Не стоит бояться ничего, кроме самого страха
9 октября 1997 Она снова плакала. До подъема оставалось всего пару часов, но Гарри все равно не спал. Они с Мишель должны были встретиться в Косом переулке, но не только Поттер не спал сегодня. Гермиона тоже. Рон был прав тогда. Девушка действительно плакала по ночам, просыпалась от кошмаров, которые Гарри наблюдал даже сквозь купол тишины, который Гермиона ставила около себя. И он больше не мог этого выносить, не в силах слушать, как она льет слезы. Поттер медленно спустился с верхней кровати, отмечая, что внизу ощутимо холоднее и надо будет им поменяться местами, а потом одним взмахом палочки убрал купол. Гермиона, ощутив вмешательство, тут же привстала, стерла слезы стремительным движением руки, а потом уставилась на него с беспокойством. — Что такое? Снова шрам? — Нет, — усмехнулся брюнет, а потом подошел ближе, — двигайся. — Что? — округлила подруга глаза. — Двигайся, кому говорю, — подтолкнул ее Поттер. — Зачем? — не поняла Гермиона. — Я не знаю, как помочь тебе отпустить все это, но лучше лить слезы в меня, чем в подушку, которую, кстати, я забыл постирать. Гермиона чуть хихикнула, но потом снова заплакала. — Давай, двигайся, — кивнул Гарри, а потом заполз к ней под тонкое одеяло, едва нагретое. — Потом ляжешь наверх, тут холодно. — А мне нормально. — Ничего тебе не нормально, — фыркнул он ей в волосы и притянул подругу к себе на плечо, крепко обнимая. — Мы вернем их, Герм. — Мы не можем, — покачала девушка головой. — Не важно, это не главное. Мы будем пытаться, слышишь? А когда надежды не будет, переедем в Австралию, заведем себе кенгуру и будем жить с твоими родителями по соседству, — почти мечтательно сказал Гарри, прижимаясь щекой к ее макушке. Гермиона немного помолчала. — Я думала, что после всего этого ты захочешь вернуться в Годрикову Впадину, нет? — Я думал об этом, — признался Гарри, — но потом я представил, как выхожу утром из дома и натыкаюсь на статую в честь моей семьи. Потом иду дальше и вижу кладбище, разрушенный дом. Я не могу там жить. — Знаю, это, может быть, не лучшая идея, но ты мог бы восстановить дом и отдать его на благотворительность. — Зачем? — не понял брюнет, хотя в его душе ничего не воспротивилось этой идее. Гермиона вдруг порозовела, как часто розовела, когда говорила какую-то глупость. — Ты чего? — Просто… не важно, забудь. — Нет, эй, говори, что такое? — Помнишь Новый год, когда я праздновала с вами? — Когда Сириус упросил тебя приехать? — Гермиона кивнула. — Да. — Он тогда много говорил о школе, о друзьях, и я вдруг поняла, что…про них никто не помнит. Ты не знал о своих родителях, мы не знали о семье Невилла, и…та Марлин, девушка, в которую был влюблен Сириус. О ней уже мало, кто помнит. И я подумала, может… — она вздрогнула, а потом теснее прижалась к Гарри, обнимая его за пояс, — что, если сделать музей, в котором близкие смогут оставить что-то на память об ушедших? — Как памятник? — нахмурился Гарри. — Нет, памятники безлики, — сморщилась Грейнджер. — В памятниках нет души, только имена и даты, и пускай для людей они все же что-то значат, в памятниках нет того утешения, за которым люди приходят. А в этом музее можно было бы оставить письма, если не жалко, колдографии, истории. Создать летопись потерь, чтобы эти люди были не просто именами, а продолжали жить, знаешь? Гарри некоторое время молчал. Некоторые идеи Гермионы были за гранью того, что он хотел понимать: Г.А.В.Н.