Даби оглядывается по сторонам. Его никто не останавливает. Боже. Неужели в этой жизни он сможет нормально покурить?
Даби раскрывает пачку. Сейчас он согласился бы даже на ненавистный винстон. Наличие любимых сигарет воспринимается как лучшее, что могло случиться с ним в этой жизни.
Даби скалится — а зажигалки то нет. Видимо, Кейго не купился на его обещания не курить до выздоровления. Даби оглядывает окрестности в поисках курящих людей. Замечает только одного солидно одетого мужчину. Господи, если он даст прикурить, это будет самый прекрасный день.
— У вас не найдется зажигалки? — С надеждой спрашивает Даби.
Незнакомец снимает черные очки и щурится. Затем тянет брови вверх.
— Вы — Даби?
— Э… да? Мы знакомы?
Мужчина бросает недокуренную сигарету на асфальт и тушит ее подошвой лакированного ботинка.
«Какое расточительство!», — внутренне возмущается Даби.
Незнакомец вдруг кладет ладонь ему на плечо и бьет в живот. Даби раскрывает глаза, но почти не чувствует боль — наверно, капельница была хорошая. Несмотря на это, Даби машинально складывается пополам, его руки заводятся за спину, а голова закрывается чем-то плотным и темным, так что зрение больше не работает.
— Можно, я покурю сначала? — Страдальчески вопрошает Даби, вырываясь изо всех сил, — Ну пожалуйста, потом хоть застрелите.
На этот раз прилетает в грудь.
Затем он оказывается в темном месте, слышит шум мотора и старается сделать вид, что его не существует. Крепкие руки держат за оба предплечья, шею и колени.
«А если мне понравится?», — истерично шутит Даби в своей голове. Он на все сто процентов уверен, что, если его действительно похитили и это не тупой розыгрыш, в этом виноват отец.
Даби слышит свое сердце, пока они едут, и когда его выталкивают из, предположительно, машины, тоже. Он больше не пытается говорить или вырываться. Это проблематично с пулевым ранением.
Когда с Даби снимают мешок (или что это вообще было?), он не придумывает ничего лучше, кроме как продолжить свою игру в потерявшего сознание человека, пока звук шагов не стихает. Даби выжидает еще пять минут. Он считает каждую секунду про себя. Потом размыкает веки и осознает — он понятия не имеет, где находится. Глаза слепит от яркого искусственного света. На мгновение Даби представляет, что ему в лицо, как в фильмах на допросах, светят лампой, и что похитители никуда не девались, просто сохраняли тишину.
Но когда зрение восстанавливается, Даби не находит в комнате никого, кроме себя. Его взгляд цепляется за незапертую дверь.
Дыхание сбивается, Даби понимает — сейчас или никогда, и пускается в бег. В следующей комнате тоже ни души. И в той, что за ней — тоже. Он необдуманно оборачивается, проверяя, нет ли кого-то сзади, врезается во что-то и оступается назад, готовясь кидаться наутек в обратную сторону. Там ведь было окно? Что если спрыгнуть? Но все ломается.
Томура поднимает на него недовольный взгляд, но, видя, кто перед ним, сразу меняется в эмоциях.
Сердце совершает обратное сальто, плечи вздрагивают, грудь саднит, и перед ним стоит уже совсем не тот Шигараки, которого он помнил: больше не худой до неприличия, с уродливым фиолетовым ожогом, тянущимся до локтя, и желтым механическим устройством вместо двух пальцев, весь в черной, не мешковатой, а обтягивающей его крепкую фигуру, одежде. Совсем не такой внешне, но, когда Даби встречает его взгляд, понимает — такой же внутренне.
— Здравствуй, — еле слышно шепчет Даби, почти не шевеля губами.
Томура почти одного роста с ним. Даби забыл, как ужасно это ощущается; Томура размыкает узкие покусанные губы, но потом смыкает их крепче, чем раньше.
Даби резко отводит взгляд. До этого момента он был уверен, что ему показалось. Он не мог видеть Его, это было просто невозможно.
Даби дышит через рот, потому что иначе просто нельзя.
— Даби, — слышит он, и все становится только хуже. Даби слышит, как ногти характерно касаются кожи. Он знает этот хриплый голос лучше, чем что либо другое. В его сознании он обнимает улыбающегося Томуру, закрывает глаза, а когда открывает — его больше нет, — ты больше не хочешь видеть меня?
