Беглянка из Ивагакуре

      Мог ли Итачи представить себя более счастливым, чем сейчас? Он в принципе никогда не мыслил категориями счастья и радости, для него это было чем-то отдалённым, не представляющим интереса. Когда всё было хорошо, то он был спокоен. Когда плохо, то он сосредотачивался и хладнокровно достигал поставленных задач. Итачи был словно безжизненная машина с набором функций и внешних качеств. Конечно, он испытывал чувства к семье, к друзьям, к деревне и своему дому, но всё это было по умолчанию и счастья не приносило. Теперь же Учиха не узнавал самого себя.       Он улыбался, как дурак, почти всё время и радовался каким-то дурацким мелочам, вызывая недоумение окружающих. Хорошая погода вызывала восторг, цветение и зелень повсюду казались ярче и свежее, чем обычно, всё вокруг было таким красочным и прекрасным. Новички, которых тренировал Итачи, были поражены таким переменам. И хотя их продолжали колотить на каждой тренировке, ребята всегда получали похвалу и поддержку. Их капитан светился от счастья.       Шисуи, который уже отошёл от смерти Третьего и вернулся в прежнюю форму, лишь снисходительно усмехался подобным метаморфозам, но тактично не высказывался и не подкалывал друга. Просто он был прекрасно осведомлён о причинах таких перемен.       Несмотря на свою занятость, Итачи приходил к Кин каждый день, а если нет, то обязательно заглядывал ночью. Он, казалось, не чувствовал усталости, хотя девушка очень беспокоилась за него и строго прогоняла домой спать. Итачи порой засыпал у неё, и это было комфортнее и мягче любой самой лучшей перины, когда лёгкая рука Кин ложилась на его усталую голову и мягко поглаживала по волосам.       Сама девушка тоже преобразилась. Помимо тёплого румянца на щеках и блеска в глазах появилась новая улыбка, которой Итачи ещё не видел: свободная и ослепительная, улыбка, останавливающая сердце. Он и раньше замечал привлекательность Кин, хотя и не акцентировал на ней внимания, а сейчас она казалась ему прекраснее всех на свете. Итачи мог разглядеть детали, которых не замечал раньше. Например, то, как Кин приподнимает рот и слегка поджимает губы, когда читает, или как она потирает переносицу указательным пальцем, когда думает, или когда она морщит нос, когда шутит. А смех у неё оказался таким переливистым и звонким, искренним, даже детским, что Итачи и сам не сдерживался. Через толстую непробиваемую стену недоверия и страха он, наконец, пробился к истинной Кин.       Что касалось её травмы, то Цунаде с каждым новым приходом творила настоящие чудеса. Итачи всегда был рядом в этот момент, хотя пару раз Химе бесцеремонно вышвыривала его из палаты, мол, не для мужских глаз и ушей. Кин же вроде бы нравилась Пятая, но девушка призналась, что до дрожи боится её. Это неудивительно, Итачи и сам порой робел перед Цунаде, хотя всегда был не из робкого десятка. Учиха был рядом, когда Кин пережила первый, самый мучительный и болезненный сеанс. Она изо всех сил старалась не кричать, покрытое испариной бледное лицо кривилось от ужасающей боли. Химе велела ей не сдерживаться, но, очевидно, присутствие Итачи играло свою роль: Кин не хотела его пугать. Тогда-то он был вышвырнут первый раз, оставленный за дверью, за которой раздался душераздирающий вопль Кин.       Итачи был рядом, когда после второго сеанса Цунаде велела Кин встать и пройтись. Это тоже оказалось тем ещё мучением: Кин всё ещё испытывала боль в ноге и не могла ступить на неё без последствий, однако Пятая была непреклонна. Итачи старался помогать и поддерживать, не взирая на гневные возгласы Цунаде, постоянно страховал Кин. И каждый день девушка продолжала эту борьбу.       Со временем ей стало гораздо легче ступать на ногу, а после пятого сеанса Кин уже могла свободно передвигаться. Она всё ещё слегка прихрамывала, но Пятая заверила, что это скоро пройдёт. Два месяца в больничной палате, из которых первый месяц был безнадёжным, угнетающим, а второй, напротив, полным энтузиазма и продуктивности, и, наконец, Кин была свободна. В этот день Итачи бросил все дела, чтобы её встретить.       