Э. и другие вещи. Но эта…она что-то зацепила в его душе. Гарри никогда не хотел быть символом войны, он хотел быть просто Гарри, и этот музей тех, кто пал жертвой был бы…прекрасным местом. — Я просто поделилась мыслью. — Мне нравится, — кивнул Поттер, и это решение было обдуманным. — Я мог бы попросить людей рассказать мне о родителях. У Сириуса или Люпина, наверное, есть фотографии. Я даже не спрашивал никогда. — То, что Рон тогда сказал, что ты не волнуешься, — Гермиона чуть отклонила голову, и их лица оказались друг напротив друга. Ее дыхание пахло зубным порошком, который они прихватили собой, а еще персиком, который Гарри не совсем законно умыкнул для нее на рынке. — Это не так, я знаю. — Не могу привыкнуть к тому, что ты в меня веришь, — с досадой сказал ей Поттер. — Я не герой. — Мне не хотелось бы, чтобы ты был героем, они редко выживают, — чуть смущенно, но честно и спокойно сказала девушка. — Мне гораздо больше нравится, что ты просто Гарри. И он ее поцеловал. Гермиона не пискнула, не пыталась отстраниться, она просто положила ладонь ему на вздымающуюся от мирного дыхания грудь и ответила на поцелуй. Касание, легкие движения, будто крылья бабочки порхали по искусанной коже — но у Гарри внутри все перевернулось так, как не переворачивалось с Джинни. Они с Гермионой как будто подошли друг другу, и пазл сложился. Лежа на этой одинокой кровати в палатке, куда проникал холодный осенний воздух, целовались, а Гарри казалось, как будто мир остановился, и ему захотелось остаться здесь навсегда. Поттер отстранился первым. — Ты мне тоже нравишься, — улыбнулась Гермиона, и в ее глазах не было слез. Она казалась очень умиротворенной и расслабленной, но Гарри чувствовал, как в ее тело скопилось напряжение от прошлых дней. — Я даже сказать не успел, — притворно возмутился Поттер, притягивая ее чуть ближе к себе. Она мягко засмеялась, и Гарри не в первый раз отметил, какой красивый у Гермионы смех. — Мне и не нужно. Я все равно знаю. — Ты всегда все знаешь, — подтвердил Гарри, а потом они обнялись. Они лежали в этой чертовой палатке, которую сам Избранный собирался сжечь после того, как все закончится, и Гарри мог себе вообразить, как после войны они перебираются в Австралию, живут на какой-нибудь ферме. Он еще не знал, чем займется, но хотел бы, чтобы Гермиона была с ним. Она бы просыпалась рано утром и убегала в Министерство, чтобы бороться за права тех, кого притесняют, а вечером они бы смотрели фильм по ящику, или читали бы, или бы просто проводили время вместе, ели бы. А по воскресеньям к ним приходила бы в гости вся семья, и Гарри даже не сказал бы ничего против Теодора Нотта, с которым Мишель выглядит такой счастливой. Когда Гарри уснул, ему приснилось, что он в Хогвартсе, скачет по территории на кенгуру и учит детей разоружать противника.***
— Я все еще не могу поверить, что ты в порядке! — взвизгнула Гермиона, обнимая Мишель. Гарри, уже получивший порцию обнимашек, наоравшийся и недовольный, стоял возле такого же недовольного Теодора, который кутался в куртку и смотрел на жену. Жену, великий Мерлин, он женился на любви всей своей жизни! — Я сама в шоке, — усмехнулась Мишель, а потом встала около Тео. На ее пальце блеснуло золотое кольцо, но ребята промолчали. Как и сама Махони молчала относительно их влюбленных вздохов. Тео сделал вид, что его тошнит. — Ты сказала, что у тебя есть план, — напомнил Гарри. — Так почему мы стоим около Гринготтса? — Потому что я убила Джулию Поттер, а потом стала ее наследницей. Ее ячейка принадлежит мне, — выпалила Мишель, и лицо Гарри вытянулось. Но он его