина, впивающиеся в его грудь. Кожа кажется воспалённой, когда прикасаешься к ней. Но… Ты отстраняешься, чтобы взглянуть на его лицо. Раскрасневшийся и взбудораженный, хватающий ртом воздух… Инфинит всё ещё боится любой неожиданности с твоей стороны, но теперь его захватывает ещё и растерянность. Он шипит и смыкает зубы, когда ты снова, едва обозначая касание, трогаешь его в чувствительном месте. Но двуцветные глаза влажно блестят и смотрят недоверчиво-удивлённо… Не похоже, что это причиняет ему боль. И Рубин Иллюзий засвечивает короткими пульсирующими вспышками от каждого прикосновения. — Так необычно, — низко протягиваешь ты и отстраняешься, чтобы стянуть штаны. Третий раз вслух про возможность остановиться ты уже не напоминаешь. Аккуратно расстёгиваешь ремень на брюках. И, замешкав, но всё же снимаешь и убираешь очки на тумбочку. Просто ждёшь со слабой надеждой, что страх и недоверие пересилят упрямство. Однако Инфинит в определённых вещах оказывается даже слишком упрямым и целеустремлённым. — Откуда ты всё это умеешь? — подозрительно спрашивает он, когда ты, затолкав одеяло куда подальше, забираешься на постель полностью и встаёшь на колени между его бёдер. Нога всё ещё в гипсе. Но на днях его уже должны будут снять. Можно не обращать внимание. Руки… с ладонями нужно поосторожнее, но их целостность зависит уже не от тебя, а от того, будет ли Инфинит пытаться царапаться (что-то подсказывает – будет, и очень даже активно). — Была нужда научиться, — хмыкаешь ты безразлично и наклоняешься, опуская ладони на простыни по бокам от узких костлявых плеч. Без очков зрение начинает тебя подводить. Ты морщишь нос недовольно, безуспешно пытаясь вернуть окружающему миру прежние ясные очертания. Однако быстро понимаешь, как это выглядит и насколько это в принципе бесполезно… насилу успокаиваешься, утихомиривая всколыхнувшееся в груди беспомощное чувство. Всё в порядке. Ты не совсем слеп. Но теперь черты шакальего лица расплываются, ты не можешь точно увидеть, что он чувствует и как на тебя смотрит. Остаются только звуки. И прикосновения. Ты этого не видишь, но знаешь – не раз говорили – глаза у тебя темнеют. Стеклянный взгляд – не лучшее успокоительное для взволнованного морфа, поэтому ты спешишь сомкнуть веки и вернуться к ласкам. Тебя не одёргивают, Инфинит не пытается вырваться из-под рук, и это кажется хорошим знаком. Он кладёт руки на твои плечи, когда ты наощупь, мазнув носом по мокрой щеке, находишь его губы, чтобы вновь поцеловать. Ты чувствуешь сухие бинты. Чувствуешь, как под повязкой тяжело гнутся плотно перевязанные пальцы. Инфинит неловко ерошит шерсть на плечах, хотя хотел бы, наверно, вцепиться в тебя когтями. Не прошло и прелюдии… Вместо него вцепляешься ты: поцелуй, вдруг, становится подавляющим, напористым. Ты наваливаешься на шакала сильнее, отчего он мычит непонимающе и сбивается в дыхании. Тебе нравится это мгновение расслабленной вольности, но потом приходится взять себя в руки обратно. — Прости, — неловко извиняешься ты, выдыхая прямо на мокрые зацелованные губы, которых едва не касаешься своими. Уши дёргаются и непроизвольно прижимаются к голове, когда Инфинит клацает зубами, смыкая челюсти, и шуршит наволочкой. Отворачивается - наверняка поджимает губы - и шумно дышит носом, как будто это поможет ему выровнять дыхание. Ты улыбаешься, пряча лицо в шерсти на его груди, и вслепую ищешь оставленный где-то рядом тюбик смазки. Хрустко щёлкает крышечка. Инфинит вздрагивает. Холодный и скользкий состав пачкает пальцы, и ты размазываешь его лишь сильнее, разогреваешь, перетирая между мягкими подушечками. Хорошо, что когти не так давно подстриг и они уже успели затупиться. — Расслабься, — повторяешь уже в который раз и поднимаешь задницу повыше, чтобы свободно проскользнуть рукой между шакальих ног. — Как я могу-.. — огрызается он, только чтобы тут же с шипением затихнуть. Ты