И засверкают вновь ветряные астры

— Мы даже не знаем, чего точно хотим от Фатуи. Розария задумчиво кивает. Она доедает мясо с морковкой, приготовленное Эолой сегодня утром, и устало выглядывает в окно. Гроза все никак не заканчивается. — В любом случае, мы должны вернуть капитана и Эмбер в целости, — сестра побрякивает Глазом Бога, посматривая на Лоуренс. Та крутит в руках вазу, что совсем не вписывается в интерьер винокурни. — Это подарок Кэйи, поставь на место. Морская Пена в ответ лишь вздыхает. Ей очень обидно, что приходится коротать дни в книгах или на винокурне, а не под руку с Эмбер. Девушка желает вновь прикоснуться к чужой талии, пройтись ладонью по шелковым волосам. Почему рыцарский отряд все еще не выдвинулся в путь? Воины подготовлены, карта вроде-как имеется. — Розария, ты когда-нибудь влюблялась? — Невзначай спрашивает Эола. Розария отрицательно мотает головой. — Тебе крупно повезло. Сестра вглядывается в языки пламени, снующие туда-обратно в камине. Волнами тепло попадает на ее кожу, иногда заставляет содрогаться. Девушка понимает, почему все так завидуют ее стойкости к влюбчивости. — Меня не интересуют отношения. Я привыкла действовать в одиночку, не жалуюсь. Когда-то давно, когда тело Розарии стало безразлично к холодным ветрам, она стала так же безразлична к любви, лжи, ненависти. В соборе Барбатоса ей не сиделось. В городе свободы оказалось слишком тесно. Убегая со службы, Розария желала остаться наедине с собой, и лишь завораживающие дуновения ветра сквозь одуванчики помогали временно забыться. На одной такой вылазке сестра встретила очаровательного юного рыцаря Ордо Фавониус, Эолу. И тогда-то живая душа о себе напомнила вновь. Эола собирала самые красивые одуванчики в пушистый букет. Розария не понимала, зачем ей так много. Но тогда было это совсем не важно — цветы стали поводом познакомиться. — Здравствуйте, — сестра протянула Лоуренс скудную горстку семян-путешественников. Но рыцарь только вздернула нос, отвернувшись от незнакомки. — Пожалуйста, примите мой подарок, — Розария все никак не отставала. — Как смеешь так разговаривать с аристократкой? — Ответила Эола, силой усадив ту на колено. — Приклонись же! Розария в слезах убежала. Обиде не было предела, когда следующим днем сестра заметила Лоуренс, обедающую с юным скаутом. Эола подарила подруге собранные ночью одуванчики. В следующий миг белые парашютики забавно вплелись в голубые волосы аристократки. Но вместо того, чтобы злиться на Эмбер, что не следовала этикету, она утянула скаута в объятия, заливисто смеясь. Как раз тогда Розария переосмыслила свое отношение к кому-либо, запретила влюбляться или негодовать чересчур сильно, ведь это приносит боль. Хотя чувства никуда не исчезли. Однако позже Лоуренс нехотя, но все же извинилась за неподобающее поведение. Совместные тренировки позволили Розарии сблизиться с Морской Пеной, обрести временное спокойствие, когда они вдвоем убирались в библиотеке. Сестра считала аристократку донельзя прекрасной, и слишком неправильной ей казалась рука Лоуренс на талии скаута. — О чем ты так напряженно думаешь? — Вырвал из потока мыслей голос Эолы. — А? Ни о чем, просто устала. Рыцарь думает пару мгновений, а после кивает. Со временем Розария привыкла, что Лоуренс больше симпатизирует Эмбер. Сестра шумно выдыхает и слегка удивленным взглядом встречает Дилюка, только что вошедшего в помещение. Глаза мужчины наполнились ненавистью и одновременно страхом. Он то и дело сжимает кулаки, осторожно принимает от не менее