волновало не только это. Взгляд Мишель прожигал, требовал чего-то, но пока что сестра молчала, пусть и смотрела так, будто знала какую-то страшную тайну о нем. Зная Махони, это вполне могло быть правдой. — Что? Как? — Я отправилась вытаскивать Сириуса. — Мы слышали про пожар, — кивнула Гермиона. — Так это и случилось. Я защищалась. Я бы не… — Мы знаем, — успокоил сестру Гарри. — Но как Регулус и Сириус тебя отпустили? — О, — Махони стушевалась, — я, вроде как, сбежала из дома? — Ты сделала, что? — Да, Кричер придержит их до определенного момента, а в обед они будут знать, где я нахожусь. — Ты сказала, что нам нужно в Хогвартс. — Да, — снова кивнула Мишель. — Во-первых, у меня так и не было возможности поговорить с Грин-де-Вальдом. Во-вторых, я прочитала книгу Дамблдора. Хогвартс — это рунически защищенная крепость. Если активировать защиту, Лорд будет слабее, и на этом мы его и поймаем. — Это же потрясающе! — захлопала в ладоши Гермиона. — Значит, Хогвартс — это оплот светлой магии. — Более того, он древний оплот, — подтвердила Мишель. — Магия веками копилась в нем, потому что эти рунические связки еще не использовали, и теперь, только посмотрите, мы ими воспользуемся. — Они не пропустят Лорда? — нахмурился Гарри. — Пропустят, — с сожалением развела руки Махони, — но не сразу, и он будет слабее, чем когда-либо. — Ну, мы собираемся за последним крестражем. Мишель поджала губы. — Что? — не поняла Гермиона. — Есть еще один, — хрипло сказала она, обняв себя руками. — Есть еще один крестраж. — Погоди, ты уверена? — приблизился к ней Гарри. — На сто процентов. Геллерт мне все объяснил. И об это крестраже Дамблдор знал с самого начала. — Почему он его не уничтожил? — вскинула брови гриффиндорка. — А что это за крестраж? — подал голос Тео. — Я расскажу, когда расправимся с этим. Не беспокойтесь, этот крестраж достать легче, чем все остальные, — спокойно, но как-то горько сказала Мишель. — Жаль, что Дамблдор умер, я бы с удовольствием врезала бы ему. — Ну, — Гарри откашлялся и переглянулся с Тео, и они оба поджали губы. — Вы мне лучше скажите, где вы Рона потеряли? — попыталась перевести тему Мишель. — Пока банк не открылся. Гарри и Гермиона переглянулись. Они одновременно вздохнули, а потом Поттер в общих чертах пересказ Мишель, что случилось с их другом. Как он вспылил, как ушел и о том, что они понятия не имеют, где сейчас находится Уизли. — Может, у Тонкс? — спросила Мишель саму себя. — Ремус вернулся к ней, она ходит довольная, я слышала. — Это чудесно, — кивнула Гермиона. — Но Рон не пошел бы к ним. Должно быть другое место. — Мы не будем его искать, — отрезал Гарри. — Он сам ушел. — А я говорил, что из всей вашей компании Уизли самый бесполезный, — хмыкнул Тео. — А мне никто не верил. — Я с тобой разведусь, — с постным лицом ответила на это Мишель, и они рассмеялись. — Это магический брак, любовь моя, у тебя не получится. — Фу, — скривился Поттер, — долго еще? — Пять минут, — кивнула Мишель. — Ты постриглась? — Да, — брюнетка кокетливо провела по коротким волосам, которые сегодня заколола сзади. — Нравится? — Красавица, — грузно сказал Гарри, напомнив ей Сириуса. — Ладно, давайте по плану, идем, — кивнул Тео через пару минут, и, дождавшись, пока Гарри и Гермиона спрячутся под маской, они направились к банку. Гринготтс встретил их тишиной и перелистыванием важных бумаг, но гоблины были на месте, и один из них, тот самый, сидящий на высокой трибуне, тут же уставился на Мишель. — Мисс Блэк? Поттер? — Махони, — резко ответила