☀☀☀
Разбудило солнце, ворвавшееся без сопротивления в комнату и уколовшее прямо в глаз: конечно, никто ведь не удосужился закрыть шторы — обычно это делал Феликс. Проверив время на телефоне, Чанбин увидел, что до общего подъёма осталось ещё десять минут, и решил больше не спать — дождаться, когда Ёнбок проснётся, и первым же делом заставить обнять, а заодно узнать отпустило ли его от вчерашней истерики. Но сначала — растолкать Уджина, который даже в спящем состоянии умудрялся доебаться: храпом, способным разнести стены и обвалить потолок. Погнал этого медведя обдолбанного в ванную, изрядно помучившись: тот привык, что Чанбин всегда идёт в ванную первым, и ещё долго не понимал, чего от него хотят. Пришлось чуть ли не силком тащить его в ванную, особенно после того, как Уджин попытался разбудить Феликса и, поменявшись с ним очерёдностью, выбить себе на сон ещё пару минуточек. Чанбин привстал на край своего матраса и руками придержался за защитную перегородку верхнего яруса: Феликс продолжал спать, запутавшийся в месиве из простыни и одеяла, и спал настолько крепко, что не разбудили ни возня, ни шум перепалки. Даже жалко будить. — Ликс, вставай, — Чанбин стянул мятую простынь, используемую вместо одеяла, потряс за плечо, ожидая, что Феликс перевернётся со спины и покажет сонное беззащитное личико: сразу после сна Чанбин ещё ни разу его не видел. — Просыпайся, блин, кому говорю! — Не трогай меня, я плохо себя чувствую, — раздалось хриплое из-под простыни, а Феликс даже не шевельнулся. — Плохо? Что болит? — Чанбин приподнялся повыше, грудью навалившись на перегородку, стянул простыню почти до пояса. — Ликс, — погладил по вздрогнувшей спине. — После завтрака сходим в медпункт, — поцеловал напоследок в футболку между лопатками и спустился вниз, как раз вовремя, к выходу из ванной недовольного началом утра Уджина. На завтрак Феликс опоздал: Чанбин уже почти собрал ему остатки еды на перекус, но тот всё-таки пришёл под самый конец, спешно проглотил очередную безвкусную кашу, почти не пережёвывая, — хотелось сделать замечание, но Феликс выглядел бледновато, действительно заболевшим, и игнорировал всё вокруг, даже не поздоровался ни с кем, так что лучше на него не давить. — Эй! — Чанбин поймал его за локоть, сбежав по лестнице столовой. — Ты забыл, что тебе надо в медпункт? — Мне не надо в медпункт. — Но у тебя же что-то болит. Ты говорил, что плохо себя чувствуешь. — Ничего у меня не болит! Перестань вести себя так, будто мы встречаемся! Чанбин вздрогнул и огляделся по сторонам, приметив, как тройка девочек из неизвестного отряда на лавке у фонтанчика оглянулась на них, услышав громкий злой голос Ликса. — Мы не… — Вот именно: «мы не», — Феликс припечатал строгим тоном, слишком сильно выделив интонацией отрицательную частицу. — И я тебе не сестра, чтоб так печься обо мне. — Мы друзья, — Чанбин растерянно смотрел на нового Ёнбока: бледно-холодного, со стальным взглядом. — Друзья? — тот фыркнул, закатив глаза. — Не нужна мне такая дружба! Чанбин остался стоять на ступеньках, словно заиндевевший. Феликс так резко изменился, будто кто-то сократил естественный процесс остывания звезды с миллиона лет до одного дня. Необходимо срочно найти мудака, посмевшего промыть мозги доверчивому восприимчивому цыплёнку, и популярно, самым наглядным способом объяснений, показать, какие бывают последствия у подобного рода преступлений. По дороге в корпус Чанбин продолжал думать, что случилось, кто виноват и связано ли как-нибудь сегодняшнее поведение Ликса со вчерашней истерикой. Мозг, не привыкший с таким прилежанием анализировать чьи-либо поступки и мысли, вскипел, и