you're so golden

Поначалу это действительно казалось забавным, его родственники — стая грязных, сутулых, истекающих желчной слюной гиен, и это было забавно, пока в голове не начали отбивать барабаны. Мало того, что они постоянно чем-то недовольны, так еще и начали наглеть до такой степени, что намекают о низком содержании, словно считают, что ему есть дело до нехватки денег, и этот бал организован для того, чтобы вынести ему мозг и вывести из себя, но он упорно продолжает улыбаться и кивать, отнекиваясь занятостью и словами «Я услышал», при этом даже не запоминает, кто именно с ним говорил. Он занят контролем бесполезных придворных, которые даже не могут уже говорить, кивают, как идиоты и стараются сделать все за секунды, лишь бы принц не начал снова громко диктовать одно и то же, напоминая, как важно, чтобы все прошло идеально, и как важно сделать именно ту комбинацию цветовой гаммы в его голове, так что он продолжает пытаться сделать все идеально и угукать своим родственникам. К слову, пускай врач, который прописал ему успокоительное и витаминки, засунет себе их в задницу, самый бесполезный человек в этом дворце, словно не понимает, что в его случае необходимо выпить целую упаковку, чтобы уже раз и навсегда, черт возьми. Самым настоящим образом организовывают дебаты с проектами и лозунгами по его уничтожению, каждый раз придумывая все больше и все изощренней просьбы. На самом деле, из всей присутствующей семьи он единственный здесь работает, остальные предпочли этот бал отдыхом, для него объективной реальностью остается — работа, бесконечная, всегда находятся задания. Шерил и Карла — милые девочки близняшки, пятая линия в родословной, теперь он готов их обоих сунуть головой как минимум в грязный пруд заброшенного зимнего сада. Пять дней они отбивают ему по голове своими просьбами и хотелками, потому что знают, что он единственный, кто не будет игнорировать. Милые любимые сестрички достали его до такой степени, что в очередной раз при их высоком голоске слышит жуткий скрежет и писк, и он только кивает с лучезарной улыбкой, а две сестры одновременно вздергивают подбородок и уходят. Гарри тяжело выдыхает и хмурится, обращая внимание на мужчину, который тащит маленький банкетный столик, и он уже готов начать кричать, чтобы стол поставили в нужно место, но телефон в кармане вибрирует и он с измученным скулежом подносит вещицу к уху, уже ожидая новой порции приказов или просьбы встретить еще одну стаю гиен родственников. — Все в порядке? — звонкий бархатный голос, и Гарри вмиг расслабляется, озаряясь легкой улыбкой. — Да, — выдыхает он. — если бы ты знал, как я рад слышать тебя, а не своих сестер или братьев, — Луи тихо смеется, пуская по его телу приятную дрожь и вынуждая бабочек запорхать, наполняя сердце трепетом. — Ты не забываешь, что Клиффорду нужно иногда менять корм? — Луи смеется громче, а Гарри наконец широко улыбается, хватая стул из рук прислуги и с грохотом ставя на середину зала. — Так ты не забыл? — он садится на стул, вытягивая ноги и скрещивая их. — Нет, love, — смеется Луи. — Я умею различать цвета пакетов. — О, я надеюсь, — тихо смеется Гарри. — и надеюсь, что ты все-таки хоть иногда ешь что-то помимо доставки. — Ну, сегодня моим завтраком был чизбургер, — Гарри недовольно фыркает. — Ты ведь исчез из моей жизни, приходится возвращаться к ресторанам, — это звучало сквозь притворный смех, и Гарри вновь хмурится, уже готовый утверждать, что он никуда не исчезал. — Я скучаю, love. Сердце пропускает громкий удар, он прикрывает глаза, откидываясь на спинку стула и проводя ладонью по лицу с самой идиотской улыбкой. — Да, я тоже, — шепчет он, сразу прикусывая нижнюю губу. — Постараюсь освободиться раньше, чтобы мы могли созвониться перед сном. Собственно, у него действительно нет времени на что-либо, кроме выполнения своих «обязанностей», но он правда старается при любой возможности написать или позвонить, даже если позже выслушает пререкательство Джеммы из-за телефона в руках, это совершенно не важно, когда дело касается голубоглазого мужчины, которого он почти не слышал всю эту неделю издевательств, словно отобрали частичку жизни. Первые дни он даже не понимал своего состояния, только валился с ног из-за бесконечного количества дел и просьб родственников, все они решили кучей навалить на него свои высказывания, иронично-тщеславные и прыскающие ядом гиены, не иначе. Он думает, что у них сейчас самая жестокая миссия по его уничтожению, как жаль их расстраивать, сейчас его волнует только бал и Луи, нехватка Луи, катастрофическая, до бессонных ночей. Это даже смешно, но он на самом деле почти не спит. Раньше не казалось проблемой засыпать в холодной кровати, сейчас же ему кажется, что в доме Луи самая мягкая и теплая постель. Ко всему, почти передергивает каждый раз, когда он просыпается спустя, в лучшем случае, пару часов, и по привычке пытается подвинуться к горячему телу и закинуть ногу на узкую талию, и каждый раз после этого мучительно стонет и плетется в ванную комнату, попутно выгоняя всю прислугу, которая пытается его одеть в халат, дать в руки зубную щетку или подсунуть тапочки к ногам. Ему не нужно всего этого, он хочет проснуться в привычной черной спальне, закинуть ногу на узкую талию Луи и нежиться в теплых объятиях, пока его кудри наматывают на палец. Слышать тихий смех, когда Клиффорд запрыгивает на кровать, гримасничать, когда они вместе чистят зубы, готовить завтрак, пока Луи обнимает его и шепчет всякие бредни, и, конечно, вкус и запах мятного табака. Почти до тряски не хватает вкуса горького табака на губах, настолько, что недавно он пытался курить, закончилось тем, что только прокашлялся, возвращая сигарету Люку, который странно его оглядел и пожал плечами. Это была ужасная попытка, так что, пришлось смириться с постоянным напоминанием сознания о их близости и этого невероятного вкуса губ. Касаемо его неадекватной зависимости, что усилилась после случившегося, теперь граничит с тем, что он буквально хочет выть. Не хватает всего, взгляда голубых глаз, звонкого бархатного смеха, бессмысленных долгих разговоров, мятного чая, теплых объятий, горячих пальцев на теле, поцелуев, всего не хватает. Не то, чтобы у него и до случившегося этого не было, конечно же было, просто сейчас эта чертова любовь в геометрической прогрессии размножается, приобретая все большую тяжесть и важность, напоминая о горячих пальцах на его теле и касании мягких губ. Даже сейчас, когда он слышит голос брата, то думает о Луи, образ парня в самом прямом смысле мелькает перед глазами, и он только тяжело выдыхает, указывая пальцем мужчине, который тащит очередной стул. — Мой милый Гарольд, как твои дела? — нагло насмехается Найл, кладя руку на его плечо и слегка сжимая ткань синего пиджака. — Найджел, я надеюсь, что ты пришел помочь, а не сказать мне, что снова кто-то приехал, — Гарри поворачивает голову в сторону брата, который лишь многозначительно дергает бровями, ловко хватая его за локоть и разворачивая лицом к себе. — У меня нет времени на твой порыв ребячества, — фыркает он, когда Найл тянет его к выходу из зала. — Серьезно, Найл, что ты хочешь? — Отвлечься. Тебе нужно отвлечься, а этим людям сделать счастливый выдох, — быстро проговаривает Найл, уже таща его по длинному холлу. Он хмурится. Когда Найл чем-то очень увлечен и взволнован, то начинает говорить чрезмерно быстро и нервно, ирландский акцент заметно усиливается, и Гарри отчетливо понимает, что за этим следует долгий и мучительный разговор, что тревожит брата. Возможно, он даже понимает, кого касается этот разговор, судя по мигающему оповещению о сообщении на экране телефона и влажной ладони, что крепко обхватывает его локоть. В какой-то мере раздражает, что Найл знает много, и знает от Луи, это раздражает, это личное, но он правда надеется, что Луи не говорит лишнего. Разве так сложно сказать ему лично о проблемах, что тревожат? Обязательно подключать к их «отношениям» Найла? — Как успехи с организацией? — с наигранным интересом спрашивает Найл, как только захлопывается дверь ближайшей гостиной, оставляя их наедине. — Все идет по твоему сложному плану? Гарри фыркает, начинать издалека — ужасная привычка Найла, лучше бы он сразу спросил то, на что действительно хочет услышать ответ. — Да, все идет по моему сложному плану, — коверкает он, плюхаясь на небольшой красный диванчик в углу. — Спрашивай сразу, у меня много дел. Найл демонстративно вздергивает подбородок и скрещивает руки на груди, бросаясь укоризненным взглядом. — Меня интересуют только успехи организации, не более. Я преследую благие намерения, тебе стоит отдохнуть. Звучало уверенно, но Гарри не верит ни единому слову, его брат никогда не интересуется подобными мероприятиям с его «сложным планом», скорее предпочтет угукать и соглашаться, стараясь не попадаться на глаза. — Ложь, — скрещивает руки на груди он, изгибая бровь и окидывая брата осуждающим взглядом. — Как давно ты занимался практикой дыхания? — Гарри мучительно стонет. — Тебе нужно выдохнуть и забыться хотя бы на несколько часов. Все только и говорят о твоем состоянии без стояния. — Состояние без состояния, — смеется Гарри, притворным ирландским акцентом, коверкая фразу. — Тебе стоит разнообразить словарный запас. — В моем словарном запасе хотя бы есть примитивное «я люблю тебя». — Что? — хмурится Гарри. — Что «что»? — насмешливо изгибает бровь Найл и ухмыляется. — На что ты намекаешь? — щурится он, изучающе оглядывая брата, который только фыркает и закатывает глаза. — Найджел, мне не нравится, что вы меня обсуждаете. — Мне просто интересно, кто из вас больше идиот, — снова фыркает Найл. — Ты молчишь, а Луи отнекивается, уверенно заявляя, что тебе нужно время. — Не стоит лезть в наши отношения, — шипит Гарри, он явно начинает злиться, но брата это точно только больше забавит. — Так все-таки вы в отношениях? Гарри молчит, а Найл гогочет. Возможно, стоило бы уточнить этот вопрос с Луи, но они даже не говорили толком после случившегося, у него банально нет на это времени и сил. — Да? — он проводит рукой по лицу с изнеможденным хныком. — Я не знаю. Найл шумно выдыхает, плюхаясь на диван рядом с ним. — Я не собираюсь лезть в ваши отношения, — он показывает кавычки пальцами, вынуждая Гарри неободрительно фыркнуть. — Просто знай, что я всегда поддержу, и ты можешь поговорить со мной. Да, точно, поговорить — проблема, номера которой он даже не знает. Они не упоминали случившееся, пока пытались разговаривать в его перерывах от пассивного согласия с просьбами родственников и полном контроле организации бала, по большей части это были мимолетные бессмысленные фразы, касающиеся только его нытья. Луи просто все это слушает и каждый раз напоминает о скорой встрече и его объятиях, и даже это помогает куда лучше, чем убеждения самого себя в нужности совершенно других слов. Предположительно, он хочет услышать эти три слова, но не уверен, что сможет произнести их в ответ, для начала стоит понимать и признать факт его неспособности на долгие разглагольствования чувств. Сколько раз он упоминал, что «я люблю тебя» самое глупое, что только можно сказать, если учитывать все происходящее внутри, самая бесполезная и пустая фраза. Он далеко не в том возрасте, чтобы с легкостью менять мировоззрение, и как его менять, если тебе всегда запрещали говорить? Словно легко вот так резко научиться говорить о чувствах, что даже иногда не находят себе объяснений, одна только чертова зависимость от запаха мятного табака вызывает нервные пульсации в висках, напоминая о тягучем поцелуе, вынуждает почти выть от нехватки. Он давно признал свою неадекватную любовь, но это не отменяет того факта, что храбрости для слов не прибавилось, абсолютно. Признаться самому себе, что на что-то неспособен, более чем рушит самолюбие, потому что он понимает, что причиняет боль, но не собирается как-то это исправить, слова все еще бесполезная способность, а любовь все еще не нашла себе понятия, разграничиваясь с десятками других чувств, от чертового умиления до почти дикого желания и страсти. Напомните перечитать статью о влиянии любви на мозг человека, возможно, когнитивные расстройства имеют способность усиливаться, потому что он просто игнорирует слова Найла и уходит. Бал, организация бала, очень важно, и стоит хоть на минуту отвлечься от нескончаемого потока мыслей, ему кажется, что скоро начнет видеть галлюцинации с участием Луи, это не может быть нормальным.

