Deprimo

Главное в жизни — не страх. Главное — выбор, который ты совершаешь, когда тебе страшно

14 августа 1995 Мишель проснулась от громогласных криков в соседних комнатах и со стоном привстала на простынях. Тело ломило от неудачной позы во сне, а на столе красовался букет цветов. Девушка нахмурилась. Вчера его тут не было. Она зевнула и решила разгадать загадку после душа, но, когда вернулась, ее в оборот попыталась захватить миссис Уизли. Она загорелась идеей отдраить весь дом, хотя они с Гарри и Сириусом регулярно мыли все от пыли. Женщина, видимо, считала, что таким образом сделает из нее образцовую хозяйку, но Шел стиснула зубы и искренне попыталась не нагрубить женщине: Сириус бы не одобрил подобного поведения. — Миссис Уизли, — сказала девушка, — могу я ненадолго вернуться в комнату? Мне нужно кое-что доделать. — Да, конечно, — прощебетала Молли. — Увидимся на завтраке, дорогая. Мишель заскрежетала зубами и вернулась к себе, проклиная тот факт, что на втором этаже душевые были не в комнатах. Она подошла к столу и рассмотрела букет. И это был самый страшный и аляпистый букет на ее памяти. Не то, чтобы Мишель получала множество цветов, но Гидеон перед Святочным балом подарил ей очень красивую связку цветов, а это — чудовище! Махони вытянула из букета карточку и обомлела — от Люциуса Малфоя. Это не букет. Это послание. Темноволосая набросила на плечи старый свитер Сириуса и почти скатилась по лестнице, умудрившись все-таки рухнуть на пол на первом этаже. Она влетела в столовую с таким грохотом, что Фред и Джордж подпрыгнули, а Джинни с визгом уронила вилку. — Ты чего? — не понял Сириус, хлопая глазами. — У тебя… — она выставила вперед палец, запыхавшись, — у тебя… в библиотеке есть что-то про… про язык цветов? — и девушка снова вздохнула. — Во-первых, у нас, — напомнил Блэк. Ему не нравилось, когда Мишель отделяла себя от этой семьи. Несмотря на то, что официально она была всего лишь удочеренной сиротой, Сириус знал, кто она такая и как именно они оба связаны по крови, а потому каждый день пытался напомнить Махони, что она все-таки одна из Блэков. Да и, признавался Сириус, из-за ее матери их связь куда глубже, чем может показаться. — Во-вторых, ты, может, сначала позавтракаешь? — Потом, — отмахнулась Мишель. — Это срочно. Есть или нет? — Конечно, есть, — кивнул мужчина. — Такие книги всегд…стой, куда полетела? Мишель распахнула дверь и, пробежавшись взглядом по каталогу, нашла нужный фолиант, а потом полетела обратно к себе в комнату, на пороге которой стоял Регулус. Он скрестил руки на груди и выглядел очень хмурым и злым. Он мельком осмотрел комнату, которая раньше принадлежала ему, а потом сощурился, смотря на девушку. — Ты чего тут носишься? — Регулус, как оказалось, любил подольше поспать. — Ты не мог бы поругаться на меня попозже? — попросила Мишель, заходя к себе, и сделала вид, что не заметила, как Блэк вошел за ней. Она разобрала букет, отделила цветы и раскрыла книгу. — Зачем тебе знать значение? — полюбопытствовал Регулус, усаживаясь на ее кровать. Ну, на свою собственную, хотя Махони знала, что ее постельное белье с милыми голубыми цветочками его раздражает. — Потому что это послание от Малфоев, — пропела Мишель. — Я помогу, — оживился мужчина. — Не надо. — Я помогу, — настоял он, поднимаясь с места и подходя ближе. Мужчина вытащил из кипы свитков тетрадь. — Нет, это… — ее слова оборвались. Регулус держал в руке собственный дневник. Тот самый, который брюнетка нашла в Выручай-Комнате. эта слегка потрепанная жизнью и временем тетрадь будто обжигала ему руки, и мужчина некоторое время стоял молча, пытаясь осознать, на что он смотрит. Регулус открыл дневник на последней странице, где Мишель продолжила его записи. Руки его задрожали, и дневник выпал обратно на стол. — Где ты его нашла? — хрипло спросил Блэк, а