Deprimo

«Герой» — не значит «непобедимый». Это значит, что ты достаточно смел, чтобы противостоять опасностям и делать, что должно.

21 сентября 1997 — Давай поговорим, — попросил Гарри, когда они утром сидели снаружи палатки. Они твердо решили, что нужно добраться до Джулии и попасть в хранилище, но, пока случая не представилось, Гермиона предложила Гарри сходить в Годрикову Впадину. Поттер согласился. Раз Дамблдор жил там, может, это и было место, где он сохранил меч. Да и, он давным-давно должен был посетить могилы родителей. Просто обязан был. Он ведь никогда там не был, не сталкивался с абсолютным фактом их смерти. Конечно, его родители помогали ему на Турнире Трех Волшебников на кладбище, перед Лордом. И он видел их в зеркале, которое показывало его самые сильные желания, но он не посещал их могил. Не видел их последнего пристанища или места, где Лили и Джеймс Поттеры обрели вечный покой. И вот, когда вещи были собраны, осталась лишь палатка и они сами, Гарри набрался смелости. Гермиона повернула к нему лицо, отрываясь от «Сказок барда Бидля» и вопросительно посмотрела. — О чем? — не поняла она. — О том, что сказал Рон перед уходом, — ответил Поттер, и девушка тут же помрачнела. Гарри не знал, как подступиться к этой теме. Гермиона уже не раз заверяла его, что все равно поступила бы так с родителями, но Избранный и не догадывался, что девушка на самом деле так сильно переживает, что мучается от кошмаров. Последние дни он почти не спал ночами, а потому слышал то, что подтверждало правоту Рональда — Гермиона звала родителей, а потом просыпалась и сотрясалась в тихих рыданиях. Один раз Гарри уже было приподнялся, чтобы подойти, но Гермиона, как только увидела его шевеление, отвернулась и затихла, проглатывая слезы. — Гарри… — Ты не думаешь, что тебе тоже стоит… — Что? — яростно спросила она, вскочив на ноги. — Уйти? Издеваешься? — Нет, — поспешил заверить ее Гарри. — Я волнуюсь за тебя. — За меня не нужно волноваться, — надменно фыркнула Гермиона. — Со мной все хорошо. — Герм, поговори со мной. Пожалуйста. — Ты не думаешь, что сейчас не совсем то время, когда нам действительно нужно говорить? — вскинула она брови. — Нам пора. — Я… — Гарри не мог слов подобрать. Он столько раз видел подругу в сложнейших ситуациях. Даже в день, когда они подружились — перед лицом горного тролля, который тогда показался первокурсникам огромным и страшным монстром. Спустя годы и Гарри, и Гермиона выучили — есть монстры пострашнее, и большинство из них такие же, как и они сами: люди. Даже скованная ядом василиска Гермиона была неотразима. Она противостояла Амбридж, вышла вперед, закрывая собой Гарри от преступника и убийцы, которым Поттер тогда считал Сириуса, от оборотня. Она боролась в Отделе Тайн, предложила создать Отряд Дамблдора, она… Гермиона всегда была рядом, и они никогда не бросала Гарри, и… Уход Рона ее не сломил. Это Поттер знал. Возможно, влюбленность Гермионы в Уизли уже прошла, а, может, она просто устала и ей было все равно — важно, что его уход не сломал подругу. Но то, что она собственноручно сделала с собственными родителями — это ее разрушило. И продолжало разрушать каждый божий день, потому что Грейнджер любила свою семью, и Гарри знал это. И теперь он был косвенно повинен в том, что его лучшая подруга, одна из лучших людей в его жизни, стала сиротой при живых родителях. У нее ведь даже фотографии с ними не было: Гермиона рассказала, что ей пришлось стереть все, что когда-либо могло напомнить родителям о ней. А себе она ничего не оставила — слишком опасно. — Почему ты не ушла? — спросил вдруг Гарри. Это вырвалось непроизвольно, и Гермиона округлила глаза, совершенно не понимая, почему он спрашивает. — Что? — Рон был