***
После университета хотелось совсем немного. Хотелось на некоторое время прекратить свое существование. Потому что Чонгук устал и это его нервирует. Он хочет идеальных результатов, а его организм... непонятно чего, если честно. Чонгук искренне не понимает, в чем проблема всегда и всё выполнять идеально и не уставать. Он думает, что это как-то не очень круто. Ещё и вечные переживания из-за родителей как-то слабовато помогают в этой ситуации. Становится ещё хуже, ещё душнее. Вяло как-то. А Чонгуку нужно идеально. Поэтому он бесится. Он со всей своей злости пинает какой-то несчастный камешек на дороге, наблюдая как тот отлетает. Это успокаивает. Эффективная терапия. Чонгук засосывавает руки в карманы джинс и продолжает пинать тот самый камешек, направляясь к отелю. Это действительно был тяжёлый день, но, если сравнить его с тем, когда приходили родители Чонгука, то это самый волшебный день на свете. (Чонгук нагло врёт. Самый волшебный день на свете — день, когда он и Джин готовили.) Он заходит в отель и... вся тяжесть мира на его плечах спадает. Потому что это место у него ассоциируется с безопасностью и комфортном. Потому что в этом месте он может спрятаться от внешнего мира, от его ужасов, а в частности — от своих родителей. Чонгук поднимается на носочки, потягиваясь и оставляя руки в карманах, и проходит дальше. Он замечает Джин-хена у барной стойки, которая находится напротив входа в отель (вероятно, тоже решение Юнги, чтобы за добром далеко не идти), и чувствует тепло, наполняющее его тело. Чонгук прикусывает губу, чтобы сдержать улыбку, что готова расплыться на его лице, так он рад видеть Джина. Он подходит ближе, замечая, что Джин листает какую-то тоненькую книжку с невероятно серьезным взглядом, время от времени кивая, словно соглашаясь с автором. Он переступает ногами, чтобы опереться на другую ногу, и начинает постукивать пальцами по барной стойке. Чонгук подходит ближе и садится на стул рядом с Джин-хеном. Джин кивает ему, показывая, что видит (и пугаться не будет). Чонгук складывает руки в локтях на поверхность и упирается щекой в ладонь. — Невероятно, — говорит Джин поражённым голосом, перелистывая страницу. Его волосы спадают на его глаза, вероятно, мешая, но Джину лень их убирать. Чонгук хотел бы сделать это самому. — Что? Что ты читаешь? — Правила безопасности в отеле, — спокойно отвечает Джин. Чонгук не может сдержать смешка. А потом он не может сдержать улыбку, которая всё-таки освещает его лицо. Он смотрит на Джина, видя перед собой не обычного человека, а что-то большее, что-то прекрасное и, вероятно, божественное. Он возвращается в отель после сложного дня, он очень устал, и первое, что он видит это Джин, а он очень слабый человек. Ещё и Джин такой домашний, такой родной, а Чонгук всего лишь слабый, очень слабый студент, у которого буквально первая такая сильная влюблённость в жизни. Он очень слаб перед таким Джином, перед вообще Джином, он просто очень счастлив, что хён есть в его жизни. Он так рад. И это действительно был сложный день, но теперь он видит Джина и внутри него такая лёгкость, такое тепло, поэтому слова... они просто срываются с его губ, потому что он слабый, потому что он влюбленный, потому что он просто человек: — Ты мне так нравишься, хён. Он говорит это так свободно, так просто, словно это уже было, летало в воздухе, а теперь он даёт этому название. А потом до него доходит, что он сказал, и его сердце делает кульбит. — Да, я в курсе. Все от меня без ума, — возможно, Джин старается перевести все в шутку, потому что видит, что Чонгук напуган и уязвлен, но тем не менее это заставляет Чонгука оправдаться, сказать, что он имел это действительно, что все именно так, и что он, черт возьми, не шутит: — Я имею ввиду, как парень, хён. Ты мне нравишься, как парень, — и все же, он остаётся слабым человеком, поэтому его пыл быстро сдувается, и он начинает бормотать себе под нос: — То есть, эм, прости, я не хотел... это случайно, ты ничего мне не должен... всё в