Беглянка из Ивагакуре

      Ей не нравились эти перемены. Было куда приятнее ничего не чувствовать, не знать жалости и милосердия, никого не любить и ни в ком не видеть авторитетов. Кин называла это подлинной свободой. А теперь её снова хотят сделать заложницей собственных эмоций.       С самого начала Кин не верила в успех Итачи, она откровенно насмехалась над его неубедительными попытками пробудить в ней былые чувства. У него ничего не получалось довольно долго, но всё изменилось так быстро, что Кин не успела уловить этот момент и предотвратить его. Она сама не заметила, как чувства постепенно начали к ней возвращаться, а после Итачи добил её жестокими словами:       — Мои чувства к тебе давно угасли. Стремление помочь тебе обусловлено лишь двумя причинами: твоя сестра попросила об этом и таков мой долг перед миром шиноби.       Сперва Кин ощутила лёгкую покалывающую обиду, связанную лишь с уязвлённым самолюбием. Как он посмел говорить такое, особенно после того, что было в кабинете? Итачи наверняка пытается отомстить, сделать больно и бьёт тем же оружием, что и Кин. Но после девушка начала раз за разом прокручивать в голове его слова, и зудящие мысли стали мучать её своим навязчивым присутствием.       Кин воспринимала любовь Итачи как данность, как что-то незыблемое и непоколебимое. Даже в худшие времена она не боялась, что он может разлюбить её. Как такое возможно? Теперь же воспоминания заставили Кин крепко задуматься о такой возможности.       Она лгала ему, лгала постоянно и даже по мелочам. Итачи простил ей это.       Она не доверяла ему, была замкнутой и холодной, не давала ему ответного тепла, которого он так ждал. И это Итачи простил ей.       Она предавала его в своих мыслях бессчётное количество раз и несколько раз на деле. Итачи простил.       Она бросала его трижды, не оборачиваясь. Первые два раза Итачи простил и даже спас её от смерти и чего похуже. Но простил ли третий? Вот тут и состояла загвоздка.       Могли ли его чувства угаснуть спустя годы разлуки? Вряд ли. Сомнительно, что время способно погасить чувства такого человека, как Итачи.       Могли ли они угаснуть из-за смертей Учихи Фугаку и Дэичи? Тоже маловероятно. Это, безусловно, подкосило их обоих и изменило многое, но точно не любовь Итачи.       Кин сама растоптала эту любовь своими поступками, своими решениями и своим поведением. Терпение Итачи может быть удивительно крепким и выносливым, но не безграничным. Когда об твои чувства из раза в раз вытирают ноги, они имеют свойства перегорать. Что, если именно это и произошло?       Ещё какой-то месяц назад Кин бы даже бровью не повела от подобного факта, но теперь всё было иначе. Теперь, когда она видела Итачи, холодного, отрешённого и неприступного, всё внутри неё переворачивалось от волнения. Кин ненавидела это.       Она продолжала язвить, чтобы защититься, но уже без всякого энтузиазма. Кин больше не хотела причинять ему боль. Она больше не чувствовала необходимости в мести через унижения и провокации. Ей больше не приносило удовольствие втаптывать Итачи в грязь. Впрочем, на него всё это больше не действовало.       После очередной смены в книжной лавке Кин уныло поплелась в свою мрачную обитель — крошечную квартиру, которую ей предоставили власти Конохи. Такая щедрость вызывала в Кин недоумение: в любой другой деревне преступникам вроде неё хорошо если тюремная камера достанется, а то и вовсе тесная могила без опознавательных знаков. Все были к ней добры, проявляли чуткость и терпение, хоть она этого и не заслужила. Эти обстоятельства заставляли Кин испытывать давно забытое чувство стыда и вины.       — Будет больно.       Кин приготовилась, крепко вцепившись в края операционного кресла.       Тоби не соврал. Кин поразила страшная боль. Это было в голове, в мозгу, в крошечных частицах мозга. Боль как будто точечно и четко била по каждой этой частице, и девушка подумала, что её голова вот-вот лопнет. Наверное, Кин кричала, она бы не смогла сказать точно. Но сломанные в мясо ногти о многом говорили. Где-то издалека, как будто в вакууме, послышался голос Тоби:       — Контролируй сознание, Хэруко. Сосредоточься.       