The Bodyguard/Телохранитель

Гермиона покачнулась, оторвавшись от подлокотника дивана, и почти зацепилась ногой за журнальный столик. Она хихикнула, звук завибрировал в ее груди, и сделала еще один поворот, подергиваясь в такт. ...Наполни меня сладким желанием, наполни меня любовью... Если я с кем-то другим, я все еще один... * Она давно не слушала этот альбом, и громкость была достаточной — если бы не защитные чары, музыку слушали бы и ее соседи. Гермиона остановилась у крайнего столика и выпила еще глоток вина, не обратив внимания на укоризненный взгляд Винни, сидевшего на кресле. Песня вызвала столько воспоминаний, что ей было сложно выбрать какое-то одно. Мама показывает ей, как опустить иглу на пластинку. Она сама роется в корзинах со скидочными товарами в магазине на углу, пока не находит побитую подержанную копию своего Уокмэна.** Танцы в гостиной дома ее детства, крутящие Гермиону мягкие и теплые руки ее мамы. Пробежка перед работой в тусклом утреннем свете по парку Сент-Джеймс, этот альбом стоит на проигрыше, достаточно громком, чтобы забыть, что она одинока… Заиграла следующая песня, и Гермиона остановилась, чтобы перевести дух. Она раскраснелась, немного вспотела и прекрасно проводила время, впервые за последние месяцы. …Когда-нибудь мы будем вместе… Ты так хорошо сыграл свою роль… Ты действительно обманул меня… Миг — и она начала напевать, двигаясь по комнате и раскачиваясь на ходу. Ее пижама — огромная футболка и пара спортивных штанов, видавших лучшие времена — колыхалась вместе с ней, и Гермиона была в восторге от уединенности. Прошло так много времени с тех пор, как она была одна, фактически одна, что она почти забыла, на что это похоже. Она никогда не могла бы выделывать эдакое перед Гарри, даже если бы он просто находился в соседней комнате, и сейчас она поступала так только потому, что Роджерс, после ожесточенных споров, был вынужден оставаться внизу, в полутемном холле, куда свет ее проигрывателя бросал жуткое голубое свечение. Это тоже вызвало в воображении множество воспоминаний, которые она не могла сдержать. Как она распаковывала проигрыватель на свое девятнадцатое Рождество, как улыбалась отцу, пока ее лицо не заболело, и он не засмеялся, довольный ее реакцией. Как она пыталась установить его в своей первой квартире, ее пальцы соскальзывали по картриджу и зажимался нерв. Как зашла в небольшой магазин на северной окраине Лондона, когда ей понадобилось заменить часть двигателя. Поворотному диску исполнилось уже почти двадцать лет, о чем не узнать, если посмотреть на него, и теперь, как и много раз раньше, ей пришло в голову: сколько же исторических моментов он видел. Ее первая квартира, ее первый парень, ее первый любовник, ее первое повышение по службе. Гермиона снова покачивалась, в отрицание привычки не борясь с воспоминаниями. Возможно, это была не лучшая идея — пытаться похоронить прошлое, но она держала ее сосредоточенной. Экая важность сейчас, когда она была одна, под домашним арестом, и на две трети опустошила бутылку вина. Едва началась следующая песня, как Гермиона ощутила острый укол эмоций. Она могла представить, как ее мама подпевает на кухне, готовя своего фирменного цыпленка в травах, ее нежные, но сильные пальцы парят в воздухе, пока не начинают прищелкивать в такт. По словам ее родителей, младенцем Гермиона могла часами, сидя в своем стульчике, не издавая ни единого звука жалобы, смотреть с широкой улыбкой на пухлом лице, как мама танцует. Где-то в альбомах были такие фотографии, но на самом деле ничего не изменилось — Гермиона все еще могла увидеть, как ее мама танцует весь день, несмотря на свои седеющие волосы и проблемные коленки. Вот и сейчас она представила, как яркий и ясный голос ее мамы звучит в песне, закрыла глаза, открыла рот и позволила музыке увлечь ее за собой. …Если моя любовь тебе нравится, приди и возьми ее… Дорогая, почему бы тебе… Возьми мое сердце, возьми мою душу… Возьми руль, возьми под свой контроль… Возьми мою жизнь в свои руки… Сделай мой мир страной чудес… Она остановилась глотнуть вина и убрать волосы с лица. Их недавняя укрощенность почти исчезла, они начали спутываться и образовывать колтуны на затылке. Перед уходом Кингсли подтвердил, что она может посетить свой салон, достаточно записаться на прием в нерабочее время и предупредить своего стилиста Данику, что и ей, и всему салону придется заранее пройти тщательную проверку службой безопасности. Как только Кингсли и Гарри ушли, Гермиона, отчаянно пытаясь вернуть свои волосы под контроль, тотчас написала Данике, и они договорились о встрече на раннее утро понедельника. Обычно она никогда не позволяла себе пускать состояние волос на самотек, но в последнее время, как она полагала, у нее имелись более насущные проблемы. У нее горло пекло от несправедливости всего этого. Почему «Спасение» так решительно настроено свести на нет всю хорошую работу, которую она проделала и продолжала пытаться сделать? Гермиона глотнула еще вина, изо всех сил стараясь закопать куда подальше пришедшие на ум мысли, и снова начала подпевать, танцуя в такт… ...