***
Когда Чонгук подходит к отелю и слышит классическую музыку, он думает, что он обознался. Поэтому он отходит на три шага и поднимает голову. Большие платиновые буквы «SUGA» блестят на солнце, говоря, что Чонгук попал по адресу. Чонгук поднимает нижнюю губу, задумываясь, и все же входит в отель. В отеле музыка становится громче, и Чонгук может узнать Бетховена с его «лунной сонатой». Здесь устроили концерт, а Чонгуку никто не сказал? Джин написал днём, что занят с каким-то ребенком, но про классическую музыку не было и слова. Чонгук проходит в холл, осматриваясь, и... Его брови поднимаются, а рот приоткрывается, его челюсть грозит упасть на пол. Его парень и его дядя лежат на импровизированных шезлонгах недалеко от стойки регистрации с глиненными масками на лице и огурцами на глазах. Точнее, огурцы на глазах только у Джина, а у Юнги его любимые черные очки-вайфареры. Чонгук несколько теряется, но, замечая Чимина и Тэхена, решает подойти к ним. — Что здесь происходит? — спрашивает он, указывая большим пальцем в сторону самых старших, релаксирующих под Людвига Вана Бетховена. — А? Они сначала даже не понимают, о чем говорит Чонгук, что навевает на мысль, что здесь такое в порядке вещей. Всё здесь нормально, Чонгук, просто ты ненормален. Или слишком нормален. Хотя он должен был ожидать что-то такое, после треков дяди на весь отель. — Они отдыхают после тяжёлого дня, — говорит Тэхен, пожимая плечами, и начинает что-то печатать на компьютере. — Что ты?.. — Чонгук не самый совестливый человек на свете, поэтому он перегибается через стойку и смотрит на экран. — Ты... делаешь тортики, Тэхен-сси? — Чонгук поднимает недоумевающий взгляд на Тэхена, чье лицо остаётся нейтральным. — Да, — не глядя на экран, он добавляет на торт жёлтую глазурь и взбитые сливки. Чонгук пораженно вздыхает, возвращаясь в нормальное положение. Вот что значит профессионализм. — Блин, блин, — говорит Чимин, злостно стукая по столу, где стоят ручки и лежат кое-какие бумаги. Чонгук заглядывает и в его экран, находя там... пасьянс. Он оглядывает стены отеля в поисках рамки вроде «работника года» с лицами двух портье. Он не находит ничего такого, разочарованно вздыхая. — Так, я проиграл, — начинает Чимин, поправляя пиджак и, вероятно, делая какую-то гимнастику для лица. Он придает своему лицу важный вид и смотрит на Чонгука. — Я расскажу тебе всё, пока один потерявший себя в интернете парень продолжает делать дурацкие тортики на скорость, — это у него такое вступление, за которое он получает толчок в бок от Тэхена, лицо которого стало очень серьезным, очевидно, потому что время ускорилось. — Сегодня к нам приезжал маленький ребенок. Его мама попросила с ним посидеть. Мы посидели. Сначала это чудовище устроило целый скандал по поводу клубничного молока, а потом... Чимин начал эмоционально рассказывать о всех «ужасах», которые ему пришлось пережить за то время, что он был с ребенком, и размахивать руками в воздухе. Чонгук просто стоял, стараясь ни коим образом не показать в своей мимике скептизм или насмешливость, но его плечи иногда предательски подрагивали, когда Пак немного переборщал с драматизмом. — ...Пришел Тэхен и все стало более менее выносимо, но потом пришел Юнги, весь такой в черном, источает эту энергию вампира из сериалов — а дети такое о-о-ой как любят! — и, конечно же, этот маленький ребенок полез к нему, расспрашивая обо всем на свете. Как долго он живёт и сколько детей обычно ест на обед. Не планирует ли Юнги съесть его? Может быть Юнги думает подружиться с маленьким мальчиком, чтобы у того был друг-вампир? — Да! Да! Да-да! — резко начинает кричать Тэхен, подпрыгивая на месте и размахивая руками в воздухе. — Я прошел ее! — В четвёртый раз, поздравляю, — скучающим голосом отвечает Чимин, в миг погрустневший. — Хочешь и тебе пройду пасьянс? — строя глазки, говорит Тэхен. — Нет, спасибо, — отмахивается Чимин, морщась. Он подвигается ближе