The Bodyguard/Телохранитель

— Гермиона. Что-то в его голосе, таком ровном, таком спокойном, заставило ее остановиться и взглянуть на него — эмоции, написанные на его лице, пригвоздили ее к месту. Гермиона уронила сапог, уставившись на него, гадая, что же, черт возьми, теперь будет. — Я не могу позволить тебе уйти, — сказал Гарри, глядя ей прямо в глаза, — не сказав, что последние несколько недель с тобой стали одними из лучших в моей жизни. «Ты спишь, — немедленно сказала себе Гермиона. — Просыпайся». — И я знаю, — продолжил Гарри, — я знаю, что не могу претендовать на твое время, твою дружбу или твою жизнь. Я знаю, что наше прошлое — это наше прошлое, его нельзя изменить, и что большую часть времени я не твой любимый человек, что ты находишь меня раздражающим, что ты предпочтешь пустую комнату той, где есть я. И я знаю, что не имею права вываливать на тебя это все, но… — он покачал головой, и что-то такое промелькнуло в его взгляде… — Вчера и сегодня я проснулся далеко от тебя, и я ненавидел это больше, чем что-либо другое за всю мою жизнь. Мозг Гермионы полностью отключился. Она пыталась думать, но ничего не выходило — она только чувствовала — что-то распухает в груди под сердцем. Что-то теплое, волнующее и ослепляющее. Гарри сделал шаг ближе, у него перехватило дыхание. — И с меня хватит, с меня достаточно того, что я не говорю тебе, что именно ты значишь для меня. Что ты мой любимый человек, единственный человек, с кем я могу провести остаток своей жизни. Когда ты, то есть, когда мы начали то, что мы делали, я подумал… Что это все, что у меня когда-либо будет с тобой. И я был счастлив, я был на седьмом небе от счастья, но я думал, что, когда все закончится, мы сможем вернуться — что я мог бы вернуться — к тому, чем мы были раньше. — А я не могу, Гермиона, я просто не могу, — он прерывисто вздохнул. — Я хочу быть в твоей жизни. Я возьму то, что ты захочешь мне дать, и если ты не захочешь, то так тому и быть, но я не мог позволить себе упустить еще один день, не сказав тебе. Ты все для меня. Всегда. Воцарилась звенящая тишина, и Гермиона могла только, не отрываясь, смотреть на него, удивляясь, как могло произойти, что Гарри Поттер говорил ей… — Что ты имеешь в виду... — пробормотала она. — Что ты имеешь в виду под «всегда»? Он улыбнулся. — Гермиона, — обратился он чистым и ровным голосом, настолько наполненным теплом и любовью, что она с трудом могла поверить. А затем повернулся, направил палочку в конец коридора и сказал: — Экспекто Патронум. Сияющий, блестящий Патронус вырвался из кончика его палочки, серебристый и яркий в полумраке, и Гермиона смотрела, как маленький самец выдры прыгнул в воздух, кружась и кувыркаясь вокруг ног Гарри, издавая короткие стрекочущие звуки, так хорошо ей знакомые. Слезы навернулись на глаза Гермионе, и она судорожно вздохнула, все ее тело задрожало. — Гарри, — выдавила она хрипло. — Когда? Он взглянул на нее, ожесточенный и разгоряченный — все сразу, и признался: — В Австралии. Может быть, и до того, я не уверен. Внезапно, с неотвратимостью удара кирпича о землю, Гермиона вспомнила ту ночь в Хогвартсе, когда Рон разбудил ее от кошмара, сказав ей, что она бросила Патронус во сне, но… — Почему… — к ее ужасу, по ее щекам текли слезы. — Почему ты мне не сказал?! Глубокая, неотфильтрованная боль проскользнула по его лицу, и Патронус растворился в воздухе. — Потому что, — сказал он хриплым голосом, — я был идиотом и пытался делать то, что считал правильным. То, что я думал, сделает всех счастливыми. Гермиона, я... Я