Отпусти свое сердце в свободный полет

      Семейный завтрак, как и всегда, проходил в дружеской, наполненной любовью и поддержкой обстановке. Учительница по этикету уже неделю принимала пищу вместе с нами, пристально, словно коршун, следя за своей жертвой. То бишь за мной. Минут за пятнадцать мне было сделано аж восемь замечаний, что служило явным признаком того, что я нихуя не продвинулась, ибо неделю назад за это же время я заработала всего три указания на ошибки. Недовольное лицо старой мымры с некоторых пор сопровождает меня даже в самых лютых ночных кошмарах, не оставляя ни на минуту. И что же я? А я просто стараюсь внешне не реагировать на нее вне занятий. Мне нервы дороже, чем сокровенное знание о том, чем великое предназначение вилки с загнутыми зубчиками отличается от вилки с прямыми зубчиками. В конце концов, у меня есть ложка, великая вещь, или даже лапки, которыми так приятно иногда покушать! Запустить в гуляшик и вытаскивать мяско по кусочкам. Что я один раз и сделала в отместку ведьме. Ехидно и нагло, спекулируя знаниями о том, что в стране X гуляш надо всенепременно есть руками. В противном случае — оскорбление Великому Богу Ратчузебре и расстрел без права помилования. Этикет, мать его! Дружная семейка мой маневр не оценила, и теперь я вынуждена терпеть каргу под вечным соусом недовольства не только на завтрак, но и на обед и на ужин. И вообще каждую минуту своей жизни. Брррр…       Отец на замечания внешне не реагировал, но я знала, что его преданные «вассалы», неизменно обретающиеся слева и справа (Я назвала их Падаван № 1 и Падаван № 2) от него, ежедневно собирают на меня подробное досье, куда скрупулезно вписываются абсолютно все промахи и недочеты, почти игнорируя при этом успехи, пусть даже и значимые. Папаня сам отреагирует позже, когда решит, что пора по бизнес проекту «Лея» сводить отчеты и готовить новые сметы. И тогда мне кабзда. Ибо столько ебаного пиздеца по учебе у меня в жизни не было. Нет, по школьным предметам у меня все отлично, даже в письмо более-менее втянулась. Правда, иногда делая до смешного нелепые ошибки. А вот по дополнительным… это просто космос, космос и тотальный провал с перспективой быть затянутой в черную дыру отчаяния и ужаса. Я раньше думала, что «не дается» — это тупая отмазка слабаков, но вот я столкнулась со своими собственными «не дается». Словно в стену носом влетела с размаха. Больно и крайне неприятно. Просто не по-лу-ча-е-т-ся. Я упорно не понимала, что от меня требуется на икебане и прочих традиционных предметах. Точнее, на словах-то все понятно, а вот осуществление нужного не давалось от слова «совсем». Как будто мы с преподавателями не на японском разговаривали, а двух разных языках, где их «нежно» было равным моему «расколошматить к хуям собачьим». Короче, тотальное непонимание.       Одна радость — ушу и мой новый учитель Огата-сан. Я сутки проводила за тренировками, и из додзе меня периодически выгоняла ласковая, но твердая рука моего наставника. Ибо надо кушать, да спать, да и вообще Кьёко-сан уже раз десять ему названивала в поиске своего ненормального недочада. Близились городские соревнования по ушу и поступление в школу, при воспоминании о которой уже блевать хотелось. Более лебезящего и стелящегося существа, чем тамошний директор, я в жизни не видела. Так и ластился под отца, когда мы приехали на обязательное для поступающих «знакомство». Только вот конкретно на меня преподавателям было до лампочки. Знакомились все с папаней. В третий раз. Попросил бы спермоголовый вытереть ноги — директор бы предоставил свою рубашку в качестве тряпки. Расстелился бы — и испытывал искреннее удовольствие, граничащее с экстазом от гребаного счастья быть униженным таким, мать