к Чонгуку и шепчет: — Он хочет забрать все мои деньги. Чонгук непонимающе выгибает бровь. Чимин вздыхает. — Мы поспорили с ним, кто лучше в компьютерных играх. В тортиках, пасьянсе, сапёре и прочее. Каждый из нас должен пройти минимум пять раз каждую игру за этот месяц. Чонгук понятливо акает. — А как у тебя дела? — спрашивает Тэхен, радостно танцуя на месте, двигая бедрами. — Хорошо. — Это замечательно-о-о, — пропевает Тэхен, делая оборот вокруг себя. Чимин прожигает его злостным взглядом. Чонгук поворачивается и смотрит на своего парня, который, вероятно, спит, раз не услышал их разговор. У маски не должно пройти время? За играми портье и рассказом Чимина Чонгук не заметил, что песня сменилась. Если он не ошибается, это «К Элизе». — Вы так спокойно к этому относитесь, на самом деле, — задумчиво говорит Чонгук, не думая, что его услышат. — К чему? — спрашивает Тэхен. — А?... К нам с Джином, — Чонгук делает рукой неопределенный жест, надеясь, что это объяснит, что он имеет ввиду. Ему всё ещё надо учиться разговаривать. — В каком смысле, ты не можешь работать здесь и относится к этому, ну знаешь, плохо, — Тэхен ведёт бровями, хмыкая. — Дядя не берет на работу гомофобов или как? — Типа, есть вещи, — Тэхен очень глубоко вздыхает, — типа вещи, которые мы очень часто слышим. — Тэхен имеет ввиду, что твой дядя постоянно говорит вылизывать задницы клиентов Джину при всех нас, — помогает Чимин, кладя руку на плечо Тэхена в знак поддержки. Чонгук, очевидно, несколько краснеет, поджимая губы. В голове проносится мысль, а просил ли его дядя так Джина. Это было бы чертовски забавно. — А, — тупо издает он, опуская взгляд. — О боже, он покраснел, он покраснел! — одновременно восторженно начинают пищать двое несносных портье. — Так что да, — продолжает Чимин, когда его чувства успокаиваются, — мы слышим всякие вещи, которые один мужчина делает с другим и... просто привыкаем к этому. Но это как часть шутки. По правде, мы никогда не были гомофобами или ещё кем-то. Это же так глупо! — Да, да это глупо, — Чонгук неуверенно кивает головой. — Хэй, больше уверенности, парень! — Тэхен кладет руку на плечо Чонгука, надавливая и убирая. Чонгук позволяет себе небольшую улыбку. — Но про вылизывание задницы... — снова затрагивает эту тему Чимин, а Чонгук продолжает краснеть. О, черт. — Ужас... Когда я увидел клиента, которому надо было это делать... — поддерживает Тэхен, кривя рот в брезгливом отвращении. — Когда мы все его увидели... — Ах, тяжёлые были времена, — не с радостной ностальгией произносит Тэхен. А потом его лицо немного светлеет. — Но сейчас это уже вроде как наша фишка. Типа отеля, сечешь? — Секу, — Чонгук хмурится, потому что это слово на какое-то время кажется ему странным. — А тебе вот Джин думаю, без всяких бы преград так сделал... — опять продолжают они, а Чонгук... просто Чонгук и прячет лицо в ладонях. — О, черт побери! Ты так краснеешь! Он уже это сделал, не так ли? О, мать моя женщина! Ты должен мне всё рассказать! — Эй, вы там! — кричит Джин, отчего Чонгук вздагивает, потому что он уже вроде как привык к мысли, что его парень спит. — Прекратите смущать моего парня! Значит заметил его появление. Чонгук усмехается, отходя от стойки регистрации и направляясь в сторону Джина. — И почему ты не позвал меня, хён? Я думал, ты спишь, — говорит он, присаживаясь на красный кожаный диван рядом с лежащим на белом мягком шезлонге Джином. — Ты первый принебрег нормами приличия, — напоминает Джин, укоризненно щёлкая языком. — Мне жаль, хён. — Не делай так больше. — Не буду, — соглашается Чонгук, а потом спокойная музыка, к которой он привык, усиливается и Чонгук вспоминает причину своего негодования. — Почему здесь играет классическая музыка? — Бетховен — это единственный исполнитель не рэпер, которого уважает Юнги. И ещё немного Вивальди за его темную энергетику. Чонгук прыскает в кулак. Он смотрит на Юнги. Его ладони лежат на