не ожидал, что выживу на войне, и я не хотел, чтобы ты... Я думал, что так будет лучше, а потом Джинни и Рон… — Не надо, — она зажмурилась, и по ее лицу полилась новая волна слез. Радость, гнев, любовь и разочарование бурлили в ней, и когда она сжала кулаки, свет на кухне погас. — Ты действительно сейчас признаешься мне, что мы провели годы?.. Гарри кивнул, делая шаг к ней. — Да. — И ты женился на ней, хотя?.. — Да, — еще шаг. — И все это время мы могли?.. — Да, — он был теперь так близко, что она почти видела свое отражение в его очках. Гермиона уставилась на него, едва веря услышанному, затем так сильно толкнула его, что он едва не свалился. — Гарри Поттер! Я могу задушить тебя! Он одарил ее дерзкой и обожающей ухмылкой и сказал: — Хорошо. — Я серьезно! — она всхлипнула, затем сократила расстояние между ними и бросилась в его объятия. Гарри поймал ее со смехом, громким и недоверчивым, и она прижалась к нему, всхлипывая ему в плечо. — У меня сопли, — икала она, — по всему твоему свитеру, и они меньшее, что ты заслуживаешь... — Давай, не сдерживайся, — ответил он, поглаживая ее по спине. Она уткнулась лицом в густую теплую шерсть, вдыхая чистый, свежий аромат, который был только Гарри, все время Гарри. — Просто чтобы мы были чисты друг перед другом, — пробормотал он, его рот был всего в дюйме от ее уха, и он поцеловал ее шею. — Я люблю тебя. Гермиона подавилась очередным рыданием и сжала в кулаке подол его свитера. Это происходило. На самом деле. Теперь не было смысла притворяться. — Я тоже тебя люблю, Гарри. Она почувствовала, как дрожь прошла по его телу, и он сжал ее еще сильнее. — Что ж, — выдохнул Гарри, — приятно осознавать, что мы на одной волне. Гермиона рассмеялась, и не могла остановиться, и вскоре Гарри тоже засмеялся, их радость смехом разнеслась по его маленькому коттеджу.

***

— Ты никогда не говорил мне, что умеешь готовить, — пробормотала она, целуя углубление между его шеей и ключицей. Гарри промычал, прикрыв глаза от удовольствия. — Я же сделал тебе блинчики, не так ли? Гермиона закатила глаза и сжала пальцы, обрадовавшись тому, как он встрепенулся в ответ. — Это не то же самое, Гарри. Как и разогревать замороженную еду из Вэйтроуза. Его рука скользнула по ее руке, вдоль ее плеча. На короткое время выражение его лица стало серьезным. — Там было твое место, — тихо сказал он. — Я не хотел, чтобы ты чувствовала, будто я... захватываю власть или что-то доказываю... Гермиона притворно вздохнула и снова сжала. На что Гарри неэстетично фыркнул. — Гарри Поттер, это комментарий о моих способностях на кухне? — Нет, — пошел он на попятную. — Нет, ты отличный повар, прекрасный повар, и вспомни, я ничего не сказал, когда ты сожгла ту курицу… Она преувеличенно вздохнула. — Полагаю, ты говоришь правду. Ты умеешь держать язык за зубами, если тебе нужно, — чтобы доказать свою мысль, она наклонилась и пососала указанный язык, проведя своим собственным по зубам Гарри, выдохнув ему в рот. — С другой стороны, иногда ты так не делаешь. Гарри испустил разочарованный стон, вцепившись ей в руку, его горячее дыхание коснулось ее щеки. — Это… это твоя вина, ты всегда… — ее пальцы сложились особым способом, а его стон углубился. — Ух, ты знаешь, какие кнопки нажимать... — Да неужели? — Гермиона провела губами по его подбородку. — В чем еще я виновата? — Бля... тушеная говядина, — его глаза открылись на миг в полной ясности. — Я собирался… прийти к тебе домой сегодня вечером и вручить ее тебе, попытаться сказать… Так нет, ты же должна