The Bodyguard/Телохранитель

Она открыла глаза только на следующий день — солнце уже таяло в холодный синий вечер, близлежащие волны шептались у берега, и почувствовала, как рыдания вырываются из ее груди. Она моргала, глядя в потолок своей полутемной спальни, пытаясь сдержать эмоции, прежде чем они спровоцируют ужасный приступ кашля. Один такой уже случился несколько часов назад — неожиданно, всего через несколько минут после того, как они прибыли в укрытие. Она придерживалась рукой за стену, разглядывая редко расставленную простую мебель, и вдруг почувствовала, что тяжесть путешествия (они аппарировали) догоняет ее. Она упала на пол, закашлявшись так сильно, что выступили слезы, в глазах горели черные пятна — Гермиона догадалась, что ее организм был застигнут врасплох. Корнелия, конечно, была недовольна, но нисколько не шокирована. И, к счастью, не стала тратить время на всякие «я тебе говорила», просто уложила Гермиону в постель, молча сунув ей в руки небольшую дозу зелья сна без сновидений. — Залпом, — сказала она с суровой непреклонностью, и Гермиона была слишком счастлива повиноваться всему, что помогало забыть то, как Гарри бросился к ней, держал ее, как его лицо исказилось от паники и слишком глубокой печали так сильно, что невозможно было не дотронуться… Теперь, косясь на одеяло, она старалась не плакать. Изнутри поднималась глубокая мучительная боль — чувство, которого она не знала годами, и ее руки дрожали от усилия удержаться. «Это твоя вина, — прошептал в ее затылке резкий, ехидный голос. — Все эти люди, весь этот ущерб — это все твоя вина». Гермиона вздрогнула, по ее щекам катились слезы, и она прижала ладонь ко рту, заставляя себя делать долгие, медленные вдохи. Не помогало. Еще больше горячих слез, обжигающих щеки — она вздрогнула, не в силах не представлять тела, разбросанные по площади. «Минимум травм, — сказал ей Гарри только вчера. — Все исцелены и подвергнуты Обливиейту, им никогда не узнать, что что-то случилось». Не имело значения. Это произошло, люди действительно пострадали, и это она подвергла риску многих, многих других своим собственным глупым крестовым походом. Может быть, она на самом деле не слушала людей, для которых писала законы. Может быть, они предупреждали ее все это время, а она никогда не слышала, слишком поглощенная своими собственными планами, в своем собственном стремлении улучшить положение. Не принимая во внимание цену. «Посмотри на себя, — снова раздался голос. — Ты полумертвая и все еще не знаешь, когда остановиться. Когда уступить. И кто теперь захочет тебя»? Гермиона зажмурилась, подавляя еще один всхлип. Ее легкие начали болеть, резкая боль пронзила ребра, но она заставила себя дышать медленно. «Через два, три, — приказала она себе, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. — Наружу на два-два». Внезапно дверь ее спальни открылась, и прежде, чем слово «уходи» смогло сформироваться в ее голове, появился Гарри с дымящейся кружкой в руке. Его глаза сразу же нашли ее, и он остановился на месте — одна рука на дверной ручке, одна нога внутри комнаты. Он уставился на нее, и ее тело наполнилось новым жаром смущения. Ей очень хотелось чувствовать себя немного лучше, немного сильнее — лампа на ее прикроватной тумбочке могла бы стать очень хорошим снарядом… Он ничего не сказал, просто наблюдал, как она сглотнула и подавила очередное рыдание. Затем двинулся, медленно подходя к ее стороне кровати. Гарри поставил кружку на прикроватный столик, включил лампу, затем протянул руку и взял коробку салфеток. К ее нарастающему ужасу, он сел на край кровати, менее чем в футе от нее, поставив коробку с салфетками поверх одеяла. Он смотрел в стену, но она все равно