Чанбин сразу направился в ванную, чтобы, умывшись, сбавить градус и не взорваться. Позвал Феликса, копошившегося в шкафу. — Ты оглох, что ли? — разозлившись, схватил его за руку, и не успел тот опомниться, как оказался за закрытой дверью ванной комнаты. Но вместо привычной робкой улыбки — сложил руки на груди, смотрел, поджав губы, этим противным ледяным взглядом. Ничего, скоро оттает. Феликс остановил его руку и отбросил. — Что, та твоя любимая вожатая тебя недостаточно удовлетворяет? — фыркнул, посмотрев вызывающе-насмешливо. — Насколько больше секса тебе нужно, чтобы перестать лезть ко мне? — Какого? — Чанбин схватил его за запястья, пригвоздил бабочкой к двери. — Я переспал с ней ещё до тебя! Это не считается, — скривился, поймав себя на том, что зачем-то оправдывается. — И какого хера ты меня контролируешь? Почему я должен тебя слушаться? Считаешь, ты один должен быть у меня? Я сплю с кем захочу, потому что свободен. Если был бы с кем-то в отношениях, так бы не делал. Мы с тобой не в отношениях, уже обсуждали. — То есть я тебе нужен только если хочется подрочить на парня? — улыбка Феликса стала змеиной. — Нет, мне не хочется дрочить на парней. — А я кто, по-твоему? — Ну, ты не особо похож на парня. Лёд в глазах Феликса дал трещину, но это оказалось приглашением в пропасть, а не оттаявшим снисхождением: Чанбин задохнулся, получив унизительную пощёчину. — Ненавижу тебя! — выплюнул Феликс, совсем слетев с катушек. Чанбин не дал ему уйти, оставив последнее слово за собой: зажал между раковиной и унитазом, толкнув в стену так, что парень ударился затылком о кафельную плитку. Феликс зажмурился, почувствовав его руку между ног, свёл вместе коленки, и рванулся вперёд, попытавшись освободиться, но Чанбин вжал его сильней в стену, прислонив плечи рукой. — Вот так ты меня ненавидишь? — ухмыльнулся он, засунув ладонь в трусы и найдя там быстро твердеющий член. Феликс всхлипнул, но сумел оттолкнуть, вырвался и поймать себя не дал — долбанул коленом в пах, наградив унизительной болью, и выбежал из ванной, пользуясь шансом, пока Чанбин приходит в себя. Очухавшись, Бин выбежал следом, нашёл Феликса в коридоре, но ничего сделать не успел: охуевшая старуха, их новая вожатая, снова погнала всех на очередную каторгу. Весь день прошёл впустую: Феликс бегал от него, прятался за спинами других парней и девчонок, огрызался, если Чанбин обращался к нему, пихался и пинался, если удавалось схватить за плечо или одежду. Вёл себя, как маленький злобный дикий зверёк, невоспитанная, но милая, дамская собачка-мелочь, скалящая зубки. Нельзя не признать, что такой Феликс лишь больше заводил: под конец дня желание оттрахать выросло до потемнения в глазах и посинения яиц. Останавливало только, что не хотелось совсем рассориться с этим инфантильным тупицей. Но Феликс явно хотел довести его, обрубив все возможности пересечься в интимной обстановке наедине: Чанбин надеялся уломать его на дрочку в ванной перед сном, ведь как бы Феликс на него не злился, его бешенство и заскоки не распространялись на тело и не мешали вожделению, но Ёнбок устроил хитро спланированный облом — попросту не заявился в комнату, даже после отбоя. Уджин молчал, как партизан, уткнулся зомбаком в светящийся экран телефона, и лишь смотрел тупорыло, отрыгнувшись скупым «понятия не имею куда он делся, сам иди ищи». Чанбин искал, очень прилежно и целеустремлённо: поднял на ноги вожатую, забежал в медпункт, проверил старую площадку с качелями — устал, а Феликс нашёлся в комнате девочек, куда вернулся даже после ругательств с вожатой. Его пустили через балкон, а перед носом Чанбина прозрачная дверь