Состояние полураспада

— Знаю, — говорит Фуюми, — ты видел Все своими глазами. Иногда я вспоминаю о детстве. Мне до сих пор снятся кошмары. У меня были вы с Нацуо и Шото. У тебя не было никого. Даби мнет лезвие между пальцев. Становится тоскливо. Шото широко раскрывает разноцветные, по-детски круглые и большие глаза, когда Тойя рассказывает что-то об академии. Он особенный, самый крутой, самый умный и притягательный. Шото никогда не видел никого сильнее своего старшего брата. Тойя всегда знает, что делать. И когда Шото скучает, и когда мама с папой ругаются, и когда Нацуо говорит ему обидные вещи. Тойя знает, что Нацуо просто еще маленький. Однажды даже папа сказал, что по характеру Тойя мощнее всех в семье. Потом почему-то устало и разочарованно потер переносицу. Когда брат показывает, чему научился на тренировках, Нацуо и Фуюми тоже смотрят завороженно — никто из них не умеет так же. Отец не разрешает им ходить в академию. — Научи меня так же, пожалуйста, братик Тойя! — восхищенно требует малыш. Шото всего три. У него вся жизнь впереди. Тойя улыбается ему, показывая ряд ровных, уже коренных зубов, прячет за спину пожженные запястья и предлагает: — Давай лучше Ты научишь меня, когда станешь большим. Папа обещал начать заниматься с тобой. Но Шото вертит пухлощекой головой. Это не с ним нужно заниматься, а с братом. Вот у кого настоящий талант. Он не понимает, почему родственники с такой радостью смотрят на него, а когда речь заходит о Тойе, сочувствующе кивают папе и маме. Однажды Шото спрашивает об этом брата, потому что он знает все на свете. — Это потому что они все в восторге от тебя, — мягко улыбается Тойя, — Шото очень сильный. — в его голосе сквозит что-то непонятное для пока еще маленького ребенка. Тойя взъерошивает двухцветную макушку и смеется. Наверно, просто показалось. — Я тоже тобой восхищаюсь. Смотри, даже волосы как у тебя покрасил. Шото складывает ладошки в кулачки и радостно тянет «Ва-а!». Если даже братик Тойя так считает, значит это правда. Неторопливыми утрами Тойя играет с Шото в прятки. Папа тоже ищет младшего сына, поэтому старший брат всегда готов нарисовать на маленьких коленках смешную сеточку из йода. В обед Тойя тренируется на улице вместе с Шото. Почему-то папа всегда прогоняет его. Наверно потому, что младший брат еще не дорос до уровня старшего. Ну ничего, Шото будет тренироваться усердней. По вечерам Тойя читает Фуюми, Нацуо и Шото детские книжки, чтобы они не слышали криков матери. Дети засыпают на его плечах. Тогда кажется, что в этом и есть счастье. Даже в девять Шото задает миллион вопросов. Какой на ощупь жираф? Кто такие преступники? Откуда берутся молоко и какао? Почему Тойя говорит, что он слабее, если Шото не смог бы его побороть? Тойя отвечает на все, но когда он пытается продемонстрировать последнее, папа сильно ругается на старшего брата. Потом Тойя кричит Шото быстрее уходить. Мальчик плачет. Он разозлил своего старшего брата. Тем вечером Шото встречает брата у двери дома. На его плече висит рюкзак. Но время школьных занятий уже прошло. Тойя замечает младшего и хмурится. Еще злится? — Ты уходишь? Ой! Тойя сжимает пальцы на железной ручке, и Шото замечает слезы в его глазах. С каждым годом Тойя все больше отстранялся от семьи. Он был все таким же эмоциональным — как маленькая копия отца. Шото научился не показывать, что у него на душе. В доме слезы порицались. Плакать можно было только Фуюми. Настоящий герой не может рыдать как девчонка. — Прости меня! Я тебя расстроил! — Шото не успевает отрегулировать громкость голоса. Только бы отец не услышал. Тойя улыбается мягко, как и всегда. Немного грустно. Он соврал бы, если бы сказал, что Шото тут не при чем. — Пожалуйста, только не уходи. Тойя устало прикрывает глаза. В тот день он