его, великим человеком. В жопу ему горящую петарду, да провертеть! Фу… Но вот выводы печальные следуют. Скорее всего, в школе правят не учителя, в школе правят богатеи-родители. У каждого свое мировосприятие и уникальный взгляд на то, как правильно воспитывать и учить детей. Кто выигрывает? Скорее всего те, у кого кошель потуже, да влияние побольше. Этакое мерило хуями в родительском восприятии богемы. Фу. И все наверняка делается для того, чтобы особо отличившиеся толстосумы были счастливы и довольны. В такой ситуации реально о детях думают меньше всего, ограничиваясь девизом советских спортсменов «Быстрее, выше, сильнее», посылая к чертовой бабенке все прочие аспекты развития детей и заставляя их впахивать как проклятые ради триумфальных оценочек. Чтоб похвастаться, да пощеголять выгодными проектами «Ребенки». После чего некоторых кадров по-тихому везут лечиться в психушках заграницу, ибо нервных срывов и депрессий в современной Азии «не бывает». Прелести элитного образования в японской школе начинали казаться мне все более сомнительными. Психику бы тут сохранить, да не сесть за убийство. А то неловко как-то выйдет.       Кьеко из всей семьи, наверное, единственная, кто смог расположить меня к себе и вызвать доверие. Хотя мы и были в несколько щекотливой ситуации, она всегда относилась ко мне с неизменной добротой и состраданием. Мои сомнения насчет ее искренности улетучились настолько быстро, что я даже не успела этого заметить. А когда поняла — мы уже вместе пили чай и наслаждались видами на заснеженный пруд и птичек. Она мне, конечно, не подруга, не сестра, но начинает прочно занимать место приятельницы. Хотя, безусловно, если со стороны посмотреть — крайне странные отношения: женщина и дочь любовницы ее мужа. Жалко… жалко и ее и маму. Не сомневаюсь, что спермоголовый их обеих обманывал.       Еджи, сводный брат, раздраженно попивал чай, с неподдельной ненавистью и злобой зыркая в мою сторону. Он на год старше меня, сидел по правую руку и страдальчески-показательно зевал в ответ на сыпящиеся замечания училки. Внезапно очки плотоядно сверкнули, он уставился на меня и прорычал:  — Я не понимаю, это так сложно? Вести себя как цивилизованный человек за столом, а не как свинья, жрущая помои?  — Я-то веду себя цивилизованно вполне. И адекватно кстати тоже, а вот количество столовых приборов и еды, как таковой, может прямо говорить либо о том, что жрет здесь орава прожорливых упырей, либо психованные макаки со странным фетишем на разнообразие столовых приборов. Возможно даже, — доверительно сообщила я ему, — что макаки приборы размножают, никто не знает, что здесь происходит под покровом ночи. Может, неистовая оргия ложек да вилок!  — Лея-доно! Как вы смеете оскорблять этот стол и людей, сидящих за ним? — вскричала училка, пафосно возводя глаза к небу. Мне кажется, или подобное проявление чувств является излишним и достойно порицания? Про «порицание» и «излишне» я слышала по тысяче раз на дню и успела выучить эти слова и даже иногда ситуации, в которых они употребляются. Так вот, мымра определенно заслуживала, с ее же точки зрения, порицания за свою излишнюю несдержанность.  — Не вмешивайся, карга тупая! — рыкнул мой «умница» братик.  — Так, вы двое, стоп! — из-за стола послышался тихий, но твердый голос младшего брата Шинджи. Объективно, самого адекватного и вменяемого из всех нас. Именно он обычно и останавливал наши конфликты. Отчасти потому, что мы своими криками нарушали его тихий, наполненный спокойствием, мир, отчасти — потому что за ссоры и конфликты нам влетало всем троим. И пофиг, что провинились только двое. Хоть я чаще просто сбегала от наказаний, но братьев становилось жаль. Даже такого долбоящера Еджи. Приходилось топать помогать под противные звуки, издаваемые угрызениями совести, — Еджи, не приставай к Лее, серьезно. И думай, где и какую лексику употребляешь. Лея, прекрати этого идиота уже подначивать, в конце концов. А если подначиваешь — сотри с лица довольную улыбку — выдаешь себя с головой! — я только развела руками. В свои четырнадцать лет пацан был умнее и разумнее нас с Еджи вместе взятых, и абсолютно верно прочел ситуацию.  — Да она нас всех позорит. Один прием — над нами вся Япония смеяться будет. Не девчонка, а монстр в юбке, — тихо рыкнул Еджи, — И как только отец породил… ТАКОЕ!  — Не вся Япония, а тот свет, который мнит себя небожителями, являясь, по сути, такими же людьми как и остальные. Да даже в королевских дворцах Европы, по большей части, уже отказались от подобного бреда. Разве что на совсем напыщенных приемах разводят светские рулады и обычаи. А Япония не только переняла — так еще и усложняет! Раскладывать-то полные наборы на завтрак, что за несусветнейшая чушь! — тихо вызверилась я.  — А ты будто бы знаешь, — фыркнул Еджи.  — Коллекционеры картин… большая часть их обретается в Европе. Мы с мамой обедали в замке у герцога, в том числе обсуждали столовый этикет. Так что да, я вполне себе в курсе.  — Не смей и слова говорить об этой шлюхе! — прошипел брат со злобой.  — Не смей называть мою мать шлюхой! Хотя ты, кажись, не знаешь, кто такие шлюхи! С кругозором все плохо, или головушка совсем бо-бо? Так вот, я тебя просве…  — Хмхм… не хочу прерывать вашу милую и безусловно занимательную беседу, — громко сказала Кьеко, которая несомненно нас слышала, просто не хотела дальнейшей эскалации конфликта. Или чтобы Еджи опять получил по мордасам. Бедняжечка, как же ему без настолько важного знания о том, кто такие шлюхи, жить! Не выживет! Точно не выживет!  — Лея, у тебя два дня выходных. Ты вроде говорила, что хочешь на город посмотреть?  — Да, вот прямо после завтрака и собираюсь. На велике.  — Правильно говорить «на велосипеде», — вякнула карга сварливым, дребезжащим голосом. То есть когда Еджи оскорблял мою маму — это было ок, а я жаргонно назвала велосипед великом — это уже бедствие, блять. Заебало. Этому мудаку никогда замечаний за его речь не делают, ах да, я же, блять, дефффочкаа! Мальчикам иногда и можно же ш! Бесит!  — С хуяли я не могу велик великом называть, а? Вы заебали уже со своими замечаниями и абсолютно тупыми исправлениями! Этикет и язык уже отличается от того, что было в вашей юности.  — Да как вы…  — Хоро-сан — начал спермоголовый, — в ближайшие два дня и у вас выходной. Отдохните как следует. За Леей-доно приглядывать больше не надо. Мы решили, что вашего присутствия на уроках более, чем достаточно.  — Как знаете, но Лея-доно очень запущенный случай. Ни манер, ни правильной речи, даже ходит как мужик! Для вашего дома позор иметь такую наследницу! — раздраженно всколыхнула юбку карга и отправилась в свою комнату.  — Как же я с ней солидарен! — прошипел Еджи.  — И все-таки, Лея-сан, куда планируете отправиться? — невозмутимостью и спокойствием Кьеко-сан можно бы обмазать всю планету толстым слоем, еще бы и на Марс осталось.  — Хочу полностью Шибую объехать, если получится. В парке покататься.  — Я вам ради такого случая приготовила карту и плед. Они на вашей кровати. Все-таки зима на дворе, — заботливо ворковала женщина.  — А не слишком ли вы ее балуете? Она тут хамит, ведет себя как помойная крыса — а вы поощряете.  — Еджи, это не твоего ума дело. После завтрака зайдешь ко мне, — я прямо видела, как братец превращается в ледышку под воздействием арктических ветров, генерируемых спермоголовым. Ого! Неужели-таки я дождалась священного момента, и накажут только его? А, в общем, пофиг. Меня ждет долгожданная свобода!