захлопнулась, а на настойчивый стук Суа ответила более чем наглядно — средним пальцем. В край разозлённый, Чанбин пошёл ломиться в другую дверь. — С чего ты взял, что он хочет тебя видеть? — Шиён встретила его на пороге, перегородив собой вход в комнату. — Мне плевать, хочет или нет, мне узнать, какого хера он творит. — Вернись в свою комнату, пока я не позвала вожатую. — Мне нужно увидеть его, — Чанбин попытался отодвинуть, но Шиён встала каменным изваянием, оказавшимся внезапно тяжёлым и несдвигаемым. — Феликс! — осталось только орать, как можно громче, чтоб точно услышал. — Выйди, блять! Сейчас же! — С хуя он должен тебя слушаться? — Шиён в ответ наорала ему прямо в ухо, напугав и сбив с толку. — Он должен вернуться в комнату, — Чанбин двинулся вперёд на шаг, на который отступил до этого, и успел ударить в дверь прежде, чем эта дикая скрутила его: он даже не успел заметить какой приём она использовала. — Нихера он ничего не должен. Особенно тебе, долбоёб. Поспит сегодня у нас. — С кем? — Чанбин вырвался из её хватки. — У вас нет лишних кроватей. — Какая тебе разница? Я тебе сказала: съебись отсюда. Шиён оказалась очень убедительной, когда на очередной рывок Чанбина среагировала выкручиванием руки: не хотелось заработать перелом за своё упорство, пришлось сдаться и упустить возможность попасть в комнату — дверь захлопнулась прямо перед носом. Чанбин долбанул по деревянной поверхности раз, вдарил два, затем потащился обратно к себе, подгоняемый воплями вожатой-стервы, но снова вернулся: он не мог оставить Феликса в чужой комнате, занимающегося непонятно чем, в планах было вставить ему мозги на место самым эффективным способом — заставить хорошенько кончить пару раз подряд, и мысли очистятся, вся поеботень и бабский истеризм выветрятся, и солнышко вновь станет самим собой, снова начнёт ему ярко улыбаться. Устав бороться с неподдающейся дверью, Чанбин присел на пол: сна ни в одном глазу, он ещё сутки может продержаться на топливе ярости. Что вообще творится в голове у Ёнбока, как он мог ему в лицо сказать, что ненавидит? Раньше ведь Чанбин и не такое ему говорил, и ничего, терпел ведь, сносил всё с молчаливой улыбкой, зная, что потом можно получить награду. А теперь что, каждый раз прорываться через заскоки и выебоны? Заснул незадолго до рассвета и очнулся с тяжёлой гудящей головой, не сразу вспомнил почему уснул, сидя на полу в коридоре, но увидев Феликса, выходящего из соседней двери, вскочил, как в жопу ужаленный, готовый на этот раз найти наиболее точные слова, высказать все претензии, не стесняясь, но охренел и застыл, часто моргая: Ёнбок вышел накрашенным, не как транс-шлюха и не как в тот раз, мальчиком-куколкой, менее сладко, не ярко, но заметно, словно был одним из тех педиковатых мальчиков с обложек глянцевых журналов. — Какого хера? — Чанбин попытался стереть персиковый блеск с его губ, но лишь размазал, а Феликс перехватил его руки и, совсем охуев, неожиданно ударил коленом в живот. Отдышавшись, Чанбин разогнулся и смерил ядовитым взглядом. — С кем ты спал? — Лежать с кем-то в одной кровати не значит секс, хён, — язвительно ответил Феликс. — И чего ты бесишься, какое тебе дело, с кем? Мы друзья, и ты не можешь меня контролировать. Чанбин опешил, не найдя, что возразить, и Феликс успел уйти победителем. — Потому что ты, блять, совсем бабой стал! — крикнул вдогонку. — Провёл ночь в комнате с девчонками и ни с кем не потрахался. Ты теперь ихняя подружка? С девчонками проще, да? Ну конечно, ты такой же, как они, вы отлично друг друга понимаете! Уджин ломанулся вперёд, появившись из глубины коридора, но Минхо, вылезший из своей