☀☀☀
— Да ты серьёзно настроен, уважаю! — выйдя из столовой, Суа опустилась на колени рядом с вялым понурым Чонином, чьи брови больше не меняли положения с нахмуренных. Чонин поправил плакат, что положил перед собой, оперев о согнутые колени, и ещё больше нахмурился. — Я всё равно не могу ни есть, ни спать, — пробурчал угрюмо. — Голодать мне не сложно. — Ой, боже, ты такой… — Я не ребёнок! — Я не это хотела сказать, — Суа вскинула ладони. — Я про твою геройскую драматичность. Чану должно льстить, что у него есть такой самоотверженный друг, готовый на всё ради него. Чонин закусил губу, лисьи глаза сузились в щёлочки. — Что я делал не так? Почему никто даже не понимает, что я не просто друг… не хочу быть просто другом. Мне нравится Чан, я хочу с ним встречаться. — А? — Суа дёрнулась в сторону, неудачно подвернула ногу и шлёпнулась на попу, зашипев. — Так ты правда?.. Подожди, а он знал? — Я ему говорил! И я уверен, что тоже ему нравлюсь, но он считает меня глупым ребёнком, и поэтому избегает меня постоянно! — А, я так и думала, что Чан тоже ребёнок, только большой и глупый. Дай-ка угадаю: он когда уезжал даже не попрощался с тобой? Чонин кивнул, и его губы задрожали. — Он даже втихую забрал у меня из комнаты его толстовку. Засранец, — он хлюпнул носом и утёрся запястьем. — Не переживай, — Суа дружески пихнула его плечом в плечо. — Ты его ещё обязательно увидишь, мы его вернём! Объявить голодовку за возвращение несправедливо уволенного вожатого — это прекрасная идея. Тебя одного они ещё могли проигнорировать, но нас двоих будет уже сложней, а если голодовку объявят больше двух человек, тогда им ничего не останется, придётся возвращать Чани-хёна! Позову девочек, расскажу им о твоём гениальном плане! Чонин шмыгнул, ещё раз утёр нос, на этот раз решительным воинственным жестом, и, взяв плакат в руки, встал на ноги и поднял ватман над головой. Дурак-хён обязательно вернётся и за всё поплатится!☀☀☀
— Ну что, как я выгляжу? — Суа отошла от зеркала, эффектным жестом откинув волосы за плечо. — Как шлюха, — ухмыльнулась Шиён, сидящая на своей кровати, сооружая пучок на голове. — Самая сексуальная шлюха на свете. — Отлично! — Суа ещё раз подбежала к зеркалу, чтобы напоследок оценить результат: безупречный тон кожи, идеальные выразительные брови, эффектные «смоки айс» в фиолетовых тонах, нюдовая помада на губах — словно девушка рок-звезды или сама рок-звезда. У Шиён макияж похожий — только она больше хищная пантера в рок-вселенной. — У нас только один рюкзак, — сообщила та, закончив с волосами и застегнув одно из отделений рюкзака. — И один перцовый баллончик, — Суа запихнула средство самозащиты в один из самых быстродоступных кармашков. — Рюкзак мой, несу я, — Шиён накинула лямку на плечо и хитро улыбнулась уголком губ, подведённых по контуру, но ещё не накрашенных. — Значит на тебе больше ответственности, — хихикнула Суа, встав напротив девушки и положив ей руки на плечи. — Будешь защищать нас обеих! — Непременно, — Шиён, огладив бёдра и на секунду забравшись пальцами под рванные края нереально коротких шорт с высокой талией, переместила руки выше, обняв и притянув к себе вплотную. — Поэтому тебе, кстати, запрещено отходить от меня ни на шаг, — грозно сщурилась, запрокинув голову, чтобы смотреть в лицо Суа. Бора рассмеялась и наклонила голову, уперевшись лбом о лоб: волосы упали вперёд, закрывая их лица занавесом от внешнего мира. — Ну-ка поспокойней, — выдохнула Шиён, не отрывая взгляд от её губ, а сама нагло опустила ладони на ягодицы поверх шорт. — Ты слишком долго красила губы, чтоб вот так просто… Суа толкнула её в плечи и, повалив на кровать, села сверху, обняв