Приди и возьми... Если моя любовь тебе нравится, подойди и... Позади нее кто-то прочистил горло, и Гермиона, задохнувшись, дернулась, едва не выплеснув прямо на ковер остаток вина. Гарри стоял у огня, глядя на нее с выражением лица, в котором было слишком многое, чтобы она, в ее нынешнем состоянии, смогла разобраться. Одетый в мантию аврора, явно только что из Министерства — и до нее дошло, что, должно быть, она не услышала камин. Она тяжело сглотнула, немая от смущения, цепляясь за бокал с вином. Без сомнения, худшая ситуация, в которую она когда-либо попадала. И, конечно же, в воздухе вокруг нее продолжала раздаваться песня. А Гарри продолжал… смотреть на нее. Это очень расстраивало, особенно потому, что Гермиона знала — сейчас у нее нет возможности сохранить лицо. Из-за вина ли, или сбоящего сердцебиения, но она все еще не могла прочесть выражение его лица. Оно содержало так много, причем столько всего, что она не знала — не изучала годами, так много того, что она позабыла, что даже идея попытаться угадать, о чем он думает, почти заставила ее потерять сознание. Или, может быть, это было просто смущение — она не была уверена. Они стояли там, глядя друг на друга, и как только Гермиона начала задаваться вопросом, есть ли у нее способ повернуть время вспять или незаметно ускользнуть из комнаты, песня закончилась. Несколько секунд тишины облаком повисли между ними, затем заиграла следующая песня — яркая, плавная мелодия, настолько знакомая, что она могла напевать ее во сне. Первым двинулся Гарри. Он отошел от камина, снял мантию и кинул на диванчик. Затем подошел к Гермионе, остановился и протянул руку. Ее сердце оборвалось, и она боролась с желанием вздрогнуть. Какое у него право выглядеть и вести себя как Джеймс Бонд? Это было нечестно. Особенно то, как он смотрел на нее — глаза его были такими теплыми и такими полными чего-то, что ей хотелось упасть в обморок, потому что давным-давно никто не смотрел на нее так, и это был Гарри. Они не танцевали вместе много лет, а она — в своей потрепанной пижаме, и волосы в беспорядке… Так что да, это было нечестно, несправедливо. Несправедливо, что она могла получить это сейчас и, вероятно, больше никогда. Но что-то вынудило ее поставить бокал и взяться за его руку. Другой рукой он обнял ее за талию, притягивая к себе, а она положила свою другую руку ему на плечо, уткнувшись головой ему в грудь. Гермиона едва могла слышать музыку из-за биения своего сердца, но затем Гарри переместился, и они начали танцевать. Как полуночная луна дрейфовала... Ленивое колебание деревьев... Я видел взгляд твоих глаз, смотрящих в мои, видел то, что ты хотела увидеть... . Его тело было теплым под ее щекой, его ладонь была грубее ее собственной, и сердце Гермионы грозило сдаться. Но как-то продолжало биться, и хотя она ненавидела себя за то, что уступила, за то, что сделала то, что — она знала — делать не следует, она закрыла глаза, погружаясь в музыку и мужчину, держащего ее в руках. …Дорогая, не говори ни слова, потому что я уже слышал, что твое тело говорит моему… Я устал от быстрых движений, у меня есть медленный ритм… На уме… Это было не так, как в первый раз, когда они танцевали в тот дождливый ужасный вечер в той проклятой палатке. Это не было похоже на второй или третий раз — в том клубе для волшебников — тогда у них за плечами было уже слишком много пикировок. Или — и это воспоминание пришло с легчайшей болью — как на его свадьбе, когда она приложила так много усилий, чтобы не закрывать глаза и не воображать. Это не было похоже на пятый раз — на той странной рождественской вечеринке Министерства, после того, как она проиграла пари — и ей пришлось танцевать, стиснув зубы, ненавидя то, как его рука (казалось, врастая) легла на ее поясницу. А все вокруг с плохо скрываемым восторгом смотрели, фотографировали и заключали дополнительные ставки. Пять раз, - сообразила Гермиона со странной внутренней дрожью. До этого они танцевали вместе всего пять раз, и она помнила их все с полной ясностью. ...