порядке, правда... — Хэй, это правда? — перебивает его Джин, и его выражение лица такое... светлое. — Да... Это правда, — Чонгук слабо кивает. — Да ты намного смелее, чем ты думаешь, Чонгук. Не знаю, когда бы я смог признаться, если честно. — Признаться в чем? — Чонгук иногда тупит. Потому что он человек. Сколько раз он уже упомянул об этом про себя? — В том, что ты мне тоже нравишься. Возможно, этот их диалог был неловким. Возможно, это все звучит очень странно. Но. Щеки Чонгука краснеют, а улыбка на его лице появляется сама собой, широкая и счастливая. Его глаза светятся так, словно Джин — самое большое чудо на свете, словно Джин — самая яркая звезда на небе. И, будем честны, это действительно так. Они просто смотрят друг на друга какое-то время, словно понятия не имеют, что делать с полученной информацией, которую они и так знали (по-крайней мере, догадывались). Чонгук не очень опытен в таких вещах, но в кино обычно целуются, не так ли? Он не уверен, выдержит ли его сердце прикосновение его губ с губами Джина, с его идеальными пухлыми губами, о черт. Вероятно, они должны определиться со своим статусом отношений, но Чонгук не знает, как об этом спросить, чтобы не выглядеть идиотом. Он и так чувствует себя идиотом почти всегда. Джин тоже улыбается ему, поджимая губы время от времени, будто тоже не в курсе, что делают дальше. Но Джин в курсе. Он просто, наверное, немного много думает. Он думает, почему Чонгуку, такому молодому (не то, чтобы Джин старый, окей), влюбляться в Джина, который старше его на шесть добрых лет. Джин не любит эту сторону себя, которая очень любит во всем сомневаться, но от его искренней нелюбви эта часть его никуда не девается. Джин думает, что Чонгук вполне себе мог влюбиться в Джина, потому что Джин гей и это звучит очень удобно. Поэтому Джину, чтобы определиться со своей дальнейшей речью, нужно спросить, делая беззаботный вид: — Как давно ты понял, что я — буквально лучший вариант для влюбленности? — он переводит все в шутку, потому что это действительно очень хороший метод избегания неловкости. Чонгук немного краснеет и отводит взгляд в сторону, ощущая себя невероятно маленьким, несмотря на то, что он с Джином одного роста: — Эм... С моего первого дня здесь? Ты типа... — он вновь смотрит на Джина, кивая на его лицо, — видел себя? Ты выглядишь, как принц из сказки, хён. — Ах, ну что ж, — Джин драматично вздыхает, закрывая свою книжку с правилами по безопасности отеля, которую он нашел на стенде возле стойки регистрации. — Тогда я просто обязан это сделать. — Что? — Попросить тебя встречаться со мной, — Джин делает гордый вид, поджимая губы и кивая. — И учти, принцы не каждый день предлагают встречаться, — он поднимает и опускает кисть руки, как бы представляя себя — вот, такой я распрекрасный, в глаженных брюках. Сердце Чонгука бьётся, как умалишённое. Чонгук и сам себя таким чувствует. Таким счастливым. Он никогда. Никогда не был так счастлив. Он сглатывает, а Джин заканчивает свою речь: — Ну что, будешь со мной встречаться? Будешь моим парнем? Ожидал ли Чонгук, два года боровшийся с внутренней гомофобией и родители которого буквально возненавидели его за то, кем он является, когда-нибудь в своей жизни, чтобы ему предложили отношения? Возможно, но это было слишком туманно. Больше он представлял себя несчастным одиноким геем, несмотря на то, что он был привлекательным геем. Он все ещё был неуверен в себе. Но сейчас, когда сам Джин (очень авторитетная личность) предлагает Чонгуку встречаться, Чонгук чувствует уверенность. Он чувствует, что он может быть счастлив. И, конечно же, он отвечает: — Да. И, конечно же, они должны были поцеловаться. И это... просто невероятно. Губы Джина такие мягкие, такие приятные. Это самый лучший поцелуй Чонгука, несмотря на то, что его опыт в этом не очень богат, но в этом поцелуе очень много чувств. Чонгук чувствует себя окрылённым, лёгким и до чёртиков счастливым, потому что губы Джина целуют его губы, потому что губы Джина нежно тянут нижнюю губу