///

— Ваше Высочество, — Гарри хмурясь оборачивается. — Сэр, принцесса Йоркская просит ее принять в ближайшее время. — Пускай зайдет через несколько минут. Всего какой-то несчастный час он лежит на кровати, пытаясь перевести дыхание и не думать, и конечно же, он снова кому-то нужен. Дышать носом в подушку — не самая впечатляющая идея, поэтому приходится перевернуться на спину и сделать глубокий вдох. Он просто надеется, что Джемма не решила подкинуть еще работы, у него действительно почти нет никаких сил, начиная от марафона издевательств родственников и организации бала до бесконечно крутящегося перед глазами силуэта голубоглазого парня вкупе с невыносимой нехваткой привкуса горького табака и привычного жара золотистой кожи. Он накрывает лицо подушкой, жалобно простонав, все намного хуже, чем можно представить, именно этого он боялся — потери полного контроля. Не в состоянии контролировать этот избыток чувств, что пытаются пробиться наружу, заполняя все лишь «Луи-Луи-Луи», и он понимает, что это самая настоящая катастрофа для организации бала. Ко всему, Найл решил вести ужасно грязную игру, каждый раз при случайной встрече бросая эти бесполезные и пустые три слова, чертов брат пытается ему внушить эти слова, используя тактику манипулятора, и Гарри очень злиться, потому что Найл точно знает, что делает, почти профессионально отбивая по гордыне и вынуждая неосознанно проговаривать эту фразу в сознании. Кажется, она все больше крутится, четко соединяясь со всеми чувствами внутри, но это совершенно не значит, что он готов говорить, все еще остается шанс на возможность доказывать действиями. Он не изменяет своим убеждениям, слова остаются бесполезными. — Гарольд. Глубокий вдох, он откидывает подушку и поднимается на ноги, одергивая подол длинной рубашки. Джемма оглядывает его холодным взглядом, но что-то проблескивает в карих глазах, вынуждая слегка нахмуриться. — Я что-то сделал не так? — он сразу поджимает губы, наблюдая, как сестра вальяжной походкой направляется к столу в углу. — Совершенная альтернатива безнравственной гуманности нашей семьи продолжает меня удивлять, — громко и четко произносит девушка, поправляя подол юбки и садясь на стул, медленно взмахивая пальцами, указывая на место рядом. Гарри снова тяжело выдыхает, когда садится на стул под внимательным взглядом принцессы. — Наши братья и сестры — самое настоящее порождение отсутствия такта и эмоциональной сдержанности, — Гарри кивает как болванчик, абсолютно не понимая, к чему идет разговор. — Примитивная ревизия твоей жизни оказалась более интересной, чем я ожидала. — Что? — сильнее хмурится он, нервно хрустя костяшкой среднего пальца. — Луи Уильям Томлинсон, — четко и холодно, Гарри буквально чувствует мурашки и холод по коже. — Я не осуждаю, даже с учетом того, что знаю о твоем легкомысленном поступке на балу. — Я не, — он сглатывает и опускает взгляд на свои руки, крепко сцепляя пальцы в замок. — Просто шоу, не более, — Джемма хмыкает, вынуждая вернуть к ней взгляд. — Наша дружба никак не повлияет на благополучие семьи. — Конечно, — монотонно кивает принцесса. — В какой момент я упустила твою первую любовь? Громкий стук сердца отбивает по вискам, вызывая очередной импульс дрожи и новый хруст кости, только теперь указательного пальца. Он поджимает губы, сводя брови и оглядывая непоколебимое лицо сестры. — Эйдан не был моей первой любовью, — Джемма озаряется насмешливой ухмылкой, а он нервно прикусывает щеку. — Не пытайся снова перевести тему, — вздергивает подбородок принцесса. — Твои щеки покрылись румянцем, Гарольд, а глаза блестят восторгом. — Хочешь услышать от меня признания в любви к мужчине? — так же холодно произносит он, подавляя любое желание просто выгнать сестру, он все еще имеет на это право, не стоит забывать. — Я не буду об этом говорить. — Разве? — слегка улыбается Джемма, она склоняет голову, изучающе осматривая его, очевидно, напряженные скулы и злостный взгляд. — Мне жаль, что ты думаешь только о моем осуждении. Ты мой брат, и я пришла сказать, что желаю тебе счастья, — Гарри глупо хлопает ресницами и продолжает непонимающе хмурится. — Наши жизни — система, каждый в ней потерян, одинок, неприкаянный, неудачник, кроме единственного человека вокруг которого все вертится. Она — сосредоточение нашего долга, а ты являешься следующим главным элементом в системе, станешь тем, кто обретет воздух и тем кт… — Нет, — громко перебивает Гарри. — Ты знаешь, что я не тот, кто нужен престолу, — принцесса широко улыбается, а сердце внутри делает сальто раз пятьдесят. — Я устал, Джемма, — тяжело выдыхает он, поднимаясь со стула. — Прошу, оставь меня в покое. — Я рада, что ты любим и сам любишь, — поднимается с места девушка. — Не будь глупым, Гарольд, я готова поддержать тебя и помочь. Дверь громко захлопывается, а он падает лицом на подушки, если Джемма решила над ним посмеяться, то это было чрезмерно жестоко, а если она говорила серьезно, то это более чем пугает. Возможно, неосознанно он хочет верить в ее искренность, все же у них были хорошие отношения в детстве, даже с учетом того, что их всегда разграничивали обязанностями и обучением. Не то чтобы сестра когда-то проявляла явную агрессию или грубое осуждение отношениям с Эйданом, просто все знала и молчала, не была одной из тех, кто позволил себе высказываться, но и поддержки не оказала, лишь холоднокровное молчание, как, собственно, и у матери. Читать ее намерения и чувства никогда не получалось, проще себя убедить в ее осуждении и не придавать значения этому пустому разговору, но холодное «Луи Уильям Томлинсон» продолжает вспыхивать каждый раз, когда за ужином взгляды пересекаются, и Джемма легко улыбается, вгоняя в еще большее непонимание и даже отдаленный страх. Придумайте проклятие для того, кто решил позвонить ему в четыре утра, когда он уснул только полчаса назад. Сквозь протяжный разочарованный стон он тянется к прикроватной тумбе, хватая громко вопящий телефон. — Просыпайся, Гарольд! — вопит Найл в трубку. — Георг уже в аэропорту. Гарри отбрасывает телефон куда-то на кровать и резко поднимается, выпрямляя спину, взгляд пытается сфокусироваться на желтых розах, что стоят в высокой вазе у камина. Он пару раз моргает и хватает стакан с водой уже поднимаясь на ноги и шагая в сторону ванной комнаты, попутно пытаясь выпить воду и не придавать значение жуткой головной боли, что, кажется, скоро начнет отдавать писком в ушах. Точно, он обещал встретить Георга, вредный старикашка, из-за которого теперь он должен страдать всю свою жизнь. Стоит напомнить самому себе, что не ненавидит его так, как мог бы, даже с учетом того, что именно Георг был наследником престола вместо его деда. Все это пережитки и ошибки прошлого, но то, что они испортили ему жизнь, отрицать не стоит. Кто знает, может, все могло быть куда лучше, будь он где-то десятым наследником на престол, лишь мечты. Стоит быстрее собираться, а не впадать в новые раздумия, поэтому он принимает душ и натягивает первые попавшиеся брюки и рубашку. — Здравствуй, — приветствует Гарри, как только сутулый пожилой мужичина ступает на брусчатку. — Гарольд, — улыбается мужчина, сияя своей идеально ровной вставной челюстью, и приходится натянуть улыбку пошире, чтобы не вызвать подозрения. — Сколько мы не виделись? Пять или семь лет? — Думаю, около пяти, — он жмет протянутую руку. — Как дети? — Элизабет немного капризничает из-за университета, Ден все такой же тихоня, а Перри старается не попадаться мне на глаза, — смеется мужчина, пока они уже шагают к вестибюлю. — Благодарю, что спросил. — Мы встречались с Перри в Нью-Йорке, она хорошо устроилась. — Да, она наконец нашла себя, — улыбается Георг, встречаясь с ним взглядом. — Ты выглядишь уставшим, но необыкновенно для нашей семьи счастливым. Гарри ничего не отвечает, лишь кивает и они продолжают свой путь в полной тишине, и как только пожилой мужчина, который разрушил его жизнь, захлопнул перед ним дверь, он изнеможденно выдыхает и передвигает вялыми ногами в ближайшую столовую, мечтая захлебнуться парой литров кофе. (от кого: Гарри) 05:48pm Поспал полчаса, день обещает быть впечатляющим… ххх Он сует телефон в карман, попутно делая глоток крепкого кофе и наблюдая за прислугой, которая расставляет вазы. Определенно точно стоит перестать вливать в себя бесконечное количество кофе, но как это сделать, если даже сейчас ему приходится тяжело выдохнуть, когда доносится громкий возглас Филиппа, и он действительно надеется, что не придется долго слушать, оборачиваясь и сияя широкой улыбкой.

///

Если он и считает дни до приезда Луи, то точно никогда в этом не признается, но, честно говоря, всего три дня и они встретятся, и сердце переполнено необычайно предвкушающим ожиданием и трепетом, а улыбка не контролируется, даже с учетом того, что сил почти нет. Возможно, ощущать физически жар пальцев на своем теле невозможно, когда тебя не касаются, но не стоит спорить, он действительно чувствует мягкие касания. Сегодня утром они созванивались, когда Луи возвращался с гонки, и единственной темой для разговора оказалось то, что они слишком сильно скучают. Луи без остановки лепетал о нехватки объятий по утрам, а Гарри пытался избавиться от румянца на щеках и не подавиться очередной кружкой кофе, потому что Луи упомянул сладкий вкус персикового бальзама на его пухлых губах. Это был первый раз, когда кто-то из них упоминал такие подробности, и хорошо, что это был не видео звонок, иначе парень бы точно начал смеяться с его искусанной губы, что он постоянно облизывал, пытаясь вспомнить мяту и табак. Ничего необычного в разговоре, лишь то, что Гарри на прощание бросил тихое «целую», уже начиная себя проклинать за развязанный язык, чертов Найл точно идеально им манипулирует, но, к счастью, от порыва раздумий и угнетения самого себя пришлось отвлечься выбором лент для парадного вестибюля. Изумрудная ковровая дорожка почти блестит, и он шагает по ней, засунув руки в карманы и улыбаясь. Резные золотом банкетные столики накрыты нежными оливковыми скатертями, на каждом ярусные вазы дожидаются цветов, над головой возвышаются струящиеся полупрозрачные ткани нежных пастельных тонов бежевого, переливающиеся блестками золота, идеально дополняя резные потолки с вековыми иллюстрациями и люстры с хрустальными длинными нитями. Он шумно выдыхает, озаряясь восторгом при виде сцены, обрамленной золотыми элементами и изумрудной тканью, в высоких стеклянных колбах дожидаются своего часа свечи, над сценой возвышается сложная конструкция для крепления цветов. Гарри считает, что это будет место мягкости и невинности, резко граничащее с грубой высокой триумфальной мраморной аркой позади, но, возможно он сравнивает это с величием. Величественная, грубая, с вкраплениями перламутра и темными полосами оттенения мрамора, стоит позади чего-то невесомого и мягкого, словно напоминая о контроле и месте главного. — Ты молодец, Гарольд. Доносится громкий и бесчувственный голос матери, он резко оборачивается, но встречается уже со спиной и холодно сцепленными пальцами в замок, и только бубнит слова благодарности себе под нос, возвращая внимание к сцене. Взгляд падает на трон, стоящий в этой самой арке, он хмыкает, считая это забавным совпадением, королева зашла именно тогда, когда он размышлял над величественной и знающей себе должное место, упустим момент презрения этого факта. Грязные сплетни и осуждение — плотный механизм поддержания разговора за ужином в их семье, словно банальная погода не заслужила даже пары предложений. Гарри пытается сконцентрироваться на терпкости белого вина в своем бокале, и хорошо, что его молчаливость сегодня всех устраивает. Жадные, мерзопакостные притворщики лепечут о нехватке содержания, вынуждая его залпом допить вино. Королева игнорирует, лишь монотонно кивает и подносит наколотый на вилку салат ко рту, все замолкают, а Гарри хмыкает, откидываясь на стуле и осматривая длинный стол опечалившихся гиен. Как прекрасно подбадривают нарисованные улыбки понимания и попытка перевести тему разговора, которой становится очередная сплетня, и он победно ухмыляется, следя за стекающими сладкими струйками по хрусталю бокала. Взгляд случайно падает на маленьких мальчиков, резвящихся с собакой, которая только рада крутиться на спине, свесив язык на бок, получая приятную ласку от почесывания пухнастого живота. Он мечтательно улыбается, вспоминая, как с Найлом предпочитали спрятаться в конюшне, вместо выслушивая скучных сплетен. Все меняется, каждое поколение все больше жаждет власти и требует достойного внимания, и не то чтобы это сильно огорчает, скорее наглядно показывает натуру воспитания в их «идеальной» семье. Возможно, он преувеличивает и лишь только принц Гарольд такой особенный, предпочитая искренность и открытость, но власть, конечно, бесспорно впечатляющая и монументальная привилегия по жизни, просто кто-то умеет ее доказывать и каждый раз вдохновляет на восхищение, а кто-то предпочитает одно название «голубых кровей», словно из-за этого тебе уже должны выстелить красную дорожку и облить словами благоговения, только потому что ты родился. Объективная реальность и внешняя игра актеров всегда будет поражать, но все больше люди сомневаются в искренности и воспитанности новых поколений, и это забавит его, возможно, не так, как хотелось бы, но действительно забавит понимание некоторых не вдохновившихся их такой сложной работой и такой нужной значимости в королевстве. Смешно и печально одновременно, потому что не только он рушит семью, гораздо сильнее на репутацию влияют избалованные младшие сестры и братья, которые предпочитают слишком частое употребление брани и развязанность действий в общественных местах. Но, конечно, они все не так существенны, не имеют такого долга, им все спускают с рук, когда он выслушивает за лишний выпитый бокал. Комичная жизнь, имеешь привилегии и власть, но они словно не принадлежат тебе, оставаясь нетронутым грузом на плечах грядущего долга, жаль, что он все чаще осознает его бесполезность, все больше отдавая предпочтение отказаться от всего, что имеет, лишь бы остаться в тех самых теплых объятиях без страха потери. Чертова любовь буквально бьет и разрушает возможности, но так ли это страшно на самом деле, может, хоть однажды наконец стоит прислушаться к тому, что порождает внутри такие странные, смешанные, порой пугающие, чрезмерно яркие, но такие, кажется, важные чувства. Но понимает ли хоть немного Луи, чем Гарри пожертвует, и насколько он сам готов к этому? Это чувство неясности продолжает только угнетать, словно сомневаясь в способности на понимание всей картины происходящего. Отказаться от семьи и титула — означает отказаться от всего, что есть в его жизни, абсолютно всего, до пределов того, что вернуться в монархию будет уже невозможно. Он не уверен, что эта жертва так необходима для любви, стоит ли она его разрушенной жизни, или, может, его жизнь сейчас разрушена, а с Луи все будет иначе? Есть ведь возможность на счастливое будущее без скрытности, или стоит все же взять себя в руки и принять факт вечного второго плана для любви? Это намного сложнее, чем можно представить, он ведь буквально ничего не знает о чувствах Луи, конечно, он их видит и все эти разговоры издалека, но так ли все сказочно на самом деле, может, Луи даже не хочет, чтобы он чем-то жертвовал, или наоборот? А если еще добавить к этому всему страх осуждения и озлобленность семьи, то он совершенно не понимает, что с этим делать. Бесконечные вопросы, ответы на которые он не может найти и очень сомневается, что найдет в ближайшее время, снова смахивает все на время, время-время-время, необходимо больше времени. Он допивает очередной бокал терпкого вина, бросая взгляд на скучающую Амелию, которая ковыряет вилкой десерт, размазывая по тарелке. Взгляды встречаются, и он мягко улыбается, получая в ответ печально поджатые губы. Приходится спасти ситуацию, вздергивая подбородок в сторону Филиппа, запихивающего в рот пятый или шестой огромный кусок торта, сильно хмуря брови на диалог матери и брата, и девушка озаряется широкой улыбкой, сразу опуская взгляд и пытаясь скрыть хихикание. Гарри облизывает нижнюю губу сквозь улыбку, возвращая внимание напитку в хрустале и все-таки пытается поесть салат. — Su-u-n, — тянет Луи, сияя нежной улыбкой, как только Гарри отвечает на звонок. — Привет, — улыбается он, плюхаясь на кровать животом и опирая подбородок о согнутый локоть. — Как вчерашняя гонка? — он прикусывает губу, смотря на экран, где золотистая кожа лица оттеняет блеском из-за ярких лучей солнца. — Я как обычно надрал задницу Олли, — театрально фыркает Луи, Гарри тихо смеется. — Этот идиот до последнего надеялся, что сможет меня объехать, представляешь? Он пытается не смотреть в искрящиеся голубые глаза, пока Луи продолжает лепетать о гонке, выглядя слишком впечатленным, и его лицо переливается утренними солнечными лучами, из-за широкой улыбки собрались маленькие морщинки около глаз, щетина кажется чуть длиннее, волосы обрели свой привычный сонный беспорядок, а голос слегка глубже, чем обычно, но такой же мягкий и бархатный. Взгляд падает на кусочек виднеющейся татуировки, и Гарри прикусывает губу сквозь глупую улыбку, замечая, как поднимается грудь, когда Луи резко взмахивает рукой, возбужденно и громко рассказывая о том, что Олли снова снес бампер. — Love? — улыбается Луи, и Гарри наконец выпадает из своей прострации, пару раз моргая. — Ты зависаешь, — нежно смеется он, слегка склоняя голову, из-за чего луч солнца падает на голубые глаза, делая их еще ярче. — Прости, — смущенно лепечет Гарри, не в силах оторвать взгляда от ярких глаз. — Хочу скорее завтра, — он прикусывает губу, а Луи тихо смеется, выглядя слишком солнечно для дождливого Эдинбурга. — Так сильно скучаешь по моим объятиям? — дергает бровями Луи, вынуждая Гарри наигранно фыркнуть. — или не только по объятиям? — он слегка прищуривается, сияя наглой ухмылкой. — Определенно не только по объятиям, — Гарри возмущенно цокает и закатывает глаза, но улыбка все еще не контролируется. — Я очень скучаю, Луи, и прекрасно это знаешь, — уже смеется он, замечая, как золотистая кожа щек покрывается еле заметным румянцем, но парень продолжает ухмыляться. — Я тоже скучаю, love. Все могло быть куда хуже, будь у него время на поглощение чувств трепета сердца из-за скорой встречи, но он слишком занят выдуманными проблемами родственников, весь день пытаясь объяснить идиоту Люку, что он должен танцевать с Элизабет, даже если его чертова мать против, и в конце концов несчастная девушка опускает голову и уходит из зала, а Люк просто смотрит ей вслед. Возможно, Гарри хочет взорваться и наорать на брата, но лишь выдыхает, сверля взглядом беззаботное лицо тетушки Кейт, самая мерзопакостная гиена из всех, ее яд явно может перебить не только бедную Элизабет, и он прикусывает щеку, наблюдая, как та самая замена Элизабет сияет зубастой улыбкой, становясь рядом с Люком. Гарри делает шаг назад, ловя на себе взгляд Найла, который выглядит слишком раздраженным, но Гарри игнорирует, вальяжно взмахивая пальцами вверх, давая команду оркестру. Все выглядит идеально, за исключением того, что его братья и сестры никак не могут распределиться правильно по залу, и приходится каждый раз указывать всем место и пытаться говорить спокойно, когда Филипп своими медвежачьими лапами топчет ноги хрупкой девушки. Он только шумно выдыхает, на секунду прикрывая глаза, снова слыша тихое «ах» бедной девушки и громкое шептание извинений Филиппа. Гарри просто надеется, что его брат не раздавит девушку на балу, но Найл явно не планирует переставать гоготать, и Гарри правда пытается сдержать смех, но хлопает себя по лицу и смеется, уже слыша смех остальных братьев и сестер.

