***
Мы с отцом ехали в разных машинах. Он так и не сказал мне ни слова. Я безразлично смотрела в окно автомобиля, уже по-тихому ненавидя весь этот чересчур громкий и многолюдный город. Хуже только Дели, благо и жили мы там меньше месяца, а здесь… минимум до двадцати лет, то бишь, по современным японским меркам, совершеннолетия. И как он умудрился так быстро опекунство оформить? Хотя смысл задавать себе этот вопрос? Бабло и влияние — гарант выполнения любой прихоти абсолютно везде. И, на этот раз, его прихотью являлась я. — Лея оджо-сама, — тихий голос Иру-сан прорезал тишину. Боже, я никогда не привыкну к этому обращению. Из меня примерно такая же принцесса, как и балерина, то бишь хуевая от слова «совсем». — Иру-сан, давайте без оджо… Ненавижу это обращение. Просто Лея достаточно. Хотя бы наедине, — раздраженно отмахнулась я. — Я постараюсь, но только наедине. Иначе ваш отец может мне и выговор сделать, — тихо промолвила девушка. Коричневато-черные волосы, шоколадные глаза, очень ладненькая фигурка. Красивая девушка, как по мне. Учтивая и покорная — прямо идеал высшего света современной Японии. — Не надо называть его моим отцом. Он просто чертов спермобак, оплодотворивший маму. И я начинаю сильно сомневаться, что это было вообще с ее согласия, — девушка от ужаса икнула и удивленно округлила глазки. Надеюсь, она сплетница и через час-другой эта версия будет всерьез обсуждаться даже в самых отдаленных кулуарах особняка. — Х-х-хорошо. Нисикава-доно велел передать вам список тестов, которые вы будете сдавать сразу после приезда в поместье. После второго завтрака, р-р-разумеется. Он учел все предметы, которые понадобятся для поступления в школу весной и то, что вы сами проходили. Вот, например, — показала девушка пальчиком в списке, — «Ушу и кунг-фу». Тут написано, что вы учились у мастеров в Китае с трех лет. Самостоятельно тоже занимались. Наград у вас много. Нисикава-доно даже особо подчеркнул эту активность. Наверное потому, что вы больших успехов в ней уже добились. Он и математику также подчеркнул, потому что конкурсы по ней выигрывали, — Я не верила своим ушам. Смотрела на список и просто хуела. Это каким же черствым, безэмоциональным кретином надо быть, чтобы заставлять человека решать эти сраные тесты, делать упражнения и демонстрировать какое-либо творчество в день похорон своей матери! Застрелиться можно просто! Прямо психопат-пациент соответствующего учреждения. Может вообще маньяк какой! И опять даже не буду спрашивать, откуда столько он обо мне нарыл. Чертов богач, наверняка не хочет опозориться дочерью-неучем перед своими дружками. Похвастать обязательно надо. Куда без этого! Урод! Я тебе не то, что хвастаться не дам, так еще и опозорю по полной программе. — Что еще будет на повестке дня? — После тестов отец проведет с вами беседу и представит семье. Потом отужинаете и отправитесь спать. Занятия с репетиторами начнутся уже завтра, — у меня просто слов нет, даже матерных выражений для описания моего состояния не осталось. Надеюсь, в этой семье не все такие хладнокровные ублюдки, иначе рано или поздно они рискуют проснуться с подарочком в виде кинжала в животе, чтобы подыхалось подольше и помучительнее. Хотя, скорее, обойдусь банальным побегом. А лучше раздобуду виагру и пурген, размешаю и кому-нибудь подсыплю. — А вот это ваш новый дом, — радостно возвестила меня о сей прекрасной новости Иру-сан. Прямо посреди города расцвел садами и белокаменными колоннами целый квартал из богатых домов. Тот, на который указывала Иру, был одноэтажным деревянным домом в японском стиле. Даже ворота