The Bodyguard/Телохранитель

«День за днем», — сказала себе Гермиона, ковыляя из ванной обратно в кровать и слегка вздрагивая от отдающей эхом боли в груди. «День за днем», — напомнила Гермиона, ловя себя на том, что смотрит на подбородок Гарри, его губы, его руки. Он словно парил на кухне — его движения были не слышны в глухом порыве ближайшего прилива — находясь достаточно близко, чтобы услышать ее, если что-то произойдет, если между диваном и лестницей случится катастрофа, но недостаточно близко, чтобы она могла видеть все его лицо, недостаточно близко, чтобы проводить с ней время. Теперь они ели отдельно, так как ей приходилось все еще лежать в постели, и Гермиона почувствовала, что ненавидит такое положение дел. «День за днем», — повторила Гермиона, проглотив еще одну дозу зелья. Вокруг нее было тихо и сыро. Корнелия привезла из Румынии специалиста по магии крови с пугающим интеллектом и беспокойной манерой поведения у постели больного. Он прописал курс непонятных зелий с неприятным привкусом и серию диагностических тестов, потребовавших уйму времени. Тесты показали только нормальные результаты, но Корнелия заверила ее, что они необходимы, важны, жизненно важны, потенциально являются единственным шансом уловить таинственный побочный эффект, прежде чем тот приведет к разрушительным последствиям. Поэтому Гермиона уступила, хоть и видела, что потеряла драгоценные часы работы, лежа в своей кровати, пытаясь успокоить свой разум, пока целитель Балан нависал над ее неподвижным телом, бормоча себе под нос слова, недоступные ее пониманию, а кончик его палочки светился синим, золотым, красным. — Вы уверены, что мы можем ему доверять? — она слышала, как Гарри хмуро бормотал Корнелии, стоя в дверном проеме. — Конечно, — стальным голосом прошептала Корнелия в ответ. — Однажды он спас мне жизнь. Я бы не позволила ему переступить порог, если бы не доверила ему сделать то же самое для кого-то другого. «День за днем», — сказала себе Гермиона, сидя поздней ночью на закрытой, тщательно охраняемой встрече между ней, Гарри и Кингсли. — Я просто не понимаю, — говорил Гарри в третий раз за много дней, — как они до нее до сих пор добираются? Должен быть кто-то внутри, кто-то из моей команды… — Я думаю то же самое, — мрачно сказал Кингсли. — Но покажи мне доказательства, Гарри. Каждого проверяют на темную магию несколько раз в день, и действительно ли ты хочешь обвинять себя или свою команду, если доверяешь им свою жизнь? Гарри нахмурился, его щетина поблескивала в тусклом свете, и Гермиона почувствовала странное движение в груди. Она знала, что должна сосредоточиться на обсуждаемой теме, но... Мерлин, его лицо только мешало. — Давай сочтем это неизбежным, — сказала она на следующее утро за миской каши со свежими яблоками и коричневым сахаром. Второй день без постельного режима, а она уже в отчаянии от «домашней лихорадки». Гарри взглянул на нее из-за утреннего «Пророка» с заголовком «Где наш министр?». И она встретила его взгляд, не дрогнув. — Давай примем как данность, что они доберутся до меня, несмотря ни на что. Что тогда?..