///

Определенно точно он сбился со счета громких ударов сердца, когда за завтраком встретился с теплым взглядом Джеммы, пришлось сделать вид, что кофе и вафли увлекают куда больше, но все чаще замечает переглядывания сестры и Найла, пытаясь найти в этом подтекст, и жаль, что его отвлекают от расследования, наливая очередную порцию кофе. Пасмурное утро Эдинбурга и холодный ветер совсем не настраивает, но он расплывается в широкой улыбке, как только замечает Лиама, шагающего чуть позади своего отца, и Гарри видит, как трясутся руки друга и как голос слегка срывается, когда королева с ним здоровается, поэтому, как только Лиам оказывается рядом, вместо этичного рукопожатия, он притягивает друга в объятия. Лиам тихо смеется, явно обретая энергию для смелости, чтобы пожать руку принцессе и даже широко улыбнуться, показывая всю свою медвежачью мягкость. Найл даже не пытался, сразу зажал Лиама в объятия и, кажется, семья вполне одобряет их близость, будучи гораздо более увлеченными актерской игрой радостного приветствия. — Не переживай, все в порядке, — улыбается Гарри, кладя руку на спину Лиама и направляя за уже шагающей по вестибюлю семьей. — Признаться честно, я больше переживаю за свою сестру, — тихо смеется Лиам, Гарри озаряется широкой улыбкой. — Рут скоро свернет себе шею, — он вздергивает подбородок, указывая в сторону своей сестры. Гарри переводит взгляд, встречаясь со смущенной девушкой, щеки которой сразу заливаются ярким румянцем, она пытается улыбнуться, но выходит криво. Гарри бросает смешок, одаривая улыбкой в ответ, и девушка кокетливо прикусывает губу и отворачивается, стараясь догнать шагающую впереди сестру. — Эх, — театрально выдыхает Найл. — принц Гарольд влюблен в голубоглазого гонщика. Лиам и Найл бесстыдно гогочат, пока Гарри нервно оборачивается, убеждаясь, что рядом с ними никто не идет. — Заткнитесь, — тихо шепчет он, хмуря брови. — Конечно, каким-то чудом рядом с твоей спальней свободная комната, — нагло насмехается Найл. — и каким-то чудом у этих спален общая дверь, — дергает бровями он. Лиам смеется, а Гарри пытается заставить себя не думать о том, что хочет затолкать в глотку брата хоть что-нибудь, лишь бы тот заткнулся, поэтому только возмутительно фыркает и закатывает глаза, но улыбка все равно пробивается, и Найл смеется громче, привлекая к себе слишком много внимания королевской семьи. Гарри просто натягивает улыбку пошире, стараясь сбавить хмурые взгляды сестры и королевы, слегка толкая локтем Найла в бок. Стоит, кстати, разузнать, почему рядом с ним свободная спальня, потому что ее всегда занимала Джемма, но он даже не пытался думать об этом, смахивая все на случайность, но, возможно, сомнений становится больше. Во всяком случае, Луи не позволено жить на этаже королевской семьи, но, может, получится обсудить это с Джеммой, и, кажется, Найл умеет читать мысли, потому что кладет руку на его спину и наклоняется ближе к уху. — Да, спальня принцессы свободна не просто так. Считай это за первый шаг к примирению, — тихо шепчет Найл, и сразу делает шаг назад. Он зависает всего на несколько секунд, проваливаясь в выбивающую картинку сознанием, где наконец засыпает в теплых объятиях, но сразу сводит брови и резко поворачивает голову в сторону брата, но тот уже что-то лепечет смеющемуся Лиаму. Поверить в искренность сестры куда более сложнее, чем убедить себя в явном подвохе, он даже не пытается позволить себе надеяться, что каким-то чудом все подумают на чистую случайность. На этаже в буквальном смысле вся королевская семья, это будет выглядеть слишком абсурдно, даже если все поднимаются лишь для сна, предпочитая рассеяться по дворцу. Он проглатывает эти мысли, пытаясь сосредоточиться на неожиданно появившейся рядом Амелии, которая начинает разыгрывать спектакль влюбленных, демонстративно придвигаясь как можно ближе. Гарри предполагает, что Найл ужасно пошутил, но чуть позже толкает дальнюю дверь в спальне и она оказывается открытой. Медленно шагая в середину комнаты, он оглядывается на дверь, вспоминая, была ли она хоть когда-то открыта, скорее всего он даже не пытался это проверять. Во всяком случае, вся ситуация продолжает быть до абсурдности смешной. Если Джемма и решила помочь, то выглядит это нелепо и неуместно, с учетом того, что Луи будет единственным на этаже, кто не относится к королевской семье, ко всему, занимая спальню принцессы. В какой-то мере он пытается найти в этом насмешку, но глупая любовь не собирается останавливаться, заполняя все внутри трепетом понимания, что они проведут эти дни вместе. Но, так или иначе он думает, что Луи предпочтет остаться на этаже с семьей и парнями, чем находиться среди комнат детей с голубой кровью, что пропитана слишком большим количеством любопытства. Он просто старается не думать об этом, когда ведет показушную беседу с родителями Лиама за бранчем, все больше утопая в картинках сознания, где наконец касается мягких губ с привкусом табака и мяты. Возможно, он уже считает задуманное плохой идеей, поправляя плотную кожаную лямку портупеи на бедрах, что впивается в бледную кожу металлическими кольцами соединений. Он прикусывает губу, медленно заводя пальцы под розовую сетчатую ткань, подтягивая чулки чуть выше, и внимательно следит взглядом, как плотно прилегает к груди верхняя часть портупеи. Пальцы поднимаются к бедренным костям, поправляя сеточку тех самых черных трусиков с разрезом сзади, и он сильнее прикусывает губу, когда тянется за маленькой баночкой смазки, что лежит на комоде рядом с анальной пробкой с пушистым розовым помпоном. Разум явно становится туманным, как только холодная жидкость оказывается на пальцах, он облизывает влажную губу, подавляя стон мычанием, когда размазывает пальцами смазку по сжатому колечку мышц, и сознание точно не собирается помогать, выдавая картинки со всевозможными развитиями событий, по большей части более неприличные, чем можно представить. Гарри делает глубокий вдох, плотно затянутая портупея впивается в грудь, прижимаясь грубой кожей к чувствительным соскам, и он слегка выгибает спину, медленно проталкивая палец почти во всю длину. Легка дрожь проходит по телу, смешиваясь с тянущей болью, но он лишь снова облизывает губу, пару раз двигая пальцем и прикрывая глаза, утопая в очередном воспоминании горячих пальцев Луи в душе, и приходится снова подавить желанный стон, нетерпеливо добавляя еще один палец. Резкая боль посылает импульсы, отбивая стуком сердца по вискам, вновь напоминая о мягких губах на искусанной шее и властных резких движениях. Тихий стон вырывается, он жмурится и кусает губу, с силой обхватывая край комода, несколько раз двигая пальцами, вызывая новую волну дрожи по телу, пытаясь как можно быстрее привыкнуть к заполненности внутри. Времени катастрофически мало, стоит перестать мучать себя воспоминаниями, и он резко вытаскивает пальцы с шумным выдохом и шипением от тянущей боли, уже хватая анальную пробку и смазывая остатками смазки с пальцев. Он сильнее прогибает спину, облокачиваясь грудью о высокий комод, аккуратно проталкивая, как оказалось, слишком большую игрушку почти до середины, и не то, чтобы она действительно очень большая, вовсе нет, просто совсем не часто выпадает возможность на что-то подобное, поэтому не воспользоваться ситуацией для издевательств над Луи он не мог, даже если не успеет все это снять за оставшиеся пятнадцать минут до приезда всей семьи Томлинсонов. Но, если признаться честно, то он это продумал и не стоит уточнять, что это слишком грязно и пошло. Луи будет возбужден и зол — это более чем идеально, чтобы напомнить, что он всегда остается тем, кто сводит с ума, по большей части надеясь на такую же властную реакцию. Тяжелый выдох, он выпрямляет спину и шипит от сильного растяжения пробкой, сразу хватая лежащий рядом телефон, и правда пытается придать лицу спокойствие, когда подходит к большому зеркалу. Он заводит пальцы под кожаную лямку портупеи, что впивается в чувствительный сосок и слегка выгибает спину, вальяжно скрещивая ноги и осматривая себя во весь рост, прежде чем сделать фото. Длинные ноги в розовых чулках, на бедрах красуются лямки грубой черной портупеи, тонкая черная сеточка белья обводит контуры твердого возбуждения и придает лавровым листьям яркий оттенок. Бабочка перетянута плотно затянутой кожей портупеи, а изящные пальцы оттягивают одну из лямок, демонстрируя стоящий сосок. Возможно, стоило быть аккуратней и медленней, но он резко наклоняется, натягивая белые брюки и тихо стонет, когда игрушка двигается внутри, входя глубже, но он до боли кусает губу, одной рукой печатая сообщение на телефоне, а другой застегивая пуговицу на брюках. (от кого: Гарри) 16:42pm Поторопись, Луи ххх Конечно Гарри отправляет фотографию, ведь ради этого все было и задумано, не учитываем то, что он сейчас поверх всего этого уже надевает рубашку, как обычно застегивая всего на три пуговицы, и накидывает розовый кардиган, сияя самодовольной ухмылкой, и полностью игнорирует частое сердцебиение, влажные ладони и слишком огромное чувство нетерпеливости и возбуждения из-за вспыхивающих в голове неприличных картинок. (от кого: Луи) 16:45pm Принцесса, для твоей задницы это очень плохо закончится. Рядом со мной сидят сестры! Гарри старается не сильно наклоняться, пока завязывает шнурки белых кед и читает сообщение, облизывая искусанную нижнюю губу и глубоко выдыхая, пытаясь игнорировать движение пробки внутри, уже шагая к выходу из спальни. Кардиган прекрасно все прикрывает, плотная джинса свободных брюк даже не дает намека на то, что под ними, а белая рубашка слишком свободна, чтобы развидеть черную кожу портупеи, и он сияет широкой улыбкой, стоя рядом с королевой и Найлом, абсолютно игнорируя давление внутри из-за высокой посадки джинс, что фиксируют этот чертов розовый помпон, оставляя пробку слишком глубоко. Миссис Томлинсон сияет улыбкой, принимая любезные приветствия королевы, пока Гарри жмет руку дедушки Луи и улыбается, когда пожилой мужчина лепечет, что рад знакомству, и приходится прикусить щеку, прежде чем, словно ничего не чувствует, улыбнуться и кивнуть. Он целует пальцы тихо смеющейся Миссис Томлинсон и нежно улыбается троим девочкам, делающих реверанс перед королевской семьей, и как только он замечает сверлящий взгляд голубых глаз, то еле заметно дергает бровями, физически ощущая, куда смотрит Луи. — Мистер Томлинсон, — нагло ухмыляется он, когда приветственно протягивает руку Луи, который с силой обхватывает его пальцы и сжимает. — Ваше Высочество, — делает легкий поклон головой Луи, сразу отпуская его руку и делая шаг назад. Все это на грани ужасно похабного и грязного, особенно с учетом того, что сейчас рядом не только его семья, но и семья Луи, но слишком подбадривает нервный хруст костяшек пальцев, когда все шагают к парадному вестибюлю. Гарри буквально чувствует, как его прожигают взглядом и, возможно, у него самые лучшие брат и сестра, которые ловко отвлекают всех, лепеча о скором ужине, и королева даже не придает этому значения, наигранно мило щебеча с Миссис Томлинсон, уже поднимаясь по широким лестницам вестибюля. Как только он ступает на идеально белые ковролины этажа спален для приближенных к семье, его резко хватают за локоть и тянут, и он только шипит от движения внутри. — Гарольд, у тебя подозрительно странные шаги, — пытается шептать и не смеяться Найл. — Слева, четвертая комната свободна, — он сразу делает шаг назад, а Гарри на секунду оборачивается, замечая ухмылку брата. Удачный момент наступает всего через несколько минут, когда Найл демонстративно увлекает троих девочек в разговор, и Гарри сбавляет шаги, ровняясь с Луи, который продолжает сверлить его взглядом, явно не понимая всего происходящего. Бога ради, стоит приклониться перед всей этой картиной абсурда, но он вытягивает руку, останавливая идущего Луи, и уже спустя секунду хватает парня за локоть и тащит к этой чертовой четвертой двери слева, надеясь, что она действительно свободна, иначе это будет настоящая катастрофа. Замок в двери защелкивается, и Гарри даже не успевает развернуться, как его припечатывают к этой самой двери, сжимая пальцы на талии и толкаясь бедрами вперед, вырывая тяжелый выдох. — Луи, спокойней, — довольно улыбается он, слегка прогибая спину, проходясь задницей по твердому возбуждению и тихо простонав от движения игрушки внутри. — Спокойней? — обжигает дыханием бледную кожу шеи Луи. — Мне быть спокойней после того, что ты сделал, принцесса? — он резко разворачивает Гарри, уже впечатывая спиной в стену, вырывая новый тихий стон. — Покажи, — это звучало как приказ, и Гарри прикусывает губу, кладя руки на золотистую кожу шеи и притягивая к себе. — Поцелуй меня, — выдыхает он в приоткрытые губы, но Луи ухмыляется, буквально вжимаясь в него и просовывая колено между ног. — Лу, — тихо стонет он, снова прикусывая губу, очевидно, выглядя слишком нетерпеливо и жалко. Луи сжимает руки на его талии, склоняясь и мягко целуя, и Гарри готов поклясться, что мята и табак вызывают ненормальную зависимость и помутнение рассудка, потому что он слишком довольно мычит, когда Луи властно сплетает их языки, не давая малейшего шанса на необходимый кислород, и Гарри только аккуратно сжимает пальцы в золотистых прядях волос, притягивая еще ближе, углубляя поцелуй, и определенно точно портит укладку. Горячие поцелуи спускаются к линии челюсти, мягко и тягуче издевательски следуя к шее, пока он пытается просунуть руку между их телами, чтобы наконец расстегнуть рубашку. Осторожный и мокрый укус, и Гарри протяжно стонет, опрокидывая голову и распахивая рубашку, позволяя горячим пальцам впиться в бледную кожу около ребер. Луи отстраняется, сияя ужасно похабной ухмылкой, обводя взглядом грубую, плотно сидящую на теле, кожу портупеи, и дыхание явно сбивается сильнее, а частый стук сердца начинает бить по вискам, когда горячие пальцы проникают под кожаную лямку, что перетягивает бабочку. — Брюки, — хрипло шепчет Луи, слишком издевательски медленно ведя пальцы к его спине, касаясь ткани джинс. Гарри смотрит в глубокие серо-голубые глаза, отчетливо видя огоньки озорства и похоти, он выгибает спину сильнее, соприкасая их твердое возбуждение, вырывая тяжелый выдох и колкую боль на своей ягодице, когда Луи с силой сжимает кожу сквозь плотную ткань джинс. Он уже слегка тянет брюки вниз, демонстративно проводя пальцами по полоске черной мелкой сеточки белья, касаясь лавровой веточки и внимательно следя, как Луи резко опускает взгляд и снова сжимает ягодицу, вырывая громкий стон от очередного шевеления пробки внутри, и парень явно замечает его затуманенный взгляд и состояние потери в реальности, бросая самодовольный смешок. Пальцы сильнее сжимаются на грубой лямке портупеи, резко потянув вперед, и Луи склоняется к его шее, аккуратно прикусывая кожу около ключицы, пока вторая рука нежно оглаживает поясницу, проникая под плотную ткань джинс. Возможно, касания Луи влияют на него гораздо сильнее, чем можно представить, как что-то на грани потери полного контроля и отключения всех мыслей, заполняя нетерпеливым желанием быть ближе, настолько, насколько возможно. Чувствовать столько чувств сразу: от трепета сердца долгожданной встречи до почти дикого головокружительного возбуждения, что усиливает эту чертову сумасшедшую любовь и зависимость от вкуса мятного табака и жара золотистой кожи. Вынуждает все сжиматься внутри, отключает сознание, сердце бьется в несовместимом с жизнью ритме, продолжая отбивать по вискам. Перекрывает кислород, сбивая дыхание, вынуждает быть покорным, слишком ловко и умело управляет любыми