Если вы испробовали все и ничего не добились, попробуйте сказать правду.
Р. Рейган
— Ты уверен, что пойдешь один? — обеспокоенно спросил в который раз Дракен. Манджиро повернул голову к другу и улыбнулся. — Конечно, — и вернулся к просматриванию бумаг, — В конце концов проблема именно в нас двоих. Парни стояли на мосту. Ветер теребил шелковистые волосы Майки, он был серьезен, как никогда. Его раздирала злость, но Манджиро был полон решимости. Вспоминал все, что знал о Казуторе, и злость понемногу угасала. «Ненавидеть кого-то слишком утомляет. Да, малышка? Либо пробуждает импульс, что еще хуже.» — Я пошел, — Майки решительно надел на себя рюкзак, — Что бы ни происходило — не вмешивайся. Оставайся здесь. Дракен рассеянно кивнул. Решение Майки он считал зрелым, взрослым, достойным уважения, но не мог не беспокоиться. Он с волнением смотрел, как его друг подходил к заброшенному туннелю и исчезал в его недрах. Сердце бешено билось в груди, гораздо проще было бы просто подкинуть Казуторе компромат, но Майки решил пойти более тяжелым, но и более правильным для них путем. «Надеюсь, не придется помогать ему прятать улики и труп…»***
Казутора устало прислонился к стене туннеля. Он не спал целую ночь. Сначала думал, что вот он, шанс убить Майки, потом разволновался, ходил всю ночь по комнате, нервно грызя ногти. Даже не позавтракал нормально, не смог есть. Яичница на тарелке, желток почему-то напоминал о Майки. И что ему надо от Казуторы? Парень боялся себе признаться, но он хотел увидеть лидера Тосвы, вместе с безумием в нем теплилась неясная и непонятная ему надежда. Сердце бешено билось не только от ненависти, но и от волнительного предчувствия встречи. Ему было страшно посмотреть в глаза Майки. Что он там найдет? Такую же ненависть, как и у него? Но возможно ли… да о чем он думает? Майки враг и останется врагом, которого необходимо уничтожить. Но все-таки… — Привет, — Майки внезапно возник перед парнем. Он выглядел расслабленным, руки скрещены на груди, на лице ни тени улыбки — только застывшая маска. Это выражение лица разбивало слабые надежды Казуторы вдребезги. — Даже не улыбнешься старому другу, Майки? — безумно сверкнул глазами Казутора. — Я не хочу улыбаться тебе. По крайней мере пока, — выдохнул Манджиро. — Знаешь, враги должны улыбаться друг другу… — Ты всерьез считаешь меня врагом? Что я тебе сделал, чтобы заслужить это? — серьезно и внимательно смотрел Майки на Казутору. Тот отчего-то потупился и отвел взгляд. Майки был каким-то другим, неправильным. Почему он так пристально смотрит? Почему Казутора не чувствует от парня сильной агрессии? Она ведь должна быть! — Ты мне жизнь сломал, — вскрикнул Казу, и это было похоже на слабое вякание заплутавшего ребенка. — Ты сам себе жизнь сломал, убив моего брата. И продолжаешь ломать, связываясь с сомнительными бандами, где каждый второй уголовник с нахуй повернутой на жестокости и насилии кукушкой. — Да что ты понимаешь, если бы не ты — то я бы и не сунулся в тот мотосалон! — со злостью проговорил Казутора, — Если бы не хотел тебя порадовать… — Майки стоило немало трудов, чтобы не разможжить голову Казу о стенку тоннеля. Еще больше усилий стоило взять себя в руки и говорить нормально. — Интересный способ порадовать, — выдохнул парень, горько ухмыляясь, — и после этого ты еще обвиняешь меня. Серьезно? Казутора вскинул голову, встретившись с глазами Манджиро. Давно забытое ощущение доверия по отношению к этому человеку не исчезло, оно мешалось с обожанием, восхищением, желание следовать за ним хоть на край Земли… точно также, как и в детстве. За Манджиро все также хотелось идти, как бы ни горько было признавать этого. Но… это невозможно, этот человек враг, разрушивший жизнь Казу, и он должен быть убит, уничтожен. Но невольно Казутора вспоминал только хорошее, глядя на Майки. Почему? Ненавидя столько времени… Он должен, должен злиться. И злился, бормоча бессвязный бред, накручивая себя все больше и больше. И вдруг… — П-п-прости, — невольно брякнул Казутора и испуганно зажал себе рот руками. Случайно вылетевшие изо рта слова стали полнейшей неожиданностью для обоих. Казутора с ужасом сплел пальцы и сжал их, боясь реакции Манджиро. Говорить о ненависти к Майки другим людям, о желании его прикончить