Беглянка из Ивагакуре

      Несмотря на вялое состояние остаточного похмелья, Кин была окрылена. Она позавтракала с Итачи, они обсудили детали предстоящего переезда, и девушка тут же помчалась в лавку. Вещей у неё было не так уж и много, хотя гардероб значительно вырос с тех пор, как Кин поселилась в Конохе. Нужно было дождаться Тору-сана, который обещал вернуться к вечеру, и сообщить ему радостную новость. К этому же времени должен придти Итачи, чтобы помочь Кин с вещами.       Кин порхала по своей крохотной спаленке, собирала вещи, книги, которые она приобрела за этот год, банные принадлежности, обувь. Девушка то и дело наступала на скрипучую половицу, будто не замечая назойливый звук, однако вскоре она всё же обратила на неё внимание. Кин вдруг резко остановилась и задумчиво посмотрела на оттопыренный краешек деревянной поверхности. В этот момент целый поток лихорадочных мыслей, доводящих до паники, пронёсся у неё в голове: «как же я буду использовать краску незаметно? а если Итачи заметит? что ему сказать?». Когда Кин соглашалась жить с ним, то отчего-то не подумала об этих вещах. Она разводила краску сама, а ингредиенты покупала всегда в разных местах, чтобы не вызывать подозрений. Совместная жизнь с Итачи уже не позволит ей так ловко скрывать все свои тайны, и чувство эйфории моментально сменилось унынием и страхом. Кин вновь начала корить себя за ложь и притворство. Они с Итачи дошли до такого важного шага в отношениях, а он всё ещё понятия не имел, с кем связался. Тяжёлый груз вины надавил с новой силой, и Кин обессиленно рухнула на постель в полной растерянности.       Кин всегда было трудно разбираться в своих чувствах, а теперь их стало ещё больше, и все попытки понять саму себя с треском проваливались. Девушка была уверена, что любит Итачи, но временами задавала себе вопрос: а так ли это на самом деле? Может, это и не любовь вовсе, а просто привязанность и благодарность? Он действительно много сделал для неё, осчастливил своим присутствием в её жизни, но Кин знала, что при необходимости она без раздумий сбежит и оставит его. Кин восхищалась Итачи, всё в нём было почти идеально, но может ли это быть причиной для настоящей любви? И самое главное: способна ли Кин на настоящую любовь?       Девушка сидела на постели и злилась на себя, на свою неспособность принять окончательное решение, на растерянность и трусость, но ничего не могла поделать. Она так и не осмелилась рассказать Итачи правду о себе не потому, что не доверяла ему, а потому, что сомневалась в самой себе, в том, что она захочет остаться с ним. И даже здесь ей недоставало храбрости прямо об этом сказать. Кин ценила и уважала Итачи, оттого-то её ложь и недоговорённости тяготили так сильно. Теперь, когда он ждал её в своей квартире, когда она дала ему слово и была готова его сдержать, назад пути не было. Кин продолжила собирать вещи и решила, что вопрос с краской она решит по ходу дела.       Девушка отогнула край половицы и достала из проёма черный мешочек. Как только она взяла его в руки, то сразу же обнаружила нечто странное: пузырьков как будто не хватало. Кин открыла мешок и увидела в нём всего три маленькие баночки с краской, хотя она была уверена, что заготовила четыре. Конечно, девушка могла замотаться и забыть, что уже использовала один пузырёк, но Кин всё это показалось крайне подозрительным. Она продолжала задумчиво разглядывать мешочек, как вдруг в лавке раздался тяжёлый стук в дверь. Девушка испуганно вздрогнула и поспешила положить мешочек обратно и крепко придавить половицу, после чего поспешила к двери.       Она ожидала увидеть кого угодно, но только не её. Высокомерный взгляд сверху вниз, блестящие тёмные волосы, идеальные пропорции лица, роскошная фигура — Изуми не могла не вызывать зависть. Настрой её был довольно враждебным. Гостья не стала ждать, когда её пригласят, и уверенно вошла в лавку, на ходу пихнув Кин плечом.       Изуми медленно и лениво прошлась вдоль полок, провела рукой по всем поверхностям, до которых дотянулась, при этом её губы были напряжённо поджаты. Кин не боялась её и даже не чувствовала злобы, лишь лёгкое раздражение, было ясно, зачем пришла Изуми.       — Странно, что ты живёшь в книжной лавке, — с нескрываемой издевкой произнесла Изуми и, наконец, остановилась.       Девушка посмотрела на Кин со злобной улыбкой и слегка наклонила голову набок.       — Хотя, я слышала, это ненадолго, — добавила она.       Кин молчала. Ей нечего было сказать Изуми, хотелось лишь, чтобы она поскорее ушла.       — Для меня всё остаётся загадкой, — начала Учиха и стала медленно продвигаться в сторону Кин, — как же тебе удалось завоевать сердце Итачи? Может, ты ведьма?       Изуми нервно засмеялась.       — В смысле, в тебе ведь нет ничего примечательного, — с издевкой продолжала Изуми, — ни лицом, ни умом вроде бы не вышла, ни силы, ни талантов. В чём же дело?       — Не лучше ли спросить об этом у него? — С нескрываемым раздражением вопросила Кин и вальяжно откинулась на кассовую стойку, пристально наблюдая за гостьей.       — Я спрашивала, — равнодушно отозвалась Изуми, — но Итачи такой вежливый и тактичный, как всегда ловко уклонился от ответа. Вот я и подумала, может, ты мне ответишь.       — Плохо подумала, — огрызнулась Кин.       Она вдруг отметила про себя, что готова очень агрессивно отстаивать свои интересы. Еще пару месяцев назад Кин бы оробела в присутствии Изуми, но не сейчас. Ей надоело быть мишенью с самого детства. Учиха могла в одну секунду прикончить её, но Кин было плевать.       Впрочем, Изуми как-то зловеще улыбнулась и остановилась в метре от Кин.       — А ты не такая простушка, какой кажешься, — произнесла она. — Интересно, Итачи уже знает, как ты кусаешься?       — Знает, — сухо отозвалась Кин.       — Сомневаюсь, — протянула Изуми, не отрывая пронзительного взгляда от лица Кин.       — Зачем ты пришла? — Ледяным тоном поинтересовалась Кин.       — Сама не знаю, — пожала плечами Изуми. — Просто хотела… понять, кто ты. Можешь всё скидывать на ревность, но, видишь ли, Итачи очень дорог мне, мы старые друзья, и мне бы не хотелось, чтобы он горько ошибся.       — Он бы не ошибся, если бы выбрал тебя? — С лёгкой усмешкой осведомилась Кин.       — Как по мне, то лучше бы он никого не выбирал, но решать не мне. А вот ты… явно не самый удачный вариант.       — Возможно, — с самодовольной улыбкой согласилась Кин. — Но факт остаётся фактом: он любит меня. Придётся тебе с этим смириться.       — Нет, — злобно прошипела Изуми и приблизилась к Кин, их лица были почти на одном уровне, — я с этим не смирюсь, уж поверь.       — Так и продолжишь бегать за ним, как собачка? Это же…       Кин не успела договорить, потому как в этот самый момент Изуми наотмашь приложила её тыльной стороной ладони. В голове зазвенело, а правая сторона лица пылала от боли. Учиха схватила Кин за волосы одной рукой и приблизилась вплотную. Казалось, будто она напугана, даже в отчаянии, её руки дрожали, но в глазах горела ярость. Кин же оставалась на удивление спокойной.       — Я не позволю тебе разрушить жизнь Итачи. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы тебя не было в его жизни.       С этими словами Изуми резко отпустила Кин и стремительно удалилась.       Аптечка была под кассой, и Кин тут же принялась обрабатывать ссадину на губе. Она не чувствовала ни обиды, ни страха, ни унижения. Девушка знала, что спровоцирует Изуми, знала, что были риски, и ни о чём не жалела. Кин даже испытала какое-то странное удовольствие от чувства превосходства. Как бы ни была сильна Учиха физически, у Кин было то, чего так сильно хотела Изуми и не имела: любовь Итачи. Только вот Изуми действительно была нужна эта любовь, а Кин всё ещё не была в этом уверена.       Девушка просидела за кассовой стойкой довольно долго, практически не двигаясь. Она глубоко погрузилась в свои мысли, о боли на какое-то время забыла. Кин понимала, что глупо считать себя той, которая заняла чьё-то место. Только Итачи решать, с кем он хочет быть и как ему вообще жить. Но какая-то часть её всё равно чувствовала себя здесь лишней. Изуми была дома, она даже выглядела здесь гармонично, она хозяйка, а вот Кин так и осталась чужой незнакомкой, которая то и дело теряется и трусит.       