☀☀☀
— Почему он на твоей кровати? — Ханьдон достала из-под подушки Юбин игрушечного львёнка с глазками-бусинками. — Ещё и под подушкой? Юбин пожала плечами. — Ты его наверно туда положила. — Я положила на свою кровать! И точно не под подушку! — Его никто из нас не трогал: ты уходила последней, — Джию погладила Ханьдон по плечу. — Может, уборщица заходила, уронила и не знала, куда положить. Ханьдон надулась, обняв львёнка, и села на свою кровать. — Девочки, помогите Суа выбрать платье, у нас получается чётное количество голосов, а если не поможем выбрать, она нам весь мозг проест, — в комнату заглянула Шиён и сложила ладони в мольбе. — Хорошо, — рассмеялась Джию, и комната опустела. — Какого? — Ханьдон, когда все вернулись, подбежала к валяющейся на полу игрушке, подняла её с пола. — Кто так с тобой? — она сняла с пасти львёнка резинку для волос и погладила игрушку. — Нет, с меня хватит этих тупых розыгрышей! Она помчалась куда-то в коридор. — Почему ей так важна эта игрушка? — Джию встала у зеркала, взяв расчёску. — Кажется, это был подарок её умершей бабушки, — Юбин натянула на нос очки и стянула с тумбочки книжку. — Поэтому лучше не обращать внимания. — Вот оно как, — Джию грустно улыбнулась и повернулась обратно к зеркалу. Юбин мигом подорвалась с кровати, отреагировав на грохот и визг Джию, прикрыла соседку собой, пока с тумбочки скатывались, падая на пол, тюбики, крема, карандаши, кисточки и палетки. Джию, мелко дрожа, схватила её за руку. — Что это было? Я ничего не делала! — Я знаю. Это чемодан со шкафа свалился, — Юбин разогнулась, погладила Джию по спине и, не вставая с колен, принялась собирать всю упавшую на пол косметику и возвращать на столик перед зеркалом. Джию поднялась, плотно сжала губы и выдохнула. Взялась за ручку чемодана и стянула со стола. — Ох, — вырвалось с губ испуганное, когда заметила паутинку трещин, испортившую зеркало. — Я, конечно, не суеверная, но мне это не нравится, — Юбин приобняла Джию, нашагнувшую на неё из-за того, что машинально двинулась назад. — И мы теперь без зеркала в комнате. — Может, можно попросить Чана заменить… Ханьдон, ты чего? Девушка, замершая на пороге комнаты, смотрела на разбитое зеркало, прикрыв рукой рот, в распахнутых глазах — трещины испуга. — Это плохо, это очень плохо, — ладонь Ханьдон задрожала, девушка закусила кончики пальцев и попятилась в коридор, выронив игрушку. — Он хотел защитить нас! — воскликнула внезапно, подняв львёнка за лапу, и вбежала в комнату, выставив игрушку вперёд, словно Рафики Симбу. — Ему поэтому на морду натянули резинку, как намордник, чтобы не рычал и не кусался! У нас в комнате зло! — По-моему, это просто игрушка, — осторожно вставила Юбин. — Дон-и, милая, ты слишком чувствительная сегодня, — Джию шагнула к Ханьдон и приобняла за плечи, поглаживая. — Пойдём отпросимся у Чана в магазин, купим тебе вкусненького… — Нет, нужно защитить комнату! — Ханьдон упрямо тряхнула гривой волос и кинулась к тумбочке, хлопая дверцей и ящиками, доставая карандаши и разную мелочёвку. — А ты узнала кто пытался разыграть тебя со львёнком? — Юбин попыталась отвлечь, но Ханьдон продолжила отсчитывать скрепки и кнопки. — Никто не пытался, естественно, это же всё злой дух! — Я так не думаю, — пробормотала Юбин, но вовремя замолчала, увидев как Джию приложила палец к губам, и послушно двинулась помогать собирать какие-то амулеты из скрепок. — Нужно ещё задобрить, вдруг это домовой, а мы его чем-то разозлили, — Ханьдон завертелась волчком по комнате. — Нужно блюдце, и молока налить, и на пороге поставить… Юбин с Джию переглянулись и вздохнули одновременно. Покорно