бёдрами, вцепилась зубами в молнию на кофте, успешно потянув язычок молнии вниз, раскрыв до конца, обнажая голую кожу ключиц, открывая красиво возвышающиеся груди, обрамлённые ажурной тканью чёрного бюстгальтера-топа. — Так и знала, что ты под кофту ничего не наденешь! — хихикнула Бора и навалилась сверху, срывая поцелуи. — Вы опять! — их остановил визг Гахён, вышедшей из ванной в пижаме. — Вы обещали! Суа оглянулась на картинно закрывшуюся волосами девушку и, раздосадовано цокнув языком, сползла с Шиён, успев погладить по плоскому животу, оставляя на желанном теле ожоги горящего взгляда. — Не смей надевать что-то другое, — пригрозила напоследок Шиён и ушла к зеркалу поправлять макияж. — Да я могу и без кофты, — хмыкнула Шиён. — Только холодно будет, и ты не выдержишь такой провокации. Успешно выбравшись из комнаты, они старались выбирать асфальтированные дорожки и протоптанные тропинки, чтобы не привлекать внимание лишним шумом, метались тенями-ниндзя от здания к зданию, но у самого пункта назначения пришлось усилить маскировку и спрятаться за деревьями: у лаза в заборе столпилась троица людей, сначала выглядящая подозрительно и опасно, но, приглядевшись, девочки узнали троих придурков, бегающих друг за другом по кругу и шумящих на всю округу — то и дело сыпались матерные восклики, рычания и шипения переругиваний. — Ты не можешь пойти! — Чанбин хватал хромающего, неловко уворачивающегося от него Феликса за руки, Уджин хватал Чанбина за плечи, и все трое продолжали бегать по кругу друг за дружкой, плюясь один в другого тупыми словами и не слушая друг друга. — Вы в догонялки играете, трое придурков? — Суа вышла из-за дерева, устав наблюдать за клоунской перебранкой. — И хватит шуметь, вы всех нас спалите! — Я перестану орать только если Ликс останется! — заявил Чанбин, остановившись, но снова погнался за Феликсом, направившимся в сторону забора. — Объясни почему я должен, — Феликс шипел опасной разбуженной змеёй. — Но вообще-то можешь не объяснять, мне по фиг, я всё равно пойду на фестиваль! — Ты что, уже заранее ревнуешь Феликса? — фыркнула Шиён. — Ну да, понимаю: там же будет много наших ровесников или кого постарше — может Ликсу встретится кто-нибудь в его вкусе. Чанбин зажмурился, сдерживая гнев, на шее вздулись жилы. — Отстань от Ликса и не лезь в его жизнь, тогда, может, не получишь в морду перцовым баллончиком, — Суа встала в позу, нахмурившись. — Ты можешь пойти на фест, если хочешь, мы не настолько злые, чтобы запрещать тебе, но чтоб тебя рядом с Феликсом не было, иначе пожалеешь! — Я не могу оставить его! — Чанбин зарычал в отчаянии, будто вокруг собрались одни тупицы, которым не получалось объяснить что-то очевидно простое. — Это мы уже поняли, но сколько раз повторять: ты не имеешь права ограничивать Феликса в чём-либо, — Шиён выдержала его пассивную агрессию. — Я боюсь за него! — Чанбин будто бы задохнулся, выкрикнув это. — Феликс не маленький мальчик, умеет постоять за себя, — Шиён выгнула бровь, но заметила, с какой злорадной ухмылкой Ликс смотрит на Чанбина, и нахмурилась. — Блять, зачем мы тут торчим вообще, — взяв Суа за руку, подошла к забору, отодвинула доску и, подогнув колени, бочком, девочки выбрались за территорию. — Помни про перцовый баллончик! — крикнула Суа напоследок, показав жестом, что будет следить. Парни полезли следом, преследуя шумом от непрекращающего ворчать Чанбина. — Эй! — кто-то свистнул, окликая, когда пятеро подростков друг за дружкой шли по пешеходной зоне вдоль машиной дороги, прижавшись к лагерному забору, словно боясь, что их кто-то заметит. Все обернулись и увидели Чана, выглядывающего в окошко с водительской стороны