Вечность в Огне

Потолок в гостиной ровный, белый и скучный. Ты его разглядываешь без особого интереса, но так долго и пристально, будто знаешь, что вот-вот по поверхности поползёт угловатая змея гигантской трещины и только твой надзор поможет предотвратить катастрофу. Конечно, это не так. Ничего не происходит, когда ты поворачиваешься на бок, обнимаешь выскользнувшую из-под головы подушку и устало вздыхаешь, чувствуя разливающуюся по спине ноющую боль. Кажется, что ты уже должен был привыкнуть к ощущениям… но каждое новое утро после ночи, проведённой на диване, начинается для тебя точно так же, как и самое первое. Долго не поваляешься. Ты встаёшь через пару минут после пробуждения. Инфинит ещё спит — в спальне совсем тихо. Прежде чем будить его, тебе бы не помешало умыться. Возможно, приготовить завтрак заранее тоже будет не лишним. Сегодня тебе хочется оладушек. Это не самое полезное, что ты мог бы сделать, в особенности — для шакала, по-прежнему уязвимого к тяжёлой пище. Но… хочется. И возможно будет неплохой идеей после пережитых недавно волнений побаловать себя хотя бы чем-то вкусным. Тесто шкворчит на сковороде. Ты увлечён приготовлением первой порции миниатюрных сородичей блинчиков, поэтому не замечаешь в заполнивших кухню шумах шорохи со стороны. По крайней мере, пока они не оказываются достаточно близко, чтобы привлечь твоё внимание. Чья-то тушка слышимо шоркается о край дверной арки. Дрожь пробегает по спине — звук получается уж слишком неожиданным. Ты не думал, что Инфинит решится сегодня подняться самостоятельно. — Доброе утро, — протягиваешь, медленно оборачиваясь… И в следующее мгновение замираешь, скованный напряжением и настороженностью. — Доброе, — глухо звучит приветствие голосом, искажённым вещью, которую ты уже не ожидал увидеть на чужой голове. Немного нервная улыбка появляется на лице, когда ты рассматриваешь шакала в образе, который должен был остаться похороненным на полях сражений. Вскоре, правда, твой оскал принимает вид более непосредственный и менее волнующий. Ты резко успокаиваешься. Не важно, какими мыслями руководствовался Инфинит, когда решал примерить свои «злодейские шмотки». Ты слишком хорошо знаешь, что прежним ему уже не стать, даже если он нацепит на себя все старые аксессуары. Главное, что это помогает ему сегодня подняться с постели и прийти к тебе. Пусть. Пускай делает всё, что считает нужным, пока это заставляет его двигаться и чувствовать себя живым. Ты мысленно киваешь собственным выводам и с невозмутимым видом, как будто не произошло ничего особенного, возвращаешься к готовке. Гаснет, усилием воли подавленный, порыв помочь пошатнувшемуся шакалу. Весь горделиво расправившийся вид Инфинита говорит тебе, что сейчас помощь будет для него неприемлема. Он справится сам. И справляется. Хотя стол шумно проскальзывает по полу, когда едва зажившая нога снова на мгновение подводит шакала и тот врезается в край столешницы, с трудом возвращая равновесие, а стул едва не падает из-под его дрогнувшей руки, когда он пытается освободить место для себя и сесть. Первая порция немного подгоревших оладушек доходит до готовности. Ты слушаешь, как шакал возится, устраиваясь на месте, но больше ничем не показываешь своё к нему внимание, продолжая