***
Я открыла глаза и сначала не поняла, где нахожусь. Не было привычных мне объятий бесконечно любимого человека, футон казался жестким, а деревянный потолок блистал чистотой. В огромной комнате практически не было мебели: столик с ноутбуком, зеркало в пол, да большой деревянный шкаф. На стенах развешены картины в традиционном японском стиле, многие настолько старые, что краска выцвела или облупилась, что с трудом угадывалось все то, что там изображено. Грустно на них смотреть, почему-то их не хотели отправить на реконструкцию, а оставили здесь доживать свой век. Слеза скатилась по щеке… мне уже было больно и одиноко. И немного страшно… что меня ждет? Я вообще справлюсь? «Манджиро, забери меня»… те слова, которые так и хочется прокричать, но я никогда этого не сделаю. Раздался стук, миловидная женщина открыла дверь, стоя на коленях. Увидела меня, изящно поклонилась. — Лея оджо-сама, через полчаса вас ждут на завтрак. Вас сопроводить? — Можно просто Лея. Сопроводите, пожалуйста, иначе я заплутаю в этих запутанных пенатах. — Мы не можем обращаться к вам по-другому. Приказ хозяина, оджо-сама. Я тогда подожду вас здесь. — Входите, не стесняйтесь, — нет, я никогда не привыкну к этому шизанутому этикету. Волей-неволей я начинаю себя чувствовать не в своей тарелке.***
Пока я шла до гостиной, не могла избавиться от ощущения дежавю. Примерно также я чувствовала себя, как только приехала в дом отца. Здесь не было такой же аляповатости, как и там, но размер и богатство поместья в традиционном японском стиле потрясал воображение. С террасы главного дома я видела домики поменьше, они все принадлежали дворцу и между ними сновали люди. Бесчисленное количество людей. Я честно пыталась считать, но сбилась после первой сотни. И большинство из них якудза, личная армия деда. Даже если бы я захотела сбежать — не смогла. Меня посадили за стол прямо напротив красноволосого парня, того самого «припизженного» Аки. Он мельком взглянул на меня, сузил глаза и пренебрежительно хмыкнул. — Вы только посмотрите, кого к нам ветра занесли, а? Я тебя размажу на сегодняшней тренировке, потаскуха! — рявкнул он. Девушка рядом погладила его по плечу, успокаивая. — Не обращай на него внимания. Он часто говорит не думая, — спокойно сказала девушка, — я Ая, его сестра близнец. Надеюсь пока ты здесь, мы сможем подружиться. — Если шавка доживет до того дня, когда ее выпустят отсюда, — мерзко хихикнул братец. — Аки, нехорошо так с гостями говорить, — дребезжащим голосом проговорила высокая и нервная женщина справа от меня, — Лея-сан твоя сестра. — А ты заткнись, сука! — вызверился Аки на мать. Моя мама недавно умерла, наверное поэтому смолчать я никак не могла. — Если она сука, то ты, получается, подзаборный кобель? Или как, дорогой братец? — тихо, но с ощутимым давлением сказала я. Глаза Аки налились кровью. Божечки, что с этим человеком не так? Больше не на безумие смахивает, а на элементарную ненависть и пренебрежение окружающими. Избалованный мудак! — Боже, прекратите! — прошептала Ая, скоро Матсумото-сама придет. В коридоре послышались шаркающие шаги. Аки мгновенно вытянулся словно по струнке, в глазах промелькнул страх. Сестра с тетей вжались в стулья, будто стараясь казаться меньше, чем есть на самом деле. Руки Надесико-сама заходили ходуном. Мать вашу, реально, куда я попала? В концлагерь? А дед — это Гитлер местного разлива? — Лея-сан, старайтесь во время еды не говорить. Скажете — только если он что-то спросит. Отец не любит праздных разговоров, а за столом — тем более, — скороговоркой шептала она. — А то что? На плац и расстрел? — Аки заливисто рассмеялся. — Да ты еще и экстрасенс, сестренка тупая? Ты мне сразу скажи, в случае чего, стрелять в руку или ногу? Чего не жалко больше? — Твоих мозгов, — прогромыхало сверху. Я вскинула голову, и мой взгляд столкнулся с черными обсидианами глаз. Какой