***

      Такемичи грустно сидел на скамейке в парке, закинув голову назад и смотря на небо. Небо было спокойным, а вот Такемичи нет. Он долго не мог отойти после истории с Китаем, раз за разом прокручивая в голове все возможные варианты развития событий, раз за разом спасая маму девочки… Только вот сам понимал — ее спасение было невозможным. Что бы ни говорил монах, чтобы он сам себе не думал: Такемичи не мог избавиться от всепоглощающего чувства вины. На какое-то время он ушел в себя настолько, что напрочь обо всем забыл, погрузившись в бездну отчаяния: «Возможно… именно это и ощущал Майки. Эту нестерпимую боль, которую приносит вина за смерть других людей, любимых людей. Как же он справлялся? Он ведь только улыбался и ничего не говорил, поддерживал окружающих и помогал им. Раз за разом защищал. Его называли эгоцентричным, но таким он был только в мелочах… Он готов был отдать за нас все. И отдавал. Снова и снова. Выдавил каплю за каплей из себя. Пока не сорвался, пока ничего не осталось. Пока в нем не начал просыпаться… Как мы, как я мог быть настолько невнимательными? Как я мог оставить Майки совсем одного? Ему… никто не помог» — парень закусил губу до крови, злясь на самого себя.       Он не так много помнил из своих прошлых путешествий, но главное осознал, прочувствовал, будто пробудил в себе интуицию, как и говорил монах. Для встречи с Майки еще не время. Но в памяти часто всплывал мальчик в очках, очень худенький, Такемичи видел пистолет в его руках, направленный на него. Победоносную ухмылку и одновременно горькие слезы. Он как-то связан со всей этой историей. Долго не мог понять, кто это, пока они с Хиной случайно не натолкнулись на него во время прогулки. Такемичи сразу не понравился взгляд парня, устремленный на него: алчущий, как будто вытягивающий что-то из него… а еще, в нем было непонятное предвкушение и… чувство будущего триумфа и превосходства. Поэтому решил поговорить. Искал его все это время. Наконец узнал, что парень член группировки Мебиус. Адреса мальчишки он тоже не знал — искал, искал, бесконечно искал… В итоге нашел парня из банды, обещавшего привести Кисаки. И ради этого он здесь. Он хотел поговорить. Хоть что-то выяснить и прояснить.       Редкие снежинки оседали на волосах Такемичи, холодными капельками расплывались на коже, освежая. Такемичи с некоторых пор начал нравится холод, сковывающие чувства, ощущения, приглушая их, помогая мыслить более рационально. Раньше он этого не умел — одни чувства, да эмоции. Весь состоял из них, как комочек, как клубочек, накаленных до предела нервов, воли… и сочувствия. Слишком много сочувствия.  — Эй, Такемичи! — радостно поприветствовал его парень, представившийся как Шюджи Ханма при знакомстве, — Ну чо? Как жизнь?  — Тебя вот жду. Мы договорились, что ты приведешь Кисаки? — недоуменно озирался вокруг парень.  — Знаешь чо, братанелло? Кисаки заявил, что почти тебя и не знает. А ты его преследуешь, вынюхиваешь, трешься вокруг да около. Подозрительно, не считаешь? И не только на Кисаки, ты, я думаю, вообще на Мебиус нацелился! — его улыбка за секунду застыла как восковая маска. - Так что тебе нужно, задрот, а? — взревел парень, вплотную прислонив свое лицом к лицу Такемичи. Парень судорожно заозирался вокруг, сглотнул вязкую, липнущую к горлу, слюну. Со всех сторон приближались парни с недобрыми ухмылками на лицах. Все в форме Мёбиуса, наверное человек десять.  — Я хочу поговорить с Кисаки с глазу на глаз! Мебиус меня не интересует! — вскричал Такемичи и вскочил со скамейки. Его глаза были полны решимости.  — Ну конечно, — покачал головой один из головорезов, многозначительно перекидывая биту из рук в руки, — Признавайся, мудило, на кого шпионишь? Вальхалла, а может вообще Свастоны, а? Слабое место ищешь, недоуздок? — взревел парень, замахиваясь. Это послужило сигналом к наступлению. Такемичи смог отбить несколько ударов и даже уложить пару человек на землю. Но их было мало, его уронили прямо лицом в снег и прижали голову сапогом. Удар битой пришелся прямо по ребрам, послышался противный хруст, парень выплюнул густую кровь, распустившуюся алыми цветами на снегу. Сознание на секунду помутнело от боли. От второго удара по голове сознание помутнело, Такемичи чуть не вырвало. Крича, он пытался встать, еле удерживаясь на дрожащих руках, отчаянно цепляясь пальцами за снег, но тело не находило опоры. Под глумливый смех и оскорбления он раз за разом падал лицом в прохладу снега, казавшуюся сейчас настолько желанной.  — Только насмерть не забивайте. Надо же узнать, из какой банды парниша? — глумливо расхохотался Ханма. Бесчисленные удары продолжали сыпаться на парня, в глаза Такемичи брызнула своя же кровь. Еще удар по голове — и парень начал терять сознание.  — Те че! Ханма! Можно же ш распилить — и всем бандам подарочки послать. У кого жопа пригорит — тот и шпионил.  — Добро, кровожадный. Только… — договорить Ханма не успел, как прямо через его голову в воздух метнулась чья-то тень. Настолько быстро, что он сначала уловил только рыжие, длинные волосы, да вертушки ногами на высоте, быстро и стремительно вырубающие товарищей. «Это что, призрак, мать вашу? Нет, человек! Еще и гребаная деваха! Она что, летает, еб бля мать?» Ханма глазом не успел моргнуть, как над небольшой полянкой установилась мертвая тишина, нарушаемая только невнятным бормотанием Такемичи. Ханма не мог встать, прирос к земле внезапно выросшими корнями, отчаянно крепко врезаясь в нее. В глаза этой девушки было невозможно смотреть, но невозможно и отвести взгляд. Они завораживали, втягивали в себя чертовой ведьмовской воронкой. Парень ощущал себя ебаным кроликом перед удавом, беззащитным травоядным перед готовящимся напасть хищником. Он умрет. Реально сдохнет. Она его сожрет. Выжрет по кусочку! Ноги заходили ходуном, парня пробрал крупный озноб. Пот солеными каплями стекал с тела. Он никогда не боялся драться, но на вид слабенькую девчонку испугался как огня. Черт! Она его убьет. Точно убьет! Пальцы задрожали. Ханма хватал ртом воздух, его катастрофически не хватало. Паника боролась с обреченностью, сплетаясь в две влюбленных змеи, с оскалившиеся клыками, готовые выплюнуть в него смертоносным ядом. Это все она. «Беги! Беги! Беги!» — шептал он самому себе. Но знал, что не успеет.       Он обреченно наблюдал, как девушка, проверив состояние Такемичи, взгромоздила того на себе на спину и легко потащила, словно рюкзак, блять, с легкими блять женскими штучками. Беглый взгляд Выражение ее глаз изменилось, Красивые, зеленые глаза, Лучистые, как свет солнца в капельках росы в зеленой травке. Добрые, наивные, Ее окутывала доброта. Ее окутывала улыбка. И это настолько сильный боец? Из-за нее он даже не смел двинуться с места? Да вы шутите? Может, это был мираж? Галлюцинация? Бред разгоряченного сознания? Блять, ее сила, она сама — это ни хуя не весело!  — Не переживай, не многие могут сделать что-то против десяти человек. То, что ты не вмешался — было мудрым решением, — дружелюбно улыбнулась она. А Ханма не верил в то, что слышал. Она думает, он случайный свидетель или вообще жертва? Перепутала? Не поняла? Ханма ощущал, как облегчение теплым душем окутывает его тело. Оно еще подрагивает после перенесенного стресса и успокаивается. Наконец. С другой стороны, комбинезона у него как раз-таки и не было. Единственного из всех, — Ты хоть полицию и скорую вызвал? У мальчика ребра точно сломаны и сотрясение вроде бы, боюсь как бы кровоизлияния не было. Слишком долго в отрубе.  — Только собирался. А — эти? — кивнул парень на своих ребят.  — Вот за них можно не переживать. Полчасика проваляются, и спокойно по домам потяпают. Хотя, по-хорошему, надо бы их в ментовку сдать. Вообще бандюганы охуели у вас, среди белого дня скопом на одиночек нападают! — Ханма нервно заржал, боясь проколоться. Он был тем еще адреналинщиком, но инстинкты у него были как у дворовой кошки. И они говорили с этой девахой не связываться. А если и связываться — то на ее условиях, которые нужно неукоснимо соблюдать. Она пиздец опасна, хоть и выглядит сейчас на редкость безобидно и даже, блять, мило. Как чертов маленький котенок, способный в секунду превратиться в опасную, хищную рысь.  — Действительно, безобразие, — машинально отчеканил парень, оглядывая будто бы спящих ребят. Он решает попытаться отвести от себя подозрения, — Давай я возьму парня на спину, а ты рядом пойдешь. От выхода из парка и вызовем скорую, я не очень уверен, куда мы точно выйдем, — девушка кивнула и побежала за велосипедом, утопающем в снегу.