выполняли всё, что просила взвинченная напуганная Ханьдон, которую еле-еле удалось отвлечь, уведя на улицу погулять, якобы для того, чтобы домовой успел найти молоко и всё выпить. На свежем воздухе Ханьдон поуспокоилась, отвлеклась на куст цветущей спиреи, нюхая цветки и фотографируя их на телефон. — Может вы не будете стучать нам в стену? — в коридоре, когда они вернулись в корпус, их встретила недовольная Шиён. — Нас не было в комнате, — удивлённо отозвалась Юбин. Джию, схватившаяся за ручку двери, испуганно замерла, а Ханьдон схватила ледяными руками своих соседок по комнате и оттащила подальше. Шиён покрутила пальцем у виска и вернулась к себе. — Только не паникуйте, хорошо? — Юбин обернулась к девочкам, подмечая как они напряжены. — Давайте сначала проверим что это может быть, может там сейчас кто-то сидит: тот, кто над нами прикалывается, или же зверёк какой-нибудь… — Я туда ни за что не войду! — Ханьдон отрывисто рубанула ладонью по воздуху. — Хорошо, — Юбин прикрыла глаза. — Давайте пройдём через соседнюю комнату на балкон и заглянем через окошко? Отлично, я одна пойду это сделаю, — сдалась она, когда на её предложение никто так и не отреагировал. Но Джию и Ханьдон послушными напуганными утятками последовали за ней. — Вы что делаете? — Хёнджин перегнулся через перила перегородки балкона и разглядел сгрудившихся под окнами собственной комнаты девочек. На него зашипели предупреждающе, и парень перелез через перила и присел на колено позади девочек. — Так что делаете? — он переспросил заново шёпотом, устроив подбородок на плече Джию. — Ждём домового, — тихо отозвалась Ханьдон, а Джию дёрнула плечом, скидывая с себя подбородок парня. — Чего? — фыркнул Хёнджин и взмахнул руками, восстанавливая равновесие: одной рукой придержался за талию Джию, и девушка отодвинулась от него, бросив нахмуренный взгляд. — Извини… Эм, а почему вы решили, что у вас в комнате домовой? На него снова зашипели, и Хёнджин притих, взглядом приклеившись к лебединой шее девушки перед ним: белоснежные молочные контуры прикрыты полотном густых, переливающихся, словно звёзды в ночном небе, волос. — Ты красивая, — он дотронулся до её волос, слегка сдвигая в сторону, открывая больше пленительного простора для взгляда. До его действий никому не было дела: разглядевшие что-то за окном девочки завизжали и дружно повалились через перегородку, сдуру забежав в соседнюю комнату мальчиков. Хёнджин вздохнул и поднялся, заглядывая в окно: в комнате не было ничего необычного. — Девочки такие странные, — он закусил губу и перелез обратно в свою комнату.☀☀☀
— Ты что там делал? Чан, вылезающий из комнаты девочек, споткнулся. — Не пугай так, я старый, у меня сердце слабое, — притворно приложил руку к груди, сгорбившись. — Готовлюсь к день рождению Ханьдон, он уже завтра. Так что смотри, не порти сюрприз. Он пошёл в вожатскую комнату, и всем восприятием ощущал спешащего за ним по пятам Чонина — словно за верёвочку привязанный. Чан ускорил шаг, а Чонин перешёл на бег. — Чан, — жалобно раздалось за спиной, когда уже схватился за ручку двери: сейчас больше всего хотелось юркнуть в комнату, на свою безопасную территорию, и спрятаться в шкафу, чтоб надёжно за ещё одной дверью, а лучше запереться в ванной комнате и прикинуться мёртвым. — Там в медпункте никого нет, я час там просидел… помоги, пожалуйста. Чан сразу же позабыл о своих дурацком инфантильном желании избежать ответственности и чувств: повернулся к Чонину, схватил за плечи, встревоженно осматривая лицо, и Чонин сам протянул ему руку, исполосованную вздувшимися царапинами. На этом ребёнке скоро живого места не останется: всё