и те деревянные. По бокам стоят два охранника, суетливо переговаривающиеся по рации. Цепкий взгляд выхватил у одного из них кобуру с пистолетом, призывно сверкающей рукояткой. Так и хочется выхватить и наконец закончить уже этот чертов день. Хотя бы для себя. Эта мысль показалась чертовски привлекательной и до боли легко осуществимой с моими навыками. Я детально продумывала «операцию», как дикий зверь, изготовившись для прыжка. Ужаснулась. Я должна жить. Если надо — бороться. Я не хочу быть слабой. Но мысль присоединиться к маме не оставляла еще долго, отравляя мои чувства и мозг, втягивая в бесконечную бездну. Туда… откуда уже не будет возврата. Я судорожно вздохнула, сглатывая подступающие слезы, горячим, обжигающим комом вставшие в горле. Не дающие вздохнуть… Она была для меня целым миром. Я как адепт-неофит была восхищена им, И искренна в своем обожании и дружбе. Люблю. Буду любить тебя. Всегда. Вместе.***
Убранство дома поражало, в первую очередь, втюхнутым туда баблом. Во-вторую, полнейшей безвкусицей. Я искренне верю, что интерьер им обставлял дизайнер, но вот какая история: скомпоновать вместе все самое дорогое — не значит, что из этого получится что-то красивое и вообще вменяемое. И в этом ужасе жить…брррр. А как же их визуально прекрасные искусства вроде икебаны? А любование сакурой? Мама рассказывала, что среднему, а тем паче высшему классу художественное чутье и вкус с детства прививается. А здесь что? Вакцины оказались бракованными или на дизайне вкус резко вырубается, стоит цене дойти до определенной отметки? Даже наша халупа в Индии, помнится, была интереснее обставлена, чем этот мрак сознания. Да даже у Лешки в хрущевке как-то красивше. А у него, между прочим, хищные птицы жили!***
После завтрака мне представили целую армию учителей, которые оценивали мои знания и навыки. Я считаю, что справилась неплохо. Выполнение заданий даже меня немного успокоили, заставили отвлечься от страданий и стенаний сотни демонов и одного, затесавшегося по чистой случайности, ангела в моей душе. Из того, что преподают в Японии — завалила разве что письмо. Язык я знаю хорошо исключительно на разговорном уровне, остальное не то, чтобы совсем темный лес, но близко к нему. Правда, меня спасает хорошее знание китайского и его иероглифов. Похожего с японскими у них много, хотя вот различий тоже хватает. Не зря же, в целом, более шести лет там прожили с мамой. Горы Китая — наше любимое место для того, чтобы радоваться этой прекрасной, но иногда сучной жизнью. И мне учиться хорошо, и мама каждый день ловила порции вдохновения от местных пейзажей и людей. А ежедневные тренировки с лучшими наставниками минимум по шесть, а то и двенадцать часов, приводили меня в состояние неконтролируемого восторга и обычно некой побитости собственного организма. Но мне кажется, что я мазохист, ибо даже травмы не мешали приходить заниматься день за днем. Отец, казалось, учел в своих тестах все: языки каждой страны, в которой мы с мамой были, культуру, историю, философию и этикет (Вот с ним я точно провалилась, с хера я знаю, какие расшаркивания в нужный момент использовать, дабы угодить монаршей или дворянской персоне? Да и не люблю я угождать. У меня угождалка сломана, ее место прочно занято вреднолятором) и многое, многое другое. Короче, часть предметов представляла собой сплошной и нудный геморрой, не представляющий для меня никакого интереса. И у меня возникали подозрения, что меня будут к нему пытаться склонять. То бишь к этикетам-хуятетам. К концу всех этих тестов я упарилась до состояния запыхавшейся скаковой лошади, проклиная тот день, когда родился этот гребаный король бешеной креветки, ака мой***
