Состояние полураспада

— Ну и куда ты меня везешь, Птичка? — Интересуется Даби, когда ему наскучивает однообразный вид за окнами гоночного автомобиля бизнес класса. Несмотря на любовь к скорости и экстриму, Таками водит довольно плавно, и даже на поворотах его не заносит слишком сильно. — Увидишь, — многообещающе подмигивает Ястреб, прибавляя звук музыке. Даби закатывает глаза и поворачивается обратно к окошку. Как будто ему интересно. Он согласился на эту поездку только чтобы избежать скандалов с отцом. Солнце потихоньку садилось, и, некогда золотистые, а теперь покрытые нетронутым полотном снега, поля озарялись морозно-пунцовым светом. Высокие голые деревья, составляющие лесополосу, отбрасывали длинные ломаные неизвестным злодеем тени. Кейго свернул за один из рядов таких деревьев. Вокруг было ни души, и даже белки и снегири не показывались. — Ты хочешь завезти меня в лес и убить? Если да, то я не против, но предупреждаю: отец наверняка наведет суету. Даби поднес шрамированную ладонь к продолговатому отверстию, из которого шел теплый воздух. Раньше он не мерз так часто, как сейчас. Ястреб проехал мимо деревьев-великанов и выехал на необъятное заснеженное поле. Даби посмотрел на него. Кейго выглядел таким же раздражающе расслабленным, как и в их первую встречу. Золотистые глаза, несмотря на погоду, отдавали теплом и были полуприкрыты, пальцы постукивали по рулю в такт мелодии, на чуть загоревшем (и как это вообще возможно зимой?) лице красовалась легкая умиротворенная улыбка, а раздвоенный, но все же очень аккуратный подбородок покрывала легкая щетина, которая не портила, а напротив, придавала особый шарм его расслабленному образу. Он выглядел так, будто у него всегда все схвачено. Будто Таками точно знает, что делать с этой жизнью, а если и нет, то это его не беспокоит, потому что однажды он наверняка поймет. — Не ценишь ты чужую работу, — тяжело вздохнул Ястреб, — только отошел от вчерашнего, и вот опять тебя спасать. Кейго остановил машину прямо посреди поля, потянулся на заднее сиденье. — Я не нуждаюсь в спасении, Птичка, — стараясь звучать равнодушно, сквозь зубы процедил Даби, — прибереги силы для кого-нибудь другого. Ястреб что-то прокряхтел, а потом откинулся на свое сиденье. В руках у него были две баночки светлого лагеря. — А я тебя и не спрашивал, — беззаботно пожал плечами он, — в геройском сообществе считается, что почти каждый человек заслуживает помощи. Даже такой… Такой. — он указал на Даби жестом руки и закончил, не найдя что сказать, — Давай, выходим. Даби недовольно хмыкнул и выполз из теплой машины, сразу же мостясь на хотя бы немного сохраняющий температуру капот. Кейго протянул ему баночку пива. Даби охотно принял ее. — Какой-то ты не геройский герой. Вместо того, чтобы заняться работой, вывозишь суицидников в лес. Да и вообще, что значит это «почти»? Разве не вы кричите на каждом углу, что все люди равны и могут рассчитывать на вас? Ястреб умостился возле Даби, закидывая голень на колено, и от этого движения стало как-то больно. Он звонко усмехнулся, как будто Даби рассказал хорошую шутку. — Мы же не дети. К сожалению, жизнь не состоит только из плохого и хорошего. Все совершают ошибки, но есть и те, кто намеренно причиняет другим зло. Таких я не готов простить. Они не заслуживают помощи. Дают поежился. Кожанка больше не спасала. От холодного пива покалывало язык. На душе было тревожно. — Хуйня это все. Вы не справляетесь со своей работой. Насилие порождает насилие, и порожденное насилие не виновато в том, что оно насилие, понимаешь? Ястреб повернул голову на Даби. Даже холодное зимнее солнце в его глазах отсвечивало чем-то теплым. — Иногда действительно не хватает сил, чтобы спасти каждого. Но мы стараемся. Если жалеть каждого преступника, Шигараки Томуре можно простить все его убийства. И тогда жизни ушедших обесцениваются. Даби встал с капота. Так вот оно что. Таками один из тех, кто судит, не разобравшись в ситуации? — Я доеду на попутке. Ястреб непонимающе, почти по-детски нахмурился. — Но в это время машин почти нет. — Значит вызову такси, — доставая из кармана сигареты, буркнул он. Может, Томура и делал ужасные