попытками проявления власти, полностью блокируя и позволяя лишь громко стонать и принимать все, что дают. Он прикусывает губу, расслабляясь в крепкой хватке, и сильнее опирается спиной о стену, окончательно теряя какие-либо попытки вернуться в нормальное состояние, полностью утопая в своей неадекватной зависимости и желанных касаниях, только тихо стонет и прикрывает глаза, когда горячие пальцы снова сжимают ягодицу, но резко замирают, очевидно, случайно касаясь того самого мягкого меха розового помпона игрушки. — Принцесса? — отстраняется Луи, сильнее натягивая лямку портупеи, из-за чего она впивается в бледную кожу, вынуждая тихо всхлипнуть и открыть глаза. — Посмотри, — глубоко выдыхает Гарри, встречаясь с полными похотливого интереса серыми глазами и слегка сжимая золотистые пряди. — На мне не просто так розовый кардиган и розовые чулки. Он замечает, как резко напрягаются острые скулы. Луи нетерпеливо облизывает влажную губу, сияя довольной ухмылкой, выглядит слишком восхищенным и возбужденным, и, возможно, не только Гарри здесь сходит с ума, потому что горячие пальцы издевательски тягуче касаются оголенной кожи ягодиц, медленно спускаясь по расселине и касаясь этого чертового помпона. — Блять, — выдыхает Луи, склоняясь к его губам и оставляя мягкий поцелуй. — Этого точно не было на фото. Гарри лишь опьяненно улыбается, увлекая в мокрый поцелуй и толкаясь бедрами вперед, вырывая приглушенный стон, и он уже сам стонет в приоткрытые губы, когда пальцы надавливают на игрушку, проталкивая глубже, а затем сразу тянут обратно, пуская по телу дрожь и вынуждая поддаваться желанной грубой ласке, и он даже не замечает, что натяжение лямок портупеи пропадает, а его руки ловко убирают с почти горящей золотистой кожи шеи. Всего секунда, он успевает только рвано вздохнуть, как уже упирается взглядом в стену, а запястья крепко сжимают, впечатывая в стену над головой. Горячее дыхание обжигает кожу шеи, пульсация висков точно скоро отключит сознание, но он снова рвано вздыхает, когда брюки тянут вниз, и прохладный воздух слегка окутывает голую кожу. Легкая предвкушающая дрожь проходится по телу, и он снова стонет от грубого толчка бедер: твердое возбуждение упирается прямо в игрушку, вновь проталкивая глубже. Очевидно, Луи где-то теряет свой контроль, резко отстраняясь и хлопая по половинке ягодиц, вырывая слишком грязный и глубокий стон, и Гарри лишь покорно прогибает спину сильнее, выпячивая задницу и явно нездорово наслаждаясь колкой болью, что расходится по телу. Он слышит тяжелое дыхание и расплывается в довольной улыбке, демонстративно виляя бедрами из стороны в сторону, пытаясь показать всю свою покорность и готовность принять любые грубые и нетерпеливые действия, и определенно точно видит темные пятна перед глазами, когда чувствует, как игрушку медленно тянут, вынуждая громко простонать и поддаться желанному. — Ты же понимаешь, что в наказание придется ходить с этим, — Луи резко проталкивает пробку обратно, срывая очередной глубокий стон с губ Гарри. — до конца вечера, — заканчивает он, сжимая пальцы на его ноющих от властной хватки запястьях. Единственное, на что способен Гарри, находясь в своем неадекватном для способности говорить состоянии — только согласное угукание, и снова виляет бедрами, ожидая нового порыва грубой власти, но Луи бросает смешок, мягко сжимая кожу ягодицы. — Такой нетерпеливый, — нагло насмехается хриплый бархатный голос, и Гарри хочет завыть от нехватки, словно жизненно необходимой грубости. — Что ты хочешь, чтобы я сделал, принцесса? — Луи мучительно тягуче снова сжимает кожу ягодицы, в этот раз гораздо сильнее, посылая импульсы дрожи, и вновь вынуждает почувствовать частный стук сердца. — Попроси. Гарри глубоко сглатывает, возможно, хочет протестовать и возмущаться, но эта власть куда больше возбуждает и подначивает на покорность, буквально сводит с ума. — Пожалуйста, Луи, — хрипло выдыхает он, опираясь лбом о холодную стену. — Что именно? — Просто трахни меня этой чертовой анальной пробкой, — выдает Гарри на одном тяжелом выдохе, нетерпеливо толкаясь бедрами назад. — Пожалуйста, — почти хнычет он, не получая в ответ необходимого. — И еще разок, принцесса, — насмехается Луи, уже сжимая пальцы на бедренной кости и упираясь твердым возбуждением в его задницу. — Ты знаешь, как нужно. Гарри мучительно стонет, это точно ненормально, что его сильнее заводит это слишком самоуверенное и циничное издевательство. — Пожалуйста, Луи, трахни меня анальной пробкой. Скорее всего, звезды перед глазами точно не от его особенно громкого и протяжного стона, что режет слух, отдавая писком и пульсациями в висках, а из-за того, что игрушка растягивает пульсирующее колечко мышц, замирая самой широкой частью. Тихий и глубокий бархатный стон, что буквально отбивает по последним остаткам исчезающего самолюбия, и он насаживается обратно на игрушку, вызывая приятную тянущую боль из-за нехватки смазки. Луи явно забавляется, тягуче мучительно снова вытаскивая пробку до расширенного основания, продолжая растягивать ноющее колечко мышц, а затем сразу проталкивает обратно, каждый раз срывая все более жалобные стоны, походящие больше на отчаянные и нетерпеливые всхлипы, желая большего, но покорно принимая наглое и слишком возбуждающее издевательство, что скоро точно начнет сравнивать с насмешкой, слыша довольный хриплый смешок. Совершенно не волнует, в каком жалком и беспомощном положении он находится, ему необходимо чувствовать, как сильно Луи нравится его покорность, необходимо доказать, что не только Луи способен сводить с ума, вызывать звезды перед глазами и сбивать дыхание. Не стоит даже пытаться понять, откуда у него в состоянии потери реальности находятся силы, чтобы резко толкнуться бедрами назад, невольно снова проталкивая игрушку глубже, и глубокий стон Луи почти доводит до того, что Гарри вновь готов кончить только от грубого ответного толчка бедер. Пальцы перемещаются на бедренную кость, сжимая так сильно, что он всхлипывает и жмурится, но сразу стонет, когда влажные губы касаются шеи, оставляя мокрый и мягкий поцелуй. Луи касается губами бледной кожи шеи, вызывая мурашки и легкую дрожь. — На этом закончим, нас ждут, — он отпускает ноющие запястья, уже второй рукой застегивая пуговицу брюк, явно специально касаясь слишком твердого возбуждения, что давно оттягивает тонкую сетчатую ткань белья. Гарри тихо всхлипывает и сразу прикусывает губу. — Тише, принцесса, мы продолжим позже, — насмехается Луи, проводя подушечкой большого пальца по ткани, где влажная от смазки головка трется о тоненькую сеточку. Словно послушную куклу, его разворачивают, аккуратно опирая о стену. — Ты знал, что не кончишь сейчас, принцесса, — дергает бровями Луи, уже застегивая пуговицы чертовой рубашки. Гарри хочет вопить, возмущаться, но глубоко сглатывает и покорно кивает, вырывая очередной самодовольный смешок. Луи мягко целует, аккуратно прикусывая нижнюю губу и слегка оттягивая, нежно оглаживая талию по холодной ткани рубашки, и Гарри способен лишь на тяжелый и равный выдох, даже не в состоянии углубить поцелуй, потому что Луи уже отстраняется, выглядя чрезмерно довольным со своей кошачьей улыбкой и серыми глазами. Приходится подавить любое желание притянуть Луи обратно и умолять о продолжении, абсолютно наплевав на то, что их ждут и явно задаются вопросами о неожиданном и долгом исчезновении, но вновь рвано выдыхает, когда Луи делает шаг назад, напоследок легко сжимая ягодицу и коротко целуя. — Это должно было сработать не так, — хрипло фыркает Гарри, скрещивая руки на груди, а Луи самодовольно смеется, запуская пальцы в испорченную укладку. Бога ради, кто-нибудь, он только сейчас замечает, как чертовски сексуально выглядит этот издеватель в черном костюме. Взгляд падает на открытую грудь, где виднеется кусочек татуировки, и Гарри разочарованно стонет, прикрывая глаза и опрокидывая голову, проклиная свое сумасшедшее помешательство, несправедливо быть таким и делать такое с его слишком сильной чувствительностью. Он гулко выдыхает, поправляя твердое возбуждение в брюках под абсолютно наглый смешок, и уже резко отталкивается от стены, делая шаг к Луи и оборачивая руки вокруг шеи, почти впечатываясь в теплую грудь, чувствуя слишком много сразу: слишком сильный трепет бабочек и слишком головокружительное возбуждение, он предполагает, что это даже невозможно, и у него просто какие-то отклонения в мозгу. Луи тихо смеется, медленно заводя руки на его талию и притягивая так близко, что пространства для воздуха между их телами совершенно не остается, а Гарри может поклясться, что эти объятия вызывают чрезмерное количество комфорта, и он действительно плавится, расслабляясь в крепкой хватке рук, почти наваливаясь на Луи, который лишь вновь смеется, проводя носом по его щеке и оставляя мягкий поцелуй. Возможно, он научился мурчать или что это было, но странный звук умиротворения и нежности явно забавит Луи, потому что парень смеется громче, а Гарри льнет еще ближе, слишком довольно улыбаясь из-за приятных вибраций по телу от звонкого смеха. — Так сильно соскучился, принцесса? — насмехается Луи, нежно проводя рукой по его спине. — Разве ты не видел, как я соскучился? — слегка отстраняется Гарри, заглядывая в серо-голубые глаза, отчетливо видя нескончаемое количество нежности, не смотря на все еще пылающие огоньки возбуждения. — Я знал, что ты оценишь, — ухмыляется он, ведя пальцами по оголенной коже шеи к груди, легко касаясь виднеющиеся татуировки. Луи расплывается в довольной кошачьей ухмылке, медленно спуская руку на его ягодицу и слегка сжимая, вынуждая поддаться бедрами вперед, соприкасая их твердое возбуждение. — Ты решил начать новую игру, не отрицай, — он надавливает на игрушку, смотря прямо в изумрудные глаза. Гарри рвано вдыхает, подавляя желанный стон прикусыванием нижней губы. — Не отрицай, что ты в восторге. Луи сильнее надавливает на игрушку, и Гарри тихо стонет в приоткрытые губы, сразу склоняясь и увлекая в настойчивый поцелуй, но его настойчивость вмиг гасят хлопком по ягодице, и даже через плотную ткань брюк он чувствует, как начинает гореть кожа. Луи прикусывает припухшую алую губу, срывая у Гарри тихий отчаянный стон, перемешанный с разочарованным всхлипом, и он уже ненавидит, что они должны выйти из этой комнаты. — Я уверен, что тебя ждет семья, — ухмыляется Луи, проникая пальцами под рубашку и оглаживая его поясницу, Гарри рефлекторно слегка прогибает спину. Луи дергает бровями, склоняясь к его уху и обжигая горячим дыханием кожу щеки. — Как только закончится этот чертов ужин, я привяжу тебя к кровати и ты кончишь только от своей игрушки, — Гарри сильно прикусывает губу, жмурясь и подавляя стон от выбивающей сознанием картинки. — Клянусь, принцесса, ты будешь умолять меня. — Луи, — глубоко произносит он, когда парень отстраняется и они встречаются затуманенными от возбуждения взглядами. — Ты когда-нибудь был так сильно возбужден, что у тебя кружилась голова? Луи хрипло смеется, пару раз кивая и облизывая нижнюю губу. — Всего лишь каждый раз, когда ты рядом, — он оглаживает пальцами талию, спускаясь к низу живота и проникая под пояс брюк, касаясь тоненькой сеточки белья, и они все время не прерывают взглядов, пока Гарри пытается начать дышать и угомонить частое сердцебиение, а не просто медленно хлопать ресницами, полностью утопая в знакомом аромате и бессчетном количестве чувств. — И не только потому, что хочу тебя. У меня в самом буквальном смысле кружится от тебя голова, — он кладет вторую ладонь на его скулу, проводя большим пальцем по искусанной алой нижней губе. — От вкуса персикового бальзама на твоих губах, от взгляда изумрудных глаз, от низкого голоса, от умилительных ямочек на щеках, когда ты светишься счастливой улыбкой. Твой сладкий глубокий смех, нежность бледной кожи, даже тихое дыхание, когда спишь, и твои кудри, — он убирает руку, запуская пальцы в его кудрявые пряди, аккуратно прочесывая, вынуждая прикрыть глаза и поддаться прикосновениям. — Боже, как я обожаю твои кудри. — Прекрати, — тихо шепчет Гарри, чувствуя слишком много любви, что уже начинает колоться где-то в груди, отдавая больным импульсом в сердце, по большей части понимая, что может услышать то, на что не сможет ответить. Луи шумно выдыхает, уже аккуратно приподнимая его подборок, вынуждая снова посмотреть в глаза, встречаясь с серой дымкой и стеклянной еле виднеющейся голубизной. Гарри пытается улыбнуться, но, очевидно, выходит слишком криво и виновато, потому что Луи лишь снова выдыхает, оставляя короткий поцелуй на приоткрытых губах, задерживая касание на несколько секунд. Гарри чувствует в этом так много разочарования и недосказанности, что даже не понимает, как льнет ближе, кладя ладонь на острую скулу и углубляя поцелуй. До абсурдности глупая ситуация, если учитывать все то, что произошло пару минут назад, и все то, что на нем надето. Все выглядит чрезмерно молчаливо, но он правда старается показать, насколько вкус и запах мятного табака просачиваются под кожу, вызывают неадекватную зависимость, трепет сердца и почти дрожь по телу. Он уверен, что хмурится сквозь медленные движения губ, и даже когда языки затяжно сплетаются и руки на телах друг друга болезненно сжимаются, чтобы притянуть еще ближе, и когда наконец взгляды снова встречаются, серости почти не видно, но остается недоверчивая стеклянность. К сожалению, он не может сказать, возможно, даже пытается, но не может, и очень надеется, что Луи чувствует, какую важность занимает в его громко и часто бьющемся сердце. Кажется, Луи намного быстрее выпадает из этого порыва на чувства, чем можно представить, потому что Гарри почти давится резким и глубоким вздохом. — Давай, принцесса, передвигай своими длинными ножками, — шепчет Луи рядом с его ухом, вынуждая снова почувствовать возбуждающую дрожь по телу. — Мне очень любопытно понаблюдать за твоим безэмоциональным лицом перед семьей, пока в твоей заднице все еще будет анальная пробка. Луи сияет самодовольной ухмылкой, поправляя его кудри, пока Гарри пытается разобраться в переизбытке колкости сердца от ранее сказанных слов и нарастающем почти диком возбуждении от выдающих картинок сознанием. Он правда хочет верить, что Луи шутит, но видит слишком много похоти и нездорового интереса в серо-голубых глазах, и даже не осознает, что ему поправляют воротник рубашки, коротко целуют и резко разворачивают, подталкивая к двери. Гарри успевает только рвано выдохнуть и вновь начать тонуть в отчаянном неадекватном желании. Они расходятся в разные стороны, как только доходят до первой лестницы, и Луи с наглой ухмылкой подмигивает, прежде чем вальяжной походкой спуститься к вестибюлю, а Гарри только кусает щеку от шевеления пробки внутри, когда шагает к одной из гостиной, где получает осуждающий взгляд от матери и легкую улыбку от Джеммы, которой даже не придает значения. В отличие от Найла, его сестра хотя бы просто улыбнулась, а брат нагло и бесцеремонно пытался заглушить смех кашлем и извинялся перед королевой. Это смешно, печально, неудобно, ужасно развратно и грязно, но совершенно не стыдно, даже с учетом того, что Луи сидит слева от него и сейчас проводит кончиками пальцев по его бедру, слишком возбуждающе и горячо, при этом мило улыбается, показывая свои морщинки около искрящихся голубых глаз, притворно любезно лепеча с одной из сестер Гарри. Бога ради, это чудо, что никто все еще не заметил этого, но, по правде говоря, стоит благодарить Найла, который очень удачно сидит полубоком и воркует с Лиамом, пока сам Гарри только стискивает зубы и раздраженно