разозленной Эолы стакан воды. Видимо, Морская Пена уже предчувствовала, о чем будет разговор. — Они требуют Лизу, иначе не вернут Кэйю и Эмбер, — сделав большой глоток, Рагнвиндр начинает. Он снимает перчатки и устало трет лицо руками, опускаясь в кресло рядом с Розарией. — Я начинаю сомневаться, что наша вылазка закончится миром и покоем Мондштадта. Лоуренс сжимает зубы до скрипа. Невыносимо и слишком мучительно ждать подходящего момента, чтобы наконец уже отправиться в Снежную. Ей нужна Эмбер здесь и сейчас. — Джинн сообщила, что мы выдвигаемся завтра утром. — А Лиза? — Конечно же останется здесь. Магистр не глупа, чтобы брать ее с собой, — встревает Эола. В ответ Дилюк лишь кивает и уходит в свою комнату, что на втором этаже винокурни. — В таком случае, нам нужно хорошенько отдохнуть. Девушки покидают «Рассвет», направляясь обратно в город. «Лишь бы Кэйа был еще жив» — проносится у Дилюка в голове, после чего он засыпает, всем телом обнимая подушку Альбериха, принесенную на винокурню днем ранее. *** За все время изучения Дотторе так и не добился желаемого результата. Даже можно сказать, просто потратил время, расходуя силы мондштадских рыцарей. Тарталья отказался помогать, из-за чего Предвестники были в ссоре. На щеках Эмбер отчетливо виднелись красные отметины, «любезно» оставленные огромной Крио попрыгуньей. Во время одного из опытов девушка лишилась глаза, отчего теперь правая часть лица частично скрыта бинтом. «Это всё ради Эолы, ради Мондштадта» — повторяла про себя скаут, когда невыносимая боль пронзала тело вновь и вновь. Каждую ночь она сидела напротив Альбериха, пустым взглядом сверля прутья решетки перед собой. Кэйа что-то изо дня в день шептал себе под нос, но Эмбер ни слова различить не могла. Вчера она спросила, что позволяет рыцарю оставаться непоколебимым в любых трудностях. — Я никогда не говорил этого. Я устал. Не знаю точно от чего, но это не отменяет факта. Однако когда рыцарь продолжил, выдержав небольшую паузу, девушка распахнула стеклянный от слез единственный глаз. — Поэтому почему бы не помочь ученому. — Ты в своем уме? — Срываясь на крик, бросила Эмбер. — Они же хотят нас использовать, а потом убить! Что же непонятного? Нам нужно скорее уходить! Кэйа усмехнулся. — И все же я не вижу смысла что-либо делать. Мы понятия не имеем, где находимся, Эмбер. Это бесполезно. Та подтянула колени, обнимая себя руками и опираясь на решетку. После чего она заговорила тихо, будто сама не уверена в своих словах. — Извини, что накричала. Спокойной ночи, Кэйа. Девушка не получает ответа. На них даже не смотрит страж. Видимо, мужчина повидал немало таких ситуаций, вот и не реагирует. Эмбер слышит тихий всхлип из соседней камеры и лишь сильнее вжимает голову в твердую подушку. Она устало смыкает ресницы, видя перед собой образ Эолы, и даже мягко улыбается. Пускай их разделяют сотни миль, скаут чувствует, как сильно Лоуренс желает встретиться вновь. * Ночью Дотторе просыпается от стука в дверь. «Кого там принесло?» — мужчина сонно поднимается с кровати, едва добираясь до выхода. Он открывает и, видя перед собой Аякса, непонимающе вглядывается в чужие синие глаза. — Вид у тебя, конечно, ужасный, — единственное, что произносит доктор, прежде чем заметить конверт в руках Чайлда. — Снова из Мондштадта письмо? Одиннадцатый Предвестник бросает на письмо чересчур печальный взгляд, пихает его в руки ученого и уходит. Чайлд морщится, обнимая себя за плечи, пытаясь защититься от холода. Дотторе пожимает плечами. Он