среднеразмерного чёрного джипа. — Так и знал, что встречу вас, — бывший вожатый рассмеялся, увидев их офигевшие лица. — Вы как собирались до фестиваля добираться, автобусы то уже не ходят? Пешком только к утру дошли бы, а попутку ловить опасно. Садитесь, это ваше колесо фортуны. Верней, аж четыре колеса. — Ты лучший! — девочки сразу же протиснулись на сиденья рядом с водителем, легко преодолев высокий подъём. Притихший Чанбин залез в салон следом за Уджином, занявшим середину сиденья, нахмурено уставился в затемнённое окно, скрестив руки, и всю поездку ехал молча, в то время как остальные играли в «слова», но на тему названий рок и металл коллективов, пели песни и просто смеялись. Он продолжил угрюмо молчать и когда все вылезли из джипа, приехав на стоянку открытого пляжного опен-эйра, и втихую продолжил преследовать Феликса, следуя по пятам. Даже когда задержался на входе, из-за тщательного досмотра охранников, среагировавших на громкий писк металлодетектора, и сильно отстал от Феликса с Уджином, лавирующих среди бурных людских течений, всё равно умудрился найти и догнать, на ходу надевая на себя обратно серьги и перстни. Какая-то группа уже выступала на сцене и воздух сотрясали агрессивные ритмичные риффы. — До выступления Dope мы должны оказаться в самом первом ряду! — девочки повисли на плечах Чана. — Мы хотим поймать медиаторы Эйси! И первый ряд — круче всего! Девочки увели обречённо улыбающегося Чана пробираться в начало, и, пользуясь вожатым, как щитом, прорезали толпу, насильно пробивая себе путь. Феликс с Уджином, не наевшиеся после участия в дневной массовой голодовке, первым делом полезли опустошать ларьки с фастфудом и свои кошельки. Чанбин тенью преследовал эту парочку, иногда поднося руку к талии Феликса, стремясь поддержать, когда тот неудачно разворачивался, наступая на больную пятку, и заваливался на бок, но быстро возвращался в равновесие, придерживаясь за плечо болтающего Уджина, взахлёб рассказывающего что-то о городских фестивалях и концертах, которые посещал. Феликс никогда не был на таких мероприятиях, хотя очень хотелось, но мать сильно боялась за него и не отпускала, и возможно она сильно расстроится, если узнает о его сегодняшней вылазке, да ещё с незаконным побегом из лагеря, но Уджин уверял, что такого шанса может больше и не выпасть: открытый рок-фестиваль, на пляже, рядом с морем, под бескрайним безоблачным ночным небом, с мощным составом выступающих артистов и с потрясающим хэдлайнером, ради которого они впятером и рискнули сбежать из лагеря — когда ещё удастся затусить на выступлении Dope, да ещё практически забесплатно, ведь билеты на вход давали за любую сумму пожертвований. Кажется, собранные деньги потом пойдут на лечение больных детдомовских детей, и участие в такого рода благотворительности ещё больше заряжало энергией и позитивом. Феликс практически забыл про Чанбина, хотя тот продолжал неустанно преследовать: шёл позади, молчал и вроде как не собирался больше доставать. Ликс прекрасно знал, что удачно подсобил хёну: Чанбин обещал свои дружкам-гопоте притащить его на фестиваль, и неизвестно собирался ли делать это на самом деле, но Феликс в любом случае пошёл сам. Пусть теперь хён попотеет и поволнуется, если вдруг ему действительно важно обеспечить его безопасность. Наевшиеся, довольные и зарядившиеся энергией здешней атмосферы, они закончили обход зоны стритфуда и ворвались на танцевальную площадь, не с первого раза найдя вход среди бесконечно тянущихся сеточных панелей-ограждений. Разношёрстная публика впечатляла: от совсем молодых, но уверенно слэмившихся девчонок, до крепких длинноволосых молодых людей, сшибающих с ног одной