бросает рюкзак на пол, хватает братика за руку и читает ему его любимую книгу про Дикий запад и супергероев. Как в детстве. Шото говорит, что станет кем-то из них, когда вырастет, чтобы защищать Нацуо и Фуюми как Тойя. Он спрашивает, возможно ли это. Старший брат смеется. — Когда ты вырастешь, сможешь хоть весь мир объездить. Ты станешь самым крутым человеком на планете, ты сможешь получить все, что захочешь. Шото обнимает брата за плечи. Просит быть рядом, чтобы помочь ему стать самым сильным, засыпая. Тойя гладит его по волосам и целует в макушку. Улыбается. Ты еще так мал, но уже так силен. Что же будет, когда ты станешь большой? Мимо Даби в дом возвращается Кейго. Даби флегматично не замечает его, продолжая крутить лезвие между указательным и средним пальцами. Сестра задумчиво молчит. Из двери выглядывает Шото. Он говорит, что отец хочет о чем-то поговорить. Даби поднимается на ноги. Руки замерзли. Таками нарочно задевает его предплечье своим. На кухне все они рассаживаются за столом. Старатель облокачивает волевой лоб на сложенные пальцы. — Папа, что случилось? — спрашивает Фуюми. Нацуо тоже выглядит непонимающим. И недовольным. Как и обычно. Трясет ногой под столом. Таками переглядывается с героем номер один. Кивает. Энджи смотрит на своего старшего сына. Даби ведет бровью. — Я должен извиниться. Перед тобой я виноват больше всех, Тойя. Даби складывает руки на груди. Обязательно каждый раз звать его по имени? Почему бы не пропустить эту часть? — Я понимаю, что слова вряд ли что-то исправят, и ты… Сынок, ты не обязан прощать меня. Но я говорю это не только потому, что так нужно. Я сделаю все, чтобы загладить свою вину. Все, что тебе нужно. Даби улыбается. Сейчас? Сейчас уже ничего. — Давай, сделай еще вид, что это не только для очистки твоей совести, — пробурчал Нацуо, — он никогда не изменится. Шото красноречиво посмотрел на него. — Все, что я могу — попытаться сгладить последствия моих ошибок, — продолжил Энджи, — то, что произошло с тобой… Причина этому не только бесчеловечность Шигараки Томуры, но и мое наплевательское отношение к тебе. — Неужели, — тихо сказал Нацуо. Улыбка сошла с губ Даби. Плечи напряглись. Что? — Я не могу исправить это, как сильно бы не хотел, — Энджи говорил так, что становилось понятно — ему это важно, — Шигараки Томура мертв, но те, кто помогал ему в его злодеяниях, кто поступил с тобой так — еще нет. Тойя. Мы с тобой положим этому конец. Даби сжал пальцы. Так вот оно что. В груди защемило. Как же привычно. — Мне нужна твоя помощь, сынок. Никто из гражданских не уцелел после встречи с ним. По закону, мы не можем дать показания против них, как и против Шигараки Томуры. Но ты… — Отец, — Шото поднимается с места. Если бы Фуюми была не так растеряна, наверно, сразу перевела бы тему. Нацуо довольно хмыкает. Старатель никогда не исправится. Все ради работы. Даби соединяет ладони, прислоняя к ним лоб. Как мерзко. Как они похожи. Он снова возвращается в прошлое. Он всегда думает об этом, даже если по нему не видно. Он доводит себя до исступления; он больше не хочет помнить ничего, кроме Томуры. А Томуру хочет помнить, потому что жить не может без причинения себе боли. — Тойя, я… Я понимаю, что это может быть тяжело. Но на кону может стоять безопасность всей страны. Даби горько улыбается. Пидорасит не по-детски. Улетный получается вечер. Соврать про бытие в заложниках еще куда ни шло, но выставить Томуру убийцей и насильником? О мертвых либо хорошо, либо никак, верно? Таками закидывает голень на колено, а локоть на спинку стула. — Энджи, — говорит он, и старательский взгляд оставляет фигуру согнувшегося сына, — еще слишком рано. Разве самочувствие Твоего Сына не дороже репутации перед комиссией? — Старатель вздыхает. Он знает, что Таками прав. Кейго