Чонгука, потому что рука Джина поднимается и зарывается в его темные волосы на затылке, притягивая ближе, углубляя поцелуй. И это просто потрясающее чувство. Чонгук касается ладонью теплой и мягкой щеки Джина и немного проводит по ней большим пальцем. Поцелуи — это приятно. Это приятнее в тысячу раз, когда это с Джином. А потом они слышат чей-то писк сзади себя и отстраняются друг от друга. Чонгук тяжело дышит и его взгляд помутнел, но он легко различает Чимина и Тэхена с глазами с монетки за стойкой регистрации. Рука Чимина лежит на рту Тэхена, поэтому не сложно догадаться, кто именно испортил момент. Хотя, момент не мог быть испорчен ни коем образом, потому что Чонгук целовался с Джином, и это всё, что имеет сейчас значение. И, тем не менее, это не мешает Чонгуку покраснеть (абсолютно очаровательно по мнению Джина). Он хочет быстро ретироваться отсюда, пока шутки Чимина и Тэхена ещё не нашли место в пространстве отеля. Джин вздыхает и качает головой в сторону, потому что ну как он мог забыть, что сейчас смена Тэхена и Чимина, ну как?! Он напоминает себе, что он всё ещё может уволить этих детей с их работы, если что. — Хочешь сказать им? — интересуется Джин. Джин бы не сказал, что у него и Чонгука действительно есть какой-то выбор, вроде говорить Чимину и Тэхену, что они встречаются буквально минуту, или нет, но он все ещё хочет, чтобы Чонгуку было комфортно, поэтому, если тот боится, Джин может сам все рассказать. Или не делать этого вообще. Они не обязаны отчитываться перед кем бы то ни было. Даже если это Тэхен и Чимин. — Все будет в порядке? — Чонгук выглядит напуганным. Ох, он же не мог подумать, что портье выглядят испуганными их действиями? Словно готовые сейчас же начать говорить что-то вроде «какой стыд», «это противоестественно» и «это просто отвратительно». — Определенно, — успокаивает Джин. — Они знают, что я гей. Чонгук выглядит удивленным секунду, а потом быстро меняет свое выражение лица, вероятно, ругая себя за такую реакцию. С тобой все в порядке, Чонгук, — напоминает он себе. — Тогда... хорошо. И через минуту отель наполняется притворными слезами двух портье вперемешку с «эти дети так быстро растут», «а я знал, что так и будет», «боже, как я сейчас счастлив за вас ребята». Тэхен делает вид, что утирает свои невидимые слезы, а Чимин кладет голову парня себе на плечо, успокаивающе гладя по волосам, шепча «ох, не плачь, а то я тоже сейчас заплачу». Джин закатывает глаза и сдерживается, чтобы не сказать, что-то вроде «ты не можешь заплакать, потому что Тэхен не плачет, эй, вы, два притворщика, не пора ли вам заняться своей работой?». Но он останавливает себя, когда видит, что Чонгуку нравится их реакция. Конечно, это ему понравится. Всё же лучше ругательств его родителей. Поэтому Джин тоже сменяет гнев на милость, начиная даже умиляться с этих глупых портье. А потом появляется Намджун, которому и слова приветственного не дают вставить, начиная в два голоса: — Намджуни-хен, ты не поверишь! Джин и Чонгук начали встречаться! — Намджуни-хен, я же говорил тебе, что они начнут встречаться в этом месяце! — Ты можешь поверить в это счастье? Не дождусь, чтобы потанцевать на свадьбе этих двоих! — А я буду нянчить их детей! — Хён, это чудесная новость свалилась на наш отель! Джин не знает, стоит ли ему объяснить Тэхену, что у него и Чонгука не может быть детей, и стоит ли объяснить Чимину, что свадьба тоже под большим вопросом, но он решает не отбирать у них надежду. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Намджун выглядит удивленным этой новости секунду две. А потом он выглядит таким счастливым, словно это у него появились отношения, и идёт обнимать Джина со своей широкой улыбкой с ямочками на щеках.***