прав, ты могла уйти с ним, уехать, но ты… — Я не брошу тебя, — снова также просто, правдиво и спокойно сказала девушка, — я никогда не брошу тебя, Гарри Поттер. — Но… — Гарри, прекрати! — воскликнула Грейнджер. — Я знаю, что ты делаешь, но это не поможет! Я не собираюсь уходить, потому что ты беспокоишься за мою жизнь. Я останусь, я буду рядом, и я тебе помогу. Ты без меня даже палатку поставить не сможешь! — Это ложь! — возмутился Поттер, но тут же притих под неожиданно веселым взглядом Гермионы. — Я думал, ты влюблена в него. По лицу подруги прошлась странная дрожь, но потом она просто улыбнулась. — Тебе показалось. Они переоделись и поспешили убрать палатку. Гарри бросил взгляд на сумочку Гермионы, и у него появилось странное желание достать Карту Мародеров. Последнее время он часто проверял ее, надеясь увидеть там имя Мишель — как доказательство того, что подруга вернулась в замок. Но ее имя не появлялось, и в какой-то момент Гарри отставил эту глупую идею, только самого себя измучил. За это время они несколько раз общались с картиной Финеаса Блэка. Он, конечно, все надеялся узнать, где Гермиона и Гарри сейчас скрываются, но он же передавал им хоть какие-то сведения. Джинни больше нельзя было появляться в Хогсмиде, а Снейп вернул запрет на любые общие мероприятия. Они пытались восстановить Отряд Дамблдора, но, видимо, что-то пошло не так. Гарри понадеялся на добропорядочность Теодора, который, может, прикрыл бы их, но потом он вспомнил, как Тео смотрел на Мишель в те моменты, когда она отворачивалась. Казалось, Нотт больше ничего, кроме нее, не видит — только девушку. Гарри желал сестре такой любви, видел, как отчаянно эта девушка хотела быть кому-то нужной. Сначала Нотт бесил ее и ненавидел, но Гарри еще с Турнира знал, что сам Тео не ее злейший враг. После тех слез, которые парень проливал над ее постелью, Поттер больше не мог этого отрицать. После Фреда Гарри верил, что Мишель найдет свое счастье. И она нашла. Тео ловил каждый ее взгляд, каждое ее движение, стараясь высечь у себя на подкорке всю ее, и сейчас все, что у него было, это неизвестность. Финеас сказал, что Мишель просто пропала. Никто из школьников или преподавателей не знал, где находится слизеринка, поэтому Тео (Блэк оказался еще и сплетником) ходил по школе, похожий на приведение, как будто у него отобрали что-то очень важное. Вряд ли он вообще видел, что творится вокруг него. А еще они думали над загадкой странного символа, который Гарри видел на шее вора, и также на шее Ксенофилиуса Лавгуда. Знак Грин-де-Вальда. Ох, Мишель бы точно это знала. Пришли только к выводу, что это символ темной магии, но так и не поняли, зачем кто-то (может, и сам Дамблдор) оставил его в детской книге сказок. Гермионе, как и Гарри, это казалось очень важным и очень нужным, но они не могли понять, в чем же дело. Они все же аппатировали, и тут же оказались на длинной, немного темной для дневного времени суток, улочке. Гермиона предложила использовать Оборотное, но у них и так осталось всего на пару раз — а вдруг понадобится. Поэтому Гарри накинул на них мантию-невидимку, и они двинулись вперед. По обеим сторонам улочки стояли дома. Гарри видел подобные улицы еще в то время, когда жил у Дурслей: одинаковые домики, лужайки, которые сейчас были покрыты опавшей желтой листвой. Но тут, в Годриковой Впадине, все же чувствовалась магия. Поттер не мог это объяснить, но однажды, когда они сидели с Мишель на Астрономической башне уже после пятого курса, он спросил: как это — чувствовать магию? Махони не раз упоминала, что может ощутить ее. Мишель тогда сказала, что это как идти сквозь туман. Он неосязаем, но ты знаешь, что он присутствует, чувствуешь его мелкими каплями на коже, легкой