была меня опередить! Что, опять же, чертовски типично… Гермиона отодвинулась, глядя на него, и ее рука замерла. — Гарри, ты собирался использовать котел с тушеной говядиной в качестве метода ухаживания? Очень показательная пауза. Он моргнул, глядя на нее. — Нет? — Гермиона закусила губу, подавляя смех. — Нет? Он уступил. — Может быть, — он одарил ее робким, нервным, дерзким взглядом, так ею любимым. — Это сработало бы? — Нет, — ответила она, а затем поцеловала его изо всех сил, заглушая его смешок. Она отстранилась, скользя по его телу, и у Гарри перехватило дыхание, одна из его рук коснулась ее шеи, погладив в нужном месте, чтобы заставить ее вздрогнуть. Он смотрел, не отрываясь, и взгляд его потемнел. — Ты красивая, — пробормотал он. — Дух захватывает. От волнения Гермиона отвернулась и чуть не ударила его коленом в голень. — Я не собираюсь останавливаться, — теперь он улыбался. — Так что привыкай. Гермиона ничего не сказала, но устроилась между его ног, снова сложив и сжав пальцы. Все его тело вздрогнуло, вместе со всеми шрамами. Она провела большим пальцем по розовой морщинистой линии на левом бедре и встретилась с ним взглядом. — Твой первый визит в Мунго за этот год, не так ли? Гарри кивнул, и его рука двинулась, поглаживая кожу за ее ухом. — В прошлом месяце. Нелепый патрульный арест, с которым не срослось, потому что я совершил глупую ошибку, и тот гад сумел меня порезать. Все было бы нормально… — Гермиона возмутилась, — но нож оказался проклят, и кожа начала таять… Он прервался, едва она лизнула складку его таза. — Перестань болтать, — выдохнула она ему в кожу, и он послушался. Она взяла его член в рот одним плавным движением, заглатывая головку и двигаясь, двигаясь. Гермиона мурлыкала, сося от основания до кончика, и наслаждалась получаемой в ответ дрожью. Повторив, медленно отстранилась и поцеловала его бедро, не спеша, лениво облизывая кожу, сжимая бедра, задницу, прижимая его к себе. Его руки обнимали ее, большие пальцы ласкали шею и подбородок, и от всего этого у нее почти закружилась голова. Но ей следовало сосредоточиться. Гермиона проделала тот же путь вверх по его члену, взяв член в руку и прижимаясь ртом к мягкой, бархатистой коже, а языком к толстой пульсирующей вене вдоль его нижней части. Она, конечно, дразнила и продолжала дразнить, наблюдая, как напряжение нарастает под его кожей, как медленно катящаяся гроза. Его руки упали на простынь и немедленно принялись ее скручивать. Он застонал. Она же снова замурлыкала, засосав головку и нащупывая языком щель. И тут — ей еле удалось скрыть свое удивление — настоящие искры вырвались из пальцев Гарри. Восхитившись, Гермиона охватила рукой основание его члена и начала водить ею в такт движениям своего языка. У Гарри перехватило дыхание, и он сильно, туго натянул простынь, но… искры не появились. Приподняв бровь, она прижала большой палец свободной руки к сморщенному мягкому участку кожи под его яйцами. Помогло. Гарри издал звук, никогда раньше ею не слышанный, и снова искры вырвались из кончиков его пальцев, золотые и ослепительные в тусклом свете его спальни. Очарованная до глубины души, Гермиона ускорилась, держа рот расслабленным, а руки крепко сжатыми. Она могла сказать, что он уже близок, и, действительно, через несколько секунд он вздрогнул и проворчал: — Гермиона… я собираюсь… Его бедра дернулись, и с громким, последним стоном он пролился на ее язык. Гермиона сглотнула, затем вылизала все начисто и, прежде чем скользнуть вверх по его телу, нежно поцеловала внутреннюю