— Добрый вечер, Лея-сан, — поздоровалась со мной красивая японка с иссиня-черными волосами, сложенными в аккуратную прическу. Волосок к волоску. Элегантная, как будто сошедшая с экрана телевизора, в котором показывают сериал про высшее общество эпохи самураев. Прямо истинная японская леди. Я вынырнула из-под пледа, сложив лапки в замок, — Меня зовут Кьеко, можешь обращаться ко мне «Кьеко-сан». Я хотела представиться вам перед встречей с мужем, — блять, хоть она и выглядела доброжелательно, но обычно дочерей любовниц жены ой как не любили, подвергая их различным гонениям и надругательствам. Я инстинктивно сжалась, предчувствуя беду, и занятие своей многострадальной задницей вакантного места местной «Золушки» только без опции феи-крестной. А с моими замашками бунтаря-головореза принца, даже самого пришибленного, мне не видать как своих ушей. Поэтому никто и не спасет юную страдалицу из сего злачного, богами забытого места. О Один, ниспошли громы и молнию прямо в жопу моему засранцу-отцу! Я же даже когда-то тебе в жертву кусок колбасы в костер кидала, да медовуху выпивала! — Очень приятно, Кьеко-сан, — выдохнула я, запоздало сообразив, что ей-то как раз эта ситуация прямо как кость в горле, и наверняка далека от приятной. Причем я не могла ее винить, все-таки… как ни крути, получается, что я для нее буду как постоянное напоминание о неверности мужа. Вот козел, такая женщина красивая, а он… обманывал и маму и ее. Я хоть всей ситуации и не знаю (точнее, я практически ничего не знаю), но один из братьев меня старше… поэтому выводы сами собой напрашиваются. — Лея-сан, я понимаю, что мы обе попали в крайне неприятную и щекотливую ситуацию, но смею вас заверить, что я не чувствую ни к вам, ни к вашей маме ненависти или злости, — ого! Неужели во всем обвиняет спермоголового? Редкость для верной жены, — Верите вы мне или нет, но мне очень хотелось бы, чтобы мы с вами подружились, — женщина фамильярно для своего положения положила мне кисть на руку, как будто выражая поддержку. Наверное… это была единственная поддержка, которую я ощутила после приезда сюда. На глаза предательски навернулись слезы, я закусила губу почти до крови, борясь с подступившими слезами. — Спасибо, я не знаю, что сказать, — мой хриплый голос прозвучал, наверное, грубовато. — Еще кое-что… мой муж он может показаться очень холодным и неприступным, но не пугайтесь. На самом деле, он очень добрый и хороший человек. Просто делает ошибки, как и все мы. Не умеет выражать свои чувства, — ее вкрадчивый голос настырной лаской коготками продирался к моему сознанию, по-доброму и настойчиво. — И главная его ошибка — это я, — фыркнула, сложив руки на груди. — Главной моей ошибкой стало игнорирование твоего воспитания. Я думал, Ольга нанимала тебе учителей этикета, — мужчина вихрем «влетел» в комнату, расположившись в кресле напротив меня. — Полагаю, она решила, что мне ваш херов этикет не понадобится, — я смотрела в эти холодные, черные глаза и ощущала внутри себя клокочущую, черную ярость. — Как еще одно подтверждение. Для начала научись обращаться к старшим и без нецензурщины, — Я ехидно проматерилась по-французски, сдобрив для остроты и полноты восприятия фразу русским матом. «Отец» сквозь челку посмотрел на меня, усилив воздействие холодом на меня с тридцати до семидесяти процентов. Если он и не понял, что я сказала, то примерно догадывался о смысле. И он ему не понравился. Прокашлялся и с порога заявил, — Меня зови ото-сан — холод его голоса мог заморозить