Даби слышит как подошва высоких ботинок отрывается от пола и приземляется обратно. Он кидается вперед, несмотря на то, что знает, что будет дальше. И даже если бы это повторилось сотни тысяч раз, он сделал бы то же самое.
Ощущать тепло того, кто должен быть мертв, должно быть до одури страшно. Даби представляет, как обнимает его за шею, зарываясь в белесые волосы. Он пытается почувствовать каждую частичку этого человека. И все, чего он достиг в ментальном здоровье, идет нахуй.
Даби прижимает его так близко к себе, что грудной клеткой слышит чужое бьющееся сердце. Страшнострашнострашно. Даби не смотрит на него; он закрывает глаза, чтобы конец никогда не пришел.
На деле Даби не двигается с места; в его голове каждое слово отдает эхом, и в животе больно колет. Даби боится издать и звук; он все еще боится поверить, что Томура правда здесь.
Он чувствует, как сухие губы приземляются на его щеку, и Шигараки плотнее обнимает его за торс. Но все это — только его фантазии.
Никто из них не решается продолжить диалог, и Томура взглядом цепляется за Даби так, словно он его якорь, а Даби слишком не хочет смотреть на человека перед собой, но понимает, что его уход он не сможет остановить никак.
Даби сглатывает и задерживает дыхание.
— Ты. — Тоскливо выговаривает он.
Шигараки устало смотрит в глаза напротив, будто за это время ему пришлось пережить слишком многое. Даби закрывает глаза — и Томура накрывает скулы тонкими прохладными пальцами, пробегается подушечками по перекату плеча, и, опираясь на него, приподнимается и тянется к губам.
Даби размыкает веки — Томура замирает в метре от него, хмурится.
Даби не удивляется. С чего ему думать, что он еще привлекает этого человека? Тем более теперь, когда он стал таким… Таким. Становится стыдно, потому что Шигараки живой, а Даби все равно не доволен.
Он отпускает плечи и делает шаг назад. Грудь все еще саднит. Еще шаг. И еще. Томура не сводит с него глаз. Когда Даби уже почти оказывается слишком далеко, чтобы его можно было остановить, Шигараки трогает его за запястье. Как-то неуверенно и совсем не крепко, но этого хватает, чтобы Даби перестал двигаться.
— Ты бросил меня, Томура.
Ай. Больно.
Больнобольнобольнобольно. От чего так больно разрушать все, к чему прикасаешься? Томура широко улыбается и сжимает веки. Кожа разодрана в ноль. Он был прав. Прав, когда не подпускал Даби к себе. Прав, когда сжимал пальцы на его пожженной коже, лишая воздуха, прав, когда наступал на его скулу, стоя сверху. И больше всего прав, когда в последний раз касался его грудной клетки, выталкивая вниз. Правправправ. В этом мире нет никого, кто остался бы на его стороне.
Томура мажет пальцы в кровь. Томура хрипло смеется. Голоса не хватает.
— Если, — горло сдавливает, голова зудит, — если хочешь уйти — иди. Но я верну тебя обратно. — Упрямо повторяется он.
Даби не хмурится. Даби не меняется во взгляде. Даби все равно.
— Не хочу. Если попросишь меня остаться, я останусь.
Шигараки молчит. Слова, рвущиеся из горла, застревают у гортани. Хочется спрятаться. Томура закрывает лицо ладонью. Все в крови. Хочется бежать как можно быстрее. Сломанные инстинкты самосохранения писком орут где-то в затылке, а потом падают в пятки.
— А чего хочешь ты?
Томура не понимает. Почему он спрашивает об этом? Зачем, если ему плевать. Шигараки крепко смыкает губы. Как же страшно.
— Не…
Грудь щемит. Он плохой человек. Он это заслужил. Разве могут его волновать слова других людей? Слова этого слабого человека, не способного даже убить?
— Только я решаю, что ты будешь делать. Не смей уходить. Или. Я уничтожу тебя.
Даби шагает вперед.
Ненавижуненавижуненавижу.
Даби клонится к нему.
— Ты возомнил себя богом, Томура?
Лучше бы он никогда этого не говорил. Лучше бы он никогда не открывал своего поганого рта.
***
В Городской больнице Таками флиртует с ресепшен, чтобы его пустили проведать жертву стрельбы. И отдать ему зажигалку, о которой он забыл.
