***
«Тук-тук-тук, тук-тук-тук», — стучат колеса поезда о рельсы, постепенно замедляясь. Даби просыпается из-за завозившегося наверху Томуры. Мог хотя б предупредить, что скоро их остановка. Хорошо, что не нужно собирать вещи. Даби потягивается, заставляя работать затекшие мышцы, поднимается и лениво надевает свои старые, местами потертые ботинки. Растрепанный Шигараки спускается со своего места и цокает, замечая еще не готового к выходу Даби. Томура достает зажигалку как только ступает на засыпанную снегом землю. Щелкает по колесику, но оно никак не хочет срабатывать. Шигараки нервно матерится, и зажигалка, видимо от страха, дает огонь, но пушистые хлопья снега, летящие с неба, тут же тушат его. — Да сука ебаный в рот! — вскрикивает Томура, закидывая бесполезный пластик куда-то в сугробы. Даби сует ладонь в карман, подходит к Шигарки, и, накрывая промокшую сигарету рукой, поджигает ее своей зажигалкой. Томура быстро затягивается, не смотря на него, и медленно выдыхает, подержав дым в легких какое-то время. Сигарета между его указательным и средним пальцами быстро затухает. Шигараки разворачивается и быстро уходит в неизвестном направлении. Как-то неприятно. Даби стоит на месте еще с минуту, а после бросается вслед за Томурой. Столица сильно отличается от маленького города рядом. Слишком много людей и шума. Может, поэтому Шигараки, при всех его ресурсах, приехал именно в маленький, нелюбимый всеми, городок? Мимо то и дело проносятся иномарки с громкой музыкой, справа, на обочине, ругается пара людей, плохо говорящих на русском, а возле самого выхода с вокзала таксисты навязчиво предлагают подвезти по «хорошей» цене. Томура отмахивается от них, и когда очередной мужчина тянется к плечу Шигараки, чтобы обратить его внимание на себя, Даби зло перехватывает чужую руку. Не надо трогать Томуру без разрешения. Это только ему позволено. А после ищет глазами Шигараки и чуть не теряется, потому что тот даже не оборачивается на него, сворачивая в пустой темный переулок, и, когда Даби равняется с ним, Шигараки резко хватает его за предплечье и тянет на себя, заставляя пригвоздить себя к холодной кирпичной стене. Потом Томура рвано тянется к губам Даби, но тот накрывает его рот ладонью. — Придуши меня.***
По заднему двору внезапно проходит звук треска, будто сухая земля под зеленым газоном рассыпается на куски. Светлые волосы падают прямо на щеки, залитые слезами. Губы растягиваются в скорбной улыбке. Мама плачет. «Все будет хорошо, Тенко, иди ко мне». Мама лжет. Маленькие ладошки сами вытягиваются вперед, к приглашающе раскрытым родительским. Зуд под кожей не прекращается. Кажется, там завелись надоедливые паразиты. Указательные пальцы касаются шеи мамы. Ох, что ты пытаешься сделать? Мама широко раскрывает глаза, хватается за детские запястья и превращается в бездушную плоть. Тенко обнимает не ее, а самого себя, падая на землю. Хорошие времена больше никогда не наступят. Вокруг становится очень тихо. Даже прилетевшие из теплых краев птицы больше не поют. Это и есть конец?***
Все, к чему он прикасается, ломается, превращается в пепел и перестанет существовать. И как же помягче сказать Даби о том, почему он одновременно ненавидит и обожает некоторые вещи, о которых он просит? — Придуши меня. Томура качает головой. Это совсем не те время и место. — Я не смогу остановиться. — спустя пару секунд молчания сквозь зубы выговаривает Шигараки. А Даби предательски тянет ладонь по его предплечью к запястью, нарочито нежно берясь за него и меняя Томуру местами с собой. Прислоняется к холодной кирпичной стене, приподнимает подбородок и подносит кисть Шигараки к своей шее. Томура сжимает пальцы в кулак, отказываясь обхватывать ее. Как же лучше это объяснить? Шигараки нарочно