комнаты, опередил, врезав первым. Чанбин, не успевший заблокировать удар, сплюнул кровь. — Хорош орать, тем более дичь невъебенную, — Минхо встряхнул руку. — Совсем крыша поехала? — Уджин наградил брезгливым взглядом. — И чтоб ты знал: Феликс не у девочек ночевал, а у нас, — Минхо скрестил руки. Устав соображать на тяжёлую невыспавшуюся голову, Чанбин последовал за ним в комнату, не зная толком зачем, но хотелось убедиться кто именно ему мозги пудрит. — Ликс-и правда спал у нас, — спокойно подтвердил Хёнджин, встряхивающий покрывало. — Сладкий педик, — облизнувшись, полулёг на свежезаправленную кровать, выставив вперёд длинные ноги. — Не смей его так называть, — вздрогнул Чанбин и сжал кулаки. — А что, оскорблять его — это только твоя привилегия? — Хёнджин хмыкнул. — Надо же как по-мудацки прозвучало. Хён, ты мудак. Чанбин занёс кулак над его лицом, но не завершил удар: в голове что-то скрипнуло и заело. Он услышал внезапно своё тяжёлое дыхание, увидел отражение в зеркале — стрёмное, невыспавшееся. — Я знаю. Засунув руки в карманы, побрёл на выход из комнаты. — И почему он всегда чудом избегает чужого кулака? — Минхо недовольно посмотрел на улыбающегося Хёнджина и проводил его недобрым взглядом до двери. — Эй, Со, хочешь, помогу его вернуть? Чанбин повернулся и дождался, когда Хёнджин подойдёт. — Не вмешивайся, — процедил, запихивая ему в лицо злой предупреждающий взгляд. — Я сам справлюсь. Ему нужно было подумать. Хорошенько подумать, и заодно понять почему так сильно завёлся из-за какого-то там парня. Всё утро провёл на спортплощадке, изводя себя тренировками: на свежем воздухе при активном движении думалось легче. Но декорации для размышлений оказались не самыми удачными: посмотрев на «маятник», вспоминал, как Ликс дурачился, раскачиваясь на нём по полной амплитуде, смеялся звонко и счастливо; вспоминал как приятно крутило в животе, когда ловил на себе его восхищённые взгляды, а потом живот скручивало уже мучительно, когда вспоминал Ликса на гиперэкстензии, в слишком двусмысленной позе. А ведь тогда он впервые поймал себя на желании поцеловать этого задрюченного недотраханного птенчика, когда тот сидел на его бёдрах и старался задохнуться от нехватки воздуха, смешил напуганными донельзя глазами и манил соблазняюще раскрывшимися блестящими губами. В столовую пришёл взмыленным и пристыженным: трахаться хотелось ужасно, а в ближайшее время не получится. И тут ещё Хёнджин со своими ебланскими шуточками и доёбами до Феликса на пустом месте: они вместе с Сынмином очень старались задеть пытающегося их игнорировать малыша, предъявляли за ориентацию, глумились, демонстративно засовывая сосиски в рот, приправляя пошлыми шутками. Заебавшись это терпеть, Чанбин вылил компот в лицо Хёнджину. — Ещё хоть слово — и эта сосиска окажется у тебя в трахее, — процедил зло. — Какие-то гейские у тебя угрозы, — хмыкнул Хёнджин, но стушевался под тяжёлым угрожающим взглядом. Феликс с трудом дожевал остатки еды, сосиску так и не тронул и пулемётом выскочил из столовой. Чанбин вышел за ним и преследовал след в след, не решаясь окликнуть или опередить, порывался поймать пару раз, когда Ликс спотыкался ни с того, ни с сего, но тот вроде бы как самостоятельно разбирался со своими ногами и продолжал идти, медленно, но хоть как-то. В комнате Феликс дошёл до своей тумбочки и повернулся лицом ко входу: Чанбин почему-то побоялся встретиться с ним взглядом, скользнул в ванную и заперся изнутри. Душно. Одежда полетела на пол, он зашёл в кабинку душа и включил ледяную воду, надеясь, что она освежит и собьёт напряжение. Нельзя же как животному сорваться на Ликсе, хотя так хотелось. Холодный