отвела взгляд, положив одну руку на грудь, безуспешно пытаясь сдержать рыдания. — Так всегда, — сказал он таким тихим голосом, что она его почти не слышала. — После того, как выписываешься из больницы, всегда хуже. Уголок рта Гарри дернулся. — В больнице легче. Нормальнее. Только вернувшись домой, ты понимаешь, насколько все это хреново. Гермиона сглотнула, и новая волна слез вырвалась наружу. Несмотря на то, что все ее инстинкты говорили ей не делать этого, она схватила пригоршню салфеток и уткнулась в них лицом. Некоторое время царило молчание, если не считать ее странных полувсхлипов-полувздохов, а затем Гарри заговорил снова тем же тихим, осторожным голосом. — У тебя все хорошо, Гермиона, — сказал он, и она почувствовала тепло его руки на своем колене. — Я серьезно. К этому моменту ты уже прошла через ад и вернулась, и справилась с этим лучше, чем кто-либо мог себе представить, — он сжал ее колено. — Я знаю, как это ужасно, когда кто-то приходит, а ты в таком виде. Но здесь ты в безопасности. Ты в безопасности, и ты далеко от Лондона, и все, что тебе нужно сделать прямо сейчас — это поправиться. И снова, вопреки инстинктам, Гермиона кивнула. Она испортила салфетки, поэтому потянулась за еще одной горсткой, испуская жалобный кашель. Гарри не отреагировал, но придвинул коробку ближе. Что-то в этом движении и выражении его лица было таким теплым, таким понимающим, что возникло сильное желание ударить его. У него не было права, даже сейчас… — Я не мог встать с постели, — сказал Гарри, затем в нерешительности облизнул губы. — Я не мог встать с постели неделю после того, как меня отправили из Мунго домой. После моего колена, — добавил он, и Гермиона могла только молча смотреть на него, весь гнев вытек из нее так же быстро, как и появился. Легкие хрипели при дыхании, но ей было плевать. — Тедди, понятное дело, все еще учился в школе, поэтому у меня не было реальной причины вставать с постели, есть, смотреть на солнце. Ничего подобного. Он покачал головой. — Я не… не мог… понять, как я смогу продолжать. Зачем мне пытаться, если мое тело уже выглядело как поле битвы, и не было видно конца. Гермиона фыркнула, вытирая глаза. Часть ее хотела, чтобы он перестал говорить, перестал рассказывать об этом, но другая часть хотела, чтобы он сделал прямо противоположное. — И, в конце концов, это не стало серьезным осознанием или внезапным озарением. Ничего подобного, — его улыбка была мягкой. — Думать обо всех, кто не ожидал от меня ничего меньшего, не помогало. То есть, о всех тех, кто ожидал, что Избранный выйдет из палаты «недуги от заклятий», словно ничего не произошло. Я сделал это не ради них. Я встал с постели, потому что мне надоело ждать — когда же я почувствую себя лучше. Я знал, что должен попытаться, знал, что должен преодолеть новую реальность... Он потер колено, и хотя Гермиона не могла этого видеть сейчас, она могла вспомнить ощущение под руками искривленного толстого шрама. — В конце концов, дело не в том, кто выиграл или кто проиграл, — сказал Гарри. — Это не имело значения. Важно то, что я думал о себе. Как я принял решение встать с постели, хотя, вроде бы, было незачем, — он пожал плечами. — Это ужасно, но ты справишься, потому что это то, что мы обычно делаем. И ты вдвое больший боец, чем я, так что тебе не о чем беспокоиться. Это уже было чересчур. Снова рыдания вырвались из горла Гермионы, и новая волна слез потекла по ее лицу. Гарри бросил на нее испуганный взгляд. — О, нет, нет… — он мгновенно вскочил на кровать, обняв ее за плечи. Она икнула, затем фыркнула, потом закашлялась, потом снова икнула, и он потер ее спину, подталкивая ей новые салфетки. — Миона, я не хотел… О, Мерлин, это уже настоящий