Вскоре, Чонгук ушел, а Джин остался с двумя сумасшедшими «подростками», которые не унимались, продолжая говорить о нем с Чонгуком. Говорят, что если ты чувствуешь, что тебя окружают одни идиоты, то это повод задуматься — не идиот ли ты сам? Джин задумался. Джин определенно не идиот. Он кивает сам себе. Вероятно, это просто какое-то несчастное совпадение. Джин на некоторое время перестал их слушать, погружаясь в мысли обо всем, о чем только можно было. Но получалось о Чонгуке. Как-то само собой. Получалось думать только о его новом парне, о его губах на губах Джина, о его сухих пальцах на щеке старшего, о его осторожных движениях, о его милой улыбке. Джин был влюблен и это было прекрасно. Он надеялся в этот раз полюбить и сохранить отношения до конца своих дней, но... Чонгук все ещё оставался молодым парнем, который мог... мог разлюбить. И нет, это не плохо, это просто жизнь, но Джину хотелось бы, очень хотелось бы, чтобы это было навсегда. Потому что он чувствует, что может полюбить Чонгука очень сильно, очень искренне, той самой любовью, которую нельзя измерить. Джин говорит себе не загадывать на будущее пока что. Они не встречаются ещё и дня. А потом Джин говорит себе, что сомнения это нормально, но ему действительно лучше посмотреть, как будут развиваться события. Он решает отвлечь себя от мыслей о том, что он может быть стар для Чонгука или ещё какие-то глупые сомнения, которые его не сильно заботят, но думать о них он не очень хочет. — Как там ваша Хонгва? — интересуется он, как бы невзначай, у Чимина и Тэхена, которые тут же замерли и уставились на Джина, как на восьмое чудо света. Джин узнал тогда, что этих двух видели на втором этаже, а потом он нашел в базе данных единственную женщину, подходящую по дате, времени и внешности с той, которую он видел у выхода из отеля. — Кто такая Хонгва? — спрашивает Намджун, который не в теме. — Эта их... Очередная богатая леди, к которой они подкатывали в отеле, — отмахивается Джин. — Не подходит, — отвечает ровным голосом Тэхен, пришедший в себя. Иногда Джин думает, что у этого парня нет смущения и он вообще не в курсе слова стыда. — Она сказала, что Чимин красивее. Что у нее вообще с глазами? Она— — Не зашла в общем, — поддерживает Чимин, у которого хотя бы хватает приличия опустить голову и стыдливо смотреть на свои ботинки. — Это как с игрушкой. Нам нельзя что-то одно на двоих. — Вы буквально сравниваете живого человека с... игрушкой, — Джин морщится. — Аналогия, — философски говорит Тэхен. — Я оценил красоту этого слова. — Не издевайся. А ещё я думаю, она слишком старовата. — Ну не так как прошлая дама, которую ты кадрил. О да, это не первый случай, конечно же. — Не, та не старая была. — Сколько ей было? Пятьдесят? — Что?! Да как ты... Ты!.. Да как ты можешь?! Ей было тридцать пять! — Поверь, моя бабуленька выглядела лучше, а ее уже давно в живых нет. — Это все освещение. — Кто спорит? — Да ты издеваешься! Ты же и споришь. Тэхен дуется, складывая руки на груди в защитном жесте, и Джин решает не продолжать эту тему с возврастом женщин, в которых влюбляется Тэхен. В отель заходит Юнги, который сходу начинает, подходя к Джину: — Ох, мой любименький управляющий отелем, вот ты где, — Джин подозревает, что Юнги мог что-то выпить перед приходом в отель, но тем не менее он не чувствует запаха спирта. Юнги кладет руку на стойку, а другой водит сзади себя, двигаясь в разные сторону, словно пытаясь на щупать что-то, что выглядит очень странно. — Эй, здесь что, нет стульев? — возмущённо говорит Юнги, хмуря брови. — И что же это такое вообще? — он кладет вторую руку на стойку, складывая руки вместе, как прилежный ученик, а потом он хлопает ладонью, напоминая учителя. — Безобразие. Мне что теперь, стоять? Джин может только расстерянно пожать плечами, потому что стулья у стойки регистрации действительно не предназначены, поэтому их и нет здесь. — Мда уж, — разочаровано тянет Юнги, цокая языком. — Ладно, — он снова хлопает ладонью, привлекая внимание, — я здесь не за этим. Джин, — говорит он резко, указывая на Джина пальцем. — Приезжает очень важный клиент. Мой хороший друг, правда старый уже, но ничего. Живёт как-то. Из Америки прилетает на недельку всего лишь. Хочет побывать в самом лучшем отеле в Корее — в моем, естественно, — без лишней скромности