The Bodyguard/Телохранитель

Следующие несколько дней прошли в некоей неопределенности. Работа в основном из дома оказалась сложной задачей для Гермионы, но не потому, что было негде разместиться или возникали проблемы с материальным обеспечением — ее столовая стала отличным вторым офисом, а посещение Министерства один раз в день означало, что она могла забрать свою почту и входящие документы в должное время. У нее не было недостатка в перьях, чернилах и пергаменте, да и Джилл устроилась вполне удобно, с легкостью чередуя свой ноутбук и документы на пергаменте. Не в сравнении дело. Гермиона обнаружила, что не только тянется к более простой одежде — пусть и пришлось лишний раз переодеваться на несколько запланированных встреч — но и заканчивает рабочий день раньше, чем обычно. Она позволяла себе отвлечься на котов, на случайную толпу сотрудников службы безопасности (приходящих, чтобы получить инструктаж от Гарри), на подавляющее отсутствие контроля извне. Да, ее случайные поездки в Министерство помогали ей сохранять рабочий настрой, но они же напоминали ей о мире, которого ей не хватало. Больше не было ежедневных походов в кофейню или посещений Алонзо (она уже отправила им записку, в которой говорилось, что она уезжает в командировку за границу и не вернется в ближайшее время), как и книжного клуба. Гермиона решила, что не станет отказываться от него заранее. Она просто сослалась на болезнь, а тем временем соглашалась поболтать с Сандрой по телефону вместо их привычного завтрака. Гермиона никогда не утверждала, что ведет активную социальную жизнь, но лишение и этих крох заставляло ее чувствовать себя одинокой. В изоляции. Отчеты Кингсли лишь помогли усугубить проблему. В четверг утром он зашел с толстой стопкой пергамента и попросил Джилл покинуть гостиную, а затем наложил заглушающие чары тройной толщины, а также маффлиато. — Однако, Кингсли, — сказала Гермиона, глядя на него и приподняв бровь, — ты явно принес хорошие новости.  — В некотором роде, — ответствовал он, садясь в другое кресло, а Гарри занял место на диване. Он бросил стопку пергамента на журнальный столик и посмотрел ей в глаза. — Мы получили несколько отчетов от авроров, отправленных под прикрытием для проникновения в низы «Спасения». На этот раз обе брови Гермионы приподнялись.  — Они добились успеха?  — Да, один из них, — Кингсли пролистал пергамент и вытащил три документа, выглядевшие знакомыми — бланки, используемые обычно для уголовных дел. Когда-то существовали такие же, с именами Гермионы и Гарри, и каждый раз, увидев их, сердце Гермионы сжималось от застарелого страха. То же случилось и сейчас, даже если три сердитых лица, смотрящие на нее с фотографий, оказались ей незнакомы. — У нас опознаны трое подозреваемых. Два мужчины, одна женщина.  — Хорошо, — отреагировала Гермиона, пока Гарри наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть. — Что нам известно?  — Двое из этих людей, — Кингсли указал на младшего из мужчин и женщину, — находятся в самом низу организации. Они — те рядовые, которым поручен небольшой объем задач и обязанностей, выполняемых по ежедневному или еженедельному графику. Мужчина — Лэнс Дженкинс, двадцати пяти лет, магглорожденный волшебник с умеренными способностями, и он, похоже, отвечает за подбор возможных кандидатов. Если он находит единомышленника, он отправляет информацию о нем своему старшему — Лео Марчбэнксу, — Кингсли постучал по фотографии второго мужчины, чуть постарше с виду, — и уже тот отдает приказ продолжать или прекратить контакт. — Кингсли, — перебил Гарри, его глаза, казалось, прожигали дыру в куске пергамента, — где работает Лэнс Дженкинс? Кингсли замолк, и Гермиона прикрыла глаза, увидевшие четкий ответ в анкете, под заголовком «Занятие».  — Он клерк Европейского торгового комитета в Департаменте международного магического сотрудничества. Некоторое время Кингсли молчал. Гермиона заставила себя перевести дух и снова открыть глаза. Гарри, сцепив руки, смотрел на Кингсли в упор.  — Продолжайте.  — Женщина, Кристин Томпсон, — еще одна маглорожденная, единственная задача которой — сбор информации. Она двадцатидвухлетняя ведьма с низкими способностями, и, возможно, стоило бы назвать ее «сорокой». Она крадет клочки информации, где только может, а затем передает их по ряду каналов своему старшему, оценивающему их полезность. Нужная информация затем собирается высокопоставленными членами и передается по кругу соответствующим образом.  — А она где работает? — голосом, в котором легко угадывалась ярость, поинтересовался Гарри. Кингсли вздохнул и ответил:  — Почтовый ящик в Министерстве. Гермиона сглотнула, стараясь не воображать, как эта женщина прикасается к почте, каждый день попадающей в ее офис, к почте, в этот самый момент лежащей на ее обеденном столе…  — Пожалуйста, скажите мне, — сказал Гарри, проводя рукой по подбородку, — что этот их капитан Марчбэнкс не работает в Министерстве.  — Частный сектор. Консалтинговая фирма по сельскому хозяйству, базирующаяся на юге. Кингсли слегка вздохнул, и все умолкли. Даже если Марчбэнкс не работал в Министерстве, тот факт, что там уже тайно действовали два оперативника «Спасения», был убийственным. Вероятно, им подобных было не меньше дюжины. По крайней мере, теперь они знают, поняла Гермиона, как испорченные датчики тайн оказались в хранилище ДМП и как «Спасению» удалось загнать ее в угол в маггловском ресторане. Даже если бы вся группа состояла из министерских чиновников только низкого ранга, им хватало доступа, чтобы уловить фрагменты работы ее службы безопасности, ее передвижения, ее планы. При наличии достаточного количества деталей они вполне могли составить полную картину. Гермиона почувствовала острый приступ страха. Дело оборачивалось серьезней некуда. Кингсли прочистил горло и продолжил.  — На данном этапе нам сложно сказать, где находится штаб-квартира группы и есть ли она у них вообще. Это следующая задача.  — А что насчет арестованных в ресторане? — поинтересовалась Гермиона, переворачивая информационный лист старшего, чтобы скрыть его фотографию от глаз. Она не могла вынести вид того, кто насмехался над ней. — Выдали они какую-нибудь полезную информацию?  — Нет. Я как раз и хотел поговорить с вами обоими об этом, — Кингсли взглянул на Гарри, затем снова на нее. — У нас возникли небольшие проблемы на допросах: они не ответили ни на один из наших вопросов. Они использовали краденые палочки, и у них не было при себе удостоверений личности. Мы не можем понять, кто они, не говоря уже о том, на кого они работают. Гарри нахмурился.  — Разве им не вводили Веритасерум? Кингсли снова вздохнул, явно чувствуя себя неловко.  — Да, разумеется. Гарри непонимающе уставился на него. Гермиона чувствовала то же самое, потому что Веритасерум был надежным средством, если только…  — Кингсли, — спросила она, сердце колотилось в груди, отдаваясь болью — они на него не реагируют?  — Да. Гарри моргнул, выражение его лица сменилось с недоуменного на возмущенное.  — Вы хотите сказать, что у них есть противоядие? — Похоже на то, — Кингсли успокаивающе поднял руки. — Сейчас мы все еще работаем над диагностикой. Мистер Малфой был…  — И не просто противоядие, а долгоиграющее противоядие. Они находятся под стражей три дня, а ты даже не… — Гарри замолчал и встал. Он зашагал по комнате, отчаяние волнами исходило от него. — Блестяще, чертовски блестяще.  — Гарри, — голос Кингсли стал резким, — успокойся.  — Я буду спокойным, — выплюнул Гарри, сверкнув глазами. — Да я и так невероятно спокоен, учитывая, что мы не можем победить этих людей. Мы меняем протокол — они узнают. Мы перемещаем министра — они узнают. Мы получаем двух пленников — и не можем выжать даже унции информации, потому что они нашли проклятое противоядие от гребаного Веритасерума!  — Мы должны сосредоточиться на том, что у нас есть, Гарри. У нас есть хорошая информация, и в ближайшие несколько дней ее станет еще больше, может быть, достаточно, чтобы начать наступление, — Кингсли глубоко вздохнул, его ноздри раздулись. — Если мы будем думать головой, если будем делать маленькие, просчитанные шаги, мы сможем их обыграть. Но мы никогда этого не добьемся, если сосредоточимся на том, чего у нас нет. Его слова звучали здраво, Гермиона это видела. Казалось, время повернуло вспять, она вспомнила все тихие встречи и секретные разговоры, к которым она, Рон и Гарри никогда не имели доступа. Было ли это сейчас для них тем, что было для Ордена тогда? Гадать и проверять, ожидая, когда кто-то на другой стороне ошибется?  — Все, что мы узнали о них на сегодня, указывает на то, что они умны и опасны. Мы думали, что обычных средств будет достаточно, чтобы заблокировать их, но этого не произошло. Мы должны быть готовы ко всему, Гарри, и если ты начнешь психовать, это тебе точно не поможет, — Кингсли был тверд. — Ты хорошо работаешь, Гарри. Не забывай об этом, даже когда происходит всякое. В ту долю секунды, что Гермиона смотрела на него, Гарри выглядел ошеломленным, от его лица веяло таким отчаянием, такой опустошенностью, что это пугало. Но потом все прошло, и он кивнул.  — Кингсли, я расскажу вам о работе наших групп безопасности. Произошло несколько нарушений низкого уровня и… Позже, когда Гарри лизнул ее бедро и отвлекся, чтобы укусить кожу на сгибе ноги и туловища, Гермиона вспомнила этот миг, позволивший мельком увидеть версию Гарри, не виденную годами. Она не могла забыть его такого — преследуемого и уязвимого одновременно — и это царапало ее душу, даже когда она стонала от ощущения его щетины на внутренней стороне бедра и дергала за волосы, побуждая войти глубже. «Забудь, — приказала она себе, охватывая бедрами и трахая себя его языком. — Это не то — и ты это знаешь». Работа на удаленке творила чудеса для… чего бы там ни было между ней и Гарри. В тот момент, когда они оставались одни в доме — словно кто-то щелкал выключателем. Одно мгновение — и он на ней, она следует его примеру с удовольствием, незамедлительно изгонявшем заботы и стрессы дня. В те роскошные моменты все, о чем она была способна думать — это его рот, его тело, его руки. Не террористы, не ее собственная безопасность, ничего из этого. Гермиона поняла, что изучает его, пусть и медленно. Она училась распознавать сигналы его тела, выражения его глаз. Прокручивала ли она ручку; наклонялась, чтобы поднять упавший кусок пергамента; смеялась от рассказанного Джилл непристойного анекдота — все это привлекало его внимание, заставляло кипеть его взгляд, скользящий по ее телу. Не то чтобы это когда-либо отражалось на его лице, по крайней мере, когда присутствовали другие люди, нет — даже когда они были одни, его лицо так часто оставалось непостижимо, что ей приходилось получать сигналы от других частей его тела. Она с энтузиазмом собирала и складывала его рассказы, систематизируя их аккуратно и размеренно, что не имело ничего общего с тем, насколько отчаянно она пыталась держать это отдельно от всего остального. Друзья, коллеги, враги. Никто и ничто не имело значения, пока его руки были на ее теле, в ее волосах. Благодаря этому так легко было забыть все остальное… Как раз тем утром, еще до того, как солнце как следует взошло, Гарри трахнул Гермиону на кухонном острове, прямо в одежде. Подхватив рукой под колено, он раскрыл ее, крепко обнял и поимел быстро, безжалостно и небрежно, почти не давая ей возможности глотнуть воздуха. А потом упал на колени и сосал ее клитор, пока она не закричала. После этого Гермиона не вспомнила бы и своего имени, не говоря о том, что именно Гарри Поттер стал причиной, по которой она чуть не уснула, привалившись к кухонному острову. Совершенно невозможная вещь. Безусловно случившаяся. Когда он не был безжалостным, он потакал ей. Подстраивался, двигался вместе с ней, пока она качалась на кровати, никуда не торопясь. Он контролировал ситуацию, но она тоже — задавала темп, помещая его туда, куда хотела. Когда Гарри, наконец, вошел в нее после того, как дважды заставил ее кончить себе в рот, он зарылся своей головой в подушку рядом с ее, выражение его лица оказалось скрыто от ее глаз. Гермиона обнаружила, что ей все равно — она была слишком занята совокуплением, вздрогнув, когда от этого действия у нее по ногам пробежали мурашки. Ей казалось, что она плывет по воде, ее живот был похож на желе, от того, как он вбивался все глубже и глубже — его дыхание стало тяжелым. Части ее души больше всего нравился тот факт, что ее тело могло завести его в мгновение ока, поколебать его самообладание и оставить его дрожащим и задыхающимся.