заниматься приготовлением завтрака. Это не занимает у тебя много времени. Сначала ты творчески заканчиваешь сервировку свежей выпечки. Потом уже на автомате собираешь напитки и маленькие стаканчики с лекарствами. — Приятного аппетита, — ставишь одну из тарелок перед подопечным, со вторй отходишь за противоположный край стола и занимаешь давно привычное место. Инфинит смотрит на угощение подозрительно. Это выглядит для тебя уже не так странно, как спрятавшая его лицо маска. Он, кажется, почти смирился с уныло-здоровой диетой и вдруг получил что-то, не похожее на обычные для его завтрака блюда. Понятная, ожидаемая реакция. — Не знал, что в тебе скрыты настолько общирные таланты кухарки, — выдаёт шакал в конце концов, вызывая у тебя невольный смешок. — Я полон тайных способностей, — легкомысленно парируешь ты и отламываешь от стопки политых сладким кремом оладьев небольшой кусок. — Успел заметить, — фыркает в ответ Инфинит и притихает, опустив нос к тарелке. Ты неторопливо ешь, он, приподняв маску, чтобы освободить пасть, неуклюже ковыряется в своей порции. Волей-неволей, тебе приходится заострить на его движениях внимание. Это немного напоминает первый раз, когда вы вместе — вот так, за одним столом — завтракали. Руки шакала тоже плохо слушались его, в тот раз — от слабости и боли в отслаивающихся когтях, теперь — из-за оставшихся после инцидента в больнице травм… и до сих пор не заживших пальцев. Отогнав подальше от себя неприятные мысли, ты хватаешься за подкинутую более приятными воспоминаниями идею: — Помочь? Инфинит останавливается и поднимает на тебя глаза. В прорезях потрёпанной маски больше нет прежней странной и слегка пугающей черноты, умевшей искажать и прятать цвет его глаз, поэтому ты видишь их ясно и без прикрас. Видишь, как шакал прищуривается и расплывается в игриво-дразнящем оскале. — Если только не боишься остаться без рук, — усмехается он, но вилку отпускает, показывая, что позволяет тебе принять вызов. — Я в некотором роде бесстрашен, — ты улыбаешься в ответ и, несмотря на то, что свою порцию прикончить не успел, поднимаешься с места, чтобы пересесть поближе. — А несколько минут назад казался испуганным моим видом, — показательно задумчиво замечает Инфинит и даже пытается как-то — безуспешно — спрятать, насколько ему в самом деле интересен этот момент. — Я… удивился, — решаешь не мучить его любопытство и поясняешь спокойно, когда удобно устраиваешься на ближайшем стуле, оседлав тот. — Не подумал, что ребята из Восстановления вернут тебе даже это. Он смущается. Не то от вашей близости, не то от простоты твоего ответа, не то от того, как ловко ты хватаешь вилку и предлагаешь ему первый кусочек раскрошенной на части стопки ещё горячих оладьев. — Они на удивление правильные, — произносит шакал и… не отказывается от предложенного. — Ага, — киваешь согласно, наблюдая за ним одновременно миролюбиво и со сдержанным интересом, и, рискнув, осторожно спрашиваешь: — Ты действительно?.. действительно хочешь оставить её? Инфинит очень долго и обстоятельно жуёт. Словно внезапно вспоминает, как нужно делать это по всем правилам и насколько долго. Потом только на несколько мгновений вновь полностью прячется под маской и очень тихо выдыхает: — Да.