девушка, — я носитель другой фамилии. Мне по наследству передался сейф, — сказала она, — и я хочу его посетить. Я подавала запрос вчера, — Мишель протянула гоблину сверток каких-то бумаг, на которых Гарри увидел печать банка, и гоблин несколько минут изучал их, а потом кивнул. — Богрод! — позвал гоблин за трибуной, и через несколько мгновений показался его коллега. — Проводи мисс Махони к сейфу мисс Поттер, разрешение я проверил. — Конечно, сюда, мисс. Ваш спутник… — Он идет со мной, — вздернула брови Мишель, и гоблин кивнул. — Конечно. Идемте. Они двинулись вперед, вслед за гоблином, и у Мишель внутри распутывался странный узел, будто она окончательно поверила, что хотя бы что-то пойдет по плану. — Мне понадобятся звякалки, — сказал гоблин. Они прошли по коридору, а потом двинулись вперед к одной из многочисленных дверей, выходивших в зал. За одной из них оказался темный выход к тем самым вагонеткам на рельсах, которые Мишель невзлюбила с самого первого дня посещения Гринготтса. Ей тогда показалось, что ее просто стошнит вниз. Она дождалась, пока гоблин вместе с Тео заберутся в тележку, а потом присела завязать шнурки, чтобы и Гарри с Гермионой устроились там же. Тео подал ей руку, Мишель села, а потом они тронулись. Вагонетка летела вперед, набирая скорость, и Махони снова ощутила, что ей не очень хорошо. внутренности как будто перемешались, и ей показалось, что вагонетка просто вылетит с рельс в определенный момент. — Империо! — услышала она и повернулась к Гарри, который сбросил мантию-невидимку и спрятал ее в сумочку Гермионы. — Ты что делаешь? — воскликнул Тео. — Он все равно нас не узнает, — отмахнулся Поттер. — А так я уже два раза почти потерял мантию. — Новую купишь, — нахмурился Нотт. Троица переглянулась друг с другом, но они ничего не сказали. Слишком много тайн Мародеров им удавалось хранить до сих пор, и Мишель, как бы она не любила Тео, не готова была рассказывать про древнюю мантию-невидимку и про таинственную Карту. И про ходы…в общем, про многое. Мишель раньше никогда не забиралась так глубоко в Гринготтсе, поэтому для нее стал удивлением широкий водопад, таящийся в глубине этих залов. — Нет! — ахнула Гермиона, но было уже поздно, и их окатило водой. В ту же секунду тележка с диким визгом остановилась, и гоблин, обернувшись, уставился на сидевших в вагонетке. Его глаза расширились от того, что людей стало в два раза больше, но Махони тут же вскинула палочку и пробормотала: — Империо! — Гибель воров! — рыкнула Грейнджер. — Смывает любые чары и магическую маскировку. Этого не было в книге! — она досадливо стукнула кулаком по воздуху. — Спокойно, — отрезал Тео. — Все получится, идем. Они вылезли из вагонетки, подходя к мрачному сейфу, покрытому чарами. Для этого им пришлось пройти через узкий тоннель. Ребята, сопровождаемые гоблином, тихо шли по тоннелю. — Знаешь, — неуверенно сказал Гарри, смотря на Мишель, — если раньше тебе все прощали, то после того, что мы сделаем сегодня, они убьют тебя. — Ты про Пожирателей или про моего отца? — насмешливо спросила девушка. — И те, и другие, — сделал вывод Поттер. Он внимательно смотрел на сестру, и ему могло бы показаться, что с ней все хорошо, если бы не знал ее. Глаза Мишель заволокло странной пеленой, отдающей магическим безумием, как то, которое он увидел в глазах Алисы, мамы Невилла. Наверное, убийство родной матери, пусть и такой, как Джулия, оставило на Махони слишком явный след. Ее руки слабо подрагивали, и девушка периодически обтирала их о себя, пытаясь избавиться