Но на белой койке платы лежит не Даби, а пожилой мужчина лет семидесяти. Кейго подается назад и выглядывает из палаты, удостовериваясь, что это девятая комната. Потом возвращается к регистратуре и переспрашивает о Тойе Тодороки. Спохватившись, молоденькая девушка, вероятно, еще студентка, отвечает, что он ушел и не вернулся еще утром, и что у нее «совсем из головы вылетело».
«Тойя, что происходит?» — кое-как попадая по клавишам, печатает Кейго. Что-то заставляет его не на шутку напрячься. К тому же, человек с дырой в спине не мог просто так выписаться.
К его удивлению, он получает ответ уже через минуту.
«Все ок», — оповещает его Даби.
Таками поджимает пухлые розовые губы. Другого он и не ожидал, но на душе все равно тяжело.
«Ты где?»
Он медленно и глубоко вдыхает, собираясь с мыслями. Смотрит перед собой, а потом снова в телефон.
«На свидании».
На мгновение Ястреб допускает мысль, что, если он шутит, то все уже хорошо. Должно быть, Тойя курит свои дурацкие сигареты в каком-нибудь отведенном для этого месте, просто не предупредил никого. Потом Таками отвешивает себе мысленную оплеуху. Тойя и курить в «отведенных для этого местах»? Нет, он скорее застал бы его с сигаретой прямо на больничной койке.
«С доктором?»
Кейго решает подыграть ему, но округляет глаза, читая следующее сообщение:
«С Шигараки Томурой»
«Ты шутишь?!»
***
Даби выключил мобильник. Сигарета в руке тряслась и хотелось так сильно, что Даби еле держал себя в руках, понимая, что момент не подходящий. Он сел, широко раздвинув согнутые в коленях ноги, и откинулся на спинку дивана, размещая правую руку там же, сделал глубокую затяжку и выпустил густой дым.
Томура удостоил его секундной улыбкой, которая пропала с его лица так же быстро, как появилась.
Он размеренно и уверенно прошел к Даби, и присел на одно из его колен. Шигараки медленно перехватил зажатую между зубов сигарету и закурил сам. Он закинул ногу на ногу, зажал сигарету между средним и указательным пальцами и потянулся к Даби. Шигараки был тяжелее, чем раньше, и был виден перекат мышц на его предплечье, когда тот уложил локоть за его шею. Даби позволил себе дотронуться до его поясницы и провести ладонью выше по лини позвоночника. Тогда Томура прогнулся на встречу его движениям, привстал и плотно сел на его бедра. Даби внутренне ненавидел себя за то, что он не спрашивает, что произошло, а делает это. Шигараки провел пятерней по своим белым волосам, перебрасывая их на одну сторону. Он выглядел встревоженным и очень соблазнительным одновременно. Даби прикоснулся к его губам своими, сразу просовывая язык внутрь, и ощущая чужую слюну. Он ожидал, что Томура оттолкнет его, но Шигараки только льнул ближе, и Даби ощутил, что он возбужден. Пытаясь понять его эмоции, Даби обхватил его руки за запястья и завел их за спину, потому что помнил, что обездвиживание ему не нравилось.
Томура на мгновение напрягся, поджал губы, сглатывая, но не сказал Даби ни слова.
Даби наклонился к его шее, такой же израненной, как раньше, прошелся по ней носом, вдыхая не новый для него запах, и прикусил кожу у челюсти, но Шигараки не двинулся. Это не было на него похоже, но Даби так нравилось то, что сейчас происходит, и так нравилось доводить Шигараки, что он продолжил. Даби приподнял Томуру за бедра одной ладонью, а затем ударился в него, имитируя половой акт. Даби почувствовал, как он сжал кулаки, а потом принялся перебирать пальцы. Даби повторил это снова и снова, потому что ощущать себя почти в Шигараки было дурманяще приятно. Томура отвел взгляд и посмотрел в потолок. Его бледные губы были чуть приоткрыты, и Даби слышал, как он быстро выдыхает после толчков. Он резко дернул его за запястья, и Шигараки сел, машинально возвращаясь к лицу напротив.
— Объяснись. — Сказал Даби.
В этот момент становится тошно от своих слов. Раньше Даби не испытывал подобного в Такие моменты.