влагой на лице. Магия была тонкой, неописуемо легкой, почти эфемерной материей, и сейчас Гарри, оказавшись там, где родился, мог ее ощутить. Как будто в душе что-то встало на свое место, и он позволил себе раствориться в вибрирующем воздухе, который смешивался с запахами осени. — Гермиона, давай снимем мантию? — предложил он осторожно. Гермиона сначала испугалась, а потом посмотрела на его лицо. Гарри не знал, что она увидела, но девушка просто кивнула и накрыла их легким мороком, который не давал четко разглядеть лица. А парень не знал, как четко выразить свою мысль. Сейчас для всех он был преступником, но он не хотел бы стоять над могилами родителей, судорожно ожидая поимки. Хотя бы здесь ему нужно было быть свободным от всего. Гарри настороженно вглядывался в дома рядом с ним. Каждый из них мог быть тем самым коттеджем, в котором когда-то жили Джеймс и Лили, в котором жил и сам Гарри, и та кошка, которая куда-то подевалась. Они свернули на соседнюю улицу, и им открылась уютная деревенская площадь. Гарри представил, что, может, когда он был совсем маленьким, мама и папа ходили сюда с ним, укачивали его на руках и рассказывали о магическом мире, в котором он родился. Сейчас площадь была пустынной, и Гарри не сразу сообразил почему: день, понедельник. Конечно, все на работе. Рядом виднелись магазинчики, церковь и даже паб. Дальше была почта, а посередине стоял обелиск, который закрывало высокое дерево. Гермиона остановилась, смотря на церковь. — Они, наверное, там, да? — хрипло спросила она, а потом ее рука скользнула к его руке, и Гарри уже привычно переплел их пальцы. — Твои мама и папа. Вон, там кладбище, прямо за церковью! Они направились вперед, но потом Гермиона вдруг остановилась. — Гарри, смотри! — и подруга указала на обелиск. Вот только никаким обелиском он не был. Это была скульптура. Трое людей: взлохмаченный мужчина в очках, женщина с длинными волосами и младенец на ее руках. Гарри подошел ближе, вглядываясь в лица родителей, и ему было так странно, что им поставлен памятник. — Пошли, — буркнул Гарри, и они двинулись дальше. На кладбище их ждала узкая калитка, которую Гермиона открыла как можно тише. С Гарри случилось же что-то странное. Он волновался. Его ладони потели, а дыхание вырывалось рваными вздохами, но он продолжил идти вперед, целенаправленно и спокойно, будто так всегда и должно быть. — Здесь какой-то Аббот — вдруг родственник нашей Ханны? — сказал Гарри, и Гермиона, шикнув на него, хихикнула. Они побрели дальше, осторожно переступая кучи убранных листьев, то и дело оборачиваясь, не следит ли кто за ними. Вдруг перед ними показался темный надгробный камень. «Кендра Дамблдор и ее дочь Ариана», а внизу приписка. — Это из Библии, — сказала Гермиона, — «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», — она тихо стерла одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Они с Гермионой миновали могилу матери и сестры Альбуса Дамблдора, и Гермиона вдруг остановилась. Она сощурилась, смотря на изваяние перед собой, а потом вдруг ахнула. — Что? — не понял Гарри и наклонился ближе. А потом увидел. На старой запущенной могиле был нарисован все тот же знак Грин-де-Вальда. Имя было почти стерто, но «Игнотус» они поняли. Грейнджер хотела еще что-то сказать, но в итоге просто кивнула сама себе. — Идем дальше, ладно? Им попадались знакомые фамилии, которые они знали по Хогвартсу: родственники или предки. Они обошли почти все кладбище, а потом в итоге нашли то, что искали. Могила его родителей оказалась всего через два ряда от Кендры и Арианы. Белое мраморное надгробие, казалось, светилось, несмотря на ясный день, но Гарри даже в темноте увидел бы те слова, которые он больше никогда не сможет забыть.