вещи, но Ястреб не знал его лично. Не знал, какой он человек, и что стоит за его ненавистью к миру. Из-за героев его жизнь сложилась так, как сложилась. Из-за них он убил себя. Но, кажется, никому, кроме Даби это не важно, потому что все смотрят только на последствия. Не на причину. — Здесь нет сети, — кричит ему вслед Таками. Даби неожиданно для самого себя широко улыбается. Конечно, тут же становится стыдно. За себя и за свои эмоции. Если задуматься, он уже и не помнит, почему. Кажется, причина когда-то была, но теперь это стало привычкой. Он резко разворачивается и быстрым шагом доходит до Ястреба. Хватает его за ворот кремового свитера и тянет на себя. Разве он может простить кому-то такие слова? Таками машинально подается назад. Накрывает чужую руку своими. Даби уверен, что Кейго гораздо сильнее него и при желании без особых усилий даст сдачи. Но сейчас он слишком зол, чтобы думать о том, почему про-герой номер два никак не защищается. Ястреб гораздо ниже него, поэтому приходится наклониться, чтобы оказаться на уровне его глаз. — Не смей говорить о том, чего не знаешь, — рычит он и, еле сдерживаясь от удара, почти швыряет Кейго на снег, — едем в дом. Вероятно, не проходи Таками ежедневные тренировки в виде боев с негодяями разных мастей, он бы упал или хотя бы пошатнулся. Но Ястреб приземлился на обе ноги, поправил свитер и спокойно прошел к машине. Все такой же собранный. Он сел вторым — после громко хлопнувшего дверью Даби. На обратном пути начинается дождь, и снег, лежащий на дорогах, превращается в грязь. Двигатель глохнет. Даби представляет, как он отрывает Таками ногти, а потом пальцы. Приходится толкать машину вместе с про-героем, а потом садиться за руль. И так нулевое настроение пробивает пол. Замерзшие, по колено мокрые, они возвращаются в дом. Кейго выглядит виноватым, но Даби как-то уже все равно. Он несколько раз чихает и принимает от Таками сразу два теплых пледа. Потом Ястреб приносит горячий чай с медом. Даби облокачивается на батарею и обещает себе с этого момента как можно дольше не покидать дом. — На самом деле, мне все равно, правильно это или нет, — выдает вдруг Кейго, — я просто делаю то, что должен. — М? Даби плотнее кутается в плед и серпает из кружки с каким-то дурацким рисунком. Удивительно, что у Старателя есть такие. Угораздило же его согласиться на эту авантюру. — Я предпочитаю не задумываться о том, правильно ли я поступаю, — объясняет про-герой, — а ты? Даби смеряет его хмурым взглядом. Ну что он прицепился как банный лист к одному месту? — Я поступаю однозначно плохо. И задумываться не приходится, — равнодушно отвечает Даби. Кейго задумчиво пьет свой чай. — Сложно так жить, наверно. «Нет», — хочет ответить Даби, к счастью вспоминая, как меньше суток назад он пытался Не жить. Спина приятно нагревается. Но от душевной боли никуда не деться. Как жаль, что Томуры сейчас нет рядом. — Может быть. Что бы не происходило, Даби никак не отпускает чувство, что все, что он делает — неправильно, что каждый день он забывает нечто важное. Хочется уже просто не чувствовать всего этого. Даби не чувствует в себе сил, чтобы спорить. — Слушай, че ты от меня хочешь? — Говорит Даби, когда Ястреб в очередной раз открывает рот, — Просто не трогай меня. — Я хочу помочь. — Но ты не можешь. Таками кусает губу. Будь Даби не так похуй, он нашел бы это сексуальным. — Если не позволишь мне, — улыбается Кейго, — мне придется рассказать Энджи о твоих… увлечениях. Даби чуть приподнимает брови. «Энджи»? И все-таки, в каких они отношениях? — И что? Ястреб театрально прикладывает указательный палец к губе и постукивает по ней. Дождь потихоньку проходит. — И вряд ли ты будешь курить, напиваться и резаться. — О нет, — ошарашено восклицает Даби, — это же три главных радости моей жизни! Ты рискуешь ввести меня в еще более глубокую депрессию. Ястреб улыбается, не размыкая губ. На его щеках появляются две маленькие ямочки. — А у тебя депрессия? Даби жмет плечами. — Без понятия. — Если нужно будет поговорить… — Не нужно будет. — …можешь поговорить со мной. Люди должны помогать друг другу. Ястреб наконец встает. Даби хохочет. Помогать. Ага, как же.