Через какое-то время пришли страх и подозрение. Изуми вполне могла прийти просто потому, что ревновала и злилась, но Кин чувствовала, что что-то явно не так. «Я обещаю, что сделаю всё, чтобы тебя не было в его жизни», так сказала Изуми. И вряд ли это были пустые слова. Сначала импровизированный допрос от Фугаку-сана, потом это. Совпадение ли?       Кин в очередной раз подумала об Итачи. Как бы она ни хотела поставить соперницу на место, Изуми была права. Итачи действительно ошибался и постепенно разрушал свою жизнь, а через неопределённый срок разрушил бы и сам себя. Кин была худшей партией для него не только по причине их полярности, но и по причине прошлого девушки. Рано или поздно правда обязательно всплывёт, а, может быть, уже всплыла. Как бы там ни было, Кин хотела жить. Она понятия не имела, как и зачем, но это было важнее всего, даже возможности быть с Итачи.       — Беги, Хэруко, беги и не оглядывайся. Борись за свою жизнь всеми силами, выживай. И никогда, слышишь, никогда не возвращайся!       Маму сильно трясло, как и Нарин. Они обе сидели на полу в углу кухни, прижавшись друг к другу, а Хэруко сидела напротив.       — Они будут искать тебя, — продолжала мама. — Им не нужна правда, только кровь. Не дай им себя убить!       — Мама, ты…       — Я в порядке.       Глубокий порез был в области ключицы, оттуда бесконечно сочилась кровь и окрашивала голубой халат бурым цветом.       — Не волнуйся за нас, — прошептала Нарин. — Мы справимся. А ты беги!       Было так страшно, что в пору сойти с ума. Но ещё больше было ужасно тоскливо и тяжело прощаться.       Мама вдруг резко схватила Хэруко за ворот рубашки и притянула к себе.       — Пообещай мне, Хэруко, — хрипло проговорила она, — пообещай, что выживешь, что будешь бороться!       Хотелось спросить «зачем?», но вместо этого Хэруко коротко кивнула. Она обернулась и вновь посмотрела на остывающее тело. Хуже уже точно не будет.       Она обещала маме и любой ценой должна выполнить обещание. Даже если во всём её существовании больше не будет никакого смысла, даже если придётся предавать и обманывать, даже если придётся всю жизнь бежать и быть одной, Кин сдержит слово. В Конохе она успела забыть о важности данного обещания, даже с какой-то стати поверила в то, что можно жить нормально. Но лишь обманывала саму себя и, что самое страшное, Итачи. Нормально уже не будет. Никогда.       Но что ей было делать? С минуту на минуту должен вернуться Тору-сан, в это же время придёт Итачи. Как сказать ему, что она передумала? И стоит ли? До самого вечера Кин маялась и не могла разобраться во всей этой путанице.       В лавке хлопнула дверь и послышался голос Тору-сана:       — Я вернулся!       Кин вяло проковыляла из своей комнаты и вышла поздороваться. Хозяин лавки выглядел радостным, даже счастливым: его сделка с поставщиком прошла хорошо. Более того, решился вопрос с бандитами и лордом, который хотел убить Тору-сана: Коноха заступилась за старика, и лорд оставил попытки. Всё у Тору-сана шло хорошо, но присутствие Кин и ему может навредить.       — Что с тобой, Кин-чан? — Растерянно осведомился Тору-сан.       По всей видимости, она замерла на месте и задумалась, глядя на хозяина лавки. Кин встряхнулась и натянула фальшивую улыбку.       — Задумалась, — застенчиво пробормотала она.       — Ками, Кин-чан, что с твоим лицом?       Тору-сан смотрел на Кин испуганным взглядом и попытался подойти ближе, но девушка резко отпрянула. Она снова улыбнулась.       — Пустяки, — мягко отозвалась она. — С моей ловкостью лучше вообще не шевелиться. Ударилась о дверь, можете себе представить?       Тору-сан подозрительно прищурился, и Кин не была уверена в том, что он купился на эту неубедительную байку. Однако старик немного расслабился и кивнул, хотя продолжил с подозрением поглядывать на девушку. Кин решила сменить тему.       — Тору-сан, вы… случайно не видели Итачи?       — Нет, Кин-чан. Что-то случилось, так ведь?       — Да нет-нет, ничего, — суетливо отмахнулась Кин. — Просто… мы разминулись. Я жду его…       Тору-сан легонько улыбнулся.       — Не волнуйся, Кин-чан. Если Итачи-сан сказал, что придёт, значит непременно сдержит слово.       Это правда. Вот только Кин чувствовала, что там, за стенами лавки, что-то происходило, и Итачи не придёт. Она решила подождать ещё час, а потом решение будет принято само собой.