своей тяжёлой аурой хардкорных металлистов. Феликс боялся представить сколько могут весить эти махины, размером со шкаф, да ещё утяжелённые сверху кожаными куртками и цепями. Выступающая группа талантливых новичков отлично разжигала толпу: Феликс не сразу привык к дрыгающейся бесящейся тесноте чужих тел, щемился к Уджину, чувствуя себя неловко и не к месту, но скоро привык и происходящее так завлекло, что казалось грехом оставаться на месте — хотелось пробраться в самую гущу, ближе к сердцу толпы, задающему ритм всему этому многочеловеческому организму, объединённому музыкой, драйвом и захлёстывающими эмоциям, но Уджин лезть в «опасную движуху» не хотел и Феликса не пускал тоже, аргументируя заботой о здоровье и безопасности. К выходу хэдлайнера фестиваля стало совсем горячо, и жарко, как в аду. Как передавали огромные экраны, на сцене было не менее жарко: гитаристы выполняли всевозможные трюки и прыжки с гитарами, не уставая при этом поддерживать бешенный темп и настрой публики. Сперва участники группы показались чересчур агрессивными и злыми, но оказались невероятно приветливыми и улыбчивыми, шутили, заигрывали с первыми рядами и со всей толпой в целом. Фанаты отвечали громким гулом голосов, часто сливаясь в единый стройный хор. Одна за другой звучали любимые с раннего отрочества песни, и чем хитовее песня, тем больше бурлила совершенно распоясавшаяся толпа: люди прыгали со сцены, активней агрессивней толкались, море рук не опускалось ни на секунду. Но действие, казавшееся актом агрессии и желания подраться, на самом деле таковым не являлось: все поддерживали друг друга, падающих подхватывали, желающих выбраться из месива потных дрыгающихся прыгающих тел спокойно пропускали, помогая пройти. Все действовали как один, не сговариваясь, подчинялись воле вокалиста, отдаваясь музыке, и просто кайфовали, высвобождая внутренних демонов. На «Die MF Die» начался настоящий замес: толпа бушевала, волновалась, её метало туда-сюда. Её буйное сердце — круг слэма — перебралось ближе к середине и разбилось на две половины: та, что побольше, теперь начиналась где-то позади, из-за чего Феликсу постоянно доставались тычки и пинки в спину. От очередного наплыва болезненных ударов Чанбин спас, закрыл собой, и Феликс услышал как он резко выдохнул воздух, глухо ухнув. Обернулся через плечо, но не увидел, что с ним, а через мгновенье снова мотнуло и сзади пришла новая волна, толкнувшая вперёд: Чанбина вжало в него, и Феликс почувствовал как сильно напряжено всё его тело. — Ты в порядке? — хён спросил хрипло, на самое ухо, поэтому Феликс услышал и кивнул, оглянувшись, попытался повернуться, но Чанбин придержал его за плечо. — Уведи Ликса в конец, там безопасней, — крикнул он Уджину и стал пробираться на выход из толпы, придерживая плечо. Феликс успел заметить, как скривлено лицо хёна, и попросил Уджина пойти за ним, проверить, как он. Пообещав, что сам переберётся в конец площадки, и договорившись встретиться там, убедился, что Уджин правда пойдёт проверять Чанбина, и полез сквозь людей в задние, менее плотные, ряды. Уджин догнал Со у зоны отдыха: Чанбин дошёл до лавочки, сел и попытался повертеть плечом, но охнул, как только двинул им вверх. — Ты оставил Феликса одного?! — заорал, как только увидел Уджина, ещё не успевшего даже рот открыть. — Ну, ненадолго, — тот почесал затылок. — Он сам попросил меня тебя проверить… Чанбин, не дослушав, ринулся обратно в толпу, успел как раз вовремя: Ликс-и с двух сторон окружили те парни, с которыми Чанбин познакомился в супермаркете — он даже имён их не помнил, просто закорешился, забившись на пиво, провёл потусить в лагерь, понятия не имея, что