Томура втянул щеки, и Даби подумал, что он, должно быть, прикусил их изнутри. Шигараки сощурился и потянулся наверх, поднимаясь. Даби рванул на себя; от чего-то он был уверен, что если Томура сейчас уйдет, то это будет уже насовсем.
— Что ты хочешь? — Проговорил он.
У Даби в голове было множество вопросов. Как Томура выжил? Почему он так поступил? Почему за эти полгода о нем не было и весточки? А что с рукой? Зачем он выстрелил? Чувствует ли он что-то к Даби все еще, в конце концов?
Но теперь, когда Шигараки со скученными за спиной руками напрямую спрашивал его, давая возможность говорить о чем душе угодно, Даби стушевался.
Он разжал пальцы и тяжело выдохнул, прикрыв глаза.
— С тобой все хорошо?
Томура словно по команде убрал ладони из прежнего положения. Даби показалось, что он изначально хотел сделать это. Шигараки сложил руки на груди. Он нахмурил светлые брови и приподнял их вверх. Он не понял вопроса.
— В ближайшее время ты собираешься выпрыгивать из окон и пропадать на полгода?
Томура отрицательно покачал головой. Короткие пряди у лица упали ему на скулу. Он внимательно посмотрел на Даби. Потом все-таки поднялся, пуская к нему на колени неприятную прохладу, и Даби не стал его останавливать.
— Если ты хочешь, — начал он, — ты можешь уйти…
«С чего мне хотеть уйти», — подумал Даби, — «Ну что за бред».
Помимо нежелания, Шигараки также должно было быть известно, что он почти прострелил Даби легкое, и тот физически не сможет сбежать. Когда Даби пытался выбраться, считая, что его держат в заложниках, он не думал об этом, но сейчас действие обезболивающих заканчивалось — он начинал ощущать все прелести огнестрельного оружия.
— …но я найду тебя и верну обратно.
Глаза Томуры недобро сверкнули. Он говорил серьезно.
Даби засмеялся.
— Не надо мне угрожать, я и так не собирался уходить. Ты действительно считаешь, что мне неприятна твоя компания, Томура? — Чужое имя легло на язык неожиданно легко и приятно, словно Даби всегда должен был произносить только его.
Шигараки постарался никак не реагировать, но было заметно, что вопрос ему неприятен. Он потянулся к своей шее, но остановил ладонь на полпути.
Даби поднялся со своего места.
Шигараки поджал губы, сглотнул, и разомкнул их.
— Я не мог и надеяться, что увижу тебя снова. — Сказал Даби.
Он посмотрел Даби в глаза. Сейчас он выглядел как никогда сильным физически, и Даби не мог вязать это с его волнением.
— А я надеялся, что ты забудешь о моем существовании.
Даби чувствует, как его спина покрывается неприятными мурашками. Его передергивает.
Значит, Томура просто хотел избавиться от него таким способом? На душе становится гадко; внутри себя Даби возвращается к вечеру перед днем икс, где Шигараки обнимает его за шею и стонет его имя. Где Томура говорит «ты мне нравишься» и засыпает с Даби в обнимку.
— Тогда почему ты стоишь сейчас здесь? — Собравшись, спрашивает Даби.
Томура улыбается. Улыбается остро и надменно, накрывая шею ладонью и смотря куда-то сквозь Даби.
— Не выдержал.
Даби хмыкает. Он, как и раньше, теряется в догадках, пытаясь понять Шигараки. Говорить уже не хочется, потому что левый бок болит достаточно сильно. Но Даби ощущает себя нуждающимся в ответах, поэтому задает еще один вопрос.
— Не выдержал чего, Томура? — Он позволяет себе снова произнести чужое имя, но это уже не чувствуется так хорошо.
Шигараки сжимает пальцы на своей шее.
— Без… — Он уводит взгляд в пол и прикусывает язык, — Я не могу.
— Что не можешь?
Томура чешет кожу с бешеной силой, и только тогда Даби замечает, что глаза у него какие-то потерянные. Шигараки смотрит на него, и Даби видит в его темно-красных радужках призыв о помощи.
Даби протягивает ладонь к его лицу, и Томура клонит к ней голову.
— Я все еще хочу тебя обнять. Извини, если это будет неприятно.
— Не будет, — буркает себе под нос Шигараки, — можешь обнять, если хочешь.