часть его бедра. И лишь потом прижала влажную промежность к напряженным теплым мышцам верхней части ноги. Глаза Гарри были закрыты, грудь вздымалась, а по линии волос выступил пот. Он выглядел совершенно великолепно и абсолютно непринужденно. Она мурчала, обнимая его, взволнованная, что он зеркально ее отражал — его руки касались ее задницы. — Не нужно смотреть, — пробормотал он, — настолько самодовольно. — Нет? — Гермиона улыбнулась ему, поглаживая линию его плеча. — Я полагаю, ты выглядишь достаточно довольным — за нас обоих. Гарри обхватил ее голову и притянул к поцелую, целиком и полностью состоящему из языков и зубов. Гермиона вздрогнула, покачиваясь у его бедра, и он с удовольствием мурлыкал ей в рот. — Извини, — выдохнул он ей в щеку, заставив ее снова вздрогнуть. — Ты что-то говорила? — Я… я… — она откашлялась и попыталась держать глаза открытыми. — Ты… где… как ты научился готовить? Гарри снова мурлыкнул, его темные и наэлектризованные глаза скользили по ней взглядом. — Сам по себе, используя то, с чем, как мне кажется, ты хорошо знакома, — его руки коснулись ее туловища, живота, и он посмотрел прямо на нее, дотронувшись до ее соска, и сказал: — Книги. Позже, расслабившись от удовольствия, Гермиона поняла, что забыла спросить еще о кое-чем. Они улеглись, Гарри крепко обнял ее поперек живота, а другой рукой зажал ее груди, его рот щекотал сзади ее шею. Его кровать, как и ее, являлась воплощением роскоши, и они наполовину зарылись в огромное пушистое пуховое одеяло, способное посоперничать даже с ее собственным. В камине горел несильный огонь, и мерцающий золотой свет отбрасывал чудесные тени на его кожу, на изогнутую, красиво выполненную деревянную мебель, заполонившую его уютную маленькую спальню. — Гарри, — прошептала она, и он в ответ поцеловал ее в плечо. — Если ты… так думал обо мне… тогда почему… — Гермиона сделала паузу, чтобы сглотнуть — сон с нее почти совсем слетел. Она так пристально уставилась на дверную ручку, что та могла легко вспыхнуть. — Почему мы всегда?.. Повисла пауза. Его рука шевельнулась и погладила ее руку. — Грызлись? Гермиона моргнула. — Да, полагаю, можно так назвать. Гарри провел цепочку поцелуев вдоль ее затылка. Долгое время он ничего не говорил. Затем: — Я не придуривался… если ты об этом беспокоишься. «Хватит», — подумала она и перевернулась. Глаза Гарри были полуприкрыты, но выглядел он достаточно проснувшимся — посмотрел на нее сверху вниз и изменил их положение, заставив залиться краской ее грудь. Он сделал это так легко, что она чуть не закатила глаза. — Полагаю, это меня утешает, — сказала она. — Но это всегда казалось... таким личным. Гарри слегка нахмурился, между его бровями появилась привычная складка. — Да? «Дерьмо». — Ну да. — Мы расходились во мнениях о политике, Гермиона, деньгах, бюджетах и законах. То, о чем люди должны не соглашаться, если не согласны, — он смотрел, как она понимает его слова, затем добавил: — Мне очень жаль… если когда-нибудь казалось, что я не уважаю тебя. Гермиона кивнула, что-то в ее груди странно задрожало. — Я ценю это. Она ткнула пальцем в нижний край его ребер, радуясь тому, что могла просто прикоснуться к нему вот так — и не ругать себя за сделанное. Ей больше не нужно защищаться. Затем, к ее удивлению, Гарри покачал головой, и складка между его бровями стала глубже. — Нет, Гермиона, понимаешь… — его рука скользнула по ее пояснице, и она совсем успокоилась. — Я чувствовал, что ты единственный человек во всем Министерстве, который будет со мной честен.