до боли знакомый цвет. Только вот в этих омутах я не видела любви и нежности, как будто этому человеку и не знакомы были эти чувства. Он на секунду задержал на мне взгляд и прошествовал дальше. Сел во главе стола, оглядел присутствующих, как будто давая сигнал к началу трапезы. Семья кушала настолько тихо, что звук от случайно оброненной мною вилки казался оглушающим. Тетя нервно и быстро глотала еду, и я удивлялась, как она не давится. Брат и сестра постоянно озирались на деда и ели украдкой, словно таясь, будто совершают какой-то неприличный и непозволительный акт, а не принимают пищу. Неестественно. Неправильно. Что, черт побери, происходит? Что за нервная обстановка, что за атмосфера удушающего страха? Я многое слышала о деде, но не будет же он на дыбе растягивать человека за неподобающее чавканье? Или будет? Я сначала старалась вести себя как окружающие, но быстро поняла, что так я не наемся и только испорчу себе уже испоганенное настроение. О том, что я могу его себе еще больше испортить на дыбе, я как-то не подумала. Здоровый и молодой организм требовал жрать. И я, не стесняясь, начала накладывать себе салатика, рыбку и прочей снеди рассудив, что так хотя бы подохну не голодной. Родственники с ужасом взирали на меня, дед же оставался совершенно равнодушен на мои телодвижения. Но давление ощутимо усилилось. Я провела долгие годы в монастыре с Фасянем, поэтому мне лично было глубоко насрать, у меня иммунитет. Кушала я с радостью и наслаждением, руководствуясь стандартными правилами этикета. И что же случилось? Да вообще ничего. Ну кроме того, что я наелась. — Лея, — подал зычный голос дед, — Позже за тобой зайдут и заберут на тренировку. Примерно через час. Будь готова. — Хорошо, — спокойно посмотрела на него я. Пока что ничего особенного кроме ауры, присущей вообще всем сильным мастерам единоборств, я за ним не наблюдала. Может не так страшен черт, как его малюют? — Аки, ты тоже будешь нужен. — П-п-понял, — пробубнил взбледнувший братик. А я же опять не понимала, что происходит. Мне казалось, Аки слыл у деда в любимчиках. Но похоже, что драгоценную ручную болонку, как его называл Акайо, частенько поколачивали. Отвратительно, на самом деле.***
Практически сразу после переписки с Манджиро меня отвели на небольшую площадь, окружённую с трех сторон домами, а с другой — навесом с мишенями и манекенами, что-то наподобие тира. Дед расположился в центре рядом с колодцем, сложив руки на груди. Рядом с ним маялся Аки. — Долго, — рявкнул дед мне, и я застыла, сраженная практически наповал громкостью его голоса, в котором явственно читалось раздражение, — Ты должна быть благодарна, что я взял тебя в семью и лично с тобой занимаюсь. Впредь не опаздывай. Аки, протестируй свою сестру. Дерись в полную силу, но тень не показывай. — Но почемуууу? У нее же золотая! — С тобой, отморозок, она и не проявится. Начали, — взмахнул он рукой. Аки кровожадно улыбнулся и начал наступать. Примерно через минуту я заключила, что брат чистой воды гибрид. В силе я ему уступала, а вот в скорости и ловкости опережала значительно. Все его движения похожи на движения безумца, они казались абсолютно хаотичными и лишенными логики. Но паттерны прослеживались четко и читались очень неплохо. С тенью он бы меня победил… наверное, а так… ну извините. Почва прощупана, подпрыгиваю в воздух, кручу вертушку и обманным движением ноги посылаю парня на землю отдыхать. Аки тяжело дышал и смотрел налитым кровью глазом, оставлять проигрыш безнаказанным он точно не станет. Интересно, какова будет месть? Явно не в честном бою. — Аки, плохо! Есть какая-то слабость, которую ты ей умудрился сейчас не показать? В наказание вымываешь второй этаж западного дома. — Лея, никто тебя не учил противника добивать? Фасянь всегда был чересчур мягок. Отвратительно. — В смысле добивать? — удивилась я. Совсем добивать? — До