***

Кай не спрашивает, почему. И, на удивление, не злится. Вместо этого старательно делает вид, что всё нормально и происходит ровно так, как и должно происходить. Инфинит не признается вслух — ни за что — но он благодарен волку за это. Маска успокаивает его. Она больше не дарит ощущение власти и личного могущества. Не даёт того пьянящего чувства бесконечной силы и вседозволенности. Но, совсем немного, старый образ придаёт шакалу уверенности. И смелости действовать так, как он считает нужным. Это всё ещё попытка спрятаться, но такая незначительная, что её легко можно принять за своеобразное лекарство. Таблетки тоже — яд, однако пока ты соблюдаешь дозировку, они действуют тебе на пользу. Он сидит на диване и теребит в руках старые перчатки. Запыленная ткань, выскочившие нитки и половинки пальцев, расходящиеся по шву, — с первого взгляда видно, что вещь уже слишком сильно испорчена, чтобы её носить. Но просто выбросить не хватает духу. В голове даже мелькает мысль попросить у волка швейный набор… только немного позже. Сейчас Кай увлечён — ему в голову вдруг взбредает устроить уборку. Шакала о помощи он не просит, и Инфинит не чувствует угрызений совести, когда остаётся лишь молчаливым наблюдателем, который помогает хотя бы тем, что под ногами не путается. Наверно, это даже нелепо выглядело бы, попробуй он присоединиться к домашним хлопотам волка. Слабость до сих пор хозяйничает в его теле и ничего хорошего не даст на попытку шевельнуться чуть более активно, чем позволила прежде. Приходится мириться с возможностями и заталкивать глубоко на задний план бытовые моральные дилеммы. Всё равно, Кай до сих пор ни разу не намекнул, что считает его бесполезным. Или обузой. Или беспомощным калекой, за которым почти что зад подтирать приходится. Инфинит вздрагивает. Эти мысли не похожи на то, что он обычно думает. Призрак чужеродности витает в словах, которые заполняют его голову. Но… Сглотнув, шакал сжимает перчатки в пальцах и осторожно оглядывается. Его окружает всё та же гостиная, ставшая знакомой за время жизни в квартире Кая. Сам волк шумит на кухне: в комнате горит свет, и Инфинит видит проскальзывающие через арку тени самого хозяина жилища и перетаскиваемых им вещей. Ничего необычного. Вздох облегчения вырывается из его груди. Становится немного — истерически — смешно. Инфинит болезненно усмехается, прихватив ладонями маску. Мимолётная мысль, кратковременная вспышка необоснованного страха едва не нагоняет на него панику. Но, к счастью, он вовремя ловит себя на странных мыслях и неприятностей удаётся избе- Взгляд ловит странности в движениях тянущихся из кухни теней. Зрачки шакала сужаются. Он пристально следит за тем, как чёрные пятна плывут к нему по полу, поднимаются на стены, совсем уже неестественно забираются на потолок… В их чёрных телах прорезаются улыбки. Ехидные белые глаза щурятся, пристальными взглядами, острыми, как копья, впиваясь в его тело. Инфинит вздрагивает. Тени начинают тоненько и беззвучно хихикать. Они окутывают его со всех сторон. Погружают во мрак. Смеются, всё громче и громче, и… шепчут. «Слабак» — хихикает одна из них, проводя холодной, бархатистой ладонью по спущенной на пол ноге. В голени, где едва сросся перелом, вспыхивает боль — яркая, как в моменте получения травмы, но слишком глухая, чтобы суметь закричать. Инфинит дёргается, вырывает лапу из нереальной хватки и отодвигается подальше от края дивана. «Ты всё портишь» — не оставляет ему времени на передышку другая тень, ласково шепчущая ему на ухо, нежно поглаживающая по макушке. Шакал мотает головой из стороны в сторону. Резко, до звона в черепной коробке и лёгкого приступа тошноты. «Мальчишка, неспособный даже воспользоваться щедро дарованным могуществом» — разочарованно роняет третья, и носитель Рубина Иллюзий замирает. Эта тень не пытается к нему прикоснуться. Но она, в отличие от других, с каждым мгновением и на тень даже становится всё меньше похожа. Чёрное пятно встаёт перед шакалом в полный рост. Оно меняется. Принимает форму. Вспыхивает лиловыми, с тёмными прожилками, глазами… на мгновение — ослепляющее до режущей боли в глазах мгновение — после которого Инфинит видит перед собой уже не неясное существо, а- — Тито? — срывается с языка очень-очень тихим, оборвавшимся голосом. В глазах шакала вспыхивает одновременно страх и отблеск неуверенной надежды. Всего доли секунды, прежде чем всё смывает удушающий ужас от лицезрения старшего брата, абсолютно здорового и живого, полностью разочарованного в нём. Лицо, как и тогда, обжигает болью пощёчины. Абсолютно заслуженной, как знает Инфинит теперь. Он хочет ответить. Хочет сказать, что понял, в чём был в тот раз виноват. Но ему стоит лишь на мгновение отвести взгляд — и больше он брата таким, как прежде, не видит. Взгляд старшего шакала тускнеет, гнев покидает его, уступая место равнодушию. Ярко алыми цветками распускается по ткани его одежды кровь. Густые капли наливаются на краях его ран и мучительно медленно начинают тягучий путь вниз. Глаза Тито стекленеют, и он невесомо, бесшумно оседает на колени… разлетаясь пеплом прежде, чем Инфинит собирается с силами, чтобы рвануться в его сторону. Сердце панически сильно, быстро до клёкота в груди стучит. Широко раскрытыми глазами шакал смотрит, как распыляются в воздухе останки последнего члена его семьи, и видит — уже не брата, уже не только его. Он видит города. Весь Мобиус, обятый пламенем войны, начало которой положил он сам. Крики, рёв и надрывный плач множества голосов врывается в его уши. С хрипом шакал едва проталкивает в лёгкие воздух. Задыхается. Пытается зажать ладонями уши, но натыкается только на металл сжавшейся на лице, недвижимо приросшей к морде маски. Он не может отрешиться от этих звуков. Он не способен закрыть глаза и перестать видеть то, что стало последствиями его действий. Он может только смотреть. Слушать. И чувствовать, как от ужаса, отчаяния и страха разрывается болью его нутро, неспособное выдержать давление такой силы. Пальцы спазмически сжимаются на металических выступах. Боль пронзает и руки — вновь повреждённые пальцы… те из них, на которых ещё оставались не отслоившиеся окончательно когти. Инфинит не обращает внимание на это чувство. Он лишь сильнее и сильнее стискивает ладони на маске и, задыхаясь, зацикливается на одной мысли, набатом стучащей в его голове. «Что я наделал?»