Легко ему говорить. Не так уж просто контролировать сознание, когда из твоего мозга делают решето.       Тем не менее, Кин изо всех сил поборола эту адскую боль в голове, а миллионы картинок перед глазами смешались и сузились до одной чёрной точки. На ней-то девушка и сосредоточила своё внимание.       — Убери его из своей головы! — Рявкнул Тоби.       «Кого его?», лихорадочно подумала Кин.       — Итачи, — ответил Тоби на её мысленный вопрос. — Он мешает.       Кин понятия не имела, откуда там взялся Итачи, если она сама не видела его. Однако в эту же секунду его образ вырос из той самой точки. Это был не тот Итачи, который потерял отца. И не тот, у которого было разбито сердце. И не тот, кого она бросила. Это был Итачи, которого она впервые встретила, Итачи, в которого она влюбилась.       Почему именно он? Кин не могла это объяснить. Однако это образ Итачи спас её от безумной боли и заставил сосредоточиться.       — Он убил твоего отца, Хэруко, — и снова голос Тоби. — Если хочешь сосредоточиться на Итачи, то выбирай ненависть. Она всегда проста и объяснима.       Он явно поднажал, потому как пульсирующие удары по участкам мозга усилились. Кин думала, что они тренируются в противостоянии гендзюцу, но явно ошиблась. Тоби пытался заставить её забыть любимых людей либо пропитаться ненавистью к ним. Эта мысль заставила Кин запротестовать. Она принялась мысленно барахтаться и вырываться из этих крепких пут, но безрезультатно.       — Уже поздно сопротивляться. Отпусти, и станешь свободной.       Кин часто вспоминала те мрачные и жуткие дни в логове «Мадары». Тоби творил с ней страшные вещи, чтобы пробудить силу и ненависть. Со временем ему это удалось. Сейчас, когда в Кин уже почти не осталось ненависти, она невольно содрогалась от тех жутких картин из прошлого и задавалась вопросом: как она позволила творить с собой такое?       Почти каждую ночь Кин снился один и тот же сон: она стоит в чёрном пустом пространстве и не чувствует саму себя, своё тело, и ничего не происходит. Изредка к ней является Тоби и велит убить себя. После этого сна Кин просыпается в холодном поту посреди ночи и пытается отдышаться, но видение не отпускает её. Ей кажется, будто темнота продолжает обволакивать её, душить, а потому она включает ночную лампу и не выключает до самого рассвета.       В такие моменты Кин всегда думает об Итачи. Если бы он был рядом с ней, то, может, ей не было бы так страшно. Но какой уж теперь толк об этом думать? Его больше не будет рядом в трудную минуту, как бывало раньше, а значит необходимо справляться со всем этим самостоятельно.       — Чего замерла?       Мужской голос вырвал Кин из глубоких раздумий, и она встряхнулась. Девушка сама удивилась тому, что оказалась у ворот в квартал Учиха. Видимо, ноги сами принесли её сюда, пока голова была полна тревожных и мрачных мыслей. Полицейский Учиха беспристрастно смотрел на неё и ждал ответа, а Кин тем временем поражалась тому, как тело потеряло связь с разумом.       Ответ нашёлся сам собой:       — Я… мне нужно поговорить с капитаном.       Стражник с подозрением нахмурился.       — Зачем? — Вкрадчиво спросил он, а после его взгляд зацепился за что-то за спиной Кин. Это наверняка были АНБУ, которые уже почти и не скрывали своего присутствия. — А-а-а, это ты. Что тебе нужно?       — Я же сказала...       — Я слышал, — пренебрежительно перебил её стражник. — Для чего тебе с ним говорить?       Кин чувствовала себя оскорблённой до глубины души, но никак не показала этого. Она лишь злобно оскалилась и смерила Учиху крайне недобрым взглядом.       — Это моё личное дело, — холодно отрезала она. — Ты можешь не пустить меня, но что скажет капитан, когда узнает, что важный заложник добровольно захотел поговорить с ним, а ты не позволил?       Кажется, этот довод подействовал, потому как Учиха даже слегка побледнел и постарался незаметно сглотнуть. Кин мысленно отметила, что Итачи, кажется, начал слегка пугать своих подчинённых. Тем лучше для неё.       — Ладно, — сварливо отозвался стражник, — иди. Но чтобы в следующий раз согласовывала свои визиты.       Кин миленько улыбнулась и бесстрастно прошествовала мимо стражника. Она была спокойной, когда прошла через ворота, но внезапно внутри у неё разразилась настоящая борьба. О чём ей говорить с Итачи? Во время последней встречи он довольно ясно выразил свою позицию касательно Кин. Она понятия не имела, с чего начать разговор, но всё равно шла вперёд.       В участке её тоже встретили не очень радушно, но девушка на посту сказала, что Итачи взял выходной. Она смотрела на Кин слишком враждебно, и это начало напрягать.       — Зачем тебе тайчо? — Спросила она грубее, чем наверняка планировала.       — У вас что, один мозг на всех что ли? — Огрызнулась Кин, и девушка угрожающе встала. — Да сядь ты, Ками милосердный! Личное дело у меня к нему. Так он дома, говоришь?       — Понятия не имею, — враждебно отозвалась Учиха. — Лучше тебе вообще не появляться в нашем квартале и не трогать капитана.       — Это что, угроза? — С насмешкой вопросила Кин, а после её осенило. — Да ты в него втрескалась!       Девушка покраснела, а Кин раскатисто хохотнула. Она хотела высмеять эту девочку, но ей вдруг стало не по себе. Это неприятное скребущее чувство, от которого колет в затылке. Ревность?       — Заткнись, пока я не бросила тебя в камеру, — процедила Уичха сквозь зубы, хотя и сгорала от смущения.       Кин пренебрежительно махнула рукой и уже была на пути к выходу, как девушка произнесла ей в след:       — Он больше не любит тебя, поэтому тебе не удастся его сломить.       Кин замерла на пару секунд, поражённая столь жестоким заявлением. Эта девушка, кажется, много знает. Итачи рассказал ей? Зачем? Впрочем, Кин не стала отвечать на это и просто продолжила свой путь.       Идти к дому Итачи становилось всё тяжелее и тяжелее. Кин всё сильнее начала осознавать, что он её больше не любит, и от этого её окатывали волны боли. Как же хорошо было ничего не чувствовать...       На прошлой неделе Микото-сан с гордостью сообщила, что Итачи обзавёлся собственным домом в квартале, но Кин его не видела и не знала, где он находится. Пришлось спрашивать прохожих, но едва ли это было правильным решением. Учихам стоило только взглянуть на неё, как их будто ошпаривало током, и они спешили отойти подальше. Кин это не задевало: её всю жизнь сторонились. Однако в этот раз эти люди, кажется, не столько презирали её, сколько боялись.       Женщина в пекарне была так занята тестом, что даже не взглянула на Кин. Она сварливо назвала ей адрес, лишь бы её больше не отвлекали. Кин, вполне удовлетворённая результатом, бодрым шагом зашагала по указанному адресу.       Дом находился на окраине квартала, ближе к внешним границам. Кин невольно подумала, что место выбрано неслучайно: видимо, Итачи даже дома хочет всегда быть на страже клана и деревни. На самом деле, его новое жилище выглядело довольно мило: небольшой домик в традиционном стиле был обшит деревянными панелями, с двускатной остроконечной крышей и бумажными сёдзи. Маленький дворик был покрыт идеальным газоном, узкая деревянная дорожка шла от низких ворот к дому. Кин вдруг с тоской осознала, как же Итачи шёл традиционный стиль, даже несколько старомодный, но такой уютный.       Девушка неуверенно открыта калитку и прошла по дорожке к двери. Она несколько секунд топталась на месте, борясь с желанием убежать со всех ног, но всё же решилась постучать в дверь. Сначала тихо и неуверенно, а когда ответа не последовало, постучала уже более основательно. Тогда через пару секунд на пороге появился он.       Кин чуть не поперхнулась от неожиданности и даже невольно сделала полшага назад. Лицо Итачи как всегда было невозмутимым, а в последнее время даже казалось суровым. Когда он в последний раз по-настоящему улыбался? Но не только лицо привлекло внимание Кин: Итачи, видимо, только вышел из душа, и на нем были шорты и майка, которая обнажала ключицы, плечи и руки. Даже в состоянии контроля Кин не могла не отмечать его привлекательность, но сейчас она не могла унять дрожь в коленях. На самом деле, за те два года, что они не виделись, Итачи возмужал, будто бы стал выше, шире в плечах, крепче. Он отстриг свои длинные волосы, и новая причёска лишь подчеркнула основательные скулы и волевой подбородок.       