груди, ноги вытянуты, одна нога на другой. Он одет в чёрное пальто и черные брюки, а на лице очки, которые, вероятно, уже испачкались в маске. О том, что этот человек ещё жив, говорят его ступни, которыми он качает в ритм музыки. — Сними с меня огурцы, я хочу увидеть тебя, — говорит Джин, и Чонгук не будет отрицать, что на этих словах его сердцебиение ускорилось. — Ты сам не можешь, хён? — говорит он, уже начиная снимать свежие кружочки огурцов с глаз своего парня. — Нет. Я хочу, чтобы обо мне позаботились, — выпячивая нижнюю губу, произносит Джин детским голосом. Чонгук умиляется, смотря, как его парень разлепляет веки. — Тсс, — доносится со стороны Юнги. Чонгук поворачивается к нему, и дядя подносит указательный палец к губам, приказывая молчать. Чонгук непонимающе смотрит на Джина, надеясь, что тот ему объяснит новые правила отеля, не позволяющие им говорить. — Его любимый момент, — объясняет Джин шепотом. — И мой тоже, кстати. Юнги цокает на них, и они поджимают губы, смотря друг на друга, как прошкодившие дети, которых отругали родители. Чонгук нежно улыбается Джину, получая в ответ такую же улыбку. Они смотря друг другу в глаза на протяжении всего любимого момента в песни Юнги. Чонгук очень сильно старается сдержать в себе порыв поцеловать Джина, но не из-за того, что они создадут шум при этом, а потому что на старшем все ещё белая маска. Когда момент заканчивается, Юнги махает рукой в воздухе, как бы разрешая разговоры. — Хочешь интересный научный факт? — говорит Джин с весельем в глазах. — Допустим. — Горячая вода теплее холодной. Чонгук какое-то время не понимает, а потом его глаза округляются и он начинает тихо смеяться, качая головой, мол, «какая глупость, но смешная». Джин тоже смеётся, беззвучно хлопая в ладоши и издавая икающий смех, из-за которого Чонгук не может успокоиться и начинает смеяться больше. — Хочешь... — Джин хватается за живот, стараясь выговорить то, что хотел. — Хочешь ещё?... Собака может дожить... до конца своей жизни, — лицо Джина снова искажается в смехе, отчего на засохшей маске появляются трещины и морщинки. — Перестань, — просит Чонгук, задыхаясь от смеха. — Люди с карими глазами видят лучше слепых, — добивает Джин, взрываясь новым приступом смеха. — Боже, это ужасно, — Чонгук хлопает Джина по бедру. — Но ты улыбаешься, — подмечает Джин и, успокоившись, начинает подниматься, разгибая спину и жалуясь, как пожилой дедушка. — Ах, спина затекла лежать. Я слишком стар, — он поворачивает голову в сторону портье и прикрикивает: — Эй, дети, что там со временем? Чимин и Тэхен одновременно отвечают: — Можешь смывать идти! — А Юнги? — спрашивает Чонгук, когда они заходят в лифт, решив отправится в номер Чонгука. — Мне держать двадцать минут, а Юнги держать двадцать пять, — с умным видом (насколько может быть умный вид у человека с глиняной маской на лице) говорит Джин, нажимая на нужный этаж. — У вас разные маски? — Да, потому что их надо выбирать под тип кожи, неуч. — Простите, — совсем неизвиняющимся, даже больше обвиняющим тоном говорит Чонгук, пораженно качая головой.***
— Меня сегодня раз десять назвали «Дядя Джин», я шесть раз водил маленького ребенка в туалет, один раз из которых действительно по нужде, — жалуется Джин, смывая с лица маску. Чонгук переоделся в домашнюю одежду и стоял рядом, опираясь на раковину. — А ещё этот Донву попросил меня покатать его на спине! Я уверен, она отвалится к завтрашнему дню. Чонгук издает смешок. — Конечно, тебе смешно, не ты же носил ребенка на своем горбу, пока он играл в храброго рыцаря. — Поэтому вы с Юнги устроили эту... терапию с классической музыкой? — Да, — говорит Джин, поднимая голову и смотря на Чонгука укоризненно. Между его бровей ещё есть остатки маски, и Чонгук мочит большой палец, заботливо убирая их. — Я уставший человек, скажешь, я не заслужил этого? — Заслужил, хён. Определенно, — кивает Чонгук, продолжая убирать глину с лица своего