душ немного отвлекал, но мысли вплотную подсели на Феликса, не хотели оставлять его в покое: Чанбин вспоминал все позы, двусмысленные и не очень, всю одежду — девчачью или обычную, но лёгкую, лишь слегка лежащую на теле; думал о словах и поступках, вспоминая как с самого начала Ликс потрясал своими внезапными проявлениями жёсткости характера. А ведь посмотришь и не поверишь, что этот цыплёнок-девочка способен перечить, огрызаться и быть по-мужски храбрым. Чанбин помнил как увидел его в первый раз: охренел, не веря, что парень может быть таким. Помнил, как залип на губах и метался взглядом между глазами и снова возвращаясь вниз, на эти пухлые вкусные губы — сладкие, как потом оказалось. В паху заныло, затянуло, вспомнилось прикосновение мягкой тёплой ладошки к члену, и невольно вырвался стон. Чанбин сжал себя рукой и упёрся лбом в стену, вода ледяными струями била по загривку, кожа покрывалась мурашками из-за контраста внешнего холода и внутреннего тепла. Хотелось притащить Феликса сюда прямо сейчас, чтобы дал свою ладонь, стиснул как он может, не очень умело, но старательно. Хотелось, чтобы он поделился своим теплом: тёплым телом, тёплой улыбкой, тёплым дыханием в шею. Чанбин попытался вспомнить какого это — обнимать его, но осознал внезапно, что сам ни разу не обнимал Ёнбока и понятия не имеет как будет ощущаться это тонкое тело в его руках. Можно только представить примерно, основываясь на воспоминаниях, когда Ликс сам к нему прижимался, ласкал своим теплом, согревал. Таких моментов было так мало и запомнились они не так сильно, нежели когда Феликс стоял перед ним, вжатый в стену, и дарил наслаждение, доводил до температуры кипения, когда испарина по всему телу, горячее дыхание и пульсация везде, от члена до головы. Чанбин двинулся машинально вперёд, надеясь найти Ликса на месте, но наткнулся всем телом на ледяную стену и отпрянул. Совсем крыша поехала: ведёт себя, как конченный шизик. Выключив воду, присел на корточки. Трогать себя больше не хотелось: всё равно по ощущениям совсем не то, по сравнению с тем, когда ему помогает Феликс. Что теперь надо сделать, чтобы Ликс снова захотел потрогать его по своему желанию? Феликс правда хочет быть его девушкой? Что вообще значат эти его «отношения» и «встречаться»: он хочет букеты цветов, конфеты, слащавые комплименты и прогулки под луной? Чанбин сомневался, что сможет выполнить хоть что-то из этого списка. Но попробовать можно, тем более если на кону обещание близости.☀☀☀
Феликс улыбался, но больше не ему. Общался с кем угодно, но не с ним, позволял обнимать себя кому угодно, но не ему. И улыбка теперь — не поток солнечного света, а так, его отголоски, мимолётные солнечные зайчики, сверкнувшие на миг белоснежные зубы и всё. А услышать искренний смех — вообще стало редкостью, так же сложно, как найти среди начинающих рэперов-самоучек кого-то, умеющего пользоваться техникой сплошного потока воздуха. Чанбин попробовал подарить цветы — нарвал много ромашек, незабудок и ещё каких-то синеньких с луга, но открыто дарить побоялся: кто узнает, засмеёт, а Ликс может и не принять, поэтому молча засунул в разрезанную пластиковую бутылку из-под минералки, поставил на тумбочку Феликса и давил улыбку, когда малыш заметил букет и взял в руки, удивлённо рассматривая, затем вернул на место, поправив цветы по краям, чтоб лежали покрасивей, и привязался к Уджину, выясняя, кто принёс букет. Уджин, естественно, не знал, но, когда Феликс отошёл, неодобрительно покосился на Чанбина, догадываясь. Исподтишка Чанбин показал ему средний палец и провёл ребром ладони по горлу. Тот вроде понял или решил, что Ликсу