тянет воздух, хватая бокал вина и делая большой глоток. Стоит приклониться перед Джеммой, которая подозрительно выбрала место рядом с Амелией, а не привычно около справа сидящего от королевы. Возможно, он уже действительно начинает верить в попытки на примирение, и вполне мог бы подумать об этом, если бы не рука на его ноге, глубоко входящая анальная пробка и перетянутое тело грубой кожей портупеи. Мог бы подумать, но сейчас все в самом буквальном смысле скручивает внутри от желания и перевозбужденный член упирается в грубую ткань брюк. Он уже ненавидит свою покорность, которая даже не смела возразить, подыгрывая чертовому издевателю, они играют совершенно не честно, абсолютно, но оправдания нет, это возбуждает. Луи постукивает подушечками пальцев по его ноге, прежде чем на секунду сжать кожу и наконец перестать мучать. Гарри выдыхает и пару раз моргает, сознание не приходит в норму даже спустя еще час, он продолжает натянуто улыбаться и ловить насмехающийся взгляд Найла, и он хочет чем-то треснуть брата по голове, когда замечает косой взгляд отца Лиама, приходится виновато проскалиться. Проходит еще минимум час, и он уже почти не замечает растяжение мышц, решая, что должен хоть немного сравнять счет, демонстративно лепеча с Найлом и Лиамом, полностью игнорируя Луи, даже когда чувствует, как легко тянут край кардигана вниз, и только довольно улыбается, лишь спустя несколько минут поворачивая голову в сторону насупившегося Луи. Гарри мягко ему улыбается, абсолютно уверенный, что парень готов прямо сейчас стянуть с него всю эту чертову одежду и отомстить, если, конечно, судить по напряженным острым скулам и раздраженно дергающимся уголком губ, явно стараясь изобразить полуулыбку, но он четко видит в серо-голубых глазах пылающие огни и влажную припухшую губу, очевидно, Луи тут сам сходит с ума. Возможно, если бы не толчок локтя в бок, то они бы так и не отвели друг от друга взглядов. Подайте Найлу в знак благодарности бутылку текилы и вишневого пирога, он сейчас спас их от холоднокровного и совершенно нечитаемого взгляда королевы. Гарри точно расцелует его, потому что уже замечает полный искреннего любопытства бегающий с него на Луи взгляд Миссис Томлинсон, и лишь легко улыбается, когда женщина озаряется такой нежной улыбкой, что внутри все расцветает и сжимается одновременно. Он готов начинать умолять свою мать скорее закончить с ужином и предоставить возможность уйти, уже почти невыносимо ловить на себе все более любопытные и изучающие взгляды братьев и сестер. К сожалению, он ничего не может сделать с тем, что Луи его смешит глупым нашептыванием, напоминая, что привяжет его к кровати, и правда старается сдерживать себя, когда горячая ладонь снова собственнически ложится на его ногу, оглаживая пальцами полоску грубой портупеи, а Луи абсолютно нагло склоняется над его ухом. — Скажи мне, что это скоро закончится. Я больше не могу смотреть на твое спокойное лицо, — тихо шепчет Луи, слегка сжимая пальцы на его ноге. Гарри глубоко сглатывает, смотря прямо в непоколебимые карие глаза матери, сидящей напротив. Он опасливо отодвигается, и Луи тут же отстраняется, еле слышно шепча извинения. — Сейчас уже почти десять, еще немного, — слишком тихо шепчет он, прислонив ладонь ко рту, но Луи точно его слышал, потому что пальцы нежно оглаживают внутреннюю часть бедра и исчезают. Наконец все поднимаются со стульев, чтобы поклониться королеве, которая только дарит полуулыбку и исчезает в длинном холле, и Гарри даже не садится обратно, задвигает стул и широко улыбается, прикладывая руку к груди и желая доброй ночи, оглядывая весь длинный стол, когда ему тоже делают поклон и улыбаются в ответ. Он касается пальцев Луи, и уже шагает к высоким дверям второго выхода, чувствуя на себе прижигающие взгляды. (от кого: Гарри) 21:54pm По холлу до конца, четвертый этаж ххх Он торопливо сует телефон обратно в карман, натянуто улыбаясь мужчинам прислуги, когда те делают поклон. Не стоит уточнять, что эта чертова пробка перестала чувствоваться внутри, это забавно и возбуждает, потому что Луи явно сейчас это исправит. Сердце стучит слишком медленно, а губы скоро начнут печь от постоянного облизывания, но он сияет бесстыдной ухмылкой, облокотившись плечом о дверь своей спальни, замечая шагающего по лестнице парня, который нервно оглядывается на прислугу, провожающую очередным любопытным взглядом. — Ты специально сказал подняться на ваш этаж? — хмурится Луи, как только оказывается рядом. Гарри облизывает нижнюю губу сквозь широкую улыбку. — Твоя спальня рядом с моей, — он вздергивает подбородок, указывая на соседнюю дверь, Луи удивленно вскидывает брови, на секунду оборачиваясь и осматривая эту самую дверь. — Если ты не против, конечно. — Предлагаешь мне четыре дня жить на этаже с королевской семьей? — насмешливо изгибает бровь Луи, и в этом четко видно панику. — Я, пожалуй, предпочту остаться на этаже со своей семьей. Гарри отказывается признавать, что в груди что-то больно колит, но понимающе кивает. — Я знаю, что это странно выглядит, — он прикусывает губу, оглядывая напряженные острые скулы. — но, может, если ты узнаешь, что в спальнях есть общая дверь, то хотя бы подумаешь? Он знает, что это звучало почти умоляюще, но совершенно не важно, ему необходимо засыпать в теплых объятиях, слишком необходимо, чтобы засунуть свою гордость подальше и даже попробовать снова. Но, кажется, это не так необходимо, потому что Луи бросает насмешливый смешок, озаряясь ухмылкой, и Гарри не теряет и секунды, толкая дверь ногой и хватая парня за руку, затаскивая в спальню, уже кладя ладонь на острую щетиной щеку и мягко целуя, пока Луи захлопывает дверь, притягивая ближе, сжимая пальцы на его талии и углубляя поцелуй. Очевидно, перевозбуждение куда сильнее, потому что настойчиво сплетает их языки, надавливая пальцами на подбородок и толкая Луи к кровати, и парень явно не ожидал нового порыва на борьбу за власть, потому что только тихо стонет ему в рот, когда Гарри толкается бедрами вперед, уже начиная стаскивать пиджак. — Принцесса, — предупреждает Луи, перехватывая его руку. Гарри мучительно хнычет, снова склоняясь для поцелуя, но Луи отстраняется и хмыкает сквозь ухмылку. — Не пытайся. Губа ноет от сильного прикусывания, он глубоко вздыхает, смотря прямо в серо-голубые глаза, все больше сверкающие похотью и забавой, и давит в себе любые попытки на отчаянное желание наконец получить то, что до сумасшествия хочет, и только кивает, отпуская сжатую в кулак черную ткань пиджака. Луи самодовольно ухмыляется и коротко целует, прежде чем разваливается на кровати, опираясь на локти, и почти пожирающим взглядом окидывает его с ног до головы, ухмыляясь так нагло и тщеславно, что Гарри хочет провалиться под землю от своей нетерпеливости, но глубоко сглатывает, покорно ожидая хоть чего-нибудь, кроме этого убивающего взгляда. Он впивается ногтями в ладони, пытаясь усмирить часто бьющееся сердце, что сбивает дыхание, но, на самом деле, дыхание сбивается от того, что Луи бесстыдно рассматривает его ноги, прежде чем поднимает затуманенный взгляд. — Раздевайся, принцесса, — ухмыляется Луи, и сердце несколько раз отбивает громким стуком в голове. Гарри пару раз глупо хлопает ресницами и рвано вздыхает, все внутри сжимается, плотно завязываясь в узел внизу живота, он злится, но задуманный и совершенно не соображающий разум решил посмеяться, бросаясь картинкой, как Луи будет жадно наблюдать, если он устроит здесь представление и, конечно, это потрясающая идея. Он расплывается в наглой ухмылке, вынуждая Луи на секунду вздернуть бровями, но парень точно принимает его задуманные правила игры, слегка двигая бедрами по простыням и предвкушающе облизывая нижнюю губу. Розовый кардан первый падает на пол, и Луи даже не отрывает взгляда от его блестящих глаз, явно чуть ли не с мерцанием северного сияния от удовольствия и блаженно расслабленного лица, пока медленно расстегивает пуговицы рубашки. Он издевается, он хочет предоставить возможность восхищаться собой, хочет убедиться, что Луи так же сходит с ума и так же нетерпелив, излишне медленно проводя пальцами по перетянутой портупеей бабочке. Грудь Луи приподнимается от глубокого вздоха, когда он стягивает рубашку, оголяя только одно плечо, а длинные изящные пальцы поднимаются по грубой лямке портупеи, касаясь чувствительного соска. Тихий стон, он облизывает влажную губу, пальцы снова касаются бабочки, обводя контуры ее крыльев, спускаясь к кубикам пресса, ритмичные и медленные, он выгибает спину, поддаваясь бедрами вперед. Гибкие и завораживающие движения бедер, медленные пальцы, блуждающие по животу и груди, глубокий стон, и рубашка наконец падает на пол. Туман и восхищение в серых глазах подбадривают так сильно, что медленный стук сердца снова посылает импульсы дрожи по телу, вынуждая поддаться желанным касаниям, снова виляя бедрами, очевидно, сводя с ума обоих. Совершенно не волнует, как развратно это выглядит, плавные движения, трепет ресниц, прикрытые глаза и влажные губы, руки с кольцами на длинных пальцах, что продолжают оглаживать бледную кожу, продолжают соблазнительно касаться ласточек на груди, продолжают вводить в состояние потери с реальностью, и все это только для Луи, только чтобы исполнить приказ хорошо. Это может казаться чем-то неадекватно зависимым, но он действительно хочет быть покорным и восхищать, заслужить мягких и властных касаний, доказать, как сильно он желает только этих властных рук, как сильно желает чувствовать жар золотистой кожи. Пальцы лениво прокрадываются под плотную ткань брюк, слегка оттягивая, расстегивая пуговицу, приспуская так, что показывается лишь тонкая полоска черной сеточки. Он слышит тяжелый вдох и сразу распахивает глаза, встречаясь с таким же потерянным в реальности взглядом: глубокий серый, напряженные острые скулы, вздымающаяся грудь от рваных вздохов и сжатая простынь, будто все скручивает внутри под этим жадным взглядом. Он тихо стонет, старясь сдерживать нетерпеливость, больно прикусывая губу и тянет брюки ниже, плавно поддаваясь бедрами вперед, снова прогибаясь в спине, утопая в картинках сознания и растворяясь в каждом новом гибком движении тела. Он оглаживает слегка выпирающие бедренные кости, перетянутые лямкой портупеи, плавно поддаваясь своим рукам, проникая под сетчатую ткань, оттягивая, демонстративно касаясь лавровой веточки. Тихий и глубокий бархатный стон, Гарри готов раствориться в этом звуке, почти как чертово издевательство, как что-то совершенно неправильное и совсем ненормальное, но этот взгляд, полный обожания, восхищения и предвкушения, вынуждает все внутри дрожать, повиноваться и продолжать представление, доставляя обоим чрезмерно много удовольствия и желания. Руки блуждают по телу, каждый раз срывая тихие стоны и сбивая дыхание, гибкость спины поражает, когда он затяжно проводит пальцами по прессу, выгибаясь и виляя бедрами, плавно и изящно стягивая брюки еще чуть ниже, касаясь твердого возбуждения, что оттягивает мягкую ткань белья. Он сдерживает стон, прикусывая губу и прикрывая глаза, проводя пальцами по всей длине, задерживаясь на рефлекторно дернувшейся головки члена, излишне медленно обводя подушечкой большого пальца. Глухой стук сердца бьет по вискам, тяжелый вдох, затуманенные возбуждением взгляды встречаются, он облизывает губу, расплываясь в самодовольной ухмылке, замечая, насколько сильно напряжен Луи, насколько сильно побелели костяшки пальцев от хватки, насколько тяжелое дыхание, насколько пересохли мягкие губы и насколько медленно трепещут ресницы. Брюки остаются лежать на холодном паркете позади, когда он, затаив дыхание, делает шаг вперед, нервно проводя ладонями от бедренных костей до бедер, перетянутых очередными полосами портупеи, хватаясь пальцами за грубую кожу и подтягивая чуть выше. Луи размыкает губы, впиваясь полным похотливого огня взглядом в его ноги, словно завороженно спускаясь взглядом ниже, а затем возвращаясь к бедрам. Гарри рвано вздыхает, делая еще один шаг, и Луи приглашающе слегка разводит ноги, позволяя приблизиться. Пальцы отпускают грубую кожу, он слегка склоняется, выгибая спину и проникая под сетчатую розовую ткань, чулки сползают, показывая татуировку тигра, пока он издевательски тягуче оглаживает внутреннюю часть бедра, тихо простонав и рефлекторно поддаваясь своим рукам. Нуждается в касаниях с горящей золотистой кожей, и совершенно не понимает, как почти скулит, склонясь над парнем, опирая колено о кровать и кладя руки на теплую грудь, прогибаясь так сильно, что почти ложится на Луи. Влажные губы касаются золотистой кожи шеи, вырывая тяжелый выдох, он спускается мягкими поцелуями к виднеющейся ключице, аккуратно и с опаской прикусывая кожу, срывая с губ Луи высокий стон. Гарри улыбается, оттягивая ворот черной рубашки, усыпая поцелуями кусочек татуировки на груди, виляя бедрами и жалобно простонав, почти умоляя о касаниях, но Луи, кажется, совершенно не поддается, только сильнее сжимает простынь в кулак, и Гарри готов выть, поднимаясь поцелуями к острым скулам, осторожно прикусывая горящую кожу. Губы соединяются в тягучем поцелуе, жарком, желанном, полном чувства этой сумасшедшей зависимости, срывая у обоих тихие стоны. Языки сплетаются так же медленно, почти иронично, словно насмехаясь над его отчаянным желанием быть ближе. Он хочет требовать нужных касаний, но глубоко сглатывает и слегка отстраняется, встречаясь взглядом с серыми глазами. Луи ухмыляется, облизывая нижнюю губу, выглядит слишком довольно и властно, явно понимая, какую реакцию вызывает. Легкая дрожь проходится по телу, импульсами покалывая где-то в груди, он тихо стонет, в надежде поддаваясь бедрами вперед, касаясь голой грудью грубой ткани черного пиджака, и может поклясться, что начнет умолять, если сейчас не почувствует желанных касания горячих рук хоть где-нибудь. — Поднимайся, — хрипло, в приказном тоне, звучит бархатный голос, отзываясь эхом в его голове, звуча на несколько октав выше. Гарри жалобно хнычет, больно прикусывая ноющую алую губу и покорно отстраняется, оставляя колено между разведенных ног. Луи поддается вперед, выпрямляя спину, обводя его ноги и бедра жадным взглядом, Гарри дрожит только от этого взгляда, чувствуя как все внутри снова скручивается, наполняя почти диким желанием, предвкушением и нетерпением, слишком сильно нуждаясь в касаниях. Он глубоко сглатывает, прикрывая глаза и опрокидывая голову, когда наконец чувствует горячие пальцы, что еле касаются подушечками, оглаживая колено, и медленно поднимаются к внутренней части бедра, слегка сжимая, срывая у Гарри глубокий хриплый стон. Невесомое касание мягких губ около бедренной кости, и он почти задыхается, когда пальцы мучительно начинают блуждать по его ноге. Луи целует его живот, мягко и аккуратно прикусывая бледную кожу, и Гарри утопает в своих же тихих стонах, плавно поддаваясь рукам и медленно виляя бедрами, в самом буквальном смысле выпадая из реальности, слыша только частый стук своего сердца. Тяжелый и рваный выдох, он распахивает глаза и облизывает пересохшие губы, следя взглядом, как рука поднимается выше, оглаживает ягодицу, и громкий стон вырывается, когда пальцы с силой сжимают кожу, вынуждая поддаться бедрами вперед. Луи прикусывает кожу на бедренной кости, второй рукой проникая под лямки портупеи, с силой тянет на себя, и Гарри лишь снова рвано вздыхает, усаживаясь на колени к Луи, широко разводя ноги и простонав от двигающейся игрушки внутри. Луи сияет самой похабной и озорной ухмылкой, властно проводя руками по его ногам, пока Гарри глубоко сглатывает, кладя руки