парня, где тот не смог. — То-то же, — Джин подставляет лицо и почти мурчит, когда Чонгук делает массажные движения. — Классическая музыка. Разве ты не должен быть хорошо с ней знаком? У вас в университете искусств и прочего все, наверняка, переполненны сознанием и каждую секунду играет Моцарт. — Ну... почти, — скомканно отвечает Чонгук, решая невдаваться в подробности. Классическая музыка лучше того тяжёлого металла, который слушает его группа по анатомии обычно. Он заканчивает с маской, мягко трепя Джина за щеку. Тот хмурится, но он слишком ленивый, чтобы что-то предпринять. Чонгук усмехается. — У тебя есть бомбочки для ванной? — спрашивает Джин. — Нет, я их не покупал, — Чонгук опускает щеку парня и тянется за полотенцем, чтобы вытереть от воды лицо Джина. — Всему учить надо, — вздыхает Джин и открывает какой-то ящик, где есть корзинка с разноцветными бомбочками для ванны. Чонгук пораженно смотрит на это, разинув рот. — Ты не знал, что ли? — Джин выгибает одну бровь. В этом отеле в комплект к номеру вам идут куча всяких бонусов, но главным Джин считает бомбочки для ванны. — Не-а, — говорит он, отрицательно качая головой. — Теперь знаешь, — Джин подходит к ванной и включает воду, настраивая теплую и затыкая слив пробкой, чтобы вода набиралась. — Позаимствуешь мне свою одежду? — Моя одежда — твоя одежда, — говорит Чонгук, направляясь в комнату, чтобы взять сменную одежду Джину. Когда он возвращается, вода уже набрана, а Джин начинает раздеваться. — Оставь ее на тумбочке, — говорит он, — и иди сюда. Чонгук следует инструкциям. Джин снимает рубашку и присаживается в позу лотоса в рабочих брюках, очевидно, не беспокоясь за их дальнейшую судьбу. Чонгук присаживается рядом. Джин достает из корзинки одну бомбочку для ванной в форме сердечка и розового цвета (Чонгук успел заметить некоторую одержимость Джина этим цветом) и кладет ее в теплую воду. А потом они оба, положив головы на бортик ванны на протяжении минуты наблюдают за тем, как та расстворяется в воде, и слушают медленное шипение, сопровождающееся бульканьем воды. Когда бомбочка полностью расстворяется, Джин поднимается на ноги и расстёгивает ремень. Чонгук сглатывает и напоминает себе, что все в порядке, это просто его обнаженный парень, он его уже видел голым, успокойся, Чонгук. Это не помогает. — Ты планируешь в одежде принимать ванну? — спрашивает Джин, скептическим взглядом обводя Чонгука. Чонгук показательно цокает и закатывает глаза, делая вид, что это не он подзавис на некоторое время, потому что у него, очевидно, бушуют гормоны. Тем временем, Джин уже в одном нижнем белье, а Чонгук начинает снимать футболку, с безмолвной мольбой о помощи смотря на белый потолок в ванной. Все проходит хорошо (вероятно, молитвы потолку помогли) и член Чонгука остаётся в своем опущенном состоянии. Они залазят в большую ванну, садясь друг на против друга, и их ноги соприкасаются. Джин с детским восторгом вылавливает сухоцветы из воды, которые были внутри бомбочки, и подносит к носу, вдыхая расслабляющий запах лаванды. Он восторженно стонет, отчего Чонгук сглатывает и облизывает губы. Чонгук водит рукой по воде, когда лицо Джина резко меняется: старший хмурится, надувая верхнюю губу. Чонгук вопросительно выгибает бровь, кивая головой, мол, что случилось. — Блин, надо было пену для ванной сделать... — говорит Джин. Он поворачивается к бесчисленному количеству тюбиков, стоящих на полке, и вчитывается в их этикетки. Он радостно хлопает в ладоши и тянется к одному из. Старший вытаскивает пробку из ванной под недоумевающий взгляд Чонгука. — Так, давай мы немного сольем, ага, а потом вот так... — Джин вставляет пробку назад и открывает бутылку в своих руках, наклоняя ее, и жёлто-розовая жидкость начинает медленно литься в воду. — Сейчас будет пена, — оповещает Джин таинственным голосом. Он напоминает этих стереотипных сумасшедших учёных, которые показывают свои опыты