потери сознания, как минимум. Или чтобы противник не мог стоять. Совсем не мог. Этот через пять секунд уже в норме был! Ты дура или как? Или тебе наглядно показать на собственной шкуре? — я застыла от ужаса, зачем? Просто зачем нужна такая необоснованная жестокость? Тем более на тренировке. — Не буду я в рамках тренировки никого добивать! Это избиением младенца называется! Я не буду бить лежачего! Что за бред вы несете! Дед поднял бровь и вперил в меня взгляд, дышащий холодной яростью. — Ты что, только что мне возразила, девка? — Да, возразила, — начала злиться я, — Тренировка создана, чтобы учиться, а не для того, чтобы кого-то добивать и калечить! Что за варварство! — Уясни раз и навсегда, отродье, — громыхал он, — Здесь мой дом и здесь я устанавливаю правила. И я тебя учу, а не «милашка» Фасянь. А эту мягкотелую ерунду я выбью из твоего мозга, если понадобится. Люди с такой слабой волей как ты никогда не смогут держать импульс в узде. Поэтому в узде тебя буду держать я. И если я говорю добивать, ты добиваешь. — Сила воли не развивается путем издевательств над поверженными и слабыми! В отличие от раздутого самомнения и ЧСВ, вот они развиваются, только приносят лишь вред! — да что у него с мозгом? Полная атрофия? — А золотая тень тем более не развивается через насилие! — Да ладно! — приблизил он свое лицо к моему, — Ты всего лишь мелкая зарвавшаяся шмакодявка, которую пороть и пороть как сидорову козу! На позицию. Дерешься со мной, — я нервно сглотнула, осознавая, что сейчас мне покажут, что значит «добивать» в полной мере. Мы встали друг напротив друга. Дед выглядел как монолитная скала ростом под два метра. Его сила была будто разлита повсюду, аура давила настолько, что тело так и хотело согнуться. Но душа… душа определенно не желала признавать поражение и не признает. Сердце восставало против подобных правил, и это помогало мне стоять и не отводить взгляд от черных омутов, дышащих презрением. Знаю, сейчас мне не победить, но… я не хочу принимать его правила игры и не буду. Я встала в низкую стойку. Сделаю, что смогу. Главное, не сдаваться, не сдаваться ради самой себя. Я никогда не пойду на необоснованную жестокость. Пусть ты в этом и горазд, дедушка. Я плясала вокруг деда, я точно была быстрее, но ненамного. Он уворачивался не от каждого удара. Но толку-то? Такое ощущение, что я по бетонной стене бью и с таким же успехом. То есть нулевым. Вопрос лишь в том, что я не могу управлять этим боем, он уже взял его в свои руки. А значит, я проиграла. Но я еще побарахтаюсь, пусть даже из принципа и упрямства. Я буду защищать себя. Он меня не сломает. — Действительно быстрая, тварь, и даже без тени… Хорошо. Только, — сверкнул он на меня взглядом, — все равно слаба, — одним резким движением схватил за шею и с ускорением пригвоздил лицом к земле. Я ахнула, услышал хруст в носу, железный привкус крови наполнил рот. Даже не отплеваться, пока он возит лицом по земле, словно котенка, и хохочет как ненормальный. — Отпусти, — пытаюсь хаотично двигать руками и ногами. Он приподнимает меня над землей сантиметров на тридцать. Я отплевываюсь кровью и песком. — Что ты сказала? Не слышал «пожалуйста», внучка. — И не дождешься, — сплевываю на землю кровь, — Я не пойду на необоснованную жестокость, — он сильнее сжал шею в своей огромной руке да так, что я начала задыхаться. — Пойдешь. Я так сказал. Для тебя я закон, а ты просто мелкая тупая шавка, которой нужна дрессировка! — Дрессировка не нужна ни людям, ни зверям! А вот как раз таким монстрам как вы — она самое оно! — со злостью прорычала я. — Надо же как еще вякаешь, — покачал он головой, все сжимая мою шею. Голова закружилась. Боже, наверняка останутся синяки, лишь бы Манджиро об этом не узнал. Манджиро… я легонько улыбнулась. Я не пойду наперекор сердцу… ни за что. Не сдамся. Из глаз непроизвольно текли слезы, дед поднимал