на теплую грудь. — Пожалуйста, сними, я хочу тебя чувствовать, — разбито и хрипло шепчет он, смотря в глубокие серые глаза. — Я думал, что тебе нравится мой костюм, — насмехается Луи, скользя руками по его ногам выше, укладывая на ягодицах. — Для начала я сделаю то, что пообещал, — ухмыляется он, с силой сжимая кожу, вынуждая поддаться бедрами вперед и срывая с искусанных алых губ громкий стон. Горячие влажные губы покрывают шею поцелуями, каждый раз аккуратно прикусывая кожу, а затем вновь мягко целуя. Дыхание снова сбивается, а бедра поддаются каждому легкому сжиманию кожи, вырывая тихие блаженные стоны. Властные руки оглаживают ягодицы, поднимаются к пояснице, очерчивают напряженные мышцы спины, пока он нетерпеливо льнет к каждому прикосновению, утопая в желанной ласке, наслаждаясь, позволяя укусам на шее стать грубее и чувственней. Не стоит уточнять, что сознание полностью отключается, растворяясь в глубоких и жадных поцелуях, вынуждает слышать лишь стук сердца и впитывать в себя вкус и аромат мятного табака, расслабиться в крепкой хватке, чувствовать только головокружительное возбуждение, когда они встречаются взглядами, полными обожания, и снова тянутся друг к другу, затяжно сплетая языки и сжимая руки, притягивая ближе. Он даже не понимает, как резко Луи подхватывает его за бедра, укладывая на спину, и только выдыхает, рефлекторно обвивая руками шею, позволяя Луи нависнуть сверху, властно раздвигая его ноги. Руки спускаются по бедрам, оглаживая медленно, почти обжигая, поднимаются к бедренным костям, надавливая и сжимая кожу. Луи склоняется к его шее, впиваясь зубами в ключицу, засасывая кожу, вырывая громкий протяжный стон, вынуждая выгнуть спину, касаясь теплой груди. Он сжимает пальцы в золотистых прядях, поддаваясь бедрами вперед, когда лямку портупеи оттягивают, и горячий язык касается чувствительного соска, и стонет так хрипло и жалко, хнычет и выгибается сильнее, поддаваясь ласке, но Луи явно издевается, оглаживая его талию, легко прикусывая и целуя кожу рядом с левой ласточкой, спускается укусами и мягкими поцелуями к бабочке, оглаживая ее крыло большим пальцем, касается языком кубиков пресса. Обжигает, вынуждает глубоко стонать и нетерпеливо двигать бедрами по простыням, поглощает в мучениях и отчаянных попытках сдерживать порывы начинать умолять, и он вспоминает, что Луи обещал, что придется умолять и отчаянно всхлипывает, вцепляясь в грубую ткань чертового пиджака. — Луи, — глубоко стонет он, опрокидывая голову и прикрывая глаза от очередного мягкого укуса на бедренной кости. — Что, принцесса? — отстраняется Луи, облизывая нижнюю губу сквозь самодовольную и дерзкую ухмылку. — Сними этот чертов костюм, — отчаянно хнычет Гарри, сжимая ткань пиджака в кулак. — Пожалуйста. Луи нагло ухмыляется, проникая пальцами под перетягивающие бедра лямки портупеи, натягивая так сильно, что Гарри всхлипывает и жмурится, снова выгибаясь и рвано вздыхая. Всего секунда, как он стонет громко и глубоко, отчаянно поддаваясь бедрами вперед, когда горячие губы касаются внутренней части бедра, а затем мягкий укус, и он сжимает в кулак простыни, чувствуя слишком частую колкость сердцебиения в груди. Горячий язык обводит лавровую веточку по сетчатой ткани белья, слегка царапая нежную бледную кожу щетиной, и Гарри готов начинать умолять, но стискивает зубы и жалко хнычет, до боли кусая щеку и поддаваясь ужасно циничному и сводящему с ума издевательству. Гордыня плотно застревает где-то в горле, он продолжает отчаянно стонать, поддаваться ласке, выгибать спину, вжиматься в простыни и двигать бедрами навстречу властным рукам, утопать в мучениях горячих губ и языка, что продолжают терзать его тело, нагло и самонадеянно, ожидая, когда он наконец сдастся, с каждым разом замедляясь еще сильнее, так, что он уже сквозь стоны всхлипывает и жмурится. Неожиданно и резко его ногу сгибают в колене, горячие пальцы сжимают бледную кожу ягодицы, издевательски касаясь этой чертовой игрушки, которая уже почти не чувствуется, и жаль, что он так думал, потому что стонет чувственно громко, почти гортанно, когда игрушку тянут, растягивая сжатое колечко мышц широким основанием. Дыхание резко сбивается, и он только размыкает ноющие от терзания зубов алые губы, сжимая в кулак простыни, теряя какие-либо попытки на протест, насаживаясь на игрушку и всхлипывая от нехватки смазки, посылая импульсы дрожи тянущей боли по всему телу. — Пожалуйста, Луи, — тихо шепчет он. — Пожалуйста. — Принцесса, все в порядке? — отстраняется Луи, Гарри выдыхает и распахивает затуманенные глаза, встречаясь с огоньками насмешки и похоти в густом сером взгляде. — Я думаю, что ты как раз в том состоянии, чтобы начать следующий этап, да? — вскидывает брови он, аккуратно сжимая пальцы на татуировке тигра. — Как думаешь, твои шелковые шарфики подойду для связывания? Он жалко всхлипывает сквозь глубокий стон, хватаясь за простыни, очевидно, до побеления костяшек, а Луи лишь бросает самодовольный смешок, резко отстраняясь. Гарри распахивает глаза, когда парень уже исчезает за одной из дверей спальни, словно бросая, и резко чувствует холод, отчаянно касаясь своих бедер, проклиная свою неадекватную зависимость от жара золотистой кожи. Прикусывает губу и жмурится, пытаясь выровнять дыхание и наконец угомонить частый стук сердца, уже будучи уверенным, что скоро начнет гудеть голова. — Как тебе эти? — театрально хмурится Луи, рассматривая ткани в своих руках. — Все розовые, принцесса, — дергает бровями он, нагло улыбаясь. — Это косынки, — изнеможденно выдыхает Гарри, проводя ладонью по лицу. — Что? — поднимает взгляд Луи. — Косынки, — вторит он, приподнимая бедра и двигаясь к изголовью кровати. — Ты взял косынки, а не платки. Луи осуждающе фыркает, бросая розовые косынки на кровать и стягивая с себя пиджак. — Косынки, отлично, — ухмыляется он, расстегивая манжеты черной рубашки. — Надеюсь, ты подготовился лучше, и у нас есть смазка? — он подтягивает рукава рубашки до локтей, поднимая блестящий озорством и интересом взгляд. Гарри глубоко сглатывает, медленно вытягивая руку, указывая на правую прикроватную тумбу. Луи бросает смешок, делая несколько шагов к кровати и хватая эти чертовы косынки, и Гарри чувствует резкую предвкушающую дрожь по телу, глубоко вздыхая, следя взглядом, как парень демонстративно растягивает ткань, очевидно, пытаясь понять, насколько все это подходит для его издевательств над принцем. Абсолютно плевать, что в руках Луи чертовы косынки из лимитированных коллекций, что достались после показов, абсолютно плевать, что, скорее всего, шелк может растянуться и абсолютно плевать, что покорно вытягивает руку, как только Луи подходит ближе. — Знаешь, я тут подумал, — слишком задумчиво размышляет Луи, аккуратно оборачивая вокруг его запястья мягкую шелковую ткань. — Это чем-то напоминает БДСМ? — он бросает на него обеспокоенный взгляд. — Ты ведь знаешь, что можешь мне сказать остановиться? — Я не хочу останавливаться, — выдыхает Гарри, обводя взглядом свое запястье. — и это слабо похоже на БДСМ, — Луи вопросительно изгибает бровь, резко потянув его за запястье к изголовью кровати, вынуждая улыбнуться на реакцию. — Если только немного, — хрипло смеется он, когда слегка дергает рукой и понимает, насколько сильно привязан к деревянному изголовью кровати. — Только немного, — ухмыляется Луи, резко перекидывая через него ногу и усаживаясь на бедра, вырывая тихий стон. Гарри прикусывает губу, наблюдая, как второе запястье уже оборачивают шелком. — Только немного, принцесса, но ты сегодня будешь умолять, — он резко тянет его руку вверх, а Гарри снова тихо стонет от трения на своем члене. Если подумать, то действительно более чем может напоминать БДСМ, но это Луи, и он склоняется к его губам, целуя мягко и аккуратно, оглаживая талию и грудь, наполняет все внутри нежностью и уверенностью. Нависает сверху, дьявольски серьезный, смотрит в изумрудные глаза, словно пытаясь понять что-то, и если бы Гарри был в состоянии на что-либо, кроме дрожи и стонов, то мог бы спросить, но лишь терзает зубами несчастную губу, обводя взглядом невыносимо красивое лицо, задерживая взгляд на острых напряженных скулах. Луи как чертово произведение искусства, со своей золотой кожей, такой горячей, что при каждом касании жар проникает под кожу, жжется и мучает, напоминает насколько сильно он нуждается в этом, насколько сильно и глубоко заполняет все желанием чувствовать только эти руки на себе, только знакомый запах мяты и табака, когда Луи вновь склоняется к его шее, прикусывая бледную кожу, только эти мягкие и осторожные губы, покрывающие нежными поцелуями его грудь, только этот взгляд, жадный и нетерпеливый, но такой же глубокий, с бесконечным обожанием и заботой. Гарри тихо всхлипывает, когда горячие руки исчезают с его тела, распахивая глаза и замечая еще одну повязку в руках Луи. Он глубоко сглатывает, прикрывая глаза и расслабляясь на мягких подушках, умоляюще-отчаянный стон срывается с губ, и это явно принимают за согласие, он только рвано вздыхает, чувствуя скольжение прохладной ткани, которая накрывает его глаза, погружая все в темноту. Горячие руки медленно спускаются с талии на бедренные кости, слегка надавливая и оглаживая, вынуждая глубоко вздохнуть, втягивая живот, задерживая и без этого сбитое дыхание. Ноги резко сгибают в коленях, раздвигая так широко, что он чувствует, как тянутся мышцы, но выдыхает, стараясь расслабиться. Мягкие поцелуи и легкие покусывания вновь начинают терзать кожу внутренней части бедер, и Гарри жалко стонет, нетерпеливо двигая бедрами по простыням, царапая ногтями ладони и выгибаясь в спине навстречу властным рукам, оглаживающих его ягодицы и ноги. Он чувствует, как прогибается рядом матрас и хлопает дверца тумбы, зубы впиваются в несчастную губу, возможно, она скоро начнет кровоточить, но это совершенно не важно, потому что горячие руки возвращаются к его бедрам, оглаживая медленно, спускаясь к ягодицам и слегка разводя в стороны, срывая громкий стон от шевеления четровой пробки внутри. Он вздрагивает и почти скулит, когда чувствует прохладу от смазки на пальцах, что издевательски обводят сжатое колечко мышц, поддаваясь бедрами вперед и выгибая спину, позволяя второй руке властно обхватить ягодицу и притянуть ближе. Подушка рядом с головой прогибается от тяжести руки, Луи нависает сверху, обжигая тяжелым дыханием его кожу шеи, продолжая нежно оглаживать колечко мышц вокруг игрушки, слегка надавливая и вырывая слишком глубокий и грязный стон. — Принцесса, ты такой чертовски красивый, — шепчет Луи, царапая нежную кожу шеи щетиной. — и наверняка слишком узкий, даже с этой пробкой внутри, — Гарри снова глубоко стонет, выгибаясь в спине, и невольно дергает руками, уже всхлипывая от тянущей боли в запястьях. — Как думаешь, долго сможешь продержаться с пробкой и моими пальцами внутри? Сладкий бархатный голос словно пробирается под кожу, в каждую чертову нервную клетку, издевается и смеется над его чувствительностью, ему кажется, что он может кончить только от одной картинки перед глазами, что выбивает сознание-предатель, и почти умоляюще всхлипывает, поворачивая голову и утыкаясь носом в щеку Луи. — Тише, принцесса, тебе нужно попросить, — горячо выдыхает он рядом с его ухом, снова аккуратно надавливая на сжатое колечко мышц. — или попробуем сделать так, чтобы ты не мог кончить, — он замолкает, оставляя короткий поцелуй на его щеке. — полчаса? Час? — Гарри выгибает спину и всхлипывает, соприкасая их твердое возбуждение. Луи сильнее надавливает пальцем, и Гарри уже в надежде задерживает дыхание и поддается бедрами вперед. — Ну же, поговори со мной. — Пожалуйста, Луи, — единственное, что выдавливает из себя Гарри, отчаянно дергая руками и снова выгибаясь. — Что именно, принцесса? — Луи обводит пальцем игрушку, а затем слегка тянет, вырывая у Гарри настолько громкий и жалобный стон, что он может сгореть от стыда и нетерпения. Тяжелое и горячее дыхание продолжает обжигать кожу, но Гарри действительно не может говорить, кусает губу и дрожит так сильно, что Луи бросает самодовольный смешок. — Однажды ты сказал, что меня не хватит и на пятнадцать минут, — Гарри буквально может видеть эту наглую ухмылку, будучи с чертовой косынкой на глазах. — так вот я даю тебе максимум десять, — он резко проталкивает палец до первой фаланги, срывая с губ Гарри еще более жалкий стон, перемешанный с отчаянным всхлипыванием. Он выгибает спину настолько сильно, что чувствует, как покалывает в пояснице, легкая тянущая боль словно расползается по всему телу, отбивая по тяжелой затуманенной голове, а грубая портупея впивается в кожу груди и живота. Луи выдыхает в его щеку, в самом буквальном смысле обводя пальцем игрушку внутри, растягивая и посылая дрожь по телу, срывая такие громкие и грязные стоны, что он точно сорвет голос. Гарри умоляюще всхлипывает и пытается вильнуть бедрами навстречу, но Луи всем телом вжимает его в простыни, проталкивая палец глубже, прямо под чертовой игрушкой, он может чувствовать, как тонкое основание пробки упирается в узкие стенки, а затем резкий толчок, палец входит до самого основания, а игрушка упирается прямо в нужный комочек нервов. Гарри вздрагивает, стонет хрипло и глубоко, пытается сделать рваный вздох и расслабиться, но чувствует расплывающуюся довольную ухмылку Луи и снова всхлипывает от своей беспомощности и ужасно твердого возбуждения. — Уверен, что не хочешь поговорить? — выдыхает Луи в его щеку. Гарри хочет поговорить, слишком сильно хочет, но совершенно не может себя заставить связать и пары слов, не то что сказать то, что требует властный бархатный голос. Мозг отказывается работать, выдавая только ошибки и красный цвет, а сознание давно отключилось от реальности, посылая ужасно похабное желание кончить с пальцами Луи и чертовой анальной пробкой внутри. Он уже готов умолять со слезами, чтобы наконец получить разрядку, возбуждение не просто головокружительное, а давит с колющей болью, скручивает все внутренние органы в узел, выжимает и жжется только от ощущения пальца внутри, но лишь мычит, совершенно не понятно — от удовольствия или отрицания, но это явно принимают как отказ. — Ладно, принцесса, тогда я ставлю на пять минут. Луи резко отстраняется, и Гарри тихо скулит от потери необходимого жара, но сразу поддается бедрами навстречу и громко стонет, чувствуя, как палец медленно выходит, не желая терять необходимую заполненность. Всего пару секунд и рваный выдох, как он выгибается, потянув ноющие запястья, посылая тянущую боль по всему телу, два пальца издевательски медленно проникают внутрь, растягивая пульсирующее колечко мышц, подталкивают эту чертову игрушку войти глубже и снова упереться в комочек нервов, и он может поклясться, что мерцание звезд перед глазами — не шутка его воображения. Он рефлекторно пытается свести ноги, но Луи почти рычит, с силой обхватывая его колено, буквально вжимая в простыни, срывая с губ Гарри дрожащий громкий стон. — Всегда хотел проверить твою растяжку, — насмехается Луи, просовывая руку под лямки портупеи, с силой сжимая кожу бедра и вдавливая в простыни, определенно точно оставляя синяки на бледной коже. — Так часто представлял, как ты будешь выглядеть настолько разбито, — он медленно проталкивает пальцы до самого основания, вынуждая жалобно стонать, кусать несчастную губу и все внутри больно скручиваться от желания. — Стонешь так глубоко и болезненно, умоляюще поддаешься каждому моему касанию, — он вытаскивает пальцы всего до середины, а затем снова толкает обратно, надавливая на игрушку, что проходится основанием четко