уточняет Юнги, — поэтому, как обычно, со всеми почестями... — Юнги внимательно смотрит на Джина, а потом кивает сам себе, продолжая фразу: — вылизать ему задницу. Джин кивает в ответ, показывая, что к сведению он принял, что он «вылижет», как самый примерный управляющий отеля. — Прям вот до блеска вылежи. Чтобы сверкала. Как знаешь, металл полируют, чтобы блестело красивенько так, — продолжает говорить Юнги, жестикулируя в воздухе. И Юнги ещё бы многое сказал, не сомневайтесь, он бы сказал о том с какой частотой надо будет вылизывать задницу его другу за всю ту неделю, что он будет, он бы рассказал о том, насколько чистой должна быть эта задница, он придумал бы ещё тысячу метафор, потому что болтать о какой-нибудь ерунде Юнги очень любит, и, если он начнет, его уже не остановить. Но вот Тэхен решил прервать монолог Юнги: — А Джин больше не может так делать. Юнги хмурится. Джин непонимающе выгибает бровь. — Почему же? — сурово звучит от Юнги. — А он с Чонгуком встречается. Измена будет, — как само разумееющееся выдает Тэхен. Так, будто уже вся планета в курсе отношений Чонгука и Джина. Что это просто самая естественная вещь на планете, после сотовых вышек. И всё. И гробовая тишина. Джин думает, что гробовая звучит приятно. Думает, что в гроб он так сразу. С разбега. Он вздыхает и возвращается мыслями к тому светлому дню, когда он принял Тэхена на работу, потому что Тэхен был обоятельным с прекрасной квадратной улыбкой. Он думает, что он не должен был поддаваться на это. Он должен был выпроводить его, лишив себя-будущего миллион проблем. Джин вздыхает. Прошлый-он как всегда напортачил, а отдуваться Джину-настоящему. Не круто. Юнги поворачивается к Джину и проводит по нему оценочным взглядом, будто не видел его до этого буквально пять лет. Юнги придирчиво осматривает Джина, хмыкая себе под нос, зажимает губу и хмурится, делая вид, что думает над чем-то безумно серьезным. Джин почти поверил. — А чё не сказали? — выдает он спустя какое-то время. — Сейчас же сказали, — отвечает Джин. По лицу Юнги видно, что он побеждён. Хороший аргумент, Джин. — Надо будет с малым перетереть насчёт этого, — решает он, кивая себе. А потом возращается к тому, что они обсуждали: — А так да. Действительно. Нельзя больше так говорить. Измена, — хмыкает и поджимает губы. — Заменить надо, — решает. — А чем? Все думают над этим вопросом. Наступает тишина. Они думают, но все понимают, что ничего лучшего для описания не подойдёт. Тем более, это в каком-то смысле их традиция, их фишка. Они привыкли к этому. Все пятеро синхронно кивают головой, показывая, что каждый согласен с тем, что лучше оставить всё так как есть. Их ментальная связь действительно на высоком уровне. — Значит оставляем так, как есть, — заключает Юнги, постукивая пальцами по стеклянной поверхности. — И изменой считать это не будем, — четко говорит он, но потом добавляет, немного лениво: — так уж и быть. Словно одолжение делает. Словно Джин здесь на коленях умолял оставить вылизывание задницы в его непосредственных профессиональных обязанностях. — Друг мой приедет завтра. Прям вот хорошо вылижи его задницу, — напоследок говорит Юнги, строго кивая указательным пальцем, уже собирается уходить, отталкиваясь от стойки, но останавливается, услышав: — Я никогда не вылизывал задницу плохо, — и нет, Джин не хватается, он просто говорит факты, это во-первых, а, во-вторых, он не собирался этого произносить, это вышло из него как-то самой собой, и он не ожидал, что Юнги посмотрит на него так. Впечатленно. Тот смотрит на него нечитаемо какое-то время. Обычно, на что-то похожее никак не реагируют, но тут видимо связь Джина и его племянника подкосила Юнги, поэтому он впал в некий ступор, а потом, пригрозив слабо указательным пальцем, пробурчал: — Не надо тут. Джин поджимает губы и опускает голову, как провинившийся мальчик, тихо бробурчав «извините». Юнги все же уходит, а Джин слышит смешки за своей спиной. Он думает не поднимать голову больше вообще, потому что пол просто прекрасен.