Джеймс Поттер. 27 марта 1960 — 31 октября 1981 Лили Поттер. 30 января 1960 — 31 октября 1981 Последний же враг истребится — смерть

Вот и они. Гарри все-таки не выдержал. Присел на колени, едва касаясь пальцами имени матери. Интересно, а приходил ли сюда Северус Снейп хотя бы раз после кончины той, кого он так сильно любил? Знал ли он, что Лили Эванс была похоронена тут, а, может, он и вовсе был на похоронах, незаметный и тихий, как всегда. — Погоди, — нахмурился Гарри, — это же лозунг Пожирателей смерти! — ахнул он. — Почему он тут? — Ну, тут не совсем тот смысл. Жизнь после смерти, знаешь? Но они не были живыми. Лили и Джеймс Поттер были мертвы, и оставалось все меньше и меньше людей, которые помнили их, которые знали, какими были эти люди. Больше не было родственников, да и тетя Петуния вряд ли хотя бы раз была на могиле родной сестры. Их просто не стало. В один миг, как будто по щелчку пальцев, две жизни оборвались в ту ночь по велению зеленой вспышки, но сейчас Гарри даже не мог заставить себя разозлиться. Он был словно опустошен, как будто его тянула эта могила. Хотелось прилечь рядом, чтобы быстро умереть прямо тут, вместе с теми, кто давно спит под землей. Нет, подумал Гарри. Какая дикая фраза. Спит под землей. Лили и Джеймс не спали — они были мертвы уже очень много лет, а Гарри ни разу не видел их вживую. Гермиона взяла его за руку и крепко сжала, переплетая пальцы, но Гарри высвободился и обнял ее за плечи, прижимая к себе. Она взмахнула палочкой, и в воздухе перед ними повис букет гортензий. Мама их любила. Гарри вдруг вспомнил том, как Снейп рассказал ему об этом. И о том, как тетя Петуния ревностно оберегала собственный сад. Поттер твердо дал себе обещание: если он выживет, он приедет к тете, он расскажет ей обо всем, что узнал о матери, чтобы у нее были воспоминания. А потом он возьмет тетю с собой сюда, на могилу его родителей, на могилу ее сестры, и они вместе позаботятся о том, чтобы здесь всегда цвели гортензии, который Лили Эванс так любила. Гарри подхватил букет на руки, а потом осторожно опустил на могилу, и на мгновение — всего на секунду — ему показалось, что кто-то обнял его. Это была не Гермиона. Они жили в мире магии, может, Сириус был прав тогда? Родители не уходили никогда, они всегда были рядом и всегда наблюдали, и сейчас Поттер подумал, что, может, Лили и Джеймс были тут? Стояли и смотрели на то, как их сын плачет над их же могилами. Гарри и не заметил, как потекли слезы, а Гермиона ничего не сказала. Когда он распрямился, проведя напоследок по именам, ему ни на минуту больше не хотелось оставаться на кладбище. Гарри казалось, что еще минута, и он на самом деле рухнет на эту землю и откажется уходить даже под предлогом смерти. Поэтому он протянул Гермионе ладонь, и они в тишине отправились к выходу с кладбища. Они снова повернули на другую улочку, оглядываясь, не следит ли кто за ними. Гарри накинул на них сверху мантию-невидимку, и они двинулись вперед, мимо домов. Как вдруг Поттер остановился. — Смотри! Заклятие Доверия умерло вместе с Лили и Джеймсом, и сейчас живая изгородь полуразрушенного дома успела разрастись так, что закрыла все окна. — Не понимаю, — нахмурилась Гермиона, — почему его не отстроили заново? — Наверное, его нельзя отстроить, как и нельзя исцелить раны от темной магии. Гарри осторожно коснулся ржавой калитки, и тут вдруг около них появилась вывеска, говорящая о том, что случилось в ту роковую ночь 1981 года, когда Поттер остался сиротой. Табличка была украшена различными надписями, поддерживающими Гарри, и, кажется, Гермиона возмущалась, но сам Избранный был доволен. И тут послышались шаги. К ним со стороны церкви ковыляла фигура, закутанная в шаль. Она была низенькой, со сгорбленной спиной, но Гарри безошибочно понял, что это женщина, очень старая. Старуха остановилась прямо перед ними, и Гермиона сильнее прижалась к нему под мантией. Гарри обнял ее за талию, успокаивающе поглаживая девушку, а потом старуха вдруг посмотрела прямо на них и поманила рукой. — Вы Батильда? — решился Гарри, и Грейнджер подпрыгнула. Фигура кивнула и снова поманила пальцем. Они последовали за ней, идя по улицам Годриковой Впадины, к заросшему дому, дверь которого поддалась не с первого раза. Внутри