У него было для неё два сюрприза, и если один её точно порадует, то второй очень вряд ли.       — Готова прогуляться до квартала Учиха? — Осторожно осведомился Итачи, уверенно взяв Кин за руку.       Она вопросительно взглянула на него и нахмурилась.       — Зачем?       — Я подумал, что было бы очень мило сделать сюрприз Имари-сан, — сконфуженно отозвался Итачи. — Она переживала, что не могла приходить к тебе из-за своих проблем со здоровьем. Представь, как она удивится, когда ты придёшь к ней сама?       Кин тут же с готовностью улыбнулась и бодро кивнула, но Итачи не торопился расслабляться.       — А после Имари-сан… я бы хотел зайти к маме, — Учиха начал чувствовать себя неловко и глупо под пристальным взглядом Кин. — Я очень давно её не видел… И хотел бы познакомить вас.       А это заявление, очевидно, напугало Кин. Она непроизвольно дёрнула рукой и попятилась, но Итачи удержал её и аккуратно привлёк к себе.       — Не бойся, — уверительно проговорил он. — Отца нет в деревне, я это знаю. А моя мама… она тебе понравится, вот увидишь.       — Не сомневаюсь, — согласилась побледневшая Кин. — Не факт, что я ей понравлюсь.       Итачи снисходительно улыбнулся и легонько провёл тыльной стороной ладони по щеке Кин, как бы успокаивая.       — Об этом тоже не волнуйся, — тихо отозвался он. — Как ты можешь ей не понравиться?       Кин ничего не ответила, продолжая испуганно исподлобья таращиться на Итачи своими огромными зелёными глазами. Это было так умилительно, что Учиха не сдержал тихого смеха. Он обнял Кин, чтобы хоть как-то её успокоить, но почувствовал, что её начало лихорадить. Итачи снова крепко сжал её руку в своей ладони и повёл в квартал Учиха. Через это нужно пройти обоим.       Впрочем, всё оказалось не так уж и страшно. В квартале на них едва ли обратили внимания, что очень насторожило Итачи. Это могло быть связано с занятостью Учих после нападения Орочимару: многие из них до сих пор помогали отстраивать деревню, работали в госпитале на добровольных началах, а более опытные шиноби постоянно патрулировали границы Конохи. Улицы квартала были полупустыми.       Имари-сан долго не открывала дверь, и Итачи вместе с Кин уже начали волноваться. Однако за дверью вдруг послышался тихий голос Имари-сан, которая велела войти гостям. Дверь была открыта. Итачи и Кин настороженно переглянулись.       Они вошли в уютную гостиную и увидели Имари-сан, которая лежала на диване очень бледная и тяжело дышала. Кин тут же подорвалась к ней.       — Имари- сан! — Испуганно воскликнула она и присела на корточки возле дивана.       — Ааа… Кин-чан, — с придыханием отозвалась женщина. — Какой приятный сюрприз… Как твоя нога, милая?       — Что с вами, Имари-сан? — Жалобно вопросила Кин.       — Не беспокойтесь за меня, просто немного нездоровится…       — Вам уже давно нездоровится, — настороженно отозвался Итачи. — Я думаю, вам лучше лечь в больницу. Пятая…       — Нет-нет, Итачи-кун, — непреклонно, хоть и слабо ответила Имари-сан, — если я и умру, то только здесь, в моём доме. Здесь всё… напоминает мне о нём, о моём дорогом Обито…       Итачи незаметно сглотнул, чувствуя, как горечь уколола в затылок. Ему всегда было больно за все те юные жизни, что были так скоропостижно оборваны на войне. История Учихи Обито особенно впечатлила маленького Итачи, поэтому он с детства навещал Имари-сан. Теперь он не столько видел, сколько чувствовал, что ей недолго осталось. Учиха посмотрел на Кин и увидел, как в изумрудных, до ужаса напуганных глазах заблестели слёзы.       — Тогда кто-то должен быть здесь, с вами, — подавленно проговорил Итачи, подходя ближе.       Он присел на корточки возле дивана рядом с Кин и взял Имари-сан за сухую прохладную руку. Он добродушно улыбнулся ей.       — Как вы считаете? — Спросил он, и женщина просияла в ответ.       Оба Учихи посмотрели на Кин, которая пристально глядела на Имари-сан и не сразу поняла, о чём вообще речь. Она очухалась внезапно и тряхнула головой.       — Я? — В недоумении вопросила она. — В смысле… конечно, я готова помочь, чем смогу… Но ведь мне надо возвращаться в лавку…       — Тору-сан пока работает сам и отлично справляется, — мягко возразил Итачи. — Я не могу приглядывать за Имари-сан из-за службы, но если бы ты…       — Я могу, — с готовностью ответила Кин и запоздало кивнула.       — Ну что вы, не нужно так обо мне печься, — прокряхтела Имари-сан и прикрыла глаза.       — Вы против того, чтобы Кин немного у вас пожила? — Осторожно осведомился Итачи.       — Ох, я была бы счастлива, — немного грустно отозвалась Имари-сан. — Но разве могу я позволить юной девушке целый день сидеть с больной старухой? Ей надо больше гулять, ты посмотри, какая бледная.       Итачи облегчённо выдохнул и усмехнулся, после чего переглянулся с Кин, которая тоже улыбалась. Имари-сан, видимо заметила это.       — Как же отрадно вас видеть такими, — тихо проговорила она, улыбаясь бледными сухими губами.       Кин покраснела до самых ушей и опустила глаза, а Итачи снова одарил пожилую женщину доброй улыбкой.       — Мы с Кин зайдём к моей маме ненадолго, потом сходим в лавку, чтобы Кин забрала кое-какие вещи, и вернёмся к вам.       Имари-сан тут же подорвалась и попыталась подняться, но Итачи и Кин осторожно, но настойчиво опустили её обратно на диван.       — Надо же всё приготовить, комнату, постельное бельё…       — Мы всё сделаем, Имари-сан, — уверенно отозвался Итачи. — Ни о чём не переживайте.       — Вы ведь точно не против, чтобы я… — застенчиво начала Кин, но женщина перебила её.       — Конечно, не против, — добродушно отозвалась Имари-сан. — Я буду тебя ждать, милая. Ступайте! Ты, Итачи-кун, маму давно не навещал. Извинись как следует и больше так не делай.       В этом она была права, но Итачи ещё сильнее заволновался перед встречей с матерью. Он не должен был подавать виду, иначе и Кин поддастся панике, а потому мягко улыбнулся и кивнул.       Он сделал для Имари-сан чай с облепихой, а Кин принесла ещё одну подушку и укрыла женщину. После чего молодые люди оставили её на некоторое время, чтобы завершить свои дела.       У Итачи были двойственные чувства. С одной стороны, он не очень хотел оставлять Кин в квартале Учиха, однако если она не будет выходить на улицу без него, то никто и не заметит. А с другой, именно здесь, среди Учих, для Кин может быть самое безопасное место. В любом случае будет хорошо, если именно Кин присмотрит за Имари-сан.       Когда они вошли в квартал, Итачи не держал её за руку, не хотел привлекать внимания. Но теперь он уверенно обхватил её ладонь в своей, отчего девушка явно почувствовала себя неловко, озираясь по сторонам. Итачи хотел прийти в дом матери с Кин именно так, чтобы показать, что они вместе. И хотя некоторые зеваки на улице не могли не обратить внимания на наследника главы клана с какой-то незнакомкой под боком, это Итачи уже никак не смущало. Он давно зарёкся перестать играть роли и притворяться, пускай же все увидят, что он сам волен делать свой выбор.       Когда они вошли в знакомый двор и подошли к знакомым сёдзи, Кин задрожала, и Итачи передалась эта дрожь. Он не был дома почти год, почти год он не входил в эти сёдзи, и теперь это явилось непростым испытанием для него. Итачи неуверенно постучался, чувствуя себя нелепо и жалко, ведь раньше он мог свободно заходить к себе домой, туда, где он родился и вырос. Ожидание ответа оказалось мучительным, Кин непроизвольно спряталась за его спиной, хотя Итачи всё ещё удерживал её руку.       Чудесный нежный голос раздался за дверью, и Итачи нервно сглотнул.       — Одну минуту!       Как же давно он его не слышал и даже не подозревал, что настолько сильно скучал. Итачи не знал, как мама отреагирует на его внезапный визит, и потому боялся, но ему не терпелось обнять её, почувствовать родной запах. Он страшно провинился, его гордость заставила его бросить самого родного человека, не приходить сюда из упрямства, не видеть её из-за презрения к отцу. Он чувствовал тёплое дыхание Кин на спине, и это немного успокаивало его.       