по комочку чувственных нервов, срывая новый грязный стон. — Извиваешься подо мной, просишь больше, виляя свой подкаченной задницей. Луи вновь вытаскивает пальцы, только в этот раз почти полностью и толкает обратно так резко, что эта чертова пробка слишком сильно проходится по простате, и все тело дрожит, а спина снова рефлекторно прогибается. Гарри жалко всхлипывает, впиваясь ногтями в ладони, почти не веря в реальность происходящего издевательства, растворяясь в своих дрожащих стонах, когда пальцы наконец начинают набирать темп, двигаясь глубоко и медленно, каждый раз вынуждая основание игрушки упираться в комочек нервов. — Только попроси, принцесса, и ты кончишь так быстро и хорошо, что запомнишь на всю жизнь, — издевательски сладко лепечет Луи. Он правда больше не может терпеть, извиваясь по скомканным простыням, прогибаясь и поддаваясь бедрами каждому толчку пальцев, стонет глубоко и чрезмерно громко, дрожит всем телом, видит эти чертовы звезды перед глазами, и чувствует слишком сильное давление внизу живота от твердого возбуждения, что болезненно трется о влажное белье из-за смазки перевозбужденного члена. — Луи, — отчаянно стонет он, вновь насаживаясь на пальцы. — Пожалуйста. — Уточняй, принцесса, — насмехается бархатный голос, словно звенящий у него в голове. — Пожалуйста, Луи, — выгибает спину Гарри, опрокидывая голову и глубоко сглатывая. — Пожалуйста, я очень хочу кончить. — Как легко, не правда ли? — Луи снова нависает сверху, упираясь рукой в подушку рядом с его головой. — Ставлю на то, что ты кончишь только от пяти резких толчков моих пальцев. Если бы были силы считать, то он бы действительно начал это делать, но грубые и резкие толчки вынуждают только рвано хватать воздух между громкими и хриплыми стонами, и он совершенно не хочет думать, насколько быстро кончает, выгибаясь и дергая руки, натягивая шелковую ткань так сильно, что слышит треск. Горячая и вязкая сперма моментально впитывается в сетчатую ткань белья, противно растекаясь, член пульсирует от оргазма, больно натирая головку о ткань, и он расслабляется, словно расплываясь по белым простыням, обессиленно всхлипывая и опрокидывая голову на мягкие подушки, и сердце точно бьется в несовместимом с жизнью ритмом, а виски продолжают отбивать его тяжелое дыхание. Гарри облизывает пересохшие губы, чувствуя, как пальцы покидают ноющее колечко мышц, и способен только на возмутительное шипение, но все равно болезненно хрипло и тихо хнычет, когда Луи вытаскивает игрушку, вынуждая чувствовать уже непривычную пустоту. Прохладная ткань, что спасала от выступающего холодного пота, медленно покидает, он хмурится и пару раз моргает, пытаясь привыкнуть к яркому свету в спальне, совершенно позабыв, что не выключил его. Мысль о том, что он был в таком положении и выглядел таким разбитым и нуждающемся при свете, вгоняет в легкую краску, он тихо стонет и прикусывает губу, слыша самодовольный смешок. Луи все еще нависает сверху, вжимая в простыни, и Гарри совершенно не горит желанием сейчас встречаться с ним взглядом, но мягкий поцелуй в уголок губ вызывает тихое довольное мычание, и он слегка поворачивает голову, соединяя их губы в ленивом поцелуе, сквозь который Луи улыбается, явно чрезмерно цинично, и появляется желание его чем-то треснуть или хотя бы отстраниться и начать возмущаться, но руки все еще привязаны к изголовью кровати, запястья болезненно ноют, где-то в пояснице колит и, на самом деле, на это нет никаких сил. — Луи, — хрипло выдыхает он в приоткрытые губы. — ты собираешься меня отвязать? — но парень лишь тихо и самодовольно смеется, а Гарри наконец распахивает глаза и неодобрительно хмурится, встречаясь взглядом с глубокими серо-голубыми глазами. — Уф-ф, — тянет Луи, сквозь дерзкую и тщеславную ухмылку. — Твои чудесные изумрудные глазки так блестят, принцесса, — Гарри хрипло фыркает и отводит взгляд, пытаясь дернуть рукой, но снова чувствует болезненное трение и шипит, а Луи лишь смеется, коротко целуя его в щеку. — Ты такой капризный, не помешало бы оставить тебя связанным, — отстраняется он, хватая его за запястье и резко дергает. Несчастная шелковая косынка не выдерживает и трескается, разнося противный звук в голове эхом. Луи нежно оглаживает его запястье, снимая кусок оторванной ткани, пока в голову Гарри медленно доходит осознание случившегося. — Ты что, — он замолкает и хмурится, встречаясь с озорством и насмешкой в серо-голубых глазах. — ты только что порвал косынку из лимитированной коллекции, — он звучит обессиленно и почти невпечатленно, и если бы были хоть какие-то силы, то, возможно, это могло расстроить, но он только тяжело выдыхает и жмурится от треска уже другой косынки, и может быть позже убьет Луи за это. Гарри тихо хнычет, когда запястье второй руки нежно оглаживают, разминая затекшие мышцы, и он может поклясться, что его сердце уничтожат эти дурацкие бабочки, потому что Луи целует его пальцы и ноющее запястье, посылая слишком много теплоты и заботы. — Дай мне пару минут, — тяжело выдыхает Гарри. — Пару минут, Луи. — Пару минут? — с насмешкой звучит хриплый бархатный голос. — Ты готов на второй заход, принцесса? Гарри возмутительно фыркает, а Луи наконец скатывается с него, буквально разваливаясь рядом, и он отчетливо слышит, как расстегивается молния брюк, даже с учетом его тяжелой и не соображающей головы, но сейчас хватает сил только на то, чтобы накрыть рукой выпирающее твердое возбуждение через тонкое белье, вырывая у Луи тяжелый выдох. — Я же сказал, — он слегка сжимает пальцы на члене и чувствует, как Луи напрягается, очевидно, сдерживая стон. — Тебя точно надо было оставить связанным, — хрипло фыркает Луи. — Но я не против, если твой рот в этот раз поработает так же хорошо. Гарри чувствует эту наглую ухмылку, и это подбадривает слишком сильно, когда до него доходит, что Луи не рассчитывает на что-то больше, и он не уверен, хорошо это или плохо, но находит в себе силы подняться и перекинуть ногу через бедра Луи, усаживаясь задницей прямо на слишком твердое возбуждение. Он замечает, как парень глубоко сглатывает, медленно заводя пальцы под лямки портупеи на его бедрах, аккуратно натягивая. Гарри проводит рукой по теплой груди, вынуждая сделать тяжелый вдох, он медленно расстегивает две верхние пуговицы рубашки, сразу склоняясь и целуя золотистую кожу, покрытую татуировкой. Лямки портупеи натягиваются чуть сильнее и он поддается бедрами вперед, проходясь задницей по твердому члену, срывая с губ Луи высокий стон, что словно проникает под кожу, расплываясь по всему телу мелкой дрожью, оседает так глубоко, что он буквально может чувствовать, как все внутри снова болезненно сжимается. Он резко выпрямляет спину, опираясь руками в грудь Луи, излишне медленно двигаясь на твердом возбуждении, опрокидывая голову и громко простонав, и всего один рваный вздох, как он слышит раздраженное шипение, и Луи обхватывает его ягодицы и выпрямляет спину, впиваясь зубами в бледную кожу шеи. Он выгибает спину и вцепляется пальцами в плечи, снова двигая бедрами по твердому возбуждению, и Луи стонет в его шею сквозь очередной укус. Гарри физически чувствует, как этот бархатный голос дрожью проходится по телу, сжимая и обжигая, и он слишком долго представлял, как наконец почувствует Луи в себе, чтобы сдерживаться в любых словах, и правда не собирается жалеть. Это как чертово сумасшествие, зависимость, хочет чувствовать полную и тянущую заполненность, чтобы остались синяки на бедрах, когда он будет хрипло стонать и глубоко насаживаться, почти отчаянно и до дрожи, чтобы Луи наконец понял, как он нуждается. Слишком сильно нуждается в его касаниях, в его поцелуях, в его объятиях, в его бархатном голосе, в его вспышках яркой синевы, только его. Чувствовать всего и везде, глубоко и грубо, расслабиться в его властных руках, позволить трахать так жестко и быстро, что будет способен лишь покорно прогибаться, поддаваться рукам и стонать его имя. Утопать в каждом высоком бархатном стоне, чувствовать жар золотистой кожи, показать, насколько сильное желание быть ближе, насколько сильно хочет доставить удовольствие, насколько сильно чувствует все грани этой чертовой любви. — Я так хочу тебя, — стонет он, прижимаясь всем телом к Луи. — так сильно хочу тебя внутри. Пальцы на его ягодицах слабо сжимаются, Луи упирается лбом в его плечо и тихо стонет. — Пожалуйста, прекрати, — руки скользят к его спине, вжимая в грудь так сильно, что он не может нормально вдохнуть. — это, блять, не ебанная шутка, Гарри. Он отказывается признавать, что его имя звучало слишком болезненно, даже не может вспомнить, называл ли его Луи когда-то по имени, и где-то в груди больно колит, словно доходит осознание сказанного. Готов проклинать свою слабохарактерность, он должен сказать, что здесь нет никаких игр, что это его чувства, бесконечные и необъятные, и все принадлежат только Луи. Все внутри словно горит и покрывается холодом одновременно, он упирается руками в теплую грудь, вынуждая Луи слегка отстраниться, но руки на его спине все так же болезненно сильно держат, аккуратно сжимая кожу. Луи дышит тяжело и даже не открывает глаза, и Гарри сглатывает всю колкость в груди, соединяя губы в мягком поцелуе, легко и ненастойчиво проникая в рот и сплетая языки, и это чувствуется иначе, болезненно и глубоко, где-то на грани того, что он сильно жмурится, запуская пальцы обеих рук в золотистые волосы, оттягивая пряди, вырывая у Луи слишком чувственный стон и вынуждая опрокинуть голову. Гарри целует острые скулы, спускаясь к шее, мягко и аккуратно прикусывая золотистую кожу, и дерзость Луи явно куда-то исчезает, он расслабляется, тяжело выдыхая и позволяя медленно двигаться бедрами на твердом возбуждении. Гарри мягко массирует кожу головы, пропуская золотистые прядки сквозь пальцы, покрывает горящую кожу шеи нежными поцелуями, вырывая тихие стоны. Ресницы медленно трепещут, Луи выглядит необыкновенно мягким и почти разбитым, потерянным в реальности, и Гарри явно не выдерживает, обхватывая одной рукой колкую щетиной щеку, покрывая беспорядочными поцелуями расслабленное лицо, стараясь показать всю свою чертову любовь, чувствуя так много сразу: больно бьющее сердце, сильную дрожь, давящие писком в ушах виски, болезненное скручивание всех внутренностей, и такое отчаянное желание доказать свои чувства. Доказать, как сильно он чувствует, как глубоко в его сердце этот аромат и вкус мятного табака и сладкой клубники, как глубоко проникает жар золотистой кожи, как он любит. — Всего один вопрос, — словно обессиленно выдыхает Луи. — Что это будет значить? Они встречаются взглядами, и Гарри видит так много боли в этих серых глазах, все из-за его недосказанности, и сердце сильно и болезненно стучит, что буквально можно начинать отсчет до его смерти, но он глубоко вздыхает и кусает ноющую губу. — То, что я хочу только тебя, — Луи недоверчиво дергает уголком губ. — Все, что я хочу — это ты, Луи. Он, черт возьми, никогда не хочет слышать этот бархатный голос таким разбитым и обессиленным, не хочет видеть эту стеклянность в глазах и не хочет знать, что причиняет так много боли, и сердце стучит так громко в его голове, когда Луи соединяет их губы и, кажется, они целуются слишком медленно и слишком долго, сжимают друг друга так сильно, что точно оставят синяки на коже. У него слегка дрожат руки, когда наконец снова касается черной рубашки, но эти чертовы пуговицы будто специально не хотят расстегиваться, он тихо скулит в мягкий поцелуй, и Луи нежно оглаживает его запястье, словно успокаивая больное скручивание внутри, наполняя своей теплотой и комфортом. Не стоит даже пытаться отрицать, что все это выглядит неумело и неуверенно, они оба, кажется, все еще не верят в реальность происходящего, но пальцы кое-как расстегивают рубашку, и он сразу льнет ближе, вжимаясь в горячую грудь. Луи оглаживает его спину, мягко касаясь ягодиц и приподнимая, аккуратно укладывая на спину и опираясь рукой в подушку около его головы, нависая сверху. Гарри обвивает узкую талию ногами, заплетая пальцы в золотистых прядях волос, прижимая к себе ближе, увлекая в поцелуй и затяжно сплетая языки. Он поддается бедрами вперед, соприкасая их твердое возбуждение и наверняка окончательно портит черный костюм своим влажным грязным бельем, но Луи тихо стонет в его губы, слегка сжимая кожу на бедренной кости, прежде чем резко отстраняется, одним рывком стягивая с себя рубашку и снова нависает сверху, мягко целуя и оглаживая его бедро, скользя к талии и просовывая руку под спину, вынуждая прогнуться и почти вжаться в горячую грудь. Все это как очередной мучительный сон, что выдает сознание, смеясь и издеваясь над его желаниями, и он пытается убедить себя в реальности, подстраиваясь под нарастающую уверенность и настойчивость губ Луи, с каждым разом все сильнее сжимая пальцы в золотистых прядях волос и все более нетерпеливо и желанно поддаваясь бедрами вперед, почти задыхаясь от нехватки воздуха, когда нижнюю губу слегка прикусывают и оттягивают, срывая глубокий стон. Он кое-как просовывает руку между их прижатыми телами, пытаясь не прервать поцелуй, и тянет резинку белья, оборачивая пальцы вокруг твердого члена, и Луи стонет в его рот, толкаясь в руку и слегка вздрагивая, сразу разрывая поцелуй. Рука медленно двигается на члене, пока Луи рвано и тяжело дышит в его шею, тихо постанывая каждый раз, когда пальцы касаются влажной головки, и парень кажется сейчас слабым, слишком расслабленным, уже почти полностью лежит на нем, и Гарри мягко перебирает золотистые пряди волос, касаясь губами виска, чувствуя, как где-то в груди снова больно колит из-за осознания, что Луи продолжает сомневаться в его чувствах, но все равно поддается слабым словам, что явно не обретают большой смысл. Если бы только немного больше смелости, все могло бы быть иначе, но по вискам продолжает бить стук сердца, дыхание все еще сбитое и рваное, и все внутри сжимается одновременно от болезненных слов и от желания, и он совершенно не понимает, чего сейчас больше. Луи резко и неожиданно поднимается, с силой сжимая руку на его спине, вынуждая прогнуться так сильно, что снова начинает колоть поясница, и он вытаскивает руку из белья, рефлекторно хватаясь за плечо, буквально впиваясь пальцами в кожу. Луи целует смазано и рвано, властно сплетает из языки, и явно обретает больше уверенности, слегка отстраняясь и грубо толкаясь бедрами вперед. Гарри глубоко стонет, опрокидывая голову, чувствуя, как твердый член упирается прямо в сжатое колечко мышц, задыхается от рваного вздоха, и уже хочет вильнуть бедрами навстречу, но Луи отстраняется, вытаскивая руку из-под спины, вынуждая почти упасть на простыни и жалобно всхлипнуть от потери контакта с жаром золотистой кожи. Он прикусывает ноющую алую губу, замечая, что Луи стягивает с себя брюки, и опрокидывает голову, прикрывая глаза и глубоко вздыхая, пытаясь сосредоточиться на упирающемся в живот возбуждении, что трется о противно влажное белье, когда слышит тихий мат и хлопок дверцы тумбы. Он соврет, если скажет, что не понимает, что ищет Луи, но этого там точно нет, и не то, чтобы намеренно и он не предполагал, что они действительно переспят, просто, это Луи, и он хочет чувствовать его полностью и всего, и абсолютно плевать, что такое слишком интимно и касается людей, которые в отношениях, или хотя бы пытаются с ними разобраться, он просто хочет всего Луи, везде и глубоко. Гарри шумно выдыхает и тянется почти через всю кровать, чтобы перехватить руку, и Луи слегка сводит брови, когда встречается с ним взглядом. — Что, если я хочу, чтобы ты, — он