бардак, да? Она слезливо хихикнула, прижимаясь к его груди. Легкие сейчас действительно болели, но ей стало легче. — Просто… — он пытался, но реально запаниковал. Она бы рассмеялась, если бы на это хватило сил. — Не стоит сдерживаться, я считаю, или нет, просто... пожалуйста, не нужно больше приступов кашля. Корнелия насадит мою голову на пику, если это случится дважды за один день... Гермиона высморкалась, издав один из самых неэлегантных звуков, которые она когда-либо издавала перед другим человеком. Не будь она так обессилена, она бы смутилась. — Хорошо, хорошо… — Он определенно все еще паниковал, и его растирание спины стало неистовым. — Яйца Мерлина, я полагаю, это означает, что ты все еще можешь дышать… — Гарри, — выдавила она через очередную икоту и ухмыльнулась. — Я в порядке, мне лучше… — Нет, нет, тебе станет лучше, когда ты сможешь перевести дух... не напоминая слона, я имею в виду… Боже, Миона, ты уверена, что не скрываешь какое-то другое заболевание, или, может быть, стадо антилоп гну? — Гарри, — она снова высморкалась — на этот раз издавая гораздо более приемлемый звук — и вытерла глаза. — Я в порядке, честно. Шаткий момент закончился. Гарри откинулся на подушки, криво улыбнувшись ей. — Значит, все еще жива? Гермиона посмотрела на него, сообразив, что он одет в джинсы — чистую пару, конечно, без таинственных разрывов и прорех — и толстый свитер поверх его обычной рубашки на пуговицах. Его волосы были зачесаны, но немного растрепаны на макушке. Самый непринужденный вид с начала этого задания, и это расстраивало ее, заставляя одновременно чувствовать себя и комфортно, и неудобно. — Да, — выдавила она, заставляя себя остановиться и размеренно вздохнуть. — Еще жива. — И я живу, чтобы Корнелия выпотрошила меня в другой раз. Внезапно Винни вскочил на кровать, обеспокоенно глядя на Гермиону. Он осторожно мяукнул, затем, мурча, подошел к ней. — Видишь? — сказал Гарри Винни, поглаживая его по голове. — Гну больше нет. Он кивнул на прикроватную тумбочку: — Тебе следует выпить чаю, прежде чем кот его опрокинет. Это мерзкий травяной материал, но в нем много меда. Гермиона кивнула, потянувшись за кружкой, и любопытство взяло верх. Она знала, что должна сказать ему, чтобы он ушел, но не сделала этого. — Гарри, как тебе удалось выдерживать все с Тедди? — она не могла не задаться вопросом, так как он слишком быстро запаниковал, увидев ее плач. Гарри усмехнулся. — Непросто, вот что я тебе скажу, — но затем его взгляд смягчился. — И странным образом это я всегда был тем, кто терял голову. Он же был самым крутым, тем, кто утешал меня, когда я расстраивался из-за той передряги, в которую он успевал влипнуть. Он покачал головой. — Он всегда был таким. Ухаживающим за мной. Я, конечно, чувствовал себя ужасно из-за этого, и до сих пор переживаю, потому что положено быть не так. Не годится ему чувствовать, что он должен это делать, словно он обязан быть сильным ради меня, когда я сам не мог. Гермиона не отрывала от него глаз, позабыв про кружку в руке, про Винни, свернувшегося клубочком у ее бедра. Гарри даже не смотрел на нее, но это не имело значения. Видеть его сейчас, после странных двух недель, проведенных вместе. Разговаривая после обеда больше, чем за последние годы. Зная, как его руки и его тело касались ее, как его рот, его глаза поглощали ее. Вспоминая, как он кричал над ее безвольным телом, что он держал ее руку, даже когда она лежала без сознания... И теперь это — слышать, как он рассказывает о Тедди, о том, что он знает, что значит страдать и продолжать идти, даже под тяжестью миллионов ожиданий, и все еще находить проблески счастья — это было так иначе. Они годами не говорили как друзья, и она забыла, каково