* * *

— Это ужасная идея, — заявил Гарри, едва они вышли на длинный участок между коттеджем и пляжем. Потеплело, слабый желтый солнечный свет просачивался сквозь тонкие бегущие облака. На фоне глубокого синего моря и его пенящихся краев небо казалось почти красивым. Члены службы безопасности окружили ее и Гарри, как низколетящие вороны, и Гермиона, взглянув на них, почувствовала, как екнуло ее сердце. Любой из них мог предать ее, и она никогда не узнает наверняка. — Это отличная идея, — парировала она, пытаясь сдержать дрожь. Они оба упаковались — Гарри выглядел противно крутым в своем длинном черном шерстяном пальто — и их охватывали Согревающие чары. — На самом деле, я думаю, нам следовало так поступить давным-давно. — Почему? — возразил он, начиная отходить от нее. — Я всегда думал, что мы очень красиво выясняли отношения. Палочка легла в ладонь и Гермиона почувствовала, как ее кожа нагревается от прикосновения. — У слов есть предел, Гарри, — и с этими словами она запустила Петрификус Тоталус прямо ему в голову. Происходящее было так похоже и так не похоже на Армию Дамблдора. Она, разумеется, знала и слышала о его постоянно растущем мастерстве дуэлянта — лучшем в Министерстве, даже лучше, чем у Кингсли. Но одно дело видеть запись об аресте Гарри, а совсем другое — оказаться на прицеле его палочки. И, как он не преминул заявить перед тем, как они покинули коттедж, — он будет относиться к ней снисходительно, поскольку она все еще выздоравливала. И никаких смертельных заклинаний, учитывая, что она такая стойкая государственная служащая. Менее чем через минуту она оказалась на коленях, и его палочка была у ее горла — с острием достаточно горячим, чтобы вызвать покалывание кожи, но находящимся недостаточно близко, чтобы обжечь. Гермиона вскипела. — Мертва, — слишком самодовольно сказал Гарри, стоя позади нее. Вокруг них кружили охранники, сохраняя постоянство своего периметра и своих щитовых чар. Во второй раз она продержалась немного дольше. Но затем он достал ее с помощью Ватноножного заклятья, и она, издав хрип, сильно ударилась о землю. — Мертва, — сказал Гарри, глядя на нее с ухмылкой. Так и пошло. Снова и снова. Ужасный танец на побережье Корнуолла — их чары вспыхивали, опаляли и горели. Гермионе потребовалось все, что в ее силах, чтобы прорваться хотя бы через внешний край защиты Гарри, и она тут же получила взамен проклятие, от которого ее брови вздулись и разрослись как сорная трава. Несколько секунд — и они подошли к ее носу. — Извини, — сказал Гарри, снимая заклятие взмахом палочки, — мой личный фаворит. Ох! — и ты мертва. Примерно через час после того, как они начали, Гермиона села там, где трава соприкасалась с песком, и покачала головой. — Я все, — сказала она, затем коротко и сухо кашлянула. Гарри, пряча палочку, сел рядом с ней. Ветер развевал его волосы во все стороны, они закручивались у него на лбу, танцуя вдоль кончика носа. — Неплохо, — сказал он едва слышно из-за волн. — Для адвоката. — Министра, — поправила его Гермиона, но не смогла сдержать улыбки. — Полагаю, прошло много времени с тех пор, как я оказывалась в боевой ситуации. Гарри склонил голову набок. — Ты имеешь в виду, кроме той маленькой интерлюдии, случившейся две недели назад? Или ты уже забыла о ней? Она лениво взмахнула рукой, изображая апатию. — Вы видели одно покушение на свою жизнь, вы видели их все. Гарри ухмыльнулся. — Ну же, не надо так cебя мучить, — его взгляд переместился на воду, и он сорвал несколько травинок. — Ты хорошо поработала, — сказал он, и его слова звучали веско. — Не думаю, что я когда-либо говорил, но в тот день ты хорошо справилась. Гермиона не могла удержаться от удивления, глядя на него. Она открыла рот, пытаясь подобрать нужные слова, но казалось, потеряла дар речи. Напрочь. Гарри оглянулся через плечо и встал, тяжело опираясь на левую ногу. — Похоже, только что прибыла Корнелия. Давай, мы не должны опаздывать на мое обезглавливание. И протянул ей руку. Гермиона моргнула и взяла — его кожа была