Я хочу мужчину с медленной рукой... Я хочу любовника с легким прикосновением... Я хочу кого-то, кто проведет какое-то время, не будет приходить и уходить в горячей спешке... Я хочу кого-то, кто поймет... Когда дело доходит до любви, мне нужна медленная рука... Они только раскачивались взад и вперед, но Гарри полностью контролировал ее, без усилий направляя, чтобы она не натолкнулась на свою мебель или на Каспера, который появился и, как обычно, пытался придумать лучший способ заставить их споткнуться. Она схватила Гарри за плечо, задаваясь вопросом, может ли она позволить себе создать новое воспоминание. …На затененной земле, где никого вокруг, и звездное одеяло в наших глазах… Мы дрейфуем на свободе, как два потерянных листа, на сумасшедшем ветре ночи… Дорогая, не говори ни слова, потому что я уже слышал, что твое тело говорит моему... Если я хочу этого всю ночь, ты говоришь, что все в порядке... О, у нас есть время... Концентрируясь, Гермиона могла слышать биение сердца Гарри сквозь его рубашку. Стабильное, но чуть быстрее, чем обычно. И она подумала, не оказался ли его вечер в Министерстве излишне напряженным. Без сомнения, рейд либо происходил, либо вот-вот должен начаться, но она не могла не осознавать, что все это не имело для нее значения, потому что руки Гарри лежали на ее теле, и ни один из них не был обнажен. …Потому что у меня есть мужчина с медленной рукой, у меня есть любовник с легким прикосновением… У меня есть кто-то, кто проведет какое-то время, не приходит и не уходит в горячей спешке… Я нашла того, кто поймет… Когда я влюбляюсь, хочу медленную руку… Его хватка была крепкой, но не причиняла неудобства, и он осторожно развернул их. Гермиона позволила себе следовать за ним, слишком много эмоций начали затуманивать ее разум. «Прекрати, — упрашивала она себя. — Ты не можешь сделать это с собой». …Потому что у меня есть мужчина с медленной рукой, у меня есть любовник с легким прикосновением… Я нашла кого-то, кто проведет какое-то время, не будет приходить и уходить в горячей спешке… Я нашла того, кто поймет, я нашла любовника с медленной рукой... Ох, любовник с медленной рукой... Песня подходила к концу, и Гермиона понятия не имела, что им делать дальше, что сказать, когда нужно будет отойти друг от друга. Одна только мысль о том, чтобы выйти из его рук, заставила ее сердце окаменеть, у нее перехватило дыхание. …И я в восторге от его легкого прикосновения… Я нашла кого-то, кто проведет ночь, не будет приходить и уходить в жаркой спешке… Ох, любовник с медленной рукой… Музыка начала затихать, и Гарри замер, сжав ее руку. Гермиона открыла глаза, борясь с волной разочарования от осознания, что она снова в своей полутемной гостиной. Момент тянулся и тянулся между ними — тот восхитительный момент, когда он все еще касался ее, держал ее — а затем лопнул. Она отошла подальше от Гарри, подняла иглу и выключила проигрыватель. Посмотрев на блестящую черную поверхность пластинки, Гермиона собралась с духом и повернулась. — Я иду спать. Что-то в лице Гарри изменилось, и тепло в его глазах немного угасло. — Хорошо, — сказал он, засунув руки в карманы. Гермиона сглотнула, опустив взгляд в пол. — Доброй ночи. — Спокойной ночи, министр. Она проскользнула мимо него, затем мимо Роджерса, делая все возможное, чтобы не побежать со всех ног. Только когда дверь ее спальни была закрыта и заперта за ней, Гермиона позволила себе дышать и думать. Ей нужно закрыть глаза на сегодняшний вечер, забыть, иначе она рискует все испортить. То, что у них было прямо сейчас, работало — максимум того, с чем она могла справиться в данный момент. Она не могла справиться с вопросами или спорами о том, что могло бы быть. И, определенно, не могла справиться с чувствами, независимо от того, были они или нет. Она не могла, не могла продолжать все это — позволять ему готовить блины, танцевать с ней — ничего подобного. Слишком опасно, слишком близко к чему-то, что было недоступно всегда. Гермиона чувствовала себя в состоянии так поступить. Она сможет вести себя так, как будто ничего не произошло, как будто Гарри не вернул их назад во времени. И она не сомневалась, что в этом он последует ее примеру. Мрачная перспектива, но необходимая. С этой мыслью Гермиона стиснула зубы и бросилась в кровать. ______________________________________________________________________________ *Здесь и далее — песни из альбома группы The Pointer Sisters. **Уокмэн — Walkman; популярная торговая марка компании Sony, под которой продаются её портативные аудиоплееры. Также термин Walkman используется в качестве общего названия портативных аудиоустройств (независимо от производителя).