потом в ярости обернулся на темноволосую. Она вздрогнула. — Я… — Где?! — проревел он. — В Выручай-комнате, — созналась Мишель, поджимая губы. — Вот, откуда ты узнала, что нужно искать про крестражи, — кивнул Регулус сам себе, прожигая ее взглядом. — И как? Понравилось? — едко спросил он. — О, ты вообще был мертв, когда я его читала, — огрызнулась Махони. Вины она не чувствовала. Этот дневник был единственной ниточкой, которая связывала ее с отцом. Конечно, сказать об этом Регулусу — открыть лавину новых откровений, поэтому Мишель не собиралась рассказывать, но…этот дневник помог ей не только с крестражами. Благодаря этому, отношение Мишель к родителю улучшилось, и она захотела ему признаться. Естественно, сам Регулус даже не давал ей шанса сблизиться с ним, поэтому Мишель, рассудив, что не так уж сильно ей нужен отец, бросила эти попытки на второй день его пребывания на Гриммо-12. Но дневник не показывала, потому что боялась именно такой реакции. — Это личное. — Я искала ответы, — глухо сказала Мишель, отворачиваясь обратно к книге и перелистывая страницы. — И ты их получила. А потом решила, что логично было бы продолжить мои записи, да? — он подхватил книженцию снова в руки. — Почему бы мне не почитать ее? — Нет! — выкрикнула Мишель, выхватывая дневник и прижимая его к себе. — Не надо. — Это личное, — возмутился Регулус. — У тебя не было никакого права читать мои личные записи! — его глаза полыхали гневом, и она содрогнулась, испугавшись. Иногда Махони забывала о том, что это был дом Блэков, а его обитателями росли в атмосфере этой семьи. И не все они были похожи на добродушного и мятежного Сириуса. — Оно перестало быть личным, когда ты оставил его в Комнате, — упрямо парировала девушка. — А ты кто такая, что думаешь, будто имеешь право трогать чужие вещи? — прорычал Блэк. — Ты здесь никто. Ты обычная сирота, которая возомнила себя умной и всезнающей волшебницей. Тебе просто повезло, что мой брат решил удочерить тебя. Если бы он этого не сделал, ты бы уже вылетела отсюда. — Ты меня не знаешь. — Слава Мерлину, — презрительно хмыкнул Регулус и направился к двери. — Не удивительно, что твои родители бросили тебя, — и вышел, громко хлопнув дверью, — я бы с такой дочерью не ужился. Мишель поджала губы, борясь со слезами. Она не раз слышала это. Иногда от однокурсников, пару раз от преподавателей, однажды даже от Гарри или Гермионы, девушка уже не помнила, кто это сказал. Но тогда в Визжащей Хижине она это услышала, пусть потом и получила извинения. Но слышать это от Регулуса было в два раза больнее. Потому что, пусть он этого и не знал, он был ее отцом, который так просто поверил Пожирательнице смерти и не стал искать подтверждений смерти собственного ребенка. Если он вообще верил, что у него был ребенок. Он, как и мать, просто бросил ее, потому что отправился за крестражем, и знать всего этого ему было не нужно. И не важно. Чистокровный придурок! Мишель прикрыла рот рукой и, схватившись за стол, опустилась на ковер, сдавленно всхлипнув. Возможно, зря она вообще рассказала Сириусу. Столько лет она боролась. Не поймите неправильно, Мишель знала, что не была героем или даже положительной личностью на этом свете, но она пережила достаточно: Круциатус, путешествие во времени, снова Круциатус, предательство, отравление, попытку убийства. Она столько боролась, и она все это переживала практически одна. И даже Гарри, которого она боготворила как друга, а последнее время и как брата, столько страдал на ее глазах. Девушка иногда не понимала, откуда берутся такие жестокие люди. Ее сердце болело, когда глаза замечали его шрам на лбу — след от убийцы его родителей. А он смотрел на него каждый день в зеркало. Возможно, Мишель и не стоит всем этим заниматься. Не стоит готовиться себя к сражению. Потому что Регулус мог быть прав. Кого бы