те будут присматриваться к подросткам и искать кого бы трахнуть. Феликс вертел головой, смотрел на окруживших его парней напугано, подняв руки, будто уже закрывался от нападения. Чанбин локомотивом попёрся вперёд, проломился сквозь этих двух, схватил Феликса за руку и потащил за собой, надеясь, что не успеют разглядеть его лица. Когда они остановились, Феликс выдернул руку и схватился за запястье, потирая его. — Извини, — пробормотал еле разборчиво и опустил взгляд. — Только попробуй ещё раз остаться в одиночестве! — Чанбин наорал, сливая эмоции. — Не отходи от Уджина: я не могу постоянно следить за тобой, долбоёб! Или что, ты хочешь, чтобы я ни отходил ни на шаг и держал за ручку, чтоб не сбежал? Хватит заставлять меня бояться за тебя! Почему ты не хочешь послушать и понять?! Феликс бегал глазами по его лицу, растерянно приоткрыв губы. — Эти парни, это те, с которыми ты договорился меня изнасиловать? — спросил, наклонившись к уху. Его голос забрался в уши, пробрался по слуховому проходу, ударился о барабанную перепонку и выстрелил в мозг. Чанбин шарахнулся, глядя напугано, кивнул и потупил взгляд. — Я позабочусь, чтобы этого не случилось, обещаю, — заметив Уджина, наконец-изволившего появиться и найти их, Чанбин сжал плечо Феликса. — Идите к Чану в начало сцены! — взглядом показал Уджину насколько это важно: вроде повезло, медведь-тугодум сразу понял, послушался и увёл Феликса за руку, а тот оглядывался на Чанбина, будто хотел что-то сказать, но скоро их с Уджином проглотила толпа. Чанбин выдохнул: за безопасность Ёнбока можно больше не волноваться. Можно было бы и уйти с фестиваля со спокойной душой, но он чувствовал себя настолько погано, что спасёт сейчас только, если вместо громкой музыки, которую он лишь чувствует, но не слышит, пустить по венам что-нибудь крепкое. Одной бутылки соджу или водки будет достаточно, чтобы перестать думать. Получив угрозами и чаевыми сверху желанную бутылку, Чанбин хотел свалить куда подальше, но ведь он будет хуй поймёшь в каком состоянии и хуй поймёшь куда его занесёт, а ведь Чан всех на ноги поставит, чтобы его найти, лучше не создавать лишних проблем, от него и так постоянно достаётся людям. Ближайший к сцене бар находился недалеко от ограждения танцевальной площадки и, увидев мелькнувшую на секунду белобрысую макушку Феликса, Чанбин не смог уйти: вглядывался в толпу, сжимая в руках бутылку, забыв на какое-то время что вообще хотел делать. Сердце сжималось каждый раз, видя, как задние ряды напирают на передние, вдавливая до состояния блинчика в ограждение перед охраной. Но за Феликсом вроде как стоял Уджин и наверняка старался брать на себя больший вес, точно как и Чан, защищающий девочек. Можно не волноваться, Ликс не пострадает. Гланды опалило первым долгим глотком и тепло спустилось по пищеводу в желудок. Так гораздо лучше, только жалко времени, что нужно потратить, чтобы напиться. Дурацкие мысли подгоняли поскорей от них избавиться, ещё хотелось бы убрать поскорей противные разъедающие чувства никчёмности и безнадёжности, но Чанбин знал, что от них не спасёт даже самый лучший самый крепкий алкоголь. Да, он напьётся и в голове станет попросторней, но мудаком он себя чувствовать не перестанет, а въевшийся в самый мозг голос Феликса ничем не сотрётся. «С которыми ты договорился меня изнасиловать». «Ты». «Меня». «Изнасиловать». Чанбин зажмурился и допил до середины бутылки. Желудок взбунтовался слегка, зато отвлекло ненадолго. Феликс ненавидит его. Действительно ненавидит. И ненавидит заслуженно. И не без причины думает о нём плохо, подозревая, что Чанбин мог бы допустить его изнасилование и даже участвовать в нём. Неудивительно, если