знать не стоит. Цветы зашли хорошо, и Чанбин стал думать что ещё можно сделать, не спалив себя. Подкладывать в тумбочку конфеты скучно, поинтересней будет писать Ликсу записки, много записок, целый квест — пусть тот отвлечётся от своих серых мыслей, вылезет из своей головы и обратит внимание на мир вокруг. Сработало хорошо: Феликс рад был бегать по всему лагерю в поисках спрятанного клада из вкусняшек, разозлило только, что при первых трудностях, сразу же поскакал к Уджину просить помощи. Они спорили насчёт номера корпуса в подсказке: Чанбин не подумал, что «6» можно прочесть как «9», и когда надоело слушать перепалку, встрял со своим дополнением. — Там у этой цифры верхний кончик более длинный и загнутый вправо, это шесть. Верней, я думаю, что это шесть… в конце концов, можно же проверить обе цифры. Ёнбок не обратил на него внимания, но Уджину сообщил, что идёт проверить клумбу у шестого корпуса. — Когда ты перестанешь это делать? — хмуро спросил Уджин, когда тот убежал, сверкая пятками и восторженно держа перед собой записку. — Ему нравится. — Перестанет, если узнает, что это затеял ты. — Не узнает, если ты ему не расскажешь. Но Ликс всё-таки узнал: Чанбин понял, когда увидел, что цветы перекочевали в мусорку, а все полученные с помощью квеста конфеты оказались вдруг в его тумбочке. Уджин божился, что и словом не обмолвился, и видимо Феликс как-то сам догадался или же Чанбин умудрился спалиться. В любом случае все старания прошли даром: Ёнбок не оттаял, улыбаться Чанбину не стал, продолжил игнорировать и не подпускать к себе, даже ради разговора. Чанбин долго не мог уснуть, а потом проснулся глубокой ночью, перевернулся на другой бок и, услышав в ночной тишине тихий подозрительный звук, раскрыл глаза: показалось, что всхлип. Уджин, как обычно, похрапывал, но вряд ли это из его мощной глотки. Прислушавшись, Чанбин понял, что звуки идут сверху — Феликс, похоже, плачет. Из-за чего? Что ещё успело случиться? Он намучился из-за дурацких подколов Хёнджина и Сынмина? Подорваться и спросить, но он этим напугает, а Феликс всё равно не ответит. Чанбин уселся на кровати, глядя в матрас над собой, поддерживаемый железной, слегка прогнувшейся под весом, сеткой. Феликс всхлипывал редко и очень тихо, но стало совсем ясно, что это слёзы. Чанбин поднял руку и приложил ладонь к матрасу наверху. Молча попросил успокоиться, но тут же одёрнул руку и спрятался под одеялом, услышав, что Ликс спускается сверху: тот прошлёпал босыми ногами в ванную, включил воду в раковине и несколько минут провёл там. Вышел, не всхлипывая больше, и шлёпанье голых ступней остановилось рядом с кроватью Чанбина. Феликс постоял немного, не забираясь наверх и никаким шорохом не объясняя, что делает, а Чанбин боялся спалиться, что не спит, лежал с плотно закрытыми глазами. Завтра он обязательно выяснит у кого-нибудь что с Ликсом и попытается решить проблему. Если это всё-таки Хёнджин виноват, изобьёт так, чтоб больше не смел даже пикнуть в сторону. — Ненавижу тебя, хён, — прошептал Феликс и забрался к себе наверх, перед этим неожиданно оставив на затылке лёгкий, еле ощутимый след от губ. Чанбин приложил ладонь к затылку, продлевая ощущение тёплого секундного прикосновения: что это было? И почему так противоречиво?☀☀☀