пахло очень скверно, а, может, это пахла сама Батильда, Гарри не мог понять. Внутри было все завалено различными бумагами и старыми свитками, а руки у Батильды были синими, голубыми, такими дряблыми и старыми, что Гарри тщетно попытался вспомнить: сколько же ей все-таки лет? — Идите сюда, — позвала их старуха, прерывая взволнованные переглядки, и ребята протиснулись в гостиную. Гарри хотел был сесть, но вдруг увидел кое-что. Снимок. Молодой Альбус Дамблдор стоял около того самого вора, который обнимал его за плечи. — Вы знаете, кто это? — спросил Гарри. — Вот этот человек на снимке? Бэгшот немного помолчала, а потом хрипло, будто и вовсе говорить не умела, произнесла: — Грин-де-Вальд. В Гарри все опустилось, и он изумленно посмотрел на Гермиону. Геллерт Грин-де-Вальд, темный волшебник, уроки у которого брала Мишель, и был тем самым вором, за которого беспокоился Грегорович. Вот, почему он носил на шее тот знак — потому что это был его символ. Как же Гарри раньше не понял? Он ведь не видел никогда как выглядел Геллерт. Мишель, конечно, рассказывала о нем, в минуты веселья летом описывала то, что волшебник чаще всего выбирает образ себя более взрослого, но как это так, что Поттер ни разу не увидел его лица? Батильда вдруг коснулась его руки и ткнула в потолок. Гарри переговорил с Гермионой, которую Батильда с собой не звала, а потом они поднялись наверх. — А вы не знаете, что значит этот символ? — спросил Поттер, пока они шли по скрипучей лестнице. — Плохой это символ, — прохрипела Бэгшот. — Символ Грин-де-Вальда. — Да, я знаю, но откуда он? Что он обозначает? — снова спросил Гарри, искренне не понимая, почему Батильда ничего ему не рассказывает. Почему она не может просто ответить? — Ты — Поттер. — Да. У вас есть что-нибудь для меня? — поинтересовался Гарри, оглядывая комнатушку и искренне надеясь, что тут скрыт меч. — Дамблдор…ничего для меня не оставил? — Нет, — покачала Батильда головой. — Ничего. Как твоя подруга? — Гермиона? Она… — Другая подруга. — Мишель? — ахнул Гарри. — Так она не мертва? — Не знаю, — Батильда указала ему на стопку старых тряпок в углу. — Слухи разные ходят. Что с ней? — Я и сам не знаю, слышал, она погибла. Гарри подошел к стопке этого странного белья, думая, что меч просто валяется, но потом он услышал шипение. Парень обернулся, и вокруг него скрутилась уже знакомая ему змея. Нагайна. Он выхватил палочку, отбрасывая ее в сторону, и она зашипела, искусно двигаясь по кругу. Гриффиндорец чувствовал, что Темный Лорд уже близко, но он не знал, как справиться со змеей, которая была крестражем, а потому он сделал то, что сделала бы Мишель. Он решил поболтать. — Ты знала Криденса? — змея чуть дернулась. — Мишель тоже его не знала, но его знала моя тетя. Ты поэтому интересовалась ей? Змея зашипела, дернувшись. — Депульсо! Обскур, да? Это так называется. Его обскур сейчас у Мишель! Ты же тут для этого? Змея перестала шипеть. Перестала двигаться, и по ее телу прошлась странная дрожь. — Если хочешь, я расскажу о нем. Ты же… — Гарри судорожно вспоминал все, что когда-либо рассказывала Махони. — Ты же любила его. И тут вдруг это случилось. Змея, задергавшись в конвульсиях, упала на спину, а потом из нее выросла девушка. Ей было на вид около двадцати пяти, и она настороженно озиралась по сторонам. У ее глаз с азиатским разрезом чуть смазались черные тени, но она не обращала на это внимание, а только вертела головой. — Криденс, — сказала она, словно забыла речь и вовсе. — Криденс! — Я тебе все расскажу, — пообещал Гарри, — но нам нужно уходить. Нагайна… Нагини…как бы ее не звали, она с готовностью кивнула и вцепилась в руку Поттера, после чего они бросились вниз. Гермиона подскочила с волшебной палочкой. — Это кто? — ахнула она. — Нет времени, хватайся. Он сейчас будет тут! Гермиона вцепилась в другую его руку, и они аппатировали. Их выбросило на непонятной местности в каком-то лесу, и Грейнджер тут же наставила на Нагайну палочку: — Петрификус Тоталус! — девушка, которая еще недавно была змеей, рухнула на землю, охнув. — Ой! — воскликнула она, а потом медленно перевернулась на спину. — Это что…кто это? — в ужасе завопила Гермиона. — Я Нагини, — простонала змея, и Гарри осторожно поставил ее на ноги, придерживая за