меня, пока я не оказалась на уровне его лица. Я царапала его запястье, била старика в монолитную грудь ногами, но смотрела прямо в его глаза, не отводила взгляд ни на секунду. Отведешь — проиграешь в воле, а для меня это неприемлемо. Хоть в чем-то я не должна уступить, — Вот же ты дрянь! — дал он мне пощечину такой силы, что я услышала, как хрустнул позвонок в шее, — Прекрати на меня так смотреть! — еще удар! Как, блять смотреть, как человек, а не тварь ползучая, которых ты наклепал себе в прихлебатели? Трус. Чертов трус. Только трус боится равных и тех, кто выше него, и предпочитает общество бессловесных, запуганных рабов. Отвратительно! У меня не будет таких же глаз как у Аи или Аки. Не хочу так жить! — А что, — хрипло прохрипела я, — привыкли к рабскому подчинению? Все остальное… пугает? — Да кто тебя боится, сука! — рявкнул он. — Боитесь… все, что не подчиняется — это неизведанно и страшно. Хотите, чтобы вас боялись, поэтому «добивать» противника необходимо, да? Мало ли восстанет или почувствует в вас слабину… Ведь тогда… возможно… вы почувствуете, что слабы на самом деле. Боитесь без охраны, боитесь… — Заткнись, что ты за херню несешь! — кажется я таки вывела дедулю из себя по-настоящему. Я даже не скрывала злорадства понимая, что за это получу еще круче. — Ты… вы… блять, какая разница, — перед глазами пелена, будто из тумана и крови, — действительно слаб. Слаб духом. Мне вас очень жаль, дедушка. Искренне жаль… ведь ты… — и я словно растворилась в кровавом тумане, окунулась в него с головой. И откуда-то издали слышала зычный голос деда. — Унести ее. Дать аптечку — пусть сама все обрабатывает. Шавка не достойна врача и помощи. Пусть вымаливает их, — не дождешься, дедушка. Какие только травмы я не получала в монастыре, и мы сами их лечили. — Понял, — вторили ему незнакомые голоса, и я окончательно упала в дымчатую бездну с запахом крови и песка.***
Проснулась я только к вечеру. Рядом с футоном стояла вода, аптечка и сменное постельное белье. Я залила кровью, смешанной с грязью, все покрывало. Голова раскалывалась, нос, по ощущениям, теперь занимал большую часть лица. Переломчик: красивый, качественный. Кое-как поднялась и села в позу лотоса перед зеркалом, поставив рядом аптечку. Тяжело вздохнула, посмотрев на отражение. Меня бы сейчас даже мама не узнала, настолько все было плохо. Большая часть лица переливалась красивой радугой от фиолетового до зеленого. Нос не просто опух — его разнесло до размеров небольшого кабачка. Хоть глаза нормально открывались, и на том спасибо. Дед определенно не был в курсе разницы между тренировкой и избиением. Ну так вот, это было избиение. С его уровнем и опытом — избиение младенца, то бишь меня. Не было и шанса, что я смогу победить настолько сильного и опытного бойца… И это будет продолжаться до бесконечности долго. Выдержу ли? Должна, должна выдержать, стабилизировать свое состояние и как-то начать пользоваться тенью. Тогда меня выпустят, и я наконец увижу Манджиро… Хотя, судя по всему, перед этим придется делать операцию на нос, а заодно проходить курс психотерапии. Здесь вроде перелом всего один… или трещина. Черт, что дальше-то будет? «Майки»… я прислонилась лбом к зеркалу, размазывая запекшуюся кровь, и заплакала. Я начинала понимать, что возможно больше никогда не увижу Манджиро, никогда к нему не прикоснусь. И слезы полились еще сильнее, падая на окровавленные руки солеными каплями. Боже, лишь бы он не узнал… придется выключать видео и говорить, что проблемы с интернетом. Всегда смеяться и никогда при нем не плакать. Ведь если Манджиро приедет — дед его убьет, невзирая на договор. Прости, Манджи, мне придется тебе врать… я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. Не хочу, чтобы приезжал. Я… хочу тебя защитить. Но обещаю, я буду стараться, но и прогибаться под деда не намерена. Его правила, поведение, то, как перед ним трясутся… просто ненормально.***
