Состояние полураспада

Потом его куда-то везут, и в машине он не один: справа, на такой же каталке, еще какая-то женщина, у которой половина тела без кожи и видно красное мясо. Кажется, она кричит. Вокруг нее несколько санитаров ставят капельницу и надевают перчатки. Наверно, будут оперировать прям здесь. Даби поднимает ладонь над собой и растопыривает пальцы. Свет от яркой лампы, расположенной почти над ним, проходит сквозь промежутки и слепит глаза. Но, почему-то, совсем не больно. Только очень сушит глаза. Даби много раз моргает, и, когда в последний раз открывает веки, на него, кроме света, попадают еще и взгляды трех человек, что-то активно обсуждающих и следящих за Даби. Потом Даби просыпается. Становится ужасно больно. Но, когда он сворачивается в калачик, начинает болеть и тело. Даби хватается за живот и широко раскрывает глаза. — Томура, Томура — громко зовет он, — Томура! В коридоре слышится топот, и на его зов прибегает молодая длинноволосая шатенка, которая представляется его медсестрой и просит успокоиться, убеждая Даби в том, что все хорошо. — Пожалуйста! — вскрикивает Даби, кое-как привставая и хватаясь за рукав ее халата, — Мой… друг, он был в здании во время взрыва, пожалуйста, мне нужно знать, что с ним! Девушка бережно опускает задвигавшегося парня обратно на койку. — Не переживайте, давайте договоримся так — вы полежите здесь, а я спрошу о вашем друге. Вы знаете его имя и фамилию? — Спасибо, — Даби благодарно кивает, — Шиг… Шимура Тенко. — Хорошо, будьте здесь, я вернусь через минуту. Девушка поворачивается в сторону выхода из палаты, но утыкается в как раз заходившего внутрь. — Ой, простите! — извиняется она, — Вы по поводу того вопроса? Я думаю, сейчас не очень подходящее время… — Как вы себя чувствуете? — спросил мужчина, обращаясь к Даби. — Паршиво, — ответил он и тут же перевел внимание на медсестру, — извините, мне правда очень нужно знать. — Что вы хотели? — снова заговорил мужчина, — Я заведую отделением стационара, в котором вы сейчас находитесь, я сам смогу ответить на любой ваш вопрос. — Ох, — выдохнул Даби. Внутри все скрутило, — Вы… знаете, Шимура Тенко жив? Врач отрицательно покачал головой. — В списках погибших нет такого. Даби прикусил губу. — Но и в выживших тоже. Вы уверены, что ваш друг был там? Может, вы разминулись? Даби помотал головой. — А… может Шигараки Томура.? Мужчина многозначительно посмотрел на девушку, и та испуганно удалилась из комнаты. — Да, к счастью, — Даби внимательно слушал, — конечно, неправильно так говорить, но тот террорист убил слишком много людей. Хорошо, что больше не будет никаких смертей. От него почти ничего не осталось, большинство следователей считают, что он специально подорвал себя. Даби опустил глаза. — Он умер? — Да. — А. — Извините, что спрашиваю сейчас — вы еще не оправились от травмы. Но вы случайно не являетесь родственником семьи Тодороки? Мы просмотрели ваши документы, когда вас привезли, чтобы заполнить медкарту — у вас одинаковые фамилии. — … — Извините, вы меня услышали? — … Врач вздохнул и потер переносицу. — Ладно, я зайду к вам позже. Отдыхайте. Даби непрерывно смотрит в стену напротив. Но не видит перед собой ничего. Больно. Как же больно. Почему так больно. Даби поворачивает голову и глядит на пустое место возле себя. Почему его нет здесь? ПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУПОЧЕМУ. НУ. ПОЧЕМУ. ЖЕ. Даби сжимает пальцы в кулак. Размыкает губы и смыкает их. Затем снова размыкает. — Томура.? Потом — кончиками пальцев прикасается к своей шее. Под ладонью только обугленные остатки ткани. Но почему же тогда так холодно? Он ничего не слышит, даже биение собственного сердца. Даби до упора сжимает веки. Томуратомуратомура. Томура лучезарно улыбается, и на его щеках появляются ломкие складки. Секущиеся концы неряшливых волос падают на его полуприкрытые глаза. Даби прячет лицо, ударяясь лбом о колени и обнимая самого себя. Живот и грудная клетка ноют. Может, это потому, что он сжимает руки слишком сильно. — Больше не бери с меня пример. Даби кусает губу настолько сильно, насколько это возможно. Но разве это поможет? — Не буду. Из сдавленной груди вырывается несдержанный крик. Все это неправильно, и так не должно быть, время все исправляет, это же тоже можно исправить, правда? Томура в последний раз прикасается к Даби, толкая в грудь, и улыбка пропадает с его лица. Даби ноюще стонет и раскачивается из стороны в сторону. Он больше никогда до него не дотронется. Боже, когда это перестанет? Кажется, что