плечи, чтобы обездвиженная она не упала на землю снова. — Наг… — Гермиона задохнулась и посмотрела на Гарри так, что он испугался. — Гарри Джеймс Поттер! Ты совсем рехнулся? — Ой, не кричи, — попросила Нагини, с удивлением разглядывая их. Одета Нагини была как циркачка, в яркие цвета и темные смешные ботинки с кисточками, похожие на те, что носил Ремус. Девушка жадно вдыхала запах опавшей листвы, холода и, казалось, совсем не ощущала беспокойства или неловкости от того, с кем она оказалась рядом. — Как я давно не была на улице! — ахнула она. — Хорошо. Ты обещал рассказать про Криденса. — Давай-ка присядем, — он расколдовал змею, и они опустились на землю, все еще настороженно глядя друг на друга. Следующие пятнадцать минут Гарри и Гермиона пересказывали все, что случилось за то долгое время, что Нагини не становилась человеком, упомянув и про смерть Бэрбоуна, и про то, что обскур сейчас в теле Мишель. — Когда он оставил меня, последовав за Геллертом, — сказала Нагини, стирая слезы и еще сильнее размазывая грим, — я превратилась в змею и несколько недель ползала где-то в лесах, пугала народ. Я так на него злилась, а потом… — она поджала губы, — потом я не смогла превратиться обратно, и я встретила Тома. Он понимал меня, говорил со мной, но когда я попросила превратить меня в человека, он заупрямился, а потом сделал из меня… Нагини обняла себя руками. — Так ты знаешь, — обреченно пробормотала Грейнджер. — Что я — крестраж? — вскинула она брови. — Да, я знаю. И я знаю, как вам от меня избавиться. — Неужели нет способа извлечь крестраж из тебя? — нахмурился Гарри, но циркачка только мягко улыбнулась. — Годами я мечтала об этом, но теперь…знали бы вы, как я устала. Крестраж во мне, я чувствую Лорда, я знаю, что с ним, я связана с ним. Я столько лет была в темнице собственного тела, с меня хватит. Я хочу свободы. Я хочу умереть. Хочу на покой. Может, там я встречу и Криденса? При жизни ему было тяжело, но после нее… — Нагини вздохнула, — я хочу верить, что он обрел покой, как и я. — Но у нас нет меча, — слабо воспротивилась этому Гермиона. — Меч вам не понадобится, — качнула головой Нагини. — Адское пламя может уничтожить крестраж. — Ты… — Гарри осекся. — Ты уверена? — Да, — кивнула она, а потом внимательно посмотрела на парня. — Ты хочешь что-то спросить? — Спросить и кое о чем попросить. — Так? — Знак Грин-де-Вальда, — Гарри схватил прутик с земли и нарисовал уже до чертиков надоевший ему треугольник, — ты не знаешь, что это такое? — Нет, прости, — Нагини провела пальцами по рисунку, — я много раз его видела, даже Криденс одно время его носил, но я никогда не знала, что же это значит. — Ясно. — А просьба? — Мишель, — голос Гарри сорвался. — Ваша подруга с обскуром? — вскинула брови Нагини. — Некоторые говорят, что она мертва, — кивнула Гермиона, беря Поттера за руку. — Если ты встретишь ее там, попроси…попроси у нее…скажи ей, что мне очень жаль, — выговорил наконец Гарри. Его голос сорвался. Это было не то, что он хотел бы сказать Мишель, но не мог уместить все это в слова. Он был зол, и напуган, и очень ранен, но больше он боялся, что Махони и правда уже нет на этом свете. — Ладно, — спокойно кивнула Нагини. Циркачка поднялась на ноги, чуть покачнувшись, потом подошла к ближайшим деревьям и улыбнулась. — Это то, чего Лорд не поймет уже никогда, — сказала она, прижимая руки к груди, — смерти бояться не нужно. Это начало более длинного пути. — Спасибо тебе, — поблагодарила змею Гермиона. Если бы она не согласилась пойти, кто знает, как повернулась бы жизнь. Они с Гарри взялись за руки, а потом вместе наслали на этот лес Адское пламя. Деревья моментально вспыхнули, и в центре была Нагини. Она не кричала. Девушка расставила руки в стороны, принимая пламя, словно оно было старым другом. Из ее тела вылетела тень, чернильно-черная, немного песчаная, и в ней показалось обозленное лицо Волан-де-Морта, который взревел, обдав их пламенем. Огонь все распространялся, и Гермиона, окружив пожар надежным щитом, чтобы никто не вошел, и никто не вышел, снова протянула Гарри руку. Они переплели пальцы, а потом аппатировали. И пусть встреча с Нагини закончилась трагически, почему-то на душе было легко. Остался всего один. Самый последний и самый сложный.