всегда умел мыслить трезво, — Лучше мы сами поболтаем, — лучезарно улыбается Ястреб, — да? Все смотрят на Даби. Что, ему снова прочитают лекцию про «суицид — плохо, делиться проблемами — хорошо»? Он пожимает плечами. Получше любой беседы с отцом. Можно даже сказать, что Даби благодарен Таками сейчас. Кейго поднимается с места, и Даби, замечая это, следует его примеру. Ястреб закидывает руку на чужое плечо, ведет Даби к выходу. Теперь все молчат, и, если бы не было похуй, то было бы некомфортно. Краем уха Даби улавливает обрывки недовольных фраз Нацуо. Они вместе обуваются и надевают куртки. Как только Даби выходит из помещения, ощущает, что его ботинки не успели высохнуть после вчерашнего дня и рефлекторно морщится. Даби сшагивает с веранды и поджигает мятую сигарету, выуженную из кармана кожанки. Теперь кривится Таками. Даби опирается на перила. — Подсобил конечно. Но ты же понимаешь, что беседовать с тобой я не буду. Кейго тоже выдыхает пар. Только от холода. Он машет рукой перед лицом, не позволяя сигаретному дыму залетать в золотистые глаза. — Это твое право. Но я считаю, что Энджи не совсем правильно выразился, и вижу, что тебя это задевает. Мое дело — предложить помощь. Ястреб иногда выдает такие здоровые вещи, что блевать с колокольни трехэтажной тянет. В грудной клетке как-то неприятно. Ему все достается слишком легко. Стоит захотеть — и вот оно, на блюдечке. Это нечестно. Даби ебашил из последних сил, когда ему было одиннадцать. Даже когда тело сдавало, даже когда волосы начали белеть, даже когда родился Шото, даже когда отец забил на него смачный хуй, даже когда ничего не получалось; всегда. Кейго будто бы было все равно, получится у него или нет, но все равно получалось. Это выводило из себя. Даби раздирала зависть. — Иди на хуй со своей помощью, птица. — послал его Даби, — Я иду пить. Он не пил с Нового года или с поездки в старую квартиру, но временные линии уже так перемешались в голове, что Даби не мог с точностью вспомнить, что было раньше. Он вбил в 2ГИС запрос о ближайшем баре и зашагал к воротам. Таками качнулся на пятках и сделал то же. — Я составлю тебе компанию, — сказал он, улыбаясь и натягивая перчатки, — ты не против? — Как угодно. Все десять минут до места Даби старательно игнорирует существование Ястреба, потому что говорить он правда не хочет. Хочет сломать ему голову или психику, чтоб Таками не был таким раздражающе правильным и успешным. Даже отец прислушался к его словам. Он никогда не сделал бы того же для Даби. Боже. Даби выкидывает окурок в снег, и Кейго неодобрительно косится на него. Надо было не выбрасывать, а тушить о его лилейное личико. Таками напевает какую-то отдаленно знакомую мелодию, и это раздражает еще больше. Они с ним ужасно разные. Ястреб чтит Старателя, этого ужасного жалкого человека. Даби его ненавидит. Уже через двадцать минут Даби опрокидывает тринадцатую рюмку. Нужно выпить, чтобы не так сильно ненавидеть себя. Сама мысль о том, что он похож на человека, просящего его о предательстве, отвратительна. В кармане джинс он нащупывает лезвие мамы. Так легче. — А разве нет никого, кто хоть немного нравился бы тебе? Даби смеривает его тягуче медленным взглядом. Ястреб расплывается, как и все вокруг. Уже не понять, где Даби и с кем. Он потерял нить разговора Шигараки натягивает ломаную улыбку. Бармен без просьбы наливает еще. Даби звонко смеется. — Птичка страх потеряла? Таками издает смешок и улыбается. — Может быть. Даби проводит ладонью по волосам, убирая челку от глаз, и качает головой. — Глупый. Ястреб спрыгивает с высокого стула и забирается на колени к Даби. — И что? — Ты мне не нравишься, — врет Даби. — Я знаю, — сжимает губы он, — а ты мне — да, — Таками берется за ворот чужой толстовки и медленно целует. Даби перехватывает