отворачивается, старательно держа себя в руках. Даби отпускает тонкое запястье и складывает руки в замок у себя за спиной. Томура резко поворачивает голову к нему. Ему сейчас никто не помешает. Если он не может контролировать свою жизнь, возможно ли компенсировать это чужой? Томура делает шаг вперед и касается чужой кожи кончиками пальцев. Даби теплый. Даже в такую погоду. Это потому, что он живой? Даби закрывает глаза. — Я люблю тебя. Острые ногти впиваются в ожоги на шее, пальцы жмут на кожу до побеления. Даби дергает плечом, инстинктивно пытаясь достать руку из-за спины, но не делает этого. Шигараки начинает дышать чаще и задействует вторую ладонь. Даби размыкает губы и до конца откидывает голову назад. Томура так близко. Пульсирующей веной Даби чувствует его напряженные руки, и, когда воздуха перестает хватать, из его рта вырывается что-то судорожное и еле различимое, схожее с именем Шигараки. Сквозь помутневшее сознание Даби ощущает, как хватка на горле ослабляется, и машинально делает большой вдох, так и не открывая глаза, но прерывается на кашель то ли потому, что легкие не сразу раскрываются, то ли потому, что ему в скулу с размаху прилетает кулак. Равновесие теряется, и Даби ударяется о стену позади, после скатываясь по ней. Томура стоит над ним, заслоняя свет высокого фонаря, но когда он сгибает ногу в колене, поднимая ее и больно ударяя Даби по грудной клетке, все его тело двигается, и свет попадает Даби в глаза. Шигараки еще несколько раз пинает лежащего под ним по груди и лицу, перемешивая грязь с подошвы и кровь из носа, прежде чем остановиться и глухо сумасшедше засмеяться. Даби шмыгает носом. Его лицо все чумазое. Волосы слиплись от снега, лежащего под ним. Один глаз зажмурен. Наверно, потому, что туда что-то попало. Томура замолчал. Прямо здесь и сейчас, стоя над ним, перемазанным в крови, и, когда-то в детстве, перед дверью психиатра, он понимал: у всего есть последствия. Он приземлился на колени над Даби, потом прижался к его груди ухом, потому что вдруг стало тревожно от мысли, что он мог больше не дышать. — Ты… — выдыхает Шигараки, крепко обхватывая Даби под плечами, — ты сам попросил меня… — Я знаю, — хрипло обрывает его Даби, обнимая Томуру за спину, — я не виню тебя. На улице очень холодно. Хочется умереть прямо здесь, в неизвестной грязной подворотне, лежа в обнимку, но Шигараки встает и подает руку Даби. — Ты не обязан общаться со мной только потому, что я тебе нравлюсь или что-то там еще. Даби поднимается, отряхивая промокшие джинсы от снега. — Я знаю. Это не потому, что я должен. Я так хочу. Томура перебирает пальцы. — Чего ты хочешь? Сдохнуть? Лучше уходи прямо сейчас. Даби качает головой, утирая нос тыльной стороной ладони. Из его рта выходит пар, когда он выдыхает. — Я хочу быть с тобой. Шигараки отводит взгляд, сжимает зубы и тянет замерзшие пальцы к шее. Даби перехватывает его запястье. Томура смотрит ему в глаза. — Больше не делай так. Я же сказал, что не смогу остановиться. — Я и не прошу тебя. — Да боже! — Шигараки зло вырывает свою руку из чужой хватки, — Ты понимаешь, что это серьезно?! Я такой человек — мне это в кайф, и от этого никак не избавиться! Я могу покалечить тебя без причины или даже убить! Тебе что, совсем похуй?! Тебе мозги совсем отшибло? Вообще, блять, не позволяй мне подходить к тебе ближе, чем на метр, руки свяжи, можешь ударить меня! Не знаю, сделай хоть что-нибудь — я не в состоянии за себя отвечать! Томура замолкает, быстро дыша. Даби хмурится и качает головой. — Я бы никогда так с тобой не поступил. Шигараки снова ранит себя, раздирая кожу. — Да, я уже поступил плохо с тобой один раз, но этого больше не повторится. Я решил быть с тобой до конца, даже если мои чувства не взаимны. И это не из каких-то нравственных