тело в синяках и порезах, колени и локти в корках от подсохших ссадин, щиколотки порезаны травой, одна бровь разбита. Под конец смены наверняка придётся возвращать его домой всего перебинтованного, как мумию. — Это я кошек у столовой погладил, — хныкающе объяснил Чонин. — На Минхо они почему-то нормально реагируют, а я им не понравился… У меня, кажется, аллергия на кошачьи царапины, ещё чешется сильно. Чан приложил ладонь к его лбу, проверяя температуру, и вздохнул, приглашая зайти к себе. Чонин зашёл следом, будто специально преследуя почти впритык, хватаясь за футболку сзади, как маленький избалованный ребёнок, зависимый от мамы. Этот мальчишка — самое настоящее ходячее несчастье: в воде обязательно утонет, на земле обязательно споткнётся и упадёт, едой непременно подавится, в трёх соснах неизбежно потеряется, солнечным ударом и простудой обязательно обзаведётся, внимание злого бродячего пса, каким-то образом попавшего на территорию лагеря, несомненно привлечёт, одежду порвёт и испачкает, шнурки от кроссовок где-нибудь потеряет, пасту с лица смыть забудет, волосами в ветках запутается. Чонин не давал и дня прожить спокойно: в конце смены можно будет с успехом идти сдавать экзамен на получение квалификации спасателя — сколько самых разных экстренных ситуаций отработано благодаря Чонину и сколько видов первой помощи Чан натренировался на нём оказывать. Он дал пострадавшему ребёнку таблеток от аллергии и принялся мазать царапины зелёнкой, кажется, чересчур спеша: получалось криво, а руки дрожали, он старался прикасаться совсем неощутимо, чтобы не расплавить ванильно-зефирную кожу, чтобы не пришлось потом отмываться от вязкого сахара, приставшего к пальцам и одежде, чтобы не оставалось вообще никаких следов, напоминающих об этом ребёнке. — Крис, — Чан бросает взгляд исподлобья на позвавшего его Йени, всего на секунду, только бы не поддаться чарам требовательных хитрых глаз. — Ты красивый. Зелёнка-карандаш падает на пол, Чан бормочет что-то нелепое и не к месту, выдавая с потрохами свою неадекватную реакцию на самый обычный, тривиальный комплимент, гоняется за катающимся по полу карандашом и возвращается на кровать запыхавшимся. Наверно потому, что устами младенца глаголит истина, и Чонин звучал так искренне… — У тебя есть девушка? Это ещё к чему? Чан поднимает глаза и видит румянец на щеках Чонина, будто тот вдоволь набегался и наигрался на свежем воздухе. — Нет… да, — снова опускает глаза и лихорадочно соображает, что теперь из этапов лечения нужно сделать. — Врёшь, — довольно сообщает Чонин, и Чан мысленно чертыхается, ругая себя за нерасторопность, спотыкаясь, вскакивает к тумбочке и роется в ящике в поисках пластырей. — Я хочу быть таким же, как ты, я устал, что меня вечно считают ребёнком, — внезапно переводит тему Чонин, и плечи Чана расслабляются, и легко вспоминается, куда он запихал чёртовы пластыри. — Таким же сильным, и уверенным, и всегда знать, что делать… хочу заботиться о других, а не чтобы все заботились обо мне. — Чтобы заботиться о других, нужно сначала научиться заботиться о себе, — Чан вернулся с пачкой пластырей. — Кто бы говорил, — хмыкнул Чонин. — Судя по твоему примеру, это необязательно. Ты когда спал в последний раз? У тебя синяки под глазами размером с два океана. — Спал? — Чан хмурится, и этим смешит этого ребёнка. — Ну да, Кристофер, сон — то, что делают люди, когда устают и им нужно восстановить силы для нормального функционирования. — Я сплю. — Ага, на ходу. Лицо уже всё свело от напряжения, мозг устал соображать чего хочет от него этот ребёнок, устал сбегать от отвратительных мерзких мыслей. И да, не