пару раз его правда срывало до крайней степени безумия. Что было бы, если Ликс не смог бы ударить его, не смог бы дать сдачи и постоять за себя, он боялся даже думать. Однако только один Ёнбок мог эффективно противостоять ему: если другие пытались спорить и сопротивляться, лишь больше бесили и выводили из себя, а у Феликса был какой-то особенный дар успокаивать его — это работало почти всегда, чуть меньше, когда им рулил член, а не мозг. С Феликсом он мог бы научиться контролировать себя, он мог бы стать лучше, тем человеком, к которому давно стремился. Да чёрт возьми, он только на этой смене впервые заобщался с таким количеством людей: с пацанами, с которыми играл в футбол (в футбол, блять, который всегда ненавидел), с Джисоном дуэт намутил (чтобы выступать на сцене, на блядской сцене перед кучей людей), даже с женским обществом в лице Шиён кое-как научился общаться, а не только трахаться — девочки, как оказалось, многое понимают, во многом мыслят по-другому, шире, и со многим могут помочь. Если бы не Феликс, он бы никогда не попал в такую ситуацию, никогда не заставил бы себя переломить гордость и попросить помощи, и никогда бы не понял, что общаться с людьми не так уж и сложно. Он наконец-то сделал первые, пусть и крошечные, но шажочки на пути от асоциального инвалида к человеку. На фоне играла «Always»: он слышал что-то краем уха, не разбирая текста, плохо вообще помня перевод, но мысли неосознанно вторили смыслу. Если бы можно было вернуться в начало, как было бы хорошо: он бы поцеловал ещё давно, когда в первый раз захотел, на спортплощадке, тогда Ликс сидел на его бёдрах. Или же первый раз, когда захотелось овладеть его губами, был совсем не на спортплощадке, а вообще когда только впервые его увидел, ночью в комнате, толком даже не разглядев? Если бы поцеловал тогда, у них впереди было бы ещё куча времени. Но всё равно ничего не получилось бы: Ёнбок ведь хотел отношений, а Чанбин видел всё как дружбу с преимуществами. Он хотел развлечений, но только не ответственности. А сейчас? Чего он хочет сейчас? Бутылка почти опустела, и мысли немного замедлились, погрязли в вязком киселе, заполнившим голову. Сейчас он хочет, чтобы Феликс улыбался. Просто, блять, улыбался, искренне и всем. Чтобы не смотрел с такой болью, такими ужасными глазами. Его глаза всегда добрые, даже если он злится: Феликс не умеет злится по-настоящему, не умеет думать только о себе — в его глазах всегда можно найти своё отражение, они всегда полны чувств, и чувств самого Ёнбока, и чужих, понятых и отзеркаленных. Чанбин никогда не забудет эти глаза. — Эй, Со, — кто-то толкнул в спину, и носом он чуть не встретился с покрытием бара. — Что это за хуйня была? Ты почему увёл мальчишку? Мы же договаривались. — Отъебитесь, — голова гудела, музыка громыхала, толпа орала, и сейчас не было никакого дела кто там решил до него доебаться или уебать. — Пойдём-ка потолкуем, — его стащили с табуретки, но Чанбин даже встать ровно не смог. Ух весело сейчас будет одному против двоих. Впрочем, даже если его изобьют до потери сознания: он заслужил. Это будет неплохим возмездием за боль, что причинил Феликсу, пусть и не одно и то же. Нет смысла сопротивляться. Желудок выпотрошили хорошенькой взбучкой, а когда от очередного удара зубы щёлкнули и левый глаз заплыл, Чанбин полностью отдался судьбе. Он здесь не умрёт, а вот если избиение продлиться ещё дольше, то в больницу попадёт уже наверняка, и хорошо: проваляется там до конца смены и больше ни о чём не надо будет париться. Кроме одной заботы — тщательного сохранения воспоминаний.☀☀☀