***

 — Может знаешь, как нашего несчастного зовут? — вопрошает девушка ведя велосипед рядом и с беспокойством поглядывая на избитого.  — Такемичи, фамилии не знаю.  — Так вы еще и знакомы… Я тут подумала, ты ведь не с этими парнями, которые его избили? — «Дошло, наконец. Или она просто долго сомневалась, стоит ли вообще спрашивать?»  — Не совсем, — туманно пробормотал парень, желая как можно быстрее выбраться из парка и рассказать Кисаки о произошедшем. Конкретно вот с этой странной девахой у него не было ни малейшего желания иметь каких-либо дел.  — Значит… среди них, — сделала она правильный вывод и сникла, — Считай теперь помощь ему своим искуплением. Даже если и за дело, нападать скопом на одного человека… здесь в бандах доказывать свою сомнительную силу через банальное избиение — это норм? Разве не интереснее выбирать противника посильнее и сражаться с ним? Себя там превозмогать, улучшать свои навыки? Любите с товарищами чувство своего мнимого превосходства потешить, али как? — зло сверкнула глазами девочка, — Так, — повернулась она к Ханме лицом, — Ты никогда не станешь сильным, — он не мог в чем-то не соглашаться со словами девушки, но последняя фраза почему-то заставила остановиться как вкопанному, ощущая как горечь и недовольство распространяются по всему его телу. Это было… недовольство самим собой.  — Я не хочу становится сильным, я хочу веселиться, деточка!  — Если вот то, что происходило в парке, тебя веселит — то тебе пора на прием к психиатру. Серьезно. С последующим курсом психотерапии.  — С хуяли! Я тебе не псих какой-то!  — С того хуяли, что наслаждение страданиями других с последующим воплощениям их в жизнь — это ненормально. Либо ты глубоко уязвленное существо в принципе, либо у тебя недостаток сочувствия к другим, если не отсутствие. Либо мы друг друга неправильно понимаем, либо тебе уже выстлана дороженька к становлению маньяком. Как тебе перспектива мальчиков, да девочек бензопилой ебать? Заводит? Или еще недостаточно? А котятам кишки выпускать? Младенцам головы выкручивать? Психика слетит — дойдешь и до подобного такими темпами. Предупреждаю, если узнаю, что ты котиков обижаешь — найду и изобью ложкой! — фыркнула она и невинным голоском пояснила, — Так дольше и мучительнее.  — Кто из нас псих, больная дура, — прошипел парень, охеревая, как разговор дошел до такого, — Мне просто нравится веселиться и… без того, что ты тут описываешь. Нравится махач и неожиданности всякие, адреналин. На все готов ради этого.  — Ооо, прогресс. Так почему тогда именно банды?  — Там есть человек, обеспечивающий мне веселье  — Ооооуууу… обеспечивающий, значит, — ехидно протянула девушка, — То бишь дилер, или, скорее, дядя сутенер? А ты его сучка или, скорее, шлюшка? Ты морды-то херачишь, а ебут по итогу тебя (как дружки-бандиты, так и полиция) — а он тебе веселуху? И где же он, твой драгоценный дядька сутенер? Прям сутенер-невидимка, нигде нет! Ответственность за тебя не берет, я смотрю. А ты огребаешь, или огребешь, — многозначительно сверкнула девушка глазами откуда-то снизу. Почему-то ее маленький рост делал ситуацию в разы стремнее. — И, кстати, дорого твой сутенер берет за веселье? Судя по тому, что я видела — душу клиента, — Ханме еще больше захотелось оказаться подальше от девушки. Ему не нравилось то, что она говорила. Хотелось ей врезать, но вряд ли он сможет уйти от нее безнаказанным. Да она банально не даст этого сделать, с ее-то рефлексами.  — Заебала, мелкая, — мрачно махнул он рукой, впервые в жизни проклиная Кисаки с его идеями. Сам-то марать руки не поперся! В чем-то деваха и права. Еще и объяснять ему, какого черта против мелкой девчонки отряд не выстоял. И как это вообще объяснить, чертов Джеки Чан в юбке! Сам не увидишь — не поверишь. Может, лучше от нее пиздюлей принять, для закрепления увиденного. Еще и его самого побегать заставила. Иностранки все такие, или ему так вперлось просто удачно? Но чертовка красивая, Кисаки бы сказал, «статусная сучка», зверек с привилегиями, повышающий авторитет: красота, навыки, точно умна, умеет вести разговор выбешивать а то, что иностранка — вообще прекрасно. Пацаны такое уважают, но приручить, чтобы пасть не открывала — нереально, — лучше возьми у Такемичи телефон, если нет пароля — спиши парочку номеров и позвони, как его скорая увезет.  — Нам прям сразу скажут, в какую больницу? — почему-то удивилась девушка.  — Да. Хотя говорить нужды нет. Вон там в прогалине выход — через пару домов больничка.  — Так может мы пешком его дотащим? Если совсем недалеко.  — Ты, кажется, забыла, что я этот груз на себе тащу!  — Ну если хочешь — то могу потащить вас обоих. Только вот тебя волоком, а то с моим ростом несподручно вас обоих на спине тащить. Да и ты дылда вон как отмахал, — кокетливо предложила Лея. — И тебе будет стыыыыыдно, что ты заставляешь маленькую, миленькую, слааааабую девуш…  — И кто тут слабый, а? — взревел парень, наблюдая как Лея чуть не падает от гогота. — Что, охуенно над людьми угорать?  — Вообще-то, да, — широко улыбнулась девушка.  — Хер с тобой, только давай уже побежим.  — Согласна, — и они оба махнули вперед.

***

      По прибытии в больницу Ханма со скоростью света куда-то свалил, искренне радуясь, что избавился от надоедливой, непонятной девчонки. И Лея осталась одна, дожидаясь прибытия Хинаты. Это был единственный контакт Такемичи, до которого она смогла дозвониться.       Девушка сидела в кресле прямо напротив спящего парня, врачи говорили, что очнется вот-вот. Кем бы ни была Хината, Лея очень надеялась, что придет в себя парень уже при ней. Да не судьба. Такемичи пробормотал что-то нечленораздельное, ресницы дрогнули. Веки в секунду раскрылись, и парень подскочил на кровати, резко садясь и озираясь вокруг.  — На твоем месте, я бы так не скакала. У тебя тяжелое сотрясение мозга, рука сломана и два ребра слева. Я уж не говорю про огромное количество ссадин и гематом по всему телу, — холодно проинформировала парня девушка, с беспокойством смотря, как он поворачивается к ней. Неописуемый ужас отразился на его лице. «Качественно же его приложило. Вот че он меня-то пугается?» — удивилась Лея.  — Т-т-ы к-к-к-то? — запинаясь, прошептал Такемичи.  — Лея, я тебя отжала у толпы придурков, и мне помогли принести тебя сюда, в больницу.  — Т-т-ты правда здесь?  — Нет, блин, мое настоящее тело сейчас в Альфа Центавре поглощает галактических мошек! А я херова голограмма! Воплощенный дух бухого снеговика! Может врача позвать? Они что-то явно с диагнозом напутали.  — Не надо, — помахал руками Такемичи, в огромном удивлении смотря на призрак той девочки, которую спас из машины. Живой и даже возмущающийся призрак. Лицом больно было двигать, но это не помешало ему заплакать. Слезы стекали из его глаз. Слезы и вины перед Леей и облегчения от того, что она не оказалась глюком. Она была живой. Она была настоящей. Она была прямо перед ним! Солнышко той женщины жива. И она здесь.  — Эй, эй. Мальчик, тебе так больно? Давай я схожу, попрошу анестезию в капельницу добавить, а? Что случилось? — девушка была в панике и размахивала руками не зная, что делать.  — П-п-прости меня, — Лея была в полном недоумении.  — Тебе не за что просить прощения, болван! Ну серьезно. И, кстати, извини, я брала твой мобильник, чтобы контакты найти. Но… звонила со своего. До семьи я не дозвонилась, но придет Хината, ты ей часто звонил, и я подумала… — засмущалась девушка. — Думаю, с ее приходом тебе точно станет легче! — мальчик несколько раз кивнул, все еще плача. Лея никогда не знала, как действовать в таких ситуациях, поэтому она тихонечко села обратно ожидая, когда водопад из слез утихнет.