мешало бы выспаться лишний часочек. — Я позабочусь, чтобы ты сегодня хорошо поспал, — Чонин кладёт ладонь ему на колено. — У меня сегодня дежурство, — Чан проклинает взглядом коленку, дёрнувшуюся, как от нервного тика. — Подежурю вместо тебя, — весело сообщил Чонин несусветную глупость. — Чтоб мне потом на утро разгребать последствия апокалипсиса? — Думаю, если сказать, что тебе нужно выспаться, все будут вести себя тихо, — Чонин погладил его по плечу. — А если придёт кто-то из начальства, мы тебя сразу разбудим. Чан хотел сказать что-то, что-то важное, и чтоб не предлагал больше глупостей, но шея устала от неподъёмной головы, а мысли совсем перестали двигаться, нагрузив мозг тяжёлыми неподвижными камнями. — Я, кажется, правда немного устал, — выдохнул Чан в шею Чонина, не заметив, как уронил голову ему на плечо. Если забыться ненадолго, ничего плохого же не случится?☀☀☀
— Ты откуда и куда? — Чан волчьим взглядом впился в бесшумно приближающегося лисёнка, утопающего в толстовке на размер больше его. — Помогать тебе дежурить, — довольно сообщил Чонин и уселся рядом на диване, сдвинув коленки и положив на них ладошки. Чан отложил на время бурные препирательства кто сейчас должен лежать в своей кроватке и видеть третий сон, внимание сосредоточилось на знакомой текстуре кофты. — Это что, моя толстовка? — прошипел Чан, дёрнув рукав, вылезающий за кончики пальцев. — Ага, — обрадованно кивнул Чонин, глаза озорно заискрились в полутьме коридора. — И я её тебе не отдам. Ты же не будешь меня раздевать, чтобы забрать её? — прозвучало непонятным тоном. Чан промолчал, нахмурившись, чувствуя подвох. — Иди спать. — Не хочу, — Чонин боднул его головой в плечо. — Хочу сидеть с тобой. — Ты хочешь, чтоб я тебя, как ребёнка, за ухо привёл в комнату и уложил в кроватку? — Чан нагнул вбок голову, приблизив лицо к Чонину, надеясь задавить рассерженной энергетикой. — Ну, если это будет твоя кровать, то да, — Чонин разошёлся не на шутку, и пришлось заткнуться, чтоб не провоцировать ещё более неловкой ситуации. Чан отвернулся, закусив изнутри щёку, сделал вид, что прислушивается к звукам в коридоре. Кажется, он крупно ошибся в тот раз в медпункте, когда решил замять дурацкий поцелуй в коленку, сделав вид, будто ничего не было: нужно было пошутить, придумать хоть что-нибудь, но теперь поздно — Йени зациклился на этом недоразумении и теперь постоянно достаёт, придумав себе что-то и поверив в эту выдумку. Какое-то время удавалось открещиваться от надоедливого присутствия Чонина, ссылаясь на вожатские дела и сбегая куда-нибудь, но теперь этот ребёнок стал как лишняя часть тела — можно только отрубить, а это больно. Тем более страшно оставлять Йени без присмотра: в прошлый раз, когда Чан не видел его целый час, тот умудрился провалиться в люк, сбежав с Хёнджином в магазин за мороженным, а в другой раз, единственный раз, когда Чан не наблюдал за ним в столовой, он успел подавиться косточкой от абрикоса и чуть не умер из-за усиленных похлопываний по спине, которыми Уджин пытался то ли выбить косточку, то ли прошибить на фиг спину. Нужно постоянно быть рядом с Чонином, чтоб он каждую секунду был на виду, не то можно моргнуть, а тот уже будет инвалидом — либо сам себя доведёт, либо кто-то из желающих помочь. — Дай руку, — Чонин сжал что-то в ладошке и, не дождавшись, что Чан послушается, самостоятельно взял его за запястье, огладил пальцами по бокам ладони, щекотно пробежался по течению выпирающих вен, аккуратно выпрямил его сжатые пальцы и натянул что-то на запястье. Чан поднёс к глазам идеально севший на руку самодельный браслет из ракушек, пощупал каждую, ощущая