— Some people sing for love, some people sing for hate, some people sing to sing, a song cause they relate, — Суа орала во всю глотку, через раз попадая в ноты. — Почему я чувствую себя таким уставшим? — Чан еле плёлся, сгорбившись, словно пыльным мешком стукнутый. — Потому что ты старый! — хохотнула Шиён. — Я ж говорила тебе: надо было выпить, энергия бы появилась. — Мне надо было за вами следить, чтоб ничего не случилось, — отбурчался Чан. — И вы точно не пили, ещё в лагере? А то с самого начала чересчур буйные, — он недовольно уставился на смеющихся девочек. — Не пили мы ничего! — А что у вас тогда сумашествие в головах и бесстрашие в задницах? Кто, блин, в лицо байкеру плюнул? — Просто музыка — лучший наркотик! — Суа завертелась, раскинув руки. — Скажи спасибо, что мы тебя в слэм не потащили! А тот байкер заслужил: не надо было меня за зад лапать! — А майку то зачем нужно было снимать и выбрасывать? — Чан скользнул взглядом по полуголому телу девушки и резко отвёл взгляд. — Так жарко же было! — махнула рукой та. — И зачем мне тащить на себе насквозь мокрую вонючую тряпку? — Вот поэтому к тебе и пристали, — буркнул Чан, старательно глядя под ноги. — К ней пристали, потому что мудаки похотливые! — Шиён отрезала со сталью в голосе. — Почему я могла сдержаться и просто кайфовать от музыки, а эти животные будто совсем без мозгов родились? — Онни, — Суа обняла Шиён и потёрлась носом о её щёку. — Прости меня, онни, я плохая девочка. Можешь меня потом наказать за всё! — Блять, я больше не выдержу, — Чан устало протёр глаза. — Можно темы какие-нибудь понейтральней? Расскажите хоть как там в лагере, как вы выживаете с этой старой ведьмой? — Завтра сам придёшь и всё узнаешь, — хихикнула Суа. — Если, конечно, выживешь, а то своей трусливостью и эгоизмом ты не представляешь каких обиженных демонов разбудил кое в ком, — её губы расплылись в ехидной ухмылке. — В смысле? Почему завтра? Я хотел втихую пробраться к вам на костёр, но костёр не завтра, — Чан сдвинул брови. — И почему я должен выживать? Ему никто не ответил, а после встречи с Феликсом и Уджином появились новые заботы. — Где Чанбин? — О, мы видели его у бара, — вскинула руку Суа, когда никто не смог ответить. — Давайте оставим его здесь, он задолбал бухать, — продолжила, захныкав. — В наказание сам будет добираться до лагеря, заодно протрезвеет! — Так вы всё-таки были в баре! — Чан упёр руки в бока. — Воду мы купили, паранойщик! — Суа потрясла у его лица минералкой. — Расслабься уже, хорош вести себя, как вожатый, — поморщилась Шиён. — Сам виноват, что не кайфанул. — Я пойду поищу Чанбина, — Феликс, не интересуясь чьим-либо мнением, ушёл. Чан послал вместе с ним Уджина для подстраховки, а сам залез в машину, надеясь наконец расслабится в тишине. Они проверили все четыре бара, расположенных вдоль территории танцплощадки, но Чанбина нигде не нашли. Уджин предложил проверить туалеты и возле одной из зон общественных туалетов они наткнулись на драку. — Не трогайте его! — Феликс увидел первым и тут же бросился на амбразуру, Уджин не успел даже сообразить, и вмешаться тоже: внезапно ставший безбашенным малыш расхреначил о стену туалета поднятую с земли бутылку, кричал и размахивал розочкой из стороны в сторону, успел поранить одного из парней, а второй просто сбежал, обозвав Ликса совсем конченным психом. — Хён, ты как? — Феликс сел рядом с Чанбином, помог ему сесть и опереться о себя. Чанбин поднял мутный взгляд, а Уджин, разглядев его лицо, присвистнул: не так уж ужасно и без страшных последствий, но живописно и явно надолго — кровоподтёки, широкая ссадина, отёкший глаз с хорошим таким фингалом, прокушенная губа. Феликс достал из кармана чистый платок, приложил к лицу хёна, аккуратно