от фантомных ощущений крови на своих ладонях. Послышался рык, и они замерли. — Твою мать. Дорогу к сейфу, который был им нужен, перекрывал громадный белый дракон. Вернее, то, что от него осталось. Его белая, молочная крепкая кожа была расписана различными шрамами, некоторые из которых все еще кровоточили. Крылья выглядели потрескавшимися, болезненными, а глаза… Мишель ахнула: дракон был ослепшим, наверное, не полностью, наполовину, но зрачки покрывала молочная пленка, и она схватилась за руку Тео, который успокаивающе погладил ее по пальцам. — Он почти ослеп, — немного довольно прокомментировал гоблин. — Но от этого только злее сделался. Хорошо, что есть средство с ним справиться, он знает, что бывает, когда появляются звякалки. Он достал из прихваченного мешка металлические вещички, похожие немного на песочные часы без песка. Как только гоблин потряс их, звякалки начали издавать оглушительный звон, как тысячи галлеонов, падающие на мраморный пол. Услышав этот звон, дракон взвыл, а потом забился в угол, волнуясь и пугаясь. Мишель закрыла глаза, она не могла на это смотреть, поэтому шла торопливо. Быстрее. Подальше. Еще дальше. Сейф располагался в самом углу и, пусть и был неприметным, притягивал ее взгляд. — Открывай, — сказала Гермиона, и Мишель приложила руку к деревянной панельке. Та, звякнув, двинулась в сторону, в стене заработали механизмы, и дверь открылась, пропуская их внутрь. Сейф Джулии Поттер был заставлен горами галлеонов, всевозможными артефактами и даже парой картин. Сосуды с зельями, наверняка запрещенными, умостились на специальной полке около стены. Они принялись искать. Чаша Пуффендуя должна была быть не сильно большой, Мишель запомнила ее из-за изображений в книгах, но она не была уверена, что после темно магических махинаций чаша сохранила былой вид. Все-таки, Волан-де-Морт поменялся, как и Нагайна, которую заперли в собственной анимагической форме. — Ищите, — скомандовал Гарри, и они разошлись по сейфу, пытаясь отыскать нужный им артефакт. — Вот она! — крикнул Тео, указывая на высокий постамент наверху. — Уверен? — нахмурилась Гермиона. — Да, — кивнул вместо него Поттер, двигаясь ближе к крестражу. — Это она. — Никак не привыкну, что ты слышишь эту дрянь, — передернула Мишель плечами, а потом, обернув руку собственной курткой, забрала чашу и медленно опустила ее в мешочек на шее Поттера. — Можем уходить, — кивнула Грейнджер, а потом покосилась на гоблина. Они вышли из сейфа, но, как только Гарри собрался покинуть его, Мишель за шкирку втянула их всех внутрь, и они прислонились к стене. — Ты чего? — недоуменно спросил у нее Поттер. — Яксли, — пробубнила Мишель, осторожно выглядывая из сейфа. — Там Яксли. — Черт, — выругалась гриффиндорка, доставая палочку, — и что нам тогда делать? — Нам надо выбираться отсюда, — зашипел Тео. — Как мы… — Мистер Яксли! Гоблин. Они забыли о гоблине, который уже поджидал их в вагонетке. — А, добрый день, — послышался голос Корбана Яксли. — Что вы делаете здесь? — Я сопровождаю мисс Махони и ее спутников к семейному сейфу, — Мишель сжала переносицу, бормоча про себя все проклятья в адрес гоблинов, которые знала. Кажется, там даже было что-то на гоббледуке, но Гарри не разобрал последнюю фразу. — О, мисс Махони, — довольно и сладко протянул Корбан. — Эй, Люциус. Ты слышал? Тут Махони! — Еще и Малфой, — простонала Гермиона. — Что ж за день-то? — Зато мы поженились, — фыркнул Тео, вытягивая палочку из кармана. — Меньшее из зол. — Чего? — Выходи, Махони, — крикнул Корбан. Он