это — когда Гарри в ее жизни был рядом с ней, понимая ее самым незначительным и невысказанным образом. Напоминание было ошеломляющим. Она пристально посмотрела на него и почувствовала внезапный всплеск эмоций, которые, будь она в своем нормальном состоянии, похоронила бы на дне колодца, далеко-далеко за пределами досягаемости дневного света. Она знала, что это значит: Гермиона поняла, что влюбляется в Гарри. Снова. Она тут же запаниковала, внешне оставаясь спокойной. Потягивала чай — лимонный и довольно приятный, молясь всем богам и магическим фигурам, которых только могла вспомнить, чтобы ни одна из ее мыслей не отразилась на ее лице. Все, на что была способна Гермиона в этот момент — ругать себя, потому что она была настоящей идиоткой. Она, Гермиона Грейнджер, вполне возможно, оказалась одной из самых глупых людей в мире, потому что рассчитывала, что сможет пригласить Гарри в свою жизнь без каких-либо последствий. Она должна была знать. Ей следовало догадаться, что они окажутся перед лицом катастрофы, несмотря на все ее попытки направить их по другому пути. — Есть тушеное мясо, если ты голодна, — говорил тем временем Гарри. Его рука все еще лежала на ее спине, его пальцы рисовали там кружочки. — Корнелия сказала, что можно попробовать съесть что-нибудь посущественнее, но ближайшие пару дней, пока тебе не станет лучше, это будут в основном супы. Гермиона кивнула, потому что действительно слегка проголодалась. Взгляд на часы и багровое небо подсказали ей, что уже около шести. — Конечно. Я?.. — она заколебалась, глядя на дверь. — Мне нужно есть за столом или?.. — коттедж был маленьким, но все же обеденная зона находилась в нескольких минутах ходьбы, то есть достаточно далеко, чтобы у нее заболели легкие при одной мысли об этом. — Нет, — сказал Гарри, покачав головой. — Ты можешь поесть прямо здесь, — и с этими словами он соскользнул с кровати, по-прежнему не глядя на нее. — Хочешь, я включу телевизор? — Да, пожалуйста, — Гермиона была слишком благодарна за отвлечение, даже если телевизор оказался маленьким и устаревшим. Как только Гарри ушел, Гермиона, скомкав использованные салфетки в один большой шар, снова погрузилась в подушки. Да, проблема становилась серьезной, хотя все, что ей нужно — пережить остаток этой глупой изоляции, какой бы долгой она ни оказалась. Кингсли был уверен, что они смогут выследить или даже арестовать мастера зелий и других лидеров «Спасения» в течение недели, но Гермиона не была уверена, что это будет так просто. Даже если появится больше информации, «Спасение», вероятно, будет готово ко всему, что Министерство применит против них. Но не больше недели. Она могла бы справиться с Гарри еще неделю. А потом… Гермиона разочарованно зарычала, затем слегка кашлянула и закатила глаза. Что произойдет, когда все закончится, когда они вернутся к жизни, как она была «до»? Когда они вернутся к завуалированным оскорблениям, взглядам издалека и отстранению? Случится ли это вообще? Гермиона не хотела называть дружбой то, что у них с Гарри теперь было, и то, что они оказались в состоянии вытерпеть друг друга в течение последних нескольких недель, не давало гарантии, что их нелегкое перемирие будет продолжаться. Но сохранят ли они?.. Даже когда все закончится?.. Появится ли он на пороге ее дома с горячим и грубым ртом, чтобы прижать ее к стене, заставляя ее дрожать и кричать, пока… Нет. Гермиона стиснула челюсти, подавляя новую волну гнева, разочарования, отрицания. Все закончилось. Она совершила ошибку раньше, позволив — под предлогом, чтобы кто-то снова оказался в ее постели — пересечь барьеры, годами выстраиваемые вокруг себя. А теперь посмотрите, где они оказались. Она не собиралась