***

Фуюми, стоящая у плиты, оборачивается на его шаги и заботливо предлагает присесть, однако, прося подождать отца, чтобы поужинать вместе. Даби тошнит. Она правда в это верит? Этот Новый год он надеялся встретить не так. Через пятнадцать минут на кухне появляется Нацуо, а вместе с ним и пара бутылок дешевого алкоголя. Не берет деньги из папиного кошелька? Он осматривает взглядом всех присутствующих. — Тебе еще нельзя пить, — недовольно вздыхает он, указывая пальцем на Шото, — а ты, сестренка, почему-то не пьешь, — недовольно произносит он, глядя на Фуюми, — ты! — вдруг замечает Даби он, — Ты будешь моим собутыльником? Фуюми тяжело вздыхает и прислоняет большой и указательный пальцы к переносице. Шото выразительно смотрит на Нацуо. — Буду. — Отвечает Даби, игнорируя их реакцию, — Праздник все-таки. Нацуо удовлетворенно кивает. — Вот и отлично. На трезвую голову этот «праздник» мы не перенесем. Даби пожимает плечами. Фуюми ставит на стол последнее блюдо. На этот раз преобладает еда русской традиционной кухни. Шото, выросший с наибольшей любовью матери (наверно, потому, что ей было его жаль), наверняка не был доволен. Даби не предавал большого значения тому, Что есть, ему просто нравилось испытывать эйфорию, потребляя пищу, не ев целый день, а потом забивая желудок до тошноты. Под неторопливые глотки джина на улице темнеет. Фуюми включает гирлянду. Раньше Даби включал фонарик на телефоне, чтобы младшие не пугались криков родителей в темноте. Шото пьет безалкогольный глинтвейн. Нацуо как-то раздраженно постукивает пальцами по стеклянной столешнице, но алкоголь быстро расслабляет его. Хочется зарыться в одеяло и тихонько плакать. За панорамными окнами давно уже темно. Даби запрокидывает голову назад. Фуюми то и дело бросает взгляд на наручные часы. Через пятнадцать минут ей, кажется, надоедает. Она то ли расстроено, то ли обреченно вздыхает. — Он не придет, — неприлично быстро опьянев, выдает Нацуо. Шото тут же переводит взгляд с него на сестру. Какой внимательный мальчик. — Он обещал. Наверно, задерживается, — неловко говорит она. Нацуо закатывает глаза. Потом смотрит на Даби. — Раз уж все мы здесь… Есть вопрос, который волнует даже Шото. Но никто его почему-то не задает. Фуюми смотрит в пол. Шото предупреждающе накрывает плечо брата ладонью. — Где ты был, Тойя? Собственное имя звучит чужим, и Даби не сразу понимает, что обращаются к нему. В воздухе виснет тяжелое молчание. Какой ответ они хотят услышать. Что он сбежал из дома? Что бросил всех на растерзание отцу? Что его, о боже, держали в заложниках все это время? Тишину нарушает звук открывающейся входной двери. — Отец! — Восклицает Фуюми, тут же оборачиваясь. На красных волосах Старателя лежит снег, он выглядит запыхавшимся и немного виноватым. В руках у него несколько пакетов, а из-за его сильного предплечья выглядывает не менее заснеженный Ястреб. Фуюми заботливо снимает с отца черное пальто и приглашает их обоих пройти к столу, но сначала (обязательно!) помыть руки. Нацуо недовольно прячет алкоголь под стол. Шото встает, чтобы с облегчения поприветствовать Энджи. Даби следит за траекторией движения Таками: это гораздо интересней. Кейго садится по левую сторону от Старателя и, кажется, специально не смотрит на Даби. — Понятно, — раздраженно выдает Нацуо, — вот это, — он смеряет взглядом Ястреба, — называется «праздник в семейном кругу». Энджи Тодороки старательно пропускает его слова мимо ушей, а Кейго ничуть не смущенно отвечает: — Я пришел, потому что ваш отец меня пригласил. Но если вы хотели отметить семьей, я могу уйти. В его голосе нет вызова или обиды, только рациональность. Даби подмечает, что такие люди его раздражают. Но Нацуо, с его вываливающимся из-за зубов языком, бесит не меньше. Только треплется, но ничего не предпринимает. Шигараки обозвал бы такого позером. У Даби хотя бы хватает достоинства признать, что он слабак, а Нацуо строит из себя хуй пойми что. То ему не нравится, что Фуюми решила собрать всех вместе, то присутствие лишнего человека на празднике. Даби закидывает ногу на ногу. Фуюми неловко жмурится и улыбается. — Кейго, после всего, что ты сделал для отца, ужин — меньшее, что мы можем тебе предложить, чувствуй