общественности, придавая им очень большую ценность манерой речи. Чонгук посмеивается с такого Джина, но тот не обращает на это внимания, довольно наблюдая за тем, как появляется пена. А после это превращается в шоу талантов, где Чонгук делает пенную бороду Джину, а Джин пытается сделать Чонгуку типичные английские усы прошлых веков, завитые на концах. Чонгук думает слепить что-то из пены, но натыкается на интересный факт о том, что воздушная пена, пахнущая абрикосом, не липнит также хорошо, как и снег зимой. Джин посылает около пяти воздушных поцелуев пеной, последний из которых больше похож на плевок, что провоцирует волну смеха. Чонгук решает сделать себе пенные губы, в которые в последствии получает теплый поцелуй, несколько горько-сладкий из-за самой пены, но никого это не смущает. Когда усы Чонгука полностью устраивают Джина, тот тянется за телефоном (наливая воду на пол), чтобы запечатлеть эту красоту на память. У Чонгука (он готов поклясться) несколько раз останавливается сердце, поскольку он переживает, что телефон старшего просто упадет в воду и ему настанет каюк, но потом Джин его успокаивает, говоря, что телефон вроде как водонепроницаемый. — Но возможно эти производители врут, — добавляет Джин, гордо улыбаясь, листая получившиеся фотографии на телефоне. Он откладывает мокрый и испачканный в белой пене телефон на полку и махает рукой: — Эти производители всегда врут, когда хотят что-то втюхать подороже. Чонгук улыбается, притворно покачивая головой. Под водой он очень четко ощущает кожой другую, мягкую, теплую, влажную. Ванна достаточно большая, чтобы они могли полностью вытянуть ноги, которые переплетаются, и так получается, что одна нога Чонгука лежит на бедре Джина. — Черт, у меня ужасно затекла шея, — Джин поднимает руку к шеи и трет ее, наклоняя голову. Он наигранно хмурится, надувает губы и делает слезный вид. Чонгук вздыхает, словно устал от драматизма Джина, но в его глазах все ещё блестят сердечки. Он думает, пройдет ли когда-нибудь это восхищение глупостями, которые делает Джин. Он надеется, что нет. — Иди сюда, — Чонгук хлопает по своей ляжке, отчего вода брызгает в стороны, и подзывает Джина жестом руки к себе, — я сделаю тебе лечебный массаж. Джин тут же светлеет, выпрямляется и перебирается на сторону Чонгука. От его действий вода начинает колыхаться и немного пены с водой выливается на пол. Джин устраивается между ног Чонгука, повернувшись спиной к парню, а Чонгук глубоко вздыхает, потому что ему хочется. Не делать массаж, а целовать Джина, прижимать его к себе, чувствовать его кожу теснее к своей коже. Хочется язык Джина внутри своего рта, мокрые поцелуи и много касаний. Хочется язык Джина между своих ягодиц, который опять будет доводить его до темных пятен под глазами и вызывать громкие стоны, хочется... Чонгук справляется со своим возбуждением, но его член предательски наливается кровью. Чонгук просто надеется, что Джин этого не заметит. Сейчас массаж, да. Младший обещал массаж. Он проводит обеими ладонями вверх от середины спины до основания черепа, поглаживая и ощущая ладонями чужую влажную кожу, затем вниз по надплечьям и обратно в исходную точку. Чонгук надавливает на тело старшего, образовывая кожные складки под пальцами. Тот откидывает голову и начинает... стонать. И это становится тяжёлым для Чонгука. — Ах, тебе надо было идти в массажисты, а не рисовать... Да-да, вот так, о черт... Чонгук прикусывает губу, собираясь с мыслями, чтобы думать исключительно о шее его парня, а не о своем просящем внимания члене. — Хотя знаешь, я подумал, ах!.. не стоит. Не хочу такой талант с кем-то делить, — говорит Джин. Его рот приоткрыт и пухлые губы... такие чертовски соблазнительные. — Вау, да ты собственник, хён, — Чонгук сгинает четыре пальца, ставя фаланги на шею и начиная растирать кожу снизу вверх по обе стороны от позвоночника, делая круговые движения. Младший облизывает пересохшие губы. Вид широких