***

«Дорогой Итачи! Я пишу тебе это письмо, потому что слишком труслива, чтобы говорить, глядя тебе в глаза. Если ты читаешь эти строки, то меня здесь уже нет. Моё имя Хэруко Кавасаки, я родилась в семье шиноби клана Кавасаки, в деревне Ивагакуре, и с самого детства знала, что отличаюсь от своих родственников и соклановцев. Моя вина была в том, что я родилась без способностей к ниндзюцу, в этом было и моё проклятье. Лет с четырёх отец ежедневно напоминал мне о том, что я ничтожество, и учил смирению с помощью плётки и кулака. Ты, верно, задавался вопросом, откуда на моем теле столько шрамов. Вот ответ: это делал отец, Шиничи Кавасаки. Что можно сказать о нём? Ветеран двух войн, один из лучших шиноби Ивагакуре, верный воин, у всех был на хорошем счёту. На людях — достойный человек, дома — чудовище. И я, и мама с сестрой были в ловушке. Кто поверит глупым женщинам? Кто поверит, что герой деревни способен на такие зверства? Маму и сестру Нарин он почти не трогал. Вся его злость была направлена именно на меня, и я верила, что заслуживаю всё это, он заставил меня поверить. К слову, Нарин добивалась больших успехов на поприще шиноби, и отец вроде даже гордился ею, но не забывал ткнуть меня носом в то, что моя тринадцатилетняя сестра куда лучше и ценнее меня. Мама с каждым годом отстранялась всё больше, и я её понимаю. Она бы сошла с ума, если бы включалась во всё это. Все попытки заступиться за меня оборачивались для неё угрозой смерти, и все мы знали, что угрозы эти не пустые. В тот роковой день он был сильно пьян: отмечал годовщину с окончания войны. Мы все были дома, попрятались по углам, чтобы не попасться ему на глаза. Но отец вытащил нас всех, чтобы продавить свой авторитет, как будто многих лет до этого было недостаточно. А потом он сказал мне, что той боли, которую я испытывала все эти годы, было недостаточно, что я должна испытать что-то хуже ножа и кулака. Не хочу посвящать тебя во все эти подробности. Скажу лишь, что он ненавидел меня настолько сильно, что готов был сделать самое ужасное: убить маму и сестру, чтобы причинить мне сильнейшую боль из всех. Я знала, что сам он любил их обеих по-своему, но ненависть ко мне была сильнее. Нарин попыталась дать отпор, но её прикрыла мама и была сильно ранена. В тот момент что-то во мне сломалось. Я терпела унижения и боль с самого детства, но не могла допустить, чтобы подобное терпели любимые мною люди. В тот момент я подумала: «зачем я живу, если ни на что не могу влиять? Как я буду жить дальше, если буду просто стоять и смотреть, как убивают моих близких?» Он не ожидал моего удара, он был уверен, что я ущербна, что он выбил из меня любые попытки к сопротивлению. Но он недооценил мою любовь к маме и Нарин. Я схватила кухонный нож и воткнула в его шею так глубоко, как могла. Я убила своего отца. Намеренно, сознательно, хладнокровно. А теперь самое главное…»       Кин дописала письмо, которое получилось очень длинным, но в нём она сказала всё, что хотела. Девушка аккуратно сложила его и оставила на прикроватной тумбе. Возможно, Итачи найдёт его, может, не найдёт, может, его найдёт кто-то другой. Это было уже неважно. Вещи были собраны, но Кин взяла с собой только самое необходимое.       Было грустно уходить, не попрощавшись с Тору-саном, который ушёл к себе домой, и с Чи, которая наверняка до сих пор умирает в похмелье. Но эта грусть не шла ни в какие сравнения с пустотой, которая поселилась в сердце. Пришло время двигаться дальше.       Следовало действовать осторожно, ведь есть вероятность, что власти уже знают о Кин. Некая надежда теплилась в душе, ведь за целый день к Кин так никто и не явился после Изуми, но нельзя было полагаться лишь на догадки.       Девушка решила покинуть лавку через чёрный ход, ведущий в узкий переулок. Не оглядываясь и не поддаваясь сантиментам Кин вышла на улицу и огляделась. Было очень тихо, темно и душно, видимо, коноховцы, большие любители погулять ночью, решили остаться в прохладных домах. Тем лучше.       Кин беспрепятственно преодолела всю деревню, периодически сталкиваясь с редкими прохожими. Но никто не обратил на неё никакого внимания. Она не хотела идти к центральным воротам, но выбора не было. Если Кин удачно преодолеет зелёные ставни, то дальше её пути уже точно ничего не помешает.       Стражник, который сидел в своей будке возле ворот, краем глаза глянул на Кин, но едва ли придал значение. Обычные люди днём и ночью спокойно проходят через эти ворота туда-обратно, и ничего необычного в этом нет. Если бы Кин была шиноби, то, разумеется, её бы заметили.       Сердце пропустило пару ударов, когда Кин прошла через ворота и вышла на дорогу. Был соблазн обернуться, но девушка боялась, что её хладнокровная решимость тут же пошатнётся, поэтому она продолжила свой путь.       Десять шагов от зелёных ворот, двадцать, тридцать — и её путь был перекрыт двумя шиноби в масках. Кин, к своему собственному удивлению, была спокойна и собрана. Она как будто ждала этого, знала, что это конец. Кин обернулась и увидела ещё двоих. Они ничего не предпринимали, пока к ним, шаркая по пыльной дороге, не подошёл ещё один товарищ. Девушка в стандартной форме шиноби, с длинными рыжими волосами и задорными веснушками на болезненно знакомом и родном лице.       — Куда-то собралась, Кин?