соображений, просто я не могу иначе. Томура делает глубокий вздох и опускает руку. — С чего ты взял? — Потому что ты не представляешь, как я хочу, чтобы ты был в порядке. Я всегда буду ненавидеть себя за тот раз, но больше физически не смогу оставить тебя… — Я не про это. — обрывает его Шигараки, — С чего ты взял, что твои чувства не взаимны? Даби замирает, а с ним и весь мир. Нет, этого просто не может быть. — Я… тебе симпатичен? — Ты мне нравишься, — подтверждает Томура. Даби молчит, глупо смотря на Шигараки несколько секунд. — Как друг? — недоверчиво уточняет Даби. Шигараки закатывает глаза. Боже, серьезно? Что за извращенное понимание о дружбе? — Нет, не как друг, Даби. Как мой потенциальный парень. Что-то невыносимо больно и прекрасно колет у Даби под кожей. Это и есть «бабочки в животе»? — И ты… хочешь встречаться со мной? — Если ты будешь задавать так много глупых вопросов, не хочу. Я замерз. Не хватало еще заболеть. Пойдем в отель. — говорит Томура, разворачиваясь и уходя из переулка. — Томура… — тихо произносит Даби, устремляясь за ним. В Москве погода совсем другая. Снег грязный только по краям дороги. На тротуарах он белый и воздушный, как шарики пенопласта, липнущие ко всему подряд. Шигараки идет вперед, не оборачиваясь. Снежинки блестят под светом высоких фонарей на его волосах. Даже капюшон не надел. Даби не решается подойти к нему ближе, потому что кажется, что любое неверное движение способно все испортить. Никто из них не говорит ни слова до самого отеля, где Шигараки приходится назвать свои паспортные данные, чтобы забрать ключ от номера. Даби забирает свою сумку и перехватывает чемодан Томуры. «Я помогу?», — спрашивает он, и Шигараки пожимает плечами. Когда Даби заходит в номер и закрывает за собой дверь, Томура все-таки начинает диалог. — Тебе не обязательно соглашаться, если не хочешь. — Что? — переспрашивает Даби, ставя багаж у шкафа. Шигараки расстегивает пуховик и скидывает его на пол. — Встречаться со мной. Я понимаю, что это предложение выглядит сомнительно. И ты, вроде, не особо любишь обязательства. — Не люблю, — подтверждает Даби, — но я согласен. Томура снимает свитер вместе с футболкой и остается с голым торсом. — Тогда пошли. — Куда? — спрашивает Даби, параллельно снимая кожанку, когда Шигараки тянет его за запястье. — В ванную. — Зачем? — Блять, мыться. — Вдвоем? — уточняет Даби. — Можешь не идти со мной, если не хочешь, — отвечает Шигараки, не оборачиваясь. — Хочу, — улыбается Даби. У раковины он стягивает с себя свитшот с эмблемой Get Scared и промокшие насквозь джинсы, вдруг застывая, засматриваясь на торс Томуры, оставшегося в одном белье. — Ты… красивый, — говорит Даби. Шигараки оборачивается на него и саркастично поднимает брови вверх. — У тебя какие-то ебнутые понятия о красоте. Что красивого ты нашел во Мне? Даби пожимает плечами. — Мне нравится твоя осанка. Ты когда стоишь расслабленно, у тебя бедра подаются вперед, а спина — назад. Это сексуально. И то, что позвоночник выпирает. И что ты очень худой. — Понятно — тебе нравится сколиоз, — подытоживает Томура, включая горячую воду, стягивает трусы и забирается в ванну. — А ты не находишь себя привлекательным? — спрашивает Даби, следуя примеру Шигараки и садясь напротив него. — Нет. — коротко отвечает Томура. Он становится на четвереньки, подползает к Даби, потом переворачивается и ложится, спиной облокачиваясь на его грудь. Теплая вода из смесителя стекает по плечам, медленно заполняя ванну. Даби обхватывает Шигараки рукой за плечи, прижимая его ближе к себе. Томура откидывает голову. — Я могу доверять тебе? — размеренно и тихо произносит Шигараки. — Можешь, — уверяет его Даби, думая только о том, как бы ему сейчас не умереть. Томура закрывает глаза и выглядит таким