Так Кин разглядывала его, казалось, целую вечность, пока Итачи не прервал её:       — Зачем пришла?       В последнее время он был грубее, чем обычно, но Кин это не особо смущало. Её это даже привлекало.       — Поговорить, — сухо ответила девушка и ненароком скрестила руки на груди.       Итачи вдруг как-то странно на неё посмотрел. Кин даже показалось, что он сдержал улыбку, но ей это совсем не понравилось. Из него сквозило самодовольством, будто он задумал что-то остроумное или гадкое. Впрочем, Кин уже более двух лет пребывала в постоянном напряжении и поиске предателей и врагов, а потому ей могло показаться всё что угодно.       — Уверена, что хочешь зайти? — Спросил Учиха и вальяжно облокотился на дверной косяк.       Кин в недоумении нахмурилась.       — А ты уверен? — Она решила тоже быть самодовольной. — Или ты там труп прячешь в ванной?       — Я ничего не прячу, — спокойно отозвался Итачи и выпрямился. — Хорошо, проходи.       Он отошёл в сторону, и Кин прошла через порог, стараясь казаться увереннее. Внутри тоже было довольно мило, в традиционном стиле. В новом доме пахло лишь деревом и бумагой, никакой краски или штукатурки. Итачи всегда был щепетилен.       — Очень милый дом, — заметила Кин, лениво прохаживаясь по гостиной, а после повернулась к Итачи. — Хорошо, когда не надо просить разрешения переехать.       Она пыталась задеть его по привычке, без всякого намерения и энтузиазма. Учиха, впрочем, уже привык, а потому лишь кривовато ухмыльнулся.       — Теперь надо завести собаку или кота, — деловито продолжала Кин, понимая, что начинает ужасно нервничать.       — Сперва надо найти того, кто будет дома, чтобы ухаживать за собакой или котом, — ледяным тоном ответил Итачи.       Кин не решалась посмотреть на него в этот момент. Она не хотела, чтобы он видел её слабости, чтобы думал, будто он победил.       — Уверена, желающих полно, — холодно вставила Кин. — В участке, например, сидит целый страж твоего личного покоя.       — Это Джун, — непринуждённо ответил Итачи. — Лучше не обижай её: она способна уничтожить твой мозг одним взглядом. В прямом смысле.       — Как страшно, — презрительно протянула Кин.       Снова это колюще чувство, от которого нервы натягиваются струной. В этот момент Кин услышала какой-то звук из глубины дома и замерла.       — Ты забыл выключить воду в душевой? — Подозрительно осведомилась она и, наконец, вновь посмотрела на Итачи.       Его лицо ничего не выражало, но от взгляда у Кин затряслись колени. В глазах Итачи горел какое-то нездоровый огонёк, огонёк возмездия. Осознание пришло с опозданием, вместе с мелодичным женским голосом из ванной комнаты:       — Итачи, принеси полотенце!       Итачи пристально смотрел на Кин, а она смотрела на него. Это была до странности неловкая и одновременно болезненная ситуация. Она могла ожидать от Учихи чего угодно, но не этого. Итачи же после нескольких секунд зрительного контакта, направился вглубь дома, как видно, за полотенцем. А Кин оцепенела. Сейчас было самое время уйти и не дать ему увидеть её потрясение, но всё её тело замерло.       На самом деле внутри Кин происходило что-то ещё, что-то крайне серьёзное: сердце болезненно сжалось, перестав на какое-то время гонять кровь по венам, а после забилось в быстром темпе, больно ударяясь о грудную клетку. Дыхание стало частым, в ушах зазвенело, а в глазах заплясали белые точки. Кин стало дурно.       Печать давала о себе знать.       Кин не знала о печати, ей сказали о ней уже в Конохе. Она не злилась на Тоби, она была даже благодарна ему. Однако теперь Кин хотела вырвать сердце вместе с печатью: настолько эти муки были нестерпимы. Видимо, её могучий наставник не предусмотрел подобного исхода либо был уверен в крепости печати. По всей видимости, он недооценил Итачи и ту любовь, которую Кин к нему испытывала.       