любого в радиусе километра. Но меня его слова взбесили не на шутку. Если бы я была вулканом — то с Токио можно было бы попрощаться навсегда. — Я не собираюсь называть отцом ледышку, игнорировавшую наличие собственной дочери шестнадцать лет! — Я присылал деньги на твое содер… — Да ебись ты конем, «папочка»! Можешь эти деньги в жопу себе засунуть, а лучше отдать на благотворительность. Мама ни йены не взяла! До сих пор все на счете лежит и тебя дожидается! Я вот тоже к этим подачкам в жизни не притронусь, — тяжелый, долгий взгляд будто свинцом накрыл меня, пытаясь сковать. — Хорошо, будь по-твоему, — выдохнул он, — Твои тесты, по большей части, оказались на удивление хороши. Во многом, практически идеальны. — Лучше, чем у Еджи-сана? — удивилась Кьеко-сан. — Значительно лучше. Ольга всегда была выдающейся… женщиной. Полагаю, в основном, именно она тебя и учила, — я мрачно кивнула. — В школу ты поступишь без проблем. Но хромает японское письмо, всего шестьдесят баллов. Это плохо. Мои дети должны соответствовать высоким стандартам, — я фыркнула, откинувшись на спинку кресла. — Во-первых, может по крови я и ваш ребенок, но вы морального права не имеете называть себя моим отцом! Вы херов изменщик, обманщик и бесчувственный, как херова табуретка, ебанат. Ой, извини табуреточка, я тебя обидела. Вы хуже табуретки, ублюдок с нулевой эмпатией и способностью к состраданию! А во-вторых, идеала не будет никогда. Он недостижим. Хватит пытаться меня прессовать, не выйдет! — рыкнула я. — А в-третьих, до двадцати лет, как минимум, ты ребенок семьи Нисикава! Но смею надеяться, ты будешь выполнять свои обязанности и после. Будь добра соответствовать! — сверкнул он глазами. — Или что? Под домашний арест отправите — сбегу, денег лишите — возьму со своего счета, который мне мама оставила. И вы не имеете права мне в этом мешать. Пошлете своих «псов» — ну я даже не знаю, смогут ли они меня с моими навыками поймать. А зубки —то песелям можно и подточить, — ехидно улыбнулась я. — Ничего, зато с МОИМИ деньгами и влиянием я что-нибудь обязательно придумаю, будь уверена, — сверкнул глазами папаня. — Хочешь, чтобы было по-честному — заключим сделку. До двадцати лет ты находишься под моим контролем. Весной идешь в частную, элитную академию в Сибуе. Ввиду твоих заслуг в единоборствах можешь ездить без мальчиков и охраны. Я слышал, ты любишь ролики и велосипед. Отсюда — примерно полчаса на них. Ты посещаешь ВСЕХ учителей, которые я тебе укажу. Ты достигаешь лучших результатов, которые возможно. Твой потенциал я увидел, поэтому минимум семьдесят баллов по всем тестам в дальнейшем, четверть тестов из экзаменов должны быть от восьмидесяти баллов и выше. Ты продолжаешь свои занятия ушу и кунг-фу. Для женщины боевые искусства — это нестандартно, но ты в них преуспеваешь. Я созванивался с твоим Наставником Фасянем из Китая, даже там ты умудрилась выигрывать в состязаниях. Для нашей семьи твои успехи станут гордостью. Твой Наставник порекомендовал учителя в Сибуе. Я с ним договорился, тебя уже ждут. Сможешь добираться до додзе сама. — Вообще-то, это плохой тон. Учитель выбирает в итоге ученика, а не за бабло суется к нему. — В данном случае это не имело никакого значения. Огава-сан готов принять тебя просто по рекомендации Наставника Фасяня. Далее. Всегда носить с собой телефон и деньги. Быть всегда на связи. И наконец, с завтрашнего дня ты займешься подготовкой к школе, этикету и традиционным японским искусствам. Например, ты будешь учиться чайной церемонии. Я жду от тебя идеального выполнения своих обязанностей дочери нашей