расслабленным, каким Даби его еще не видел. Он касается шрама, покрывающего его рот, свободной рукой, и Шигараки никак не реагирует, позволяя продолжить. Даби чуть надавливает на его нижнюю губу, чувствуя под пальцами шершавую кожу, затем опускает ладонь на шею Томуры, на пару секунд задумываясь о том, как это ощущается — чувствовать под пальцами жизнь другого человека, потом ведет ее по груди к выделяющимся ребрам, которые можно посчитать даже не надавливая. Шигараки поворачивает голову к шее Даби и проводит по ней языком, прикусывая и втягивая кожу. Даби прошибает током. Он крепче обнимает Томуру. Шигараки делает так снова и снова. Наверно, из-за ожогов ничего не будет видно, но сам факт того, что Томура захотел оставить на его теле свои следы, вкупе с эрогенной зоной, заставлял чувствовать слишком сильно. Даби шумно выдохнул. Слишком хорошо. Томура приподнялся, мокро целуя Даби в уголок рта, потом — в нижнюю губу. Господи, только не останавливайся. — Хочу, — прошептал Шигараки прямо в его губы, и Даби ощутил его разгоряченное дыхание. Даби подхватил его под спину и резко перевернулся, располагая Томуру под собой. Его волосы моментально намокли от воды, уже наполовину заполнившей ванну. Шигараки поднял руки, согнутые в локтях, над собой, ложась поудобней, и Даби перехватил их за запястья, прислоняя к бортику над головой Томуры. — Не делай так. — внезапно жестко приказал Шигараки. — Извини, — извинился Даби, — тебе правда пошли бы связанные руки. Шигараки отвернул голову влево. Даби вернул ее обратно, взяв Томуру за подбородок, наклонился и глубоко, медленно поцеловал его. Шигараки обхватил Даби за шею, притягивая его ближе к себе, и скрестил ноги за его спиной. Сердце упало в пятки в который раз. — Ты мне так нравишься, я даже не знаю, как это объяснить. — Не объясняй, — предложил Томура, — лучше вообще не разговаривай. — Почему? — спросил Даби, целуя его в уголок челюсти. Шигараки плотнее уцепился за шею Даби. — Это, м… — он запнулся, шумно выдыхая, — Сложно для меня. Я неподходящий собеседник для романтичных разговоров. Лучше спроси меня, как я уничтожу этот мир. — Сука-а, — протянул Даби, — ты такой сексуальный, когда говоришь такие вещи. Расскажи мне больше. — Я, — Томура провел ладонью по животу Даби к паху, — собираюсь подорвать федеральное здание полиции, — он сложил пальцы на члене Даби, и тот сдавленно простонал, — вместе с тем мальчишкой, который обидел Тогу, и Энджи Тодороки, — Даби оперся на бортики ванны обеими руками, потому что силы стремительно покидали его, — Всемогущий, — дыхание Даби сорвалось вместе с темпом трения ладони Шигараки о его член, — и каждым, кто решил вступить в это прогнившее сообщество. — Томура, — несдержанно простонал Даби. — Я сотру их всех в порошок, Тойя. — Бля-ять, — Даби вздрогнул и кончил, сразу после опускаясь на Шигараки, облокотившегося на стенку ванны, — ты самый прекрасный человек, которого я встречал. Томура положил ладонь на взмокший затылок Даби. — Это неправда. — Правда, — не согласился Даби, легко кусая Шигараки в плечо. Он вдруг приподнялся на ослабших руках. — Что? — Я опять хочу говорить всякую романтичную фигню. — Валяй, — равнодушно согласился Томура. — Я хочу, чтобы ты был таким только со мной. И чтобы мы умерли в один день, потому что я не представляю свою жизнь без тебя. — Ладно. — Что, так просто? — Да. — Тогда еще кое-что. — Что? — Как давно я начал нравится тебе? — Мне не нравится этот вопрос. — нахмурился Шигараки, — Ты опять хочешь вывести меня на депрессивные, задушевные беседы. Даби повернулся, выключил воду и сел напротив Томуры. — Но ты сказал, что не против. — Я такого не говорил. — Но подразумевал. — Может быть. У тебя нет доказательств. — Ну пожалуйста, ответь. — Нет. — Блин, да почему? — Ты