— Так жаль, что я не могу тебя видеть, — послышался расстроенный голос из динамиков. — Зато я тебя могу, — улыбающаяся мордашка Манджиро маячила перед моим распухшим носом и вызывала почему-то смех. Я протянула руку к любимому лицу, словно лаская его, впитывала в себя, и дыхание перехватывало от нежности, смешанной в коктейль с грустью. Такое ощущение, будто не сутки прошли, а месяца… — И как я выгляжу? — Словно начищенная жопка барана в лунную ночь. — У тебя хорошее настроение, — удовлетворенно заметил парень, а я чуть не расплакалась. Опять, — Как прошло обучение у деда? Он такой садист, как о нем вещают слухи? — о да, такой, что повеситься хочется. Прямо здесь и сейчас. Все гопники мира смотрят на наши тренировки и ратуют стать его учениками. — Не совсем. Скажем так, он малоприятная личность. Родной, а давай о нем не будем. Как покатался? — Оооо, я нашел несколько отличных мест для нашего с тобой времяпровождения. На одном каменистом пляжике очень красивый грот, а внутри камешки светятся. Обязательно туда тебя свожу, как вернешься. Ты ведь вернешься? — Куда я от тебя денусь? — И действительно. Слишком долго не задерживайся, иначе приеду за тобой. Лея, я серьезно. Одно лишь слово — и я на пути к тебе. — Я знаю, любимый… Я скучаю. — Я тоже… всего сутки прошли, и уже невозможно. Смотрю на пустую кроватку и думаю, что пока буду спать на диване. Невыносимо без тебя там. Я надеваю твои футболки во время сна. Тобой пахнут, так приятно… Если закончатся — вышлешь? — Думаю, что да. А я твою футболку надеваю, такое ощущение, что ты рядом, — и мы оба горестно вздохнули. — Ничего, родная. Время быстро пролетит. И мы вместе. Снова. Кстати… я решил попробовать твой план по поводу Казуторы. — Тебе с Хару надо связаться. Он сейчас активно под Вальхаллу капает и Джуна. Он вроде сам должен будет тебе позвонить, как все найдет. Я предупредила. Но он передал, что ты можешь звонить ему в любое время. Ты ему нравишься, и у него есть приставки и вечно ебанутое настроение вместе с гиперактивностью. Хоть ребята парня и любят, но им нужен от него отдых… так что… — Понял, спасибо. За его настроение отдельное спасибо. Хару нечто. — Манджи… знаешь, я горжусь тобой. Ты… удивительный человек и очень-очень сильный. И ты стараешься, за это я горжусь тобой еще больше, — Майки улыбнулся. — Спасибо. Слышать это от тебя… что-то с чем-то. Малыш, как думаешь, у меня получится? — Не знаю… но даже если и нет, ты можешь попытаться снова. Ну а если совсем безнадежно — то ты хотя бы сможешь сказать, что сделал все, что мог. Только постарайся Казутору не убить, он… совсем как заплутавший ребенок. Мне так кажется. Ну а вообще у меня хорошее предчувствие… тебе главное натолкнуть Казутору на мысль, и если наша с тобой догадка верна, то в итоге он сам правильно поступит, и это будет его решение. А вообще, лучшая тактика — это быть самим собой. Особо не заморачивайся, мы не хотим ему врать, только сказать правду… — Люди часто подсознательно чувствуют ложь? — Именно. А насчет Кисаки по итогу решил? — Да, я его возьму и приставлю к нему человека, чтобы издали следил. И Баджи… он от нас уйдет в начале октября и тоже попытается Казутору направить на «путь истинный». Так что не переживай, родная, все и у нас будет хорошо. Я тут кстати сидел на берегу и мечтал, как мы вместе будем кушать бенто, а ты меня будешь кормить… — Это будет прекрасно, — улыбнулась я. С Майки я совсем забыла, где нахожусь. Мы проболтали до часу ночи, и, невзирая на дневные кошмары, связанные с аварией, невзирая на избиение, мне стало значительно лучше, а мое сердечко ненадолго успокоилось, словно снова билось в сильных и нежных руках Манджи. Но после звонка я все равно плакала, жадно вдыхая любимый запах от его футболки и не заметила, как заснула, свернувшись в маленький и беззащитный клубочек.