Махони из себя не строила, она всегда будет никем — сиротой, которая выжила только благодаря гребанной удаче после того, как родная мать бросила ее в коробке на улице, словно мусор. Наверное, было бы гораздо лучше, если бы ее никто не нашел в ту ночь. Она захлебнулась слезами, сжимая ладонями собственные плечи, обнимая саму себя, пытаясь сдержать этот поток. Но слезы все не останавливались, и ей было так больно — грудь разрывалась, ладони медленно чернели, вены вздувались, и Махони, прижав голову к плечу, укусила саму себя. Ведь боль помогала отвлечься от эмоций, да? Кто-то их великих это сказал, а может, это и не был великий. Но ей стало легче. Ладони вернули светлый цвет, и ей было легче дышать. Она стерла слезы с лица. Прижалась лбом к шкафчику и всхлипнула в последний раз. Все хорошо. Все хорошо. Все будет хорошо. Все еще всхлипывая, девушка поднялась на ноги и оперлась ладонями на стол. Люциус Малфой хотел, чтобы она получила этот букет. Значит, это что-то значит. В уродливой охапке цветов выделялся алый цветок алоэ — траур. Малфой-мэнор был в трауре из-за возрождения Лорда, видимо. Дальше шли бело-розовые цветочки миндаля — обещание. Он хотел, чтобы Мишель помнила данное обещание, а, может, сообщал, что помнит о своем. Камыш — покорность. Малфои обязаны были покориться Волан-де-Морту, значит, он все же остановился у них. Белый клевер — клятва. Что, если Малфой говорил о клятве, которую дал когда-то Лорду? Тогда, он с прискорбием сообщает, что вынужден поддержать его. Бледно-желтый нарцисс заканчивал эту мысль — смирение. Малфои со смирением приняли возвращение хозяина. И все же, они нашли способ поговорить с Мишель. Дурман, чтобы обмануть ее. Малфой ведет двойную игру, и Махони знала это лучше, чем многие. Потому что подсолнечник значил чистые помыслы. Птицемлечник символизировал надежду: на понимание, на борьбу, на ее рвение защитить его сына и остальных. Надежду на то, что у Гарри Поттера все получится. Мята, в честь того, что их подозревают, и Малфои не могут показать открытого расположения. Оно и не нужно было. Нарцисс, как послание о том, что миссис Малфой все еще не получила метку. Мишель вздохнула. Спасибо Малфоям, что они умные люди. Махони спрятала дневник Регулуса получше и направилась вниз, чтобы сообщить о том, что передали ей Малфои, не забыв перед этим уничтожить букет, а записку спрятать туда же, куда и письма от Тео. 31 августа 1995 У Мишель впервые за долгое время ничего не болело. Было тепло, было весело, шумно и радостно. Ей нравились такие вечера. В приюте, хоть и было хорошо, никто не собирался большой компанией, чтобы что-то отпраздновать. Рон стал старостой. И Гермиона тоже. Девушка, конечно, поздравила друга искренне, потому что была рада за него, потом посмеялась над близнецами, которые спрашивали у матери, не соседи ли они, раз не стали старостами, а после присоединилась к праздничному ужину. Ей было немного неловко сидеть напротив Регулуса, но Сириус мог заметить между ними напряжение, поэтому девушка заставила себя расслабиться и сделала вид, что не заметила, как Фред и Джордж подложили старшему Блэку канареечную помадку. Миссис Уизли тут же принялась их ругать, когда увидела, но сделать ничего не успела — Бродяга уже превратился. Сириус, превратившись в птичку на несколько мгновений, сначала замер, а потом разразился хохотом и принялся восторженно расспрашивать близнецов о том, как именно они смогли это сделать, не слушая причитания Молли о том, что «не надо их поощрять». Мишель, сидевшая рядом с Фредом, прислонилась к его теплому плечу и позволила себе немного язвительно комментировать момент создания этих самых помадок. — Но мы не сразу тестировать на людях начали, — заверил мужчину Фред. — Ну конечно, — фыркнула Мишель, пробуя кусочек торта. — Бедный Невилл совсем не ожидал от вас такой