плеч его парня плохо действует на него. — Никакого собственничества, я просто беспокоюсь, — о, да-да, вот тут... — что если ты будешь массажистом, этот мир потеряет замечательного художника. Чонгук усмехается. А Джин буквально плавится под горячими прикосновениями своего парня. У него, конечно, чертовски болит шея и все такое, но он может признаться самому себе, что хотел бы массаж не только ее. Джин весь день сегодня думал о том, как ему хочется отдохнуть. Он думал о ванной с пеной и бомбочкой, он мечтал об этом. И он не планировал принимать ванну с Чонгуком, он думал, это будет происходить в одиночестве в его квартире под какую-нибудь веселую музыку. Джин определенно не огорчён таким положением дел. Он искренне счастлив, что он сейчас с Чонгуком, что о нем сейчас заботятся. Джину нравится заботиться о ком-то, помогать людям. Джин в принципе такой человек. У него нет обострённого синдрома спасателя, но некоторые черты имеются. И это хорошо, когда есть желание помочь, заботится, но также важно уметь получать заботу, уметь просить о ней. Это может казаться чем-то глупым, чем-то стыдным. Признавать, что тебе тоже хочется побыть маленькой ложкой: чтобы тебя укрыли теплым одеялом и обняли сзади, шепча о том, что ты очень важен и ценен. Джин уверен, что сейчас он стонет совсем не прилично, но ему до дрожи приятно, ему очень хорошо, а ещё его шея больше не болит. Когда вам под тридцать, это уже то, что может вызвать настоящее блаженство. — Хэй, Чонгук, хочешь каламбур? — Нет, хён. Не думаю, что— — Массаж — это разве лечение? — перебивает Джин, потому что его вопрос был больше риторический. — Это развлечение. Чонгук тихо смеётся, утыкаясь носом в мокрую, дрожащую от смеха спину Джина, его руки опускаются на талию старшего, приобнимая. Младший зажмуривает глаза и прикусывает губу, стараясь прийти в себя. — Тебе стоит остановиться, — говорит он, выдыхая. — Не думаю, — Джин отрицательно качает головой, водя рукой по воде. — Вода остывает. Надо выбираться отсюда, — он задумывается на секунду. — Звучит, как фраза из фильма ужасов, не находишь? — Холодный водяной монстр убьёт нас, если мы не уйдем отсюда в ближайшие полчаса! — устрашающим голосом говорит Чонгук, подыгрывая. Джин тихо смеётся, стукая Чонгука по бедру.***
Они приходят в спальню, чистые и посвежевшие, с влажными волосами и обнаженными торсами, потому что обоим было слишком лень надевать футболки на себя. — О чем ты говорил с этими двумя неугомонными портье? — спрашивает Джин, присаживаясь на край кровати. Чонгук останавливается в дверях, покусывая губу. — Разве ты не слышал? — У меня не настолько идеальный слух. Плюс скидка на мой возраст. — Да, точно, — Чонгук давит усмешку, присаживаясь рядом с Джином и кладя голову тому на плечо. — Чимин рассказал о том, как прошел ваш день. Тэхен играл в тортики на компьютере. Ничего интересного. — Почему тогда они так визжали? — А-а, — тянет Чонгук, смущённо поджимая губы, которые потом растягиваются в коварную усмешку. — Тэхен рассказал мне о особенности вашего отеля. Джин непонимающе хмурится, поворачивая голову к Чонгуку, который загадочно улыбается и играет бровями. — О... вылизывании задницы, — после драматичной паузы выдает Чонгук, а Джин вдыхает, закатывая глаза и отворачиваясь. Чонгук на время серьезнее и слегка ударяет Джина по плечу, надувая нижнюю губу. — Эй, хён! Неужели ты просто выполнял указание моего дяди? Все, что было между нами, — фальш? Джин тут же подхватывает настроение Чонгука. — Мне очень жаль об этом говорить, — он покачивает головой, стыдливо опуская ее вниз, пряча глаза, он начинает изображать дрожащий, плачущий голос, ломающийся от чувств. — Я не знал, как тебе сказать... — Не могу поверить, — Чонгук чувственно кладет руку на грудь, жмуря глаза и поджимая губы, якобы от невыносимой боли. — Как ты мог?... — Это все лирика, — Джин махает рукой, словно сбрасывая маску, показывая, что спектакль