видит, что конверт уже открывали, осторожно достает листок и начинает читать. — Нет, этого не может быть, — странно посмеиваясь, будто в бреду шепчет доктор. — Синьора, моя милая Синьора… Прошу, отправь еще одно письмо, пусть это все окажется шуткой… Иль Дотторе теребит бумагу, которую вскоре покрывают соленые капли. Текст был написан идеально ровным почерком, во всех подробностях описывая бездыханное тело Предвестницы. И то, как лишь с тенью страха девушка защищала честь Снежной, и то, как бесстыже заглядывала Синьора в самую душу Райдэн. Позолоченная печать на конверте была повреждена, но это не помешало ученому узнать инициалы Камисато Аяки. Та искренне соболезновала, обещала напомнить об этом Сегуну в судный день. — Мне очень жаль, — слышится охрипший голос Аякса. Доктор оборачивается. Тот держит пару белоснежных роз, виновато глядя в пол. Дотторе помнит, как отвергали Чайлда Предвестники в начале службы, но юный воин все еще поддерживает своих старших. И ученому очень стыдно за те свои неразумные поступки. — Пожалуйста, ложись отдыхать. Говорят, время лечит. Оба сухо смотрят друг на друга. Тарталья больше ничего не говорит и уходит, оставляя Предвестника пустым взглядом топорщить письмо. Позже он находит в ящике стола старое фото Синьоры. Девушка счастливо улыбается, стоя на фоне статуи Архонтов. Взглянув на дату снимка, мужчина понимает, что это тот самый день, когда юная Предвестница отправилась в самую глубь Снежной в компании Фатуи. Дотторе мягко прикладывается губами ко лбу Синьоры на фото, а после спешно кладет его на стол, ведь обилие слез могло испортить драгоценную фотографию. Внутри будто цепь с лязгом обрывается. Одна из множества. * — Леди, вы, кажется, заблудились. — Синьора оборачивается и поднимает голову, испуганно глядя на подошедшего. — Я где-то вас видел. О, вы ведь новая помощница госпожи Царицы, я прав? В ответ та неловко кивает. — В таком случае рад знакомству, Синьора. Я Иль Дотторе, теперь твой товарищ. — Предвестник подмигивает. На его светлое лицо закралась ехидная ухмылка. — Святые Архонты, молодой человек, прекратите пялиться на мои груди! Весьма не самое приятное знакомство. Однако вскоре Предвестники привыкли друг к другу. Дотторе помог юной леди раскрепоститься и стать такой, какой знали Синьору до конца ее дней. Если бы только доктор знал, он обязательно попытался бы убедить девушку и Царицу отменить путешествие. Больше часа ученый пытается принять все как есть, подавлять ярость. В какой-то момент он вспоминает о своих опытах. Лишь сейчас осознание всего происходящего пришло в голову Дотторе. Несмотря на всю свою жестокость, у него все еще есть чувства. Иль Дотторе сводит брови к переносице, вновь целует фотографию. Он рвано выдыхает, готовясь к новому этапу своей жизни. Предвестник накидывает пальто, отправляясь прямиком к дому Чайлда. Мужчина без стука врывается в помещение. — Тарталья! Чуть проходя вглубь квартиры, он замечает Чайлда, вглядывающегося в портрет Скарамуччи на стене. — Обо всем поговорим позже. Ученый кивает и закрывает дверь. Мороз на улице заставляет обнять себя руками. Впрочем, Аякса можно было понять, ведь даже несмотря на то, что в письме ничего о его возлюбленном не сказано, Тарталья переживает. Дотторе возвращается домой. Его идея вертится в голове еще несколько минут, после чего доктор все же засыпает. Он понимает, что событие не отпустит его так сразу, поэтому сразу обещает то ли себе, то ли Синьоре, что обязательно будет вспоминать ее каждый вечер перед сном.