Целый день ломая голову и не находя нормальных объяснений, Чанбин решил дёрнуть Шиён: вроде та всегда отвечала что-то более-менее разумное и многое понимала. Пусть и в этот раз объяснит что не так с Ликсом: почему тот говорит, что ненавидит, но вместе с этим целует, и, если целует, значит, Чанбин ему всё ещё нравится, но почему тогда он продолжает игнорировать и вести себя агрессивно? Рассказывать было неловко, просить совета ещё больше, но Шиён вроде нормальная девчонка и ещё должна хорошо понимать Ликса — сама ведь такая же, ненормально дружит со своей занозой в заднице, Суа. Колбасило до дрожи в руках: он ненавидел с кем-либо говорить о личном. Хорошо хоть, стоя на балконе можно было делать вид, что разглядываешь облачное небо, а говоришь сам с собой. — Как мне заставить его поговорить со мной? — закончив объяснять расстановку дел, Чанбин уставился выжидающе. — А что ты ему хочешь сказать? — Шиён облокотилась на балконные перила. — Что хочу вернуть его. — Вернуть куда? Чанбин помолчал, не понимая издевательский ли это вопрос или серьёзный. — Слушай, я не знаю, что именно произошло между вами, но по Феликсу видно, что ты жутко проебался и напугал его, — Шиён начала нехорошо, сдвинув брови, и продолжила совсем плохо. — Изнасилований хотя бы не было? — Чанбин не успел отвести взгляд. — О, боже. Я не хочу продолжать этот диалог. Она выпрямилась и повернулась к двери, но, оглянувшись, сжалилась и осталась ещё ненадолго. — Перестань быть эгоистом, Со Чанбин. Феликс не вещь, чтоб терять и возвращать его, а именно так ты о нём думаешь. Не оправдывайся сейчас, я говорю о том, как он себя чувствует. Он не чувствует твоей искренности. — Но что мне делать, чтобы он почувствовал искренность? — Ты его любишь? Чанбин нахмурился. — Нет, ты просто хочешь его трахнуть и добиваешься разрешения, — Шиён ответила за него. — А он тебя любит. Если хочешь, как лучше, — отпусти его. Больше на вопросы девушка не отвечала, вместо разгадки всё ещё больше запуталось, и Чанбин внезапно сильно уставшим вывалился через комнату в коридор. Побрёл без цели, лишь бы куда-нибудь. Ноги сами привели на набережную. — Братик! — Мия запрыгнула на спину, слетела с него, шлёпнувшись и поцарапав коленку, но, заливисто смеясь, вскочила и обежала его, встав спереди. — А когда мы погуляем с Феликсом? Втроём: я, ты и он — ты обещал давно уже! Чанбин сглотнул: язык намертво прилип к нёбу. Получилось только дёрнуть уголком рта. Мия, к счастью, и не ждала немедленного ответа, бегала вокруг, пока они спускались на пляж, щебетала о чём-то, перепрыгивала со ступеньки на ступеньку зигзагом, рассказывала, куда бы повела их с Феликсом в городе, какие тайные места показала бы. Нужно было разузнать откуда она так хорошо знает местность вокруг лагеря, и отругать, ведь наверняка частенько убегала за территорию, устраивая себе экскурсии, но сейчас больше волновала темнота перед глазами. Он добрался до своего любимого места и сел на песок, забыв о Мие. — Ну так когда пойдём? Давай завтра утром! К горлу подобралась тошнота. — А ты не сильно расстроишься, если вы погуляете без меня? — Чанбин, закусив губу, посмотрел на сестру. — Я с Феликсом… мы поссорились сильно. — Ты постоянно со всеми ссоришься! — Мия топнула ногой. — Попроси у него прощения и всё! Ты старший брат или кто? Чанбин опустил голову и запустил пальцы в песок. — Это не так просто… я очень сильно его обидел, — зарылся пальцами ещё глубже, чуть ли не тоннели пытаясь прокопать и провалиться в них. — Я бы хотел помириться, честно, и я пытался, но у меня не получается… И все мои попытки делают ему только больней. — Ну смотри: я даю тебе два дня, чтобы с ним помирился! — Мия упёрлась рогом, не оставляя ему выбора. — Не помиришься — и официально станешь самым худшим братом на свете! Она разозлённо утопала, специально окатив песком, а Чанбин наконец позволил телу размякнуть, стать таким же месивом, каким он себя чувствовал внутри. Он совсем забыл о договорённости с сестрой: первую неделю после той злополучной