окончен. — Как вы дошли до этого обсуждения? — Я просто... удивился, что нас так нормально приняли. — Оу, Чонгук, — Джин серьезнее в лице, его выражение тут же становится очень нежным, он кладет руку на подбородок младшего, приподнимая лицо и смотря в глаза. — Ты же знаешь?... — Я знаю, я знаю, — Чонгук кивает, качая головой, мол, ничего серьезного. — Теперь я знаю. Благодаря тебе. Сегодня, когда я разговаривал с Тэхеном и Чимином, они так спокойно обсуждали нас. Словно это нормально, понимаешь? Я ожидал, что меня будут избивать из-за этого каждый день моей жизни, — Чонгук усмехается, натягивая уголок губ. Джин тоже поддается глупой усмешке, но под этим кроется остатки боли, они оба это понимают. — Хэй, знаешь, почему Тэхен и Чимин, и вообще все мы, реагируем на это адекватно, как ты выразился, словно это нормально? Потому что это действительно нормально. Никакого криминала. — Да, конечно. Младший чувствует что-то большое внутри него, какое-то сильное чувство, ощущащееся глубже, чем влюбленность, что-то наполняющее его, но не давящее, что-то приятное, растущее и теплое. Уютное, безопасное. Чонгук думает, он уже знает, что это. — Я... Я люблю тебя, — вырывается у него изо рта. Он поджимает губы, немного хмурясь, а потом уверенно кивает головой, смотря прямо в глаза Джину, показывая свою серьезность, свою честность. — Я люблю тебя, хён. Джин смотрит так нежно, так тепло и так понимающе, словно знает все, что чувствует Чонгук сам, знает и тоже чувствует. На его губах лёгкая улыбка, которая не в состоянии передать весь спектр эмоций Джина. Джин не думает, что может как-то описать этот приятный шар в области груди, дарящий покой, умиротворение и... любовь. — И я, — Джин слегка усмехается, но очень нежно, очень любовно, поглаживая скулу Чонгука. — И я тебя люблю. Чонгук широко улыбается, прикусывая нижнюю губу двумя центральными зубами, и в его глазах звёзды, горящие о любви. О его первой сильной любви. Он тянется ближе к Джину, ближе к губам Джина. Чонгук так сильно хочет поцеловать своего парня, уже так долго. Он думает об их мягкости, об их чувственности, об их форме, об их идеальном положении на своих губах, об их влажности от слюны... хочет. И получает. Джин мягко ведёт по скуле Чонгука, останавливаясь и притягивая своего парня ближе для поцелуя, углубляя его. Чонгук стонет. Он приподнимается и усаживается на колени к Джину, скрещивая ноги за спиной старшего и прижимаясь пахом низу живота. Их языки сплетаются, и становится очень жарко. Горячая обнаженная кожа соприкасается с чужой, побуждая желать большую близость. Чонгук чувствует потвердевший орган своего парня бедром и уверен, что Джин также чувствует его собственный. Чонгук делает плавное движение бердами, которое вызывает одновременно пошлые стоны у обоих. — Х-хен, — шепчет Чонгук, отстраняясь от влажного рта Джина. — Можем мы...? Джин поспешно кивает, притягивая Чонгука назад, чтобы возобновить поцелуй. — Хочешь быть сверху? — спрашивает Джин, опускаясь поцелуями к скуле. — Да, ах... — Чонгук отстраняется, чтобы посмотреть на каком расстоянии от него находится тумбочка со смазкой. Он разочаровано стонет, замечая ту на расстоянии больше длины его руки, и, к великому сожалению, слезает с колен Джина, чтобы ее достать. Они меняются позициями и теперь уже Джин сидит на коленях Чонгука, они полностью обнаженные, а влажные от смазки пальцы Чонгука поглаживают сморщенную дырочку старшего. Он проникает внутрь одним пальцем, вызывая приглушённый стон старшего и ощущая как узкие стенки обхватывают его палец. Чонгук думает о том, как это будет ощущаться на его члене, и чувствует дрожь предвкушения. Чонгук обхватывает немного сухими губами верхнюю губу старшего, посасывая ту. Джин зарывается пальцами в волосы на затылке Чонгука, приближая к себе. Их возбужденные члены касаются друг друга, создавая трение головок, сочащихся предэякулятом. Чонгук немного нервничает, потому