оказалось гораздо легче, чем говорить с ним наедине, смотря в спокойные и такие надежные глаза. Он снова стал словно маленьким ребенком, уязвленным и несчастным, для которого самое главное — одобрение родителя и человека перед ним. Казу мелко задрожал, он не знал, понятия не имел, как взять случайно брошенное слово назад. — Мой брат… — вздрогнул Казу, — был очень добрым человеком. Он тебя давно наверняка простил… но скажу честно, я ПОКА этого сделать не могу. — Пока? — Казутора задержал дыхание. — Близкие мне говорят, что возможно требуется время. И я не знаю сколько, но я знаю, что обида и злость к тебе стали гораздо менее острыми. И я смог смириться со смертью Шиничиро. — Тогда почему ты здесь? — Когда-то я взял за тебя ответственность, помнишь? — мягко проговорил Майки. Он безусловно злится на Казутору, но невольно вспоминал того, кем он был: вечно запутавшимся ребенком, который из кожи вон лез, чтобы получить внимание и его одобрение. Казутора в свое время отчаянно хватался за Майки, как за последнюю надежду, соломинку, оказавшуюся, на деле, невероятно хрупкой. Теперь Майки начинал понимать, что Казу безумно не хватало любви и ласки. И частично из-за этой нехватки… он и пробрался тогда в магазин. А Майки… он был эгоцентричным ребенком, по факту, не умеющим брать ответственность за себя, не то, что за других. Манджиро тогда и не знал, что такое реально взять за кого-то ответственность. Только недавно начал понимать. Поэтому он и не заметил. В поведении Казуторы была и его вина… Майки его подвел. Манджиро осознал это только сейчас, глядя как Казутору трясет в ожидании его ответа. То же самое было и в детстве. К злости начала примешиваться жалость, настоящее желание помочь. И откуда только все это взялось? Он шел сюда поговорить, отдать бумаги и посмотреть в глаза Казуторы. Помочь он хотел скорее разумом, понимая необходимость этой помощи… но внезапно захотел «помочь от сердца». И это немного пугало, ощущения путались. Но… это же хорошо, да? У Майки всегда было не очень хорошо в плане сочувствия. Оно было к близким, но никак не к посторонним, а тем к более к человеку, убившего брата. Но тем не менее это чувство возникло, и воздух в тоннели прекратил давить, дышать стало легче. — Да, — кивнул Казу, — И что? — Я не могу просто так дать слово, а потом его вернуть обратно, — легонько улыбнулся Майки, — поэтому я хочу тебе помочь. — Ты? Помочь? Мне? — засмеялся Казутора, — А не пойти ли тебе нахуй, а? — лицо Манджиро еле уловимо помрачнело. Он достал из рюкзака оставшуюся стопку бумаг и флешку. — Тебе Вальхалла промыла мозги. Тобой манипулировали. В бумагах данные о ее верхушке, в том числе о Джуне. А на флешке — запись с камер, где данный кадр сговаривается с двумя охранниками о переводе денег за одну интересную услугу с их стороны. Чуть позже они устроили перед тобой представление, рассказывая, что твои родители якобы уже после драки могли к тебе приехать. Так вот, это неправда. Доступ к тебе им был запрещен. Могу поспорить, ты их даже об этой ситуации не спрашивал. Будем честны, они на тебя хоть и давили, но ты сам от них прятался и никогда не шел на контакт, — Казутору трясло, Майки в этом был прав. — Откуда? — Мне помогли со сбором информации. Ты и так был настроен против меня, зная обстоятельства наших взаимоотношений, тебе промыли мозги, и это было достаточно легко. Тебя используют и хотят использовать дальше. Советую ознакомиться с каждым послужным списком в бумагах и подумать, хочешь ли ты стать таким же вонючим дерьмом, как они. Казутора, ты никогда всерьез не любил насилие, эти люди им упиваются. Они вышвырнут тебя, как только перестанешь приносить пользу, либо если они решат, что ты слишком много знаешь… А скорее просто подставят, когда время придет. Манджиро протянул документы и флешку парню, тот растерянно на них посмотрел, а потом начал сосредоточенно шебуршить в листочках, выискивая нужные. Нашел, по мере прочтения лицо его вытягивалось. А от редких фото хотелось блевануть. — На фото жертвы… не слишком приятное зрелище, — поморщился Манджиро, — полагаю, до того самого Джуна дошел. Мерзотный тип. — Именно поэтому его не выпустили? — Его и не выпустят. Такое зверье нужно вешать, и его повесят, за этим проследят. Он