промакивая самые сильные кровотечения. — Ликс-и, — Чанбин наклонял голову вслед за его прикосновениями, словно не хотел прекращать их чувствовать. — Его нужно в больницу на обследование, — Уджин опустился на корточки, цокнув языком. — Эй, встать сможешь? Чанбин пожал плечами, упёрся ладонью в землю и приподнялся. — Могу, — кряхтя сообщил он, но уселся обратно. — Но ещё немного посижу, мне прийти в себя. Феликс разглядывал его встревоженно, но Уджин хмыкнул, догадавшись, что это только из-за желания, чтобы малыш понервничал и позаботился подольше. И действительно: как только Феликс попытался подняться, Чанбину тут же резко поплохело и помогло только плечо Ликса, вовремя оказавшееся рядом. Феликс нахмурился, расслышав наигранность в стоне, но милостиво остался работать подставкой. — Ёнбок-а, — Чанбин протянул хрипло и прокашлялся. — Как ты думаешь, — он сглотнул, и зажмурился, как от сильной боли, — ты мог бы быть счастливым со мной? Я хочу измениться ради тебя, — перешёл на бессильный шёпот, так, что его можно было расслышать только находясь вплотную. Феликс беспомощно посмотрел на Уджина, но тот пожал плечами, не понимая, что от него хотят. Чанбин взял Феликса за руку и, поднеся кончики пальцев к губам, легонько поцеловал, словно галантный кавалер. Так нежно, что по спине поползли мурашки. Феликс выдернул ладонь и попытался не смотреть в пьяно улыбающееся разбитое лицо: хён казался таким влюблённым, а из-за опухшего окровавленного лица — немножко психом. Феликс сглотнул и закусил губу, боясь, что ответит. Сердце беспокойно ухало в груди. — Пошли в машину, поедем в больницу ближайшую, — произнёс вместо других слов и облизал губы. — Хватит притворяться, ты не при смерти. Они позвонили Чану, и тот примчался на всех парах, осмотрел Чанбина, обматерил, как переживающий за сына отец, поворчал и помог подняться. Феликс пошёл следом, вскидывая руку каждый раз, когда хён спотыкался, но Уджин с Чаном его удерживали, и он зря только волновался. Чанбина запихнули в машину, и Феликс проскочил перед Уджином, чтобы пролезть в салон следующим, удержал избитого искалеченного хёна, не давая сползти с сиденья на пол, помог устроиться поудобнее и сел вплотную, втайне надеясь, что Чанбин додумается или же случайно уронит голову ему на плечо, но тот лежал, не шевелясь, запрокинув голову на сиденье. Чан, убежавший куда-то, вернулся, притащив пакет, набитый льдом. Чанбин взял пакет, приложил к половине лица с опухшим глазом и снова обездвижился. Феликс смотрел на него, борясь с желанием взять за руку и погладить по ладони. Из головы не выходили слова хёна, произнесённые в полубреду. Быть счастливым с хёном очень хотелось, но насколько это возможно? Феликс выдохнул, сжав ладони в кулаки. Чанбин правда хочет измениться? Машина тронулась: они ехали тихо, только девочки на переднем сидении переговаривались шёпотом, Уджин захрапел, и Чанбин тоже, казалось, задремал, всё-таки уронив голову на плечо Феликсу. — Не ненавидь меня, — пробормотал еле слышно, словно в бреду. — Мне плохо, когда ты ненавидишь. Феликс закусил губу. — Мне плохо, когда тебе плохо, — хён продолжил лепетать что-то невыносимое. Укушенная губа заболела: кажется, он прокусил её до крови. — Хочу всегда видеть твою улыбку. — Заткнись, — процедил сквозь зубы Феликс и взял хёна за руку, с силой сжав его пальцы. Видимо, хён получил травму головы, пока его избивали, это наиболее вероятная причина всех этих невыносимых слов. Или же он правда говорит то, что думает? Как же хотелось поверить, что хён правда чувствует всё это, что он правда способен измениться. Феликс наклонил голову, прислонившись щекой к макушке хёна, и закрыл глаза.