сухой и горячей. Встав, она слегка покачнулась и обнаружила, что находится всего в нескольких дюймах от его груди. Его взгляд — ясен и близок, так близок... Сжав ее руку, он отступил. «День за днем», — убеждала себя Гермиона много-много позже в тот же день, а может быть, и ночью. Она нахмурилась, вцепившись в очередные чудовищные колтуны на затылке, и испустила дрожащий, разочарованный вздох. Ее волосы были хуже, чем когда-либо в прошлом, хуже, чем в первые несколько лет в Хогвартсе, когда она только привыкала справляться с ними без помощи матери. Даже лучшие зелья для распутывания и разглаживания волос, обнаруженные в ее багаже — Джилл оказалась по-настоящему прилежной и вдумчивой упаковщицей — не сделали ничего, кроме легкого укрощения самых верхних слоев. И она знала по опыту, что потребуются часы и много-много кондиционера, чтобы убрать эти «крысиные гнезда». Выглядело ужасно. У нее перехватило горло при одной мысли о том, что кто-то другой видит ее такой — жалкой, печальной, с волосами больше грозового облака. Каждый раз, когда она мельком видела себя в зеркале, в ее ушах звенели насмешки тысяч школьников — всех, когда-либо хотевших сказать гадость или просто посмеяться, всех, хотевших коснуться... Почти не осознавая, что она делает, Гермиона выскользнула из кровати, затем из спальни, направляясь в темный холл наверху. Было далеко за полночь, и внизу, где предполагалось, что Гарри спал на диване, стояла тишина. Она на цыпочках пересекла площадку, вздрогнув от скрипа половицы, прошмыгнула в ванную и, только уверившись, что дверь закрыта, включила свет. И там. В зеркале. Гермиона с трудом узнала женщину, смотрящую на нее. «Между», — подумала она, такой была ее первая возникшая мысль. Именно так она выглядела — между живым и мертвым, между старым и молодым, между счастливым и опустошенным, между стрессом и облегчением. Она замерла, ее рука зависла в воздухе, затем начала касаться всех мест, изменившихся с той ночи в ванной, когда все завертелось. Даже за те несколько дней, что она провела инвалидом, ее тело расширилось, слегка изогнувшись в местах, не искривлявшихся годами. Гермиона невольно улыбнулась, сжимая кожу над бедрами, под задницей, вокруг живота. Она смотрела и смотрела... Но волосы… Они превратили ее в карлика, поглотили ее. Она выглядела юной. Маленькой. Испуганной. Улыбка превратилась в хмурую гримасу, и она не могла удержаться от того, чтобы дернуть себя за волосы, снова запутав пальцы в сплошном беспорядке, и только от этого гнев — жестокий, разрушительный гнев снова стал горячим и кровожадным внутри ее. И она зарычала, слезы жгли ее глаза, потому что почему, почему это случилось с ней? Что она натворила? Почему она? Чем она заслужила?.. Гермионе казалось, что она движется сквозь туман. Она лишь смутно осознавала, что копалась в шкафу под раковиной, нашла то, что, должно быть, служило сумкой для туалетных принадлежностей Гарри, и вытащила старую машинку для стрижки. Ее руки онемели, когда она выпрямилась и посмотрела в зеркало на свое одиннадцатилетнее «я». А затем включила. Времени ушло больше, чем она думала. После второго прохода слезы потекли по ее лицу, но она проигнорировала их, лишь сглотнула, едва еще одна прядь упала на пол. Даже с расплывающимся взглядом она могла видеть, что делает, и руки ее не дрогнули. Прохладный ночной воздух заставил покрыться мурашками ее кожу, но дело было сделано, и она едва взглянула на облака волос на полу. Не обращая внимания на колотящееся сердце, она вытащила палочку и убрала все остриженное, затем поправила гребень на машинке для стрижки — как делал ее отец (она много раз наблюдала) — и приступила к дальнейшей работе. К тому времени, как Гермиона прокралась обратно в свою комнату, окутанная легким чистым ароматом касторового масла, нанесенного на остатки волос, она совсем измучилась, но гнев ее рассеялся без остатка. Она выключила свет и юркнула в кровать, притянув Винни к груди. И, закрыв глаза, почувствовала себя совершенно, совершенно спокойной.