подставы в прошлом году, — близнецы приняли смущенный вид. — Зато какая была реакция, — неожиданно поддержал их Гарри, подмигивая Мишель. — Невиллу даже понравилось. — Они всем понравились! — восторженно воскликнул Фред. Махони пересеклась взглядом с Регулусом и скривила губы. Мужчина чувствовал себя лишним на этом празднике жизни, и она ощутила злобное удовлетворение от того, что ему плохо. Близнецы рядом разразились хохотом, и Мишель отвела взгляд от Блэка. Теплая рука Фреда обняла ее за плечи, и парень откинулся на стуле, увлекая девушку за собой. Она чуть подвинула собственный стул, и устроилась головой на его груди, позволяя рыжеволосому перебирать ее темные волосы и слегка массировать голову. Мишель почти урчала. Вечер был потрясающим. Они смеялись, и даже подкидывали Рону задания, чтобы он рассказывал, как справится с ними. Рон был пунцовым весь вечер, как и Гермиона. Друзьям льстило, что ради них все заботы были отложены. — А я вот никогда не была старостой, — весело сказала Тонкс. Волосы ее были цвета спелого помидора и доходили до талии. — Декан моего факультета сказал тогда, что у меня нет кое-каких необходимых качеств. — Каких именно? — вскинула брови Джинни, принимаясь за картофель. — Тех, какие нужны, чтобы самой хорошо себя вести, — объяснила Тонкс, и все захохотали. — М-м, — убаюканно протянула Махони, — Гарри, теперь понятно, почему староста Рон и Гермиона. Ты ж на одном месте не можешь усидеть. — Я?! — возмутился Поттер. — Да я самый прилежный! — под гул друзей заявил он. — Ты? Ты на первом курсе контрабандой дракона переправлял! — воскликнул Рон. Сириус подавился мясом, уставившись на крестника так, словно тот был его кумиром. — А вы оба мне помогали! — завопил Гарри. — И вообще, кто перед вторым курсом спер летающую машину мистера Уизли и прилетел за мной? Рон побагровел. — Это была идея Джорджа, — поспешил оправдаться парень. — Да в жизни не поверю, — закатила глаза Мишель. — Я уверена, что это был ты. — Спасибо, — картинно поклонился ей один из близнецов. — А ты-то сама? — весело фыркнул Рон. — Кто на втором курсе подлил Локонсу украденную Амортенцию, чтобы он влюбился в профессора Флитвика? — Локонс был павлином! — крякнула Мишель. — Он это заслужил, помните? — Да, Гермиона, помнишь? — провыл над ухом подруги Гарри. Взрослые засмеялись. Для Сириуса все эти вещи и вовсе были открытием. — А кто на первом курсе поперся ночью в Запретный лес, чтобы посмотреть на единорогов? — съязвила Гермиона, и все дружно показали пальцами на Мишель. — Меня дезинформировали, и это сделал Фред, — расхохоталась она, — мы в итоге встретили только Хагрида. На единорога он мало был похож. И вообще, это не я полезла драться с троллем на первом курсе, господа Поттер и Уизли! — Мне кажется, — задумчиво протянул Билл, делая глоток сливочного пива, — что ни одного из вас нельзя делать старостой. Вы же Хогвартс в щепки разнесете! — Нет, — завыла Гермиона. — Только не это. Школа должна стоять на месте! — Да, действительно, Герм, — согласился с Биллом Рон. — Помнишь, как на втором курсе ты превратилась в кошку? Девушка покраснела. — О, — вспомнила Махони, — это когда вы в туалете Плаксы Миртл варили Оборотное? Сириус снова подавился, в изумлении уставившись на трио. — Вы варили что? — Ну, — Поттер застенчиво похлопал глазами, — это был наш первый великий план! — Да, — рассмеялась Грейнджер. — Я хотела превратиться в одну мерзкую девочку со Слизерина, но стащила волос ее кошки! — Она и правда мерзкая, — подтвердила Махони. — И я с ней делю комнату. — Ты не поверишь, как сильно мы тебе соболезнуем, — усмехнулся Рон. Мишель снова обернулась на Регулуса и застала тот момент, когда он улыбался, слушая их разговор. — А ты, Сириус? — спросила Джинни. — Ты был старостой? Сириус рассмеялся своим лающим смехом. — Нет, никому в голову не могло