что-то сделал, и гоблин, понявший, что спутники уже сели в вагонетку (чего они не сделали), уехал, насвистывая себе под нос. — Там же Гибель воров, — процедила Мишель, — он все поймет и приведет подмогу. — И подмога будет помогать не нам, — подвела итог Гермиона. — Махони-и, — нараспев протянул Яксли. — Петрификус Тоталус! — рявкнула Мишель из их укрытия, и тут же в ответ послышалось: — Диффиндо! — Засранец, — возмутилась она. — Как мы выберемся? — спросил Тео. — С боем, — пожал плечами Гарри, проверяя мешочек на шее. — Как и всегда. — Остолбеней! — первой выскочила Гермиона, за ней Гарри, а потом и Мишель с Тео. Корбан и Люциус стояли прямо перед ними, наставив палочки. — О, батюшки, вся компания собралась, — прокомментировал Яксли. — Круцио! — Протего! — Авада… — Бомбарда! — Эй, Яксли! — крикнула Мишель. — А я пробралась в Малфой-мэнор и увидела там Люциуса. А он нихера не понял! Протего! — Уходим! — заорал Нотт, и они бросились вперед. Узкая дорожка, которая вела к дракону, была свободна, и Гермиона, направив палочку на свод пещеры, разрушила ее одним словом, и это дало им время. Убежать. Вот только, а как они выбираться-то собрались, этого Тео понять не мог. Он уже привык, что у гриффиндорцев (и у его жены) напрочь отсутствует всякая логика, и планов они не составляют, потому что всегда все идет через одно место. Они двинулись вперед, к дракону, но пришлось подняться бегом на галерею, с которой открывался чудесный вид на преследующих их Пожирателей смерти. — Делетриус! — Инсендио! — заорал Яксли. — Протего! — Как нам выбраться? Диффиндо! — Депримо! — взвизгнула Гермиона, и стена, за которой укрылись Малфой и Яксли исчезла. — Ступефай! У меня есть идея, но… Обезъяз!.. но это безумие! — Нам бы не помешало сейчас безумие! — крикнула ей Мишель. — Оппуньо! Орбис! — Флиппендо! — Бомбарда! — Гермиона вынесла поручни на галерее, а потом разбежалась и… — Она только что прыгнула на дракона?! — завопил Тео. — Да! — проорал Гарри. — И мы прыгаем за ней! — Релашио! — крикнула Мишель, и кандалы, сковывающие дракона, рухнули. — Прыгайте! Они вчетвером ухватились за зубцы на спине дракона, и тот взревел, когда понял, что больше не слышит треска. Из его пасти вырвался огонь, и двое Пожирателей кинулись назад, спасаясь. — Протего Максима! — завопила Гермиона, и дракон вдруг понял, то он свободен. Он взревел, а после полез наверх. — Депримо! — воскликнула Мишель. Дыра, которая была слишком маленькой для того, чтобы дракон смог пролезть, расширилась, и сверху на них смотрели пораженный гоблины, которые поспешили сбежать подальше, чтобы не попасть под раздачу. Дракон, цепляясь за стены, вскарабкался на крышу, и Гарри с восторгом подумал, что больше его в банк никогда не пустят. Он распрямился, отчего Грейнджер чуть не соскользнула с его спины, а потом вдохнул свежий воздух, довольный свободой. Дракон заревел, услышав звякалки, но они больше его не пугали. Он выпустил из пасти струю пламени, и пятеро гоблинов, пытающиеся повлиять на него, были мертвы, погибли в крике. Гарри подумал, что так им и надо. Он не был защитником животных, но этого дракона — великое и опасное существо — замучили до слепоты и страха от обычного звука, посадили на цепь в пустое и мокрое подземелье. Они заслужили то, что с ними произошло за ту жестокость, с которой обращались. Зверь очнулся от своих оков, он стал тем, кем должен был быть, а потом тут же расправил затекшие крылья и со второй попытки унесся в небо, подальше от мучивших его гоблинов и Пожирателей смерти.