Мама стояла на пороге в своём обычном одеянии, хотя неожиданно убрала волосы в хвост, оставив две пряди на лице. Она редко убирала свои длинные чёрные волосы, но Итачи всегда нравилось, когда она делала это, ещё с детства. Мама улыбалась, когда открыла дверь, однако её улыбка начала медленно таять при виде неожиданного гостя. Она была поражена и даже немного побледнела, её рука, держащая край сёдзи, задрожала. Итачи тоже был в ступоре, растерявшись окончательно. Он не знал, что сказать и как себя повести, и пока он думал, из агатовых блестящих глаз градом полились слёзы. Итачи в какой-то момент возненавидел себя за это, за то, что разбил матери сердце и ни разу за последние месяцы не попытался это исправить. Учиха отпустил уже нагретую и влажную ладошку Кин и неуверенно подошёл ближе. Он очень трепетно и аккуратно, будто фарфоровую куклу, обхватил маму двумя руками и прижал к своей груди, позволяя ей орошать свою футболку солёными слезами. Она даже не всхлипывала, не вздрагивала, не обнимала в ответ, просто стояла неподвижно. Ещё один шрам на сердце.       — Ока-сан, — прошептал Итачи, уткнувшись носом в её макушку.       Мама ожила и слегка отстранилась, вытирая от слёз лицо. Она постаралась выдавить неубедительную улыбку, но у неё это совсем не получалось. Итачи же стоял на пороге родного дома, и сердце его обливалось кровью. Теперь он ясно понял, о чём говорил Саске.       — Прости меня, — тихо произнёс Итачи, стараясь не дышать, не моргать, будто это могло спугнуть женщину, стоящую перед ним. — Я очень сильно провинился перед тобой, ока-сан. Прости, что не навещал тебя, прости, что исчез. Ты заслуживаешь лучшего отношения, а я… Это недостойно. Прости.       Итачи никогда не страдал косноязычием, но именно сейчас не мог собраться и сформулировать свою мысль. Он так много всего хотел сказать своей маме, а теперь не мог выдавить из себя ничего больше, чем банальные извинения. Впрочем, это вроде подействовало, и она, наконец, улыбнулась искренне. Мама без лишних слов кинулась на шею к Итачи, отчего он на секунду даже растерялся. Он и не надеялся, что его неубедительные извинения возымеют успех, но теперь чувствовал, что на верном пути. Итачи вдохнул знакомый и любимый с детства аромат лилий и домашней выпечки и почувствовал себя по-настоящему счастливым в этот момент.       — Я очень рада, что ты пришёл, — прошептала мама, продолжая крепко обнимать его.       — И я рад, ока-сан, — отозвался Итачи, поглаживая её по спине. — Я очень скучал.       Мама усмехнулась сквозь слёзы и отстранилась.       — Я тоже скучала, — сказала она и оглядела сына с ног до головы. — Дай я на тебя посмотрю. Ками, да ты всё ещё растёшь! Немыслимо.       Итачи ухмыльнулся и развёл руками, как бы демонстрируя.       — Каким ты стал, — прошептала мама, сдерживая слёзы.       — Я такой же, как и раньше, ока-сан, — смущённо пробормотал Итачи.       — Не-ет, — упрямо протянула она, — ты изменился и стал взрослее. Хотя куда уж больше… ты был взрослым с самого рождения.       Учихи рассмеялись в унисон, пока мама не заглянула за плечо Итачи и не заметила Кин, прижавшуюся к его спине в надежде, что её не заметят.       — Ока-сан, это Кин, — уверенно произнёс Итачи. — И мы… вместе.       Мама удивлённо приподняла брови, после чего мягко улыбнулась. Итачи был уверен, что Кин продолжит жаться к нему, однако она вдруг совершенно неожиданно вышла и встала рядом, смело и уверенно глядя на Учиху Микото. Её потряхивало, однако она мужественно выдержала на себе оценивающий и любопытный взгляд. Конечно, если бы Итачи привёл её, например, полгода назад, то мама наверняка бы ужаснулась, ведь Кин была катастрофически худой, смертельно бледной, ходила в старых и рваных обносках и явно походила на беспризорницу. Но помимо приличной одежды, которая, по её же словам, была приобретена вместе с Чи, в Кин было много других благоприятных внешних изменений.       — Рада познакомиться, — застенчиво проговорила Кин и опустила глаза.       