повторять эту ошибку снова. Через несколько минут появился Гарри, неся поднос с двумя мисками и стопкой свежего хлеба. Каспер последовал за ним и вскочил на кровать с очень властным видом. — Я не был уверен, насколько ты голодна, — смущенно сказал Гарри. Гермиона не смогла сдержать улыбки. — Все в порядке. Гарри задвинул поднос на кровать, и она оперлась на изголовье, все еще наполовину закутанная в одеяла, и Винни спал рядом с ней. У моря было холоднее и суше, чем в ее доме в центре Лондона, и ей было трудно к этому привыкнуть. — Спасибо, — сказала она, убирая волосы с лица и ставя поднос себе на колени, вне досягаемости Каспера. Гарри кивнул. — Без проблем, — он взглянул на экран телевизора, на котором разыгрывался марафон «Доктор Кто», и тут же улыбнулся яркой улыбкой. — Следовало догадаться. Гермиона ничего не сказала, не отрывая взгляда от своей еды, которая, кстати, действительно выглядела восхитительно. — Я не знал, что ты все еще смотришь это, — продолжил Гарри. — Однажды он снова заработал. Гермиона размешала рагу. — Я прекратила после Дэвида Теннанта*. Стало хуже. Гарри задумчиво кивнул. — Тедди чувствовал то же самое, — еще одна пауза, потом он немного отодвинулся. — Ну, думаю, мне лучше… Она представила его сидящим в одиночестве за крохотным столиком и почувствовала странное движение под пупком. — Тебе не нужно… — она сделала паузу, сглотнув. — Ты можешь остаться. Гарри моргнул, затем одарил ее легкой неуверенной улыбкой. — Все в порядке. И тут же устроился в мягком кресле у изножья кровати, наблюдая, как Крис Экклстон** пытается урезонить далека***. Гермиона, покраснев, отвела от него взгляд, рассеянно перекинув прядь волос через плечо, и принялась за свою еду. Тушеная говядина была восхитительна — сытная, пряная, с овощами. Это было не только лучшее, что у нее было с момента пробуждения накануне, но и, возможно, одна из лучших вещей, которые она ела за весь год, и она сказала: — Где ты это взял? Это невероятно вкусно. Гарри заколебался, затем пожал плечами, жуя и глотая. — Рядом ферма. Там мы получаем большую часть припасов. Конечно. Они расположились настолько на отшибе, что ей и Гарри даже не разрешалось никуда выходить. Только два члена ее службы безопасности могли одновременно покинуть охрану дома, и Гермиона понимала, почему Tesco не может быть в верхней части их списка задач. — Хорошо, — сказала она, зачерпывая еще одну ложку. — Придется оставить им записку или что-то в этом роде. Гарри бросил на нее понимающий взгляд, затем улыбнулся. — Конечно, министр. И несмотря на то, что она только что из Св. Мунго, прячется в глухой заводи Корнуолла, даже не имея своих книг для компании, что где-то находится куча людей, отчаянно желающих убить ее, Гермиона не могла не почувствовать прилив тепла за этот момент. Разделить уютную трапезу с Гарри за просмотром одного из ее любимых сериалов, устроившись в восхитительно удобной кровати. С ее стороны было смешно чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя как дома, но она чувствовала себя так, и ничто не могло это изменить. Они ели свой ужин в дружеской тишине, и Гермиону медленно настигало понимание, что ей придется быть очень, очень осторожной, если она хочет выбраться из этого коттеджа со здравым рассудком и неповрежденным сердцем. ______________________________________________________________________________ * Дэвид Тэннант — исполнитель роли 10-го "Доктора Кто" в британском научно-фантастическом телесериале «Доктор Кто, а также роли Барти Крауча-младшего в серии "Гарри Поттер и Кубок огня". ** Кристофер Экклстон — исполнитель роли 9-го "Доктора Кто". *** далек — представитель вымышленной внеземной расы мутантов из вышеупомянутого сериала.