будешь постоянно думать об этом, а я буду выглядеть брошенкой. Хотя, по сути, так и есть. — Не буду, обещаю. — Ты пиздабол, Даби, — ухмыльнулся Шигараки. — «Может быть. У тебя нет доказательств». — Блядство. Ну, окей. Когда мы сидели в диспансерском автобусе, после того как я… Ну, ты понял. — Блять, — матернулся Даби, — я ужасный человек. — Ну-у, — протянул Томура, — ситуация не из приятных, да. Но та симпатия быстро прошла, так что я не расцениваю это как какой-то переломный момент. К тому же, я ничего не чувствовал к тебе, когда мы случайно встретились в баре. — А, — промычал Даби, — а когда потом начал? — Об этом история умалчивает. — Ну Томура! — воскликнул Даби, — это же не честно. — Мир вообще не справедлив. — Так сделай его чуточку лучше. — Сделаю. Когда убью Всемогущего. — Я согласен, что Земля станет лучше, но ты уходишь от темы. — Я же говорил, что мне не нравится говорить о таких вещах. Это слишком… уязвимо. — Ну пожалуйста. И я от тебя отстану. Шигараки недовольно цокнул. Он не говорил, что хочет, чтобы от него отставали. — Когда я сказал тебе не целовать меня, но ты все равно это сделал. — А-ху-еть, — прокомментировал Даби, — но ты сказал, что такое тебя не интересует. — У меня пограничное расстройство личности вперемешку с посттравматическим, Даби, это создает некоторые… проблемы с тактильностью. И я соврал. Просто, делать это с человеком, который мне нравится, гораздо сложнее, чем с незнакомцами. К тому же, я не считал и не считаю, что я подхожу для отношений или эмоциональной привязанности от кого-либо. Я не доверяю людям. И потом ты решил, что я наркоша, и накричал на меня. Какой вывод я должен был сделать? Что ты все еще сохнешь по мне и с распростертыми объятиями примешь человека, который может дать тебе только физическое насилие и эмоциональные качели? — Тога очень дорога мне. Извини, что я сорвался тогда, но разве ты не употребляешь.? — Нет, — спокойно ответил Томура, — пробовал конечно, всякое в жизни было, но как-то не пошло. — А тот пакетик? — Это связанно с моей работой. Одна из сфер нашего влияния в России. Мне пришлось прикрыть кое-кого из сошек — дети стали слишком неосторожны в последнее время, но я не успел избавиться от улик. К тому же, в баре я знал, что ты блефуешь — ты говорил слишком наигранно весело. — Оу. — только и сказал Даби, — а что за работа у тебя такая? Наркотики, заказные убийства глав органов правоохранения… Звучит очень незаконно. — Так и есть. Но об этом как-нибудь в другой раз. Шигараки поднимается на ноги. Капли воды стекают с его волос по шее, теряясь в ямках над ключицами. У Томуры под глазами залегают глубокие тени, будто он непрестанно плакал или пил на протяжении суток. Даби смотрит в его радужки и удивляется тому, что кто-то может не любить красный. Шигараки вылезает из ванны и натягивает на себя белье и свитер, не вытираясь. Ворот тут же намокает. — Холодно, — недовольно шипит он. Даби хихикает про себя, вылезает из остывшей воды, берет сложенное на краю раковины белое полотенце и накрывает им волосы Томуры. Потом тщательно растирает их, пока вода не перестает капать с кончиков. Шигараки ничего не говорит, только как-то теряется и позволяет делать с собой что угодно. Даби кидает полотенце на бортик ванны, но случайно промахивается, и оно падает в воду. — Прошу, скажи, что это не закончится завтра. Томура прячет взгляд под белесыми волосами, упавшими на лоб. Это не так просто. Иногда становится до жути страшно от вида голого тела, неважно, своего или чужого, иногда гадко от мысли о нахождении кого-то ближе, чем в полутора метрах, и, наконец, иногда невыносимо хочется калечить и убивать. — Ты не соглашаешься давать отпор. Я не могу ничего обещать тебе, если хочешь стабильности — возьми дело в свои руки.