находишь, носом притёршись, маленький холодный сосок и прикусываешь его слабо, дразнясь. В этот момент пальцы касаются Инфинита под хвостом. Он пытается свести ноги, но тебе приходится, вжав широко расставленные колени в матрас, пресечь этот порыв. Поздно уже сдавать назад. Тебе нравится чувствовать под щекой биение его сердца. Нравится слышать, как он сбито дышит и вязко сглатывает в волнении. Нравится чуять его странный, почти призрачный запах, хорошо ощутимый лишь вблизи. Нравится трогать его. Пальцы, надавливая, но не проникая, кружат возле входа и растирают по нему смазку. Запястьем ты чувствуешь, как подёргивается, едва-едва шевелясь, длинный шакалий хвост. Так и подмывает схватить его и крепко сжать, но… тебе нельзя отвлекаться. Первый палец проникает внутрь, и Инфинит давится вдохом. — Шшш, — шелестишь на выдохе и целуешь заметно очерченное под шкурой ребро. — Это только начало. Он мог бы, наверно, многое высказать на этот счёт, но ты двигаешь рукой, проникаешь глубже и начинаешь выученно растягивать его не знакомое с такими ласками нутро. Как туго всё идёт… на мгновение тебя хватает за горло сожаление. Остро скользит по позвоночнику полоса взбудораженных мурашек, но ты отбрасываешь куда подальше сладкую мысль ворваться в узкое тепло шакальего тела прямо сейчас. — Это всегда так… так странно? — а у Инфинита ещё хватает сил на вопросы. Поразительная выдержка при ужасающей чувствительности. Это тебе тоже… нравится. — Зависит от тебя, — ты, не горящий желанием отвечать, хмыкаешь и, выскользнув на мгновение, проталкиваешь внутрь уже два пальца; шакал вскидывается, сжимается, и до тебя даже не сразу доходит, что скулишь здесь именно ты. — …и твоего партнёра. Становится жарко. Лицо пылает, как и уши, и сердце, забившееся вдруг быстрее, и пах, горячий как ничто другое. Кажется, ещё немного – и там что-то загорится. Однако через пару мгновений не пожар начинается, а показывается член, выскользнувший из складок кожи и шерстяного укрытия. — О Хаос, Инфинит, заткнись, пока мы не закончим, — ты почти стонешь, не выдержав, когда чувствуешь, как неугомонный шакал набирает воздух для нового вопроса. Тёмная натура требует поучения, и ты отчасти поддаёшься её влиянию, но действуешь, всё-таки, осторожно. Пальцы не царапают ничего внутри, только толкаются резче, находят и оглаживают чувствительную точку. Инфинит вскидывается, коротко взвывает, и улыбка на твоём лице превращается в усмешку. Его ладони сжимаются на плечах крепче, неспособные поцарапать, но в силах хотя бы держаться. В низ живота, едва прикасаясь, утыкается что-то чуть влажное и горячее. Теперь ты мог бы ублажить его по-другому. Так было бы проще и… «чище». Но Инфинит слишком явно просил иного – полного спектра ощущений, чтобы тебе сейчас хватило бессердечия – и выдержки – резко переключиться. Пальцами ты вскоре делаешь достаточно, чтобы уберечь шакала от боли и травм. Это может быть неприятно, — произносишь мысленно, чтобы не нарушать устоявшееся созвучие вдохов и редких, но пробирающих до мурашек стонов. На мгновение отвлекаешься – чуть не забыл про презерватив. В этот раз, чтобы не шарить по постели вслепую слишком долго, ты открываешь глаза и быстро находишь расплывчатую тёмную форму коробочки с контрацептивами. Инфинит следит за твоими действиями. Ты не видишь выражение его лица, но глаза его сияют достаточно ярко, чтобы различить направление взгляда. Хотя бы примерно. Он щурится, когда ты сосредоточенно расправляешься с резинкой. И дёргается, когда твои ладони возвращаются на тощие бёдра. Ты ждёшь, что сейчас, в последний момент, Инфинит всё-таки решит отстраниться. Резко передумает, ощутив горячую плоть, приткнувшуюся ко влажному, бережно растянутому входу, но… ничего не происходит, и он лишь судорожно вздыхает, сжимается, когда ты двигаешь бёдрами и медленно проникаешь внутрь. Шакалий хвост метёт по простыням, вздёргивается