подозревался в жестоких изнасилованиях, его раз за разом оправдывали. Как выяснилось — за него платил Ханма Шуджи, ваш капитан. Давал взятки, чтобы иметь такого человека рядом: жестокого и исполнительного. Кстати на последней фотографии девочка пяти лет, — Казутора взглянул и сразу пожалел. У маленького ребенка были выколоты глаза, тело все в крови, между ног какое-то жуткое месиво. Обед настойчиво попросился обратно, и его вырвало. — Я… думал, что он шутит, — тяжело дышал парень, вытирая невольно выступившие слезы, — Он рассказывал, что благодаря лидеру может делать все, что угодно, — голос парня дрожал, — Описывал вот этого ребенка, и что он с ней делал. А я смеялся, не мог поверить, что это вообще может быть правдой. Думал, что это его чертовы больные фантазии. — Остальная верхушка тоже… дел натворила. Изучи все это, посмотри флешку, и подумай, надо оно тебе или нет. По мне так никакая месть не стоит такой компании. Но если так хочешь подраться — то я за, — Манджиро медленно пошел к выходу из туннеля. — П-п-подожди, Майки. — Что? — обернулся парень. — Мы… все еще друг друга ненавидим, и мне не нужно твое прощение. Но если… но что если, — и тихо промычал, — я и Тосва, возможно ли? — Да. Но я не смогу пока к тебе хорошо относиться, поэтому не могу сделать командиром или замом. И в разборках с Вальхаллой участвовать не дам, они будут тебе мстить. Почему-то они делали на тебя большую ставку, — дыхание Казуторы сперло от радости. Он считал, что недостоин прощения, но лично Майки честно поговорил с ним, о нем продолжают заботится несмотря ни на что. Не только Баджи… куда он только Кейске отправил, втянул за собой… И ему опять захотелось заслужить его прощение. Сделать хоть что-то. — Я… подумаю, — внезапно опустил парень голову. — Я тебя не тороплю. — Как я могу начать общаться со всеми… после всего? — Со мной же пообщался. — Но почему? — Я все объяснил. А вообще… ненависть слишком обременительная штука. И я хочу тебя простить. Прежде всего, ради самого себя. — Но не уверен, что получится. — Нет, я не святой, в конце концов. Думай. Казутора долго смотрел вслед уходящему другу/врагу и не мог поверить в то, что произошло. Строить планы по убийству Майки наедине или с кем-то было так легко… Но… не смотря тому в глаза. Может дело в спокойствии Манджиро, в мягкости его ауры и искреннем желании понять и помочь Казуторе. Но он сломался на пятой минуте… или даже третьей. Словно ледяным душем облили. Казутора почувствовал как слезы затмевают глаза. Упал на колени, прижимая к себе документы, и горько заплакал. Закричал, размазывая слезы по лицу. Если бы он не убил Шиничиро, все было бы совершенно по-другому.***
— Ну как? — Наверное нормально, — сел на Бабу Майки. — И что это значит? — удивился Дракен. — Не знаю. У меня сложные ощущения от всего, Кенчик. Баджи был прав, Казутора… им легко управлять, совсем как маленьким ребенком. И еще… встретившись с ним лицом к лицу мне почему-то стало легче. — Его решение? — Я дал ему время подумать. — А твое? — Если все хорошо — то я дам ему место в Тосве, — кивнул он и нажал на газ, сразу набирая скорость.***
Я в резиденции деда уже больше двух недель или даже трех. Не помню. Время для меня словно течет совершенно в ином измерении, я вроде и чувствую его, а вроде и нет. Прямо кот Шредингера. От побоев болит все тело. Настолько сильно, что сложно даже спать. Из-за психологических проблем спать еще сложнее, а если и засыпаю — то снова вижу маму и аварию. Мне бы во сне хотелось увидеть Манджиро — а снится Такемучи. И снова, кошмары, кошмары, кошмары. Кошмары во сне и наяву. Дед от меня не отстает и каждый день устраивает сеансы опиздюливания, хорошенько сдабривая их попытками унизить меня, «поставить» на место и заставить подчиняться его бесчеловечным правилам. Только вот не на ту напал: даже после сильных ударов я встаю на дрожащие ноги, смотрю в черные глаза с вызовом и силой, стараюсь говорить честно и уверенно, что думаю, и не сдаюсь. Это выбешивает его еще сильнее. А я начинаю получать какое-то садомазохистское удовольствие от ситуации. Кроме носа у меня ничего не сломано***