дышать больше невозможно. Но все хорошо, хорошо, это можно исправить, все обязательно будет хорошо. — Только больше ничего не говори. Даби никогда бы не говорил ни единого слова, если это правда могло бы помочь. Все будет хорошо, все будет хорошо. Мигрень ударяет по виску. Даби машинально приставляет раскрытую ладонь к болящему месту. Больнобольнобольно. Кажется, он никогда и не знал, как дышать. Но это все пустяк, это никому ненужные эмоции, и Томура точно посмеялся бы, увидев его сейчас. В рот затекают соленые слезы. Даби рвано вздыхает. Только бы Шигараки сейчас был рядом. Просто физически находился бы в этом помещении. Тогда все ни по чем. Даби смеется. В комнату забегает взволнованная медсестра. Все как во сне. Нечетко и размыто. Даби как может отмахивается от ее рук, но, когда в вену попадает первая доза успокоительного — обмякает, и страшная темнота накрывает его. — Тойя… — тихо зовет кто-то, — Тойя, это правда ты? Даби открывает глаза. Свет ударяет по рецепторам, но когда он приспосабливается, видит над собой удивительно взрослую Фуюми. — Сестренка? Девушка будто бы испуганно прислоняет ладонь к раскрывшемуся рту. — Значит, это правда, — полушепотом произносит она. — Отец, отец! Даби моргает. Ощущение — словно не спал неделю. В комнату вбегают несколько человек. Даби прячет ладони под одеяло. Среди них он узнает ненавистного отца — высокого красноволосого мужчину, падающего на колени у его койки, и братьев — молчаливого Шото, стоящего у дверного косяка, и Нацуо, слишком энергично трясущего отца за плечи. — Тойя, мой маленький, бедный Тойя, я так виноват перед тобой, прости меня, прости, — словно мантру повторяет Энджи Тодороки. Даби находит это смешным. Такой громадный, такой уважаемый человек стоит перед ним на коленях и просит прощения. Но Даби молчит. Только отводит взгляд куда-то далеко-далеко. — Где ты был, Тойя? — выкрикивает Нацуо. Даби так давно мечтал унизить отца, заставить пожалеть обо всем, но сейчас это абсолютно не важно. Тело все еще ломит. От громких звуков болит голова. — Ты его пугаешь, — шикает на брата Фуюми, — он еще не до конца поправился, потом спросишь. — Тойя, — Старатель кладет ладонь на его плечо, и от этого становится страшно, — отдыхай. Если тебе что-то понадобится, все что угодно, ты только попроси… Даби плотнее кутается в одеяло. Так давно никто не звал его по имени, кроме… Кроме… — Уходите, уходите, дайте ему отдохнуть, — выталкивает всех из комнаты Фуюми. Слезы наворачиваются. Кроме Томуры. Даби накрывается одеялом с головой. И так даже не жарко. Однажды все точно будет хорошо. Он будет в порядке. А сейчас от прикосновений тошнит. Тело будто разъедает изнутри. Широкая улыбка уходит с лица Шигараки, и его фигура пропадает в огне. Даби сжимается. Он больше никогда не увидит этого человека. Ни беззаботно опрокидывающего очередной бокал, ни зло ударяющего под дых, ни с огнем в глазах говорящего об уничтожении целого мира, ни тревожно и рвано произносящего «мне страшно». Никакого. Даби должен был защитить Томуру, нет, он должен был защитить то, что осталось от маленького Шимуры Тенко, но теперь и от Шигараки Томуры не осталось ничего. Как кусок от души оторвали. И плевать, если его чувства к Шигарки — просто потребность в боли, просто привычка. Плевать, если Томура никогда не любил его по-настоящему — только бы он был жив, только бы он был здесь. Только бы там, где он сейчас, ему больше не было страшно и больно. Только бы он был счастлив. Даби нервно сжимает пальцы на левом запястье и разжимает, потому что он — самый большой эгоист и не хочет лучшего для Шигараки, только для него, ведь если Томура подорвал себя, значит так было нужно, значит он этого хотел. Но Даби никогда и ни за что не примет этого, как бы ни старался. Если бы только Томура не оттолкнул его, если бы он погиб вместе с ним, то они бы непременно встретились снова в аду. Даби раскрывает голову. Вокруг нет ничего, чем он мог бы нанести себе вред, и на ум приходит осознание: это Его комната, он провел здесь все детство. На стенах плакаты с гуру спорта, на полу огромный ковер с рисунком огня — визитной карточкой Старателя, а на столе старые учебники и, о, если никто не трогал его вещи, пенал, наполненный дорогими разноцветными ручками с тонкими стержнями, и если он сможет встать и сделать несколько шагов… — Я сам убью тебя. Когда захочу. Даби переворачивается на другой бок и зажимает рот ладонью, чтобы никто не услышал, как он плачет. Почему, ну почему Томура убил себя, а не его?