что никого раньше не расстягивал, но он это делал с собой, поэтому он надеется это не должно стать проблемой. Тем не менее ответственности тут больше, чем когда он с собой. Ему нужно, чтобы Джину было хорошо. — Все хорошо... — приглушённым голосом говорит старший, раскачиваясь на двух пальцах, — вот так, да, ах... Сожми их... Чонгук сжимает пальцы, чувствуя кончиками пальцев гладкую, плотную кожу, отчего Джин вздрагивает и кладет голову на чужое плечо, касаясь зубами ключицы и выдыхая горячий воздух. — Вот так, да... Когда Джин готов, Чонгук подставляет головку своего члена, на который надел презерватив, к растянутому входу и начинает медленно входить. — Черт, так хорошо, — шепчет Джин, хватаясь пальцами за шею Чонгука. Младший чувствует приятные мурашки по коже от этих слов и стонет, когда головка полностью входит. Чертовски узко и так одурманивающе. Чонгук прикрывает от удовольствия глаза, выдыхая теплый воздух в рот Джина, который начинает медленно двигать тазом. Они стонут в унисон, Джин цепляется руками за плечи Чонгука, оставляя не сильно заметные следы от ногтей, Чонгук обхватывает мягкие ягодицы своего парня, толкаясь вперёд. Они сталкиваются носами в попытке поцеловаться и по-теплому слегка улыбаются друг другу, соединяя губы в коротком поцелуе, который прерывается тихим стоном Джина. Чонгук же сходит с ума от узости своего парня, от того, как чужие стенки обхватывают его член. Он жмурится от удовольствия и делает пробные толчки, стараясь найти простату. О ней ему сообщает громкий стон страшего, который слегка прикусывает ухо Чонгука, затем обводя его языком. Пятки Джина упираются в спину Чонгука и проводят по спине парня согласно толчкам. Чонгук чувствует сильные смешанные эмоции, он очень возбужден, но он также очень влюблен. Это смешивается, и поцелуи вызывают дрожь по телу, руки обводят чужую тонкую талию, одна ладонь ложится на чужой член, обхватывая и поглаживая головку. Чонгук целует шею Джина, облизывая языком кадык, оставляя еле видные засосы, которые завтра о себе даже не напомнят. Им это не нужно. Чонгук так бесповоротно влюблен, так любит. Чувств много, он выражает их поцелуями, шепотом на ухо и лёгкими улыбками. Чонгук чувствует, что он счастлив. Джин думает, что руки Чонгука надёжные, что в этих руках он хочет остаться. Внутри него бардак из трепыхающегося от эмоций сердца, которое все ещё отдается «я люблю тебя, хён», от стольких слов, которые хочется сказать, но выразить не получается, из затуманенного разума, вырабатывающего дофамины, вызывающие улыбку на лице и счастье. Когда они оба приближаюься к оргазму, Чонгук подхватывает Джина и кладет того на спину, закидывая ноги старшего себе на талию, входя глубже и чаще. Рука Чонгука обхватывает ладонь Джина, и они переплетают пальцы, глубоко целуясь. — Черт, Чонгук-а... Они приходят почти одновременно. Счастливые, потные, улыбающиеся, с вылетевшими именами друг друга на пике. Джин поправляет влажную челку Чонгука, которая спала на глаза, затем целомудренно целует того в губы. — Нам надо принять душ, не так ли? — отчего-то шепотом говорит Чонгук, не желая нарушать эту тишину, образовавшуюся, когда стоны удовольствия прекратились, словно в тишине этой поселилось что-то важное, что-то, что спугнуть не хочется. — О, нееет... — Джин наигранно, но не сильно вдаваясь в роль, хнычет. — Опять душ, нет-нет, никакой больше воды сегодня... — Давай, хён, вставай, — Чонгук хлопает старшего по ляжке. — Я позабочусь о тебе. Джин встаёт и они идут в душ, где смывают следы спермы друг с друга, а затем возвращаются в постель. Чонгук по-хозяйски закидывает ногу на бедра старшего и довольно улыбается. — Я люблю тебя, — говорит он, не прекращая улыбаться и цепко обнимает Джина. — Я тоже тебя люблю, — Джин кладет руку на плечо Чонгука, круговыми движениями пальцев поглаживая кожу и прикрывая уставшие за день веки. — Спокойной ночи, хён. — Спокойной ночи, Чонгук-а.