Манджиро обессилено падает на кровать. Сегодняшний день эмоционально вымотал, но он чувствовал, что поступил правильно. «Лея, мы будем делать все, что можем, правильно, моя малышка? И ты сегодня… постарайся во время разговора с Такемучи. Не сорвись, любимая. Как же я скучаю, хочу тебя увидеть. Всего лишь звонка катастрофически не хватает. Будто частичку меня оторвали и не хотят возвращать». Манджиро оглядел комнату. Все также, как и при Лее. Эма пыталась убраться, но он ее остановил, и с тех пор убирался сам. Каждый чертов день. Но только для того, чтобы сохранить точно такой же бардак, который был при ее уходе. Время будто замерло, и комната застыла в ожидании его маленького солнышка. Так и видел, как его Леечка влетит вся растрепанная и веселая, и начнет о чем-то щебетать под нос. Манджиро переспросит — она защебечет интенсивнее, Майки вслушивается и засмеется, поцелует и скажет: «Опять на русско-японском болтаешь». У нее периодически так бывало, что она начинала путать языки. Впрочем, Лея частенько что-то путала: начиная с соли и сахара, заканчивая расположением станций метро. Сядет не на ту электричку, пуще того уснет, а проснется в настолько далеких ебенях, что Манджиро ржал, хватал Бабу и послушно ехал в те самые ебеня. А ведь если не поедешь — любимая женщина продолжит путешествие по ебеням и дальше, искренне недоумевая, как так получилось. И ему это в ней тоже нравилось. Манджиро вообще нравилось ее спасать, становиться для Леи рыцарем без страха и упрека на верном Бабу. Жаль, что сейчас он не может стать для нее героем. Хоть и писала после встречи с Казуторой, что гордится им, что он самый сильный и самый добрый человек на свете. Она им искренне восхищалась, и Манджиро знал это. Ценил. Лея не лукавила. Манджиро редко чувствовал себя бесполезным. Но не сейчас. Манджиро только делал вид, что верит сказочкам Леи про слабый интернет. На деле он чувствовал, что что-то не так. Слишком гнусаво звучал ее голос, слишком наигранно весело… Лея никогда не умела врать… только не ему. И, каждый раз, когда они созванивались, он был счастлив, но как никогда остро ощущал свою бесполезность, но возможно именно благодаря Лее он и пошел лично на встречу с Казуторой, благодаря этому отвратительному чувству. Ему хочется стать сильнее, не только физически, но и духом. Ему внезапно захотелось стать лучше, добрее и благороднее. Чтобы Лея увидела это, чтобы гордилась и была счастлива. Сделать все, чтобы положить мир к ногам любимой женщины, и иметь достаточно силы и власти остаться с ней до самого конца. Улыбнувшись, Манджиро достал телефон и отправил сообщение. — Привет, любимая. Поговорила с Такемучи? Как ты?***
Из динамиков доносился плач Такемучи. Он раз в третий рассказывал про аварию и маму, про свою встречу с Фасянем. Я молчала, обхватив коленки дрожащими руками. И зачем реветь по каждому поводу? Хотя да, соглашусь, «каждым» этот повод точно не назовешь. Я как будто не чувствовала… вообще ничего, но физически ощущала, как вертятся шестеренки в моей голове, распределяя кусочки мозаики по правильным местам, вставляя винтики в пазы. Вроде надо что-то сказать, успокоить, но как будто из меня высосали все соки, сложно даже встать, а рот почему-то не открывался. Просто небольшое истощения. Я устала. Катастрофически устала. Мамочка. Отупение… я слышала, как Такемучи извиняется. Так и не поняла, почему и за что. Это Фасянь сказал хранить все в тайне, он же и послал его в Китай. И это случайность, что парень появился прямо перед нашей машиной. Маму же вообще было невозможно спасти. Он не виноват. И… никто не виноват. Впрочем, Мучи вознамерился создать новый Тихий океан за счет своих слез. И возможно, когда-нибудь у него даже и получится. Но так ничего и не сказала. Сама не знаю почему. Просто надо отдохнуть и прийти в себя после всего. Приду в себя — скажу. Но не сейчас, только не сейчас. Иначе создавать Тихий океан мы будем с Такемучи вместе. И не дай боже кто-то не тот будет мимо моей комнаты проходить. Хер знает, как дед отреагирует на мои слезы. Такие как он обычно считают их слабостью, и фиг знает, какие методы в запасе у деда, чтобы раз и навсегда отучить меня плакать. Причитания Такемучи доносились словно через толщу воды, передо мной проплывали видения, кровь стыла в жилах и хотелось закричать. Моя мозаика была завершена. Мозг праздновал победу здравого и не очень здравого смысла. Еще