прийти назначить меня старостой. Я только и знал, что на пару с Джеймсом сидел после уроков наказанный. Вот Люпин — другое дело, он у нас был паинькой и бегал со своим значком. — Дамблдор надеялся, что я смогу повлиять на своих друзей, — признался Ремус, — но я потерпел полный провал. — Ага, участвовал во всем с нами. После ужина, пока все мыли тарелки, миссис Уизли отправилась наверх, чтобы убрать с дороги боггарта. Но сидевшие на кухне Мишель, Сириус и его брат тут же побежали к ней, как только услышали раздирающий крик. Перед Молли лежал мертвый Рон, потом Джинни, потом Гарри, а она все никак не могла взяться за палочку и произнести заклинание. Мишель, увидевшая мертвых друзей, содрогнулась, а потом выскочила вперед. Боггарт при ее появлении превратился в картонную коробку, в которой надрывал голос ребенок. — Ридикулус! — крикнула она, и коробка исчезла. Боггарт — тоже. — Молли, — позвал ее подошедший Ремус, — не надо. Это всего лишь боггарт. — Я все время вижу их мертвыми, — провыла миссис Уизли. — Они все мне снятся. Не говорите Артуру, — продолжила женщина, поливая плечо Люпина горькими слезами, — вот я глупая. Регулус подал ей платок, чтобы женщина стерла слезы и высморкалась. — Простите. Что вы теперь обо мне думать будете, от какого-то боггарта не избавилась. — Ну что ты, Молли, — возразил ей Сириус. Она успокоилась спустя некоторое время, и Ремус забрал миссис Уизли вниз, чтобы приготовить ей чаю. Сириус, недолго посмотрев на место, где лежал мертвый Гарри, тоже вышел, а вот Мишель все еще сжимала палочку в руке, не сходя с места. — Почему ты боишься коробки? — непонимающе спросил у нее Регулус, и Махони обернулась на него в изумлении. Блэк впервые на ее памяти был очень растерян, он прикусил губу, покосившись на место, где был боггарт. Он засунул руки в карманы, не зная, куда их деть. — Так меня оставили на улице, — пояснила Мишель, убирая палочку. — Она положила меня в коробку в грозу и оставила на улице. Мол, судьба сама выберет: умереть мне или быть спасенной. Мне повезло. Я… — темноволосая подавила вздох, — я не знала, что боюсь этого. Раньше у меня был другой страх. — Она? — Моя мать, — кивнула девушка, поджав губы, — она выбросила меня, как мусор. — Когда это случилось? — спросил мужчина. — Ну, — Мишель почесала щеку, — родилась я либо весной, либо летом восьмидесятого, а выбросила она меня в день рождения Гарри, тридцать первого июля. — Ты поэтому не празднуешь? — нахмурился Регулус. — Я не праздную, потому что я не знаю, когда я родилась, — прохрипела Мишель. — И вообще, тебе зачем эта информация? — тут же перешла она в нападение. — Просто интересно. — Ты ясно выразил свое мнение о том, кто я такая, — выплюнула девушка. — Будь другом, не лезь ко мне, раз тебе так противно. Я и сама не горю желанием с тобой общаться! И она вышла, не желая больше разговаривать с ним. А Регулус Блэк, сжав кулаки, прокручивал у себя в голове одну лишь фразу. Он помнил то время, о котором она говорила. О времени, когда его мозг взрывался, не понимая, как он мог верить этой дурацкой идеологии. И он помнил женщину, которая осталась по ту сторону этой войны, доверчиво следуя за Волан-де-Мортом. Вернувшись в Англию, Регулус пытался узнать что-то о ней, но все, что ему стало известно, это факт о том, что женщина все еще жива. А ведь он ей тогда не поверил. Не стал даже думать. Так получилось, и Регулус мог двигаться дальше, преследовать свою собственную цель и не обращать внимание на такие помехи, как неожиданный и не сильно нужный тогда ребенок. Но Мишель. Как она говорила, как она двигалась…еще с первого дня она напомнила Регулусу ту женщину, которую он так хотел оставить в прошлом. Только глаза у нее напоминали глаза его старшего брата. Его собственные глаза. …родилась я либо весной, либо летом восьмидесятого… Какова вероятность?