Учиха вернулся быстро, но Кин показалось, что прошла вечность. Она замерла посреди гостиной, всеми силами пытаясь унять боль: и физическую, и моральную. Кин вспомнила все страдания, которые она испытывала по милости Шиничи, а после и Тоби. Разве эта боль сравнится с теми ужасами? Ей ломали кости, её резали и жгли, её пытали гендзюцу, открывали все каналы чакры по крупицам. Происходящее сейчас просто сущий пустяк. Тогда почему она не может пошевелиться?       — Зачем ты пришла? — Голос Итачи оказался ближе, чем она рассчитывала, и это заставило её вздрогнуть от испуга.       Кин медленно повернулась к нему и поняла насколько близко от стоял: настолько, что она могла чувствовать его запах и ощущать его дыхание на своей коже. Кин невольно отшатнулась на пару шагов назад, но всё же взглянула в глаза Итачи. Действительно, зачем она пришла?       — Я не знаю, — на удивление твёрдо ответила Кин. — Просто гуляла и хотела взглянуть на твой новый дом.       Несмотря на твёрдость её голоса, Итачи раскусил ложь. Он с подозрением нахмурился, глядя сверху вниз, но ничего не ответил.       Кин уже справилась с дыханием и даже смогла игнорировать боль. Она выдавила скупую улыбку и снова оглядела помещение.       — Очень мило, — холодно констатировала она. — Хорошо, если эти стены сделают тебя счастливым.       Кин говорила без всякого выражения, но голос её дрогнул на мгновение. Девушка легонько кашлянула и смущённо отвела взгляд. Итачи смотрел пристально, и от его тяжелого взгляда Кин невольно ёжилась. Хотелось убежать и спрятаться, а лучше испариться в воздухе, чтобы он не смотрел на неё так. Пауза становилась до крайности напряжённой, и достигла предела, когда в гостиную вошла девушка.       — Прикупил бы ты женского мыла что ли, а то… — она осеклась, когда увидела Кин.       Девушка была в одном полотенце, обмотанном вокруг стройного, но, без сомнений, сильного и упругого тела. Она была достаточно высокой, куда выше Кин, бесконечно длинные ноги тянулись от коротенького полотенца к полу, а там изящные босые стопы. Мокрые волосы средней длины были зачёсаны назад, и девушка то и дело поправляла их пальцами. Смуглая атласная кожа блестела после душа. Лицом она была не столько красивой, сколько яркой и эффектной. Тёмные глаза смотрели с любопытством, прямо и без капли смущения. Ей, кажется, вообще было всё равно на свой внешний вид и на ситуацию в целом.       — Привет, я… — уверенно начала она, обращаясь к Кин, но Итачи перебил её:       — Иди-ка оденься.       Он сказал это до неприличия эротично и ухмыльнулся, оглядывая девушку с ног до головы. Кин сглотнула тяжёлый и тугой комок разочарования, но внешне постаралась ничем не выдать своего плачевного состояния.       Его гостья как-то странно нахмурилась, но всё же последовала совету и удалилась. Кин смотрела ей вслед и словно не верила в то, что увидела только что. Итачи не считал нужным обременять её объяснениями и просто молча ждал и смотрел, следил за реакциями. Кин собрала в кулак всю волю, которую имела, и кривовато оскалилась.       — Как интересно, — ехидно произнесла она и посмотрела на Учиху с вызовом. — Наш мальчик вырос.       Итачи опять промолчал и лишь безразлично хмыкнул. Кин понимала, что пора бежать, потому как сердце продолжало набирать темп, и бешеный стук отдавался в ушах. Не хватало ещё рухнуть в обморок прямо здесь, у его ног.       — Ну, не буду мешать, — деловито проговорила Кин и спокойным шагом направилась к выходу. Она обернулась и выдала наглую усмешку. — Не забывай предохраняться, дорогуша.       Ждать его ответа или реакции уже не было сил. Кин выскочила из дома Итачи и на всех парах помчалась прочь из квартала Учиха. Она бежала, не оглядываясь, до своей квартиры, не обращая внимания на боль в груди и во всём теле. Казалось, будто печать убивает её. Что если так и есть? Было уже неважно.       Кин вломилась в свои апартаменты и размашисто захлопнула за собой дверь. После чего обессилено сползла по ней на пол и больше не вставала несколько часов подряд.       Когда уже придут Акацуки и просто казнят её за предательство? Вечно это ожидание возмездия, казни… Кин надеялась, что хоть в этот раз до неё доберутся. Надоело.