его запястья и заводит их за спину. Ястреб дергается и подается вперед. Какой тактильный, боже. Целует крепче, но все так же тягуче. По крайней мере он знает. Таками не обидится, если Даби бросит его через две или двадцать минут, когда они переспят. Даби отворачивает лицо, и Ястреб мажет губами по его щеке. Даби кусает его в шею со всей силы. Таками снова дергается и сдавленно стонет, пытаясь высвободить руки, но Даби жмет на запястья сильнее. Если между ними ничего, то какая разница, нравится ему или нет? Даби волнует, нет, волновал только Томура, его Томура, но теперь все это не важно. Таками кусает губы перед тем как разомкнуть их и намеренно простонать Даби в ухо. Вот сука. Даби кусает сильнее, потом ставит засос. Пусть оправдывается перед Старателем и всем геройским сообществом. Но на это приходит новое более громкое «ах». Даби поднимает взгляд. Ястреб тыкается куда-то в его шею, Даби слишком резко вдыхает, это не он, нет, не он, Таками трогает его за член через джинсы. Даби сжимает его бедра. Двумя ладонями. Водка из рюмки так и не выпивается. — Вставь мне. Даби поднимается, держа Таками на себе. Все перемешивается. В кабинке туалета Таками просит его подождать и снова лезет целоваться. Даби припечатывает его к стене, позволяя целовать себя, потом резко разворачивает, спускает штаны и резко входит. Ястреб несдержанно стонет и находит руку Даби, чтобы взяться за нее. — Ты… — вздыхает он, — ты тоже потерял страх, Тойя. Даби сносит крышу. Не потому что Таками держится за его ладонь и уже сам насаживается на его член, но потому, что он говорит Такие вещи. — Мне похуй, — рычит Даби, жестче входя и выходя в него. Даби выдергивает руку из-под ладони Ястреба и сажает его на колени, хватая копну золотистых волос и насаживая его ртом на всю длину члена, только на минуту задумываясь, что если это его первый раз с парнем, то больше он не захочет. Таками рефлекторно подается назад, но Даби не отпускает, не позволяя вздохнуть, а когда ослабляет хватку, делает это только для того, чтобы через секунду снова коснуться головкой гортани чужого рта. Ястреб ставит ладони на живот Даби, пытаясь оттолкнуться, но Даби продолжает трахать его рот, несмотря на кашель и слезы в уголках глаз. Его пробирает на дрожь. Даби грубый. Ему плевать на человека, с которым он сейчас находится ближе некуда, и, кажется, на все правила. Он делает только то, что хочет и не печется о том, заденет ли это чувства окружающих. Даби хочет убить себя каждый день, Даби берет Кейго в том темпе, который удобен ему, Даби предпочитает не говорить о личном, Даби курит тяжелые сигареты, Даби слишком редко улыбается, а если и делает это, то так, что упавшее в пятки сердце делает сальто назад, Даби ощутимо выше Ястреба, как минимум выше на голову. Это сводит с ума. Со временем Таками опускает ладони, послушно делая то, что какое-то время назад Даби заставил его делать, и Даби откидывает голову назад, ощущая как старательно Ястреб вбирает его в себя до конца. Когда он начинает ерзать на месте и постанывать, Даби ставит его раком и ебет до предела. В какой-то момент Таками начинает дергаться, но его сопротивление в миг оказывается задавленным жесткой хваткой, с которой Даби сжимает пальцы на его шее. Кейго хрипит что-то нечленораздельное, и капелька его вязкой слюны падает на сгоревшую кожу Даби. — Что случилось, Птичка? — усмехаясь, спрашивает Даби, — Ты хотел переспать со мной. И вот опять. Ястреб не расслабляется, хотя и хочет показать это отчаянно; он напряжен как натянутая тетива. Заканчивая, он запускает пятерню в мягкие локоны нарочито нежно, проходится по чужой горячей щеке большим пальцем, надменно усмехается и ударяет Таками лбом о стену, а после выходит из кабинки. И, если честно, он давно уже хотел это сделать.