Ещё одна неожиданность поразила Итачи: мама подошла к девушке и взяла одну её руку и накрыла второй в качестве покровительственного жеста. Это и Кин явно поразило, потому как она огромными от удивления глазами таращилась на Микото.       — Добро пожаловать, — с искренним чувством отозвалась мама и одарила Кин улыбкой, полной любви.       Итачи никогда бы не стал сомневаться в доброте своей матери, но всё же возникшая перед ним картина очень удивила его. Они обе приятно удивили его, и он с облегчением выдохнул и улыбнулся.       — А я всё думаю, что же в тебе изменилось, — произнесла мама с лукавой улыбкой, после чего внезапно спохватилась. — Что же это я… Заходите скорее! Держу на пороге…       Итачи вновь взял Кин за руку и завёл её внутрь родного дома. Мама, конечно же, что-то готовила, а потому витали ароматные запахи с кухни. Всё здесь осталось таким же, как прежде, и это отозвалось болезненным чувством ностальгии и тоски по дому. Итачи ни на секунду не жалел о том, что переехал и стал жить отдельно, однако любовь к родному дому никуда не делась. Кин всё ещё волновалась, однако с любопытством оглядывала помещение в традиционном японском стиле.       — Здесь я вырос, — меланхолично проговорил Итачи. — Это мой дом.       Он вдруг ощутил, насколько важно ему было познакомить Кин с этим местом, со своей семьёй, пустить её в свой мир, сделать его частью. Было странно и непривычно видеть её в этих стенах, но Итачи не мог не заметить, как органично она смотрелась.       Мама тем временем поманила их обоих на кухню.       — Кому ты готовишь, ока-сан? — Спросил Итачи, стараясь игнорировать ползущие в голову воспоминания при виде этой кухни. — И отец, и Саске на миссии.       — Я пробую новые рецепты, — добродушно отозвалась мама. — И раз уж вы здесь, будете моими кулинарными критиками. Немного перекусим.       Итачи и Кин переглянулись, после чего сели за стол. Мама принялась накрывать, попутно рассказывая о своих будничных делах. В иное время Итачи бы не прислушивался к её рассказам, но теперь он ловил каждое слово, слушал увлечённо, наслаждался звуком её голоса. Когда стол уже ломился от съестного, Итачи скептично хмыкнул.       — Теперь ясно, в кого я такой, — усмехнулся он, вспоминая, как точно так же приготовил Саске «немного перекусить».       Мама тоже села за стол и озабоченно оглядела приготовленные собственной рукой яства. Здесь было много рыбы, выпечки, Итачи в первую очередь разглядел лимонные пирожные, а Кин, кажется, обратила внимания на гёдза.       — Ну, приступайте, — велела мама, и гости так и сделали.       Есть молча не удавалось, потому как мама заваливала Итачи вопросами: как он живёт, как ему квартира, как хозяин, как служба, что нового. Пока это были отвлечённые разговоры по душам, но Итачи очень хотел бы обсудить с мамой многие серьёзные вопросы.       — Кин, я заметила, что ты немного хромаешь, — вдруг проговорила мама и озадаченно взглянула на Кин. — Неужели Пятая не до конца вылечила твою ногу?       Итачи нахмурился. Он не говорил маме ни про травму Кин, ни про Пятую. Она заметила, как удивлённо смотрел на неё сын, а потому застенчиво опустила глаза.       — Шисуи был моим личным шпионом, — смущённо пробормотала мама. — Доносил на тебя, когда была такая возможность… Ты же не будешь сердиться на него?       — Нет, ока-сан, — спокойно отозвался Итачи. — Хотя я удивлён. Он не говорил мне о тебе.       — Я попросила его, — мама выглядела виноватой. — Он рассказал мне и о Кин, и о её травме… Прости, я, наверное, не должна была лезть…       — Ничего, — добродушно ответил Итачи, — я не сержусь.       — Хокаге-сама вылечила мою ногу, — подала голос Кин. — Просто какое-то время я ещё буду хромать.       — Две недели назад она ещё ходить не могла, — вставил Итачи.       — Что ж, тогда прогресс действительно налицо, — мягко отозвалась мама. — Я рада, что всё хорошо.       — Спасибо, Микото-сан, — ответила Кин, снова заливаясь краской.       — Мы тут заходили к Имари-сан, — начал Итачи с грустью. — Она серьёзно больна…       Мама тут же поникла и печально опустила глаза.       — Да, я знаю. Все помогают ей, чем могут, но… она упрямится. Ты же её знаешь…       — Да уж, — с горькой усмешкой ответил Итачи. — Но нам удалось её уговорить принять помощь. Имари-сан согласилась, чтобы Кин какое-то время приглядывала за ней.       — Это же замечательно! — Воскликнула Микото. — Ей и компания, и помощь. С тех пор, как не стало Обито, она начала чахнуть… Это все видели.       — Кин какое-то время поживёт с ней, — добавил Итачи и с нежностью взглянул на девушку. — Они успели подружиться.       — Имари-сан замечательная, — застенчиво пробормотала Кин.       Разговор продолжался на довольно лёгкой ноте. Кин немного раскрепостилась и начала говорить свободнее, они с Микото нашли общие темы, и Итачи даже не вмешивался. Ему было приятно видеть их обеих, сидеть с ними за одним столом. Теперь Кин неотъемлемая часть его жизни, он хотел бы, чтобы семья приняла её. Но если Саске и мама не вызывали вопросов, то вот с отцом всё было гораздо сложнее.       В какой-то момент на кухне образовалась тишина, Итачи и Микото смотрели друг на друга, и в этих взглядах читалось: «нам есть что обсудить». Кин, которая уже давно поразила Итачи своей наблюдательностью, заметила это, а потому попыталась ретироваться.       — Я, наверное… мне надо…       Итачи понимал, что у неё нет никаких дельных идей, поэтому решил помочь. Он повернулся к ней и ласково улыбнулся.       — На заднем дворе есть пруд с рыбками, — мягко произнёс он, и Кин улыбнулась в ответ и встала.       — Там есть корм для них, можешь покормить, — добавила Микото, и Кин бодро кивнула.       Она тактично оставила двоих Учих наедине и удалилась во двор. Какое-то время мать и сын просто разглядывали друг друга с мягкими улыбками. Микото первая нарушила молчание.       — Ты хотел поговорить об отце? — Осторожно спросила она. — Это сложный разговор… он всё ещё сердится на тебя, особенно после вашего последнего разговора.       — Да, он решил, что я отвернулся от семьи, — с лёгким раздражением отозвался Итачи. —Но я ведь понимаю, что он просто так не сдастся…       — Он очень любит тебя, Итачи, — мягко возразила мама, и Итачи еле сдержался, чтобы не закатить глаза. — Это правда, и ты это знаешь. Да, он во многом ошибается, слишком много требует, но так он выражает свою любовь.       — Ты действительно в это веришь? — Скептично вопросил Итачи. — Так он выражает желание всё контролировать, в том числе и нас. Вопрос не в этом… Из-за того, что я научился делать свой выбор и распоряжаться своей жизнью самостоятельно, отец приходит в ярость. Когда ждать возмездия? Когда он захочет вернуть заблудшую овцу в стадо?       — Не говори так, — укоризненно вставила мама. – Он зол, но никакого возмездия не будет. Ты ведь знаешь его: он упрямее нас всех, до последнего будет стоять на своём. Но рано или поздно он сдастся и примет тебя таким, какой ты есть.       — Пойми правильно, ока-сан: я не хочу перекладывать на него ответственность за своё отсутствие в твоей жизни, но я не мог прийти из-за него… В кои-то веки он ушёл на миссию, и я, наконец, смог свободно зайти в свой родной дом. Я пытался решить с ним проблему, но он не желает даже попытаться меня понять. Когда я заговорил с ним о Саске, он не осознал всю серьёзность проблемы, а после вообще запретил ему со мной общаться.       — Я согласна в том, что касается Саске, — подавленно ответила мама. — Я и сама не раз пыталась поговорить с Фугаку об этом, но теперь я кое-что поняла: мы недооцениваем Саске, считаем, что он не справится, всегда боимся, что с ним что-то случится, всё ещё воспринимаем его как маленького мальчика. А он на днях сказал мне то, что заставило меня, наконец, увидеть в нём взрослого шиноби. Он сказал: «мама, я обязан оправдывать только свои личные ожидания, но твоё мнение ценно для меня». Разве он когда-нибудь говорил хоть что-то похожее? После экзамена на чуунина он очень переживал, но справился. Более того, у него открылись глаза на многие важные вещи, которые ни мы, ни он не замечали раньше. Столкновения с другими шиноби заставили его понять, что наследие крови и талант – это ещё не всё, это не определяет его как шиноби. Он сам сказал мне, что не шаринган делает его сильнее, а люди, которые его окружают. Если что, я тебе этого не говорила…       Итачи добродушно хмыкнул в знак согласия, чувствуя, как приятное тепло проходит от спины к самому сердцу. Саске не говорил бы с ним так, не стал бы признавать свои ошибки так открыто, но он вполне мог поделиться с мамой. Это успокаивало, видимо, он и правда недооценивал Саске, недостаточно верил в него. Более того, младший брат, оказывается, внимательно слушал его и многое принял во внимание, хотя Итачи и в этом сомневался. Стало стыдно.       — Мы знаем, что Орочимару нацелился на нашего мальчика, — уже более твёрдо и даже, как показалось Итачи, яростно проговорила мама. — Мы не позволим. Об этом можешь не переживать. Твой отец никогда в жизни не допустит, чтобы с Саске случилось что-то подобное. А насчёт меня тоже можешь не переживать. Главное, что ты пришёл. Мы так давно не говорили…       — Да, — печально отозвался Итачи. — И мне очень жаль.       — Ничего, — со снисходительной улыбкой отозвалась мама. — Ты только не пропадай. С твоим отцом я обязательно поговорю.       — Как бы он воспринял Кин? — Вдруг спросил Итачи, и мама неопределённо пожала плечами.       — Он был очень зол, когда узнал, что ты расстался с Изуми, — маме было, по всей видимости, очень неловко говорить об этом, судя по розовым щекам и нервным движением пальцев. — О Кин ему неизвестно, но ты ведь знаешь, что он хотел для тебя другого…       — Да, знаю, — раздражённо ответил Итачи. — Он контролировал все стороны моей жизни, а я даже не подозревал до определённого момента, что могу делать выбор. Ты как-то сказала мне: «выбирай сердцем». Я так и сделал, ока-сан.       Микото нежно улыбнулась и взяла сына за руку через стол.       — Кин очень милая, как по мне, — произнесла мама и тут же неуверенно опустила глаза. — Но… она такая закрытая, загадочная. Ты уверен, что достаточно хорошо её знаешь?       — Нет, — с усмешкой ответил Итачи. — В смысле… я узнаю её постепенно. Поверь, несколько месяцев назад картина была совсем другой. Я скорее чувствую Кин, нежели знаю. Это трудно объяснить.       Итачи никогда не говорил с мамой на такие личные и откровенные темы. С возрастом он вообще перестал делиться с ней чем-то сокровенным, но теперь это было даже приятно. Мама понимала его, он видел это.       — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Итачи, — немного грустно проговорила мам и крепче сжала его руку. — Ты этого заслуживаешь, как никто другой. Ваши с отцом понятия о счастье отличаются, но со временем, я верю, вы преодолеете эти противоречия.       Итачи не стал возражать, хотя всё ещё не верил в то, что отец оставит его в покое. Но он верил маме. Удивительно, но только ей удавалось в чём-то переубедить отца, уговорить его, заставить послушать.       Учихи вышли на задний двор, где Кин увлечённо кормила рыбок в пруду, сидя на корточках, и взяли с собой напитки. Уж больно хорош денёк, погода была уже летняя, тёплая. Все трое устроились на крыльце.       — Когда Итачи был годик, он хотел поиграть с рыбками и свалился в этот пруд, — вдруг с ностальгией начала мама, и Итачи уже не сдержался и закатил глаза.       — Как же обойтись без историй из детства? — Насмешливо поддел он.       — Мне интересно, — добродушно вмешалась Кин. — Что было дальше?       — Он выплыл, — непринуждённо ответила Микото, — сам. Я бежала через весь двор, от страха чуть не поседела, а он просто взял и выплыл. И даже не испугался совсем.       Кин увлечённо расспрашивала дальше, а Итачи расслабился и тоже принялся слушать мамины рассказы. Скоро им нужно будет уходить, Имари-сан не должна оставаться одна надолго, но пока у них ещё было время. Итачи не знал, сможет ли заставить себя прийти сюда в присутствии отца, поэтому назвал маме свой адрес. Она дала слово, что обязательно зайдёт к нему.       Ещё одной проблемой стало меньше, с сердца спал ещё один груз. Казалось, будто жизнь начала налаживаться. Оставалось самое трудное и страшное: решить вопрос с отцом.