ситуации с пропажей и похищением он вспоминал иногда о данном обещании, но всё откладывал, зная, что Феликс никуда не денется, что его в любой момент можно потащить за собой, и он с радостью согласится составить компанию. Раньше Ликс легко вписывался в планы, неосознанно присутствовал в мыслях: Чанбин ловил себя на том, что Ликс есть и в будущем после лагеря — он хотел после смены, когда они разъедутся по домам, вытащить Ёнбока погулять пару раз, даже думал о том, чтобы показать ему несколько его любимых заброшек и поводить по крышам высоток. Феликс присутствовал в прошлом, настоящем и будущем, а Чанбин не заметил когда и каким образом его мышление так сильно изменилось, зато, осознав сейчас, схватился за голову — он и мысли не допускал, что будет по-другому, что он окажется в ситуации на грани навсегда потерять Феликса, так и не воплотив планы в жизнь, не вписав его в свою повседневность. Лучи закатного солнца слепили, он будто бы потерял зрение: перед глазами поплыли цветные пятна, обзавёвшиеся вдруг размытым ореолом. Весь мир поплыл водными разводами. Если ничего не сделать, Феликса больше не будет рядом. Не будет даже в зоне доступности. И это заслуженно? Как минимум будет справедливо: он не имеет права просить Ёнбока остаться с ним, поддерживать общение — ему будет больно, ведь Чанбин не сможет дать ничего из того, что тот хочет от их отношений. Рано или поздно Феликс поймёт, что его просто используют. Шиён права: он не сможет влюбиться в Ёнбока, как в девушку, он и раньше-то ни в кого не влюблялся, и поэтому лучше будет оставить в покое, постараться забыть, вытеснить из воспоминаний. Чанбин поднял горсть песка и отпустил, отдавая ветру. Он сможет сделать это ради Феликса: стать для него таким же песком, развеется воспоминанием, затеряться в мире одной из незаметных миллиардов песчинок. Как бы не было больно, как бы он не скучал. Стараясь быть совсем бесшумным, не включая света, Чанбин вернулся в комнату и зашёл в ванную. Раковина заставлена кремами и скрабами — всё Феликса. Чанбин выдавил немного первого попавшегося и сразу же узнал запах, лёгкий и ненавязчивый. Феликс так пах в шее и у самого ушка. Опомнился, когда уже нанёс крем на кожу, смыл поспешно и, выключив воду, остался в тишине наедине со стыдливо бьющимся сердцем. Теперь до конца смены только так он сможет почувствовать Ликс-и, заменить близость запахами шампуней, кремов, прочих косметических средств… так ебануто. Феликс сопел, повернувшись лицом в комнату, и Чанбин остановился напротив, стараясь не дышать и молясь, чтобы он не почувствовал взгляд сквозь сон. Это можно сделать новым ритуалом перед сном: смотреть пару минуточек на нежное расслабленное лицо спящего малыша, мысленно пожелать ему спокойной ночи и лечь к себе. Но Чанбин не смог сдвинуться с места, внутри что-то очень болезненно кололо, когда он пытался заставить себя отвести взгляд. Когда ещё он сможет так откровенно и без страха смотреть на Ёнбока, да ещё так близко? Ведь быть молчаливой невидимкой, ненавязчивым взглядом издалека — это всё, что ему теперь позволено, а до конца смены меньше недели. Меньше недели, чтобы запомнить это лицо в мельчайших подробностях: каждую ресничку, каждую веснушку, каждый нежный изгиб мягких контуров лица, широких крыльев носа и его круглого забавного кончика, аккуратные ушки. Чанбин вцепился руками в защитную перегородку, боясь, что всё-таки заставит себя отойти. Он не может. Не получится отказаться добровольно, не получится отпустить — Ёнбок всё равно что солнечный свет, так же привычен и нужен организму. Жить без солнечного свет невозможно. И вряд ли получится жить без Ёнбока.