себя как дома. Про себя Даби ехидно замечает, что Ястреб, впервые встретившийся ему на отцовской кровати, не может чувствовать себя не как дома. Нацуо бурчит себе под нос что-то вроде «Лучше бы ничего не делал». Молчаливый Шото тяжело вздыхает. Ситуация немного разряжается, когда Фуюми заботливо накладывает каждому приготовленную ей еду. Даби с трудом сдерживает смех, когда его тарелку делят оливье и соба. Господи. Что за извращение? Шигараки бы понравилось. Даби облокачивает скулу на ладонь и задумывается о том, что если бы они жили в другом мире, Томура мог бы сейчас знакомиться с его отцом как суженный ряженный. О, Даби был бы несказанно рад увидеть, как в глазах Старателя от злости лопаются капилляры. Эта фантазия заставляет Даби неосознанно улыбнуться, и Фуюми, воспринимающая это как положительную реакцию на ее блюда, с облегчением выдыхает. Готовя этот ужин, она старалась угодить каждому, но забыла поинтересоваться, что любит ее старший брат. — Шото. Как твоя учеба? — Спрашивает Энджи, накалывая на красивую коллекционную вилку кусочек вареного картофеля. — Все в порядке. Спасибо. — Сухо отвечает Тодороки. Нацуо не упускает возможности прокомментировать это. — А ты не забыл, что у тебя еще двое… трое детей есть? По этой оговорке Даби понимает, что брат использует эту фразу не в первый раз. Шото снова вздыхает. Даби только «за», чтобы о нем не говорили. — Ты прав, — на удивление покладисто говорит Старатель, — как дела в университете? На прошлой неделе мне звонили из деканата. Ты разобрался с долгами? Нацуо демонстративно закатывает глаза и запрокидывает голову назад, не удостаивая отца слов. — Зато у Нацуо автомат по философии, — выгораживает его сестра. Даби тихо хмыкает. Интересно, это как-то связано с детской психотравмой? Скажем, склонность к рефлексии. Когда ни у кого из родителей нет плеча, на которое можно опереться, приходится полагаться на кого-то другого. Даби взрастил родительскую фигуру, которая ругает за неправильные поступки, в самом себе, потому что того требовали обстоятельства. Старшие дети всегда взрослеют раньше. Интересно, на кого полагался Томура, когда рос? Или, может, он потому и вырос таким, что никого не было рядом? Под столом Нацуо подливает ему алкоголя. Это было бы забавно, если бы не было так грустно. Даби пьет, но менее тошно от разговоров не становится. Ястреб в основном молчит, предпочитая не выделяться. Хотя, как это возможно среди пяти человек с одной фамилией. Несмотря на то, что средние дети унаследовали больше черт матери, в каждом из них было что-то от отца. Черты, по которым с точностью можно определить, что они родственники. Даби приложил столько усилий, чтобы покинуть это место, но спустя годы вернулся к точке отсчета. Было ли у него когда-нибудь право на счастливую жизнь? Не в тени знаменитого рода, а отдельно, в какой-нибудь средней по стоимости квартире на краю маленького дома? Может быть, он завел бы себе семью и даже ребенка. Жаль, наверно, что это никогда не случится. Начинает клонить в сон, и Даби решает выйти «подышать». К его разочарованию, на выходе сталкиваясь с улизнувшей с семейного праздника сестрой. — Хочешь? — Неловко протягивает ей стакан Даби, не зная, как разбавить молчание. — Нет, спасибо, — отказывается девушка. Даби поджимает губы и заводит свободную ладонь за затылок. — Точно, Нацуо сказал, что ты не пьешь. Фуюми мягко улыбается и заправляет прядь белесых волос за ухо. Она похожа на маму. — Пью. Просто препараты, которые я сейчас принимаю, нельзя смешивать с алкоголем. Может быть сильный откат. — Извини, я не знал, — почти без эмоций выдает дежурную фразу Даби. Фуюми отмахивается от его слов. — Да ничего, это не секрет. Все знают, что мы с Нацу больше похожи на маму, чем вы с Шото. Даби хмыкает. Он всю жизнь стремился быть не таким, как этот человек, а Фуюми так легко об этом заявляет. Он хотел бы тоже говорить так о себе. Если у Фуюми проблемы с психикой, то это наверняка не только из-за генов, но и из-за отца. Удивительно, что она так хорошо к нему относится. Даби открывает дверь, ведущую на веранду, оставляя Фуюми одну. Утро встречает его морозно-красным солнцем и легким пушистым снежком, медленно оседающим на