и третьей рукой обнимает тебя, щекоча вздыбленной шерстью спину. Мурашки бегут по позвоночнику, сводит от напряжения между лопаток… ты действуешь осторожно, но как же это тяжело, когда член сжимает горячее и – несмотря на все старания – узкое нутро. Медлить не хочется, но… Но. Но внезапно чужие руки, едва цеплявшиеся за плечи, сдвигаются выше. Инфинит крепко обнимает тебя за шею, здоровой ногой давит на поясницу и притягивает ближе к себе. От неожиданности ты полностью поддаёшься чужому порыву, болезненно-резко входишь до конца и, вдруг, оказываешься вознаграждён за это сладким удовлетворённым стоном. Прямо в ухо, отчего шерсть на затылке встаёт дыбом. Сглотнув, мгновение ты пытаешься сообразить, что сейчас произошло. Однако времени на размышления тебе не оставляют: Инфинит настойчиво двигает бёдрами, и у тебя просто не остаётся возможности бездельничать. Желания медлить, впрочем, не наблюдается тоже. Горячий влажный нос касается чувствительной кожи уха. Ты движешься резко, стремительно набираешь темп, но шакал жмётся к тебе упорно, не меняя положение, в котором так удобно стонать тебе в ухо. Голос так близко, на исходе жаркого дыхания, будоражит и заставляет дичать. Под конец ты почти теряешь над собой контроль. Вырваться из кольца тонких рук тебе ничего не стоит. Поначалу Инфинит непонимающе валится на подушки, бессильно раскидывает руки. В следующее мгновение он уже громко взвизгивает, потому что ты вцепляешься в его бёдра и рывком притягиваешь его к себе так близко, как только возможно. А потом происходит то, чего не ожидал ни один из вас. Сцепка. Инфинит заполошно дышит и сквозь попытки отдышаться сдавленно поскуливает. Морщится, возможно. Ты тоже хмуришь брови, цепляешься за его лапу ближе к коленке и кое-как пытаешься привести в норму дыхание. Не то, чтобы у тебя что-то получается: чужое нутро почти болезненно-крепко сдавливает разбухший узел в основании члена. Между лап всё горячо пульсирует – то чувствуется ток либо твоей, либо шакальей крови. — Ну ты… даёшь, — Инфинит хрипит, выдавливая слова сквозь непроизвольно рвущийся из горла скулёж. — Кто бы… — дыхание подводит; ты запинаешься, отпускаешь чужую ногу и заваливаешься вперёд, упираясь ладонями в матрас. Шакал клацает зубами и едва давит в себе стон. — Кто бы говорил. Хвост, недовольно вихляющий между коленок, щекотно скользит по бокам стоп. Инфинит отмалчивается так выразительно, как будто обидчиво. Пока не спрашивает: — Это… что бы это ни было… надолго? Твоё лицо против воли искажает снисходительная усмешка. Откровенный смех, к счастью, получается сдержать. — Тебе вообще никто не рассказывал, как морфы размножаются? Минут двадцать где-то. — Не до того было, — он огрызается и неловко ёрзает где-то там наверху. Пока Инфинит устраивается на подушке поудобнее, ты выдыхаешь и притыкаешься лбом к его груди, едва не оцарапав голову острым краем рубина. Ничего лучше на время ожидания не позволяет найти поза, не слишком удобная для спаривания. Ты вообще едва перевариваешь мысль, что твой организм додумался принять полудохлого шакала за пригодную для размножения самку. Всё ещё хочется с этого смеяться. На разговоры вас обоих не тянет. Сначала вы пытаетесь отдышаться и прийти в себя. Потом, стоит лишь немного отойти от всплеска адреналина и возбуждения, накатывает усталость. Тяжесть прибивает к месту, и единственное, что удерживает тебя в сознании – член, загнанный глубоко в шакалью задницу. Как ни странно, Инфиниту это не мешает уснуть. Под конец сцепки ты с удивлением обнаруживаешь, что он, бесстыдно раскинувшись на постели, уже чуть слышно сопит. Не просыпается, даже когда ты не слишком осторожно отстраняешься – только сквозь сон стонет в последний раз. Впрочем, удивляться этому сил у тебя нет. Ты можешь только последовать его примеру и упасть рядом, на холодной половине постели, которую уже давно не занимал.