немного… и я смогу отпустить ситуацию. Поднялась со стула на негнущихся ногах, сделала шаг и упала, разодрав ладошки. Так и не поняла обо что. Впрочем, какая разница! На руках и так не было живого места. Боже, такое ощущение, что я перепила. Вокруг все плывет, словно в тумане, жуткое жжение в глазах. Лежу и смотрю в потолок… и что там Такемучи кричит? Не знаю. Я еле поднялась. — Такемучи, извини, потом поговорим. Надо в себя прийти, — и сбросила звонок. Я не узнала своего голоса, настолько бесцветно и безжизненно он звучал. Жутко раскалывалась голова, будто меня били по ней кирпичом, не жалея сил. Я опустилась прямо на пол, стащила одеяло с футона и завернулась прямо в него. Даже не заметила, как заснула. Просто вырубило и отправило в беспамятство куда-то в долину бессознательного. Красный. Багрово-красный цвет был в облаках, в деревьям и почве. Мое тело заляпано кровью, отдаваясь металлическим привкусом на языке и губах. Где я? Слышу голос… Манджиро! Резко срываюсь с места и бегу к нему. За мной летят три ворона. Что-то не так. Голос перерастает в вой, гул десятков голосов. Пробирает до дрожи. Манджиро, что происходит? Вбегаю на возвышенность и кричу от ужаса: — Манджиро, что ты натворил? Майки стоял в центре кольца, окруженного трупами с вывернутыми наизнанку животами. Руки любимого были по локоть в кровь и он… смеялся, наслаждался представлением, главным актером которого был он сам. Потихоньку среди убитых я опознала Дракена, Баджи, Эму и Санзу… кто другие, я не поняла, но мне хватило и этого. Я быстро спустилась, подбежала к парню и схватила за руки. Он плакал и смеялся, выражения лица сменяли друг друга словно маски. Будто… это он и не он. Но глаза… он будто боролся с черным импульсом, мучительно сражаясь, но терпя каждый раз поражение. — Манджиро? — обняла я его. — Не подходи, — обессилено прошептал он, — Пожалуйста! Он тебя убьет! — Нет, родной, не убьет. Все хорошо. — Я правда, правда старался. Старался стать сильнее, Лея! — положил он голову на мое плечо. Как больно, его боль проникает в меня, распускается ядовитыми цветами в крови. Она отдает яростью и ужасом. Всем тем, что он так и не смог удержать. Я боялась, но мое сердце наполнилось любовью, как и всегда рядом с ним. Только с ним. Только ради него я способна отдать всю себя без остатка. Я отстранилась от парня и посмотрела ему в глаза. Жидкий обсидиан в консистенции опасной ртути переливался безнадежностью и отчаянием. Опасно, невероятно опасно. И я поняла, что могу без страха и боли умереть в его руках, только Манджи никогда не даст мне это сделать одной. Для меня он мой Манджиро… неважно, сколько крови на его руках. И даже чья она неважно. Он всегда останется собой. А я его защищу… Хочу защищать. — Манджи, все хорошо, я рядом. Давай… чтобы ты ни сделал, я всегда буду рядом с тобой. Все хорошо, ты видишь сон. Всего лишь сон. Давай я сделаю так, чтобы он тебя больше не мучал, — нежно ласкаю его по щеке, — Просто смотри в мои глаза, любимый. — Золотые… твои глаза стали золотыми, — улыбнулся он, — Так тепло. Когда мы встретимся — я посплю у тебя на коленках? — Да, а я буду ласкать твои волосы. — А что, если я… — Все в твоих руках, и я буду тебе помогать. Мы не позволим ничему похожему произойти. Я люблю тебя… Помни об этом. И мы словно растворились…***
Я вскочила среди ночи… весь разговор с Такемучи и мой сон казались иллюзией. Но в голове стало поразительно ясно, впервые за долгое время. Я подползла к зеркалу, встала на том месте, где лунный свет встречается с полом, и посмотрела на свое отражение. Мои глаза светились золотом… как говорил Манджи во сне. Жидкий обсидиан и расплавленное золото… красиво. — Что за наркоманский приход? — шепчу я в пустоту. Закрываю глаза и снова открываю. Зеленый… все хорошо. Правильно. Вот это мои глазки. Покачиваясь, я добралась до футона и рухнула на него. Тело горело, как во время жара. Сказывалась усталость и жесткие тренировки. Стоило закрыть глазки, как я погрузилась в мир Морфея. Там меня встретила мама, словно маленького ребенка уложила на коленки, гладила по голове и нежно что-то шептала… и я растворялась в ее любви, ощущении уюта и бесконечно защиты. Ничего плохого не случилось… Теперь все хорошо, Манджиро. Я… хочу… оберегать тебя.