The Bodyguard/Телохранитель

В течение многих лет первая неделя сентября проходила мимо внимания Гермионы — много воды утекло с тех пор, как она думала о Хогвартсе, о группах детей, прибывающих на поезде. Все изменилось в следующий понедельник по возвращении из Ирландии — заголовки газет загудели: ГАРРИ И ДЖИННИ расстаются — ЧТО ЭТО значит ДЛЯ БУДУЩЕГО МКВ ? Ее живот скрутило, известие ударило ее, как об кирпичную стену, отчего лицо онемело, а руки задрожали. Пусть это форменное безумие, но она не могла остановить мысль, пришедшую первой ей в голову: Джинни ждала… дождалась, пока Тедди отправится в Хогвартс… То, что последовало за этим, заслуживало единственного названия — "очень громкий скандал". Гарри, теперь заместителя главного аврора, отправили в отпуск, но его отсутствие в Министерстве только усугубило ситуацию. В течение нескольких месяцев Гермиона не могла пройти и двух шагов, не услышав новых сплетен о разводе. О том, сколько Джинни получит в поселении, где собирался жить Гарри, о мужчинах, пойманных выходящими из квартиры Джинни в Гамбурге, о… Она проигнорировала все. Отдавала всё время работе и, опустив голову, отвечала репортерам: «Без комментариев». Проводила вечера с Роном, Салли, Джессикой и маленьким Питером, выпивала с Драко, посещала театр с родителями, издала несколько законов, молча ходила по своей тихой квартире и, когда Малькольм пригласил ее выпить на Новый год — очевидно, как часть последней попытки, она сказала «да». «Гиппогриф», как обычно, был переполнен, и Гермиона обрадовалась, что они выбрали столик у задней стены. Малькольм оказался весьма милым, о чем она знала и раньше, но при этом таким... таким... Вдруг дверь открылась, и в бар, подталкиваемый ветром, вошел Рон, стряхивая снег со своих плеч. А за ним... — Вау, — сказал Малкольм перед очередным глотком пива. — Давно его не видел. Сердце Гермионы как бешеное колотилось в груди, и она пыталась не обращать на это внимания. Она смотрела, как Гарри — розовый от холода, чуть улыбающийся, с запотевшими очками и взлохмаченными волосами — заказал выпить и направился к столу авроров, приветствовавших его радостными возгласами: — Вот и наш освободившийся! — Каково вернуться на рынок, Золотой мальчик?! — Есть копии тех бумаг? «Пророк» предлагает за них небольшое состояние, я смог бы провести долгий отпуск во Франции... Даже Рон засмеялся, печально покачав головой, а Гермиона сложила по кусочкам — развод, должно быть, завершился сегодня. — Думаю, он вернулся, — сказала она и отпила виски. — Так расскажи мне о своей семье, Малькольм… Только позже, намного, намного позже, она вышла из туалета и в полутемном коридоре оказалась лицом к лицу с Гарри Поттером. Гермиона вздохнула и увидела его улыбку. — Гарри, — сказала она гораздо ровнее, чем сама ожидала. — Гермиона, — он подошел ближе — движения медленные и размеренные, и она на чистом инстинкте поняла, что он пьян. — Хорошо проводишь время? Он, должно быть, видел ее с Малькольмом. Он все видел. — Да, — выдохнула она, как-то странно застыв на месте. Там, позади Гарри, продолжал реветь паб. — Ты? Он кивнул и подошел ближе, оказался менее чем в двух футах, и — всегда ли он был таким высоким? — Прости, — выпалила она, и он нахмурился. — Мне жаль, что ты... что это случилось... Теперь Гарри казался удивленным. — Нет, я… — он откашлялся. — Все к лучшему. Гермиона кивнула, а затем внезапно обнаружила, что не знает, что сказать. Она попыталась пройти мимо него, но он повернулся к ней, преградив дорогу. Она попятилась к вешалке, сердце сжалось в горле, и глаза широко распахнулись — а он смотрел на нее сверху вниз пылающим взглядом. Он выглядел иначе. Старше. — Гарри… — Я видел тебя с ним, — его голос был низким, решительным. — Этим придурком из торговой комиссии. Ее лицо вспыхнуло по абсолютно неправильным причинам. — Он не... Он, вообще-то, довольно милый... Гарри рассмеялся без нотки веселья в голосе, и у нее защемило между ног. — Какая крутая оценка от Гермионы Грейнджер. А затем, совершенно шокирующе, его рука прижалась к стене рядом с ней, его большой палец коснулся ее бедра, и внезапно ей снова стало восемнадцать, она ослабела от их близости, от слабого магического гула в воздухе между ними. — Гермиона, — начал он, и она закусила губу, чтобы сдержать поистине неловкий вздох. А потом… — Нет, — сказала она, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще. Ее сердце стучало в ушах, а он смущенно моргнул. — Нет, Гарри. Он дернулся, отступив, его рука упала вниз. — Нет? — повторил он. — Ты пьян, — сказала она, сжимая кулаки. — И ваш развод завершился всего несколько часов назад. Я не буду, — продолжала она, набирая обороты, — я не стану твоим утешительным призом. И с этими словами она ушла, вернувшись к Малькольму и их разговору о новом предложении по процентной ставке. Только после того, как они допили заказанное и покинули «Гиппогриф», она осознала, что не видела, чтобы Гарри возвращался из туалета. Гермиона взяла Малькольма за руку, улыбнувшись от того, что он покраснел, и пошла с ним в ночь.