остаточное тепло чужого тела, согревшего гладкий материал. Вздохнул и облизал губы, не зная, что сказать. Поблагодарил, а Чонин расплылся удовлетворённой улыбкой и растёкся по его плечу счастливой лужицей. Чан смотрел на него, пока тот, жмурящийся от удовольствия, не видит, и боялся за себя и своё здоровье: сердце щемило слегка больно, и воздуха не хватало, хотелось глубоко вдохнуть и выдохнуть из себя всё это непонятное, неловкое и тревожащее. Может, станет полегче, если узнать поближе этого ребёнка, перестать судить о нём поверхностно, или же, наоборот, убедиться во всех субъективных догадках и ярлыках и подтвердить обоснованность поставленного креста. — Кем ты меня загадал тогда, когда мы гуляли на море? — Я загадал тебя самого, — фыркает Чонин. — А ты не смог отгадать. Тебе самому нужно научиться думать о себе, а не только о других. Ты сказал мне, что не знаешь таких людей. Даже не можешь признать свои заслуги, тупица. — Потому что это неправда, Йени. Я это знаю, поскольку на самом деле не сильный и не настолько самоотверженный. Не такой, каким меня видят все… я могу лишь пытаться быть вашим супергероем, тем, на кого вы все можете положится… Прости меня, я, возможно, не самый лучший пример для подражания. Чонин задубасил его по животу. — Разве быть сильным не значит уметь признавать свои слабости? — взглядом вылил на него шквал лукавого раздражения. — И ты сам говорил, что нужно не избегать своих слабостей, а встречаться с ними лицом к лицу… почему ты постоянно говоришь, а своим словам не соответствуешь? — Не со всеми слабостями следует встречаться лицом к лицу, — Чан сглотнул, ощущая себя, словно ступил в болото, а на самом деле просто прикоснулся к Чонину. — Иногда лучше просто признать их и быть искренним с самим собой, этого достаточно, чтобы выдержать их груз… чтобы не навредить никому, — убрал ладонь с чужой коленки, осознав, что это движение было лишним и неосознанным. Это ужасно: он перестаёт себя контролировать, становится кем-то чужим, незнакомым самому себе. Чан поднял руку к глазам, пытаясь убедиться, что она всё ещё принадлежит ему. Почему он, в свои двадцать один, чувствует себя так нелепо и глупо? Разве в этом возрасте он не должен уже хорошо знать себя? Почему так сложно оказывается предсказывать свои действия и контролировать мысли? — Крис, — на этот раз он не попался: не поднял голову, как послушный пёсик на зов хозяина. — Крис, мне нравится парень. — Это пройдёт, — Чан опёрся руками на расставленные в стороны колени, горько усмехнувшись самому себе, зная, что ведёт себя как те самые взрослые, что врут, избегая правды и неприятных тем. — У тебя прошло? Чан вздрогнул. Какого чёрта он чувствует себя загнанным в угол? — Мне не нравятся парни, — сглотнул Чан. — Ага, поэтому ты сейчас так нервничаешь. — Я не нервничаю, — Чан расцепил ладони. — Даже посмотреть на меня не можешь. — Могу. Так, там шум был… надо пойти проверить. — Хватит прикидываться: из тебя плохой актёр, — Чонин остался на диване. — Иногда ты ребёнок похуже меня, — добавил обиженно-поучительным тоном. Чан позорно сбежал, пряча в темноте коридора лицо, сжимая в кулаках болезненный пульс сердца. Он не может позволить себе быть слабым, не может позволить себе ошибиться. Он должен стать сильней, заглушить в себе эти омерзительные чувства к ребёнку, кому-то столь глупому и беззащитному. Это всего лишь дурацкое желание заботиться, привычка быть нянькой, страх оставить без присмотра, и что-то выросшее на этой почве, уродское и неправильное. Всего лишь одержимость гиперопёкой, желание прикрыть собой и не отпускать ни на секунду. Всего лишь… Всего лишь Чонин.