***

Странные шорохи в гостиной отвлекают тебя от уборки. Остаётся совсем немного, прежде чем ты закончишь с кухней, но чутьё подсказывает, что игнорировать Инфинита сейчас будет не самой лучшей идеей. Далеко не лучшей. Вздохнув и собравшись с силами, ты оставляешь недоперебранные полочки в покое и выходишь в зал. Вопрос — каким бы он ни был поначалу — застревает в горле и забывается, когда ты видишь шакала сжавшимся в ком на диване и остервенело пытающимся сорвать с себя маску вновь в кровь избитыми руками. Красное пачкает бинты на пальцах и в центре недавно насквозь проткнутой ладони. Ты хватаешь Инфинита за руки и силой разводишь их в стороны. Уже под твоими пальцами мокро хлюпает. Это заставляет уши в страхе прижаться к голове. Но не останавливает тебя от решительных действий. — Инфинит, — зовёшь, отталкивая тянущиеся обратно к маске ладони. Шакал отчаянно пытается вцепиться в металл с новой силой. Тебе приходится применить силу, чтобы удержать его запястья и одной рукой, чертыхаясь, кое-как стащить хаосом проклятый аксессуар. — Инфинит! — уже прикрикиваешь, бросив маску в сторону. Она шумно врезается в стену и падает. От резкого звука и громкого зова Инфинит вздрагивает. В его глазах — полных слёз и потерявших всякую связь с реальностью — загорается что-то, похожее на тень внимания. — Смотри. Смотри на меня, — ты держишь его за руки, не позволяя отстраниться, и осторожно сжимаешь пальцы сильнее, усиливая вес касания. — Я здесь. Я здесь с тобой, я реальный. Я держу тебя за руки. Я говорю с тобой. Ты слышишь мой голос? Поначалу шакал молчит. Как маленький глупый ребёнок, он не показывает, услышал ли хоть что-то. Но, чуть меньше, чем через минуту напряжённого молчания, его рот открывается и… — Да… — тихо, как в бреду, выдыхает он и заторможенно моргает, пуская по щекам новые капли слёз. — Хорошо, молодец, — ты киваешь, стараясь говорить настолько мягко, насколько позволяет тебе отточенный актёрский талант, и спрашиваешь, усилием воли задавливая просящееся в голос волнение: — Ты видишь мои глаза, Инфинит? — Вижу, — всё ещё как в трансе откликается он, но взгляд его становится немного яснее, начинается почти ощутимая извне работа мысли. — Какого цвета мои глаза? Шакал снова берёт длинную паузу. Сосредоточенно хмурится и затем, моргнув, бормочет ответ: — К- красные… кроваво-красные, — звучит неуверенно, но почти осознанно. — Ещё раз, — мотнув головой, ты вновь спрашиваешь, уже более настойчиво, с выражением: — Какого цвета мои глаза, Инфинит? И он в момент дёргается, как будто по щелчку очухивается, выдёргивает руки из твоей хватки и под давлением неприкрытого страха отползает от тебя так далеко, как может позволить диван. — Лиловые, — отвечает он, огрызаясь, и потерянно осматривается. — Какого чёрта только что было? Замечает слёзы на лице, потом кровь на ладонях, дрожь в теле. И с трудом, почти всхлипывая, вздыхает. Словно впервые за всё время с начала неприятного момента. — Похоже на… — ты хочешь ответить на первый осознанный вопрос шакала, но останавливаешь себя, не желая наговорить лишнего, и поднимаешься. — Я принесу воды. Инфинит не возмущается отсутствию ответа. И не препятствует, когда ты собираешься уйти. Только провожает взглядом, а когда думает, что остался ненадолго один, закусывает губу и сосредоточенно, с напряжением, хмурится. …кажется, он не помнит, что с ним произошло.

***

Вы не обсуждаете произошедшее днём до самого вечера. Инфинит становится совсем неразговорчивым. И пусть боль оставляет его в покое довольно скоро, благодаря помощи, которую ему оказываешь ты и обезболивающие лекарства… Страх захватывает его надолго. Шакал боится надолго остаться один, и тебе приходится весь остаток дня провести рядом с ним. Вы почти не разговариваете, но обмениваетесь короткими, ничего не значащими фразами, чтобы он уверился, что ты до сих пор здесь. И ты прикасаешься к нему. Раз в пару минут как минимум. К вечеру нервное напряжение Инфинита немного ослабевает. Ему становится лучше. Вы всё ещё не говорите о том, что случилось. Но можете хотя бы сойтись в одной мысли. Его старые вещи вы решаете собрать, вновь запечатать в коробке и убрать подальше от глаз. «До лучших времён», — уверяешь ты, закрывая дверцы шкафа, на верхнюю полку которого ты всё убрал. Инфинит в тот же момент выглядит так, будто убеждает себя никогда больше и на метр не приближаться к этим вещам. Это тебя немного смешит. Но чувство такта восстаёт из мёртвых вовремя, чтобы заставить тебя не показывать свои мысли открыто. По крайней мере на этот счёт. Ничто не мешает тебе удивиться, когда шакал просит тебя остаться с ним на ночь. Как ничто не мешает согласиться.