* * *

И началось форменное домино. Второе, третье, шестое, десятое свидания с Малькольмом, секс, оказавшийся сладким, но не сногсшибательным; ночи, проведенные на его диване — в конце концов, у него наличествовала большая квартира. Их случайный ужин с ее родителями — она игнорировала, как ее мать смотрела на нее глазами, способными видеть слишком много... и недостаточно. Три новых закона принял Визенгамот. У Рона родились близнецы. В момент назначения Гермионы главой отдела, в газетах появилась новость о смерти Андромеды. Она послала цветы, стараясь не представлять, как, должно быть, плакал Тедди, каким маленьким он, должно быть, выглядел в детском траурном костюме. Как Гарри нес его домой, пока Тедди спал у него на плече, и уложил в кровать, вероятно, слишком большую для него. Переезд к Малькольму — она пролила немного слез, в последний раз выглянув из своего окна на Темзу. Рождество с родителями Малькольма. Прощание с почившим Косолапсусом — ее горе оказалось до смешного огромным, и Гермиона понимала, что она оплакивает свое детство так же сильно, как и своего четвероногого друга. Они бодались с Гарри на каждом шагу, на каждой встрече, совпадающей в их календарях. Она разглагольствовала о нем в туалете перед своей новой секретаршей Джилл. В момент слабости — заключила пари в масштабе всего министерства о том, кто первым поднимет свой голос на определенном количестве встреч. Проигрыш пари и, как следствие — необходимость танцевать с Гарри на рождественской вечеринке. Танцевала, все время скрипя зубами, игнорируя то, что его руки казались невероятно правильными на ее теле, пытаясь понять, почему он так ужасен для нее на работе, но прекрасен вне ее. Получив приглашение занять место в Визенгамоте, она дрожащими руками открыла письмо с подтверждением. Узнала из слухов, что Гарри назначен Главным аврором, затем осознала истинные масштабы этого повышения — когда начала слышать его слова, его указания в показаниях каждого аврора, представшего перед судом. Что заставило ее сцепить зубы, зависть разгорелась под ее кожей, потому что казалось — что бы она ни делала, у нее никогда не будет такого влияния, как у гребаного Гарри Поттера. Однажды в холле, проходя друг мимо друга — Гарри со стаей стажеров, Гермиона со своей командой младших исследователей — Гарри усмехнулся и сказал: — Отличная работа сегодня в суде, Грейнджер. И, не промедлив ни мгновения, глядя прямо перед собой, она ответила: — Выкуси, Поттер. Затем был ужин при свечах на их кухне, и Малькольм встал на одно колено с прекрасным бриллиантовым кольцом в руках. У Гермионы перехватило дыхание, потому что в этот момент в ее голове промелькнул поток воспоминаний. Рука Тео в ее руке, его рот на ее шее, поездка на поезде в Брайтон в последний момент — успеть бы на первый акт ужасной пьесы. Остаток ночи, проведенный в блуждании по Сохо, заглядывая в секретные книжные магазины, а затем возвращение домой, и нанесение карты созвездий на потолок спальни. Он не был Малькольмом: Малькольм был серьезным, а не спонтанным; осторожным, а не страстным; спокойным, а не авантюрным. Но, возможно, именно Малькольм — тот, кто ей нужен. Поэтому она, улыбнувшись, согласилась, чтобы он увез ее на несколько недель в Испанию — отпраздновать событие. Поездка планировалась строго по расчету, но Гермиона продолжала ею наслаждаться, говоря себе, что поступает правильно. Через пять минут после того, как она вернулась на работу (кольцо на ее левой руке казалось странным и тяжелым), в ее кабинете появился бледный Рон. — Гермиона, — сказал он, и она обрадовалась, что