сугробы. Даби хлопает себя по карманам, ни на что не надеясь, но вдруг обнаруживает одну мятую сигарету и закуривает. Маленькая снежинка, закружившаяся в причудливом танце от секундного порыва ветра, касается его раскрытой ладони. Даби подносит ее к лицу. На солнышке даже лучики видно. Очень красиво. Он дует на снежинку, выпуская почти горячий дым от сигареты, и, не успевшая растаять, она слетает с бледной кожи и уносится куда-то в неведомом направлении. Даби утирает раскрасневшийся нос рукавом водолазки. Всербывает сопли в себя. Потом запрокидывает голову и широко улыбается. Как-то горько. Томура ему больше не снится. Даби теперь спит спокойно и видит либо ничего, либо события прошедшего дня. Для этого нужно было съездить в старую квартиру? Так просто. Но он бы не поехал, если бы знал. На веранду, закутавшись в плед, тихо выходит Фуюми. Ее белесые волосы не собраны в привычный хвост, а распущены. На ней домашние тапочки и легкая пижама. Переоделась? И сколько он тут пробыл? — Ты куришь, — с укором говорит девушка. — Курю, — соглашается Даби, делая еще затяжку. Если бы сестра застукала его за курением в пятнадцать, стало бы безумно стыдно, но сейчас уже все равно. Фуюми плотнее кутается в плед, хотя всегда была терпима к низким температурам. — Нацу тоже курит, — непонятно для чего произносит она, — и мама… мама тоже курила. Даби оборачивается на сестру. Почему она решила поднять эту тему сейчас? — Если хочешь… если ты хочешь, может съездить к ней сегодня. Я думаю, она будет рада тебя видеть. Даби пожал плечами. Мама… воспоминания о ней, в отличие от воспоминаний об отце, растворялись в памяти с течением времени. Все, что он помнил о ней — что у нее красивые густые белоснежные волосы и приятный тихий голос, все остальное — какие-то образы, где мама гладит его по волосам или держит на руках маленького Шото, прячась в шкафу и приставляя палец к губам. Даби тушит сигарету о запястье и закидывает ее подальше в сугроб. Все равно через час ее будет не видно. Потом молча проходит обратно в дом, где Старатель и Нацуо бурно спорят. Эти люди и есть его семья? Фуюми, получившая в наследство мамины болячки, не пьющая, потому что транквилизаторы нельзя мешать с алкоголем, Нацуо, винящий во всех бедах отца, напивающийся до потери памяти, Старатель, искренне верящий, что все, что он натворил, еще можно исправить, и вечно серьезный Шото, почти не разговаривающий со своими родственниками? В это почему-то очень не хочется верить. Даби помнит братьев и сестру совсем малышами. Тогда казалось, что весь тот ужас, творящийся между мамой и отцом, на них не как не повлияет. Даби хотелось верить, что они вырастут и уедут куда-нибудь далеко-далеко, чтобы жить счастливо. Но все оказалось не так. Люди говорят, что опыт — это хорошо. Но Даби предпочел бы никогда не переживать смерть любимого человека и эгоистичные мысли о том, что если бы Шигараки не ответил ему взаимностью, было бы не так больно. Никто никогда не спасал Даби — для отца собственные амбиции были важнее детей, мама слишком боялась, а сестра и братья были слишком маленькими, когда еще можно было что-то изменить. Но Томура, Томура сделал это. Он предпочел не утягивать Даби за собой. Даби всю жизнь мечтал о спасении, даже если не был достаточно силен, чтобы признаться себе в этом, но когда получил его, это оказалось слишком больно. Если бы у него спросили, чего он сейчас хочет, Даби наверняка бы потерялся. Если бы Томуры не существовало, Даби не понял бы множество вещей. И пусть встречи с ним были метанием настроения от неба до земли, Даби бы отдал все, чтобы пережить это снова. Опять хочется курить. Сигареты закончились, а под перегорел. Может, дело в том, что чтобы отдавать, нужно что-то иметь. Когда Нацуо взмахивает кистью руки, приглашая присоединиться к ним, Даби морщится и чуть ли не закатывает глаза. Наверно, маленький он ужаснулся бы, если бы ему сказали, как мало чувств он будет испытывать, смотря на повзрослевших сиблингов. Даби достает мобильник из кармана. Он перестал считать дни. От этого только больнее. цифры на телефоне будто кричат «Сегодня первое января!». Даби уже ненавидит этот день. И год. И всю жизнь. Он игнорирует брата и уходит к себе.