замолкает и сглатывает, пытаясь вдолбить себе больше уверенности. — чтобы ты кончил в меня? — Луи размыкает припухшие влажные губы и удивленно вскидывает брови, без насмешки, скорее, пытается разобрать услышанное. — Когда я сказал, что хочу чувствовать тебя внутри — это означало самый прямой смысл, Луи. — В смысле нам нужен, — он замолкает, а Гарри вопросительно изгибает бровь, совершенно отказываясь признавать, что сердце нервно колотится в груди, а во рту резко пересохло. — блять, — выдыхает Луи. — ты действительно этого хочешь? Гарри расслабленно выдыхает, приподнимаясь и кладя ладонь на острую щетиной щеку, соединяя их губы, и готов благодарить всех и все на свете, что Луи не настаивает на ответе, только обвивает его талию руками и тянет за собой, когда почти падает на подушки. Он даже не сразу понимает, что Луи наконец разделся, когда усаживается на бедра, и чувствует твердый член прямо между ягодицами, легкая дрожь проходится по телу, он впивается пальцами в золотистую кожу плеч и тихо стонет в приоткрытые губы, получая в ответ мягкий толчок. Луи приподнимается, опираясь на локоть и медленно скользит второй рукой по его бедрам, аккуратно сжимая ягодицу и настойчиво сплетая их языки, углубляя поцелуй, и Гарри способен только на одобрительное мычание и виляние бедер. Слишком сильно чувствует громкий удар сердца по вискам, когда Луи высоко стонет в его губы, толкаясь бедрами вверх, проходясь твердым членом прямо по расселине, и Гарри действительно пытается сделать вздох сквозь поцелуй, но теряется в бархатном стоне, звенящем в его затуманенном возбуждением разуме, буквально растворяясь в дрожи своего тела. — Луи, — глубоко хрипит он, отстраняясь и пару раз моргая, пытаясь хоть немного разбавить темные пятна перед глазами. — Блять, да, сейчас, — выдыхает Луи, отпуская его ягодицу и протягивая руку к другой стороне кровати. Гарри словно опьяненный только слегка качнулся в сторону, прикрывая глаза и теряя все силы, опираясь о горячую грудь и утыкаясь носом в острую ключицу. Прохладные из-за смазки пальцы касаются сжатого колечка мышц, мягко оглаживая и слишком сильно смазывая и, возможно, появляется желание возмутиться и найти силы для настойчивости, но он вздрагивает и скулит, чувствуя, как пальцы медленно проникают внутрь. Луи тяжело дышит куда-то в его кудри, пока он пытается осознать реальность и начать делать хоть что-то, а не просто обессиленно и потерянно лежать на вздымающейся груди и жалко стонать, каждый раз, когда пальцы внутри раздвигаются и, возможно, он даже не нуждается в растяжке, но все равно позволяет добавить третий палец, и слегка виляет бедрами, насаживаясь глубже, и тихо стонет куда-то в золотистую кожу шеи. Луи, кажется, пытается его подготовить слишком бережно и осторожно, и это вызывает глупую опьяненную улыбку, которая помогает слегка приподняться, чтобы соединить их губы, и он правда старается сосредоточиться, подстраиваясь под медленный ритм пальцев, но с каждым разом все требовательней сплетает их языки и нетерпеливо виляет бедрами, пока Луи наконец не сдается, тихо простонав в его рот. В этот раз он слышит, как открывается баночка смазки, и они все еще не разорвали касание губ, он глубоко вздыхает, полностью игнорируя дрожащее желание внутри, и выпрямляет спину, упираясь руками в теплую грудь. Взгляды встречаются, глубокие серые глаза смотрят словно прожигая дыру, все еще пытаются поверить в реальность и, очевидно, слабо доверяют его словам, но он прикусывает губу, слегка выгибаясь в спине и мягко проводит пальцами по виднеющимся кубикам пресса, вынуждая Луи вдохнуть и втянуть живот. Гарри собирается показывать насколько он действительно нуждается, нежно скользя руками по золотистой коже к груди, приподнимая задницу и изящно выгибаясь, так сильно, как только получается, и Луи высоко стонет, когда он осторожно кусает острую ключицу и виляет бедрами. Рука Луи медленно скользит между их телами, вынуждая слегка отстраниться, он поднимает взгляд, встречаясь с расслабленным лицом парня, глаза прикрыты и длинные ресницы легко дрожат, припухшие розовые губы блестят от слюны, челка прилипает к влажному лбу, острые скулы и отросшая щетина кажутся мягкими, дыхание сбитое и глубокое, и Гарри тихо скулит и кусает ноющую губу от блеска золотистой кожи шеи, замечая пару багровых отметин рядом с ключицей. Он явно сосредоточен слишком сильно на разглядывании божественного лица, утопая в своих бликах сознания, что пытается отпечатать и прожечь внутри, навсегда запоминая картину перед глазами, и даже не сразу понимает, что вздрагивает от прохлады, когда влажная смазкой головка твердого члена упирается в сжатое колечко мышц. Взгляд серых глаз обеспокоенный и тревожный, он склоняется, коротко целуя мягкие губы, прежде чем медленно поддаться бедрами назад, и его глубокий стон, кажется, режет слух и звенит в головах обоих, когда твердая головка медленно проникает внутрь. По телу проходится легкая дрожь, сознание на повторе выбивает «Луи-Луи-Луи», и он сильнее упирается в теплую грудь, кладя ладонь второй руки на золотистую кожу шеи, мягко касаясь большим пальцем скулы, задерживая сбитое дыхание и насаживаясь на член, и единственное, что может слышать — высокий бархатный стон, проходящий по каждой чертовой нервной клетке, проникая так глубоко, что он даже не осознает, как рука между их телами исчезает, одним медленным движением насаживаясь до самого основания твердого члена, выгибаясь и сжимая пальцы на шее. Собственный дрожащий стон слышится где-то далеко в сознании, заглушаясь громким стуком сердца, горячие пальцы натягивают лямки портупеи на бедрах, и он прикрывает глаза, не в силах сделать необходимый вздох, растворяясь в глубокой заполненности и приятной тянущей боли, что расходится мелкой дрожью, словно содрагая и сжимая все внутри. Он чувствует тяжелое и горячее дыхание Луи, и даже не осознает, что сильнее поддается бедрами назад и выпрямляет спину, потянув за собой парня. Пальцы запутываются в золотистых прядях волос, губы мягко соприкасаются, они буквально дышат друг другом, и он медленно приподнимается на члене, впиваясь пальцами другой руки в золотистую кожу плеча, вырывая очередной высокий стон. Луи резко отпускает лямки портупеи на бедрах, с силой обхватывая его за талию и прижимая ближе, и Гарри способен только глубоко простонать в мягкие губы, снова насаживаясь на член, видя эти чертовы звезды перед глазами, когда ноющую губу осторожно прикусывают. — Ты такой узкий, — выдыхает Луи в его губы. — Такой блядски узкий, принцесса. Гарри жмурится и тихо скулит, явно набираясь энтузиазма и напористости после слов, начиная затяжно и глубже двигаться на члене, сжимая пальцы в золотистых прядях волос и буквально впиваясь в мягкие губы поцелуем. Луи стонет и сплетает их языки, скользя рукой к его ягодицам, с силой обхватывая и резко приподнимает, насаживая обратно с грязным и похабным хлопком соприкасающейся кожи, и Гарри всхлипывает сквозь жалобный и умоляющий стон, расслабляется в сильной хватке рук, выгибаясь и слегка выпячивая задницу, позволяя властно насаживать на член, глубоко и медленно, и способен только на хаотичные попытки рваных вздохов сквозь напористый поцелуй, утопая в бархатных стонах при каждом медленном и глубоком толчке. Он просто видит эти чертовы звезды перед глазами и задыхается, покорно виляя бедрами навстречу, чувствуя частое биение сердца по вискам и эту сводящую с ума заполненность, каждый раз, когда его насаживают особенно глубоко, задевая нужный комочек нервов, вынуждая дрожать все телом и громко стонать. Гарри даже не понимает, что рука с его ягодиц исчезает, мягко спускаясь по бедрам, и лишь когда чувствует впивающуюся грубую кожу портупеи, распахивает глаза и тихо всхлипывает, все еще глубоко чувствуя твердый член. Луи изучает пронзающим взглядом, абсолютно властным, будто горящим огнем, вынуждая все внутри снова сжаться, посылая колкость куда-то в грудь и содрагает, словно щелчком разрушая остатки граней чувств. Кажется, настолько сильно, что он способен только глубоко сглотнуть, когда запястье мягко обхватывают и заводят за спину, и лишь согласно стонет, отпуская золотистые пряди волос и покорно кладет руку на свою спину, позволяя властным пальцам сжать оба запястья и слегка потянуть, ловко прогибая спину сильнее и вынуждая приподняться на члене. — Посмотри на меня, — слишком сладко звучит бархатный голос, отзываясь несколько раз в его затуманенном разуме, и Гарри вздрагивает, поднимая взгляд, встречаясь с глубокими серо-голубыми глазами, все еще пылающими огоньками власти. — Ты такой разбитый, принцесса, такой прекрасный, такой нуждающийся и покорный для меня. Запястья слегка сжимают, он тихо всхлипывает и снова прикрывает глаза, чувствуя, как медленно и глубоко входит член, задевая нужный комочек нервов и замирая. Он стонет, прогибается еще сильнее, когда Луи повторяет толчки, каждый раз словно входя еще глубже и мучительно медленно, вынуждает дрожать, сходить с ума от необходимой глубокой заполненности, чувствовать его всего, и он действительно не сможет долго терпеть тянущий узел внизу живота и свой пульсирующий член. Буквально может слышать, как смешиваются его глубокие стоны и высокие бархатные, отзываясь так сильно в голове, что даже не замечает, как начитает стонать имя парня, каждый раз вздрагивая от глубокого толчка, совершенно игнорируя ноющие колени и поддаваясь бедрами навстречу. — Луи, — вновь стонет он, сильно жмурясь и кусая губу. Луи только шипит и сжимает его запястья, толкаясь резче и грубее, и Гарри жалко всхлипывает сквозь стон, кажется, окончательно отключаясь от этой реальности и расслабляясь еще сильнее, позволяя члену входить грубо и глубоко, словно выбивать остатки сил, и он совершенно не понимает, что сжимается вокруг члена, а Луи матерится и высоко стонет, толкаясь особенно глубоко. — Принцесса, блять, прекрати, — тяжело выдыхает Луи. — я сейчас кончу. Гарри отзывчиво стонет, из последних сил поддаваясь очередному глубокому толчку и сжимаясь, чувствуя, как все внутри скручивает и словно жжет, головка его члена слишком сильно прижимается к животу, и он вновь видит эти чертовы звезды перед глазами и рвано вдыхает, опрокидывая голову и чувствуя, как слегка дергается член и горячая сперма стекает к бедрам. Он кусает губу и дрожит так сильно, что непроизвольно напрягается, сильнее сжимаясь вокруг твердого члена внутри, и Луи стонет высоко и громко, что он физически ощущает, как остро этот звук прожигает кожу, толкаясь особенно глубоко и замирает. Гарри лишь жалобно всхлипывает, чувствуя, как парень слегка вздрагивает от оргазма и сразу отпускает его запястья, оборачивая руки вокруг талии, вжимая в горячую грудь. Кажется, он рефлекторно тянется к золотистой коже, обессиленно всхлипывая и обвивая руки вокруг шеи, вжимаясь в Луи еще сильнее, чувствуя себя слишком уставшим и заполненным. Оба дышат рвано и тяжело, продолжая сжимать тела друг друга, словно не в силах отпустить и абсолютно плевать, что он чувствует, как вязкая сперма вытекает, и абсолютно плевать, что он все еще дрожит после второго, черт возьми, оргазма, и абсолютно плавать, что животы обоих измазаны его собственной спермой, и абсолютно плевать, что его голова гудит так, будто после недельного похмелья, а сердце стучит уже где-то в горле, он чувствует себя слишком вымотанным и удовлетворенным, чтобы думать о чем-то. Луи мягко приподнимает его за бедра, аккуратно выходя, но Гарри все равно жалобно всхлипывает и теперь полностью прижимается к горячему телу, и Луи просто обессиленно выдыхает и падает на подушки, потянув его за собой. Они продолжают дышать слишком тяжело и прижимать друг друга так близко, как только выходит, явно все еще находясь где-то далеко от этой реальности. Горячие губы прижимаются к виску, оставляя мягкий поцелуй, и он тихо хнычет, чувствуя покалывания где-то в коленях и пояснице, и лишь сильнее утыкается носом в золотистую кожу шеи, издавая странный скулеж удовлетворения и обессиленности одновременно. — Насколько быстро это было? — прерывает тяжелую и жаркую тишину Луи, мягко поглаживая его спину. Гарри сдавленно хмыкает, и Луи молчит несколько секунд, очевидно, пытаясь понять, что это значило. — Ты в порядке, love? — его голос хриплый и высокий, звучит ненормально обеспокоенно. — Боже, — хрипло выдыхает Гарри, чувствуя возвращение этих дурацких бабочек и нежности. — Конечно я в порядке, Луи. Внутри все снова наполняется этой чертовой любовью, в этот раз буквально распирая, что он как настоящий идиот хрипло и глубоко хихикает куда-то в шею Луи, уже начиная проклинать свою обессиленность, потому что чувствует, как противно прилипает белье, и это катастрофа, самая ужасная, но у него сейчас нет сил даже на то, чтобы выпрямить ноющие от неудобной позы ноги, не то чтобы сходить в душ. — И все же, — Гарри протестующе мычит. — Эй, я тут хочу сказать, что чувствую себя шестнадцатилетним перевозбужденным подростком из-за тебя, — Луи мягко хлопает его по ягодице, и Гарри снова как идиот хихикает. — Я даже не могу думать об этом, — он пытается приподняться, но неожиданно тянущая боль в запястьях вынуждает упасть обратно на Луи, который тихо смеется, мягко проводя по его спине рукой. — Не смей, нам нужно душ, — отчаянно стонет он, когда чувствует, что парень выдыхает и явно расслабляется слишком сильно. Луи нежно смеется, снова касаясь губами его виска, и Гарри тает еще на ближайшие полчаса, укладывая голову на плечо и запуская пальцы в золотистые волосы, медленно прочесывая пряди, наслаждаясь умиротворенным дыханием и почти мурча, пока его бедра и спину мягко оглаживают, и чуть позже находятся силы, чтобы приподняться и убрать прядку золотистой челки со лба, очевидно, с самым удовлетворенным и обожаемым лицом, потому что Луи широко улыбается, сверкая глубокой синевой в глазах. Губы соединяются в тягучем поцелуе, по большей части просто для необходимого касания, чем действительно целуясь. Они из последних сил плетутся в душ, и Луи продолжает мягко оглаживать его талию, медленно расстегивая затянутые лямки портупеи, нежно целует слегка натертую кожу, аккуратно прикусывает внутреннюю часть бедра, стягивая розовые чулки, пока Гарри сидит на гранитной столешнице, широко раздвинув ноги, и думает, что действительно способен мурчать. Горячие струи воды не заглушают их момент легкости любви, когда руки продолжают исследовать тела, а губы снова нуждаются в касании, когда тихий смех разбавляет густую дымку пара и они вновь прижимаются друг к другу слишком сильно, когда мягкие простыни в соседней комнате сминаются из-за переплетенных ног и рук, и спальня наполняется умиротворенным сопением двоих, разделяя момент полного доверия и открытости, окутывая легкими бликами лунного света прижатые тела. В это можно поверить, и в этом можно увидеть любовь, как искусную грань зависимости и необходимости, но все еще оставаясь любовью, тяжелой, без слов и признаний, с необъятным количеством других сплетающихся чувств, но все еще оставаясь любовью: когда ранним утром не выпускают из теплых объятий и он хрипло ото сна смеется, покрывая мягкими поцелуями золотистую кожу груди и шеи, уговаривая отпустить и обещая, что они проведут вечер вместе, и наконец его отпускают с тихим наигранно возмутительным «Только посмей работать вечером», вынуждая снова нежно посмеяться и мягко поцеловать колкую щетиной щеку, прежде чем принять душ и собраться, теряя трепетность близости и посвящая себя привычной текучке несправедливой жизни, утопая в новых тщеславных просьбах родственников с третей кружкой крепкого кофе в руке.