семьи на всех официальных встречах и приемах. — А что взамен? — Взамен после двадцати лет ты вольна делать, что угодно. Я не буду связывать тебя обязательствами становится одной из глав компаний или выходить по расчету замуж. Естественно, ты не претендуешь на наследство семьи Нисикава. Я же обеспечиваю тебе хорошее образование и крышу над головой. Все, — учиться, если честно, я очень любила. А элитные школы Японии дают хорошее образование. Да и обязательств по поводу поведения я не услышала, что дает мне волю делать практически все, чего я не пожелаю. Тесты были достаточно легкими, ну кроме одного, так что уверена, смогу выдерживать норму. Только вот эти этикеты-хуекеты… гррррр. Хотя оценок там-то и нет… Хрен с ним, все равно в двадцать улечу отсюда со скоростью пушечного ядра ко всеобщему облегчению. — Зачем вам это? — Официально, ты моя дочь, по закону без договора я наследства тебя не могу лишить. И я бы предпочел отдать наследство своим сыновьям. До двадцати лет ты этот договор подписывать не можешь. И еще — соблюдение приличий. Ты — дочка известной художницы, после ее смерти стало обнародовано, и кто твой отец. Поэтому я обязан о тебе позаботиться. — Понятно. Хотите отдать свое состояние вашим любимым, законным детям и выглядеть милым и пушистым в глазах общественности, — а чего еще тут ожидать? Вот и «сострадательная» дамочка подлизаться хотела, лишь бы я согласилась. Будто бы меня надо упрашивать! Даже на наследство мамы я бы прожила всю жизнь припеваючи, ни в чем себе не отказывая… Но все равно, остаться на четыре года в этих давящих стенах с передвижным морозильником в соседних комнатах? Брррр… но вариантов у меня было немного. Я подняла глаза на айсберг подколодный и нерешительно кивнула.***
Дверь с треском захлопнулась за спиной у Леи. Женщина, по глоточку выпивая виски, сочувствующе посмотрела на своего мужа: — Первый блин комом, да, Ран? — мужчина спрятал лицо в сложенные руки, показывая крайнюю степень усталости. — Девочка изначально слишком враждебна, вряд ли наше хорошее отношение смогло бы ее в чем-либо убедить. Особенно сейчас. И она слишком похожа… Слишком на нее похожа, Кьеко. Должен был смотреть на монаха на кладбище, на церемонию — но не мог отвести взгляда от нее: в каждом жесте, в каждом взгляде девочки живет Ольга. Даже то, как Лея проговаривает «а-у-у-у». Смешно, но… — во взгляде мужчины наконец мелькнуло что-то человеческое. До ужаса больное, ущербное, сломленное до самого основания, уродливое… но человеческое. Его сердце сжалось, перекрутилось узлом и подскочило к горлу, перекрывая на мгновение кислород. — Так почему себя вел так ужасно? Девочка такая хорошая, даже характер от Ольги унаследовала. Такая же боевая. Разве не хотел дать вам шанс? Она и так считала тебя бесчувственной сволочью! А твое поведение только подлило масла в огонь! — расстроенно проговорила Кьеко. — Ты знала, что рыжие волосы и зеленые глаза — рецессивные гены? Они очень редко передаются детям с черноволосым и черноглазым родителем. Настолько редко, что это чудо, насколько Лея похожа на Ольгу. Но… смотреть на девочку слишком больно, — он проигнорировал слова женщины, невидящим взглядом уставившись в одну точку. — До сих пор? — приобнимая мужа за плечи, спросила Кьеко, сочувствующе вздыхая. Мужчина горько улыбнулся, достал цепочку с золотым кулоном, раскрыл его, показывая фотографию женщине. Она закусила губу, чуть ли не плача, и крепче обняла мужа за плечи. Всхлипнула… искренне жалея себя, жалея мужа, маленькую Лею… жалея их всех. — Всегда, — печально улыбнулся мужчина, склонив голову набок.