все поздравления закончились, прежде чем она ушла к себе. — Гарри пострадал. Она вдохнула, затем выдохнула. И слушала, как тикают ее часы. — Когда? — Пока ты отсутствовала. Бомбарда ударила ему в колено, — Рон быстро вздохнул, и она увидела его усталость, его беспокойство. — Он в порядке, он дома, и он сохранил ногу, но... Гермиона кивнула: — Спасибо, что сказал мне. Домино продолжало падать — однажды, после того, как все ушли, в ее офисе появился Кингсли и сказал: — Я думаю, тебе следует баллотироваться на пост министра. Она думала об этом днями, неделями… И вообразила, что наконец-то обретет достаточно влияния, чтобы на самом деле представить перед Визенгамотом свой закон о маггловском происхождении — закон, обеспечивающий права любого магического существа, угнетаемого ранее Волшебной Британией. Часы пробили два. Малькольм храпел рядом с ней, и она прошептала прохладной темной ночи: — Я буду следующим министром магии. Предвыборная кампания — самые долгие дни, когда-либо ею прожитые, больше речей, чем она думала, что сможет когда-либо произнести, борьба изо всех сил, чтобы быть услышанной, несмотря на насмешки Октавиуса Крейна. Игнорирование взгляда Гарри на нее на мероприятиях, в залах Министерства, на собраниях, где теперь он иногда молчал, положив руки на стол, его лицо выглядело открытым и осторожным. Он время от времени прихрамывал, но она всегда отворачивалась, если замечала. Встречи для внутреннего пользования с чистокровными — людьми, никогда не думавшими, что магглорожденный станет влиятельным игроком в правительстве. Твердо стоять на песке, узнавать много нового о людях, использовать информацию, чтобы продвинуться дальше, чем когда-либо, чувствовать безымянный трепет под кожей, толкать и толкать все сильнее… — Я закончил, — сказал Малькольм однажды поздно ночью, лежа спиной к ней. Его слова прозвучали холодно, наполняясь болью и разочарованием. — Мы... мы закончили. Гермиона вздохнула, не обращая внимания на толчок, прошедший через ее живот. Слишком похожий на облегчение, но не могла же она… — Почему? Он посмотрел на нее, и его лицо сказало слишком много. — Ты не… — Малькольм сглотнул и снова отвернулся. — Ты не такая, как я думал. Я не могу больше. Она ушла той же ночью, кольцо — холодное и яркое, упакованное несколькими взмахами палочки, осталось лежать на стойке в ванной. И немедленно отправила Патронус своему руководителю кампании, сообщив, что та должна начать готовиться к последствиям. Она поселилась в отеле, оставив голосовое сообщение родителям, и игнорировала все их звонки в течение следующей недели. Через месяц Гермиона обзавелась домом в районе Мэрилебон и парой никому не нужных, страдающих одышкой, жирных котят. «Вот с чего я начинаю, — подумала она, глядя в окно своей пустой гостиной, со зверенышами, спящими у нее на руках. — Теперь я такая». Спустя несколько недель она выиграла — и это было похоже на шампанское — одновременно что-то заканчивалось и что-то начиналось. Целая комната чиновников аплодировала ее успеху, и Гарри хлопал в ладоши сильнее всех, что только усугубило ситуацию. Его ослепляющая ухмылка перед тем, как он повернулся и подкалывал ее на протяжении всего ее первого собрания на уровне департаментов. Это было смешно — вот что она поняла. И однажды, поздно вечером, после того, как Драко и Блейз пригласили ее выпить, что превратилось в шарады, еду на вынос и ночевку в их комнате для гостей, ее посетила мыслишка, что, ко всему прочему, это еще и довольно весело. А иногда темная, коварная часть ее мозга думала, что все это — фантастика.